КАК Я СТАЛ АРТИСТОМ-ИСПЫТАТЕЛЕМ
 |
|
Природа наделила Джона Ивановича Гридунова недюжинным здоровьем, силой воли и актерским талантом. Истоки его счастливой артистической карьеры (а он выступал в одних программах с выдающимися актерами и звездами эстрады Ф.Раневской, Л.Орловой, М.Булгаковой, М.Кристалинской, Г.Каревой, М.Задорновым, Г.Вициным, С.Крамаровым, А.Пугачевой и др.) лежат в школьной и армейской самодеятельности, лауреатом смотров которых он неоднократно становился. Это позволило ему впоследствии успешно выполнять работу старшего инструктора культурно-массовой работы Дома офицеров Военно-воздушной инженерной академии имени Н.Е.Жуковского, а затем начальника клуба Государственного научно-исследовательского испытательного института авиационной и космической медицины.
Участие Джона Ивановича в экспериментах по испытанию новой авиационно-космической техники и режимов ее применения проходило "без отрыва от производства" и сопровождалось, как это часто у нас бывает, массой курьезных случаев. В ряде экспериментов были установлены рекорды, которые не побиты и поныне. Несмотря на оригинальную форму изложения, события, изложенные в байках, не имеют ничего общего с вымыслом.
Я родился в самой южной точке бывшего Союза, в Кушке, в 1926 году. Отец мой, Гридунов Иван Иванович, бывший чапаевский пулеметчик, служил там в гарнизоне. Родился я в тачанке. Когда моя мать, Гридунова Вера Ильинична, была на сносях, на гарнизон напал отряд басмачей. Ее уложили в тачанку — и вперед! Отец отстреливался из пулемета, а она меня рожала. Поскольку отец был от сохи, он часто обращался за советами к календарю, а там как раз было напечатано о Джоне Риде — американском писателе, написавшем книгу "10 дней, которые потрясли весь мир", где правдиво описана Октябрьская революция. В честь его и назвали меня Джоном, а в скобках добавили Рид. Так и в метриках записано Джон (Рид). В паспорте у меня Джон. Но создатель и первый начальник Центра подготовки космонавтов генерал Карпов Евгений Анатольевич всегда звал меня Джон Рид Иванович.
В послевоенные годы служил я в 80-м бомбардировочном авиационном Краснознаменном Кыркынесском полку и там впервые попал на сцену. Заболел партнер у старшего лейтенанта Владимира Кашпура — штурмана звена, а играли "Хирургию" Чехова. Как я не сопротивлялся, уговорили и дали для храбрости спиртоглицериновой смеси. Старшина эскадрильи нашел сапожные клещи необъятных размеров, которые в рот даже не лезли, но я подошел сбоку (Кашпур-то в профиль к залу сидел, и зрителям казалось, что я тащу зуб изо рта). Но поскольку спиртоглицери новая смесь уже сыграла свою роль, я, не рассчитав, схватил Володю за щеку. От страшной боли он заорал натурально, взвыл на весь зал. На что зрители кричали: "Во играют!!". Вдохновленный успехом, я потом еще с ним сыграл. Он Яшку-артиллериста, я Нечипора в "Свадьбе в Малиновке". С тех пор я на сцене, а Кашпур Владимир Терентьевич стал артистом театра и кино, народным артистом России.
Вспоминается еще один смешной случай. Когда служил в том же 80-м полку, назначили меня дежурным по кухне. Самая большая ценность из продуктов — мешок с колбасой. Чтобы не было неожиданностей, я лег спать на кухне прямо на мешке с колбасой, но ночью замерз и пошел спать в казарму. А мы тогда располагались в полуразрушенном здании на чердаке. Сидит дневальный у коптилки, сделанной из гильзы снаряда. Я говорю — разбуди под утро. Ночью снится сон: я в джунглях, навстречу тигр, я от него. Оглянулся — а он уже в прыжке, раскрыв пасть, и торчат два огромных клыка. И когда он вонзил их мне в спину, я закричал от боли. Проснулась вся казарма, я кричу: "Тигр!". Сняли нижнюю рубашку, а там кровь и следы от двух клыков, но не тигра, а крысы. Видать, я пропах колбасой — вот соблазнилась. Правда, ребята утешили — она, видать, бешеная, а другой добавил: ну, это начнется только дня через три.
