Погибла жизнь на землѣ; прекратилась она послѣдовательно и на другихъ планетахъ; погасло наконецъ самое солнце, но звѣзды сіяли по прежнему; въ безпредѣльной вселенной по прежнему горѣли солнца, освѣщая и согрѣвая кружащіеся около нихъ міры.

Вѣчность безгранична и безмѣрна; время же, какъ нѣчто условное и относительное, находится въ зависимости отъ каждаго міра и даже отъ ощущеній каждаго изъ живущихъ въ томъ мірѣ существъ. Каждое изъ небесныхъ тѣлъ имѣетъ собственную мѣру времени. Годы земли не то, что годы Нептуна. Но и годъ Нептуна, состоящій изъ ста шестидесяти четырехъ нашихъ годовъ, не длиннѣе земного года въ сравненіи съ вѣчностью. Между временемъ и вѣчностью нѣтъ никакой общей мѣры. Въ пустомъ пространствѣ не существуетъ и времени; тамъ некому считать ни годовъ, ни столѣтій, хотя возможность измѣренія времени имѣется; и если когда нибудь здѣсь окажется какой либо вращающійся шаръ, то начнется и самое измѣреніе.

Пока нѣтъ какого нибудь періодическаго движенія, до тѣхъ поръ нельзя составить себѣ никакого понятія о времени.

Земли не существовало болѣе на свѣтѣ. Въ новой вселенной не было ни земли, ни ея ближайшаго сосѣда, маленькаго Марса, ни красавицы Венеры, ни колоссальнаго міра Юпитера, ни странной міровой системы Сатурна, давно потерявшаго свой лучезарный вѣнецъ, ни медленно двигавшихся шаровъ Урана и Нептуна, ни даже самого божественнаго солнца, чей животворный огонь втеченіе столькихъ вѣковъ оплодотворялъ всѣ эти небесныя земли, купавшіяся въ волнахъ его тепла и свѣта. Солнце обратилось въ темный, лишенный всякаго свѣта, шаръ; такими же, никому невидными, темными и мертвыми шарами сдѣлались и планеты; и весь этотъ невидимый міровой строй продолжалъ по прежнему летѣть въ безпредѣльномъ междузвѣздномъ пространствѣ среди страшнаго холода и безразсвѣтнаго мрака. Съ точки зрѣнія жизни всѣ эти міры были мертвы; ихъ какъ будто не существовало болѣе. Они пережили свое время подобно развалинамъ мертвыхъ городовъ Ассиріи, открываемыхъ археологами среди какой нибудь дикой и безжизненной пустыни, и продолжали кружиться и двигаться, оставаясь невидимыми и неизвѣстными никому.

Никакой геніальный умъ, никакое вдохновеніе не могло бы угадать это исчезнувшее время и вновь призвать его къ жизни, воскресить тѣ древніе дни, когда весело носилась въ пространствѣ земля, упоенная до опьяненія свѣтомъ солнца, со своими безпредѣльными зелеными равнинами, просыпающимися при первыхъ утреннихъ лучахъ, со своими рѣками, извивающимися подобно громаднымъ змѣямъ среди ея материковъ, со своими веселыми рощами, оживленными пѣніемъ птичекъ, со своими дремучими лѣсами, полными таинственной тѣни, со своими морями, вздымающимися при могучемъ призывѣ луны и солнца и покрывающими берега волнами своихъ приливовъ, или ревущими во время бури; кто могъ бы угадать, что на землѣ существовали горы съ шумящими по ихъ склонамъ водопадами и потоками, что на ней волновались золотистыя хлѣбныя нивы, красовались великолѣпные сады, пестрѣвшіе роскошными цвѣтами, что здѣсь были гнезда птицъ и колыбели младенцевъ, что на этой землѣ одно за другимъ жили безчисленныя поколѣнія людей, весело трудившіяся при радостномъ свѣтѣ солнца, измѣнявшія своею дѣятельностью лицо земли и наслѣдовавшія другъ другу, благодаря безпредѣльнымъ очарованіямъ любви. Тогда всѣ это счастье, всѣ эти радости казались вѣчными. И что же сталось теперь съ этими утрами и вечерами, съ этими цвѣтами и любовью, съ этими лучами и благоуханіями, съ этими пѣснями и весельемъ, со всею этой красотой, со всѣми мечтами? Все это теперь умерло, всѣ исчезло, всѣ погрузилось въ вѣчный мракъ.

