«Техника-молодежи» 2000 г №10, с.50-52
| С |
трого говоря, дискуссия о судьбах научной фантастики (см. «ТМ» №4, 5 и 7 за этот год) не укладывается в рамки означенной рубрики, ведь в статьях и письмах участников спора речь идет не только о прогностических возможностях НФ, но и о литературных достоинствах фантастических произведений, о их месте в современной культуре. Но мы название рубрики сохраняем, чтобы не дезориентировать читателей. И предоставляем слово московскому писателю-фантасту, который знает проблему не только «изнутри» — как автор, но и «снаружи» — как редактор, издатель и «книгопродавец».
Ант СКАЛАНДИС | РОМАНТИКА КРИЗИСА |
Итак, продолжаем разговор о кризисе научной фантастики. Кому-то покажется, что сама тема дискуссии надуманна. Ну еще бы! Подойдите к любому книжному развалу — фантастики полно: «АСТ», «ЭКСМО», «Азбука» и еще полдесятка издательств исправно заполняют востребованную читателем нишу. В чем вопрос? Какой кризис? Реален он или надуман?
И, тем не менее, сегодня в России кризис фантастики абсолютно реален. А если глубже посмотреть, то и в Америке такая проблема есть. Просто насчет мирового книжного рынка у меня информация неполная. Да и историей вопроса я владею похуже. Так что поговорим пока о нашей, родной литературе.
Но если сегодня кризис, то когда был расцвет?
Потребуется маленький экскурс в область истории отечественной фантастики.
Гоголя и Салтыкова-Щедрина оставим в покое. Займемся исключительно веком XX. Позднее поясним, с чем связана такая категоричность.
Так вот, у современной отечественной фантастики было три основных периода.
Первый — период творческого взлета 20-х годов: романтик Грин, «генератор идей» Беляев, блестящий стилист Толстой.
Второй — пришелся на годы сталинизма: путешествия, приключения, охота на английских шпионов (Немцов, Казанцев, Адамов), и все это плавно перетекло в фантастику «ближнего прицела», когда «тополь стремительный» мог расти в четыре раза быстрее обыкновенного, но никак не в десять (ранний Гуревич).
Наконец, третий период — эйфорический, триумфальный, торжественно открытый «Туманностью Андромеды» Ефремова и продолженный братьями Стругацкими. Созвездие прекрасных имен, стеллажи замечательных книг, миллионы благодарных читателей.
Потом, как водится после оттепели, опять подморозило. НФ накрыло не сразу, с некоторым запозданием, зато по-крупному. В 70-е — 80-е годы издавать фантастическую литературу разрешалось едва ли не единственному (из центральных) издательству на всю страну.
А параллельно «официальной» (преимущественно «молодогвардейской») НФ-литературе вызревала «в подполье» так называемая четвертая волна отечественной фантастики. Автор этих строк сам принадлежал к ней.
Тогда, двадцать лет назад, мы были молодые, отчаянные, самонадеянные. Мы восхищались друг другом и верили в свое светлое будущее, отличное от коммунистического. Мы ждали серьезных перемен и были искренне убеждены: наш час настанет.
Но все вышло по-другому. Сегодня я вынужден с грустью констатировать: «четвертая волна» отечественной фантастики не состоялась. Она захлебнулась в перестройку от переизбытка свободы и растворилась в начале девяностых в бескрайнем и мутном потоке плохо переведенной англо-американской фантастики. И когда вновь проснулся интерес к российским авторам, то полудиссидентские книги советской поры оказались почти никому не интересны, а работать в новой манере сумели, дай Бог, двое из десяти.
И все равно проиграли молодым.
Таким образом, последний этап в развитии нашей фантастики следует честно назвать «смутным временем».
Почему же мастера традиционной научной фантастики, столь любимой миллионами читателей, не сумели органично вписаться в современную масс-культуру? Почему не состоялся новый, свободный от цензуры и границ, взлет фантастики?
Вот на этот вопрос я и попытаюсь ответить. Но вначале давайте договоримся о терминах.