Через шесть лет срочной службы я получил первый отпуск. Пришла заверенная врачом телеграмма — моя мать при смерти. Ребята посадили меня на поезд с трудом, в вагон не влезть — бесполезно, на крышах вагонов тоже переполнено. Хорошо, что ребята предвидели и дали треугольник — ключ от тамбура. Поезд тронулся, я открыл ключом тамбур и влез. Раздался испуганный девичий крик. В тамбуре оказалась 17-летняя девушка. Двери между вагонами были в то время забиты гвоздями намертво. Так что тамбур был, как купе на двоих. Ситуация как в кинофильме "Баллада о солдате". На остановках я бегал за кипятком. Поезд много раз останавливался. Расписание не соблюдалось. Поэтому пока я доехал из Восточной Пруссии до Орехово-Зуева, а оттуда до деревни Воинова Гора — мать уже похоронили.
Отец мне говорит: "Время отпуска у тебя еще есть, у меня просьба, я не смогу — шесть тяжелых ранений. Съезди на мою родину: Самарская область, село Августовка". И поехал я через Куйбышев, как сейчас помню, Галактионовская, 89. Там родственники, встречи, и на одной из них рыжий Федя, отцов племяш, мне рассказал, как его часть оказалась рядом с частью, которой командовал мой отец подполковник Гридунов Иван Иванович, его родной дядя. Естественно, его перевели к нему, в 1-й запасный парашютно-десантный полк. Но когда дело дошло до прыжков, а надо сказать, что Федя был трус, он стал увиливать. Отец рассвирепел: меня позорить!! Посадил в самолет, поднялись в воздух — отец командует: "Прыгай". Я говорю: "Дядя Ваня, не могу — боюсь". Отец вынул пистолет: "Застрелю, прыгай!", "Не могу". Так он меня сшиб кулаком. Я полетел с крыла — парашют раскрылся. Потом я уже прыгал самостоятельно.
Наконец добрался я до села Августовка. Праздновали мой приезд три дня. Все гроши у меня и у родичей утекли, а уезжать надо. К счастью, пошел дождь, все дороги размыло, транспорт встал. Село районное, клуб районный. Договорился с завклубом организовать вечер. Объявление висело с таким текстом:
| Вечер сатиры и юмора Мастер художественного слова Джон Гридунов
Цена 3 руб. |
Зал был полон, пришел почти весь район. Я к тому времени уже имел большой репертуар. Зная, что ожидает мои голосовые связки, говорю бабушке: "Приготовь мне на концерт 6 яичек". В ходе концерта, который шел под сплошные аплодисменты, почувствовал, что пора приняться за яйца. Первое яйцо разбил — крутое, второе, третье — все шесть оказались крутые. Наивная бабуля не знала, что в этом случае нужны сырые. Кстати, перед концертом две пожилые женщины, стоя перед объявлением, гутарили: "Шо таке юмор знаем, а що це таке сартира?". В общем, хватило доехать и до отца и до части.
Прослужил я в авиации 27 лет и еще 3 года учился в спецшколе ВВС. Окончив спецшколу ВВС, я по состоянию здоровья в летное училище не попал, а окончил Серпуховскую школу авиамехаников. Затем в 50-е годы служил старшим инструктором по культмассовой работе Дома офицеров Военно-воздушной инженерной академии имени Н.Е.Жуковского, а с 1961 по 1971 год — начальником клуба Государственного научно-исследовательского испытательного института авиационной и космической медицины (ИАКМ) МО.
В те годы в ИАКМ проводились эксперименты по отработке авиационной и космической техники. В одном из экспериментов в барокамере погиб испытатель Валентин Бондаренко. Прощались с ним в институте, и Николай Федорович Никерясов, замполит Центра подготовки космонавтов, прочитал стихотворение, в котором были примерно такие слова: "Мы полетим к звездам, и ты будешь с нами!". Как сейчас, помню — у всех присутствующих в глазах стояли слезы.
