ОБ ОТЦЕ памяти образы и размышления Автор: Н.Г.Бабакин

Не скрою, возможность рассказать о своем отце широкой читательской аудитории вызывает у меня, прежде всего, законную гордость за то, что он — Георгий Николаевич Бабакин — своей жизнью, результатами своего труда привлекает живейшее внимание к себе не только своих современников, но и людей нынешней эпохи, за то, что он стал малым, но весьма ярким событием в истории нашей великой страны, активнейшим участником величайших деяний в прогрессирующем развитии всего человечества, именуемых началом космической эры.

Такой рассказ и легок и труден одновременно. Легок, потому что в его основе мои личные знания, мои личные впечатления и опыт многолетнего ежедневного общения с дорогим и близким мне человеке. Труден — опять же по этим причинам, потому что делиться сокровенным способен не каждый, да и не каждый положительно восприимчив к глубине и искренности таких откровений. Тем не менее, о Георгии Николаевиче Бабакине слишком мало было известно при его жизни, и поэтому я посчитал своим долгом присоединиться к группе его коллег и соратников, проявивших желание написать эту книгу.

Есть люди, которые, без умысла конечно, всей своей жизнью опровергают ставшие ныне расхожими изречения великих мыслителей древности — философов, писателей, ученых. Всем известно шекспировское, несколько по-разному переводимое на русский язык, но в любом переводе сохраняющее основную идею: «жизнь — театр, люди в ней — актеры». И, нужно сказать, для бесчисленного множества поколений землян, особенно для тех, кто занимает хоть сколь-либо значимое положение в обществе, это действительно главный жизненный постулат. Отец же всегда, в любой ситуации, в любой должности оставался самим собой. Он всегда был абсолютно естественен. Причем эта естественность была прекрасна еще и тем, что он был, по сущности, по природе своей, бесконечно интеллигентен. И, бесспорно, уважительного отношения к себе он добивался отнюдь не с помощью «удачно выбранной маски» или, согласно современной терминологии, прекрасно подобранного имиджа — за счет своих природных данных: добросердечия, интеллекта и трезвомыслия, общительности, но, отнюдь, не навязчивости, любознательности и умения доказательно отстаивать свои жизненные позиции, «впитанных с молоком матери» понятиям честь и достоинство. Причем, характеризуя отца как интеллигента, я, конечно, имел в виду не бытующее в начале прошлого века определение человека умного, воспитанного, образованного, но бесконечно безвольного, приспосабливающегося, «плывущего по течению» бурной реки, называемой жизнью, которое прекрасно проиллюстрировано, по крайней мере, героями чеховских произведений. Отнюдь и отнюдь — нет. Георгий Николаевич был человек волевой, целеустремленный, умеющий весьма результативно направлять свою волю и свои способности на достижение избранной цели. Только заложенная в нем природой «программа реализации» неизменно приводила к «единству формы и содержания» — неизменно уважительному отношению к окружающим, видению в любом из них равноправной личности с изначально присущими ей чертами «человека разумного», а, следовательно, умеющего корригировать свое восприятие внешнего мира и свои поступки в соответствии с результатами индивидуального или взаимодополняющего мыслительного процесса, то есть именно к тому, что и принято считать поведением интеллигентного человека и соответствующим его сущности. Тем не менее, в условиях стремительно нарастающего упрощенчества и жесткости в отношениях между людьми, ныне, вероятно, приближающихся к своему апофеозу, многие не только его оппоненты, но, порой к сожалению, и соратники считали интеллигентность отнюдь не сильной, а скорее слабой его стороной. Прекрасно сочетающаяся с первой, вторая черта его характера — коммуникабельность. Поверхностный анализ истоков формирования этой черты приводит к выводу, что существенную роль здесь сыграло его длительное — более четырех десятилетий — обитание в многонаселенной коммунальной квартире. Однако все мы знаем, кто на собственном опыте, кто — понаслышке, о проблемах «коммуналки» и о более частом негативном опыте проживания в таких бытовых условиях, нежели положительном. Наверное, «бытие определяет сознание» во многом зависит и от второй составляющей этого философского трактата — на какое сознание воздействует то или иное бытие. Из одних в результате такого проживания формируются, условно говоря, дипломаты — люди коммуникабельные, умеющие все проблемные вопросы решать с помощью компромиссов, из других — склочники. Очевидно, условия бытия помогают лишь в большей или меньшей мере проявиться тем или иным чертам, заложенным в человеке природой.