Во-первых, фантастика вообще — это не что иное, как вся художественная (то есть основанная на вымысле) литература. Никакой резкой грани между библейскими сказаниями и историческими драмами, между семейными хрониками и мистическими триллерами не существует. Различна в каждом случае лишь доля вымысла.
Но с другой стороны, в XX веке возник сложный социокультурный феномен — так называемая научная фантастика, своего рода защитная реакция человечества на НТР, на глобальные политические катаклизмы и на собственные эсхатологические ожидания.
Этот особый вид литературы (и в целом искусства) стал уникальным языком межнационального общения; он служит прекрасным интеллектуальным тренажером для всех желающих думать; а еще — одним из способов почувствовать беду и предупредить о ней раньше, чем та обрушится на мир. Так что фантасты, помимо всего прочего, — это еще и тихие, скромные, но реальные спасители нашей планеты, зачастую не осознающие своей роли.
(Люблю я фантастов, сам фантаст — вот и наговорил кучу комплиментов.)
Меж тем главное отличие научной фантастики от всех прочих направлений литературы — это попытка литературного описания мира с привлечением методов современной науки. Отдельные произведения подобного рода встречались, разумеется, и в прошлых веках, но массовым явлением НФ-литература могла стать лишь в XX веке, то есть в эпоху научно-технической революции — НТР. Вот почему мы и говорим сегодня только об этом периоде. Мы исследуем кризис не литературы в целом, а конкретного феномена, получившего название «НФ».
Тут, казалось бы, уместнее было порассуждать о научной составляющей фантастики, о ее прогностических возможностях, об освоении космоса, о развитии техники, об экологии. Но я не ученый, я — писатель, и научная фантастика для меня была и остается в первую очередь литературой. А ее главные проблемы — творческие, художественные и философские, если угодно, общекультурные. Словом, сугубо гуманитарные.
Так вот, рискну утверждать: научная фантастика как направление в литературе благополучно прекратила свое существование. И случилось это даже не сегодня, а как минимум лет десять назад. Просто времена были бурные, перестроечные — не до того было людям, вот никто и не заметил.
В действительности смертный приговор традиционной научной фантастике у нас в стране первыми объявили сами классики этого направления — братья Стругацкие. Еще в раннем своем творчестве они сумели органично соединить современную научную мысль и добротную русскую прозу. Но, заметьте, от повести к повести «науки» у них становилось все меньше, а «литературы» — все больше. По-настоящему научная фантастика Стругацких закончилась еще где-то на «Далекой Радуге», потом пошли всевозможные эксперименты, откровенно выходящие за рамки традиции. И наконец, последние вещи зрелых Стругацких — это такая же НФ, как, например, «Замок» Кафки или «Мастер и Маргарита» Булгакова. И дело совсем не в том, что писатели переросли известные каноны — просто время НФ со всей неизбежностью закончилось, как закончилась когда-то эпоха куртуазных или готических романов.
Рискну поделиться и личным опытом. В 1987 году я завершил свой первый НФ-роман «Катализ», который, по дурацкому стечению обстоятельств, увидел свет в виде книги лишь в 1996-м. Борис Стругацкий написал к нему доброе предисловие, а критик и издатель Андрей Чертков метко окрестил «последним романом советской фантастики». «Катализ» действительно написан был по канонам отечественной НФ шестидесятых, но... «перестроечными» красками — с полной откровенностью во всем и при отсутствии внутреннего цензора.
А после мне довелось написать еще восемь романов: пять — очень условно фантастических и три — в соавторстве с Гарри Гаррисоном (об этих разговор особый, чуть позже). И точно так же, как в 70 — 80-х Стругацким, мне в 90-х стало скучно строить сюжеты вокруг фантастических изобретений, научных открытий, путешествий к звездам или во времени.
И вот сегодня я с ностальгической грустью осознаю, что «Катализ» был не последним романом советской фантастики, а последним... ну, скажем скромнее, одним из последних НФ-романов вообще.
Ушла определенная эпоха, и вместе с ней ушла НФ как часть литературы.