В детстве я переболел всеми дающими неприятные последствия болезнями — малярия, скарлатина, ревматизм, уже взрослым — брюшным тифом. Однако прошел медкомиссию и стал нештатным испытателем. В одном из первых экспериментов, в котором я принял участие, испытывали высотно-компенсирующий костюм ВКК-6. Он обеспечивает внешнюю компенсацию повышенного внутрилегочного давления в случае разгерметизации кабины летательного аппарата на больших высотах. ВКК-6 изобрели и создали совместно с сотрудниками завода "Звезда" (ныне ОАО Научно-производственное предприятие "Звезда" — прим. ред.) полковник Модест Иванович Вакар и подполковник Акакий Сагратиевич Цивилашвили. Я пробыл в нем после взрывной декомпрессии в барокамере 2 часа на высоте 30 тысяч метров. Этот рекорд не побит и поныне. Эксперимент проводил А.С.Цивилашвили. Во время эксперимента полковник М.И.Вакар, остроумнейший человек, талантливо заговаривал зубы, чтобы начало декомпрессии было для испытуемого неожиданным. Причем сигарета никогда не покидала его рта. Я спросил: "Модест Иванович, а вы не слыхали — в Америке ученые, говорят, обнаружили в сигаретах стронций?" — "Да, — ответил Модест Иванович, попыхивая сигаретой, — тогда я — атомная бомба".
Один из самых тяжелых экспериментов, в котором мне довелось участвовать, — это эксперимент с ударными перегрузками (имитацией жесткого приземления корабля). Представьте себе 14-метровую вышку. И вас сбрасывают в кресле летчика по направляющим с приземлением на свинцовые крешеры. Однажды произошла задержка команды "Сброс". Не выдержав задержки дыхания, я вздохнул и немного отодвинулся от кресла. Внезапно команда "Сброс", Установка сломалась, я — жив. После этого три дня башка гудела, как чугунный котел. Рекорд 50G до сих пор не побит. У американцев самые большие перегрузки (49G) выдержал мой тезка Джон Степп.
 Испытатель Джон Иванович Гридунов перед "полетом" на Луну (1965 год). Справа — механик Алексей Тимофеевич Белоконов |
Помню, на центрифуге без предварительной подготовки выдержал перегрузки "грудь-спина" 19 G. Ада Равгатовна Котовская тогда сказала: "Джон Иванович, ты настоящий мужчина, ни один человек в мире не выдерживал такой перегрузки". Или, например, сидел я в 1964 году на заводе Воронина с рядовым Сергеем Селезневым в шарике, в котором летала Терешкова, без обдува, дыша регенерируемым воздухом, 16 суток. Как всегда, в нужный момент установка для регенерации "накрылась", и мы дышали тем, что выдыхали. К тому же конец эксперимента совпал с воскресеньем, и вместо пятнадцати нам пришлось отсидеть шестнадцать суток. После открытия крышки рядовой Селезнев глотнул свежего воздуха — и в обморок, а затем в госпиталь. Я — на работу.
Вспоминается первый эксперимент для подготовки полета на Луну. Подъем в скафандре "Беркут" в барокамере до высоты 30000 метров при дыхании чистым кислородом. Кормили нас жидкой пищей через трубочку. Отправления естественной надобности "по большому" не предусматривалось. Первый пошел на эксперимент капитан В.В.Перфилкин и продержался сутки. Вторым пошел подполковник Анатолий Михайлович Терпиловский — 1,5 суток. Джон Иванович, говорит ответственный за эксперимент подполковник Лев Григорьевич Головкин, на вас вся надежда.
Я выполнил задание полностью, продержался 7 суток, хотя применялись отягчающие обстоятельства — повышение температуры до критической, уменьшение подачи кислорода. В процессе эксперимента пропадали чувство времени, сон. Конец эксперимента пришелся на воскресенье. Начальство говорит: Джон Иванович, продержись еще сутки, иначе слишком много людей придется вызывать на работу. В итоге — 8 суток, рекорд.
