Сканировано: "На суше и на море" 1960 г., с.446-485



сканировал Сергей Харьковский.


Бим Пайпер.

Универсальный язык



Марта Дейн остановилась и посмотрела на медно-красное небо. Пока она была внутри здания, ветер переменился и песчаный ураган, который раньше дул с пустынных нагорий на восток, теперь бушевал над Сиртисом. Солнце, увеличенное туманным ореолом, казалось великолепным красным шаром. Оно было почти такой же величины, как и солнце Земли.

Сегодня к вечеру тучи пыли осядут из атмосферы, добавив еще слой песка к той массе, под которой был погребен город вот уже пятьдесят тысяч лет.

Все вокруг было покрыто красным лёссом — улицы, площади, открытые участки парка. Слой красного песка совершенно скрывал небольшие постройки, которые под его тяжестью обвалились и оплыли. Камни, оторвавшиеся от высоких зданий уже после того, как рухнула крыша и развалились стены, тоже были покрыты красным лёссом. В том месте, где стояла Марта, улицы древнего города были на сто — сто пятьдесят футов ниже уровня современной поверхности, и проход, пробитый в стене дома, вел прямо на шестой этаж. Отсюда ей хорошо был виден лагерь, сооруженный на поросшей кустарником равнине, где некогда на берегу океана располагался морской порт. Теперь на месте океана простиралась впадина Сиртис. Сверкающий металл лагерных построек уже покрылся тонким слоем красной пыли. Она снова подумала о том, каким станет этот город, когда, затратив много времени и труда и переправив через пятьдесят миллионов миль космического пространства людей, оборудование и продовольствие, археологи завершат его раскопки. Они используют технику. Иначе ничего здесь не сделаешь. Нужны бульдозеры, экскаваторы, землечерпалки. Машины ускорят работу, но они не заменят человеческих рук. Она вспомнила раскопки Хараппы и Мохенджо-Даро1 в долине Инда и старательных, терпеливых местных рабочих, простых и неторопливых, как и цивилизация, которую они открывали. Она могла бы перечесть по пальцам случаи, когда кто-либо из ее рабочих повредил в земле ценную находку. И если бы не эти низкооплачиваемые и безропотные люди, археологи не сдвинулись бы с места со времен Винкельмана. Но на Марсе не было таких рабочих. Последний марсианин умер пятьсот столетий назад.


Хараппа — деревня в Западном Пенджабе (Пакистан), вблизи которой находятся развалины крупнейшего из городов бронзового века в Индии, свидетельствующие о существовании в долине Инда в третьем-втором тысячелетиях до н. э. богатой и самобытной цивилизации. Мохенджо-Даро — группа холмов в провинции Синд (Пакистан), содержащих развалины городского поселения третьего-второго тысячелетий до н. э., относятся к археологической культуре Хараппа. Мохенджо-Даро и Хараппа характеризуют собой одно из древнейших ранне-рабовладельческих государств в мире и представляют древнейшую основу культуры Индии. — Прим. ред.

В четырехстах ярдах слева от нее вдруг затрещал, как пулемет, пневматический молоток. Тони Латтимер, должно быть, выбрал здание и приступил к его обследованию.

Марта ослабила ремни кислородной коробки, перекинула через плечо аппарат, подобрала с земли чертежные инструменты, доску и зарисовки и двинулась вниз по дороге. Она обошла нагромождение камней и мимо развалин стены, торчащей из-под лёсса, и остовов уже пробитых зданий вышла к заросшей кустарником равнине, на которой стоял лагерь.

Когда Марта вошла в большую рабочую комнату здания № 1, там было человек десять. Она первым делом освободилась от своей кислородной ноши и закурила сигарету, первую с утра. Затем она оглядела всех присутствующих. Старый Селим фон Олмхорст (наполовину турок, наполовину немец), один из ее двух коллег-археологов, сидел в конце длинного стола, напротив стены, и курил большую изогнутую трубку. Он внимательно изучал какую-то записную книжку, в которой явно не хватало страниц. Девушка — офицер Технической службы Сахико Коремитцу низко склонилась над чем-то, освещенным ярким светом двух ламп. Полковник Хаберт Пенроуз, начальник отдела технического снабжения Космической службы, и капитан разведки Фильд слушали отчет одного из пилотов, возвратившегося из разведывательного полета. Две девушки из Службы сигнализации просматривали текст вечерней телепередачи, которая должна быть передана на “Сирано”, лежащий на орбите, удаленной на пять тысяч миль от планеты, а оттуда уже через Луну на Землю. С ними сидел Сид Чемберлен, транспланетный корреспондент “Ньюс сервис”. Он был штатским, как Марта и Селим, о чем свидетельствовали белая рубашка и синяя безрукавка.

Майор Линдеманн из инженерных войск с одним из своих помощников обсуждал какие-то проекты на чертежной доске. Марта с надеждой подумала, зачерпнув кружкой теплую воду, чтобы умыться, что они обдумывали план постройки будущего водопровода. Затем, захватив свои записки и зарисовки, она двинулась к концу стола, где сидел Селим. По дороге, как обычно, она остановилась около Сахико. Девушка японка занималась реставрацией того, что пятьсот столетий назад было книгой. Толстая бинокулярная лупа прикрывала ее глаза. Черный ремешок почти не выделялся на фоне гладких блестящих волос. Она осторожно по кусочкам собирала поврежденную страницу при помощи тончайшей иголочки, вставленной в медную оправу. Выпустив на секунду крошечную, как снежинка, частичку, Сахико подхватывала ее пинцетом и опускала на лист прозрачного пластиката, на котором восстанавливала страницу. Затем она обрызгивала ее закрепителем из маленького пульверизатора. Следить за ее работой было истинным наслаждением. Движения были точными и изящными, как взмах дирижерской палочки.

— Привет, Марта. Что, уже время коктейля? — спросила Сахико, не поднимая головы. Она боялась, что даже легкое дыхание может сдуть лежащую перед ней пушистую массу.

— Нет. Еще только пятнадцать тридцать. Я там все закончила. Не знаю, обрадует ли вас эта новость, но книг я больше не нашла.

Сахико сняла лупу и, прикрыв ладонями глаза, откинулась в кресле.

— Да нет. Мне нравится эта работа. Я ее называю микроголоволомкой. Но вот эта книга — просто мучение. Селим нашел ее в раскрытом виде. На ней была навалена какая-то тяжесть. Страницы почти совсем уничтожены. — Затем, после некоторого колебания, она сказала: — Но если бы можно было потом что-нибудь прочитать, после того как я закончу… — В голосе прозвучал легкий упрек.

И отвечая ей, Марта почувствовала, что невольно защищается.

— Когда-нибудь сможем. Вспомните, сколько времени понадобилось, чтобы прочитать египетские иероглифы уже после того, как нашли Розеттский камень.1


1 Розеттский камень — плита из черного базальта с надписью иероглифами на древнеегипетском языке, египетском разговорном и греческом языках, найденная в 1799 году во время похода Наполеона близ г. Розетта (Египет). Эти надписи помогли выдающемуся французскому ученому-египтологу Жану Франсуа Шампольону в 1822 году расшифровать первые египетские иероглифы, что положило начало изучению древнеегипетской иероглифической письменности. — Прим. ред.

Сахико улыбнулась.

— Да, я знаю. Но был Розеттский камень. А на Марсе такого камня нет. Последнее поколение марсиан вымирало в то время, когда первый кроманьонский пещерный художник рисовал оленей и бизонов. И не было моста, который связывал бы две цивилизации, разделенные пятьюдесятью тысячами лет и пятьюдесятью миллионами миль космического пространства.

— Но мы найдем его. Ведь должно же быть что-нибудь, что даст нам значение нескольких слов, а с их помощью мы докопаемся до смысла других. Вполне вероятно, что мы не сумеем разгадать этот язык, но мы хотя бы сделаем первые шаги, а в будущем кто-нибудь продолжит нашу работу.

Сахико отняла руки от глаз. Она старалась не смотреть на яркий свет. Затем снова улыбнулась широкой дружеской улыбкой.

— Я верю, что так и будет. Я очень надеюсь. И будет просто замечательно, если вы первая сделаете это открытие, Марта, и мы получим возможность читать то, что писали эти люди. Тогда этот мертвый город вновь оживет, — улыбка медленно исчезала. — Но пока, кажется, нет никакой надежды.

— Вы не нашли больше картинок?

Сахико отрицательно покачала головой. Если бы она и нашла их, вряд ли это имело бы большое значение. Они нашли уже сотни картинок с надписями, но так и не могли установить связи между изображением и напечатанным текстом. Никто больше не сказал ни слова. Сахико опустила на глаза лупу и склонилась над книгой.

Селим фон Олмхорст оторвался от своих записей и вынул трубку изо рта.

— Все там закончили? — спросил он, выпуская дым.

— Все, как было намечено. — Она положила свои дневники и зарисовки на стол.

— Капитан Джиквел уже начал продувать здание сжатым воздухом с пятого этажа вниз. Вход там на шестом этаже. Как только он кончит продувание, будут включены кислородные генераторы. Я очистил ему место для работы.

Фон Олмхорст кивнул головой.

— Там было совсем немного дела, — сказал он. — А вы не знаете, Марта, какое следующее здание выбрал Тони Латтимер?

— Кажется, то высокое, с конической верхушкой. Я слышала, как он там просверливал канал для взрывателя.

— Ну что ж. Надеюсь, что хоть здесь нам повезет и мы хоть что-нибудь найдем.

Марсианские строения, которые они обследовали до сих пор, были нежилыми, и все содержимое их было начисто вывезено. Вещи, очевидно, постепенно растаскивали пока здание не было полностью опустошено. В течение столетий, по мере того как город умирал, шел процесс самоуничтожения. Она сказала об этом Селиму.

— Да. И мы всегда с этим сталкиваемся, за исключением, может быть, таких мест, как Помпеи. А вы видели хоть один римский город в Италии? К примеру возьмем хотя бы Минтурно1. Сначала жители разобрали одну часть города, чтобы привести в порядок другую, а после того как они покинули город, пришел новый народ и разрушил до основания то, что еще сохранилось от их предшественников. Даже камни обычно растаскивали для починки дорог. И этот процесс продолжался до тех пор, пока ничего не осталось от города, кроме следов фундамента. На сей раз нам повезло. Это одно из мест гибели населения Марса, а кроме того, здесь не было варваров, которые пришли бы позже и уничтожили все, что оставалось. — Он не спеша докуривал трубку. — В ближайшие дни, Марта, я собираюсь взломать одно из зданий и посмотреть, что там было, когда умер последний из них. Вот тогда мы узнаем историю гибели этой цивилизации.


1 Минтурно — небольшой итальянский город, расположенный северо-западнее Неаполя вблизи от побережья залива Гаэта. — Прим. ред.

— Да, но если мы сможем читать их книги, то мы узнаем всю историю, а не только некролог. — Она молчала, не решаясь высказать вслух свои мысли. — Мы непременно в один прекрасный день узнаем это, — сказала она, наконец, и посмотрела на часы. — Я хочу до обеда еще немножко поработать над списками.

На мгновение на лице старого археолога промелькнуло недовольство. Он хотел что-то сказать, затем передумал и снова сунул трубку в рот. По выражению его лица Марта поняла, что разговор окончен. Старый археолог думал. Он считал, что она напрасно тратит время и силы — время и силы, принадлежащие экспедиции. Со своей точки зрения, он был прав, она это понимала. Но ведь в конце концов должны же быть какие-то пути к дешифровке. Марта молча повернулась и пошла к своему месту, устроенному в центре стола из упаковочных ящиков.

