«Техника-молодежи» 1962 №11, с.12-13



Г. ФИЛАНОВСКИЙ, инженер
г. Киев

НАУЧНО-ФАНТАСТИЧЕСКИЙ РАССКАЗ

ПЕРЕД СНОМ

Т

етя Сигма, я не хочу, сейчас самое время ловить свет или глядеть в небо сквозь раскрывающийся потолок и думать, думать... Напрасно просил: она захлопала своими большими синими, желтыми, красными глазами, забурчала и, наконец, проговорила обычно: пора спать, скоро пора спать, расскажи о сегодня... И, тихо опустив стрелки, приготовилась слушать.

Ладно. Вот уже восемь лет (а мне тринадцатый — не шутка!) я каждый вечер рассказываю о своем дне. Последнее время не всегда хочется говорить все, все как есть, не знаю почему. Раньше было легче. Позавчера тетя Сигма отдала мой самый первый рассказ. Смешно так: я только и говорил о слоне — до того, видно, хотелось, чтоб он был со мной, а он погулял и ушел. Прошлой мочью мнв снилось что-то похожее: доброе, тяжелое. Я оставлю на эту ночь ту же мелодию сна — утром свежо после него...

Пробежался по опушке, кинулся к «оконцу мира» — приемнику, так жадно захотелось нового, но Сигма почуяла, уловила на свой лад, взяла меня в оборот: пошли уроки. Под конец сделалось томительно, вовсе неинтересно, и я даже подпрыгнул, когда — наконец-то! — настало мое дорогое: уравнения гравитации-времени. Пока втягиваешься, вроде разыгрываешься, приглядываешься к каждой формулке, щупаешь числа, и внезапно мысль ясна, летит — перейден порог вдохновения! У... какие непостижимые вещи можно, кажется, вот-вот ухватить.

Ах, зта Сигма! Нащелкала минут, определила утомленность и мигом растворила напряжение мысли в хаосе пестреньких, веселеньких, приятненьких мыслишек... Позаботилась и — блаженно, изнеможенно — усталого отсылает на реку. Что, Сигма, бурчишь? Разве я перехожу границы свободного послушания? И нечего мурлыкать сонное, сам знаю, сплю.

ЛЕТИМ НА ЛУНУ

Мы с Алиной летим на Луну. Завтра утром, уже решено. Честно говоря, мне не больно-то и хочется, но нельзя же прожить двенадцать лет и еще не побывать на Луне. Нужно же самому поглядеть, какое там небо, как плывет во вселенной наша теплая Земля... Но неужели нельзя было, чтоб вылало лететь не с Алиной, а с Тонкой, которая... Молчу. Петька заведет Тонке об олимпийских, подарит, чего доброго, несколько своих полуживых фигурок. Они ей, конечно, могут понравиться. Она странная, как-то заявила: вырасту, подберу себе другие губы. И показала какие. Зачем? Я ничего не буду менять в себе, разве имя, чтоб оно походило на две ноты призыва. И кто-то далекий-далекий будет вызывать меня, когда я буду открыт для нового...

С Луной ничего не вышло: я заболел. Очень редкий и глупый случай. Я сам не знал, в чем дело, — никогда ведь не болел. И ребята знакомые тоже. Стало вдруг после обеда тяжело в груди. И обед не понравился, но я тогда не обратил внимания. Лег и тихо попросил тетю Сигму: послушай... И вот она зашевелилась забеспокоилась, начала как-то жалобно звонить и гудеть и вся тряслась, будто плакала. Скоро пришла одна из живых нянь. Она пробежала через очищающее облако и подвела ко мне Кзта — темного, который всегда прячется за Сигмой. Я в детстве думал, что он тихо живет, звал его Молчальником, мне казалось, что ему скучновато у нас, а когда я сплю, Сигма рассказывает ему старые сказки. Молчальник Кзт впервые «ожил»: пахнул на меня морозом, потом по телу прошли иголочки, сделалось тепло, жарко, и я задремал. Позже меня катало по саду: я срывал вишни в росе, гонялся за журавлем в небе, слушал чистую музыку, почти позабыл свое время — гравитацию и Луну.

А про Тонку конечно, вспоминал: заставил память на полную глубину открыть ве глаза —. хорошо...