В памяти возникают многочисленные лица наших соседей, житейские сценки, разнообразные жизненные ситуации в громадной перенаселенной коммунальной квартире особого, так называемого коридорного, типа... И вспоминается только хорошее — дружба с одними и нормальные добрососедские отношения с другими, взаимопомощь и взаимозабота, общие праздники и общие печали. Не все, естественно, идеально, но общий фон именно такой. Видимо, все же это неблагодарный труд — опровергать общеизвестные рассуждения мудрецов. В данном случае, очевидно, просто «доброе зерно упало на добрую почву» — и восприимчивым ко всему хорошему было сознание и трудным, но неплохим, было бытие.

Так или иначе, но «школа Староконюшенного переулка» помогла Георгию Николаевичу Бабакину достаточно легко и свободно освоиться в очень непростой конструкторской школе Семена Алексеевича Лавочкина. Непростой — по «высокой планке» интеллектуального уровня, по образу мышления, по сложившимся стилю и традициям во взаимоотношениях между сотрудниками, по тем нюансам и нюансикам, которые и дают право именовать конструкторское бюро более значимым, с философской точки зрения, словом школа. Такой коллектив невосприимчив к «инородным телам», должно быть некое родство душ, созвучие для приобщения к нему «всерьез и надолго».

К С.А.Лавочкину он был переведен из НИИ-88 в 1951 году с достаточно большой группой специалистов-управленцев. Всего было переведено около 40 человек. Уже в 1952 году у него сложились настолько тесные отношения со старожилами лавочкинского коллектива, что сразу после приобретения своего первого автомобиля он влился в большую группу автотуристов, отправившихся «дикарями» в Крым на время отпуска. Много лет со многими сотрудниками практиковались весенние и осенние семейные «выезды выходного дня» на природу, в загородные музеи, например, в Архангельское. Замечу, что эти коллективные поездки, позволили и мне быстро войти в коллектив славного конструкторского бюро, поскольку очень многих людей я знал с детства.

Это — подтверждение восприятия лавочкинцами человеческих качеств отца. Не менее доказательным восприятия его как специалиста является напоминание о его достаточно стремительной служебной карьере на новом месте работы, завершившейся должностью Главного конструктора, то есть руководителя вышеупомянутой школы, которую он занял при полном одобрении именно и, прежде всего, «лавочкинской гвардии».

Попав на Машиностроительный завод им.С.А.Лавочкина на преддипломную практику, я уже совершенно не удивлялся, что Главный конструктор предприятия знает практически лично не только всех сотрудников огромного ОКБ и руководителей цехов, но и очень многих рабочих многотысячного коллектива. Говоря о ком-нибудь в превосходной степени, он часто употреблял выражение: «Да ведь это прекрасный специалист — он чертика в стульчике сделать может!». И это могло относиться как к талантливому конструктору, так и к слесарю, работающему с выдумкой, творчески.

В 1967 году мы с женой пришли на завод на преддипломную практику в отдел к «лунатикам», разрабатывавшим системы управления для перелетного аппарата к Луне (индекс — Е8) и для ракеты, предназначенной для доставки образцов лунного грунта на Землю (индекс — Е8-5). Оказалось, что основной состав этого отдела представляла публика в возрасте 28-32 лет. Небольшая возрастная разница позволила нам быстро войти в этот дружный коллектив. По вечерам, дома, мы часто обсуждали с Георгием Николаевичем нашу работу над дипломными проектами и, вполне естественно, мнения наших консультантов. Я всегда удивлялся точности характеристик, которые давал отец практически всем

сотрудникам отдела, начиная с начальника и заканчивая рабочими, обслуживавшими аналоговые электронные модели и изготавливавшими нестандартные приспособления к этим моделям, необходимые для сопряжения с реальной бортовой аппаратурой. Так, например, говоря о Серафиме Ивановиче Пляскине, он произнес свое излюбленное словосочетание про чертика и стульчик, и я понял, что эта фраза означает высшую степень признания им таланта и способностей характеризуемого человека, независимо от области их приложения.