„Тогда энергія сдѣлается неспособною къ дальнѣйшимъ преобразованіямъ. Это будетъ не ничто, такъ какъ представленіе это не имѣетъ смысла, этого нельзя назвать неподвижностью въ собственномъ смыслѣ, потому что то же самое количество движенія будетъ существовать всегда подъ видомъ атомическихъ движеній, но это будетъ отсутствіе всякаго ощутимаго движенія, всякой разницы въ немъ, всякаго измѣненія въ направленіи, то-есть это будетъ безусловная смерть".

Вотъ что говоритъ намъ современное математическое знаніе.

Въ самомъ дѣлѣ наблюденіемъ установлено, что съ одной стороны количество вещества остается постояннымъ, а съ другой — столь же постояннымъ остается и количество силы или энергіи среди всѣхъ положеній и всѣхъ видоизмѣненій, которымъ подвергаются тѣла, а между тѣмъ міръ стремится къ состоянію равновѣсія, къ состоянію равномѣрнаго распредѣленія тепла. Теплота солнца и всѣхъ другихъ свѣтилъ повидимому представляетъ собою видоизмѣненіе первоначальнаго движенія и происходитъ отъ столкновенія частицъ между собою; она непрестанно излучается въ пространство, и это продолжится до тѣхъ поръ, пока всѣ свѣтила не охладятся до температуры самого пространства. Поэтому если мы допустимъ, что наши нынѣшнія познанія, что наша механика, физика и математика заслуживаютъ полнаго нашего довѣрія, если допустимъ постоянство законовъ, управляющихъ въ настоящее время веществомъ и мышленіемъ, то вселенная должна имѣть именно такой конецъ.

Передъ лицомъ вѣчности сотня милліоновъ, тысяча милліоновъ лѣтъ или вѣковъ — все равно какъ одинъ день. Вѣчность впереди, вѣчность позади; такъ что кажущаяся продолжительность всякаго времени совершенно исчезаетъ, обращаясь въ одну лишь точку. Научное изученіе природы и познаніе ея законовъ приводитъ насъ опять къ старому вопросу, возбуждаемому богословами со временъ Зороастра, Платона, Августина, Фомы Аквинскаго и вплоть до того простодушнаго семинариста, который вчера только удостоился постриженія; вопросъ этотъ состоитъ въ томъ, что дѣлалъ Богъ до сотворенія міра и что будетъ онъ дѣлать послѣ его кончины? или въ нѣсколько менѣе антропоморфическомъ видѣ — такъ какъ Богъ непознаваемъ и непостижимъ — тотъ же вопросъ выразится такъ: „Въ какомъ состояніи была вселенная до установленія настоящаго порядка вещей и въ какомъ состояніи будетъ она послѣ этого?"

Нужно замѣтить, что вопросъ останется тѣмъ же самымъ, допустимъ ли мы существованіе личнаго Бога, мыслящаго и дѣйствующаго съ опредѣленною цѣлью, или не допустимъ въ природѣ никакого духовнаго начала и будемъ представлять ее состоящей изъ однихъ лишь неуничтожимыхъ матеріальныхъ атомовъ и изъ силъ, выражающихъ собою нѣкоторое неизмѣнное и столь же неуничтожимое количество энергіи. Въ первомъ случаѣ, почему Богъ, эта вѣчная и несотворенная сила, оставался сперва въ бездѣйствіи, или почему онъ вышелъ изъ этого состоянія бездѣйствія, если оно удовлетворяло его безпредѣльному и безусловному величію, которое ничѣмъ не можетъ быть увеличено; почему же онъ измѣнилъ это состояніе и создалъ вещество и силу? Теологъ можетъ на это отвѣтить: „Потому что это доставило ему удовольствіе"; но философъ не удовлетворится такимъ измѣненіемъ въ божественной идеѣ. При второмъ способѣ воззрѣнія на міръ, такъ какъ начало настоящаго порядка вещей придется отнести къ какой нибудь опредѣленной эпохѣ и такъ какъ не бываетъ дѣйствія безъ причины, то мы имѣемъ право задать вопросъ о томъ, какое состояніе вещей предшествовало образованію современной намъ вселенной?

