Воспоминания астронавта ВОКРУГ СВЕТА В ПОЛНОМ БЕЗМОЛВИИ Томас О'Тул со слов Джозефа П. Аллена С разрешения газеты «Вашингтон пост» © 1983 The Washington Post Company

От редакции. Джозеф Аллен был одним из четырех членов экипажа космоплана «Колумбия», совершившего в ноябре 1982 года свой пятый орбитальный полет. Кроме Аллена, в полете участвовали Вэнс Брэнд (командир экипажа), Роберт Овермайер и Уильям Ленуар. Для всех них, за исключением Брэнда, это было первое космическое путешествие. Брэнд же вместе с двумя другими американскими астронавтами находился на борту космического корабля «Аполлон», который в 1975 году произвел стыковку с советским космическим кораблем «Союз». Аллен, по специальности физик, и Ленуар, инженер-электротехник, в ходе пятидневного полета «Колумбии» вывели на орбиту два космических спутника связи. «Колумбия» стартовала в космическом центре имени Кеннеди на мысе Канаверал во Флориде, а приземлилась на военно-воздушной базе Эдвардс в Калифорнии. Своими впечатлениями о первом полете в космос 45-летний Джозеф Аллен, зачисленный в отряд астронавтов в 1967 году, поделился в интервью с постоянным сотрудником газеты «Вашингтон пост» Томасом О'Тулом, специалистом по вопросам науки и техники.

С

воим друзьям я сказал, что поверю в реальность полета на «Колумбии» не раньше, чем услышу грохот включенных твердотопливных ракет. И когда это произошло, я действительно поверил. Работа этих ракет ощущается каждой клеточкой тела. Все существо вибрирует, и вы осознаете, что находитесь в головном отсеке самой мощной в мире форсажной камеры, устремляющейся ввысь.

Ускорение происходит очень быстро, и небо за стеклом иллюминатора теряет свою голубизну, но делиться впечатлениями не приходится. Согласно жестким правилам, во время старта вообще запрещено разговаривать. Диспетчер в Центре управления полетом, поддерживающий связь с экипажем корабля, работает в строго определенном режиме, и нарушать его нельзя. У диспетчера есть заданный набор команд, которые подаются с точными интервалами, твердо установленными терминами. Если диспетчер вдруг меняет команды, это означает, что возникла какая-то проблема.

Текст диспетчерских команд, как «Отче наш», ни в коем случае не подлежит изменениям. Во время запуска первого корабля шаттл диспетчер Дэн Бранденстайн, чтобы не перепутать команды — всего их восемь или десять, — надел галстук, на котором все они были записаны вверх ногами; он то и дело поглядывал на них для верности: «Включить полную мощность!», «Старт через минуту!» и так далее. За все пять полетов челноков команды из Центра не менялись ни на йоту, стало быть, все было в порядке.

Когда мы прибыли на стартовую площадку, оказалось, что забыты держатели для ориентирных карт с инструкциями на случай аварийного прекращения полета после старта. Такие ориентирные карты выдаются каждому члену экипажа. На них указано, что следует делать, если у космоплана откажет двигатель и нужно будет производить вынужденную посадку в незнакомой местности, например, где-либо в Африке, а хуже всего — если предстоит развернуть стотонный космоплан и сесть на том же мысе Канаверал. Держатели для ориентирных карт нам привезли на стартовую площадку в чьей-то личной машине.

К

огда твердое топливо в стартовых ракетах выгорает, шум внезапно прекращается. Теперь мы шли на трех основных двигателях, работавших на жидком водороде, а это самые что ни на есть слаженно действующие агрегаты. Впечатление такое, будто работает тихо жужжащий электромотор. Никакого шума, никакой вибрации. Вроде бы и намека нет на ракетные двигатели. Ракеты на твердом топливе радуют слух ракетчика: тут вам и треск, и грохот, и эффект прохождения звукового барьера. Жидкостные же двигатели до того бесшумны, что даже не замечаешь, когда они выключаются.

Самое поразительное в облете Земли на «Колумбии» — это безмолвие, блаженная тишина, будто сидишь в гондоле воздушного шара, безмятежно парящего в голубом небе.

Когда «Колумбия» меняет орбиту, включенных маневровых двигателей тоже не слышно. Единственный способ узнать, что корабль набирает скорость — это держать перед собой какой-нибудь предмет и опустить его в момент включения двигателей. Тогда под действием внезапного, но очень плавного ускорения предмет устремляется вам навстречу. Вы слышите только легкое жужжание насосов и тихое посвистывание регуляторов.

Даже когда мы выводили на орбиту два спутника, мы ничего не слышали. Когда наблюдаешь за вращением таких спутников вокруг оси на Земле, да еще в небольшом испытательном помещении, ощущение такое, что рядом с грохотом проносится поезд метро. В космосе же эта семитонная громадина на наших глазах вращалась в грузовом отсеке — и ни звука. Даже вибрация не чувствовалась. Определить, что спутники вращаются, мы могли только визуально. Запускаемым с космоплана искусственным спутникам вращательное движение придают в целях стабилизации.