Фотокопии восстановленных книжных страниц и транскрипций надписей пачками лежали на столе вперемежку с тетрадями, в которые были выписаны слова. Марта села, закурила новую сигарету и взяла верхний листок из пачки еще не изученного материала. Это была фотокопия страницы, напоминающей титульный лист какого-то периодического журнала. Марта вспомнила. Она сама нашла эту страницу дня два тому назад в стенном шкафу в подвале здания, которое только что кончила обследовать. Она внимательно рассматривала снимок. Ей удалось установить, правда еще очень гипотетично, марсианскую систему произношения. Длинные вертикальные значки были гласными. Их было всего десять. Не очень много, принимая во внимание то, что существовали, по всей вероятности, отдельные буквы для обозначения долгих и кратких звуков. Двадцать начерченных горизонтально букв были согласными. Такие двойные звуки, как НГ, ТШ обозначались одной буквой. Было мало вероятно, что разработанная ею система произношения точно соответствовала марсианской. Однако она выписала несколько тысяч марсианских слов и могла все их произнести.

На этом все кончалось. Она могла произносить около трех тысяч слов, но их значение оставалось для нее тайной.

Селим фон Олмхорст считал, что она этого так никогда и не узнает. Так думал и Тони Латтимер и, не стесняясь, говорил об этом. Она была уверена, что и Сахико Коремитцу была того же мнения. Временами ей казалось, что они правы.

Буквы на странице, лежащей перед ней, начали вдруг съеживаться и танцевать — тоненькие изящные гласные с толстыми маленькими согласными. Они это проделывали теперь каждую ночь во сне. Были и другие сны, когда она читала по-марсиански так же свободно, как и на своем родном языке. Утром она лихорадочно пыталась вспомнить сон, но напрасно. Она зажмурилась и отвела глаза от страницы. Когда она снова взглянула на фотографию, буквы успокоились и встали на свои места.

Строчка наверху страницы состояла из трех слов. Они были подчеркнуты снизу и сверху. Было похоже, что так марсиане выделяли заглавие.

Мастхарнорвод Тадавас Сорнхульва — Марта прочитала про себя.

Она начала листать записную книжку, чтобы проверить, встречала ли она раньше эти слова, а если встречала, то в каком контексте. Все три слова она нашла в списках. Кроме того, там было отмечено, что мастхар и норвод были полнозначными словами, в то время как давас и вод играли служебную роль. Слово давас, очевидно, было каким-то значимым префиксом, а вод — суффиксом. Сорн и хульва тоже были значимыми корнями. Марсиане, по всей вероятности, широко пользовались словосложением для образования новых слов. Они наверняка издавали журналы, и один из этих журналов назывался Мастхарнорвод Тадавас Сорнхульва.

Она старалась представить себе, как мог выглядеть журнал. Может быть, он напоминал “Археологический ежегодник”, а может быть, был чем-то вроде “Мира приключений”.

Под заголовком на второй строчке стояли дата и номер выпуска. Они не раз находили разные предметы, пронумерованные по порядку, и поэтому Марта смогла установить цифры и определить, что марсиане пользовались десятичной системой счисления. Это был тысяча семьсот пятьдесят четвертый выпуск. Дома 14 837: дома, должно быть, было названием одного из марсианских месяцев. Слово это встречалось ей уже несколько раз.

Она беспрестанно курила и сосредоточенно листала свои записи. Сахико с кем-то разговаривала, затем скрипнул стул в конце стола. Марта подняла голову и увидела огромного человека с красным лицом. На нем была зеленая форма майора Космической службы. Он сел рядом с Сахико. Это был Айвн Фитцджеральд, врач экспедиции. Он поднял пресс с книги, очень похожей на ту, которую реставрировала Сахико.

— Совсем не было времени, — сказал он в ответ на вопрос Сахико.

— Эта девушка Финчли все еще лежит, а диагноза я так и не могу поставить. Я проверял культуру бактерий, а все свободное время ушло на препарирование образцов для Билла Чандлера. Он, наконец, нашел млекопитающее. Похоже на нашу ящерицу. Всего в четыре дюйма длиной, но все же это самое настоящее теплокровное живородящее млекопитающее. Роет нору и питается здешними так называемыми насекомыми.

— Неужели здесь достаточно кислорода для таких животных? — спросила Сахико.

— Очевидно, достаточно у самой земли. — Фитцджеральд укрепил ремешок своей лупы и надвинул ее на глаза. — Он нашел этого зверька внизу, в лощине, на дне моря. Ха! Да эта страница совсем целая. — Он продолжал что-то бормотать вполголоса. Время от времени он приподнимал страницу и подкладывал под нее прозрачный пластикат. Работал он с необычайной четкостью. В его движениях не было изящества маленьких рук японки, которые двигались, как кошачьи лапки, умывающие мордочку. Здесь была точность ударов парового молота, раскалывающего орех. Полевая археология тоже требует четкости и осторожности движения. Но на работу этой пары Марта всегда смотрела с нескрываемым восхищением. Затем она снова вернулась к своим спискам.

Следующая страница, видимо, представляла собой начало статьи. Почти все слова были незнакомыми. У Марты создавалось впечатление, что перед ней страница научного, может быть технического журнала. Она была уверена, что это не беллетристика. Параграфы имели слишком внушительный и ученый вид!

Вдруг раздался торжествующий возглас Фитцджеральда:

— Ха! Наконец!

Марта подняла голову и посмотрела на него. Он отделил страницу книги и осторожно наложил сверху лист пластиката.

— Картинки? — спросила она.

— На этой стороне нет. Подождите минуту, — он перевернул лист. — И на этой ничего…

Он приклеил еще один лист пластиката с другой стороны, затем взял со стола трубку и закурил.

— Мне это дело доставляет удовольствие, а кроме того, это хорошая практика для рук. Так что я не жалуюсь. Но, Марта, вы серьезно думаете, что из всего этого можно будет хоть что-нибудь извлечь?

Сахико подняла пинцетом кусочек кремниевого пластиката, который заменял марсианам бумагу. Он был величиной в квадратный дюйм.

— Смотрите! На этом кусочке целых три слова, — проворковала она. — Айвн, вам повезло, у вас еще легкая книга!

Но Фитцджеральда не так легко было отвлечь.

— Ведь эта чепуха совершенно лишена смысла, — продолжал он. — Это имело смысл пятьсот столетий назад, а сейчас все это ничего не значит.

Марта покачала головой.

— Смысл — не то, что испаряется со временем, — возразила она.

— И смысла в этой книге сейчас ничуть не меньше, чем когда-либо, но мы пока не знаем, как его расшифровать.

— Мне тоже кажется, что вся эта работа впустую, — вмешался в разговор Селим. — Сейчас не существует способов дешифровки.

— Но мы найдем их, — Марта говорила, как ей казалось, чтобы убедить себя.

— Каким образом? При помощи картинок и надписей? Да, но мы ведь уже нашли много картинок с надписями, а что они нам дали? Надпись делается для того, чтобы разъяснить картинку, а не наоборот. Представьте себе, что кто-нибудь, незнакомый с нашей культурой, нашел бы портрет человека с седой бородой и усами, распиливающего бревно. Он подумал бы, что надпись означает “Человек, распиливающий бревно”. И откуда ему знать, что на самом деле это “Вильгельм II в изгнании в Дорне?”

Сахико сняла лупу и зажгла сигарету.

— Я могу еще представить себе картинки, сделанные для разъяснения надписей, — сказала она, — такие, как в учебниках иностранных языков. Изображения в строчку и под ними слово или фраза.

— Ну, конечно, если мы найдем что-нибудь подобное… — начал Селим.

— Михаил Вентрис нашел что-то похожее в пятидесятых годах, — раздался вдруг голос полковника Пенроуза.

Марта обернулась. Полковник стоял у стола археологов. Капитан Фильд и пилот уже ушли.

— Он нашел множество греческих инвентарных описей военных складов, — продолжал Пенроуз. — Они были сделаны критским линейным письмом и сверху на каждом листке был маленький рисунок меча, шлема, треножника или колеса боевой колесницы. И эти изображения дали ему ключ к надписи.

— Полковник скоро превратится в археолога, — заметил Фитцджеральд. — Мы все здесь в экспедиции освоим разные специальности.

— Я слышал об этом еще задолго до того, как была задумана экспедиция. — Пенроуз постучал папиросой о свой золотой портсигар. — Я слышал об этом еще до Тридцатидневной войны в школе разведчиков. Речь шла об этом в связи с анализом шифра, а не с археологическими открытиями.

— Анализ шифра, — проворчал фон Олмхорст. — Чтение незнакомого вида шифра на знакомом языке. Списки Вентриса были на известном языке, на греческом. Ни он и никто другой никогда не прочитали бы ни слова по-критски, если бы не была найдена в 1963 году греко-критская двуязычная надпись. Ведь незнакомый древний текст может быть прочитан только при помощи двуязычной надписи, причем один язык должен быть известным. А у нас что? Разве у нас есть хоть что-нибудь подобное. Вот, Марта, вы бьетесь над этими марсианскими текстами с тех пор, как мы высадились, то есть уже целых шесть месяцев. И скажите мне, вы нашли хоть одно слово, смысл которого был бы вам ясен?

— Мне кажется, что одно я нашла. — Она старалась говорить спокойно. — Дома — это название одного из месяцев марсианского календаря.

— Где вы нашли это? — спросил фон Олмхорст. — И как вы это установили?

— Смотрите! — она взяла фотокопию и протянула ему через стол. — Мне кажется, что это титульный лист журнала.

Некоторое время он молча рассматривал снимок.

— Да, — наконец, произнес он, — мне тоже так кажется. У вас есть еще страницы этого журнала?

— Я как раз сижу над первой страницей первой статьи. Вот здесь выписаны слова. Я сейчас посмотрю. Да, вот все, что я нашла. Я собрала все листы и тут же отдала Джерри и Розите снять копию, но внимательно я проработала только первый лист.

Старик поднялся, отряхнул пепел с куртки и подошел к столу, за которым сидела Марта. Она положила титульный лист и стала просматривать остальные.

— Вот и вторая статья на восьмой странице, а вот еще одна, — она дошла до последней страницы.

— Не хватает в конце двух страниц последней статьи. Удивительно, что такая вещь, как журнал, может так долго сохраняться.

— Это кремниевое вещество, на котором писали марсиане, видимо, необычайно прочное, — сказал Хаберт Пенроуз.

— По-видимому, в его составе с самого начала не было жидкости, которая могла бы со временем испариться.

— Меня не удивляет, что материал пережил века. Мы ведь нашли уже огромное количество книг и документов в отличной сохранности. Только люди очень жизнеспособной и высокой культуры могли издавать такие журналы. Подумать только… Эта цивилизация умирала в течение сотен лет, прежде чем наступил конец. Очень может быть, что книгопечатание прекратилось уже за тысячелетие до окончательной гибели культуры.

— Знаете, где я нашла журнал? В стенном шкафу в подвале. Должно быть, его забросили туда, забыли или не заметили, когда все выносили из здания. Такие вещи часто случаются.

Пенроуз взял со стола заглавный лист и стал внимательно его изучать.

— Сомневаться в том, что это журнал, нет оснований. — Он снова поглядел на заглавие. Губы его беззвучно шевелились:— Мастхарнорвод Тадавас Сорнхульва. Очень интересно, что же все-таки это означает. Но вы правы относительно даты. Дома, кажется, действительно похоже на название месяца. Да, у вас есть уже целое, доктор Дейн!

Сид Чемберлен, заметив, что происходит что-то необычное, поднялся со своего места и подошел к столу.

Осмотрев листы “журнала”, он начал шептать что-то в стенофон, который снял с пояса.

— Не пытайтесь раздувать это, Сид, — предупредила Марта. — Ведь название месяца — это все, что мы имеем, и бог знает, сколько времени понадобится для того, чтобы узнать хотя бы, что это за месяц.

— Да, но ведь это начало. Разве не так? — сказал Пенроуз. — Гротефенд1 знал только одно слово “царь”, когда начал читать древнеперсидскую клинопись.


1 Гротефенд Г.Ф. (1775-1853) — немецкий филолог, специалист по древнеиталийским языкам, достиг больших успехов в расшифровке древнеперсидских клинописных текстов. — Прим. ред.

— Но у меня ведь нет слова “месяц”. Только название одного месяца. Всем были известны имена персидских царей задолго до Гротефенда.