Очевидно, нельзя спорить противъ того, что энергія, хотя она и неуничтожима, всюду имѣетъ стремленіе разсѣяться, а это должно привести ко всеобщему покою и смерти, такъ что математическое разсужденіе и выводъ изъ него непогрѣшимы.

Однако мы не допускаемъ этого.

Почему?

Потому что вселенная не представляетъ конечной величины.

Невозможно понять, чтобы существовалъ предѣлъ распространенію вещества въ пространствѣ. Безконечное пространство представляетъ намъ неизсякаемый источникъ преобразованія всякой „возможной" энергіи въ ощутимое для насъ движеніе, а изъ него въ теплоту и другія силы; поэтому на вселенную нельзя смотрѣть, какъ на простой, конечный механизмъ, идущій подобно заведеннымъ часамъ и могущій остановиться навсегда.

Будущее вселенной, это — ея прошедшее. Если бы ей суждено было когда нибудь имѣть конецъ, то она уже давно и достигла бы его, и намъ теперь не только не пришлось бы заниматься этимъ вопросомъ, но и существовать на свѣтѣ.

Мы видимъ во всемъ начало и конецъ только потому, что наши понятія обо всемъ конечны. Мы не въ состояніи понять, чтобъ могъ существовать абсолютно безконечный рядъ измѣненій въ будущемъ, равно какъ и въ прошедшемъ; мы не въ состояніи также понять безконечныхъ рядовъ сочетаній вещества, дѣлающихъ возможными переходъ изъ планѣтъ въ солнца, изъ солнцъ въ системы солнцъ, изъ системъ солнцъ въ рои солнцъ или млечные пути, въ звѣздныя вселенныя, и такъ далѣе, и такъ далѣе. Но современный намъ видъ неба ясно указываетъ намъ на эту безконечность. Мы не постигаемъ ни безконечности пространства, ни безконечности времени; но еще менѣе мы можемъ понимать какой бы то ни было предѣлъ, ограничивающій пространство или время, потому что наша мысль тотчасъ же перескакиваетъ черезъ этотъ предѣлъ и смотритъ, что такое за нимъ. Мы постоянно можемъ передвигаться своею мыслью въ пространствѣ въ любомъ направленіи, не встрѣчая нигдѣ конца, и сколько бы ни увѣряли насъ въ томъ, что, начиная съ извѣстнаго момента, время перестанѣтъ существовать, мы ни на минуту этому не повѣримъ и никогда не согласимся смѣшать время само по себѣ съ человѣческими способами его измѣренія.

Мы живемъ среди безконечности, хотя и не подозрѣваемъ этого. Та рука, что держитъ это перо, состоитъ изъ вѣчныхъ и неуничтожимыхъ атомовъ; составляющіе ее атомы существовали уже въ солнечной туманности, изъ нѣдръ которой вышла наша планета, и они будутъ существовать во вѣки вѣковъ. Ваша грудъ дышетъ и ваша голова мыслитъ, благодаря тому же веществу и тѣмъ же силамъ, которыя дѣйствовали уже милліоны лѣтъ и будутъ дѣйствовать безъ конца. И то маленькое шарообразное тѣло, которое служитъ нашимъ жилищемъ, вовсе не стоитъ въ центрѣ ограниченнаго со всѣхъ сторонъ міра, а брошено и летитъ куда-то среди безпредѣльной бездны, затерялось гдѣ-то на ея днѣ, подобно самой далекой звѣздѣ, какую только можетъ открыть намъ телескопъ.

Наилучшее опредѣленіе Вселенной, какое когда либо было сдѣлано, всѣ еще принадлежитъ Паскалю: Вселенная, это — сфера, которой центръ вездѣ, а окружность нигдѣ; къ этому до сихъ поръ ничего не прибавлено, да и нечего прибавить.