 Возвращение на Землю |
Кто помнит, на заводе Северина в Томилине в старом ангаре без дверей посредине был пруд, зимой у берега кромка льда. Там проводили испытания спасательного костюма летчика-космонавта при приводнении в ледяную воду. Буквально на каждом сантиметре тела у меня были датчики. В качестве костюма — надувной матрас с изголовником из прорезиненной ткани. На теле шелковое нижнее белье. Когда вынырнул из воды, дернул за шнур — и костюм наполнился воздухом. Вовремя сообразил: если не двигаться — замерзну. Все время эксперимента энергично греб руками, этим согреваясь. Сброс в воду происходил вечером. Члены комиссии в валенках и шубах замерзли на берегу и ушли ночевать. Утром пришли и очень удивились — живой? Чувствуя, что замерз сильно, попросил из шприца спирта "для сугрева", но, выпив неразбавленного 96-градусного спирта, подумал, что мне дали обыкновенную воду (до того организм заледенел). Всей группе дали 3 дня отдыха. Но я, ввиду загрузки на работе, решил дома перед работой согреться другим путем. Попробовал огненного борща — не помогло. Тогда набрал горячей воды в ванную и — бултых! — согрелся. Через три дня рассказал об этом врачам, проводившим эксперимент. Очень удивились: "Ну, опять, Джон Иванович, опровергаешь науку — у тебя тут же должно было разорваться сердце, настолько был охлажден твой организм. Нужно было постепенно добавлять горячей воды".
Приходилось участвовать в экспериментах и на выживание. Нужно было в зимних условиях трехдневный аварийный запас космонавта растянуть на 8 дней. Снег чуть ли не по пояс. Мачете в этих условиях не рубило наши мерзлые деревья. Выручил нас туристский топорик, который я прихватил с собой. А конфигурацию мачете потом изменили. Из парашютного шелка сделали шалаши. Воду получали из снега. Запомнился такой случай. Ночью решил я обойти ребят и увидел подполковника Алека Зорабовича Мнациканьяна спящим у потухшего костра. Лицо его покрывал, не тая, снег. Он уже замерзал, и я с трудом разбудил его. Похудел я за 8 дней на 8 кг. Но через несколько дней все наверстал.
Но правде сказать, быть артистом и завклубом не легче, чем испытателем. Как-то вызывает меня зам. начальника по политчасти ИАКМ генерал-лейтенант Василий Яковлевич Клоков. "Джон Иванович, поезжайте в МГК КПСС к зав. отделом культуры Верченко Юрию Николаевичу, он все объяснит". Приезжаю на улицу Куйбышева. Прохожу мимо прапорщика. "Как пройти к Верченко?". "На второй этаж, только оставьте оружие здесь". Я все понял. У меня, из-за того, что я увлекался волейболом, а толчковая нога правая, правая ягодица настолько увеличилась, что производила впечатление пистолета под кителем. Прапорщик долго извинялся. Оказалось, лучшие силы бригады артистов нужно отвезти в Звездный городок на встречу с Г.Т. Береговым после его полета и организовать концерт. Я их привез, но ввиду несогласованности в зрительном зале весь Звездный смотрел американское кино. А Г.Т.Береговой, обидевшись, что его не парадно встретили, ушел. Чем занять артистов? Полковник Иван Макарович Крышкевич, замполит, собрал всех артистов в малый зал и крутит им новый документальный фильм о космосе. Смотрю, идет Герман Титов. Я говорю: "Ты же ректор Университета культуры, выручай!". В общем, он к ним. Получилась теплая встреча артистов с любимым космонавтом. Мне запомнился такой вопрос артистов: "Как вы себя чувствуете?". Герман Степанович ответил вопросом на вопрос. "А как бы вы себя чувствовали, если бы вам запретили выходить на сцену?". (Ему после гибели Гагарина запретили летать, а его голубая мечта была стать летчиком-испытателем.)