— Это неважно, — сказал Чемберлен. — Людей там, на Земле, больше всего будет интересовать сам факт, что марсиане издавали журналы такие, как у нас. Всегда волнует то, что знакомо, близко. Это все делает марсиан реальнее, человечнее.

В комнату вошли трое. Они сразу же сняли маски, шлемы, кислородные коробки и начали освобождаться от своих стеганых комбинезонов. Двое из них были лейтенантами Космической службы, третий оказался моложавого вида штатским с коротко остриженными светлыми волосами, в клетчатой шерстяной рубашке. Это Тони Латтимер со своими помощниками.

— Уж не хотите ли вы мне сказать, что Марта, наконец, что-нибудь извлекла из всей этой ерунды? — спросил он, подходя к столу.

— Да, название одного из марсианских месяцев, — сказал Пенроуз и протянул ему фотокопию.

Тони едва взглянул на нее и бросил на стол.

— По звучанию вполне вероятно, но все же это не больше, чем гипотеза. Это слово может быть названием месяца с таким же успехом, как оно может означать “изданный” “авторизованный перевод” или еще что-нибудь в таком же роде. Сама мысль о том, что это периодический журнал, кажется мне дикой. — Тони всем своим видом показывал, что не хочет продолжать этот разговор. Затем он обратился к Пенроузу. — Я, наконец, выбрал здание, то высокое, с конусом наверху. Мне кажется, что оно внутри должно быть в хорошем состоянии.

Коническая верхушка не дает просачиваться пыли, а снаружи не видно никаких следов повреждения. Уровень поверхности там выше, чем в других местах: примерно на высоте седьмого этажа. Завтра мы пробьем там брешь, и, если вы сможете дать мне людей, мы сразу же приступим к обследованию.

— Какие могут быть сомнения, доктор Латтимер! — воскликнул полковник. — Я могу вам выделить около дюжины рабочих, кроме того, думаю, найдутся и еще желающие. А что вам нужно из оборудования?

— Около шести пакетов взрывчатки. Они все должны взорваться одновременно. Я нашел удобное место и просверлил отверстие для взрывателя. И, как обычно, фонари, кирки, лопаты и альпинистское снаряжение, если вдруг встретятся ненадежные лестницы. Мы разделимся на две группы. Никуда нельзя входить без опытного археолога. Следует даже создать три группы, если Марта сможет оторваться от составления систематического каталога своей ерунды, которым она уже давно занимается вместо настоящей работы.

Марта почувствовала, как что-то сдавило ей грудь. Она крепко сжала губы, готовясь дать волю вспышке накопившегося гнева, но Хаберт Пенроуз опередил ее.

— Доктор Дейн делает не меньшую и не менее важную работу, чем вы. Даже более важную, я бы сказал.

Фон Олмхорст был явно огорчен. Он бросил беглый взгляд на Сида Чемберлена и тут же отвел глаза. Он боялся, как бы разногласия среди археологов не получили широкой огласки.

— Разработка системы произношения, при помощи которой можно транслитерировать марсианские надписи, — огромный и важный вклад в дело науки, — сказал он. — И Марта эту работу сделала почти без посторонней помощи.

— И уж во всяком случае без помощи доктора Латтимера, — добавил полковник. — Кое-что сделали капитан Филд и лейтенант Коремитцу, я помогал немного, но все же девять десятых работы она сделала сама.

— Но все ее доказательства ни на чем не основаны, — пренебрежительно ответил Латтимер. — Мы ведь даже не знаем, могли ли марсиане произносить те же звуки, что и мы.

— Нет, это мы знаем, — раздался уверенный голос Айвна Фитцджеральда. — Я, правда, не видел черепов марсиан. Эти люди, кажется, очень заботились о том, как бы получше припрятать своих покойников. Но, насколько я могу судить по тем статуям, бюстам и изображениям, которые я видел, органы речи у них ничем не отличаются от наших.

— Ну хорошо, допустим, что все будет очень эффектно, когда имена славных марсиан, чьи статуи мы на­хо­дим, прогремят на весь мир, а географические названия, если только нам удастся их прочитать, будут звучать изящнее, чем та латынь коновалов, которую древние астрономы разбросали по всей карте Марса, — сказал Латтимер. — Я возражаю против бессмысленной траты времени на эту ерунду, из которой никто, никогда не прочтет ни слова, даже если Марта провозится с этими списками до тех пор, пока новый стометровый слой лёсса не покроет город, в то время как у нас так много настоящей работы и не хватает рабочих рук.

Впервые Тони высказался так многословно. Марта была рада, что это все сказал Латтимер, а не Селим фон Олмхорст.

— Вы просто считаете, что моя работа не настолько сенсационна, как, например, открытие статуй? — отпарировала Марта.

Она сразу же увидела, что удар попал в цель. Быстро взглянув на Сида Чемберлена, Тони ответил:

— Я считаю, что вы пытаетесь открыть то, чего, как хорошо известно любому археологу, да и вам в частности, не существует. Я не возражаю против того, что вы рискуете своей профессиональной репутацией и выставляете себя на посмешище, но я не хочу, чтобы ошибки одного археолога дискредитировали всю нашу науку в глазах общественного мнения.

Именно это и волновало больше всего Латтимера. Марта готовилась ему возразить, когда раздался свисток и резкий механический голос в рупоре выкрикнул:

— Время коктейля. Час до обеда. Коктейли в библиотеке, здание номер четыре.

Библиотека, служившая одновременно местом всех собраний, была переполнена. Большинство людей разместилось за длинным столом, накрытым листами прозрачного, похожего на стекло пластиката, который сняли со стен в одном из полуразрушенных зданий.

Марта налила себе стакан здешнего мартини и подошла к Селиму, сидящему в одиночестве в конце стола. Они заговорили о здании, которое только что закончили обследовать, а затем, как всегда, вернулись к воспоминаниям о раскопках на Земле. Селим копал в Малой Азии царство хеттов1, а Марта в Пакистане — хараппскую культуру.


1 Царство хеттов — существовало во втором — начале первого тысячелетия до н. э. в Малой Азии. Хеттское царство являлось типичным ранним рабовладельческим государством. Раскопки на месте древнего города Хаттушапг (в дер. Богазкей) начаты немецким ученым Г.Винклером в 1906-1907 годах. — Прим. ред.

Они допили до конца мартини — смесь спирта и ароматических веществ, получаемых из марсианских овощей, — и Селим взял стаканы, чтобы наполнить их снова.

— Знаете, Марта, — сказал он, когда вернулся. — Тони в одном был прав. Вы ставите на карту свою научную репутацию и положение. Думать, что язык, который так давно мертв, может быть дешифрован, противоречит всем археологическим правилам. Между всеми древними языками было какое-то связующее звено. Зная греческий, Шампольон1 мог прочесть египетские надписи, а при помощи египетских иероглифов изучен хеттский язык. Ни вы, ни ваши коллеги так и не смогли расшифровать иероглифы из Хараппы именно потому, что там не было преемственности. И если вы будете настаивать на том, что этот мертвый язык может быть изучен, это явно нанесет ущерб вашей репутации.

— Я слышала, как однажды полковник Пенроуз сказал, что офицер, который боится рисковать своей репутацией, вряд ли сохранит ее. Это вполне применимо и к нам. Если мы действительно хотим до чего-нибудь докопаться, приходится не бояться. Меня же гораздо больше интересует суть открытия, чем собственная репутация.

1 Шампольон Ж.Ф. Младший (1790-1832) — крупнейший французский египтолог, впервые расшифровавший египетские иероглифы (см. примечание 2). — Прим. ред

Она посмотрела туда, где рядом с Глорией Стэндиш сидел Тони Латтимер, что-то с жаром ей объяснявший. Глория медленно потягивала из стакана густую жидкость и внимательно его слушала. Она была основным претендентом на звание “Мисс Марс” 1996 года, если в моде будут пышногрудые, крупные блондинки. Что касается Тони, то его внимание к ней не ослабело бы, будь она даже похожей на злую колдунью из детской сказки. Причина заключалась в том, что Глория была комментатором федеральной Телевизионной системы при экспедиции.

— Да, я знаю, что это так, — сказал Селим, — и именно поэтому, когда меня просили назвать кандидатуру второго археолога, я назвал вас.

Кандидатура Тони Латтимера выдвинута университетом, в котором он работал. Очевидно, для этого было много всяких причин. Марта хотела бы знать всю историю дела. Она сама всегда стремилась быть в стороне от университетов с их путаной, сложной политикой. Ее раскопки финансировались обычно неакадемическими учреждениями, чаще всего музеями изобразительных искусств.

— У вас прекрасное положение, Марта, гораздо лучше, чем было у меня в ваши годы. Вы многого добились. И поэтому я всегда волнуюсь, когда вижу, как вы ставите все на карту из-за упорства, с которым пытаетесь доказать, что марсианские надписи можно прочесть. Но я не вижу, каким образом вы собираетесь это сделать.

Марта пожала плечами, допила остатки коктейля и закурила. Она вдруг почувствовала, что ей смертельно надоели разговоры о том, что она лишь смутно ощущала.

— Пока не знаю, как, но я сделаю это. Может быть, мне удастся найти что-нибудь вроде книжки с картинками, о которой говорила Сахико, детский учебник. Наверняка у них было что-то в этом роде. Ну, а если не книжку, то что-нибудь другое. Мы ведь здесь только шесть месяцев. Я могу ждать весь остаток жизни, если понадобиться, но когда-нибудь я все же найду разгадку.

— А я не могу так долго ждать, — сказал Селим. — Остаток моей жизни исчисляется всего несколькими годами, и когда “Скиапарелли” ляжет на орбиту, я вернусь на борту “Сирано” на Землю.

— Мне бы не хотелось, чтобы вы уезжали. Ведь перед нами целый неизведанный археологический мир. На самом деле, Селим.

— Да, все это так, — он допил коктейль к посмотрел на свою трубку, как бы раздумывая, стоит ли курить до обеда, затем положил ее в карман. — Да, целый неизведанный мир. Но я стар, и он уже не для меня. Я истратил жизнь на изучение хеттов. Я могу разговаривать на языке хеттов, хотя и не вполне уверен, что хеттский царь Нуватталис одобрил бы мое современное турецкое произношение. Но здесь мне нужно заново изучать химию, физику, технику, научиться проверять прочность стальных балок и разбираться в берилло-серебряных сплавах, пластических массах, кремниевых соединениях. Я куда увереннее чувствую себя в изучении культур, при которых ездили в колесницах, бились мечами и только начинали осваивать обработку железа. Марс — для молодых. А я лишь старый кавалерийский генерал, который уже не способен командовать танками и авиацией. У вас достаточно времени, чтобы как следует изучить Марс. А у меня его уже нет.

Марта подумала, что его репутация как главы хеттологической школы была вполне прочной и устойчивой. Но она тут же устыдилась своих мыслей. Ведь нельзя же ставить Селима на одну доску с Тони Латтимером.

— Я приехал сюда начать работы, — продолжал Селим. — Федеральное правительство считало, что это должно быть сделано опытной рукой. Теперь работы начаты, а уж продолжать их будете вы и Тони и те, кто прибудет на “Скиапарелли”. Вы сами сказали, что это целый неизведанный мир. А ведь это лишь один город марсианской цивилизации. Не забывайте, что есть еще поздняя культура Нагорий и Строителей каналов. А сколько было еще рас, цивилизаций, империй вплоть до марсианского каменного века! — После некоторого колебания он добавил: — Вы даже не представляете, сколько вам предстоит узнать. И именно поэтому сейчас не время узкой специализации.

Все вышли из грузовика, разминая затекшие ноги. Перед ними было высокое здание, увенчанное странным конусом. Четыре фигурки, копошившиеся у стены, подошли к стоящему на дороге недалеко от здания джипу и сели в него. Машина медленно двинулась назад по дороге. Самая маленькая из четырех, Сахико, разматывала электрический кабель. Когда джип поравнялся с грузовиком, они вышли из машины. Сахико прикрепила свободный конец кабеля к электроатомной батарее. И тотчас же фонтан серого грязного дыма, смешанного с оранжевым песком, вырвался из стены здания. Через минуту последовал многоголосый гул взрыва. Марта, Тони Латтимер и майор Линдеманн взобрались на грузовик, который двинулся к зданию, оставив джип на дороге. Когда они подъехали ближе, то увидели, что в стене образовался довольно широкий пролом. Латтимер расположил взрывчатку в простенке между окнами. Оба окна были выбиты вместе со стеной и лежали в полной сохранности на земле.

