Выставка «Время — пространство — Человек» писателю очень понравилось.
Во время примерки скафандра, предназначенного для выхода в открытый космос.
 Трудно поверить, что это не было сном...Артур Кларк |
«Техника-молодежи» 1982 №10, с.16-18
Выставка «Время — пространство — Человек» писателю очень понравилось. Во время примерки скафандра, предназначенного для выхода в открытый космос.
|
С 14 по 20 июня гостем редакции «ТМ» был всемирно известный писатель-фантаст Артур Кларк. Читатели отлично знакомы со многими его произведениями, в том числе опубликованным в 1980 году романом «Фонтаны рая», а также с многочисленными высказываниями по проблемам научной фантастики, размышлениями о прошлом и будущем человечества.
Кларк находился в СССР проездом: возвращался в Шри Ланку после получения в Нидерландах премии Маркони, которой был удостоен за теоретическую работу 1946 года о возможности глобальной радиосвязи с помощью спутников.
Неделя, заполненная насыщенной программой, пролетела быстро. Кто расскажет о ней лучше всех? Видимо, сам писатель.
Предлагаем вашему вниманию отчет Артура Кларка о поездке в Советский Союз, написанный им сразу же по возвращении в Коломбо и присланный к нам в редакцию.
Как теперь я понимаю, поездка в Гаагу и получение премии Маркони были всего-навсего прелюдией к моему путешествию в Советский Союз. Попрощавшись со своими гостеприимными хозяевами в Гааге, я появился в Москве вечером 14 июня. В аэропорту меня встретили временный поверенный Шри Ланки в Советском Союзе Каси Четти и мой давний друг Василий, редактор журнала «Техника — молодежи». Присутствовали также Олег Битов, переводчик двух моих последних романов, и Света, гид.
С инженером Ю. Арцутановым в Петропавловской крепости.
Было уже поздно, но еще вполне светло (я так и не смог привыкнуть к этому после двух десятилетий, прожитых рядом с экватором); это позволило нам съездить на Красную площадь и сфотографироваться у Мавзолея В. И. Ленина. Затем меня отвезли в гостиницу «Украина», где я прекрасно выспался, а наутро услышал хорошие новости по радио.
15 июня — один из самых памятных дней в моей жизни. Сначала Василий показал мне впечатляющую коллекцию космических кораблей на ВДНХ, где, в частности, высится под открытым небом гигантская ракета-носитель «Восток». Потом мы двинулись в Звездный городок, расположенный в 50 километрах от Москвы. Я слегка опасался, что из-за моего фотоаппарата могут возникнуть какие-нибудь недоразумения; но нет — никто не мешал мне снимать все, что я хотел...
Огорчительно было узнать, что мой любимый космонавт, генерал Алексей Леонов (командир миссии «Союз»-«Аполлон» и первый в мире человек, вышедший в открытый космос), будет в это время в Байконуре готовить совместный советско-французский полет. И я был очень обрадован, когда увидел его в окружении телевизионной бригады, встречающей меня у входа в административное здание. Мы приветствовали друг друга медвежьими объятиями, и он передал меня двум другим космонавтам — Виталию Севастьянову и Валерию Ляхову (которого, кстати, я совсем недавно катал на своем аппарате, что на воздушной подушке).
Алексей повел меня к своему командиру, генералу Береговому (летавшему на «Союзе-3»), который угостил меня интересной, но слегка неожиданной лекцией о прискорбных вещах, которые делает человек с окружающей средой. (Переводить это для Светланы было настоящей мукой: она заявила, что не знает никаких терминов. К концу поездки, однако, она признала, что ученые, с которыми нам довелось встретиться, оказались вполне доброжелательными людьми.)
Затем мы с Алексеем обменялись сувенирами (он вручил мне свой последний альбом «Жизнь среди звезд») и направились в кинотеатр Центра. Я посмотрел фильм «Наш Юра», который, как мне объяснили, не показывают больше нигде. Здесь запечатлены все этапы подготовки Гагарина и эпизоды из его семейной жизни; время от времени на экране появлялся молодой Алексей Леонов, и я мог только догадываться, какие воспоминания пробуждают эти кадры у сидящего рядом со мной 48-летнего генерала.