Так же легко и просто он «вписался» в новую для себя жизнь московской элиты, поселившись, наконец-то и, к сожалению, всего за два года до своей смерти, в отдельной прекрасной квартире в центре города — на Большой Бронной. Когда в конце 1969 года наше семейство перебралось в новую квартиру, отец мгновенно перезнакомился с множеством соседей, не только на нашем этаже, но и по всему дому. При этом среди новых знакомых были и «технари» (космонавты, работники промышленности), и «гуманитарии» (артисты, режиссеры, сотрудники министерства иностранных дел), и генералы различных родов войск. Особенно теплые отношения у него сложились с известными в то время всей стране людьми — Р.Я.Пляттом, Ю.В.Никулиным, К.П.Лисициан, Г.Р.Ударовым, И.С.Равичем, В.Н.Волковым.

Любому из нас, наверное, известен тип людей, для которых стать «душой общества» — предел мечтаний. Если же их потуги напрасны, то это — настоящая жизненная трагедия. Отец никогда не сосредотачивался на этой «идее фикс», но совершенно непринужденно, совершенно естественно в любом обществе, в любом коллективе, в любой компании становился именно ею — душой общества. Возрастные рамки при этом не имели ровным счетом никакого значения. Иногда по субботним вечерам, возвращаясь с работы домой, он попадал на танцевальные вечеринки, которые я устраивал со своими одноклассниками — пятнадцати-семнадцатилетними мальчишками и девчонками. Он очень любил танцевать и сразу «включался в процесс», чем приводил в неописуемый восторг всех девчонок, поскольку оказывался лучшим партнером среди нас — начинающих.

Георгий Николаевич не обладал эффектной внешностью, более того, придирчивый взгляд отметил бы ряд недостатков в его фигуре. Не были присущи ему и иные внешние факторы, обычно сразу приковывающие внимание к их обладателю. Поведение его обычно было скромным, но в достаточной степени свободным, раскованным. Но он обладал чем-то иным, более глубоким и более значительным, что как магнит притягивало к нему внимание окружающих. Очевидно это то, что ранее называлось обаянием, а ныне — новомодным словом харизма.

Каждый из нас, общаясь с другим человеком, естественно испытывает некие чувства, ощущения от этого общения, достаточно выразительно определяемые обобщающими понятиями комфорт или дискомфорт. По собственному опыту, по мнению множества людей, общение с отцом для любого из нас всегда было комфортно.

Весьма примечательно его умение общаться с чиновниками и различными функционерами «иных епархий», привыкшими в каждой фразе собеседника угадывать, прочитывать, просчитывать второй, третий и т.д. и т. п. планы беседы, то есть подспудный смысл собою и визави произнесенного, теряя из виду, зачастую, при этом очевидное, лежащее на поверхности. Отец, легко и просто, на уровне интуиции воспринимая «шахматное» движение мысли собеседника, умел вернуть течение, или скорее блуждание, его мысли в нужное русло. Так, в мою студенческую пору ему пришлось участвовать в разрешении довольно печальной ситуации, связанной с трагической гибелью моей однокашницы. На просьбу студентов установить гроб с телом погибшей в одном из помещений института «ответственное лицо», из вышеупомянутых, задалось вопросом: «А с какой целью?». После долгих горячих, но достаточно сумбурных, объяснений — «прекрасный человек, хорошо училась, скорбим…» — членов студенческой группы, занимающейся организацией похорон, не приведших, впрочем, к столь ожидаемому результату, последовал ответ присутствовавшего при этом Георгия Николаевича:

— Цель проста и очевидна — ребята хотят проститься со своим хорошим товарищем.

