НЕМЕЗИДА
(ОТРЫВОК ИЗ РОМАНА)
Там, снаружи, были звезды. Его особенно привлекала одна с ее системой маленьких миров. Мысленно он видел ее гораздо ясней, чем мог бы увидеть в реальности, если бы отодвинул заслонку на окне.
Маленькая красно-розовая звезда цвета крови и разрушения с весьма подходящим названием — Немезида.
Немезида — богиня божественного возмездия.
Он снова вспомнил историю, которую слышал в молодости, — легенду, миф, сказку о всемирном потопе, который уничтожил грешное человечество, оставив только одну семью, чтобы начать все сначала.
На этот раз никакого потопа. Просто Немезида.
Человечество опять стало вырождаться, и визит Немезиды будет вполне заслуженным наказанием. Это будет не потоп. Потоп — это слишком просто.
Даже если кто-нибудь и спасется, куда им деваться?
Почему он не испытывал жалости? Человечество все равно не могло так продолжать, оно медленно убивало себя своими злодеяниями. Если вместо медленной мучительной смерти наступит быстрая смерть, о чем же тут сожалеть?
Вокруг Немезиды вращается планета. Вокруг планеты вращается спутник. Вокруг спутника вращается Ротор.
Во время древнего потопа в ковчеге спаслись лишь некоторые. Он очень смутно представлял себе, чем был ковчег, но знал, что Ротор — его эквивалент. Ротор нес на себе образцы человечества, которые окажутся в безопасности и от которых начнется новый, значительно лучший мир.
Для старого мира осталось одно — Немезида.
Он снова задумался. Красная карликовая звезда, неумолимая в своем движении. Она и ее миры были вне опасности. Но не Земля.
Немезида на пути к тебе, Земля!
Она совершит божественное возмездие!
ГЛАВА ПЕРВАЯ. МАРЛЕН.
1.
Марлен последний раз видела Солнечную систему, когда ей было чуть больше года. Конечно, она ее не помнила.
Она много читала о ней, но никак не могла представить себя частью того мира или, что тот мир был частью ее.
Все свои 15 лет Марлен знала только Ротор. Он всегда казался ей огромным миром: Ротор был диаметром в восемь километров. С тех пор, как ей исполнилось 10 лет, Марлен время от времени, примерно раз в месяц, если удавалось, обходила Ротор, забредая в зоны с низким уровнем притяжения, чтобы полетать. Это всегда доставляло ей большое удовольствие. Но ходи или летай, а Ротор несся и несся своим путем со всеми своими зданиями, парками, фермами и людьми.
Такие прогулки занимали целый день, но ее мать не возражала. Она всегда говорила, что на Роторе вполне безопасно. «Не то, что на Земле», — добавляла она, не объясняя, однако, почему на Земле было опасно. «Да нет, ничего», — отвечала она на вопросы Марлен.
Меньше всего Марлен нравились люди. По последней переписи на Роторе их значилось 60 тысяч. Слишком много. Слишком. И у каждого на лице фальшивая маска. Как ненавидела Марлен эти маски, зная, что под ними скрывается совсем другое! Она даже не могла ничего сказать об этом. Раньше, совсем еще ребенком, она пыталась, но мать всегда сердилась и запрещала ей говорить на эту тему.
Становясь старше, Марлен видела эту фальшь еще яснее, но это больше не трогало ее. С годами она научилась принимать это как должное и как можно больше времени проводить наедине с собой и своими мыслями.
Последнее время она все больше думала об Эритро — планете, вокруг которой Ротор вращался почти всю ее маленькую жизнь. Марлен не знала, почему ее так тянуло к Эритро, но часто убегала в обсерваторию, когда там никого не было, и жадно смотрела на планету, всем своим существом желая быть там, на Эритро.
Мать часто раздраженно спрашивала, почему ее так тянет на эту пустую бесплодную планету, и Марлен каждый раз не знала, что ответить. Она сама не знала почему. «Просто хочется», — отвечала она.
