«Техника-молодежи» 1965 №5, с.26-29




Рэй БРЭДБЕРИ — один из самых популярных писателей-фантастов Америки. Многомиллионная аудитория завоевана им благодаря гуманным, антивоенным идеям автора, глубокой человечности произведений.

Рэй БРЭДБЕРИ

Фантастический рассказ

Рис. Н. Гришина



В

етер с полей обдувал дымящийся металл ракеты. Глухо щелкнув, открылась дверь. Первым вышел мужчина, потом женщина с тремя детьми, за ними остальные. Все пошли через марсианские луга к недавно построенному поселку, но мужчина с семьей остался один.

Ветер шевелил ему волосы, тело напрягалось, словно еще погруженное в безмерность пустоты. Жена стояла рядом; ее била дрожь. Дети, как






маленькие семена, должны были врастать отныне в почву Марса.

Дети смотрели снизу вверх в лицо отца, как смотрят на солнце, чтобы узнать, какая пора жизни пришла. Лицо было холодным, суровым.

— Что с тобой? — спросила жена.

— Вернемся в ракету.

— И на Землю?

— Да. Ты слышишь?

Стонущий ветер дул, не переставая. Что, если марсианский воздух высосет у них душу, как мозг из костей? Мужчина чувствовал себя погруженным в какую-то жидкость, могущую растворить его разум и выжечь воспоминания. Он взглянул на холмы, сглаженные неумолимой рукой времени, на развалины города, затерявшиеся в море травы.

— Смелее, Гарри, — отозвалась его жена. — Уже слишком поздно. За нами лежит шестьдесят пять миллионов миль, если не больше.

Светловолосые дети разноголосо щебетали под сводом марсианского неба. Им отвечали свист и шипение ветра в жесткой траве. Мужчина схватился за чемоданы.

— Идем, — произнес он, как человек, стоящий на берегу моря и готовый плыть и утонуть.

Они двинулись к поселку.


Семейство называлось: Гарри Биттеринг, его жена Кора, их дети Дэн, Лора и Дэвид. Они жили в маленьком белом домике, ели вкусную пищу, но неуверенность ни на минуту не покидала их.

— Я чувствую себя, — нередко говорил Гарри, — как глыба соли, тающая в горном потоке. Мы не относимся к этому миру. Мы люди Земли. Здесь — Марс. Он предназначен для марсиан. Давай улетим на Землю.

Жена отрицательно качала головой.

— Землю могут взорвать бомбой. Тут мы в безопасности.

Каждое утро Гарри проверял все вокруг — теплую печь, горшки с кроваво-красными геранями, — что-то вынуждало его к этому, словно он ожидал: чего-то вдруг не хватит. Утренние газеты еще пахли краской, прямо с Земли, из ракеты, прилетавшей каждое утро в 6 часов. Он развертывал газету перед тарелкой, когда завтракал, и старался говорить оживленно.

— Через десять лет нас будет на Марсе миллион или больше. Будут большие города, все! Нас пугали, что нам не удастся. Что марсиане прогонят нас. А разве мы здесь видели марсиан? Ни одного, ни живой души. Правда, мы видели города, но покинутые, в развалинах, не правда ли?

— Не знаю, — заметил Дэв, — может быть, марсиане тут есть, но невидимые? Иногда ночью я словно слышу их. Слушаю ветер. Песок стучит в стекла. Я вижу тот город, высоко в горах, где когда-то жили марсиане. И мне кажется, я вижу, как там вокруг что-то шевелится. Как ты думаешь, отец, не рассердились ли на нас марсиане за то, что мы пришли?

— Вздор! — Биттеринг взглянул в окно. — Мы безобидные люди. В каждом вымершем городе есть свои призраки. Память... мысли... воспоминания... —— Его взгляд снова обратился к холмам. — Вы смотрите на лестницы и думаете: как выглядел марсианин, поднимавшийся по ним? Смотрите на марсианские рисунки и думаете: как выглядел художник? Вы сами себе создаете призраки. Это вполне естественно: воображение... — Он прервал себя. — Вы опять рылись в развалинах?