Практически все однокурсники пришли проводить Валю Гецову в последний путь…

По-моему, и в построении собственной жизни, насколько это возможно, отец основывался на своих, действительно глубоких, неординарных знаниях теории автоматического управления. Обладая прекрасными навыками ее практического применения в технике, он и в оценке жизненных ситуаций не пренебрегал применением разработанных ею постулатов, принципов, критериев. Выявление возможных областей и критериев существования, внешних и внутренних факторов воздействия, прямых и обратных связей, мысленное моделирование тех или иных вариантов их сочетания и взаимовлияния — как мы сегодня понимаем, все это было весьма и весьма эффективно. Он и мне говорил, кивая на многотомное произведение Солодовникова:

— Хорошенько разберись в этой книге и изучи ее. Это обязательно поможет тебе не только в работе, но и в жизни.

Поэтому постулат: «свобода — это осознанная необходимость», призывающий правильно оценив условия выработать оптимальную форму своего поведения в этих условиях, воспринимался им с достаточной долей уважения и понимания.

Георгий Николаевич был человеком уравновешенным, но, отнюдь, не флегматиком. В свои увлечения он «влезал с головой». Умел рассказывать о них пылко, страстно, «заражая» окружающих своей энергетикой. Мое приобщение ко многим из его увлечений — автомобилизм, радиолюбительство, а затем и космонавтика — так же результат, прежде всего, не принудительного обучения, а его умения резонировать творческую генерацию или активизировать продуктивную деятельность в других людях.

Я был совсем маленьким пацаном, когда отец на пару с маминым братом, профессиональным радистом, как и он сам, начали сооружать телевизоры. Эта длительная вечерняя работа была успешно завершена, и вся коммуналка собиралась в нашей комнате на просмотр пробных передач телевидения. Телевизор был без кожуха, и мне категорически было запрещено не только до него дотрагиваться, но и подходить близко. Когда этот телевизор был готов и настроен, интерес к нему у Георгия Николаевича очень быстро пропал.

Но к занятиям подобного рода он с удовольствием возвращался, когда учил меня работать с радиомонтажным инструментом, ручной дрелью или лобзиком. Первой моей работой была разборка этой самоделки после покупки уже многоканального промышленного телевизора. Позже отец активно помогал мне собирать и настраивать ламповые и полупроводниковые приемники. Одно из наиболее запомнившихся юношеских достижений побужденного им во мне творчества: «музыкальный центр» того времени — проигрыватель, собранный совместно с ним в футляре из-под патефона, под который мы и танцевали в субботние вечера с моими одноклассниками.

У меня всегда существовало впечатление, что Бабакин-старший умеет и знает практически все.

Его рукам с равным успехом были подвластны самые различные инструменты и приспособления, необходимые при ремонте радиотехники, электропроводки, водопровода, автомобиля, бытовой техники. К услугам специалистов из ремонтных организаций он не обращался никогда. Мои первые коньки на ботинки приклепал отец, он же научил меня напильником точить коньки, устанавливать жесткие крепления на лыжи и подготавливать ботинки так, чтобы крепления не рвали рант этих ботинок.

Вообще, меня — единственного в семье ребенка — Георгий Николаевич воспитывал как-то незаметно, без принуждения и окриков, предоставляя возможность самому принимать решения (конечно с учетом моего возраста и важности принимаемого решения). При этом когда что-то советовал, всегда сопровождал этот совет понятными мне аргументами и логикой.

Отец ничего не понимал, и не скрывал этого, в биологии, медицине, но прекрасно знал литературу и историю.

Читал Георгий Николаевич очень много, но в последние годы жизни на это занятие у него практически не оставалось свободного времени. Вечером перед сном он очень любил «сгонять» парочку пасьянсов. Наверное, это помогало ему расслабиться и отвлечься от массы проблем, занимавших его в течение дня.

Работал отец чрезвычайно много и уставал безмерно. Поэтому, видимо, у него выработался собственный способ отдыхать — спать при любой возможности. Если мы возвращались на дачу с завода вдвоем, он засыпал уже через три-четыре минуты.

В связи с этим хочу отметить еще одну особенность его характера — заботу о людях, с которыми ему приходилось общаться. Я имею в виду — и помимо членов нашей семьи.