Только бы она не узнала об зтом — стыдно

МЫ В КРИСТАЛЛЕ

Я чувствую: дедушка Рам приходит в основном но мне. Я его тоже люблю больше, чвм все... И почему Сигма ворчит, когда мы улетаем а свет, посылая ей далекие приветы (чтоб отмечала, где я и что я)? Где мы только не бывали!..

На дне Океана чуть проступают контуры растущего Дворца мсизнн — когда-нибудь он переливчато засветится миллионы сильных озорных мечтателей начнут искать иовыв пути жизни... А еще мы слушаем скрип, гул, хлюп, звои громадных, почти безлюдных заводов. Иногда забираемся в древние тесные, мрачные города. Когда я был совсем ребенком, мы видели — сейчас не могу установить, на самом деле или в картине, — мутную сказку. Сигме такой не еыдумать и в миллион лет. Мужчина, блестяще-грубо одетый, бил другого кулаком, лотом палкой; тот, кого били, только >молча слизывал кровь с губ. Дедушка Рам, неужели зто было?..

Недавно мы опять заглянули о Кристалл. Огромные грани Кристалла не просто отражают облака и закаты, звезды н леса, — все чуть смещается, компонуется, движется по настройке «души художника]». Лозтому многие-многие заглядываются в грани весенними утрами и ш тихие осенние сумерки...

Кристалл хранит шее созданное вРазу-мом человечества». Людей здесь бывает видимо-невидимо Стоит густая, полная «оли тишина. Люди подключены к Знаниям. Люди впитывают их, поглощают; раскрывают душу: льются лунные ручейки сонат, сыплются звезды стихов, обрушиваются Ниагары теорий, переливается История, маршируют цифры, проскальзывают тайны... У людей — присмотритесь только — изумленные, одержимые, испуганные, торжествующие . хмурые, тоскующие, не-

V-

Рнс. Р. МУСИХИНОИ

раенодушнье лица... Дедушка Рам как-то потешно быстро проходит мимо людяй Кристалла, таща меня ia руку. Вроде он боится (Подключиться к Знаниям и застрять надолго Когда-то он сказал, что свои знания он оставит мна Добро. Кстати, я ужа облюбовал себе местечко в Кристалле, вырасту — оно мое!

Кончаю, Сигма, кончаю, ты и тут меня торопишь. Честное слово, мне начинает надоедать... Чую, напускает сон, замелькала на потолке смешная невероятная рожица...

ВЕСЕЛЫЙ ДЕНЬ

И Тонка, и Алина, и Петька, и еще ребята пошли в предгорья. Петька настроил все по курсу, крикнул: закрывай глаза — где мы будем? — но он перепутал направление, и нас внесло в море. Девчонки завизжали а я живо выправил. Мы на лугу. Разбрелись по лугу. Алинка сплела венок себе и мне; я чуть поносил и закинул. Клубника такая свежая и спелая, мы все чуть не объелись.

Появились, видать прилетевшие издалека, семнадцатилетние. Девушка насобирала на лугу разных цветов, сняла с себя платье, разбросала по нему цветы и крикнула юноше: так должно запечатлеться! Он растерялся, но Алинка выручила — ей один художник подарил машинку «копировальницу». Цветы на платье, как живые, пересняты. И когда девушка надела цветастое платье, она н юноша пришли в такой восторг, что забыли и «спасибо», и «копировальницу», и о нас. Взрослые, а такие рассеянные...

Но вот интереснее: в траве я наткнулся на жука Длинноуса (Тонка его так назвала). Вы бы поглядели, какой необычный экземпляр, особенно рот и глазищи! Он теперь у нас в домике, в камере организации.

Вечером открылось «оконце мира». Нет, больше мне нельзя информироваться по неполному объему, можно пропустить очень важное для меня и вообще. Что за последние дни нового? Во-первых, сто девять творцов (они известны всем как «сто девять») дали свою новую работу «триаду». Полземли, если ие больше, как узнали об зтом, кинулись, верно, к «оконцам». Еще бы1 Вещи ста девяти не из тех, что переживаются лишь е те минуты, когда о «их услышишь, но и дальше, и чем дальше от сеанса, твм больше; как будто с тобой случилось нечто, сперва незамеченное, но потом заполнившее тебя всего... вырасту, обязательно буду со ста девятью — сто десятым.