К сожалению, в силу нашей идеологической ограниченности, в советские годы научная фантастика и не считалась полноправной частью литературы. В англо-американской традиции принято говорить о литературе главного потока (main stream) и о научной фантастике (science fiction) как одном из параллельных направлений, что тоже не совсем верно, особенно для России, но в любом случае — более уважительно, чем устоявшееся у нас со времен СССР мнение: писатель-фантаст — и не писатель вовсе, как, например, поэт-песенник — совсем не поэт. Оба они — так, массовики-затейники. Фантастика-де служит для популяризации науки и воспитания молодежи — все, точка (это раньше).
Теперь же, в постсоветские времена, нацепив аляповато-яркую эротически-идиотическую униформу, фантастика легла на прилавки рядом с китчевыми боевиками, слезливыми мелодрамами и откровенной порнографией. Почему? Да потому что на девяносто процентов — это и есть китч, а не искусство.
Ведь бесконечные детективные сюжеты и любовные истории, перемещенные куда-нибудь поближе к звезде Барнарда, и их герои, облаченные в космические доспехи и попутно взявшие в руки заговоренные мечи, — на самом деле никакого отношения к научной фантастике не имеют. Как, впрочем, и к литературе. И коль скоро по ряду формальных признаков их относят к области НФ, оставим это на совести авторов и их благодарных читателей. В свободном обществе должна быть свобода выбора.
Возвращаюсь к примеру из личной практики. Проект 1997-99 годов — три сиквела, написанных в реальном соавторстве с Гаррисоном, — продолжение его культовой трилогии «Мир Смерти» («Deathworld»), первая, самая знаменитая, часть которой в русском переводе называлась «Неукротимая планета». Тиражи всех трех книжек превысили разумные ожидания — читатель эти романы что называется проглатывал, а вот критики и собратья по перу отнеслись к ним, мягко говоря, прохладно. Понятно, что я расстроился вначале. А теперь понял: да, мы с Гаррисоном не халтурили, работали от души. Он выдавал оригинальные, лихо закрученные сюжеты, подкидывал идеи, разрабатывал характеры персонажей, я это все расцвечивал, детализировал, пытался максимально приблизить манеру письма к хорошему переводу с английского и в то же время не утратить полностью всех достоинств нашей традиционной фантастики. Это и обрекло нас в итоге на коммерческий успех... и творческую неудачу. Массовый глотатель чтива мигом принял новинки за свое. А вот тонкие ценители почуяли фальшь. Ну еще бы! «Неукротимая планета» 1960 года была и остается живым организмом, выросшим на естественной благодатной почве той эпохи. Ее сегодняшние продолжения оказались, по сути, музеем восковых фигур: чем искуснее сделан портрет, тем страшнее осознавать, что человека-то уже нет...
В таком муляжно-восковом виде фантастика живет и процветает. У нее есть свои умельцы, их имена хорошо известны пусть и не миллионам, как раньше, но десяткам, а возможно, и сотням тысяч «фэнов», то есть любителей фантастики (остальные глотают книги, не запоминая имен). Так вот, имена этих авторов возглавляют хит-парады в Интернете и рейтинги продаж книготорговых компаний. Но о них никогда не напишут в толстых журналах и не заговорят в литературных салонах. Потому что они действительно не являются частью литературного процесса. Собственно, они и не писатели в полном смысле — просто авторы бестселлеров, а это немножко другая профессия.
В лучших же своих образцах современная фантастика перестала быть научной. Писателям (настоящим) стало скучно анализировать влияние науки на судьбу отдельного человека или человечества в целом. Окончательно и бесповоротно. Почему? Что это за тенденция? И можно ли назвать ее кризисной? Скорее всего, да.
Сразу оговорюсь: именно среди чтива в ярких обложках время от времени (и даже регулярно) попадаются действительно хорошие книги. В числе их авторов — Рыбаков, Лукин, Измайлов, Брайдер и Чадович, Лазарчук, Успенский, Громов, Буркин, Романецкий, Дивов... Еще добрый десяток имен можно вспомнить. Но, к сожалению, серьезным читателям не приходит в голову искать среди чтива литературу, а несерьезные (таких большинство), как показывает практика, не всегда ощущают разницу между Анжеем Сапковским и каким-нибудь Васей Пупкиным, а если и ощущают, то не в пользу Сапковского.