Но эта безконечность вселенной совершенно обезпечиваетъ ея вѣчность,

Звѣзды за звѣздами, рои солнцъ за роями, „тьмы за тьмами", милліарды звѣздъ за милліардами, вселенныя за вселенными идутъ безпредельно во всѣхъ направленіяхъ. Мы вовсе не находимся близъ какого нибудь центра, ибо такового вовсе не сущеетвуетъ, и наша земля подобно самой далекой звѣздѣ, о которой мы сейчасъ упоминали, лежитъ на днѣ глубочайшей бездны безконечности.

Нѣтъ конца пространству. Полетимъ мысленно въ любомъ направленіи среди безпредѣльнаго неба, съ какою угодно скоростью; мы можемъ такъ летѣть мѣсяцы, годы, столѣтія; мы можемъ летѣть такъ всегда, и нигдѣ мы не встрѣтимъ никакого препятствія нашему полету, нигдѣ мы не встрѣтимъ никакой границы, и всегда останемся лишь въ преддверіи Вселенной, вѣчно открытой передъ нами...

Нѣтъ конца времени. Проживемъ мысленно всѣ грядущіе вѣка, будемъ прибавлять вѣка къ вѣкамъ, вѣковые періоды къ вѣковымъ періодамъ, и все-таки никогда мы не дойдемъ до конца и всегда останемся въ преддверіи вѣчности, всегда отверстой передъ нами...

Въ тѣсныхъ предѣлахъ нашего земного наблюденія мы убѣждаемся, что, среди всѣхъ видоизмѣненій вещества и движенія, постоянно остается то же самое количество вещества, то же самое количество движенія, но лишь только въ иныхъ видахъ. Вещество и силы принимаютъ различные образы, но масса вещества и его могущество остаются неизмѣнными. Самымъ яркимъ примѣромъ этого служатъ живыя существа: они раждаются, растутъ, собирая въ себѣ вещества, почерпнутыя во внѣшнемъ относительномъ мірѣ, и когда умираютъ, разлагаются снова на свои составныя части, возвращая природѣ всѣ элементы, изъ которыхъ было составлено ихъ тѣло. Но изъ тѣхъ же самыхъ элементовъ могучею властью природы строятся другія тѣла. Всякое небесное свѣтило можно сравнить съ организованнымъ существомъ, хотя бы съ точки зрѣнія внутренней теплоты, присущей тому и другому. Тѣло остается живымъ, пока различнаго рода энергія его органовъ можетъ проявляться вслѣдствіе движенія, выражающагося дыханіемъ и кровообращеніемъ. И какъ только наступятъ равновѣсіе и покой, сейчасъ же слѣдуетъ смерть; но послѣ смерти всѣ вещества, изъ которыхъ состояло тѣло, начинаютъ входить въ составъ новыхъ существъ. Разложеніе и разрушеніе представляютъ собою начало и переходъ къ возстановленію, къ созиданію. Аналогія заставляетъ насъ вѣрить, что то же самое справедливо и для міровыхъ системъ. Ничто не можетъ уничтожиться. Все существующее, неизмѣнное въ количественномъ отношеніи, но постоянно мѣняющее свой видъ для нашего человѣческаго способа познаванія вселенной, представляетъ непостижимое для насъ могущество, которое мы принуждены признавать безпредѣльнымъ въ пространстве и не имѣющимъ ни начала, ни конца во времени.

Вотъ почему всегда будутъ существовать солнца и міры, но это будутъ не наши нынѣшнія солнца, не наши теперешнiе міры; это будутъ иные міры, безпредѣльно наслѣдующіе одинъ другому въ никогда нескончаемой вѣчности.

И наша видимая вселенная не можетъ представлять собою для нашего ума ничего кромѣ непостоянной и измѣнчивой видимости, въ которой проявляется намъ безусловная и вѣчная дѣйствительность представляемая невидимою вселенною.

Умерла земля. Умерли всѣ планеты. Погасло солнце. Погибла вся солнечная система. Прекратилось самое время.

Но время течетъ среди вѣчности. Вѣчность продолжаетъ оставаться — и время воскресаетъ вновь.

