Вернуться в начало
НАШИ КОММЕНТАРИИ
НЕПРОСТАЯ СУДЬБА НЕВЕЗУЧЕЙ "ДЕВЯТКИ"
У парадного входа в Центральный музей Вооруженных Сил выставлены два образца отечественной военной техники — танк и ракета. Как символы нашей армии красуются на постаментах образцы оружия, которые обеспечили нам победу в Великой Отечественной и паритет с американцами в послевоенной гонке вооружений периода "холодной войны": легендарная фронтовая "тридцатьчетверка" и безымянная стратегическая ракетно-ядерная система 60—70 годов. Об истории танка Т—34 и его создателях из множества очерков, рассказов и книг знает, наверное, каждый, Его же соседка по музейной площадке ракета Р—9 обойдена вниманием, поскольку до последнего времени все сведения о ней являлись строго охраняемой государственной тайной. В предлагаемой ниже публикации о непростой судьбе этой стратегической ракеты рассказывает её ведущий конструктор академик Д. И Козлов, ныне генеральный директор и генеральный конструктор Самарского государственного научно-производственного ракетно-космического центра "ЦСКБ-ПРОГРЕСС".
— Дмитрий Ильич, в ОКБ—1 у Сергея Павловича Королева Вы были ведущим конструктором первых стратегических ракет. И первой атомной ракеты средней дальности Р—5М, и межконтинентальной "семерки". А чем Вам запомнилась работа над ракетой Р—9?
"Девятка" была, безусловно, замечательной машиной. Но можно сказать, не очень везучей. Дело в том, что в судьбе этой ракеты, как в фокусе, отразились конфликты и противоречия между множеством влиятельных людей своего времени. И раздоры между главными конструкторами — создателями ракетного вооружения, и интриги и симпатии со стороны стоявших у рычагов власти видных политиков и военных. И это понятно: дело в том, что стратегическая ракета не просто дорогое военное, но можно сказать политическое оружие.
Перед этим мне посчастливилось вести от проектирования и вплоть до организации в Куйбышеве серийного производства первую межконтинентальную баллистическую ракету Р—7 и ее модификацию Р—7А. Эти ракеты мало годились для применения в военных целях, хотя оказались хорошим аргументом в политике и прекрасным космическими носителями. Напомню, что и первый спутник, и все наши космонавты полетели в космос на модификациях "семерки".
Но эта огромная, почти 300-тонная машина имела очень дорогую и уязвимую стартовую позицию. Её техническая готовность к запуску составляла вначале целую неделю (!), а потом с трудом была сокращена до 2 часов, что никак нельзя было сравнить даже с 15 минутной готовностью первых американских "Атласов" и "Титанов", не говоря уж о 30 секундах у твердотопливных "Минитменов", разработанных в США к началу 60-х годов.
Армии нашей требовалась недорогая, надежная, компактная боевая ракета. Причем такая, что ее можно было поставить на боевое дежурство и под землю — в хорошо защищенную шахту, хранить ее там и запускать сразу после сигнала оповещения.
13 мая 1959 года состоялось специальное Постановление ЦК КПСС и Совета Министров СССР о разработке новых ракет: ОКБ М. Янгеля в Днепропетровске получило задание разрабатывать Р—16, а ОКБ С. Королева - межконтинентальную баллистическую ракету Р—9 или 8К75, как она обозначалась у нас в технических документах. При этом для янгелевской ракеты двигатели были на высококипящих компонентах топлива — с азотной кислотой в качестве окислителя, а для нашей "девятки" — на хорошо проверенном жидком кислороде. Но их изготовление досталось одной и той же конструкторской организации — ГДЛ — ОКБ В. Глушко, что и явилось одной из бед нашей "девятки".
— А в чем это заключалось?
У Валентина Петровича Глушко, как говорится, душа не лежала к кислороду. Он давно, еще со времен "шараги" в Казани, занимался двигателями с высококипящими компонентами и надеялся, что "семерка" станет последней ракетой, летающей на жидком кислороде.
Но когда устроили конкурс на право разработок двигательных установок для "девяток", у Глушко взыграли амбиции: возглавляемый им коллектив ГДЛ-ОКБ считался головным в ракетном двигателестроении и Валентин Петрович не мог уронить свой престиж. Под его нажимом на ракету поставили двигатели РД—111. Хотя, на мой взгляд, они уступали изделиям его соперников.
В том фиктивном конкурсе приняли участие конструкторские коллективы под руководством А. Исаева и Н. Кузнецова. Куйбышевское конструкторское бюро Николая Дмитриевича Кузнецова тогда по произвольному решению Н. Хрущева в результате свертывания программы строительства двигателей для самолетов осталось практически без заказов. Он пытался искать защиты от Хрущева у Председателя Совмина РСФСР Фрола Романовича Козлова, бывшего до этого вторым секретарем обкома в Куйбышеве. Но это ни к чему не привело...