Марта хорошо помнила, как они входили в самое первое здание. Один из офицеров Космической службы поднял с земли камень и бросил в окно, уверенный, что этого будет достаточно. Но камень отскочил обратно. Тогда он вытащил пистолет и выстрелил четыре раза подряд. Пули со свистом отскакивали, оставляя царапины. Кто-то пустил в ход скорострельное ружье. Здесь на Марсе все носили оружие, считая, что неизвестность полна опасностей. Однако и на этот раз пуля ударилась о стекловидную массу, не пробив ее. Пришлось прибегнуть к помощи кислородно-ацетиленового резака, и только через час стекло поддалось.

Тони пошел впереди, освещая дорогу фонарем. Они с трудом различали его измененный микрофоном голос.

— Я думал, мы пробили проход в коридор, а это комната. Осторожно. Пол почти на два фута понижается к двери. Здесь куча щебня от взрыва, — и он исчез в проломе. Остальные начали снимать с грузовика оборудование: лопаты, кирки, слеги, портативные фонари, аппараты, бумагу, альбомы для зарисовок, складную лестницу и даже альпинистские веревки, топоры и кошки. Хаберт Пенроуз нес на плече какой-то предмет, похожий на пулемет, который оказался электроатомным отбойным молотком. Марта выбрала для себя остроконечный альпинистский ледоруб, он мог одновременно служить и киркой, и лопатой, и палкой.

Стекла, в которые въелась тысячелетняя пыль, едва пропускали дневной свет. Луч, проникший через пробитую брешь, падал на пол светлым пятном. Кто-то из присутствующих поднял фонарь и осветил потолок. Огромная комната была совершенно пуста. Пыль толстым слоем лежала на полу и окрашивала в красный цвет некогда белые стены. Должно быть, здесь находилось большое учреждение, но не было никаких следов, указывающих на его назначение.

— Все начисто вывезено, до самого седьмого этажа, — воскликнул Латтимер.

— Ручаюсь, этажи на уровне улицы тоже полностью очищены.

— Их можно будет использовать под жилье и мастерские, сказал Линдеманн. — Плюс к тому, что у нас есть. Мы разместим здесь всех со “Скиапарелли”.

— Вдоль этой стены, кажется, размещалась электрическая или электронная аппаратура, — заметил один из офицеров Космической службы. — Здесь десять, нет, даже двенадцать отверстий. — Он провел перчаткой по пыльной стене, затем потер подошвой пол, где были следы проводки.

Двустворчатая гладко отполированная дверь была наглухо закрыта. Селим Фон Олмхорст толкнул ее, но дверь не поддалась. Металлические части замка плотно сомкнулись с тех пор, как дверь закрыли в последний раз. Хаберт Пенроуз поставил наконечник молотка на стык между двумя половинками двери, прижал его коленом и повернул выключатель. Молоток затрещал, как пулемет. Створки слегка раздвинулись, затем дверь снова захлопнулась. Целое облако пыли вырвалось им навстречу.

История повторялась. Почти каждый раз им приходилось взламывать двери, и поэтому у них был некоторый опыт. Щель оказалась достаточно широкой. Они протащили фонари и инструменты и прошли из комнаты в коридор. Около половины дверей, выходивших в него, были распахнуты.

Над каждой дверью стоял номер и одно слово Дарнхульва.

Женщина-профессор естественной экологии из Государственного пенсильванского университета, которая добровольно вызвалась присоединиться к группе, осмотрев помещение, сказала:

— Знаете, я чувствую себя совсем как дома. У меня такое впечатление, что это учебное заведение, какой-то колледж, а это аудитория. Смотрите! Слово над дверью, очевидно, означает предмет, который здесь изучался, или название факультета. А эти электронные приборы устроены так, чтобы слушатели могли их видеть. Это, должно быть, наглядные пособия.

— Университет в двадцать пять этажей?! — усмехнулся Тони Латтимер. — Ведь такое здание могло бы вместить около тридцати тысяч студентов.

— А может быть, и было столько. Ведь в дни расцвета это был большой город, — сказала Марта, движимая желанием возразить Латтимеру.

— Да, но представьте себе, что творилось в коридорах, когда студенты переходили из одной аудитории в другую. Не меньше получаса нужно, чтобы попасть с одного этажа на другой, — он повернулся в Селиму фон Олмхорсту.

— Я хочу посмотреть верхние этажи. Здесь все пусто. Есть надежда, что, может быть, мы что-нибудь найдем наверху.

— Я пока останусь здесь, — ответил Селим. — Здесь будут ходить и носить вещи, и поэтому мы должны прежде хорошенько все обследовать и описать. А потом уже ваши ребята, майор Линдеманн, могут там портить.

— Ну хорошо, если никто не возражает, я возьму нижние этажи, — сказала Марта:

— Я иду с вами, — тут же откликнулся Хаберт Пенроуз. — И если нижние этажи не представляют археологической ценности, я использую их под жилые помещения. Мне нравится это здание. Здесь всем хватит места. Можно будет, наконец, не болтаться под ногами друг у друга.

Он посмотрел вниз. Здесь где-то в центре должен быть эскалатор. На стенах и на полу в коридоре тоже лежал толстый слой пыли. Большая часть комнат была пустой. Только в четырех нашли мебель, в том числе и маленькие столики со скамьями, напоминающие наши парты. Все это подтверждало предположение, что они находились в Марсианском университете. Эскалаторы для подъема и спуска были обнаружены с двух сторон большого вестибюля, затем они нашли еще один в правом ответвлении коридора.

— Вот так они переправляли студентов с этажа на этаж, — сказала Марта. — И держу пари, что мы найдем еще не одну такую лестницу.

Коридор кончился. Перед ними был большой квадратный зал. Слева и справа помещались лифты и четыре эскалатора, которыми еще можно было пользоваться как лестницей. Но не эскалаторы заставили всех присутствующих застыть от изумления. Все стены зала снизу доверху были покрыты росписью. Рисунки, потемневшие от пыли и времени, были не очень отчетливы. Марта попыталась представить себе, как они выглядели первоначально. Требовалась большая работа, чтобы очистить все стены. Но все же можно было разобрать слово Дарнхульва, написанное золотыми буквами на каждой из четырех стен.

Марта не сразу даже осознала, что перед ней целое полнозначное марсианское слово. Вдоль стен по ходу часовой стрелки развертывалась грандиозная историческая панорама.

Несколько одетых в шкуры первобытных людей сидели на корточках вокруг костра; охотники, вооруженные луками и стрелами, тащили тушу какого-то похожего на свинью животного. Кочевники мчались верхом на стройных скакунах, напоминающих безрогих оленей. А дальше — крестьяне, сеющие и убирающие урожай, деревни с глинобитными домиками, изображения битв, сначала во времена мечей и стрел, а затем уже пушек и мушкетов; галеры и парусные суда, а затем корабли без видимых средств управления, авиация. Смена костюмов, орудий и архитектурных стилей. Богатые, плодородные земли, постепенно переходящие в голые, мертвые пустыни, и заросли кустарника, время Великой засухи, охватившей всю планету. Строители каналов при помощи орудий, в которых легко узнать паровую лопату и подъемный ворот, трудятся в каменоломнях, копают и осушают равнины, перерезанные акведуками. Большая часть городов — порты на берегах постепенно отступающих и мелеющих океанов: изображение какого-то покинутого города с четырьмя крошечными человекообразными фигурками и чем-то вроде военного орудия посреди заросшей кустарником площади. И люди и машина казались совсем маленькими на фоне огромных безжизненных зданий. У Марты не было ни малейших сомнений. Слово “Дарнхульва” означало “История”.

— Удивительно! — повторял фон Олмхорст. — Вся история человечества. И если художник изобразил правильно костюмы, оружие и орудия каждого из периодов и правильно дал архитектуру, то мы можем разбить историю этой планеты на эры, периоды и цивилизации.

— Даже можно считать, что такое деление соответствует нашему. Во всяком случае название факультета этого университета — Дарнхульва — точно соответствует названию “историческое отделение”, — сказала Марта.

— Да, “Дарнхульва” — история. А ваш журнал был журналом Сорнхулъва! — воскликнул Пенроуз. — У вас есть слово. Марта!

Марта не сразу осознала, что он впервые назвал ее по имени, а не “доктор Дейн”.

— Мне кажется, что взятое отдельно слово хульва означает что-то вроде “наука”, “знание”, или “предмет”, а в сочетании с другими словами оно эквивалентно нашему “логия”. “Дарн” обозначает, очевидно, “прошлое”, “старые времена”, “события”, “хроника”.

— Это дает вам три слова, Марта, — поздравила ее Сахико. — И это ваше достижение.

— Но давайте не будем так далеко заходить, — сказал Латтимер, на сей раз без насмешки. — Я еще могу согласиться с тем, что “Дарнхульва” марсианское слово, обозначающее историю как предмет изучения. Я допускаю, что слово “хульва” — носитель общего значения, а первый элемент определяет его и дает ему конкретное содержание. Но связывать это слово со специфическим понятием, которое мы вкладываем в слово “история”, нельзя, так как мы даже не знаем, существовало ли у марсиан научное мышление. — Он замолк, ослепленный голубовато-белыми вспышками “Клигетта” Сида Чемберлена. Когда прекратился треск аппарата, они услышали голос Чемберлена.

— Однако это грандиозно! Вся история Марса от каменного века и до самого конца — на четырех стенах! Я пока хочу заснять отдельные кадры, а затем мы все это покажем в телепередаче в замедленном темпе. И вы. Тони, будете комментировать по ходу действия, дадите истолкование сцен. Вы не возражаете?

Не возражает! Марта подумала, что если бы у него был хвост, то он бы завилял им при одной мысли об этом.

— Хорошо, друзья, но на других этажах еще, наверное, есть фрески, — сказала она. — Кто хочет пойти с нами вниз?

Первыми вызвались Сахико и Айвн Фитцджеральд. Сид решил пойти наверх с Тони Латтимером. Глория тоже выбрала верхний этаж. Было решено, что большинство останется на седьмом этаже, чтобы помочь Селиму фон Олмхорсту закончить работу.

Марта медленно начала спускаться вниз по эскалатору, предварительно проверяя прочность каждой ступеньки своим топориком.

На шестом этаже тоже была Дарнхульва — история военного дела и техники, судя по рисункам. Они осмотрели центральный зал и спустились на пятый этаж. Он ничем не отличался от шестого, только большой четырехугольный зал был весь заставлен пыльной мебелью и какими-то ящиками. Айвн Фитцджеральд неожиданно поднял фонарь. Росписи здесь изображали марсиан. По виду они почти ничем не отличались от жителей Земли. Каждый марсианин держал что-нибудь в руке — книгу, пробирку или деталь научной аппаратуры. Все они были изображены на фоне лабораторий и фабрик, столба пламени или вспышки молнии. Над рисунками стояло уже знакомое Марте слово Сорнхулъва.

— Марта, посмотрите на это слово! — воскликнул Айвн Фитцджеральд. — То же, что и в заглавии вашего журнала. — Он посмотрел на стену и добавил: — Химия или физика.

— Или и то и другое вместе, — предположил Хаберт Пенроуз. — Не думаю, чтобы марсиане так строго делили эти предметы. Смотрите! Этот старик с длинными усами, должно быть, изобретатель спектроскопа. Он его держит в руках, а над головой у него радуга. А женщина в голубом рядом с ним, наверное, что-то сделала в области органической химии. Видите над ней схемы молекулярных цепей? Какое слово передает одновременно идею химии и физики как единой дисциплины?

