«Вокруг света» (Ленинград) 1930 год №16



Мастера Научной Фантастики

Империалистическая политика капитализма, милита­ризация и угнетение отсталых народностей, нашли отра­жение и в научно-фантастических романах. В конце XIX и начале XX века появляются десятки произведений, по­священных грядущей мировой войне, когда по мнению авторов военная техника достигнет необычайного развития и „во славу“ капитализма будут гибнуть миллионные армии.

Одним из наиболее ярких „военно-фантастических“ романов является роман Пьера Жиффара — „Адская война“, напечатанный в 1907 году с иллюстрациями талантливого художника А. Робида, уже знакомого нашим читателям (см. „Вокр. Св.“ № 13 за этот год).

Ниже мы печатаем из романа П. Жиффара несколько наиболее характерных отрывков, в которых изображены отдельные эпизоды фантастической „адской войны“.


АДСКАЯ ВОЙНА

Роман П. ЖиффараРис. А. Робида

Прекрасное место отель «Всемирного соглашения» в Га­аге. Я три месяца занимал в нем роскошно меблированную комнату, как участник конференции мира. Большая париж­ская газета «2000 год», командировавшая меня на конгресс не жалела издержек.

Заключительный день прошел очень оживленно. Сто двад­цать собравшихся на конференцию дипломатов пригласили к участию в банкете представителей печати, этой необхо­димой помощницы их трудов. Говорились прекраснейшие речи, оживлению способствовали ордена, полученные всеми участниками конгресса. Были приняты благороднейшие резолюции, лучезарнейшие перспективы открывались перед восхищен­ными взорами. Только и речи было, что о братстве народов отныне непоколебимом благодаря конгрессу. 1936 год — на­чало новой эры всеобщего мира.

В эту ночь я спал прекрасно, но около 4 часов утра меня разбудил какой-то гул, наполнивший огромное здание отеля. В ту же минуту моя дверь задрожала от сильных ударов кулаком.

— Кто там? — крикнул я в испуге.

— Это Ванг, — ответил дрожащий голос моего слуги. — Скорей отворять! Кончали спать. Большой беда!

Мысль о пожаре мелькнула в моей голове. Поспешно отворив двери, я спросил:

— Где горит?

— Везде, — ответил слуга, широко открытые глаза кото­рого выражали безумный ужас. Я бросился к окну, отдернул занавеску и с ужасом отшатнулся. Город пылал. Дворцы, отели, музеи, рынки, даже суда на канале превратились в ряды костров.

— Это конференция наделала, — заметил Ванг.

— Как, что? При чем тут конференция?

— Да, конференция, — настаивал Ванг. — От нее и война.

— Война? Какая война? Ты с ума сошел!

В эту минуту задребезжал звонок телефона. Я отве­тил и с потолка, где помещалась вибрирующая пластинка мегафона, заменившего прежний аппарат, раздался голос моего товарища Пижона.

— Объясните мне, в чем дело, — просил я. — Кто поджег город? Ванг твердит о какой-то войне.

— Война и есть. Вы ведь ушли раньше и не видели сцену за шербетом. Впрочем, сам дьявол не разберет как она собственно произошла. Во всяком случае что-то вздоное из-за вопроса о том, кому первому подносить шербет. Германский посланник обиделся и сказал какую-то резкость, на которую английский посол ответил в том же тоне. Столк­новение за шербетом произошло в 2 ч. 10 м. пополуночи, а около 3 часов эскадра прусских аэрокаров пролетела над

Автомобиль влетел в воду и через секунду превра­тился в моторную лодку, уносившую нас от пресле­дователей-американцев...
Гаагой, направляясь в Англию. Мимолетом она сбросила в столицу...

— В столицу нейтрального государства?

— Ну, кто же с этим считается?... Сбросила дюжину зажигательных снарядов, — должно быть в знак своего ува­жения к конференции мира. Город загорелся сразу в не­скольких местах. Пока объявлена война между Англией и Германией, но к концу этого дня все великие державы при­соединятся к той или иной стороне. В этом не сомневается никто. С одной стороны — Великобритания, Франция, Италия. Россия, а с другой — Германия и Соединенные Штаты, — они давно мечтают расправиться со своими конкурентами — Ан­глией и Японией. Это — всеобщий пожар, вся планета в огне!..