КБ Кузнецова в 50-х годах сделало первый, но неплохой 40-тонный двигатель 8Д717 для экспериментальной королевской "глобальной ракеты" ГР—1. (Хотя она и не летала, но в пропагандистских целях ее провезли 7 ноября 1959 года на военном параде в Москве и теперь она лежит как экспонат в нашем Самарском аэрокосмическом университете).
Свой двигатель для конкурса с тягой в 150 тонн Николай Дмитриевич построил по более совершенной замкнутой схеме — с дожиганием отработанного турбогаза в основной камере сгорания. А в двигателях у Исаева и Глушко, созданных по открытой схеме, отработанный в турбонасосном агрегате газ сбрасывался через выхлопной патрубок в атмосферу.
Все три "изделия" двигателистов дошли до стендовых испытаний. Но конкурсного отбора не получилось. Как теперь модно говорить, лоббистский маневр Глушко обеспечил победу и на первую ступень Р—9 мы вынуждены были поставить "сырой" 111-й ЖРД (К двигателям воронежца Семена Косберга РД—461, стоявших на 2-й ступени мы никаких претензий не имели — они были лучшими на то время по всем параметрам...).
— И какие последствия имело это решение?
Аварии и взрывы на стартах во время испытаний. Первая попытка запустить Р—9 состоялась на полигоне Байконур 9 апреля 1961 года — за три дня до взлета в космос Юрия Гагарина. И закончился пуск "девятки" взрывом... Только в 1961 году в результате возникавших при пусках высокочастотных разрушений глушковских двигателей были выведены из строя три стендовых комплекса. Сказывалась недоведенность ЖРД первой ступени — подводили сильные пульсации давления в камере сгорания. Но Валентин Петрович в отношении своего детища занял странную позицию: он считал, что проблемой выяснения причин разрушающих детонаций и акустических колебаний в камерах сгорания его двигателей и их устранением должен заниматься какой-то специализированный НИИ, а не сам разработчик. (Интересно, что третий участник конкурса Главный конструк-тор-двигателист Алексей Михайлович Исаев имел другую позицию и добился значительных успехов при ликвидации разрушений ЖРД, создаваемых в его КБ...).
В конце концов, неполадки в двигателях устранили. Однако испытания затянулись, так как от первоначального способа запуска ракеты с наземной пусковой установки на открытом стартовом столе отказались в пользу шахтного варианта. 30 мая 1960 года вышло постановление Правительства о разработке шахтных пусковых установок для нескольких типов ракет, в том числе ШПУ с условным названием "Десна" для нашей "девятки".
КБ Владимира Павловича Бармина по наземному оборудованию ракетных комплексов достаточно быстро решило и эту проблему, но и в Подлипках, и в Куйбышеве, где продолжали работать над ракетой, возникали другие не менее важные.
От решения одной из таких проблем зависела сама возможность нахождения "девяток" на боевом дежурстве: нужно было найти способ длительного хранения больших количеств жидкого кислорода для заправки баков ракеты. Первый заместитель главного конструктора Василий Павлович Мишин придумал для шахтного варианта нашей "девятки" замкнутый цикл циркуляции переохлажденного кислорода. В результате была создана оригинальная сверхэкономичная система, обеспечивавшая не боле 2—3% потерь кислорода в год.
И это в отношении жидкости, которая кипит при минус 183 градусов!
— И что же все преграды к сдаче ракетного комплекса были устранены?
Как бы не так! Все больше сказывались непростые взаимоотношения между соперничающими конструкторскими организациями, возможность влиять на симпатии того, кто принимал решения. А таким человеком был тогда первый секретарь ЦК КПСС Никита Сергеевич Хрущев. Естественно, что ему докладывали о неудачах с запусками "девяток", затягивании работ с ее доведением.
У Михаила Кузьмича Янгеля Р—16, несмотря на первоначальную трагическую аварию при первом запуске 23 октября 1960 года, в результате которого погибли все находившиеся на старте люди, в том числе первый главком РВСН М. И. Неделин и главный конструктор системы управления Б. М. Коноплев, к концу 1961 года прошли все испытания и 1 ноября в Юрьеве и Нижнем Тагиле были поставлены на боевое дежурство первые три ракетных полка изделий из Днепропетровска.
А с нашей "девяткой" все еще не ладилось. Сергею Павловичу Королеву, работавшему в это время, в основном, на обеспечение приоритетной космической программы, не оставалось сил и времени на доводку Р—9 в Подлипках. Он пытался передать ее в филиал ОКБ.