Прежде чѣмъ появилась во вселенной земля, впродолженіе всей предшествовавшей этому вѣчности были уже солнца и міры, въ которыхъ жили и дѣйствовали мыслящія существа подобныя намъ. Они жили такимъ образомъ въ небесахъ милліоны милліоновъ годовъ и временъ, и нашей земли въ это время еще не существовало. Эта предшествующая настоящей вселенная была столь же прекрасной, какъ и наша теперешняя. Послѣ насъ будетъ то же, что и до насъ, и наше время не представляетъ собою никакой особенной важности.

Изслѣдуя минувшую исторію земли, мы могли бы мысленно спуститься сначала къ той первичной эпохѣ, когда наша планета сіяла въ пространствѣ, какъ настоящее солнце; затѣмъ она предстала бы предъ нашимъ умственнымъ взоромъ въ то время своей жизни, когда, подобно Юпитеру и Сатурну, она облеклась плотной атмосферой, обремененной горячими парами, и мы могли бы такимъ образомъ слѣдить за нею во всѣхъ ея преображеніяхъ вплоть до возникновенія на ней человѣка. Мы сейчасъ лишь видѣли, что когда теплота земного шара совершенно разсѣялась, онъ долженъ былъ принять тотъ же видъ, какой представляютъ намъ великія лунныя пустыни, открываемыя телескопомъ, съ извѣстными особенностями земной природы, обусловленными дѣйствующими на землѣ началами, съ ея послѣдними географическими очертаніями, съ ея послѣдними прибрежьями и послѣдними ложбинами ея пересохшихъ водъ. Таковъ этотъ планетный трупъ; такова эта мертвая и мерзлая земля. Но въ ея нѣдрахъ скрывается еще все-таки остающаяся въ ней энергія, энергія ея движенія вокругъ солнца; если эта энергія преобразуется въ теплоту вслѣдствіе остановки движенія, то ея окажется достаточнымъ, чтобъ расплавить весь земной шаръ, перевести часть его въ паръ и начать новую исторію земли, хотя на одно только мгновеніе, потому что какъ скоро прекратится это поступательное движеніе, земля упадетъ на солнце, и ея существованіе прекратится на всегда. Внезапно остановившись въ своемъ движеніи, она стала бы падать по прямой линіи на солнце съ постоянно возрастающею скоростью и наконецъ ударилась бы объ него черезъ шестьдесятъ пять дней. Если же движеніе ея будетъ замедляться постепенно, то она будетъ падать, двигаясь по спирали, такъ что употребитъ на это болѣе продолжительное время, послѣ чего точно также исчезнѣтъ на всегда въ нѣдрахъ центральнаго свѣтила.

Вотъ вся исторія земли предъ нашими глазами: на этой планетѣ началась нѣкогда жизнь, и пришло время, когда она кончилась, и сколько бы вѣковъ эта жизнь ни продолжалась, всѣ равно передъ нею была вѣчность, и вѣчность же настанѣтъ послѣ нея, такъ что въ сущности она представляетъ лишь одно мгновеніе, безслѣдно канувшее въ вѣчность.

Если бы земля могла сохранить элементы своей жизненности столь же долго, какъ напримѣръ Юпитеръ, то она не умерла бы раньше, чѣмъ погасло солнце; но продолжительность жизни міровъ бываетъ соразмѣрна съ ихъ величиною и съ элементами ихъ жизненности.

Солнечная теплота зависитъ главнымъ образомъ отъ двухъ причинъ: отъ уплотненія первобытной туманности и отъ паденія метеоровъ. По самымъ основательнѣйшимъ изъ термодинамическихъ вычисленій, первая причина должна была произвести такое количество тепла, которое въ восемнадцать милліоновъ разъ превосходитъ всю теплоту, испускаемую солнцемъ впродолженіе года, если даже предположить, что первобытная туманность была безусловно холодной, что ничѣмъ не доказывается. Поэтому нѣтъ сомнѣнія, что количество солнечнаго тепла, произведенное этимъ уплотненіемъ, значительно превосходило приведенную нами сейчасъ величину. Продолжая уплотняться, солнце можетъ лучеиспускать изъ себя тепло цѣлые вѣка безъ всякаго пониженія своей температуры.