Я был направлен на фронт военным корреспондентом, и вскоре прибыл в монбланский арсенал, где помещалась фран­цузская воздушная эскадра. Признаюсь, у меня мороз пробежал по коже при виде бомбометов, пулеметов и других истребительных орудий, которыми была снабжена огромная гондола гигантского воздушного корабля. Вместимость его составляла 70000 куб. метров, подъемная сила достигала 90 тонн, он имел 200 метров длины при 28 метрах в попереч­нике. Два мотора по 1500 сил каждый сообщали ему скорость более 100 километров в час, которую легко выносила не­обычайно упругая, прочная и непроницаемая оболочка, про­питанная особым составом. Балласта не было. Его заменял остроумно приспособленный аппарат для быстрого охлаж­дения газа. В несколько мгновений он мог превращать в твердое состояние часть водорода, заключенного в оболочке, и с такою же быстротой возвращать его в газообразное состояние. Таким образом подъем или опускание регулиро­вались без всякой потери газа, что давало аэрокару воз­можность держаться в воздухе не часы, а дни и недели.

Эскадра из ста пятидесяти аэрокаров двинулась по направлению к Мюнхену.

Утром эскадра была над городом, и шесть тысяч зажи­гательных снарядов полетели вниз. Немного погодя до нас долетел треск разрывающихся снарядов, как-будто отдален­ный залп из ружей. Потом мы увидели столбы дыма, коль­цом охватившие город, и языки пламени. Тем временем флот построился более тесным кругом и еще 6000 снарядов по­следовали за первыми; то же повторилось и в третий раз. Огромный город превратился в колоссальный костер.

Затем мы без боя заняли Аугсбург. Здесь в газете я прочел сообщение, что появился какой-то таинственный воздушный креисер не принадлежащий ни к одному из враждущих государств. Этот крейсер, напоминающий по форме черепаху и двигающийся с огромной быстротой, уничтожил несколько французских аэрокаров и фортов.

Часом позднее, когда наша эскадра собиралась покинуть Аугсбург, вверху, в воздухе появилось какое-то черное тело. С ближайших к нему аэрокаров посыпались пули, но они отскакивали от брони «Черного корсара», который все опус­кался. Когда он был на высоте нескольких метров над нами, наземь упала какая-то сетка, обвила меня и я почувство­вал, что вишу в воздухе...

Я очнулся на «Черном корсаре» и увидел рыжебородого мужчину в синей куртке. Это был американец Джим Кеог, изобретатель удивительного воздушного крейсера. Когда-то он предложил свое изобретение Франции, но его назвали недоучкой-изобретателем и теперь он доказывал францу­зам на практике достоинства своей «черепахи».

— Думаю, что после этих опытов ваше правительство не станет колебаться. Вы конечно не откажетесь взять на себя роль посредника.

Показав мне на практике молниеносное истребление французских воздушных кораблей, Кеог высадил меня в Париже на крышу редакции «2000 года». Мы немедленно под­няли вопрос, о покупке «черепахи», добились разрешения правительства, но... опоздали на 3 минуты. Кеог продал свое изобретение Германии. Теперь оставалось одно: уничтожить американца вместе с его «черепахой».

Между тем война продолжалась.

Германия готовила десант в Англию, и в устье Эльбы под охраной пяти броненосцев в 26000 тонн каждый строи­лось 500 плоскодонных судов. Они рассчитывали на буксире у торговых пароходов пробраться в Англию в тумане. И теперь предстояла задача отразить это неожиданное на­падение.