Вначале в Красноярский — к Михаилу Федоровичу Решетневу. Но у того что-то не получилось — и кроме дополнительной потери времени это решение ни к чему не привело. В результате работу над ракетой Р—9 доверили Куйбышевскому филиалу, где на "Прогрессе" нам предстояло организовать и ее серийный выпуск.
Кроме того, что были нелады внутри самого королевского ОКБ—1, на пятки нам буквально наступали конкуренты из днепропетровского ОКБ—586 М. И. Янгеля и только созданного тогда нового ОКБ—52 В. Н. Челомея в Реутове. С 1958 года после него работал конструктором сын Хрущева Сергей. Используя свое влияние на Хрущева, Челомей добился передачи ему нового проекта ракеты от Янгеля. И уже весной 1963 года Владимиру Николаевичу Челомею поступило правительственное задание на изготовление так называемой " универсальной ракеты", получившей название УР—100 или 8К84. Благодаря поддержке на самом верху работы над ней были завершены всего за три года. По разным причинам, в том числе субъективным, ракета эта была выпущена самой большой серией среди отечественных стратегических ракет — 1030 единиц. Наша "девятка" такой поддержки не имела. Но примерно в том же 1963 году мы закончили испытания Р—9 с наземными стартами — ракетных комплексов " Ромашка" и "Долина". Испытания нашей "девятки" вначале проводило первое, управление, а затем их перенесли на 70-ю площадку полигона Байконур, где отрабатывались запуски "изделия" из шахтной пусковой установки "Десна". К сожалению, как и с "шестнадцатой" ракетой Янгеля, с нашей "девяткой" также связана трагическая страница в истории госполигона № 5. Произошло это 22 октября 1963 года. Тогда в ракетной шахте Р—9А после серии заправочно-сливных операций вся атмосфера оказалась сильно загазована кислородом. Случайная искра привела к пожару, в результате которого погибло 8 военных испытателей во главе с командиром части подполковником Николаем Жаровым. И сегодня, на жилой площадке нынешнего космодрома, недалеко от бывшей ШПУ "Десна" стоит обелиск, который воздвигнут ракетчиками в честь погибших товарищей.
Всего к февралю 1964 года для отработки новой ракеты на Байконуре было произведено 50 испытательных пусков. В том числе была организована целая серия запусков "девятки" со скоростным перезаряжанием пусковых установок, которая прошла под руководством генерала Михаила Григорьева. Произведенные в Куйбышеве ракеты Р—9А были официально приняты на вооружение в составе комплекса "Десна" 21 августа 1965 года и стояли на боевом дежурстве почти 20 лет (ЦСКБ даже пришлось по просьбам из войск несколько раз оформлять продление гарантийных сроков эксплуатации полюбившегося ракетчикам комплекса - удобного, надежного и безопасного для стартовых расчетов). Десятки "изделий" 8К75 защищали наше Отечество — в Белоруссии, Калужской, Брянской и Архангельской областях — в том числе на территории нашего первого российского космодрома "Плесецк ".
— Дмитрий. Ильич, а как смотрелась "девятка" по сравнению с другими современными ей советскими и американскими ракетами?
— Без исключения все специалисты отмечают техническое совершенство нашей машины. Вот, например, что писал о ней в своих воспоминаниях бывший начальник Главного управления ракетного вооружения генерал-лейтенант Николай Николаевич Смирнитский, один из наиболее авторитетных наших ракетчиков: "Значительным успехом при проектировании последнего на низкокипящем окислителе ракетного комплекса Р—9А является обеспечение полной автоматизации подготовки к пуску без участия боевых расчетов (включая трудоемкие операции, как заправка компонентами топлива). Полная автоматизация указанных процессов и применение в этом комплексе переохлажденного жидкого кислорода и средств поддержания его неснижаемого запаса в постоянной готовности к заправке позволили обеспечить достаточно высокую боевую готовность Р—9А (порядка 10 минут), обусловленную временем заправки ракеты компонентами топлива в форсированном режиме.
К сожалению, по разным объективным и субъективным причинам высокосовершенный в конструктивном отношении ракетный комплекс Р—9А не был широко внедрен в войска..."
Должен подчеркнуть, что по своим боевым, техническим и эксплуатационным характеристикам "девятка" превосходила американские ракеты "Атлас Д", "Титан —1" и даже первые модели "Минитменов". По многим своим характеристикам она обошла ракету Янгеля Р—16 и даже более позднюю ракету Челомея УР—100... Впрочем, судите сами. Наша межконтинентальная "девятка" была меньше по размерам и легче по весу (80 тонн), чем одноступенчатая ракета средней дальности М. Янгеля Р—14, хотя и превосходила ее почти вчетверо по дальности поражения противника!"Девятка" была почти вчетверо легче Р—7 и вдвое легче своей ровесницы Р—16, к тому же будучи на 8 метров короче последней. Она обладала мощной, но компактной термоядерной "головой" в 5—10 мегатонн и достаточно высокой по тем временам точностью поражения: круговое вероятное отклонение не более 1,6 км. Техническую готовность к пуску удалось довести в шахтном варианте до 5 минут, что было втрое лучше, чем у американского "Титана". (Помнится, во время одного из испытаний на Байконуре я сам хронометрировал запуск нашей "девятки" со стартового стола: от момента вывоза из монтажно-испытательного корпуса до подъема прошло менее 20 минут...)