Я до сих пор не могу без волнения вспоминать трехмерную панораму Земли, которая открывается из космоса. Она перестает казаться плоской, какой представляется из кабины самолета, даже летящего на большой высоте. В космосе убеждаешься, что Земля — и вправду шар. Я люблю смотреть на Землю из кабины самолета, но вид оттуда никогда меня особенно не поражал. А вот то, что видно из кабины «Колумбии», потрясает. Скажем, с самолета автострада №10 в Техасе выглядит такой же ровной, как и на дорожной карте. Глядя же из кабины «Колумбии», вы видите, как эта дорога петляет через весь штат. Одновременно у вас перед глазами расстилается Мексиканский залив и вы легко определяете контуры берегов залива Кампече.

Ч

то Земля круглая, видишь собственными глазами. Замечаешь и другое, ведь мир открывается во всех измерениях. Наблюдаешь облака высоко в небе и тени их на озаренных солнцем равнинах, кильватерную струю теплохода в Индийском океане, пожар в африканской саванне, бушующую над Австралией грозовую бурю протяженностью 1600 км. Как будто смотришь стереоскопический видовой фильм, только с высоты 300 км.

В

начале полета обращаешь внимание наш что небо густо-черного цвета, солнце ж такое яркое, что звезды совершенно не видны. Они заметны только, если надеть темные очки и смотреть на черное небо. Но я такими очкам не пользовался и за все время ни одной звезды, когда светило солнце, не видел.

Ночь в космосе наступает совсем внезапно, так что дух захватывает. Мне казалось, что даже в темноте можно всегда точно определить, в какой стороне Земля. Либо по огням, либо по предрассветному свечению горизонта. Оказалось, что в космосе вас окружает абсолютная, кромешная тьма. Помню, в детстве меня взяли в Мамонтову пещеру в Кентукки, привели в какое-то место и сказали, что сейчас будет темным-темно. И выключили свет. Вот такая же тьма и в космосе. Найти в этих условиях Землю можно только по звездам: когда их свет исчезает, это означает, что его заслоняет Земля.

Н

аходясь на орбите, разглядеть огни городов очень трудно, если только космический корабль не пролетает ночью прямо над каким-нибудь городом. Мы видели огни Майами, Перта и еще нескольких портовых австралийских городов, потому что пролетали непосредственно над ними. Огни Нью-Йорка увидеть не удалось — он был много севернее.

По правде сказать, не в каждый момент точно удается определить, где находится север. В космоплане гораздо труднее ориентироваться, чем в самолете, потому что вы не знаете, какое положение занимает корабль — «правильное» или перевернутое. Знаешь общее направление, но не соотносишь его с положением носовой части. Корабль может лететь вперед хвостовой частью, крылом и даже нижней частью фюзеляжа; вы знаете, что летите, скажем, на восток, но требуется приложить умственное усилие, прежде чем вы догадаетесь, что раз впереди восток, а Земля внизу, то в таком-то направлении должен быть север.

С

олнце появляется совершенно внезапно и так же молниеносно исчезает — из-за колоссальной скорости «Колумбии». Каждый восход и каждый закат длится всего несколько секунд, но за это время у вас перед глазами возникают и пропадают по меньшей мере восемь разных цветовых полос: от ярко-красной до темно-синей. Ни один рассвет или закат не похож на другой. Никакого сходства с радугой нет совершенно — ведь в радуге везде и всюду повторяется одна и та же цветовая гамма. Во время космических рассветов и закатов цвета и ширина полос постоянно меняются. За 12 часов можно наблюдать восемь рассветов и столько же закатов. Может быть, не стоило бы говорить что-либо в «пользу» загрязнения атмосферы, но самые поразительные рассветы и закаты мы видели как раз там, где происходит наиболее интенсивный выброс вредных веществ в воздушную среду.

Рассвет в космосе начинается с появления нежнейших цветовых оттенков; вслед за этим вспыхивают яркие цветовые полосы в виде полумесяца на черном фоне по краям горизонта. Внезапно над горизонтом, там, где полосы шире всего, выскакивает огненный солнечный шар и все краски моментально исчезают.

Когда были выключены основные двигатели, я поднялся к иллюминатору и с трудом поверил своим глазам. Солнце било прямо в лицо, а внизу простиралась ширь Атлантики. Позади меня Вэнс Брэнд, Боб Овермайер и Билл Ленуар производили отсчет перед переводом «Колумбии» на более высокую орбиту. У меня промелькнула мысль: «Как в такую минуту можно заниматься чем-то другим? Смотрели бы лучше на Землю». Должен сказать, что во время запуска я находился в несколько привилегированном положении: в своем нижнем отсеке я был сторонним наблюдателем, так как к летным обязанностям я должен был приступить только на орбите.