В течение нескольких лет адмирал Лелу подготовлял в величайшей тайне новый тип войска — «людей-крабов». Зада­чей их было уничтожать надводные и подводные суда, сто­явшие близь берегов или в гаванях. Костюм, который они надевали, напоминал обыкновенный водолазный костюм с той лишь разницей, что он не нуждался в доставке воздуха извне, по трубке. Атмосфера, окружавшая подводного сол­дата в его герметически замкнутом костюме, не портилась: выдыхаемая углекислота поглощалась приспособленным к костюму аппаратом, в котором разлагалась, освобождая кислород. Благодаря этому приспособлению водолаз, раньше как бы привязанный к поверхности моря, теперь освобож­дался.

Я был приглашен участвовать в подводной экпедиции. Двинувшись по дну реки, мы встретили первую линию под­водных торпед. Они были заложены поперек реки и соеди­нены проволокой. В случае надобности с берега можно было взорвать несколько десятков торпед, пустив ток по прово­локе. Но прошла минута и торпеды были обезврежены. В ход были пущены клещи к проволока перерезана. Спустя неко­торое время передовой отряд перерезал проволоку второй линии торпед. Мы снова двинулись вперед. Наконец на не­котором расстоянии я увидел темную массу, — повидимому подводное судно с четырьмя огромными в форме чечевиц стеклянными окнами, из которых четыре прожектора по­сылали в темные воды реки снопы голубоватого света.

Как только оно поравнялось с нами, я услыхал звонок — сигнал атаки. Багры и топоры были пущены в ход. В одно мгновение винт был взломан, руль превратился в обломки. Внутри слышались крики, мотор продолжал пыхтеть, видимо команда подводного судна пыталась подняться наверх. Но лишенное винта и руля, судно беспомощно опустилось вниз и, качнувшись набок, упало на дно. Удары наших топоров обрушились на окна, стекла разлетелись, вода хлынула внутрь, выдавливая воздух огромными пузырями. Внутри слышался шум, но мало-по-малу он затих. Несчастные за­хлебнулись в воде или задохлись в спертом воздухе.

Мы двинулись дальше и наконец очутились под килем огромного броненосца, одного из пяти гигантских судов, ко­торыми Германия так гордилась. Он находился на высоте двух метров над нашими головами. Мы поместили наши за­ряды плутонита в кружок под самым килем, приладили к ним проволоки, связывавшие их в один заряд, затем, отойдя на 100 метров от броненосца, соединили полюсы маленькой батареи и стали ждать.

На высоте пятисот метров над Лондоном появилась настоящая туча германских воздушных судов разнообраз­ных форм и величин — от гигантов кораблей с экипажем в двести человек до крошечных снарядов, расчитанных на одного — двух человек.


Монбланский арсенал был гаванью французского воздуш­ного флота. В гигантской почти отвесной стене в сто двадцать метров высотой было вырублено полтораста ниш в триста метров глубиной каждая. Эти ниши слу­жили гнездами для аэрокаров.

Вдруг справа от нас, далеко впереди раздался грохот взрыва, за ним другой, третий, четвертый. Мы тоже сомк­нули ток. Последовал еще более страшный взрыв, меня мет­нуло в сторону и я упал навзничь, хватаясь руками за водо­росли, чувствуя, что меня швыряет туда и сюда, кружит, куда-то уносит... Наконец вода понемногу успокоилась.

Истребление немецкого десанта еще не означало, что Лондон вне всякой опасности. Немецкий воздушный флот по­явился над Лондоном. Вся северная сторона горизонта была усеяна аэрокарами разных величин, быстро приближавшимися к городу. Примчавшаяся батарея орудий, приспособленных для стрельбы по воздушным судам, начала действовать. Не отвечая на выстрел, огромные аэрокары начали спускаться с голово­кружительной быстротой. Когда они были на расстоянии 30 — 40 метров от земли, немецкие солдаты начали толпами выска­кивать за борт. Каждый из них был снабжен особым пара­шютом, при помощи которого спокойно спускался на землю. Пулеметы, различные аппараты, ящики с патронами — все это было снабжено такими же парашютами, автоматически развертывавшимися при падении.

Гранаты и ракеты взрывались с оглушительным треском, огромные аэрокары вспыхивали, столбы пламени поднимались высоко в воздухе. Солдаты, орудия обломки огромных судов летели вниз.