Состоялся 26-й многомускульный чемпионат, по наибольшим рывкам на первом месте — Мут, по гармонии — Чеигр, по красоте — Винна.

Где-то в глубине Земли обнаружена странная табличка: ей миллионы лет, на ней знаки непонятные, и в ней запаяна крупица ураив. Неужели...

ПОСЛЕ СМЕРТИ

Первый рвз в жизни меня вдруг вызвали издалека. И Сигма ка могла придержать вызова, потому что Смерть прорвалась ко мне — смерть Рама. Он прощался со мной, сказал, что оставляет мне свое в глуби Кристалла.

Я теперь ежедневно буду понемногу слушать, принимать, наследовать его знания. Но ведь дедушки Рама самого не будет! Сигма, бессмертная, что же это? Не надо, не старайся отвратить мои слезы, я никогда не постыжусь, не пожалею о них. И само собой пришло:

Сыплет дождик, я знаю хоть разделен с -ним холодной высокой стеной,

хоть Сигма его заведет... Сосны любят и ветер и дождь,—

они созвучны друг другу. Я под облако лягу,

чтоб молнии рядом сверкали. Буду с тучей лететь

над горячей дорогой, Кристаллом и бархатно-сизой обителью Тонки; лететь, пока не развеется туча

и я не увижу голубые, в Луну уходящие стрелы. Тогда лишь взгляну в глаза Рама,

его самого в жизни я уже никогда не увижу...

И вдруг ощутил, как переплелись слова и цвета, а я прежде не понимал... И мой уголок: столик, оцарапанный по углам во время игры а планеты; узорчатые мои тарелочки; домик, в котором живет Длинноус, — до того мие не хотелось бы покидать, никогда... Пусть останется со мной — ладно?

И черные вдруг распустились,

раскрылись цветы, и я увидал, как звезда

отразилась е роев: открыл откровение черных цветов...

Сигма, в уже ие могу! Опять рассеяла, взвихрила мысли о времени и приемных?

гравитации; услала в горы, твм думается иначе, не так, как у рабочего стола. И еще лезет со своими ассоциациями нз «Опыта человеческой мудрости». Ну, к чему зто? Хватит. Я пошел к Петьке — он все мастерит своих маленьких спортсменов, комбинируя переходы субмышц в ориентированный металл. В жизни я бы не стал заниматься подобным А может, Петька к чему-то придет?

Я попросил у него инструменты Он не спрашивал, для чего, а я не сказал. Скажу лотом, он — друг, поймет..

...Тетя Сигма, слушай, я говорю с тобой в последний раз, вернее, ты слышишь меня в последний раз. Спасибо за все, что ты принесла мне, но довольно. Когда-нибудь я пойму тебя всю, бея остатка, а ты меня — никогда. Ты хорошо усвоила, что мие нужно м чего не нужно, но ты не знаешь, как мне жить, а если знаешь, то по-своему, по-вчэрашнему.

И, кроме того, мне надоело:

1. Усваивать малый энциклопедический курс.

2. Редко видетьев с Петькой и Тонкой.

3. Почти ничего не делать для человечества.

4. Соблюдать режим первого порядка.

5. Носить общие костюмчики.

'6. Вечно ощущать твое наблюдение. Прости, Сигме, но иначе нв могу. Я спрячу только одну твою детальку, н мы оба успокоимся. И оба мы воскреснем для другого — нового. Ты стала опытней со мной, так оставь меня и воспитывай другого новорожденного. А я пойду сам по себе. Один, без тебя. Прощай и пойми меня.

Я осторожно вынул ня главного блока Сигмы крохотную детальку, соединяющую Сигму с миром. Один за другим закрылись ее глаза, она похолодела

Через несколько часов явился Арно, юноша лет семнадцати. Воскрешать Сигму. Я объяснил ему все: о себе, о ней, о времени, о гравитации, о том, что пора мне жить совсем свободно, по-своему. Он, Арно, слушал меня, улыбаясь. И ои уввз от меня Сигму. Ведь когда ему, Арно, было двенадцать, он совершил то же самое...