Вот и сейчас Марлен была одна в обсерватории и смотрела на Эритро. Роторианцы почти не приходили сюда, никого из них Эритро почему-то не интересовала.
Вот она: одна часть освещена, другая — в темноте. Смутные воспоминания роились в голове Марлен, будто кто-то держит ее на руках, чтобы она посмотрела, как появляется в небе планета, которая каждый раз казалась ей все больше и больше по мере приближения к ней Ротора.
Были ли это действительно воспоминания? В конце концов Марлен было почти четыре года. Так что вполне могли быть. Но сейчас все эти воспоминания — реальные или нет — перебивались другими мыслями, осознанием огромности этой планеты. Диаметр Эритро — двенадцать тысяч километров. Это не какие-то восемь, как у Ротора. Она не могла себе представить таких размеров. И особенно потому, что на экране планета не выглядела большой. Марлен было трудно вообразить, что, стоя на Эритро, она могла бы видеть на сотни, даже на тысячи километров перед собой. Ей очень хотелось быть там. Очень.
Оринель не интересовался Эритро. Это было очень досадно. Он говорил, что есть масса других вещей, о которых он должен думать. Например, о поступлении в колледж. Ему было семнадцать с половиной. Марлен только что исполнилось пятнадцать. Сначала она считала, что это не такая уж большая разница, тем более, что девочки развиваются быстрее.
По крайней мере, должны бы. Марлен оглядывала себя и, к своему разочарованию, находила, что все еще была маленькая и толстенькая, как ребенок.
Марлен еще раз взглянула на Эритро — огромную и прекрасную планету, нежно-розовую в той части, где она была освещена. Эритро достаточно велика, чтобы быть планетой, но Марлен знала, что она только спутник, который вращается вокруг Меги, и что Мега — настоящая планета, хотя и Эритро все тоже называли планетой. Мега, Эритро и Ротор, все они вращались вокруг одной звезды — Немезиды.
— Марлен! — раздался голос позади нее, и Марлен сразу узнала — это Оринель. В последнее время она замолкала в его присутствии, и это смущало ее. Ей нравилось, как он произносил ее имя. Он всегда делал это правильно, разбивая на слоги: «Марр-лен», чуть раскатывая «р». Когда она слышала это, ей становилось жарко.
Стараясь не покраснеть, она пробормотала:
— Здравствуй, Оринель.
— Опять смотришь на Эритро? — улыбнулся Оринель.
Она не ответила. Ничего другого она там делать не могла. Все знали о ее чувствах к этой планете.
— А ты что здесь делаешь? (Как бы она хотела, чтобы он сказал, что искал ее!)
Оринель ответил:
— Твоя мать прислала меня. (Ну, конечно!)
— Зачем?
— Она сказала, что всегда, когда ты в плохом настроении или когда ты начинаешь себя жалеть, ты приходишь сюда, и я должен вытащить тебя отсюда, потому что здесь ты еще больше раскисаешь. Так почему же у тебя плохое настроение?
— Нет, не плохое. А если и плохое, то у меня могут быть свои причины.
— Какие? Перестань, ты уже не ребенок и вполне можешь выражать свои мысли.
Марлен подняла брови:
— Спасибо, я прекрасно умею выражать свои мысли. Причина моего плохого настроения в том, что я хочу путешествовать.
Оринель засмеялся:
— Ну, ты уж напутешествовалась, Марлен! Ты пролетела уже больше двух световых лет. Никто за всю историю Солнечной системы не залетал так далеко. Только мы. Тебе не на что жаловаться. Ведь ты — Марлен Инсигна Фишер, галактическая путешественница.