Особым преимуществом Р—9А перед другими ракетными системами являлся относительно короткий участок работы двигателя первой ступени. С появлением у США систем засечки пусков МБР по мощному факелу двигателей, это стало несомненным достоинством "девятки". Ведь чем меньше время существования факела, тем сложнее системам противоракетной обороны среагировать на такую ракету. Кроме того, подчеркну, установленные на Р—9А кислородно-керосиновые двигатели обладали целым рядом выигрышных качеств: были нетоксичными, высокоэнергетичными и дешевыми по топливу.
Это, несомненно, преимущество перед заполненными сверхядовитыми, самовоспламеняющимися амилом и гептилом янгелевскими и челомеевскими машинами, которые были опасны и боевым расчетам, и своему населению при случайном падении с полными баками на многие километры вокруг не осталось бы ничего живого...
При работе над "девяткой" по моему предложению все участники проектирования, производства и испытаний подали в КБ свои предложения по замеченным недостаткам и совершенствованию конструкции. Всего было собрано 13 тысяч предложений! Их проанализировали и постарались учесть. И машина получилась, хорошая машина!
Об этом нам писали и из войск. Кстати, 14—15 декабря 1964 года заступили на дежурство по два ракетных полка Р—9А наземного типа в Козельске и Плесецке (командиры частей полковники Д. Богатырев, Т. Макарьевский, П. Гальцов и П. Скрябин), а 26 декабря того же года доложил о заступлении на боевое дежурство из козельской дивизии командир ракетного полка с комплексом шахтного типа полковник Г. Хасамов. Это документальные факты из "Хроники" Ракетных войск стратегического назначения...
-Дмитрий Ильич, а каким образом сложилась дальнейшая судьба комплекса?
Как я уже сказал, по известным причинам отношение к ракете Р—9А у политического руководства страны было, мягко выражаясь, прохладным. Хрущев её старался не замечать, но под давлением военных — в том числе лично Главнокомандующего РВСН маршала Советского Союза К. С. Москаленко — вынужден был принять ее на вооружение. Но как мне позднее говорил сам Кирилл Семенович, из-за "девятки" он и пострадал: после нелицеприятного разговора с Хрущевым на Байконуре вылетел маршал в Москву Главкомом, а приземлился в Чкаловском уже Главным армейским контролером — на Ракетные войска был поставлен более покладистый маршал Сергей Семенович Бирюзов. Поэтому и выпущена была Р—9А такой малой серией — всего в несколько десятков комплексов.
Впрочем, и наш космический шеф в ЦК, днепропетровец Л. И. Брежнев, став генсеком, "девятку" не жаловал. В 1972 году им был подписан с Р. Никсоном первый Договор по ограничению стратегических вооружений — ОСВ—1. В пропагандистских целях и для того, чтобы обеспечить строительство новых подводных атомных ракетоносцев, было принято решение о ликвидации 210 межконтинентальных баллистических ракет Р—16 и Р—9. Их уничтожали под техническим контролем с американских спутников-разведчиков, хотя машины наши еще могли долго и надежно служить делу обороны страны... И не только в армии.
Относительно легкая и дешевая ракета Р—9 могла выводить на низкую околоземную орбиту более 2 тонн полезной нагрузки. В космические двухступенчатые ракеты-носители были превращены более слабые, дорогие и опасные в эксплуатации янгелевские ракеты средней дальности Р—12 и Р—14, ставшие после модернизации "Космосом —2" и "Космосом-3М". Их передали для производства на Омский завод "Полет", а замечательная по своим характеристикам Р—9А осталась только музейным экспонатом. Хотя имелось очень интересное предложение об использовании связок из "девяток " в качестве космических носителей. Только на базе второй ступени Р—9А была создана 3-я ступень для знаменитых космических ракет-носителей "Восход" и "Молния", которые до сих пор надежно служат в военно-космических силах Российских ракетных войск стратегического назначения.
Вот такая не совсем удачная судьба сложилась у этой интересной боевой ракеты, влияние на которую оказали и ученые, и военные, и политики, и те неравнодушные рабочие, инженеры и испытатели, что подготовили 13 тысяч предложений по совершенствованию ее конструкции и научили ее летать. Далеко, точно и надежно.
Интервью с Дмитрием Козловым вел Андрей Бондаренко. Г. Самара.