Затем в сопровождении телекамер мы посетили тренажеры «Союза» и «Салюта», на которых только что тренировался советско-французский экипаж. Так как корабль разработан для невесомости, было нелегко на Земле преодолеть некоторые узкие проходы. Затем меня, ко всеобщему веселью, запихнули в космический скафандр, и я сфотографировался в нем, бессмысленно улыбаясь сквозь иллюминатор.
Оставив здание, мы прошли к памятнику Гагарину. Космонавт Севастьянов показал себя умелым телевизионным журналистом. Мы почти закончили съемку, Алексей задавал вопросы по «Одиссее-2» (а мы впервые встретились в 1968 году в Вене на премьере «Одиссеи-1»), когда небеса разверзлись и нам пришлось спасаться бегством от хлынувшего дождя.
Затем — кабинет Гагарина. Здесь все осталось так, как в момент его гибели. На часах навсегда остановленное время трагедии. «Я слышал этот взрыв», — хмуро сказал Алексей. И добавил, что причина аварии так окончательно и не установлена. Он подарил мне вещь, своей ценностью сравнимую лишь с экземпляром автобиографии Юрия Гагарина, которую первый космонавт Земли подписал мне в 1961 году, — маленький кусочек реактивного самолета, на котором он погиб. Алексей выдал мне и другую редкость — красивую медаль, выпущенную к 20-летию полета Гагарина.
Наконец мы оказались в квартире Алексея, где его жена (еще одна Светлана!) приготовила угощение. Я познакомился и с очаровательным маленьким попугаем Лолитой, которая обычно сидит на плече хозяина, но иногда кружит по комнате, издавая дикие вопли. И здесь между тостами я признался, что большая часть «Одиссеи-2» протекает на борту космического корабля, на котором летят семь русских и три американца и который называется «Космонавт Алексей Леонов». Это, разумеется, Алексею очень понравилось, и теперь весь Советский Союз слышал благодаря телевидению его блестящий экспромт: «О, я буду прекрасным кораблем!» (Так оно и есть.)
На этом мы расстались. Потом был ужин в посольстве Шри Ланки и ночной экспресс в Ленинград, где мы с Василием, еще полусонные, были атакованы телевизионными камерами около 7 часов утра, чуть ступили на перрон. Меня поджидал новый сюрприз — среди встречающих был Юрий Арцутанов, изобретатель космического лифта (эта идея лежит в основе «Фонтанов рая» — моей последней, как я считал совсем недавно, книги). Он показался мне застенчивым, скромным человеком. Надеюсь, что поднятая шумиха не слишком нарушила течение его жизни.
Два дня в Ленинграде (теперь я понимаю, почему город называют «Северной Венецией») прошли невероятно быстро. Основные события: телевизионное интервью в музее газодинамической лаборатории, где расположена экспозиция, показывающая историю развития советских ракет; демонстрация моих шри-ланкийских слайдов в местном Союзе писателей; случайная встреча в ресторане гостиницы с физиком-ядерщиком из Оак Ридж; посещение загородной резиденции царей размером приблизительно с Версаль с ее знаменитыми статуями и фонтанами (мои коллеги неизменно называли их фонтанами рая); полноценный день в 10 часов вечера; и разумеется, Эрмитаж...
Мы провели там всего час; вероятно, это чересчур мало для знакомства с двумя с лишним миллионами экспонатов. Когда я оказался снаружи, пошатываясь, от «культурного шока», то изобрел новый пассивный глагол, передающий это состояние: «быть эрмитажированным».
На второй день удалось выкроить время для часовой записи на Ленинградском телевидении. Сразу после этого мы вернулись на ночном экспрессе в Москву.
В пятницу 18 июня состоялись две важные встречи — первая с генеральным директором «Интерспутника» Юрием Крупиным, вторая — с заместителем министра связи Юрием Зубаревым. Им обоим я представил проект шри-ланкийского центра спутниковой связи и попросил о поддержке. А вечером мы встретились с двадцатью писателями-фантастами и издателями в Союзе писателей. За ужином я ухитрился обойтись всего одним бокалом вина (это мой оперативный предел).