Вспоминаются такие случаи из моей артистической карьеры. Краснознаменный зал Центрального дома Советской Армии, в зале — женщины Герои Советского Союза. На трибуне на этой встрече еще молодой неопытный оратор космонавт Павел Романович Попович. На вопрос одной из героинь: "Как себя чувствуют сейчас космонавты?" Павел Романович, немного растерявшись, ответил: "Со всей ответственностью я могу вас заверить, что у наших космонавтов вся аппаратура работает нормально!!! (хохотали минут пять).
В Дом культуры МИИТа на встречу с космонавтом Георгием Тимофеевичем Береговым почему-то пришли одни девушки-студентки. Вопрос из зала: "Расскажите, что такое центрифуга?". Георгий Тимофеевич ответил несколько оригинально: "Ну, как вам объяснить? Представьте, что вы попали в объятия настоящего мужчины!".
После того, как Олегу Георгиевичу Газенко было присвоено звание члена-корреспондента (на что я откликнулся анекдотом — а что будет, если к члену привязать карандаш?), стали меня донимать из Дома ученых — затащите к нам Газенко. Я говорю: "Олег Георгиевич, надо выступить, вы ж теперь такой большой ученый". Директриса Дома ученых говорит: "Милости просим к нам, только тема не ученая — о Первомае". Олег Георгиевич согласился. И вот полный зал седобородых академиков, а Олег Георгиевич на трибуне докладывает. Я сижу в почетной ложе, слышу его слова: "Русский народ любит праздники: Пасху, 1-е мая...". После доклада Олег Георгиевич подходит: "Ну что, посадят?". Я говорю, наоборот. И точно — все массой кинулись к директрисе. "Вот только этого худого генерала приглашайте, других не надо!".
 Дж.И.Гридунов на сцене |
Помню, в Москве один парень, Валерий Стецун, предложил организовать отдых для космонавтов: "Сейчас у меня на причале стоит тральщик морской — приплыл, чтобы взять юных моряков в кругосветку на три дня (пятница, суббота, воскресенье). Он в вашем распоряжении". Из космонавтов кто был в отпуске, кто в командировках. Стал собирать артистов. Юрий Визбор: "Лучше бы меня не расстраивал. У меня жена кинорежиссер, едет в субботу на съемки, должен ее проводить". Поехал на Таганку к Высоцкому. Смотрю, у служебного подъезда в машине Володя. Я говорю, в театре сезон кончился — поехали. Да я, говорит, с превеликим удовольствием, но в субботу в другом городе концерт, не могу сорвать. А я стою и смотрю на него. "До чего ж ты Володя худой, а вот что-то слухи ходят, что ты... с Мариной Влади". Да, говорит, правильно, я теперь директор детского сада: у нее трое и у меня двое. Пятеро ребятишек, а ты говоришь худой. А Володя меня любил, об этом мне говорил Борис Хмельницкий.
Когда он решил снимать кинофильм, где затрагивалась космическая тема, он меня замучил вопросами о моих испытательских делах. Попросил литературу — я ему принес о космосе, а он, откладывая очередную книгу: "Вот это у американцев лучше, а это, пожалуй, у нас". Я еще потом привел к нему Олега Георгиевича Газенко, и они долго беседовали, а потом и подружились. Олег Георгиевич стал своим в театре на Таганке.