Гондолы и оболочки шаров смешались в кучу. Взрывы следовали за взрывами, солдаты стреляли друг в друга в упор, потоки пылающего керосина лились на крыши. Люди, гондолы, разорванные оболочки летели грудами с высоты 900 метров.

Неожиданное появление «черепахи» Кеога казалось решило исход боя в пользу Германии. Американец ринулся на нашу флотилию, описал огромный круг и, приостановившись над линией наших крупнейших азрокаров, выбросил целый каскад бомб. Что же делать? Аэрокар «Южный», на котором я находился, вступил в поединок с «черепахой». Нужно было подняться выше «черепахи» и сбросить в нее бомбу. Но «черепаха» тоже поднималась. 5000 метров высоты. 6000... Наконец нам удалось очутиться над «черепахой» и сбросить бомбу.

«Черепаха» разлетелась в мелкие дребезги...

Но гибель страшного воздушного крейсера была только началом войны. Ближайшие и решительные действия ожи­дались в Америке. Японская и английская эскадры собира­лись захватить важный для американцев Панамский канал. Предприятие это было очень опасное. Американцы защитили подступы к Панаме исполинскими орудиями. По слухам здесь же сосредоточивалась и работа знаменитого американского изобретателя Эриксона, который в глубокой тайне подго­товлял какие-то чудеса, какие-то новые применения элек­трической энергии.

Мне пришлось быть свидетелем нападения японской эскадры на американскую в Антильском море. Следом за японскими судами двигалась эскадра союзного английского флота. Наступила темная ночь, и я недоумевал, почему эс­кадра не хочет воспользоваться прожекторами. Но мой друг Том Девис объяснил, что решено попытаться пройти Фло­ридский пролив без боя, а для этого нужно остаться неза­меченными. Мы рассуждали об американских укреплениях, где механизм обороны приводится в действие посредством электрических волн. Вдруг на нашем судне послышались шум. Оказывается, испортипись компасы. А японский адмирал сообщил, что то же произошло на всех его судах. Везде стрелка показывала неправильно и, направляясь к юго-западу, мы в действитель­ности шли на север и отклонились на пять миль от вер­ного пути.

— Бьюсь об заклад, что это одно из тех чудес, которое готовит нам Америка, — сказал Том Девис — Если гений их изобретателя Эриксона электризовал целую гряду скал, со­единил их целыми системами кабелей, по которым проходит мощный электрический ток, то не мог ли он превратить ее в нечто вроде колоссального электромагнита, который при­тянет к себе наш флот, при чем это влияние вначале сказы­вается в отклонении магнитной стрелки.

Поднялся ветер и капитан нашего судна сказал:

— Барометр падает так быстро, что нужно ждать циклона.

Действительно, внезапно, без всякого перехода, тихая погода превратилась в какой-то дикий танец смерчей, вих­рей и молний. Ветер с диким воем крутился вокруг судов, поднимая воду огромными столбами, то и дело обрушивав­шимися на палубу. Вдруг среди этого шума раздался еще более адский грохот, точно какой-то крейсер дал залп из своих колоссальных орудий. Мне казалось, что град бомб осыпал судно. Даже сквозь адский шум и рев бури я слы­шал вопли раненых. Но я ошибся, — никакой артиллерийский снаряд не тронул корабля. Беду наделала молния. Гроза между тем затихла и с семи соседних судов сообщили о таких же катастрофах.

— И тут не обошлось без Эриксона, — заметил Том.

Среди фантастических аппаратов и машин, загромо­здивших огромные помещения лаборатории великого изобретателя Эриксона, люди казались карликами...

В эту минуту снова послышался грохот. Но теперь это действительно был грохот орудий. Японские суда стреляли в американскую эскадру, но ни одна бомба не попадала в цель. .

-— Эти бомбы тоже испытывают магнитное отклоне­ние, — объяснял мне Том Девис.