Теплота, испускаемая солнцемъ въ каждую секунду, столь громадна, что могла бы быть произведена горѣніемъ 11,600 билліоновъ метрическихъ тоннъ (708,160 билліоновъ пудовъ) каменнаго угля, сожигаемыхъ одновременно! Изъ всего этого лучеиспускаемаго количества тепла земля задерживаетъ только одну пятисотъ милліонную долю, и одной лишь этой полумилліардной доли достаточно для поддержанія всего необъятнаго пламени земной жизни. Изъ шестидесяти семи милліоновъ лучей свѣта и тепла, посылаемыхъ въ пространство солнцемъ, только одинъ попадаетъ на планеты и употребляется ими въ дѣло.

И вотъ, чтобы сохранить этотъ источникъ теплоты, было бы достаточно, чтобъ солнечный шаръ продолжалъ уплотняться на столько, чтобъ его діаметръ уменьшался на 36 саженъ въ годъ или на одну версту въ четырнадцать лѣтъ. Сокращеніе это такъ слабо и незначительно, что оно совершенно ускользнуло бы отъ всякаго наблюденія. Потребовалось бы девять тысячъ пятьсотъ лѣтъ, чтобъ видимый поперечникъ солнца уменьшился на одну секунду дуги.

Если бы даже и теперь солнце оставалось еще въ газообразномъ состояніи, то его теплота не только не уменьшилась бы, даже не только не сдѣлалась бы постоянною, но все еще продолжала бы увеличиваться вслѣдствіе одного лишь сокращенія его объема, потому что если газообразное тѣло, постепенно уплотняясь, съ одной стороны охлаждается, то съ другой — порождаемая такимъ сокращеніемъ теплота болѣе чѣмъ достаточна, чтобъ воспрепятствовать пониженію температуры; теплота будетъ продолжать увеличиваться до тѣхъ поръ, пока солнце не достигнѣтъ капельно-жидкаго состоянія, къ которому оно повидимому уже близко.

Такимъ образомъ продолжающееся уплотненіе солнечнаго шара, плотность котораго еще и теперь въ четыре раза меньше земной, одно это уплотненіе впродолженіи очень многихъ вѣковъ, напримѣръ не менѣе десяти милліоновъ годовъ, можетъ поддерживать теплоту и свѣтъ нашего лучезарнаго свѣтила. Но мы только-что сказали и о другомъ источникѣ этой теплоты, о паденіи метеоровъ. Тѣла эти постоянно падаютъ на землю въ видѣ падучихъ звѣздъ, число которыхъ простирается до сорока шести милліардовъ въ годъ. Но на солнце ихъ падаетъ несравненно больше, по причинѣ страшно преобладающаго притяженія этого шара. Если втеченіе года они выпадутъ на солнце въ такомъ количествѣ, что составятъ собою около одной сотой части земной массы, то такого выпаденія было бы достаточно, чтобъ поддержать его лучеиспусканіе. Это поддержаніе тепла происходитъ, разумѣется, не вслѣдствіе сгоранія падающихъ метеоровъ, потому что если бы горѣло самое солнце, то на полное его уничтоженіе потребовалось бы не болѣе шести тысячъ лѣтъ; оно происходитъ отъ преобразованія въ тепло внезапно прекращающагося движенія, скорость котораго въ послѣднюю секунду достигаетъ 609 верстъ — до такой степени громадно притяженіе солнца.

Земля, упавъ на солнце, могла бы возмѣститъ современный расходъ солнечной энергіи впродолженіе девяносто пяти лѣтъ, Венера — впродолженіе восьмидесяти четырехъ лѣтъ, Меркурій — только семи лѣтъ, Марсъ -тринадцати лѣтъ, Юпитеръ впродолженіе тридцати двухъ тысячъ двухъ сотъ пятидесяти четырехъ лѣтъ, Сатурнъ — девяти тысячъ шестисотъ пятидесяти двухъ лѣтъ, Уранъ — тысячи шестьсотъ десяти лѣтъ и Нептунъ — впродолженіе тысячи восьми сотъ девяноста лѣтъ. Такимъ образомъ паденіе всѣхъ планетъ на солнце произвело бы такое количество тепла, что могло бы поддержать солнечное лучеиспусканіе впродолженіе около сорока шести тысячъ лѣтъ.