В Дом офицеров поступила команда. Ввиду испортившейся погоды и переноса сроков воздушного парада, организовать для участников парада концерт. А парадники в это время, расположившись в разных местах Подмосковья, "заскучали" со всеми вытекающими отсюда последствиями. В главном штабе ВВС мне говорят: "Вы старший, вот вам автобус, подбирайте бригаду и вперед — подбодрять авиаторов-парадников". Приезжаем в одну из частей. Ввиду большого количества зрителей концерт устроили на улице, на траве. А артистам под сцену дали трехтонку. Концерт шел хорошо. Я объявляю: "Подвиг капитана Гастелло", читает Иван Захарович Артамонов". Рассказ длинный, и я двинул в кусты по своим надобностям — думаю, успею. Но зная, что у Иван Захаровича была такая особенность — мог забыть текст и притом каждый раз в новом месте, поручил чтице Генриэтте Новиковой следить по тексту, но девушка, увлекшись разговором со старшим лейтенантом Бахаревым, забыла о своих обязанностях. Услыхав, что чтец замолк, я рванул из кустов. Пауза затянулась, Иван Захарович, как удав, молча смотрит на зрителей, зрители, думая, что так нужно, молчат. Наблюдаю такую картину: Генриэтта лихорадочно листает страницы, пытаясь найти место, где он забыл текст. Старший лейтенант Бахарев, не выдержав, вырывает из ее рук тетрадь, тоже ищет. Поняв, что бесполезно, безнадежно махнув рукой, упаднически произнес:
"Порядок". Иван Захарович услыхал, подумав, что это реплика, подхватил: "Порядок, сказал капитан Гастелло, самолет взмыл...". И завелся и пошел, пошел читать дальше. Все артисты от хохота упали на землю, катались минут десять. А Иван Захаровича года три звали не иначе как "Порядок".
Помню, жена (она работала в Институте медико-биологических проблем) попросила меня устроить для сотрудников института бесплатный концерт в честь Дня космонавтики, я решил помочь. Собрались в Доме медика на улице Герцена, Приехал Владимир Шаинский. "Джон, я приехал, но выступать не буду, они у тебя все там в дребадан". Я вел конферанс, и выступать действительно было трудно, все в зале разговаривали друг с другом, не слушали, что говорили на сцене. В общем, концерт шел через пень колоду. Но молодая певица, видно уже явно в положении, говорит: "А я буду!". Вышла, села к роялю: "Я вам спою детские песенки". И произошло чудо. Шум стал стихать и воцарилась тишина. Все артисты притворяются детьми, она же перевоплотилась — и все ей поверили. Ее не отпускали, просили петь еще и еще. Тогда ее никто не знал — это была Алла Пугачева. Я ей очень благодарен — дальше концерт пошел блестяще, все мои шутки на ура.
Событием неординарным считаю 11 апреля 1967 года. Краснознаменный зал ЦДСА им. Фрунзе. Торжественное собрание, посвященное Дню космонавтики. Впервые в истории Института я предложил не делать доклад. А как же? — спросило командование. А в виде приветствий, отвечаю. К примеру, от людей искусства — Михаил Жаров, от киноискусства — Сергей Бондарчук, от композиторов — Александра Пахмутова, от комсомола — Сергей Павлов, секретарь ЦК ВЛКСМ, от ученых — Олег Георгиевич Газенко. А вести эту торжественную часть будет первый человек, полетевший в космос, Юрий Гагарин, помогать ему будет первый человек, вышедший в открытый космос, Алексей Леонов.
Мое предложение понравилось — утвердили. И что интересно, я почти полностью его осуществил. Ю.Гагарин и А.Леонов были. М.Жаров был. Только испросил разрешения подарить одиннадцати слетавшим космонавтам свои мемуары. Меня удивило, как он в свои преклонные годы донес сам такой тяжелый груз — мемуары были большие и тяжелые. Сергей Бондарчук просил, чтобы выступила и его жена Ирина Скобцева, но я ответил — только он. И он был. Пахмутова сказала, что ее квартет улетел на гастроли и Венгрию. Я говорю, нам важно, чтобы были вы. И она была. Когда она вышла на трибуну (а трибуна была высокая), она вытянула руки, схватилась за микрофон, подтянулась — и ее голова на миг показалась над трибуной. Это вызвало веселый смех в зале. Павлов улетал в Чехословакию, но прислал Алевтину Федулову. Она тогда командовала пионерской организацией, была молода, красива и хорошо выступила. От ученых я не представлял лучше кандидатуру, чем Олег Георгиевич Газенко. Эрудит, прекрасно чувствующий аудиторию, знающий все и вся. К сожалению, ему сделали операцию и запретили говорить. Но все же он блестяще выступил, но операцию на горле ему пришлось повторять.