Американцы все время отступали, а японцы их неуто­мимо преследовали. И вдруг совершенно неожиданно по­следовал приказ остановиться. Что такое случилось? Мы были свидетелями самого невероятного, самого фантасти­ческого зрелища. Море горело! К северу и к югу от эскадры на нем вспыхивали один за другим исполинские языки пла­мени. Они сливались с той и с другой стороны пролива в сплошные стены огня и две эти огненные полосы бежали навстречу друг другу с поразительной быстротой. Через несколько мгновений перед нами чернел только узкий про­ход между двумя огненными завесами.

Тут-то и обнаружились пагубные следствия безрассуд­ной атаки японцев. Они увлеклись преследованием амери­канских судов, бегство которых было притворным. Японцы очутились между двух огней. Перед ними была огромная эскадра американцев, а сзади — пылающее море. Английская эскадра, которая могла бы помочь им, осталась за этой огненной стеной.

Оказывается, на дне моря била заложена огромная труба с клапанами на известных расстояниях друг от друга. При помощи электрического контакта эти клапаны были сразу открыты, из них вырвались столбы нефти, нагнетае­мые под огромным давлением. Поднимаясь над морем высо­кими фонтанами, они разливались на его поверхности, обра­зуя сплошной пояс нефти. Подожженный с обоих концов, он быстро воспламенился и обе полосы слились в широкую огненную стену вышиной в 20 метров, увенчанную разно­цветными языками пламени и клубами черного дыма.

Теперь американская эскадра гналась за японской, осы­пая ее ядрами. Японцы отстреливались, но попрежнему не­удачно. Мы видели, как два японских крейсера пошли ко дну. Бешеное ура раздалось... на английских судах.

Эта гибель японской эскадры была переломным момен­том в «адской войне». До сих пор у англичан назревало глухое недовольство против союза с японцами, и Девис го­ворил, что союз белых с желтыми, англичан и японцев, про­тив белой Америки выглядит очень нелепо. Теперь это не­довольство приняло реальные формы.

После уничтожения японской эскадры Девис пригласил меня принять участие в таинственном заседании вместе с представителями Америки. Здесь мы узнали о том, что японцы в союзе с китайцами готовятся, победив Америку, выступить против Англии, и призывают к восстанию против белой расы негров, индусов и аннамитов. Так сообщали спе­циальные агенты. .

Поблагодарив их за выполнение трудной задачи, Том Девис заявил, что колоссальный заговор не подлежит со­мнению и разоблачение его произведет свое действие. Жел­тые готовятся встать на завоевание своего господства. Теперь моя задача — вступить в переговоры с американским правительством. Я сегодня же начну переговоры с прези­дентом Соединенных Штатов.

После заседания мы отправились посмотреть лаборато­рию великого изобретателя Эриксона. В кабинете, примы­кавшем к лаборатории, находилась какая-то странная машина со множеством клавишей — не то рояль, не то орган фанта­стического устройства.

— Из этой комнаты, — объяснял Эриксон, — при помощи этих клавиш я могу распоряжаться силой, перед которой ничтожны все ухищрения артиллерии. При помощи этих клавиш я могу вызвать в любом пункте на площади радиу­сом в 300 миль магнитное возмущение, циклоны, шаровые молнии, туманы, наводнение. Могу вызвать на расстоянии взрывы подземных мин, заготовленных в подходящем месте и способных уничтожить целую армию. Источник энергии, которым я располагаю, измеряется миллионами лошадиных сил...

Вечером мы отправились на электрическом поезде в Нью-Орлеан, куда прибыли утром. Эриксон предложил нам оста­новиться на электрической станции, предупредив, чтобы мы, если вздумаем осматривать ее, ходили по дорожкам, усы­панным красным песком. На них мы были в безопасности от неприятных контактов и могли обойтись без предохра­нительных костюмов. Со станции открывался вид на Бенвильскую бухту в устье Миссисипи, откуда как-раз в это время уходила в море американская эскадра.

— Скоро ее место займет японская, — заметил Эриксон. — Кстати, у вас есть в запасе теплое платье? Оно вам пона­добится. Сегодня ночью будет довольно сильный мороз. Не очень большой, но все же градусов 10 — 12.

— Такой холод на берегу Мексиканского залива?

— Да, бывает иногда, имейте это в виду...