— Нет, папа. — Дэв пристально разглядывал свои башмаки.

— Помните, вы должны держаться от них подальше. Передай мне джем.

— Я чувствую, что-то должно случиться, — прошептал Дэв. «Что-то» и случилось в тот же день, к вечеру.

Лора бежала с плачем через весь поселок. В слезах она вбежала в дом.

— Мама, папа, на Земле беспорядки! — рыдала она. — Сейчас по радио сказали... Все космические ракеты погибли! Ракет на Марс больше не будет, никогда!

— О Гарри! — Кора обняла мужа и дочь.

— Ты уверена, Лора? — тихо спросил отец.

Лора плакала. Долгое время слышался только пронзительный свист ветра.

«Мы остались одни», — подумал Биттеринг. Его охватила пустота, захотелось ударить Лору, крикнуть: неправда, ракеты прилетят! Но вместо этого он погладил головку дочери, прижал к груди, сказал:

— Это невозможно, они прилетят наверное.

— Да, но когда, через сколько лет? Что теперь будет?

— Мы будем работать, конечно. Трудиться и ждать. Пока не прилетят ракеты.

В последние дни Биттеринг часто бродил по саду, одинокий, ошеломленный. Пока ракеты ткали в пространстве свою серебряную сеть, он соглашался примириться с жизнью на Марсе. Ибо каждую минуту он мог сказать себе: «Завтра, если я хочу, я вернусь на Землю». Но сейчас сеть исчезла. Люди остались лицом к лицу с необъятностью Марса, опаляемые зноем марсианского лета, укрытые в домах марсианской зимой. Что станется с ним, с остальными?

Он присел на корточки возле грядки; маленькие грабельки в руках у него дрожали. «Работать, — думал он. — Работать и забыть». Из сада он видел марсианские горы. Думал о гордых древних именах, которые носили вершины. Несмотря на эти имена, люди, спустившиеся с неба, сочли марсианские реки, горы и моря безыменными. Когда-то марсиане строили города и называли их; покоряли вершины и называли их; пересекали моря и называли их. Горы выветрились, моря высохли, города стояли в развалинах. И люди с каким-то чувством скрытой вины давали древним городам и долинам новые имена. Ну что ж, человек живет символами. Имена были даны.

Биттеринг был весь в поту. Огляделся и никого не увидел. Тогда он снял пиджак, потом галстук. Он аккуратно повесил их на ветку персикового дерева, привезенного из дому, с Земли.

Он вернулся к своей философии имен и гор. Люди изменили их названия. Горы и долины, реки и моря носили имена земных вождей, ученых и государственных деятелей: Вашингтона, Линкольна, Эйнштейна. Это нехорошо. Старые американские колонисты поступили умнее, оставив древние индейские имена: Висконсин, Юта, Миннесота, Огайо, Айдахо, Милуоки, Оссео. Древние имена с древним смыслом. Задумчиво вглядываясь в далекие вершины, он размышлял: вымершие марсиане, может быть, вы там?..

Подул ветер, стряхнул дождь персиковых лепестков. Биттеринг протянул смуглую, загорелую руку, тихо вскрикнул. Прикоснулся к цветам, поднял несколько цветов с земли. Шевелил их на ладони, гладил, шевелил снова. Наконец окликнул жену:

— Кора!

Она появилась в окне. Он подбежал к ней.

— Кора! Эти цветы... Видишь? Они другие! Не такие! Это не цветы персика!

— Не вижу разницы, — ответила она.

— Не видишь? Но они другие! Я не могу этого определить. Может быть, лишний лепесток, может быть, форма, цвет, запах...

Дети выбежали из дома, следили, как отец бегает от грядки к грядке, как выдергивает то лук, то морковь, то редиску.

— Кора, иди сюда, посмотри!

Они разглядывали лук, морковь, редиску.