Небеса разверзлись, и мы были вынуждены спасаться бегством... |
 Обложка нового романа Артура Кларка «2010: Одиссея-2». Книга написана не гусиным пером, а на специальном электронном устройстве, представляющем собой гибрид электрической пишущей машинки, снабженной памятью, и дисплея, позволяющего воспроизводить и редактировать напечатанный текст. Результатом писательского труда при такой системе является вместо привычной пухлой рукописи компактная кассета с магнитной лентой. С нее-то и печатается текст романа. |
В субботнее утро 19 июня, к моему удовольствию и удивлению, директор Института космических исследований академик Р. Сагдеев собрал своих ведущих ученых на двухчасовую встречу. Особенно интересно было познакомиться с Н. Кардашевым, выдвинувшим наиболее впечатляющие идеи о сверхцивилизациях. Когда я пожалел об отсутствии другого известного специалиста в этой области, И. Шкловского, мне очень серьезно объяснили, что Николай и Иосиф не могут одновременно находиться в одном помещении: последует аннигиляция, которая разрушит весь город.
Воскресенье 20 июня было последним днем в СССР. Василий и Светлана отвезли меня к Сергею Капице, известному сыну ученика Резерфорда, легендарного Петра Капицы. Здесь мы сделали часовую телевизионную запись для передачи «Очевидное — невероятное», которую профессор Капица ведет многие годы. Кстати, из встреченных мною русских лишь у него не было никакого акцента: его где угодно приняли бы за англичанина с университетским образованием. Он объяснил, что родился в Кембридже, — так что многие англичане наверняка посчитали бы, что у него есть акцент...
Когда, вернувшись в гостиницу, я свалился в постель, раздался настойчивый стук в дверь. Решив, что это либо журналист, либо кто-нибудь, решивший преподнести собственную книгу с автографом (а их и без того собралась двухметровая стопка, так что пришлось переправлять их в Шри Ланку через посольство), я не среагировал. Несколько минут спустя раздался телефонный звонок. Оказывается, кто-то пытался сообщить мне, что одна из отснятых с моим участием телевизионных программ уже в эфире; но, даже зная это, я вряд ли смог бы подняться.
Последний вечер в Москве ушел на подготовку моего послесловия к книге о научно-фантастической живописи, которую издает Василий; затем, пока Светлана упаковывала чемодан, я смотрел телепередачу с конкурса Чайковского. Она подарила мне переведенное ею стихотворение Тютчева, и я теперь начинаю понимать заключенные в нем чувства.
Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать —
В Россию можно только верить.
Потом, усмехнувшись одними глазами, она сказала последний комплимент: «Вы ни капельки не похожи на англичанина».
Около полуночи, когда мы уже готовились ехать в аэропорт, чтобы успеть на трехчасовой (ох!) самолет Аэрофлота в Шри Ланку, позвонил Алексей Леонов: перед вылетом на космодром выкроил минутку, чтобы пожелать счастливого пути. Я попросил передать наилучшие пожелания участникам советско-французской экспедиции.
Светлана, Василий и Каси Четти быстро покончили с формальностями в великолепном (и почти пустом в этот поздний час) аэропорту Шереметьево-2. Как и раньше, Аэрофлот оказался точен. Я был поражен доброжелательством, с которым стюардесса встречала ручной багаж (куклы, рюкзаки...), иногда равный по объему владельцам. Мне повезло — рядом оказались три пустых сиденья, и, хотя здесь было не столь удобно, как в спальном вагоне Москва — Ленинград, я вышел в Коломбо достаточно бодрым. Здесь меня поджидали примерно 200 почтовых посланий, включая гранки «Одиссеи-2», с требованием редактора телефонировать все исправления в Нью-Йорк в ближайшие 48 часов.
Жизнь снова вернулась в нормальное русло, и было трудно поверить, что все это не было сном...
Коломбо, 27 июня
| Стихотворение номера ВЛАДИМИР ТРЕТЬЯКОВ, Москва Где часы как набат, А мгновение гулко, Чем слово «Земля», - Выходил на прогулку Командир корабля. Человек, распростертый И звезды вдали... Неразрывной аортой К сердцу Земли. Мир разметив на клетки, За прочнейшей броней Жмет на гашетку, Имитируя бой... Смешались понятья. Земляне вели?! Как кровные братья, Посланцы Земли... Вырос ты из пеленок. Начинаешь разбег... Ты давно не ребенок. Если ты — человек. |