Марлен сдержала улыбку. Инсигна была девичья фамилия ее матери. И каждый раз, когда Оринель произносил эти три имени вместе, он отдавал честь и придавал лицу торжественное выражение. Но он уже давно этого не делал, и сейчас Марлен подумала, что он это сделал потому, что скоро будет взрослым и практикуется, как вести себя с достоинством.
— Я совсем не помню этого путешествия, — сказала она, — а раз я его не помню, это все равно что его и не было. Мы в двух световых годах от Земли и никогда туда не вернемся.
— Откуда ты знаешь?
— Брось, Оринель. Ты когда-нибудь слышал, чтобы кто-нибудь говорил о возвращении?
— А если и не вернемся? Земля слишком перенаселена, да и вся Солнечная система тоже перенаселена и истощена. Нам гораздо лучше здесь, мы здесь хозяева всего, что мы видим.
— Нет, не хозяева. Мы видим Эритро, но жить на ней никогда не будем.
— Почему не будем? Ты же знаешь, что на Эритро у нас прекрасно работающая станция.
— Это не для нас, а для ученых. А я говорю о нас. Нам никогда не позволят жить на Эритро.
— Всему свое время, — весело сказал Оринель.
— Ну да. Когда я состарюсь. Или умру.
— Зачем же так трагично? Во всяком случае, Марлен, пойдем отсюда. Вернись в человеческое общество и обрадуй маму. Я не могу здесь долго оставаться. Я еще должен кое-что сделать. И Долоретт...
У Марлен зазвенело в ушах, она даже не слышала, что потом сказал Оринель. Долоретт — этого было достаточно!
Марлен ненавидела высокую и пустую Долоретт.
Но что толку? Марлен знала, что Оринель все время крутился около Долоретт, и достаточно было взглянуть, чтобы понять его чувства к ней. И теперь его послали, чтобы найти ее, Марлен, а для него это просто было потерей времени. Она прекрасно видела, что он хочет поскорее уйти и вернуться к этой Долоретт. (Но почему она всегда все замечала? Это было так противно!)
Вдруг Марлен захотелось причинить ему боль, найти слова, которые его уколят. Но правдивые слова. Она не стала бы ему лгать.
— Мы никогда не вернемся в Солнечную систему, — сказала она. — И я знаю почему.
— Да? Почему же? — он видел, что Марлен молчит и колеблется и добавил:
— Тайна?
Марлен почувствовала себя в ловушке, она не должна была начинать этого разговора. Она пробормотала:
— Я не хочу об этом говорить. Я не должна была этого знать.
Но сказать ей хотелось. В эту секунду ей хотелось, чтобы всем было больно.
— Мы же друзья. Ну скажи...
— Друзья? — спросила она. — Хорошо, я тебе скажу. Мы никогда не вернемся, потому что Земля будет уничтожена.
Реакция Оринеля была неожиданной. Он громко расхохотался и никак не мог успокоиться. Марлен смотрела на него с негодованием.
— Марлен, — сказал Оринель, — ну где ты это слышала? Ты, наверно, смотришь фильмы ужасов.
— Нет, не смотрю.
— Откуда же ты все это взяла?
— Я просто знаю. Я вижу. Из того, что люди говорят и чего не договаривают, и из того, что они делают, сами того не замечая. И из того, что говорит компьютер, если задавать ему правильные вопросы.
— И что же говорит компьютер?
— Не скажу.
— А может быть, ты все это придумала? — спросил Оринель.
— Ничего я не придумала. Земля будет уничтожена не завтра, может быть, только через тысячи лет, но она будет уничтожена.
На ее лице было напряженное, торжественное выражение:
— И этого ничто не сможет предотвратить!
Марлен повернулась и вышла, рассерженная тем, что он ей не верит.
Дело было даже не в том, что он ей не верит. Было еще хуже. Он думает, что она сошла с ума. Вот и получилось: она сказала слишком много и ничего от этого не выиграла. Все вышло, как нельзя хуже.
Оринель задумчиво смотрел ей вслед. С его мальчишеского привлекательного лица сошла улыбка и меж бровей появилась складка.