— Разве морковь бывает вот такая?

— Да... Нет... — Она колебалась.— Не знаю.

— Ты знаешь... Лук не лук. Морковь не морковь. Вкус такой же, но другой. Запах не такой, как раньше.

Он почувствовал, как бьется у него сердце.

— Кора, что это? Что случилось? Мы должны уйти отсюда!

Он забегал по саду, каждое дерево ощутило его руку.

— Розы! Розы! Становятся зелеными!

Они стояли, глядя на зеленые розы.

А через два дня в комнату вбежал Дэн.

— Идите посмотрите на корову! Я доил ее и увидел... Идите!

Они пришли в сарай. У коровы рос третий рог.

Газон перед домом слегка, едва заметно, отливал фиолетовым, как весенняя сирень.

— Нужно уходить, — произнес Биттеринг. — Этого нельзя есть безнаказанно, мы превратимся тоже кто знает во что! Я этого не позволю. Нам остается только одно: уничтожить все овощи.

— Но они ведь не ядовиты!

— Ядовиты. Яд в них тонкий, очень тонкий. Его немного, чуть-чуть. Но трогать их нельзя.

Он нерешительно разглядывал домик.

— Даже дом. Может быть, его изменил ветер. И воздух. И ночные туманы. Стены, полы — все изменилось! Это уже не дом для человека!

— Ах, это твое буйное воображение!

Он надел пиджак, завязал галстук.

— Я пойду в город. Нужно что-то сделать. Вернусь скоро.

— Гарри, подожди! — окликнула его жена.

Но он уже ушел.

В городке, на затененных ступеньках, ведущих в зеленную лавку, сидело, беспечно болтая, несколько человек.

Биттерингу вдруг захотелось выстрелить в воздух, разбудить их. «Что вы делаете, глупцы? — подумал он. — Сидите тут? Вы слышали новость: мы пленники чуждой нам планеты! Действуйте! Вам не страшно? Вы не боитесь? Что вы хотите делать?»

— Как поживаешь, Гарри? — окликнули его. — Садись с нами.

— Погодите, — возразил он. — Вы слышали недавние новости, да?

Они засмеялись, кивая головами.

— Что вы намерены делать?

— Делать? А что тут можно сделать?

— Построить ракету, вот что!

— Ракету? Чтобы опять вернуться к прежним тревогам? О нет!

— Вы должны! Вы видели цветы персика, розы, траву?

— Конечно, — ответил один из сидевших.

— И не боитесь?

— Не очень. Мы не заметили. Кажется, нет.

Ему захотелось плакать.

— Вы должны работать вместе со мной. Если мы останемся здесь, мы тоже изменимся. В воздухе что-то есть. Марсианский вирус... разве я знаю? Семена, пыльца... Вы слышите?

Они молча глядели на него.

— Сэм! — обратился он к одному из них.

— Да, Гарри?

— Ты поможешь мне строить ракету?

— У меня есть куча железа и кипа чертежей. Я уступлю...

Все засмеялись.

— Сэм, — сказал вдруг Биттеринг, — глаза у тебя...

— Что с ними, Гарри?

— Раньше они были серые, правда?

— Зачем ты спрашиваешь?

— Теперь они золотистые.

— Неужели? — уронил Сэм.

— И ты стал выше и стройнее!

— Может быть.

— Сэм, почему глаза у тебя пожелтели?

— А какого цвета они были у тебя? — спросил Сэм.

— У меня? Голубые, конечно!

— Ну, так посмотри. — Он подал ему зеркальце.

Биттеринг поколебался, затем поднес зеркальце к глазам...

— Вот видишь, что ты наделал? — укоризненно заметил Сэм. — Разбил мое зеркальце.

Гарри Биттеринг переселился в мастерскую и начал строить ракету. В широко раскрытых дверях останавливались люди, переговаривались и шутили приглушенными голосами. Иногда помогали ему поднять или передвинуть что-нибудь. Но чаще только смотрели все более золотистыми глазами.