Литературная нечуткость, недостаток художественного вкуса свойственны, к несчастью, не только потребителям чтива, но и гораздо более взыскательным читателям. Да, были времена, когда отец современной фантастики Хьюго Гернсбек на полном серьезе уверял, что НФ — это 75% науки и лишь 25% литературы.
Но сегодня такой фантастики больше нет. Кстати, ни у нас, ни в Америке...
Что ж, в годы перестройки мы все мечтали догнать и перегнать Америку по изданию фантастики. Теперь, когда мечта сбылась, победа оказалась пирровой: нашу любимую фантастику, которую уже почти начали считать литературой, вновь записали в разряд попсы. И похоже, уже навсегда.
Ведь, повторю еще раз, научная фантастика умерла и вряд ли сумеет возродиться, как бы мы не старались
Почему? Ответ предельно прост. И он был дан полунамеком в статье моего коллеги Бориса Иванова, положившего начало нашей дискуссии.
Да, периоды экспоненциального роста в истории человечества сменяются другими периодами. Рано говорить, что мы въехали в эпоху стагнации, но... Судите сами: чего такого изобрели на нашей планете за вторую половину уходящего века? Лазер? Персональный компьютер? Парочку-другую новых лекарств (наряду с парочкой-другой новых болезней)? Клонирование, несуразно раздутое завравшейся прессой? Ну, что еще? Более совершенное оружие? Мобильный телефон? Цифровую видеозапись? Так ведь все это — не принципиальные шаги вперед, а доработка старых достижений...
Короче, на рубеже тысячелетий пора, наконец, честно признать: научно-техническая революция, столь любезная нам НТР закончилась. А вместе с ней прекратила свое существование (скажем мягче — дальнейшее развитие) и научная фантастика, то есть столь любимая нами НФ.
Есть еще один красноречивый пример. Андрей Тарковский снял настоящий НФ-фильм — «Солярис», абсолютно не похожий на оригинал, принадлежащий перу Лема, но безусловно конгениальный ему. Тарковский не остановился на этом — он и «Сталкера» сделал. Это уже практически не НФ. Но все же. Наконец, Сокуров по инерции еще тяготел к Стругацким и снял потрясающий «День затмения». Практически без всякой фантастики. Впрочем, «За миллиард лет до конца света» — уже и сама по себе не НФ-повесть... Так к чему я это? А к тому, что сегодня ни один мало-мальски серьезный кинорежиссер — ни по ту, ни по эту сторону океана — не возьмется экранизировать фантастику. Этим занимаются профессионалы иного рода.
Вот вам еще одна яркая примета эпохи заката HTР.
Нет, нового взлета НФ не ожидается. Разве что лет через 500, когда мы действительно выйдем в дальний космос на новом технологическом витке истории.
Кстати, как и большинство фантастов — я оптимист. Атомной войны «не может быть, потому что не может быть никогда». Экологического апокалипсиса тоже не будет. Да и перенаселение с угрозой массового поедания друг друга случится не завтра. А к тому времени, когда на Земле уже плюнуть будет некуда, проблема межзвездных перелетов перестанет быть проблемой. Об этом не Хайнлайн и не Гаррисон первыми сказали, об этом Циолковский писал, и был совершенно прав.
Человечество не склонно решать глобальные проблемы раньше времени. Но когда припечет, оно всякий раз подхватывается и с честью выходит из положения. Так что все еще будет: и дирижабли нового поколения, и роботы универсальные, и звездолеты какие надо, и для «вторых Соединенных Штатов» найдется место в солнечной системе, и никуда мы не побежим от всеобщей бойни (когда начинается бойня, скажем прямо, бежать уже и невозможно), а будем плавно разбредаться по Галактике, продолжая локальные войны и сохраняя культуру человечества во всем (по возможности) ее объеме.