— Может быть, сорнхульва, — сказала Сахико. Если “хульва” значит “наука”, то слово “сорн” должно означать “предмет”, “вещество” или “физическое тело”. Вы были правы. Марта. Цивилизованное общество непременно должно оставить после себя хоть что-нибудь, свидетельствующее о его научных достижениях.

— Да, это должно стереть презрительную усмешку с лица Тони Латтимера, — сказал Фитцджеральд, когда они спускались по неподвижному эскалатору на следующий этаж.

— Тони хочет стать крупной фигурой. А когда рассчитываешь на это, трудно примириться с мыслью, что кто-то может быть крупнее. Ученый, который первым начнет читать марсианские надписи, будет, без сомнения, самой крупной величиной в археологии нашего времени.

Фитцджеральд был прав. Марта сама не раз думала об этом, но последнее время она гнала от себя подобные мысли. Ей хотелось только одного — иметь возможность читать то, что писали марсиане, и узнать о них как можно больше.

Они спустились еще по двум эскалаторам и вышли в галерею, которая шла вокруг большого зала, расположенного на уровне улицы. В сорока футах под ними был пол. Они освещали внизу предмет за предметом — огромные скульптурные фигуры в центре, нечто вроде вагонетки с моторчиком, перевернутой, очевидно, для ремонта; какие-то предметы, напоминающие пулеметы и самострельные пушки; длинные столы, доверху заваленные пыльными деталями машин; коробки, клети для упаковки, ящики.

Они спустились и, с трудом пробираясь среди завала вещей, отыскали эскалатор, ведущий в подвальные помещения. Подвалов было три, один под другим. Наконец, они стояли у подножия последнего эскалатора на твердом полу, освещая портативными фонарями груды ящиков, стеклянных бочек, круглых металлических коробок, густо обсыпанных слоем порошкообразной пыли.

Ящики были из какой-то пластмассы. За все время работ экспедиции в городе им ни разу не попадались деревянные предметы. Бочки и большие круглые коробки были либо из металла, либо из стекла, вернее, из какой-то особой стекловидной массы. В этом же подвале они обнаружили несколько холодильников. При помощи топорика Марты и похожего на пистолет вибратора (его Сахико всегда носила на поясе) им удалось вскрыть дверь одной из комнат. Они нашли там гору окаменелостей, которые когда-то были овощами. Тут же на полках лежали превратившиеся в кожу куски мяса. По этим остаткам, переданным ракетой в лабораторию на корабль, ученые легко смогут определить радиокарбонным способом, сколько лет назад прекратилась жизнь этого здания.

Холодильная установка, совершенно отличная от всех холодильников, которые когда-либо производила наша культура, работала на электрической энергии. Сахико и Пенроуз обнаружили, что аппарат включен. Он перестал действовать только после того, как был поврежден источник энергии.

Центральным подвальным помещением, видимо, тоже пользовались как хранилищем. Оно было разделено пополам перегородкой с дверью в середине. Они полчаса возились с этой дверью, пытаясь открыть ее, и готовы были уже послать наверх за специальными инструментами, как дверь неожиданно приоткрылась. Они протиснулись внутрь помещения.

Фитцджеральд, шедший впереди с фонарем, вдруг остановился, оглядел комнату и издал какое-то восклицание. Они с трудом разобрали слова, неясно доносившиеся через микрофон.

— Нет! Не может быть!

— Что случилось, Айвн? — спросила обеспокоенная Сахико, входя за ним. Он отодвинулся, пропуская ее.

— Смотрите, что здесь, Сахико! Мы должны все это реставрировать!

Марта протиснулась в комнату вслед за подругой, посмотрела вокруг и застыла на месте. Голова кружилась от волнения. Книги. Шкафы с книгами. Они тянулись вдоль всех стен до самого потолка на высоту до пятнадцати футов. Фитцджеральд и Пенроуз вдруг сразу громко заговорили. Марта слышала их возбужденные голоса, но не понимала ни слова. Они, должно быть, попали в главное хранилище университетской библиотеки. Здесь собрана вся литература исчезнувших обитателей Марса. В центре между шкафами Марта заметила квадратный стол библиотекаря и рядом лестницу, ведущую наверх.

Марта вдруг поняла, что она движется вслед за всеми к этой лестнице. Сахико сказала:

— Я самая легкая. Пустите меня вперед. — Должно быть, она говорила о металлической винтовой лестнице.

— Я убежден, что она абсолютно надежна, — сказал Пенроуз. — То, что мы так долго возились с дверью — лучшее доказательство прочности металла.

В конце концов Сахико настояла на своем, и ее пустили вперед. Она осторожно, совсем по-кошачьи, поднималась по ступенькам, которые, несмотря на их кажущуюся хрупкость, оказались очень прочными. Все по очереди последовали за ней. Комната наверху была точной копией той, которую они только что осмотрели, и вмещала не меньшее количество книг. Они решили не взламывать дверь, чтобы не тратить зря времени, вернулись обратно и по эскалатору поднялись в первый этаж.

Здесь были кухни, судя по электрическим плитам, на которых еще стояли горшки и кастрюли. Рядом с кухонными помещениями располагался огромный зал, где, по всей вероятности, находилась студенческая столовая, впоследствии переделанная под мастерскую. Как они и ожидали, читальный зал был на уровне улицы, прямо над книгохранилищем. Он тоже превращен в жилую комнату последними обитателями здания. В соседних, примыкающих к залу аудиториях они нашли множество баков, колб и дистилляционных аппаратов. Здесь, очевидно, была химическая лаборатория или мастерская; металлическая перегонная труба проходила через отверстие, пробитое в потолке на высоте семидесяти футов. Повсюду стояла пластмассовая мебель, такая, какую они прежде находили в других зданиях. Часть ее поломана и приспособлена для каких-то новых целей. В остальных комнатах первого этажа тоже находились ремонтные и производственные мастерские. По всей вероятности, промышленное производство продолжало существовать еще долгое время после того, как университет перестал функционировать.

На втором этаже размещался музей. Выставленные экспонаты едва различались за запыленными мутными витринами. Здесь же, видимо, находились административные учреждения. Двери большинства комнат были закрыты. Они не пытались их открыть. Комнаты, которые были открыты, тоже переоборудованы под жилье. Сделав необходимые зарисовки и набросав предварительные планы, чтобы в будущем приступить к более детальному обследованию, они двинулись в обратный путь.

Был уже полдень, когда они добрались до седьмого этажа.

Селима фон Олмхорста они нашли в большой комнате в северной части здания, где он занимался зарисовкой и фиксацией расположения отдельных вещей перед их упаковкой. Он велел мелом разделить пол на квадраты и пронумеровать их.

— Мы все уже сфотографировали на этом этаже, — сказал он. — У меня три группы, по количеству фонарей. Они делают обмеры и зарисовки. Мы надеемся все закончить к четырем часам, но, конечно, без завтрака.

— Вы быстро управились. Очевидно, сказывается руководство опытного археолога, — заметил Пенроуз.

— Это же ребячество! — почти с раздражением ответил старый ученый. — Ваши офицеры не такие уж неучи. Все они были в школах разведчиков или в училище по Уголовным расследованиям. Самые дотошные из археологов-любителей, которых мне когда-либо доводилось знать, были в прошлом либо военными, либо полицейскими. Но здесь не так уж много работы. Большинство комнат пустые или вот как эта: здесь немного мебели, битая посуда, обрывки бумаги. А вы нашли что-нибудь на нижних этажах?

— О да, — сказал Пенроуз, — загадочно улыбаясь.

— А как по-вашему. Марта?

Она начала рассказывать Селиму об их открытии. Остальные, будучи не в состоянии сдержать свое возбуждение, то и дело прерывали ее рассказ, фон Олмхорст слушал ее в немом изумлении.

— Но ведь этот этаж был почти полностью разграблен, как и здания, которые мы видели раньше, — произнес он, наконец.

— Те, кто разграбил это здание, здесь и жили, — ответил Пенроуз. — Они до самого конца пользовались электроэнергией. Мы нашли рефрижераторы, набитые едой, и плиты с обедом. Они, видимо, на лифтах спускали все необходимое с верхних этажей. Весь первый этаж превращен ими в мастерские и лаборатории. Мне кажется, что здесь было что-то вроде монастыря, как в средние века в Европе, вернее, такими могли бы быть монастыри, если бы те, что известны нам по средневековью, появились в результате гибели высокоразвитой в научном отношении культуры. Мы нашли большое количество пулеметов и легких самострельных пушек на первом этаже. Все двери там забаррикадированы. Люди, которые здесь жили, очевидно, пытались сохранить цивилизацию уже после того, как остальная часть планеты впала в состояние дикости. Я думаю, что время от времени им приходилось отражать набеги варваров.

— Вы, надеюсь, не собираетесь превратить это здание в квартиры для экспедиции, полковник? — обеспокоенно спросил Селим фон Олмхорст.

— Нет, что вы. Это здание — настоящая археологическая сокровищница. И более. Судя по тому, что я видел, здесь много нового и интересного для наших ученых-техников. Но вы постарайтесь поскорее все здесь закончить. Тогда я велю продуть сжатым воздухом нижние помещения, начиная с седьмого этажа. Мы поставим кислородные генераторы и электроустановки и пустим пару лифтов. Верхние этажи мы будем продувать постепенно, этаж за этажом, при помощи портативных установок и когда создадим нужную атмосферу, все проветрим и прожжем, вы, Марта и Тони Латтимер сможете приступить к систематической работе уже в спокойной обстановке. Я вам буду помогать все свободное время. Ведь это, пожалуй, самое важное событие в жизни нашей экспедиции.

Вскоре на седьмом этаже появился и Тони Латтимер со своей группой.

— Мне не все здесь ясно, — сказал он, подойдя. — Это здание было опустошено каким-то особым образом, не так, как другие. Ведь казалось бы, что вещи всегда начинают выносить с первого этажа, а потом уже принимаются за верхние. А здесь все наоборот. Они начали с верхних этажей. Оттуда все вывезено, но самый верх не тронут. Кстати, теперь я выяснил, для чего наверху конус. Это ветряная турбина, а под ней электрогенератор. Здание питалось собственной электроэнергией.

— А в каком состоянии генераторы? — спросил Пенроуз.

— Как обычно, всюду полно пыли, которая, конечно, набилась и под турбину, но мне кажется, что сама турбина в исправности. У них была энергия, и они могли пользоваться лифтом для переброски людей и вещей вниз. Я уверен, что так все и было, но некоторые этажи они не тронули. Тони замолчал и, казалось, усмехнулся под своей кислородной маской.

— Не знаю, должен ли я говорить об этом в присутствии Марты, но двумя этажами ниже мы наткнулись на комнату, где, по-видимому, находился справочный отдел библиотеки одного из факультетов. Там около пятисот книг. — В ответ раздался звук, напоминающий крик попугая. Это смеялся под шлемом своего скафандра Айвн Фитцджеральд.

Завтракали наскоро в библиотеке. За столом все время слышались возбужденные голоса. Хаберт Пенроуз и несколько офицеров, быстро покончив с едой, занялись обсуждением плана дальнейших работ. Около пятидесяти участников экспедиции были временно освобождены от работы на своих участках и направлены в университет. К вечеру обследование седьмого этажа было закончено; сделаны все необходимые обмеры, снимки и зарисовки. Росписи в центральном зале были покрыты специальным защитным брезентом. После этого группа Лорента Джиквелла принялась за работу. Решили герметически закупорить центральный зал. Инженер, молодой француз из Канады, весь вечер только тем и занимался, что разыскивал и заделывал вентиляционные отверстия. Было обнаружено, что клеть лифта в северной части здания шла до двадцать пятого этажа. Второй лифт центрального зала вел вниз. Таким образом соединились все этажи. Никто не решался испробовать древний лифт. Только к вечеру на следующий день специально спущенная ракета доставила лифтовую кабину и все необходимое оборудование, изготовленное в мастерских на корабле. К этому времени закончили продувание комнат сжатым воздухом. Были установлены электроатомные трансформаторы и включены кислородные генераторы.