Теперь несомнѣнно, что паденіе метеоровъ можетъ втеченіе долгаго времени поддерживать солнечную теплоту. Если каждый годъ солнечная масса будетъ увеличиваться на одну тридцати трехъ милліонную долю, то этого будетъ достаточно для возмѣщенія его годовой потери тепла; но и половины этого было бы довольно, если допустить, что уплотненіе солнца даетъ по крайней мѣрѣ столько же теплоты, сколько развивается ея отъ этого паденія метеоровъ. Однако нужны многія вѣка для того, чтобы астрономы могли замѣтить увеличеніе массы солнца вслѣдствіе ускоренія планетныхъ движеній.

Итакъ мы можемъ допустить, что солнце просуществуетъ при совмѣстномъ дѣйствіи обѣихъ этихъ причинъ по меньшей мѣрѣ двадцать милліоновъ лѣтъ. А если принять еще во вниманіе другія, неизвѣстныя пока причины, не говоря уже о встрѣчѣ съ новыми роями метеоритовъ, то продолжительность этого времени навѣрное окажется еще больше.

Такимъ образомъ солнце переживетъ всѣ міры въ своей системѣ; это будетъ послѣднее изъ тѣлъ, которое дольше всѣхъ сохранитъ въ себѣ живительный огонь.

Но наконецъ угаснѣтъ и оно. Столько тысячелѣтій животворные лучи его освѣщали своимъ свѣтомъ, согрѣвали своимъ тепломъ всю его небесную семью, но вотъ наступило наконецъ время, что пятенъ на немъ появлялось всѣ больше и больше и становились они съ каждымъ годомъ всѣ обширнѣе; блестящая фотосфера его стала меркнуть, ослѣпительно яркая поверхность его стала помрачаться, застывать, замерзать. И мало по-малу мѣсто ослѣпительно-свѣтлаго огненнаго горна въ пространствѣ замѣщено было громаднымъ краснымъ шаромъ, вовсе не похожимъ на лучезарное свѣтило, извѣстное исчезнувшимъ мірамъ.

Долгое время это громадное свѣтило сохраняло на своей поверхности высокую температуру, причемъ обладало какъ бы какою-то фосфорически-свѣтящеюся атмосферой; мало-по-малу на его дѣвственной почвѣ возникла удивительная растительность, появилась своеобразная животная жизнь, явились существа, совершенно непохожія по своей организаціи на всѣхъ тѣхъ, которыя послѣдовательно смѣняли другъ друга въ мірахъ великой солнечной семьи, существа, довольствовавшіяся лишь свѣтомъ далекихъ звѣздъ, съ электрическимъ сіяніемъ, истекавшимъ изъ этого бывшаго очага свѣта и тепла и составлявшимъ вокругъ него нѣчто въ родѣ атмосферы.

Но въ свое время пришелъ конецъ и этому міру; на часахъ вѣчности пробилъ наконецъ роковой часъ, когда вся солнечная система была вычеркнута изъ книги жизни. Точно также и всѣ звѣзды, изъ которыхъ каждая представляетъ собою солнце, со всѣми системами кружившихся около нихъ міровъ послѣдовательно подвергались той же участи; но тѣмъ не менее вселенная продолжала существовать, какъ существуетъ она теперь и существовала прежде.

Математическія науки говорятъ намъ: „Солнечная система по всей вѣроятности обладаетъ теперь не болѣе какъ одною четыреста пятьдесятъ четвертой долей способной къ преобразованіямъ энергіи въ сравненіи съ тѣмъ ея количествомъ, которымъ обладала она, когда находилась въ состояніи туманности. Хотя и этотъ остатокъ представляетъ еще такой запасъ, что его громадность превышаетъ всякое наше воображеніе, но настанетъ день, когда будетъ израсходованъ и онъ. Гораздо позднѣе такое же преобразованіе совершится для всей вселенной, что приведетъ окончательно къ установленію всеобщаго равновѣсія температуры и давленія".