Ю.Гагарин и А.Леонов прекрасно вели вечер. После перерыва состоялся концерт лучших артистов Москвы, но все были единодушны: торжественная часть была лучше концерта.
Тем временем за сценой я приготовил для президиума фуршет. На нем произошел смешной случай. Вдруг появляется неизвестный артист, молча подходит к столу, молча наливает стакан неразбавленного спирта, закусывает восемью эклерами и также молча удаляется. Потом я видел его на концерте: этот атлет шел по сцене, а на нем — 8 человек.
Посреди фуршета Ю.Гагарин и А.Леонов вдруг прервали трапезу. "Джон Иванович, к сожалению, нам надо ехать, мы не обманываем, через 60 минут смотрите нас по телевидению". Я только сказал: обещайте, кто бы вас там ни уговаривал, возвращайтесь сюда, только уже в ресторан, я вас буду ждать там. Ребята вернулись, как и обещали. Я посадил их рядом с начальником Института генерал-лейтенантом Ювеналием Михайловичем Волынкиным и подсадил к ним подполковника Виталия Георгиевича Воловича, мастера рассказывать анекдоты, и там все время раздавался хохот. После обнаружилось, что у сидящего за столом подполковника Федора Михайловича Романова из портфеля бесследно исчез Орден ДОСААФ за № 1, которым только что наградили Институт за успехи в освоении космоса.
А на следующий день мы смотрели по телевидению репортаж о торжественном собрании, посвященном Дню космонавтики, из Кремлевского дворца съездов и улыбающегося Юрия Гагарина.
Как-то на излете лета вызывает меня заместитель по политической части ИАКМ генерал-лейтенанг Василий Яковлевич Клоков — "отец родной", как называли его космонавты. Он очень о них проявлял заботу по всем линиям. И они его очень любили. Так вот, Джон Иванович, первый отряд космонавтов в полном составе впервые отправляется на отдых на юг. Вы должны обеспечить культурную программу на отдыхе космонавтов. Было это после полета В.Терешковой в августе 1963 года.
С аэродрома Чкаловский двумя спецсамолетами Ил-14 долетели до Адлера, а там добрались электричкой до Чемитоквадже (в переводе "Гнездо змей").
Командир отряда майор Николай Федорович Никерясов, парторг Центра подготовки космонавтов майор Сергей Парамонович Новиков ввиду особой ответственности из Москвы взяли и обслуживающий персонал -поваров, официанток, нянечек для детей. Разместив их всех, Николай Федорович подходит ко мне: "Ну что, Джон Иванович, поехали в Сочи налаживать контакты с местным руководством". В Сочи в то время первым секретарем горкома был Сергей Федорович Медунов. Медунова на месте не было, а Н.Ф.Никерясов секретарше: "Партия и Правительство поручили нам организовать отдых космонавтов, мне необходимо сообщить в Москву о нашем прибытии". Секретарша: "Кабинет Медунова в вашем распоряжении".
Когда мы остались одни в кабинете, Николай Федорович говорит: "Джон Иванович, хочешь посмотреть, как живет номенклатура?" — и, подойдя к стенке, опытным движением отодвинул дверцу, а за ней от пола до потолка — бутылки лучших отборных вин "Абрау-Дюрсо". То же самое с другой стороны. Николай Федорович, сев в кресло Медунова, моментально связался с Москвой, доложил Н.Каманину о прибытии. Потом нажал кнопку. На пороге появилась секретарша. Николай Федорович ей: "Партия и Правительство поручили нам организовать отдых прибывших космонавтов, прошу вызвать всех заместителей Сергея Федоровича Медунова для решения наметившихся проблем". Одеты мы были с Николай Федоровичем, скажем прямо, не для официального визита. Как сейчас, помню и вижу пред собой украинский соломенный "брыль" на его голове. Тем не менее секретарша сказала: "Слушаюсь", и через полчаса все сидели перед нами. Николай Федорович в том же ключе: "Партия и Правительство поручили нам..." и т.д.