К вечеру температура понемногу падала, оправдывая предсказание Эриксона, серый туман постепенно окутывал бухту. Черные массы японских судов, освещая путь прожек­торами, расположились в гавани и вскоре туман окутал их непроницаемой стеной. Мы различали только слабое мель­кание сигнальных огней. Казалось, японская эскадра охва­чена какой-то тревогой, но вскоре все успокоилось. Наконец настало утро, температура повысилась, туман растаял и перед нами предстала фантастическая картина. Весь Бенвильский залив превратился в сплошную массу льда, япон­ские броненосцы, белые от инея, одевшего их снасти сплош­ной бахромой, увязли в этой плотной ледяной коре. Никаких признаков жизни, не видно и не слышно ни сигналов, ни часовых, никакого движения, никаких звуков.

— Да что же вы сделали с японской эскадрой? — вос­кликнул я в изумлении.

— Я ее заморозил, — спокойно ответил Эриксон. — Замо­розил со всем экипажем — от адмирала до последнего юнги.

Я просил Эриксоиа объяснить мне, каким образом уда­лось ему осуществить такое предприятие.

— О, это довольно элементарно. На дне бухты мною заложена система колоссальных труб, огромный змеевик известного вам типа холодильной машины. Охлаждение до­стигается посредством жидкого воздуха, быстро испаряю­щегося в трубах. В силу испарения жидкого воздуха и бы­строго расширения газа температура воды в соседстве с трубами понизилась до 200° холода. В воздухе над водою, до высоты в несколько метров, она упала до 100 с лишним градусов ниже нуля.

Можно сказать, что японская эскадра больше не суще­ствует. Теперь нужно принять меры против сухопутной японской армии.

Мы направились в Калифорнию, где предстояло прежде всего задержать воздушную эскадру японских разведчиков. На рассвете мы остановились в степи, на берегу маленькой речки, и наш отряд принялся расставлять приборы, протя­гивать канаты, ставить какие-то мачты. Вскоре вдали по­явилось несколько воздушных судов, тотчас запыхтели динамомашины, но я не замечал никаких последствий.

— Посмотрите хорошенько, — сказал мой товарищ, ука­зывая на аэрокары, — они не двигаются вперед. Посредством электромагнитных волн мы парализуем все их усилия. Ви­дите?

В самом деле, в воздухе происходила немая борьба. На­прасно японские аэрокары рвались вперед. Какая-то невиди­мая сила отталкивала их, пока, утомленные этим неодолимым сопротивлением, они не повернули обратно.

Поднявшись на воздушном шаре, мы вскоре увидели не­приятельскую армию. В зрительную трубку я мог рассмо­треть в нашем лагере какие-то странные приспособления вроде тех огромных коленкоровых полотнищ, на которых вывешиваются гигантские рекламы. Эти полотняные экраны поддерживались четырьмя привязными воздушными шарами.

Страшный треск, донесшийся со стороны японцев, отвлек мое внимание от этих шаров. Какие-то маленькие взрывы, перебегающие по лагерю, точно щелканье хлопу­шек... — и вдруг страшный взрыв на всем пространстве япон­ского лагеря, одевшегося густым облаком дыма и пыли.

— Что же это значит? — спросил я у соседа.

— Там взорвано все, что только могло взрываться, — ответил он, — патроны, патронные сумки, зарядные ящики, бомбы. Экраны, которые мы видели, покрытые особым со­ставом, отражают электромагнитные волны, сосредоточивая их в одной точке на определенном расстоянии, при чем вся­кий металлический предмет становится трансформатором. Миллионы волн пронизывают по всем направлениям зону, занимаемую неприятельским лагерем, и каждая бомба, гра­ната, патрон взрывается от электрической искры.

Вернувшись назад к своей крепости, я увидел нечто вроде металлической паутины — сеть толстых проволок, про­стиравшихся на 6 километров от холма. Это напоминало проволочные заграждения, но мой товарищ объяснил, что эти приспособления не имеют с ними ничего общего.