А вот спасение культурного наследия крошечной группкой уцелевших индивидов — идея жуткая по своей нереальности и опасная даже в теории, я бы сказал провокационная. Оставить жить избранных (кем?!), а всех остальных — сжечь (неважно, в сущности, в печах или в пожаре фантастического катаклизма) — не хочется даже и вспоминать одного из авторов подобной ереси...
Но это так, к слову пришлось, в порядке полемики. А вообще все будет хорошо, даже гиперпространственные скачки освоим или, если угодно, нуль-транспортировку. Вот только машины времени не будет — тут уж извините. Эту тему оставьте юмористам.
И в заключение — как раз о темах.
Мне сразу сделалось грустно, когда я прочел, что почти всю фантастическую литературу сводят к пришельцам, ракетам и роботам. Уверен, даже если мы проведем опрос на улице, круг тем окажется много шире. Ну а уж мне как специалисту, не однажды занимавшемуся классификацией фантастических идей, просто хочется поделиться с читателями собственноручно составленным списком. Вот они — базовые фантастические идеи XX века, ставшие темами рассказов, повестей и целых романов:
1) долголетие, бессмертие, неубиваемость, регенерация;
2) анабиоз или летаргия как средство путешествия в будущее;
3) путешествия во времени, замедлители, ускорители времени;
4) перемещение в будущее «по гнусной теории Эйнштейна» (как пел Высоцкий) — посредством полетов с околосветовыми скоростями;
5) роботы, андроиды, киборги, искусственный интеллект;
6) гомункулы, клоны, двойники;
7) инопланетяне, иные формы разумной и неразумной жизни;
8) синтезаторы, дубликаторы, исполнители желаний;
9) космические путешествия;
10) звездные войны (космическая опера);
11) пересадка мозга, обмен разумов;
12) контакты с внеземными цивилизациями: на Земле, в космосе, на других планетах;
13) мутанты, монстры, новые человеческие расы;
14) историческая НФ, смешение эпох, прогрессоры;
15) левитация, антигравитация, крылатые люди;
16) телепатия, телекинез, пирокинез, гипноз и прочая экстрасенсорика;
17) параллельные миры;
18) виртуальная реальность.
Вот, собственно, восемнадцать основных тем научной фантастики. На мелочах не останавливаюсь — они сводимы к базовым пунктам. Если кто-то сделает к списку принципиальные дополнения, буду только благодарен.
Следует, правда, отметить, что есть еще не то чтобы темы, а целые направления в научной (подчеркиваю!) фантастике, такие как:
— научная фэнтези;
— романы-катастрофы;
— утопии и антиутопии;
— альтернативная история;
— киберпанк, то есть будущее информационных технологий;
— психоделическая (галлюциногенная) фантастика.
И наконец, самая новомодная вещь — книги, написанные по законам компьютерной игры.
Когда перечитываешь подобный список, становится предельно ясно: сегодня литература идей никому не нужна. Придумать что-то новое — не получается. Повторять старое — ради Бога! Но смотря как. Вот и выходит на поверку: либо тот самый музей восковых скульптур, востребованный миллионами; либо — востребованная десятками (хорошо, если иногда сотнями) тысяч настоящая психологическая и философская проза, где всё вышеперечисленное используется не как самоцель, а в качестве литературного приема.
Повторюсь еще раз: людей, способных различить два этих сорта книг, во все времена было немного. Поэтому и в будущем веке нас ждет большая терминологическая путаница. И может быть, это даже хорошо, что произведения, так или иначе привязанные к фантастическим темам, еще долго будут по инерции называть гордым именем «science fiction». Звучит-то ностальгически романтично... И пусть кризис НФ продолжается подольше. Затянем процесс искусственно. А там... Чем черт не шутит, вдруг научная фантастика все-таки возродится! Как птица Феникс из пепла.
Противоречу сам себе? Нисколько! Просто я действительно не знаю, что именно ждет нас впереди. И в этом заключается главная романтика сегодняшнего кризиса.