2.
Юджиния Инсигна достигла среднего возраста за время полета к Немезиде и долгого пребывания здесь, вдали от Солнечной системы. В течение многих лет она периодически напоминала себе: «Это на всю жизнь. И не только для нас, но и для детей».
Эта мысль всегда угнетала ее. Но почему? Ведь она знала об этом неизбежном последствии с того момента, как Ротор покинул Солнечную систему. Все на Роторе были добровольцами, все знали, на что шли. Те, кто не мог смириться с мыслью, что это разлука навсегда, покинули Ротор еще на Земле. И среди них был... Юджиния оборвала эту мысль. Об этом она думала часто, но всегда старалась не доводить эту мысль до конца.
И вот теперь они жили на Роторе. Но разве она чувствовала себя дома на Роторе? Он был домом для Марлен, которая ничего другого не знала. Но для Юджинии? Для нее домом были Земля, Луна, Солнце, Марс и все, что было связано с человечеством, с его историей и предысторией. Все это было частью жизни с тех пор, как возникла жизнь. Ощущение, что Ротор не был для нее домом, было все еще сильно.
Но ведь первые 28 лет жизни она провела в Солнечной системе, а от 21 до 23 лет училась в аспирантуре на Земле.
Странно, как часто ей приходили мысли о Земле. Она никогда не любила Землю, не любила этих толп, земной неорганизованности, этой вечной комбинации анархии в важных вещах и строгого государственного контроля в мелочах. Не любила постоянных изменений погоды, разрушений на Земле, опустошительного океана. Она с радостью вернулась на Ротор с молодым мужем, надеясь, что он тоже полюбит ее милый, маленький, вращающийся мир, который она старалась сделать таким же удобным и приятным для мужа, каким этот мир был для нее, родившейся там.
Но мужа мучили маленькие размеры этого мира. «Ты убежишь отсюда через полгода», — говорил он.
Но и его интерес к ней не продлился дольше этого срока. Ну, что делать...
Все как-нибудь наладится. Не для нее. Для детей. Она, Юджиния Инсигна, навсегда потерялась в этих мирах. Она родилась на Роторе и могла прожить без Земли. Марлен родилась... почти на Роторе и сможет прожить без Солнечной системы. Останется только смутное чувство, что ее жизнь началась там. А дети Марлен уже не будут знать даже этого чувства. Для них Земля и Солнечная система будут мифом, а Эритро — быстро развивающимся миром.
Так она надеялась. У Марлен уже возникла странная тяга к Эритро, хотя это случилось всего несколько месяцев назад и может столь же быстро улетучиться.
В общем, жаловаться было бы верхом неблагодарности. Никто даже представить себе не мог возможности жизни на орбите вокруг Немезиды. Однако условия для жизни были просто замечательные. Если бы прикинуть теоретические возможности и прибавить к этому близость Немезиды к Солнечной системе, каждый бы сказал, что это совершенно невероятно.
Она вернулась к компьютеру, который с терпением, свойственным его племени, ждал, чтобы выдать ей отчет за день.
Не успела она включить компьютер, как приятный голос секретарши зазвучал из микрофона, приколотого к ее левому плечу:
— Оринель Пампас хочет вас видеть. Для него прием не назначен.
На лице Инсигны появилась недовольная гримаса, но она вспомнила, что послала его за Марлен.
— Пусть войдет, — сказала она.
Бросив быстрый взгляд в зеркало, она нашла, что все в порядке. Ей всегда казалось, что она выглядит моложе своих сорока двух лет. Она надеялась, что так думают и другие.