 Космонавты, кандидаты в космонавты с семьями, сотрудниками ЦПК и обслуживающим персоналом санатория "Чемитоквадже" (август 1963 года). |
— Так, вы кто?
— Я зам по культуре.
— Так вот, надо в месте отдыха космонавтов организовать показ широкоформатных кинофильмов.
— Так аморфные насадки у нас в Сочи только в одном кинотеатре...
— Снять и отправить в Чемитоквадже, Сочи месяц проживет без них, И кинофильмы чтоб из спецбазы.
— Слушаюсь!
— Так, а вы кто?
— Я по хозяйственной. По снабжению.
— Так вот, сейчас в Средней Азии дыни поспели. Организуйте самолет. И чтоб дыни были что надо.
— Слушаюсь!
Ну и так далее, в том же духе. Но что интересно, все, что Н.Ф.Никерясов заказал, было в точности выполнено. Помню, когда делили дыни, С.П.Новиков, выбрав самую большую, сказал: "Это, конечно, Валюше нашей Терешковой". Капитан Алексей Леонов, еще никому неизвестный, но уже тогда отличавшийся характером, подошел и, толкнув ногой дыню в общую кучу, сказал: "Дели поровну".
Я активно организовывал все формы культурного отдыха, в том числе и концерт художественной самодеятельности. Подружился я тогда с братом В.Терешковой Володей. Запомнился мне такой эпизод. Как-то сидел я вместе с семьей будущего космонавта Бориса Валентиновича Волынова — с ним, его женой Тамарой и их сыном. Смотрели кинофильм, где летчик-испытатель, которого играет киноактер Николай Рыбников, погибает. Так вот сын Б.В.Волынова представил, что и его отец может так же погибнуть, и с ним случилась истерика. Мы так и не смогли его успокоить — пришлось нам уходить, не досмотрев кинофильм.
 Дж.И.Гридунов и А. Г. Николаев в Центре подготовки космонавтов |
День авиации решено было провести в диком ущелье, куда С.Ф.Медунов из Сочи доставил лучших поваров, лучшие вина и т.д. На празднике он расчувствовался и заявил, что так любит космонавтов, что от любви к ним готов утопиться, что тут же и осуществил. Однако его откачали.
Вскоре прилетел с чрезвычайными полномочиями генерал-лейтенант В.Я.Клоков.
В.Терешкова сказала: "Я согласна". Андриан Николаев: "Нет". Через некоторое время в Москве встречаю А.Николаева: "Добили. Приглашаю на свадьбу. В субботу в ресторане ЦДСА, ребята сложились". Когда пригласили Н.С.Хрущева на свадьбу, он сказал: "Какая суббота? Какое ЦДСА? В воскресенье! В Кремле! Я оплачиваю".
Недавно вышла книга "Майя Кристалинская". Автор Анисим Гиммерверт подарил мне ее, "Написав на ней: "Уважаемому Джону Ивановичу Гридунову, с большой благодарностью, за все, что он сделал для меня при написании этой книги. Светлый Вы человек, Джон!"
Судьба свела меня с этой талантливой певицей в Центральном доме работников искусств в 1956 году, и я дал ей напутствие на эстраду. Все это описано в книге.
Я сам пришел в ЦДРИ в 1954 году по приглашению председателя Правления ЦДРИ народной артистки СССР Валерии Барсовой, а после успешного выступления на сцене был включен Леонидом Осиповичем Утесовым в эстрадный коллектив ЦДРИ "Первый шаг". Там моими партнерами в эстрадном дуэте были В. Галицкий и заслуженный артист республики Ю.Бидерман.
Я до сих пор выступаю на сцене. Недавно получил такую благодарность от председателя Правления ЦДРИ народной артистки СССР Ольги Васильевны Лепешинской:
"Дорогой Джон Иванович!
От имени всех муз, живущих в нашем Доме, благодарим Вас за большую, бескорыстную и плодотворную работу! Мы уверены: все лучшее, что создается в Центральном доме работников искусств, в том числе и Ваш творческий вклад, войдет в историю отечественной культуры."