— Сюда направляется корпус японцев в 20 тыс. чело­век — сказал он. — Он будет уничтожен огненным дождем, дождем азотной кислоты. Вы знаете, что она действует как огонь. Ливень азотной кислоты сожжет японцев прежде чем они успеют выбежать из его района.

— Откуда же вы возьмете такую массу азотной кис­лоты?

— Она фабрикуется прямо из воздуха: азот и кислород соединяются под влиянием электрического разряда, вызван­ного концентрированием в известном пункте электромагнит­ных волн определенной длины и амплитуды колебаний. Получается удушливый ядовитый газ — окись азота. В то же время колоссальное электрическое поле, созданное таким образом в атмосфере, привлекает отовсюду водяные пары, сгущает их в тучу, которая изливается дождем, захваты­вающим этот газ и достигающим земли в виде потоков ды­мящейся азотной кислоты. И вот в этой ванне предпола­гается выкупать японский отряд. Чтобы задержать японцев на одном месте, их заставят плясать. Будут пущены под­земные токи, которые вызовут землетрясение у них под ногами. Когда же они повалятся на землю, тут и хлынет дождь.

Через несколько часов мы увидели японскую армию, двигавшуюся по степи. Вверху, на довольно значительной высоте я заметил какие-то фантастические огни, странный мерцающий свет. Над этим светом заклубился туман, сгу­стился в тучу, а из-под земли донеслись глухие раскаты грома. Деревья и кусты зашатались, армия остановилась,

Берега Флоридского пролива была превращены американ­цами в грозное укрепление. Она были соединены железной дорогой, защищенной исполинскими орудиями...
кони взвились на дыбы. Японцы размахивали руками, шата­лись, падали, цеплялись друг за друга... Но вот из сгустив­шейся над ними тучи хлынули потоки желтоватой дымя­щейся жидкости. Тысячи людей корчились в муках, пытались вскочить, бежать, ползти, но земля гудела и тряслась по-прежнему, не давая возможности держаться на ногах. Японцы задыхались, веледствие быстрого соединения азота с кисло­родом образовывалась как бы пустота — вакуум.

Война готовила новые и новые ужасы. Я попал в это время в плен и как военный шпион был посажен в клетку. Мне пришлось увидеть ряд возмутительных по своей жесто­кости казней военнопленных, наконец дошла очередь до меня — и я проснулся.

Я долго не мог понять, где я нахожусь.

— В Гааге, в отеле «Всемирного соглашения», — сказал мой друг Пижон.

— Какое сегодня число?

— Вон отрывной календарь на стене, читайте сами: 21 сентября...

— 1937 года, — доканчиваю я.

— Виноват, вы перескочили через 30 лет. Зачем так торопиться? 1907 год.

— Хорошо. Как мы попали в Гаагу? — недоумевал я.

— В качестве корреспондентов на конференцию мира, как и другие наши собратья по перу.

Тут только я опомнился и рассказал Пижону о своем сне.

— «Лейтмотив» моего сна, — закончил я, — дала мне Гааг­ская конференция, — эти разговоры о мире с затаенной мыслью о войне.


СРЕДИ научно-фантастических рома­нов конца XIX и начала XX века видное место занимают романы о войне будущего. Такие произведения, как «500 миллионов Бегумы» — Жюля Верна, «Война в воздухе» — Уэллса, «В чистом поле» — капитана Данри, отдельные главы уже знакомого читателю романа А. Робида — «Электрическая жизнь», на­конец роман П. Жиффара «Адская война» — посвящены изображению гря­дущей мировой войны, когда, по мне­нию авторов, обычные военные орудия будут заменены новыми, неслыханными машинами для взаимного истребления, когда весь земной шар превратится в сплошной театр военных действий. В этом отношении особенно интересен роман Жиффара.

Целые города сгорают от зажига­тельных снарядов, огромные города затопляются водой, тысячные корпуса гибнут под дождем азотной кислоты, миллионные армии заражаются холе­рой, эскадры броненосцев окружаются стеной из горящей нефти, замерзают в небывало холодной температуре, воен­ные действия развертываются на земле, на воде, в воздухе и под водой, — одна кошмарная сцена сменяется другой.