И вотъ въ силу этого сверхчувственнаго закона, долгое время спустя послѣ смерти земли, всѣхъ гигантскихъ планѣтъ и наконецъ самого центральнаго свѣтила, когда наше бывшее солнце всѣ еще носилось среди безграничнаго пространства, увлекая вмѣстѣ съ собой погибшіе міры, въ которыхъ нѣкогда человѣческія существа изо-дня въ день вели жалкую борьбу за свое существованіе, въ это время изъ безконечной глубины небесъ вышло другое, тоже мертвое солнце; оно почти лицомъ къ лицу встрѣтилось съ нашимъ бывшимъ солнцемъ... и остановило его!

Тогда въ безпредѣльной ночи пространства эти два невообразимой величины шара, вслѣдствіе своего страшнаго удара, зажгли такой огонь, о которомъ мы не можемъ составить себе никакого представленія, и образовали необъятныхъ размѣровъ газовую туманность, которая качалась сперва изъ стороны въ сторону на одномъ мѣстѣ, подобно блуждающему огоньку, а потомъ улетѣла въ невѣдомыя области неба. Температура ея достигала многихъ милліоновъ градусовъ. Все то, что было нѣкогда почвою, водою, воздухомъ, камнями, растеніями, животными, земными людьми, все то, что имѣло кости и плоть, въ чемъ билось любящее сердце, въ чемъ гнѣздилась неугомонная мысль, что обладало глазами, созерцавшими величіе и красоту, или руками, державшими мечъ — всѣ это, все побѣдители и побѣжденные, палачи и жертвы, атомы и низмѣнныя души, не освободившіяся отъ матеріи, всѣ обратилось въ огонь. То же самое сталось и со всѣмъ, что было въ мірахъ Марса, Венеры, Юпитера, Сатурна и всѣхъ ихъ родственниковъ. Это было воскресеніе видимой природы, между тѣмъ какъ высшія души, достигшія безсмертія, продолжали жить безъ конца, постепенно возвышаясь по ступенямъ іерархіи невидимаго психическаго міра. Сознаніе всѣхъ человѣческихъ существъ, жившихъ на землѣ, возвысилось до идеальнаго совершенства; они постепенно возвышались и совершенствовались въ послѣдовательномъ переселеніи на различныхъ мірахъ и наконецъ всѣ получили послѣднюю жизнь въ Богѣ, освобожденные отъ тяжести матеріи, ставшіе вѣчнымъ свѣтомъ, всѣ болѣе и болѣе очищающимся.

Страшное столкновеніе двухъ погасшихъ солнцъ создало необъятную газовую туманность; она поглотила въ себѣ всѣ бывшіе нѣкогда міры, обратившіеся теперь въ паръ, и начала вращаться около самой себя.

И вотъ въ тѣхъ поясахъ этой первичной туманности, гдѣ началось уплотненіе, зачались и начали рождаться новые шары, какъ это было на заре міра земного.

И вновь началось созданіе міра, стало возникать бытіе, о которомъ разскажутъ нѣкогда новымъ людямъ новые Моисеи и Лапласы.

Началось твореніе новаго міра; это былъ міръ не земной, не Марсовъ, не Сатурновъ, не солнечный; это былъ вполнѣ новый, особенный, не земной, не человѣческій міръ.

И въ немъ появились иныя человѣческія существа, на новыхъ планетахъ возникли новые люди, начались новыя цивилизаціи, появились другіе Вавилоны, другія Фивы, другія Афины, другіе Римы, другіе Парижи, другіе дворцы, другіе храмы, иная слава, иная любовь. И все это не заключало въ себѣ болѣе ничего нашего земного, образъ котораго исчезъ подобно тѣни.

И эти міры и вселенныя въ свою очередь тоже дожили до своего конца и погибли. Но безконечное пространство всегда оставалось населеннымъ мірами и звѣздами, душами и солнцами, и вѣчность по прежнему продолжалась.

Потому что Вѣчность не имѣетъ ни начала, ни конца своего бытія.