Как-то утром, двумя днями позже, Марта работала в нижнем подвале, когда дверь кабины лифта открылась и из нее вышли два офицера Космической службы, они принесли дополнительные фонари. Марта не сразу поняла, что на пришедших не было кислородных масок и один из них даже курил. Она сняла шлем и маску, отстегнула коробку и осторожно вздохнула. Воздух был прохладным; пахло чем-то заплесневелым. Запах древности — первый запах Марса, который она почувствовала. Она зажгла сигарету. Легкое пламя горело спокойно, но табак попал в горло и сильно жег его.

В этот вечер пришло много народу: археологи, штатские научные сотрудники экспедиции, несколько офицеров, Сид Чемберлен и Глория Стэндиш.

Они уселись в пустых комнатах на складных стульях, которые принесли с собой. Офицеры установили электрические плитки и холодильник в старом читальном зале и оборудовали стойку и столы для завтрака. В течение нескольких дней в древнем здании было людно и шумно, но постепенно офицеры Космической службы, а вскоре и все остальные вернулись к своей прерванной работе. Нужно было продуть сжатым воздухом те из обследованных раньше зданий, в которых можно разместить пятьсот членов новой экспедиции. Прибытие ее ожидалось через полтора года. Еще не были закончены работы по расширению посадочной площадки для ракетных кораблей и сооружению резервуаров для технического топлива. Решили очистить древние городские водохранилища до того, как новое весеннее таяние снегов принесет воды в подземные акведуки, которые неправильно на Земле называли каналами.

Древние строители каналов, должно быть, предвидели, что наступит время, когда их потомки уже не будут в состоянии вести работы по очистке наземных каналов, и заранее позаботились об этом. Университет был почти полностью обитаемым, когда Марта, Селим и Тони с помощью нескольких офицеров Космической службы — большей частью девушек — и четырех штатских закончили основные работы.

Они начали с нижних этажей. Разделив весь пол на квадраты, целыми днями делали записи, зарисовки, снимки. Все образцы органических пород отправлялись в лабораторию на корабль для радиокарбонного анализа и датировки. Они открывали банки, кувшины и бутылки и всегда сталкивались с одним и тем же явлением: содержащаяся в них жидкость испарялась сквозь пористые стенки сосудов, если не было других отверстий. Повсюду, куда бы они ни заглядывали, встречали следы сознательной деятельности, неожиданно оборвавшейся и уже никогда не возобновившейся: тиски с зажатым в них куском железа, наполовину перерезанным; горшки и сковородки с окаменелыми остатками пищи; тонкий лист железа на столе, а рядом, под руками — ножи, предметы туалета и умывальники, незастеленные кровати, на которых лежало постельное белье, рассыпавшееся от прикосновения, но все еще сохранявшее очертания тела спящего; бумага и письменные принадлежности на столах создавали впечатление, что писавший вот-вот войдет и продолжит работу, прерванную на пятьдесят тысяч лет.

Все эти вещи как-то странно действовали на Марту. Ей казалось, что марсиане никогда не умирали, что они ходят вокруг и незаметно следят за каждым ее шагом, с неодобрением смотрят на то, как она трогает оставленные ими вещи. Они являлись к ней во сне вместо своих загадочных надписей. Сначала все работающие в здании университета заняли по отдельной комнате. Все были рады избавиться от излишнего шума, всегда царившего в лагере. Но Марта была рада, когда к ней через несколько дней вечером заглянула Глория Стэндиш, которая, извинившись, сказала, что ей очень тоскливо оттого, что не с кем даже перекинуться словом перед сном. На следующий вечер к ним присоединилась Сахико Коремитцу, а затем зашла девушка-офицер, чтобы почистить и смазать перед сном свой пистолет.

Остальные тоже почувствовали одиночество. У Селима фон Олмхорста появилась манера быстро и неожиданно оборачиваться, как будто он хотел увидеть кого-то, стоящего сзади. Как-то раз Тони Латтимер взял стакан со стойки, в которую превратили конторку библиотекаря в читальном зале, залпом выпил его и выругался.

— Знаете, как называется этот пункт? — спросил он. — Это археологическая “Мария Целеста”1. Это здание было обитаемо до самого конца, но какой был конец? Что с ними произошло? Куда они делись, черт возьми?!


1 “Мария Целеста” — небольшая деревянная бригантина, построенная на верфях Новой Шотландии (Канада) в 1861 году. 7 ноября 1872 года вышла из Нью-Йорка с грузом спирта в Геную. 4 декабря того же года корабль был обнаружен без команды близ Азорских островов. Обстоятельства, при которых команда покинула судно и погибла, не выяснены до сих пор. Тайна гибели экипажа “Марии Целесты” долгое время волновала умы людей и послужила сюжетом для написания различных художественных произведений. — Прим. ред.

— Я надеюсь, вы не ожидали, что они выстроятся на красном ковре и со знаменем в руках будут приветствовать нас криками: “Добро пожаловать, люди Земли”? — спросила Глория Стэндиш.

— Нет, конечно. Они умерли пятьдесят тысяч лет назад. Но если они были последними марсианами, почему мы не находим их тел? Кто похоронил их? — Он посмотрел на свой стакан из тонкого пористого стекла, взятый среди сотни таких же в шкафу наверху. Затем протянул руку к бутылке с коктейлем. — И все двери на уровне древней поверхности либо заколочены, либо забаррикадированы изнутри. Как же они выходили? И почему они ушли?

На следующий день за завтраком Сахико неожиданно нашла ответ на второй вопрос. Пять инженеров-электриков спустились с корабля на ракете, и Сахико провела с ними утро в верхнем этаже здания.

— Тони, я слышала, как вы утверждали, что генераторы были целыми, — начала она, бросив взгляд на Латтимера. — Вы ошиблись. Они в ужасном состоянии. И вот что произошло: подпорки ветряного двигателя подкосились, он рухнул и все там разрушил.

— Все могло случиться за пятьдесят тысяч лет, — ответил Латтимер. — Когда археолог говорит, что что-то в хорошей сохранности, это не обязательно означает, что остается только нажать кнопку — и все начнет действовать.

— Но вы не заметили, что катастрофа произошла, когда было включено электричество? — спросил один из инженеров, задетый высокомерным тоном Латтимера. — Там все сожжено, смещено и разорвано. Жаль, что мы не всегда находим вещи в хорошем состоянии даже с археологической точки зрения. Я видел на Марсе очень много интересных вещей, вещей, которые для нас дело будущего. Но все же понадобится не меньше двух лет, чтобы разобраться и восстановить в первоначальном виде все там, наверху.

— А не кажется ли вам, что кто-то уже пытался навести там порядок? — спросила Марта. Сахико покачала головой.

— Достаточно только взглянуть на турбину, чтобы отказаться от этой попытки. Я не верю, что там возможно хоть что-нибудь восстановить.

— Но теперь понятно, почему они ушли. Им нужно было электричество для освещения и отопления. Ведь все их производство работало на электричестве. Они могли жить здесь только при наличии энергии. Без нее это здание, конечно, не могло быть обитаемым.

— Да, но для чего они забаррикадировали двери изнутри? И как они выходили? — снова спросил Латтимер.

— Для того, чтобы кто-то не ворвался и не разграбил весь дом. А тот, очевидно, запер последнюю дверь и по веревке спустился вниз, — предположил Селим фон Олмхорст.

— Эта загадка меня как-то не очень волнует. Мы непременно что-нибудь обнаружим, что даст нам ответ на этот вопрос.

— Как раз тогда, когда Марта начнет читать по-марсиански, — усмехнулся Тони.

— Да, вот тогда мы и сможем все узнать, — серьезно ответил фон Олмхорст. — И я не удивлюсь, если окажется, что они оставили записи, когда покидали здание.

— Вы серьезно начинаете думать о ее бесплодных мечтах как о реальной возможности, Селим? — спросил Тони. — Я понимаю, что это чудесная вещь, но ведь чудеса не случаются только потому, что мы ждем их. Разрешите мне процитировать слова знаменитого хеттолога Иоганна Фридриха: “Ничто не может быть переведено из ничего” или не менее знаменитого, но жившего позже Селима фон Олмхорста: “Где вы собираетесь достать двуязычную надпись?”.

— Да, но Фридрих дожил до того времени, когда был прочитан и дешифрован хеттский, — напомнил ему фон Олмхорст.

— И лишь после того, как была найдена хетто-ассирийская двуязычная надпись. — Латтимер всыпал в чашку кофе и добавил кипятку. — Марта, вы должны знать лучше, чем кто-нибудь другой, как мало у вас шансов. Вы несколько лет работали в долине Инда. А сколько слов из хараппы вы смогли прочесть?

— Но ни в Хараппе, ни в Мохенджо-Даро мы не находили университета с полумиллионной библиотекой.

— И в первый же день, когда мы вошли в здание, мы установили значение нескольких слов, — добавил Селим.

— Но с тех пор вы больше не нашли ни одного слова. Вы с уверенностью можете сказать, что знаете общее значение отдельных слов, но ведь у вас несколько различных интерпретаций для каждого элемента слова.

— Но это только начало, — не сдавался фон Олмхорст. — У нас есть первое слово, как слово “царь” у Гротефенда. Я собираюсь прочитать хотя бы часть этих книг, если даже мне придется посвятить этому весь остаток своей жизни. И скорее всего так оно и будет.

— Как я понимаю, вы отказались от мысли уехать на “Сирано”? — спросила Марта. — Вы остаетесь здесь?

Старик кивнул головой.

— Я не могу уехать. Впереди слишком много открытий. Старому псу придется выучить много новых хитрых вещей, но отныне моя работа здесь.

Латтимер был изумлен.

— Как, такой знаток, такой специалист, как вы! — воскликнул он. — Неужели вы хотите зачеркнуть все, чего достигли в хеттологии, и начать все снова здесь, на Марсе? Марта, если вы подбили его на это безумное решение, то вы просто преступница!

— Никто меня ни на что не подбивал, — резко сказал фон Олмхорст. — Не знаю, какого черта вы здесь говорите об отказе от всех достижений в хеттологии. Все, что я знаю об империи хеттов, было опубликовано и доступно каждому. Хеттологию постигла та же участь, что и египтологию: она перестала быть исследовательской, превратившись в кабинетную науку и чистую историю, а не археологию. Я же не кабинетный ученый и не историк. Я раскопщик, полевой исследователь, высококвалифицированный и искусный гробокопатель. А на этой планете столько раскопочной работы, что не хватит и сотни жизней. Глупо было бы думать, что я могу повернуться спиной ко всему этому и продолжать царапать примечания к книгам о хеттских царях.

— Но как хеттолог, вы могли бы на Земле получить все, что вы хотите. Ведь десятки университетов скорее согласились бы иметь вас, чем прославленную победоносную футбольную команду. Но нет! Вам этого мало, вы должны быть главным действующим лицом и в марсологии тоже, вы, конечно, не можете упустить такую возможность! — Латтимер с грохотом отодвинул стул, резко поднялся и почти выбежал из-за стола.

Марта сидела, не смея поднять глаз на товарищей. У нее было такое чувство, что на них вылили ушат грязи. Тони Латтимер, конечно, мечтал, чтобы Селим уехал на “Сирано”. Марсология новая наука. И если Селим войдет в нее с самого начала, он принесет с собой славу знаменитого ученого. Главная роль, которую Латтимер уготовил себе, механически перейдет Олмхорсту. Слова Айвна Фитцджеральда звучали в ушах Марты: “Тони хочет стать крупной фигурой, а когда ты рассчитываешь на это, трудно примириться с мыслью, что кто-то может быть крупнее”. Теперь ей стало понятно презрительное отношение Латтимера к ее работе. Он не был убежден, что она никогда не сможет прочитать марсианской письменности. Напротив, он боялся, что она прочтет их в один прекрасный день.

Айвну Фитцджеральду, наконец, удалось выявить бактерию, которая вызвала заболевание девушки по имени Финчли. Он легко смог поставить диагноз. После тяжелой лихорадки больная начала медленно поправляться. Никто больше не заболел. Но Фитцджеральд так и не мог понять, откуда взялась бактерия.