П

ервый день на орбите чувствуешь себя, как теленок, впервые в жизни ступивший на лед. Ноги разъезжаются в стороны, то и дело натыкаешься на разные предметы и начинаешь подумывать о том, что двигаться лучше всего на манер Супермена (героя детских мультфильмов) с вытянутыми вперед руками. Так же передвигаются и аквалангисты. Все вокруг похоже на какой-то волшебный подводный мир, где все происходит в замедленном темпе. Потом оказывается, что двигаться подобным образом нет никакой необходимости, но прежде чем поймешь это, уходит много времени.

Вначале же, чтобы попасть на противоположную сторону кабины, стараешься оттолкнуться, а если это делаешь неверно, оказываешься совсем в другом месте. При этом помогаешь себе рукой, чтобы притормозить движение, но тогда сбиваешь со стен разные предметы, которые разлетаются по всей кабине. Приходится собирать их, ставить или развешивать по местам, а в это время ногами цепляешься еще за что-нибудь.

Все мы постоянно натыкались друг на друга — со смехом или с извинениями. Никто, правда, от таких столкновений не страдал, потому что двигаешься медленно — из-за осторожности и вообще из-за непривычной обстановки.

К невесомости мы приспосабливались, с большим интересом пробуя различные способы передвижения. Физики могут замучить вас своими наставлениями о том, что ориентироваться следует на собственный центр тяжести, но все оказывается гораздо проще; приобретя навык, вы легко парите в кабине, притормаживая, когда необходимо, руками.

В состоянии невесомости происходят странные вещи. Иногда, например, удобнее занимать положение ногами к потолку, головой к полу. Но сознание не диктует вам, где верх, а где низ. Просто вы будете помнить, что заснули вверх ногами. Ночью можно невзначай изменить позу, тогда, открыв глаза, вы удивитесь: почему вы «легли» почивать вверх ногами, а проснулись совсем в другой позиции?

Невесомость влияет на организм. Были сообщения, что у шести из двенадцати астронавтов, летавших на шаттлах, в космосе наблюдались признаки недомогания. Некоторые врачи утверждают, что космическая болезнь похожа на морскую болезнь. Я с этим не согласен. Никто из астронавтов из строя не выходил.

Из шести астронавтов, чувствовавших недомогание во время полета, ни один ни на что не жаловался, когда находился в нижнем отсеке, где нет иллюминаторов. Может быть, недомогание каким-то образом связано с тем, что человек видит сквозь большие иллюминаторы в кабине экипажа. Был случай, когда один из нас перед сном поднял жалюзи, глянул в иллюминатор, увидел Землю в совершенно неожиданном месте, и его стошнило.

О

дной из причин несколько замедленного приспособления к условиям космоса у некоторых членов нашего экипажа был, по-моему, избыток свободного пространства. У нас были два отсека — верхний и нижний, — причем весьма просторных. А чем больше передвигаешься в кабине, тем больше дезориентируется вестибулярный аппарат.

Это не следует понимать как мои претензии к космическому кораблю. «Колумбия» — самый совершенный аппарат, когда-либо построенный человеком. За восемь минут космоплан поднялся от уровня моря на высоту 306 км, развив скорость от нуля до 29 000 км в час. «Колумбия» прошла в космосе свыше трех миллионов километров, а мы по возвращении жаловались на то, что в грузовом отсеке не горело несколько огней. Как если бы вся проблема заключалась в том, что в платяном шкафу перегорела лампочка.

Что касается возвращения на Землю, то с уверенностью можно сказать одно: на тренировочный полет это не похоже. Маневр заключается в том, чтобы снижать скорость «Колумбии» на 320 км в час, позволив ему с низкой орбиты войти в верхние слои атмосферы. Хотя воздух в этих слоях сильно разрежен, он все же тормозит космический корабль. Когда начинается снижение, чувствуешь это «печенкой».

П

отом вдруг возникает звук. До тех пор на борту «Колумбии» царила тишина, теперь же раздается шум, вернее, все усиливающийся шорох. Это свистит воздух: хотя и разреженный, он дает о себе знать. Вслед за тем обращаешь внимание на свет за стеклом иллюминатора: сначала он бледно-розовый, потом делается все ярче, переходя в светло-красный, оранжевый, наконец, в белый. Накаленный корабль проходит атмосферу. Ощущение такое, будто находишься внутри неонового светильника.

На высоте 12 200 м над Землей управление кораблем взял на себя наш пилот Вэнс Брэнд. Мы летели в тот момент почти со скоростью звука. Выйдя из полосы облачности, мы на высоте 4600 м пробили тучи, увидели перед собой прямо по курсу посадочную полосу и пошли на посадку со скоростью 550 км в час. Приземлились абсолютно точно: ни дюйма в сторону. Боб Овермайер в шутку спросил дежурного диспетчера в Центре управления полетом в Хьюстоне: «Мы что — уже сели?» «Колумбия» 82 раза облетела Землю — легко и беззвучно, под стать волшебному ковру-самолету. Могу повторить еще раз: великолепная машина, надежная и удобная!