Люди-крабы, закладывали фугасы под килем огромного броненосца...

В чем здесь дело? Почему авторы научно-фантастических романов так охотно изображают войну будущего и обнаруживают такое богатство вы­мысла и технической изобретатель­ности? Ответа на этот вопрос нужно искать в следующем: в конце XIX и начале XX века капитализм вступает в период империалистической политики. Отдельные государства ведут друг с другом жесточайшую борьбу за рынки сбыта товаров, за природные богат­ства земного шара, за возможность эксплоатации отсталых народностей. Эта борьба выражается не только в постоянном расширении промышлен­ности, но и в упорном вооружении капиталистических государств. Они все время готовятся сожрать, разда­рить друг друга силою ору­жия. Готовясь к войне, капи­талистические государства увеличивают свои вооруженные силы, вводят в военную технику новые и новые усовершенствования. И это уси­ленное развитие военной техники отражается в науч­но-фантастических романах о грядущей войне.

Жалкими и бесконечо лжи­выми кажутся всякие конфе­ренции по разоружению, эти бесчисленные говорильни, никчемность и пустоту которых понимают и сами пред­ставители буржуазии. Роман П. Жиффара появился сразу после гаагской мирной конференции 1907 г. и является явной насмешкой над лицемерными попытками установить братство народов на пороховом по­гребе. П. Жиффар сознает, что вой­на неизбежна, — он даже догады­вается, какова будет расстановка враждующих сил в будущей войне, какие капиталисты и за что бу­дут грызться, и ставит Германию против Англии. Как известно, мировая война являлась результатом экономи­ческого соперничества именно этих двух империалистических государств. Помимо изображения войны буду­щего, в романе Жиффара мы найдем и изображение нашествия желтой расы на Европу, причем это нашествие со­провождается неслыханными зверствами. И здесь Жиффар не одинок: есть и другие романы на тему о «жел­той опасности», в которых также изо­бражается гибель европейской цивилизации и торжество „желтого дьявола“. Кому и для чего нужно писать такие несусветные глупости? Кому нужно возбуждать у читателя отвращение к порабощенным народам Востока? Дело объясняется довольно просто.

В камере подводной лодки — торпеды мог поместиться только один человек...

В конце XIX и начале XX века империалистические государства при­ступили к захвату и дележу «Небес­ной империи», и отвратительная вы­думка о «желтой опасности» была пу­щена в ход как-раз в это время. Она была нужна для того, чтобы оправдать ограбление огромной страны, угне­тение китайских крестьян и рабочих. Она была нужна для того, чтобы по­сеять рознь между китайскими и евро­пейскими трудящимися — людьми раз­ных рас, но одного класса, у которого одна цель — свержение капитализма.

В то же время в сказке о «желтой опасности» чувствуется и ужас импе­риалистов перед пробуждающимся Ки­таем. Действительно в конце XIX века



Поэтому, когда П. Жиффар пишет о «желтой опасности», для нас вполне понятно, что он старается оправдать империалистическую политику. Изо­бражая войну белой расы с желтой, он наделяет европейские армии чер­тами отваги, мужества, говорит о доб­лести и воинских подвигах, а китай­цев рисует какими-то кровожадными извергами, которые сдирают с живых людей кожу, жгут пленников на ко­страх и пытают раскаленным железом. Здесь Жиффар старается внушить чи­тателю необходимость окончательной расправы с Китаем и в то же время изо всех сил замазывает истинные причины этой расправы. На самом деле прибрать Китай к рукам выгодно им­периалистам, а Жиффар старается убедить, что китайцы опасны для всей культуры. Он прячет в воду концы «Адской войны», затумани­вает звериное лицо импери­ализма с его чудовищной конкуренцией и погоней за вооружениями и сводит все дело к глупой сцене за чаш­кой шербета, за которой поссорились оперные послы. Наконец буржуазный писа­тель П. Жиффар видит в будущем войну только меж­ду нациями и расами, но не говорит ни слова о ве­личайшей изо всех войн — о войне за освобождение трудящихся всего мира.