Казалось глупым, конечно, беспокоиться о своей внешности, когда должен прийти 17-летний мальчишка. Но Юджиния видела, как смотрела на него бедная Марлен, и знала, что означал этот взгляд. Ей было ясно, что самовлюбленный Оринель мог думать о Марлен только как о забавном ребенке. Но даже зная, что Марлен скорее всего потерпит неудачу, Юджиния хотела, чтобы это случилось не по ее вине. «Она все равно обвинит меня», — со вздохом подумала Инсигна, глядя на входящего с застенчивой мальчишеской улыбкой Оринеля.
— Ну, Оринель, ты нашел Марлен? — спросила она.
— Да, мэм, она была как раз там, где вы сказали. Я передал ей, что вам не хотелось бы, чтобы она там сидела.
— И как она себя чувствует?
— Знаете, доктор Инсигна, мне трудно сказать, что это — депрессия или что-нибудь еще, но она вбила себе в голову довольно странную идею. Ей бы вряд ли понравилось, если бы я вам рассказал об этом.
— Я тоже не хотела бы следить за ней, но у нее часто появляются странные идеи, и это меня беспокоит. Что она сказала?
Оринель покачал головой:
— Только не говорите ей, что узнали об этом от меня. Это какая-то чепуха. Она говорит, что Земля будет уничтожена.
Он ждал, что она рассмеется. Вместо этого она взорвалась:
— Что? Откуда она это взяла?
— Не знаю, доктор Инсигна, она очень умная девочка, но у нее иногда появляются странные идеи. А может, она просто посмеялась надо мной...
Инсигна перебила:
— Я думаю, что ты прав, у нее странное чувство юмора. Слушай, я не хочу, чтобы ты кому-нибудь рассказывал об этом. Я не хочу, чтобы возникли глупые слухи, понимаешь?
— Конечно, мэм.
— Я серьезно говорю. Никому ни слова.
Оринель с готовностью кивнул головой.
— Но все равно спасибо, что ты мне рассказал. Это очень важно. Я поговорю с Марлен и выясню, в чем дело. Обещаю, что о тебе я ей ничего не скажу.
— Спасибо, — сказал Оринель, — но еще одно слово.
— Да, пожалуйста.
— Земля действительно будет уничтожена?
Инсигна взглянула на него, потом заставила себя рассмеяться:
— Конечно нет, успокойся. Можешь идти.
Она посмотрела ему вслед и пожалела, что ее опровержение не прозвучало более убедительно.
3.
Янус Питт выглядел очень импозантно, и это помогло ему стать Главным Правителем Ротора. Во времена образования Поселений существовало требование, чтобы население Ротора составляли люди не выше среднего роста. Тогда казалось, что при таком правиле расход пространства и ресурсов будет меньше. В конце концов предосторожность оказалась излишней, и о ней забыли, но это предубеждение осталось в генах, и средний роторианец был на сантиметр-другой ниже жителей позднейших поселений.
Питт был высокого роста. Стального цвета волосы, продолговатое лицо с глубокими голубыми глазами, тело все еще в хорошей форме, несмотря на пятьдесят шесть лет.
Он посмотрел на Юджинию Инсигну и улыбнулся, хотя почувствовал привычное в ее присутствии напряжение. В ней было что-то, что заставляло всегда чувствовать себя неловко. У нее всегда были проблемы, которые было трудно разрешить.
— Спасибо, Янус, что вы приняли меня без предварительной записи.
Питт выключил компьютер и откинулся в кресле, создавая непринужденную обстановку.
— Ну, что вы! — сказал он. — Между нами не может быть никаких формальностей, мы слишком давно знаем друг друга.
— И слишком много пережили вместе, — откликнулась Инсигна.
— Это верно. Как поживает ваша дочка?
— Я как раз хотела поговорить о ней. Скажите, нас никто не может услышать?
У Питта поднялись брови:
— Что вы имеете в виду? Что нам скрывать и от кого?
Сам по себе вопрос заставил Питта задуматься над странностью ситуации, в которой оказался Ротор. Практически Ротор был единственным во Вселенной. Солнечная система находилась на расстоянии двух световых лет, и никаких других населенных разумными существами миров не было в радиусе сотен, а возможно и миллиардов световых лет.