Приходила Кора, приносила в корзине завтрак.

— Я этого не хочу, — твердил он. — Буду есть только запасы с Земли. То, что мы привезли с собой. Не то, что выросло в огороде.

Жена смотрела на него. А он не смотрел на нее и разворачивал свои чертежи.

— Гарри! Гарри! — жалобно повторяла она.

— Мы должны уйти отсюда. Должны!

Ночи были полны ветра, струящегося в блеске лун сквозь море трав в пустых полях, сквозь клетки городов, покоящихся уже 120 веков. В поселке домик Биттерингов с дрожью ждал и боялся перемен.

Лежа в постели, Гарри чувствовал, как удлиняются у него кости, как они изменяют форму, размягчаются, словно плавящееся золото. Спящая рядом жена была смуглая, золотоглазая. Она спала спокойно; спали в своих кроватках бронзово загорелые дети. А ветер зловеще свистал в изменившихся персиковых деревьях, волновал сиреневую траву, срывал с роз зеленые лепестки.

На востоке появилась зеленая звезда.

Странные слова сорвались у него с губ.

— Иоррт... Иоррт... — повторял он.

Это было марсианское слово. Он не знал этого языка. Посреди ночи он вскочил с постели, набрал номер археолога Симпсона.

— Скажите, что значит слово «иоррт»?

— Да ведь это древнемарсианское название нашей Земли. А почему вы спрашиваете?

— Просто так.

Трубка выпала у него из рук.

«Алло, алло, алло, — повторяла она, пока он вглядывался в зеленую звезду. — Биттеринг! Отзовитесь, Гарри!»


Дни шли, полные железного лязга. Он собирал железный каркас ракеты с неохотной помощью троих равнодушных мужчин. Через час он уже чувствовал себя усталым, должен был отдыхать.

— Это действует горный воздух, — говорили ему, смеясь.

Через несколько дней жена сказала тихо:

— Гарри, запасы кончились. Ничего не осталось. Я принесла тебе марсианскую пищу.

Биттеринг тяжело сел. Взял сандвич, развернул, осмотрел, начал есть.

— Отдохни сегодня, говорила жена. — Нынче так жарко. Дети хотят идти на канал, поплавать. Идем с нами.

— Нельзя тратить время.

— Только часок, — настаивала она. — Купанье тебе поможет.

Солнце жгло, день был безветренный. Они шли по берегу канала, отец, мать, дети в купальных костюмах. Потом сели. В глазах жены и детей Гарри увидел золото. Раньше они не были золотыми. Его пронизала дрожь, растаявшая в лучезарных потоках зноя. Гарри вытянулся на траве. Он слишком устал, чтобы бояться.

— Кора, — спросил он, — давно ли глаза у тебя стали золотыми?

— Они всегда были такими.

— Нет. Три месяца назад были карие.

Они лежали на солнце.

— А у детей? — спросил он. — Тоже золотые?

— Когда дети растут, цвет глаз у них иногда меняется.

— Может быть, мы тоже дети. Для Марса, во всяком случае. Удачная мысль! — Он засмеялся. — Пойдем купаться.

Они спустились в воду. Он погружался все глубже до самого дна, словно золотистая статуя. Ему захотелось растянуться на дне и лежать в зеленой тиши, в спокойствии.

Поднимаясь на поверхность, он смотрел в небо. «Там, на равнине, — думал он, — струится огромная марсианская река, и в нее погружены мы все, наши каменные дома и деревянные хижины, а она течет и омывает наши тела, удлиняет нам кости...»

На берегу сидел маленький Дэн, глядя на отца.

— Утха, — сказал он вдруг.

— Что ты говоришь? — спросил отец.

Мальчик улыбнулся.

— Ты же знаешь. Это по-марсиански «отец».

— Где ты этому научился?

— Не знаю. Нигде. Утха!

— Чего ты хочешь?

Мальчик не решался сказать.