В университете нашли глобус, сделанный, по-видимому, в то время, когда город был морским портом. Они установили, что город назывался Кукан или как-то иначе — словом, с тем же соотношением гласных и согласных.

Сразу же после этого открытия Сид Чемберлен и Глория Стэндиш начали давать телепередачи из Кукана, а Хаберт Пенроуз включил это название в свои официальные отчеты. Они нашли, кроме того, марсианский календарь. Год делился на более или менее равные месяцы, и один из них назывался Дома. Еще один месяц назывался Нор. Это слово входило в заглавие найденного Мартой научного журнала.

Зоолог Билл Чандлер все глубже и глубже забирался на морское дно Сиртиса. В четырехстах милях от Кукана и на пятнадцать тысяч футов ниже его уровня он подстрелил птицу, вернее, нечто, напоминающее нашу птицу. Она была с крыльями, но почти совсем без перьев. Это существо было скорее ползающим, чем летающим, если судить по общепринятой классификации. Билл с Фитцджеральдом очистили ее от редких перьев, сняли кожу, а затем расчленили туловище, отделяя мышцу за мышцей. Около трех четвертей тела занимали легкие. “Птица”, несомненно, дышала воздухом, содержащим по крайней мере половину количества кислорода, необходимого для поддержания человеческой жизни, и раз в пять больше, чем его было в атмосфере вокруг Кукана.

Это открытие несколько ослабило интерес к археологии, но вызвало новый взрыв энтузиазма. Вся наличная авиация, состоящая из четырех геликоптеров и трех бескрылых разведывательных истребителей, была брошена на тщательное обследование бывшего глубокого морского дна.

“Биологическая” молодежь находилась все время в состоянии крайнего возбуждения и делала все новые и новые открытия во время каждого полета.

Университет был предоставлен археологам — Селиму, Марте и Тони. Последний совсем замкнулся и работал один. Научные сотрудники и военные из Космической службы, которые вначале помогали им, теперь совершали полеты на дно Сиртиса, чтобы выяснить, сколько там скопилось кислорода и какая жизнь там могла сохраниться.

Иногда заглядывала Сахико. Большую часть времени она помогала Фитцджеральду препарировать образцы. У них уже было пять или шесть экземпляров птиц и несколько рептилий. Еще раньше на дне Сиртиса Билл Чандлер нашел плотоядное млекопитающее с птичьими когтями размером с кошку. Самыми крупными образцами оказались животные, очень похожие на “кабана” со стенных росписей в большой Дарнхульве, и олень с рогом посреди лба, по виду близкий к газели.

Сенсацию вызвала находка одним из отрядов в морской впадине, лежащей на тридцать тысяч футов ниже Кукана, вполне пригодного для жизни человека воздуха. Все сняли маски. У одного из участников появились признаки легкой одышки, и его на руках с криками “ура” отнесли к врачу. Остальные же чувствовали себя превосходно. Теперь все заговорили о планете как о возможном месте обитания человечества. Но вскоре Тони Латтимер неожиданно вновь возродил интерес к прошлому Марса как среди членов экспедиции, так и у населения Земли.

Марта и Селим работали в музее на втором этаже, они стирали въевшуюся пыль со стеклянных ящиков, витрин, экспонатов и рельефных надписей. Тони обследовал так называемые административные помещения в другом крыле здания. Вдруг из мезонина ворвался в комнату молодой лейтенант и, почти задыхаясь от возбуждения, крикнул:

— Марта! Доктор Олмхорст! Где вы? Тони нашел марсиан.

Селим уронил в ведро тряпку, которую держал в руке. Марта опустила клещи на стеклянную витрину.

— Где? — спросили они разом.

— Там, в северной части. — Лейтенант уже пришел в себя и говорил спокойнее. — В маленькой комнате за “конференц-залом” дверь была заперта изнутри. Пришлось открывать ее резаком. Там и нашли. Восемнадцать человек. Все сидят вокруг круглого стола.

Глория Стэндиш, заглянувшая к ним во время второго завтрака, узнав новость, тотчас отправилась в галерею, где находился радиофон, и вскоре они услышали ее голос.

— …восемнадцать человек! Конечно, мертвые. Что за вопрос! Скелеты, обтянутые кожей. Нет. Я не знаю, отчего они умерли. Меня теперь совершенно не волнует, нашел ли Билл гиппопотама о трех головах. Сид? Как, вы еще не знаете? Мы нашли марсиан!

Она повесила трубку и бросилась вперед, Селим и Марта последовали за ней.

Марта хорошо помнила запертую дверь. При первоначальном осмотре здания они даже не сделали попытки открыть ее. Теперь дверь, обугленная с обеих сторон, лежала на полу в большом зале, фонарь стоял в задней комнате, освещая фигуры Латтимера и офицера Космической службы, стоящего у входа. Большую часть комнаты занимал стол, вокруг которого в креслах разместились восемнадцать мужчин и женщин — бессменных обитателей этой комнаты в течение пятидесяти тысячелетий. На столе стояли бутылки и стаканы. Если бы не яркий свет. Марта решила бы, что они просто задремали над своими бокалами. Один закинул ногу за ручку кресла и заснул вечным сном.

— Ну что вы на это скажете? — торжествующе воскликнул Токи Латтимер. — Налицо массовое самоубийство. Заметили, что там в углах?

Тони осветил фонарем жаровни, сделанные из двух металлических коробок с отверстиями. Белая стена над ними совсем почернела от дыма.

— Это уголь, Я видел его следы и раньше вокруг горна в мастерской на первом этаже. Они закрылись изнутри, поэтому мы с таким трудом взломали дверь. — Он прошелся по комнате и заглянул в вентилятор.

— Забит тряпками, как и следовало ожидать. Должно быть, это все люди, которые здесь оставались. У них не было сил бороться. Они чувствовали себя старыми и усталыми. Привычный мир вокруг них умирал. И они собрались здесь, зажгли жаровню и пили до тех пор, пока не заснули навсегда. Теперь мы хоть знаем, что с ними произошло.

Сид и Глория постарались сделать все для создания шумихи. Население Земли жаждало новостей о марсианах. Находка комнаты, наполненной древними покойниками, примирила их с отсутствием живых марсиан. В этом даже было преимущество, так как у всех на Земле еще жила в памяти паника, которую вызвало нашествие Орсона Веллиса шестьдесят лет назад.

Герой дня Тони Латтимер пожинал плоды своей предусмотрительной дружбы с Глорией. Он без конца выступал по телевидению, принимая передачи с Земли. За один день он стал самым знаменитым археологом в истории.

— Это мне нужно не для себя лично, — повторял он. — Это величайшее открытие для марсианской археологии. Нужно привлечь к нашему открытию интерес широкой общественности. Подать все в ярком свете. Селим, вы помните, в каком году лорд Кэрнарвон и Говард Картер нашли гробницу Тутанхамона?1


1 Лорд Кэрнарвон Джордж Эдуард (1866-1923) — известный английский египтолог. В 1906 году начал раскопки в Фивах (Египет) совместно с Говардом Картером. Кэрнарвон открыл гробницы фараонов XII и XVIII династий и в том числе в 1923 году знаменитую гробницу Тутанхамона.

Картер Говард (1873) — английский египтолог. Участвовал в нескольких археологических экспедициях на раскопках в Египте в 90-х годах XIX века и в начале нашего века. Открыл гробницы фараонов Ментухетепа, Тутмоса, Тутанхамона и некоторых других.

Тутанхамон — египетский фараон XVIII династии, правивший в первой половине XIV века до н. э. — Прим. ред.

— Кажется, в двадцать третьем. Мне тогда было два года, — усмехнулся Селим. — Я как-то до сих пор не могу понять, что дало человечеству познание египтологии. Музей расщедрились и отвели больше места для выставки египетских вещей, а Музейное управление выделило несколько дополнительных витрин. Очевидно, некоторое время было легче и с финансированием раскопок. Но не знаю, принесет ли в конечном итоге пользу весь этот ажиотаж.

— Я все же думаю, что один из нас должен вернуться на Землю, когда “Скиапарелли” выйдет на орбиту, — сказал Латтимер. — Я надеялся, что это будете вы. К вашему голосу прислушиваются. Одному из нас просто необходимо вернуться, чтобы рассказать о нашей работе общественности, университетам, федеральному правительству. Их нужно ознакомить с нашими достижениями и дальнейшими планами. Нам предстоит огромная работа, и мы не можем допустить, чтобы другие отрасли науки и так называемые практические интересы лишили нас поддержки в общественных и научных кругах. Я считаю, что мне нужно хотя бы на некоторое время поехать и посмотреть, что я смогу предпринять.

Лекции, организация общества марсианской археологии во главе с Антони Латтимером, доктором философии, единственным кандидатом на пост президента, ученые степени, поклонение широкой публики, высокое положение с внушительными титулами и жалованьем. Словом, все удовольствия, которые приносит слава.

Марта потушила сигарету и поднялась с места.

— Я еще должна сверить последние списки вещей, найденных в Хальвнхульве, на биологическом факультете. Завтра я принимаюсь за Сорнхулъву, а до этого хочу привести в порядок все материалы, чтобы можно было заняться ими уже более детально.

Именно от этого и хотел уйти Тони Латтимер — от тщательной, кропотливой работы. Пусть пехота пробирается по грязи, а награды достанутся командованию.

Неделю спустя Марта, почти закончив работу на пятом этаже, завтракала в читальном зале. К ней подошел полковник Пенроуз и спросил, чем она занимается.

— Я как раз думаю о том, сможете ли вы дать мне двух человек на часок, — ответила она. — Мне нужно открыть две двери в центральном зале. Там, судя по плану нижнего этажа, находятся лекторий и библиотека.

— Могу предложить свои услуги. Я стал квалифицированным взломщиком, — он оглядел присутствующих. — Здесь Джеф Майлз. По-моему, он сейчас ничем особенно не занят. Для разнообразия не мешает потрудиться и Сиду Чемберлену. Надеюсь, вчетвером мы справимся с вашей дверью.

Он окликнул Чемберлена, который нес поднос к судомойке.

— Послушайте, Сид. Вы чем-нибудь заняты в ближайший час?

— Я собирался подняться на четвертый этаж и посмотреть, что там делает Тони.

— Бросьте! Тони выполнил свою норму по марсианам. Пойдемте лучше поможем Марте открыть пару дверей. Вполне вероятно, что мы найдем там целое марсианское кладбище.

Чемберлен пожал плечами.

— Ну что ж. Все равно у Тони ничего нового нет, а за этой заколоченной дверью кое-что может обнаружиться.

К ним подошел Джеф Майлз, капитан Космической службы в сопровождении лаборанта, который накануне спустился на ракете с корабля.

— Вам это должно быть интересно, Монт, — сказал он своему спутнику. — Химический и физический факультеты. Пойдемте с нами.

Лаборант Монт Грантер охотно согласился. Он специально спустился с корабля, чтобы своими глазами увидеть находки.

Марта допила кофе, докурила сигарету и вышла вместе со всеми в зал. Захватив необходимые инструменты, они сошли на пятый этаж.

Дверь, ведущая в лекторий, была у самого лифта. С нее они и начали. При помощи специальных инструментов через десять минут им удалось приоткрыть дверь и войти внутрь. Комната оказалась совсем пустой, и, как в большинстве помещений за закрытой дверью, в нее набилось сравнительно мало пыли. Студенты, очевидно, сидели спиной к двери, лицом к низкому помосту. Ни столов, ни кафедры преподавателя в комнате не было. Две стены были испещрены рисунками и надписями. На правой стороне были изображены какие-то концентрические круги. Марта сразу же узнала в них схемы строения атомов. На левой стенке они увидели сложную таблицу цифр и слов, расположенных в две колонки.