Роторианцы могли испытывать чувство одиночества или неуверенности, но зато они были свободны от всякого страха постороннего вторжения. Да, подумал Питт, почти от всякого страха.
— Вы знаете, что надо скрывать. Вы сами всегда настаивали на секретности, — сказала Инсигна.
Питт включил защитную систему и сказал:
— Пожалуйста, Инсигна, не начинайте все сначала. Этот вопрос мы решили четырнадцать лет назад, когда покидали Землю. Я знаю, что иногда вы все-таки об этом думаете.
— Думаю? Конечно, ведь это моя звезда, — рука ее протянулась в сторону Немезиды. — Я чувствую свою ответственность.
Питт стиснул зубы. «Опять, опять одно и то же», — подумал он. Вслух же он сказал:
— Мы защищены от подслушивания. В чем дело?
— Марлен. Моя дочь. Она откуда-то знает.
— Что знает?
— О Немезиде и Солнечной системе.
— Откуда она может знать? Разве только вы ей рассказали.
Инсигна развела руками:
— Конечно, я ничего ей не говорила. Но этого и не нужно. Не знаю каким образом, но Марлен видит и слышит все. И из того немногого, что она слышит и видит, она делает выводы. Она всегда была способна к этому, а в последнее время особенно.
— Значит, она просто догадывается и иногда попадает. Скажите ей, что это неправда и проследите, чтобы она ни с кем не говорила на эту тему.
— В том-то и дело, что она уже рассказала об этом одному молодому человеку, от которого я все и узнала. Это Оринель Пампас, друг нашей семьи.
— А да, я знаю его немного... Просто скажите ему, чтобы он не слушал фантазий девчонки.
— Она уже не девчонка, ей пятнадцать.
— Для него она все еще маленькая девочка, поверьте мне. Я же сказал, что знаю его. Он уже почти взрослый. Я помню, что когда я был в его возрасте, пятнадцатилетние девчонки не заслуживали моего внимания, особенно если они...
Инсигна сказала с горечью:
— Да, понимаю, особенно если они маленькие, толстые и некрасивые. А разве не важно, что она исключительно умна?
— Для вас и для меня? Конечно, важно. А для Оринеля неважно. Если хотите, я поговорю с мальчиком. А вы поговорите с Марлен. Скажите ей, что все это смешно, все неправда, и пусть она не рассказывает такие сказки.
— А если это правда?
— Это не имеет значения. Послушайте, Юджиния, мы с вами скрывали это годами, и будет лучше, если мы будем скрывать и дальше. Потому что, если появятся слухи, они будут преувеличены. Они вызовут эмоциональную реакцию, совершенно ненужную. Это отвлечет нас от того, чем мы занимались все эти годы с момента, когда покинули Солнечную систему. А нам еще хватит работы надолго, на несколько поколений.
Она была потрясена и смотрела на него с недоверием:
— У вас и вправду нет никаких чувств к Солнечной системе, к Земле, где зародилось человечество?
— Конечно, есть! У меня есть всякие чувства, но это из области эмоций, и я не могу позволить, чтобы они мной управляли. Мы покинули Солнечную систему, считая, что человечеству пора осваивать новые пространства. Я уверен, что за нами последуют и другие. Может быть, уже последовали. Мы сделали человечество галактическим явлением и больше не можем рассуждать в категориях простых планетарных систем. Наши задачи теперь здесь.
Они смотрели друг другу в глаза. Юджиния сказала безнадежным тоном:
— Вот, вы опять настояли на своем. Сколько раз за все эти годы вы это делали...
— Да, но, к сожалению, в следующем году мне придется делать то же самое снова. Вы никак не успокоитесь, Юджиния. Я устал от вас. Одного раза должно было быть достаточно.
И он повернулся к своему компьютеру.