— Я... Мне хотелось бы... переменить имя.

Мать подошла к ним.

— Разве имя Дэн тебе не нравится? Почему?

Дэн нетерпеливо шевельнулся.

— Вчера ты кричала: «Дэн, Дэн, Дэн!», а я словно и не слышал. Думал, что это не ко мне. У меня есть другое имя, и я хочу им называться.

Биттеринг слушал внимательно, с бьющимся сердцем.

— Какое же это имя?

— Линнл. Красивое, правда? Можно мне так называться? Можно? Ты позволяешь?

Биттеринг вытер себе лоб. Он думал о ракете: строил ее одиноко, одинокий даже среди собственной семьи, слишком одинокий... Услышал слова жены: «Почему бы нет?» Услышал собственные слова: «Конечно, можешь называться так».

— Э-э-э-эй! — обрадованно завопил мальчик. — Я Линнл! Я Линнл! — И заплясал через весь луг.

Биттеринг взглянул на жену.

— Зачем мы сделали это?

— Не знаю, — ответила она. — Он хорошо придумал, правда?

Они пошли в горы. Бродили по древним, извилистым, мозаичным тропинкам среди все еще бьющих фонтанов. Они очутились перед небольшой заброшенной марсианской виллой с чудесным видом на долину. Она стояла на вершине холма. Веранда из голубого мрамора, обширные залы, в саду — бассейн. Здесь было прохладно. Марсиане не признавали больших городов.

— Как здесь хорошо! — воскликнула жена Биттеринга. — Что, если провести тут все лето?

— Вернемся, — ответил он. — Вернемся в поселок. С этой ракетой еще много работы.

Однако в этот вечер его не покидали мысли о прохладе виллы из голубого мрамора. С течением времени ракета начала терять смысл. Горячка спадала. Иногда он думал об этом со страхом, но зной, и пьянящий воздух, и ночной ветер делали свое.

В один из дней до него донеслись голоса людей, стоявших у порога мастерской. Биттеринг вышел за порог.

Он увидел вереницу грузовиков, набитых вещами, детьми. Грузовики медленно двигались по пыльной улице.

— Все выезжают в горы. На лето, — сказал ему кто-то — А ты, Гарри?

— У меня работа.

— Работа! Ракету можно закончить и осенью, когда будет прохладней.

Биттеринг тяжело вздохнул.

— Каркас уже почти закончен.

— Осенью тебе будет легче.

«Осенью будет легче, — подумал и он. — Времени хватит».

— Едем, Гарри! — звали его все.

— Ладно, — ответил он, чувствуя, как его воля тает в густом от зноя воздухе. — Ладно. Едем.

— Там есть вилла над каналом. Знаете, канал Тирра,— сказал кто-то.

— Ты говоришь о канале Рузвельта?

— Тирра. Это старое марсианское название. Я нашел такое место в горах Пиллан...

— То есть в горах Рокфеллера? — спросил Гарри.

— Я говорю — в горах Пиллан, — возразил Сэм.

— Да, — произнес Биттеринг, утопая в густом, как жидкость, зное. — В горах Пиллан.

На следующий день все помогали грузить машину. Вещи носили Лора, Дэн и Дэвид. Вернее — Ттил, Линнл и Верр, ибо так они захотели теперь называться.

Мебель оставили в белом домике.

— Она годилась для Бостона, — заметила мать. — Даже для этого дома. Но там, на вилле? Нет. Мы вернемся к ней осенью.

Биттеринг был спокоен.

— Я уже знаю, какая мебель нам понадобится на вилле, — сказал он, помолчав. — Большая и удобная.

— А твоя энциклопедия? Ты возьмешь ее?

Биттеринг отвернулся.

Я приеду за ней на той неделе. Закрыли воду, газ, заперли окна и двери, двинулись к машине. Отец взглянул на багаж.

— Черт возьми, немного, — вскричал он. — В сравнении с тем, что мы привезли на Марс, — горсточка!