— Это же атом бора! — сказал Грантер, указывая на правую схему. — Впрочем, не совсем. Они знали об электронном заряде, но изображали ядро в виде однородной массы. Никаких указаний на протоны и нейтроны нет. Держу пари, Марта, что, когда вы будете переводить их научные труды, вы обнаружите, что они считали атом неделимой частицей. Вот где кроется объяснение того, что вы до сих пор не находили следов использования атомной энергии.

— Это атом урана, — заметил капитан Майлз. Сид Чемберлен так и подпрыгнул.

— Вы в этом уверены? — спросил он. — Они были знакомы с атомной энергией! Ведь тот факт, что мы не находили картинок с изображением взрывов водородной бомбы в виде грибов, еще ничего не доказывает!..

Марта внимательно рассматривала стены. Эта мгновенная реакция Сида на все события раздражала ее. Услышав слово “уран”, он тут же решил, что здесь не обошлось без атомной энергии.

Пока Марта пыталась разобраться в расположении цифр и слов, она слышала, как Грантер сказал: “О да, Сид, вы крупный специалист. Но мы узнали о существовании урана задолго до того, как обнаружили его радиоактивные свойства. Уран был открыт на Земле в 1789 году Клапротом”.

Таблица на левой стене показалась Марте знакомой. Она пыталась вызвать в памяти обрывки знаний по физике, вынесенных из школы. Вторая колонка была продолжением первой. В каждой было по сорок шесть пунктов. Следовательно, каждый пункт…

— Может быть, они нарисовали уран, потому что у него самый большой в природе атом, — сказал Пенроуз. — Судя по этой картинке, можно твердо сказать, что они не изобрели Transuranics1. Студент подходил к этой таблице и мог указать внешний электрон любого из девяноста двух элементов.


1Transuranics — трансураны, радиоактивные элементы: нептуний, плутоний, америций, менделевий и др., располагающиеся за ураном, последним химическим элементом таблицы Менделеева. Трансураны получены искусственным путем в результате ядерных реакций. - Прим. ред.

— Девяносто два! Так вот что это такое. В таблице на левой стене было девяносто два пункта. Водород стоял под номером один. Теперь она знала, что он назывался Сарфальдсорн. Гелий шел вторым. Это был Тирфальдсорн. Она не помнила, какой элемент по таблице был третьим. Но по-марсиански это был Сарфальдавас. Слово “сорн” могло означать “вещество”, “материя”, но… “давас”. Она думала о том, что же может означать это слово. Вдруг она быстро обернулась и схватила за руку Хаберта Пенроуза.

— Посмотрите сюда, — сказала она взволнованно, — и скажите, что вы об этом думаете? Может это быть таблицей элементов Менделеева?

Все обернулись и посмотрели на стену. Через минуту Монт Грантер заявил:

— Да, но если бы я хоть что-нибудь мог понять в этих каракулях!

Он был прав. Ведь он все это время был на корабле.

— Если бы вы могли читать цифры, вам бы это помогло? — спросила его Марта и начала записывать в блокноте арабские цифры и их марсианские эквиваленты. — Это десятичная система, такая же, как у нас, — сказала она.

— Конечно, если это периодическая таблица элементов, то мне только нужны цифры. Большое спасибо, — добавил он, когда Марта вырвала листок и протянула ему.

Пенроуз знал цифры, и поэтому ему было легче разобраться в таблице.

— Девяносто два пункта. Первый номер, очевидно, порядковый, за ним стоит слово — название элемента, а затем атомный вес. Марта начала читать названия элементов. Я знаю водород и гелий, а что такое третий? Тирфалъдавас?

— Литий, — сказал Грантер.

— Водород — один с плюсом, если этот двойной крючок плюс. Гелий — четыре с плюсом. Это верно. А литий — семь, это не совсем точно. Его атомный вес шесть целых девяносто четыре сотых. А может быть, эта вот штучка марсианский значок для минуса?

— Вы правы. Смотрите! Плюс — крючок, чтобы вместе повесить предметы, а минус в виде ножа, чтобы что-то отрезать. Это, конечно, стилизация, но все же это минус. Четвертый элемент кирадавас. Что это?

— Берилий. Атомный вес — девятка и крючок. На самом деле это девять целых и две сотых.

Сид Чемберлен, который был явно разочарован тем, что ничего не получается из истории о применении марсианами атомной энергии, не сразу понял новое открытие, но, наконец, оно дошло до него.

— Как, вы читаете! — воскликнул он. — Вы читате по-марсиански!..

— Вы правы. Читаем прямо с листа, — сказал Пенроуз. — Я не могу разобрать двух слов после атомного веса. Они похожи на наши названия месяцев марсианского календаря. Что бы это могло означать, Монт?

Грантер задумался.

— После атомного веса должен стоять периодический номер, а затем номер группы. Но здесь ведь слова.

— А какие цифры для первого номера водорода?

— Период первый, группа первая. Один положительный заряд и один электрон внешней орбиты. Для гелия период первый. Он относится к группе нейтральных элементов.

Трав, Трав, Трав — первый месяц года. Гелий — Трав и Иенф. А Иенф — восьмой месяц.

— Группа инертных элементов, очевидно, восьмая, третий элемент — литий. Это период первый, группа первая. Подходит?

— Вполне. Какой первый элемент в третьем периоде?

Садий, номер одиннадцать.

— Правильно, это будет Крав, Крав. Ясно, что названия месяцев — порядковые числительные от одного до десяти, написанные словами. — Дома. — пятый месяц. Это ваше первое марсианское слово. Марта, — сказал ей Пенроуз, — что значит “пять”. Если слово “давас” означает “металл”, а “Сорнхульва” — “химия” и “физика”, то держу пари, что Тадавас Сорнхульва буквально переводится “знание о металле”, “металловедение”, говоря другими словами. Я все думаю, что значит “Мастнарнорвод”.

Марту удивило, что после стольких событий он так подробно помнит о ее работе.

— Что-нибудь вроде “журнал” или “обозрение”, а может быть, “Ежегодник”.

— Мы дойдем и до этого тоже, — сказала уверенно Марта. После сегодняшнего открытия ей казалось, что ничего нет невозможного. — Может быть, мы сможем найти. — Она остановилась. — Вы сказали: “Ежегодник”. Я думала, что скорее это “Ежемесячник”. Он ведь помечен определенным месяцем — пятым, и если “нор” — десять, то “Мастнарнорвод” может означать “Год-десятый”. Я почти уверена, что Мастнар окажется словом “год”. — Она снова посмотрела на таблицу на стене. — Ну хорошо. Теперь я могу записать эти слова и там, где можно, с переводом.

— Давайте устроим небольшой перерыв, — предложил Пенроуз, доставая сигареты, — и сделаем это как можно комфортабельнее. Джеф, сходите в соседнюю комнату и посмотрите, нет ли чего-нибудь вроде кафедры и скамеек.

Сид Чемберлен, пытаясь сдержать свои чувства, извивался, как будто на него напали муравьи. Наконец, он разразился довольно бессвязной речью.

— Вот это да! Это вам не резервуар и не животные. Это даже почище статуй и мертвых марсиан. Представляю, какую гримасу состроит Тони, когда увидит это. Вся Земля сойдет с ума после телепередачи. — Он повернулся к капитану Майлзу: — Джеф, будьте любезны, посмотрите, что там в комнате, а я пока скажу Селиму, Тони и Глории. Подождите, пусть они посмотрят.

— Не волнуйтесь, Сид, — предупредила его Марта. — Вы бы лучше дали нам просмотреть ваши записи, перед тем, как передавать их по телевидению на Землю. Ведь это только начало, и пройдут годы, прежде чем мы сможем читать книги.

— Это будет гораздо быстрее, чем вы думаете, Марта, — сказал ей Хаберт Пенроуз. — Мы все будем работать над этим. А телекопии материалов пошлем на Землю. Пускай ученые там потрудятся. Мы передадим им все, что сможем, все, что у нас есть: копии книг и ваши списки слов. Я убежден, что мы найдем еще таблицы по астрономии, физике, механике, в которых и слова будут эквивалентны нашим.

Марта была убеждена, что в библиотечных фондах, наверное, много таких вещей. Все их сейчас можно будет транслитерировать латинским шрифтом и арабскими цифрами. Первым делом надо поискать в библиотеке учебники по химии. По текстам, в которых встречаются названия элементов, можно будет установить значение новых слов. Ей самой придется заняться химией и физикой.

Сахико заглянула в комнату и остановилась в дверях.

— Могу я чем-нибудь помочь? — Заметив взволнованные лица, она спросила: — Что случилось? Что-нибудь интересное?

— Интересное! — взорвался Сид Чемберлен. — Посмотрите сюда, Саки! Мы читаем надписи. Марта открыла способ чтения марсианской письменности. — Он схватил капитана Майлза за руку. — Пошли, Джеф, я хочу позвать всех остальных. — Слышно было, как он не переставая трещал, когда они шли по коридору. Сахико поглядела на надпись.

— Это правда? — спросила она, и вдруг, прежде чем Марта успела открыть рот, бросилась к ней и крепко ее обняла. — Это правда! Я вижу, что правда! Вы читаете! Я так рада!

Марте пришлось объяснить все сначала, когда пришел Селим фон Олмхорст.

— Но, Марта, вы абсолютно уверены в этом? Вы хорошо знаете, что открытие способа дешифровки надписей для меня не менее важно, чем для вас. Но все же, где у вас уверенность, что эти слова означают водород, гелий, кислород? И откуда вы знаете, что их таблица элементов была такая же, как наша?

Грантер, Пенроуз и Сахико посмотрели на него с удивлением.

— Это не только марсианская таблица элементов. Никакой другой быть не может, — почти возмущенно ответил Монт Грантер. — Смотрите! У атома водорода один протон и один электрон. И если бы было больше, то это был бы не водород, а какой-то другой элемент. А водород на Марсе ничем не отличается от водорода Земли, альфы Центавра или даже другой Галактики.

— Только поставьте цифры в правильном порядке, и любой студент-первокурсник сможет сказать, какие элементы они обозначают, — сказал Пенроуз.

— Во всяком случае, он должен это знать, чтобы сдать зачет.

Старик покачал головой и улыбнулся.

— Я бы не сдал зачет. Я этого не знал или во всяком случае не сразу понял. Первое, что я сделаю: это попрошу прислать мне со “Скиапарелли” набор учебников по химии и физике, предназначенных для способного десятилетнего ребенка. Как оказалось, марсиологи должны знать множество вещей, о которых ни хеттологи, ни ассириологи никогда даже не слыхали.

Тони Латтимер пришел к концу рассказа Марты. Он поглядел на стены и, узнав, что произошло, подошел к Марте и пожал ей руку.

— Вы действительно добились своего, Марта. Вы нашли, наконец, свою двуязычную надпись. Я не верил, что это возможно. Разрешите мне вас поздравить.

Очевидно, он решил таким образом загладить все их прошлые расхождения. Он собирался домой, на Землю, где его ждала слава. Может быть, и это заставило его переменить свою тактику. Во всяком случае дружба Тони для Марты значила так же мало, как и его насмешки.

— Да, такую вещь мы можем показать миру, и это оправдает все затраты и времени и денег на археологические работы на Марсе. Когда я вернусь на Землю, я сделаю все от меня зависящее, чтобы этому достижению было отдано должное.

— Я думаю, нам не нужно так долго ждать, — сухо сказал Хаберт Пенроуз. — Завтра я посылаю официальный отчет, и уж можете быть уверены, что сполна будет отдана дань достижениям доктора Дейн, и не только этому открытию, но и всей ее прежней работе, которая сделала его возможным.

— И вы можете добавить, — сказал Селим фон Олмхорст, — что работа была сделана, невзирая на сомнения и даже неодобрительное отношение со стороны ее коллег, к которым, должен признаться к моему глубокому стыду, принадлежал и я.

— Вы говорили, что мы должны найти двуязычную надпись. В этом вы были правы.

— Но это лучше, чем двуязычная надпись, — вмешался в разговор Хаберт Пенроуз. — Археология до сих пор имела дело только с донаучными культурами, а физика — универсальный язык для всех мыслящих существ.

Перевод с англ. А.Ставиской