Была любимая — мое счастье. Ушла от меня, живет замужем. И жалеет, что мы не вместе, тайком бегала от мужа ко мне. Эта проклятая драка перед отъездом в часть — опять сотрясение. Отвалялся в больнице, только какие-то чудеса происходят: со мною разговаривают, оборачиваюсь — никого нет.

Вот и итог — офицером быть не могу, по профессии работать не берут — близорукий, любимой нет, родителям все равно, где я и что.

Да я в последнее время и не жил дома.

Не вижу смысла в дальнейшей моей жизни.

Прошу никого не винить.

Устал, домой не везите».

Как-то в одну из частей пригласили православного священника из Сергиева Посада. Командующий генерал-полковник Максимов А.А. заинтересовался, приехал послушать. После выступления спрашивает: «Почему к вам, батюшка, люди идут, а к моим офицерам нет?»

«Потому, что мы проводим службу, служим людям, а вы проводите мероприятия».

Выступая позже перед командирами, Максимов не раз подчеркивал: «Надо у священников учиться работать с людьми. Он заведет человека в тихий уголок и что-то шепчет, шепчет, шепчет. Да все — одному, одному, одному. А не роте, батальону или полку. Да все ласково, ласково, ласково. А не «чурка ты, быдло ты, падло ты».

Никто с рядовым Однороговым по-отцовски так и не поговорил. Как и с сотнями других солдат, с тысячами молодых людей. Потому и остается перед многими из них маячить черная черта, которую так легко можно перейти.