Включил мотор. Некоторое время смотрел на белый домик. Захотелось подбежать к нему, потрогать, проститься с ним. Показалось, что они отправляются в дальний путь, что оставляют здесь нечто, к чему никогда уже не вернутся, чего никогда полностью не поймут.

Лето осушало каналы. Лето шло по полям, как пожар. Дома опустевшего поселка рассыхались и трескались. В мастерской ржавел остов ракеты.

Поздно осенью на склоне близ виллы стоял очень смуглый, золотоглазый Биттеринг. Он смотрел в долину.

— Пора возвращаться, — напомнила ему жена.

— Да, но мы не поедем, — тихо ответил он. — Незачем.

— А твои книги? — спросила она. — Твои лучшие костюмы?

Она сказала: «А твои иллес, твои иор уэле рре?»

— Поселок пуст, — ответил он. — Никто не возвращается. Незачем.

Дочь ткала ковры, сыновья извлекали странные, древние мелодии из древних флейт, их смех пробуждал эхо в мраморной вилле.

Биттеринг смотрел на поселок в долине.

— Какие странные, какие смешные дома были у этих пришельцев с Земли!

— Других они не знали, — ответила жена. — А какие они были сами! Хорошо, что они ушли.

Они переглянулись. Слова, произнесенные ими, поразили их. Потом оба засмеялись.

— Куда они ушли?

Оба задумались. Он взглянул на жену. Она была высокая, смуглая, стройная, как ее дочь. Она смотрела на него, и он казался ей молодым. Как старший сын.

— Не знаю, — сказала она.

Они отвернулись от долины. Взявшись за руки, молча пошли по тропинке, покрытой тонким слоем холодной, свежей воды.

Через пять лет после этого прилетела ракета с Земли. Дымясь, она опустилась в долину. Из нее выскочили шумные, возбужденные люди.

— Война окончена! Мы принесли вам помощь!

Но дома, лавки, персиковые сады молчали. А в заброшенной мастерской виднелся недоконченный, заржавленный остов ракеты.

Новоприбывшие начали с поисков среди холмов. Капитан устроил свою штаб-квартиру в опустелом баре. Туда явился с докладом первый из разведчиков.

— Поселок пуст, сэр, но мы нашли живые существа, туземцев. В горах. Они высокие. Золотоглазые. Марсиане. Они очень кротки и дружелюбны. Мы немного поговорили с ними. Они легко учатся нашему языку. Я уверен, что отношения с ними наладятся.

— Высокие, да? — задумчиво повторил капитан. — Сколько их?

— Человек шестьсот-восемьсот. Они живут в горах, в мраморных развалинах. Смуглые, тонкие, стройные. На вид здоровые. Женщины у них красивы.

— Не говорили ли они, что случилось с жителями поселка?

— Не имеют ни малейшего понятия.

— Странно. Вы не думаете, что эти марсиане истребили их?

— Они выглядят удивительно кроткими. Может быть, была какая-нибудь эпидемия, болезнь...

— Возможно. Одна из тех тайн, которых мы никогда не разгадаем.

Капитан окинул взглядом комнату, поглядел на запыленные окна, на голые вершины гор, на играющие блеском каналы, прислушался к тихому шороху ветра. Потом, опомнясь, ударил ладонью по развернутой перед ним большой карте.

— Работы перед нами много. — Его голос звучал мерно и тихо, а солнце садилось за голубые холмы. — Нужно строить новые поселки, шахты, брать образцы для бактериологических исследований. Составлять заново карты, давать новые названия горам, рекам и всему прочему. Поработать воображением. Что, если мы назовем эти горы — горами Линкольна, этот канал — каналом Вашингтона? И почему бы не назвать эту долину именем Эйнштейна, а вон ту, дальше... Вы меня слышите, лейтенант?

Первый офицер с усилием отвел глаза от тонкой голубой дымки, окутывающей далекие склоны.

— Что? Да, я вас слушаю, капитан.

Перевела с английского 3. Бобырь