Вот пример. Мне была вменена обязанность — перед выездом с завода на дачу узнавать место пребывания Георгия Николаевича, и если оказывалось, что он на заводе, непременно дожидаться его и забирать с собой. Объяснялось это тем, что он очень не любил пользоваться для вечерних поездок такого рода закрепленной за ним персональной служебной машиной, так как понимал, что возврат в гараж будет поздним, а водитель еще должен будет помыть машину и домой попадет не ранее полуночи. И на завод с дачи мы всегда ездили на собственном стареньком «Москвиче», опоздания при этом были, естественно, недопустимы. Руководствовались лишь единожды произнесенной им фразой:

— Надо совсем не иметь совести, чтобы из одного дома на один завод гонять две машины.

На дачу водитель вызывался только в тех случаях, когда рано утром Бабакину надо было решать служебные дела вне родного предприятия (у Келдыша, в министерстве или где-то еще) и он не успевал по прибытии на работу пересесть в свою «персоналку».

А к ведущим специалистам ОКБ у Георгия Николаевича сложилось особое, можно сказать заботливое, бережное отношение.

Одним из так называемых «хлебных пунктов» Постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР об обеспечении выполнения работ по доставке на Землю образцов лунного грунта и созданию «Лунохода» было строительство в Москве нового жилого дома, в котором планировалось выделение квартир для улучшения жилищных условий довольно большой группы специалистов-участников этих работ, ютящихся в то время в маленьких квартирках, коммуналках, а то и просто в общежитии. После успешного выполнения задач аппаратами «Луна-16» и «Луна-17» Георгий Николаевич добился у председателя Моссовета Промыслова досрочного предоставления жилья этой группе в другой новостройке, поскольку строительство намеченного дома не было закончено. Получение ордеров новоселы сообща отмечали в ресторане, куда и отец приехал прямо с аэродрома, чтобы поздравить своих сотрудников с таким важным в жизни их семей событием.

Как у любого активного человека, точнее, у человека с активной жизненной позицией у отца было много оппонентов, но в силу его открытости, искренности и доброжелательности оппонирование никогда не перерастало в антипатию, более того, довольно часто оно приводило к последующему партнерству.

К моменту утверждения его в должности Главного конструктора отец никаких «добавок» к фамилии не имел, если не считать диплома об окончании заочного института связи, но я не думаю, что он как-то специально налаживал отношения с руководителями смежных организаций, отрасли или Академии наук — людьми более опытными в космической технике, увенчанными громкими титулами и учеными званиями, входившими в состав еще Королевского Совета Главных конструкторов. Внешне эти деловые контакты образовывались очень естественно, быстро и без видимых эмоциональных напряжений.

Пропагандируемые ныне в среде политиков рабочие «встречи без галстуков» были еще в те годы достаточно обыденным явлением в общении таких «атлантов ракетно-космической отрасли» как Королев, Пилюгин, Кузнецов, Рязанский, Исаев, Янгель, каждый из которых олицетворял целое направление отечественной науки и техники. Как и сейчас, к решению важнейших вопросов в «раскрепощенной» обстановке, например, во время дачного отдыха, привлекались немногие, но Г.Н.Бабакин был в их числе. Он был по достоинству оценен и воспринят, более того, у отца сложились по-настоящему дружеские отношения с большинством из этих людей.

Его просто невозможно представить в роли ученого, творящего в «башне из слоновой кости» — отрешенного от внешнего мира, поставившего «во главу угла» лишь свою философию, свое наитие, свое понимание и восприятие природы мироздания. Он был пытливым и находчивым экспериментатором, создающим уникальные «исследовательские инструменты» — роботизированные исследовательские межпланетные зонды, и успешно их применявшим при проведении разноплановых космических экспериментов. Получаемая с их помощью ценнейшая научная информация — та «питательная среда», без которой тормозилось бы современное развитие множества направлений в, по крайней мере, отечественной науке. Основанные на ней открытия и иные постижения ученых в свою очередь давали импульс для новых экспериментов, подготавливаемых и осуществляемых под руководством Г.Н.Бабакина. Он не стремился тиражировать достигнутый результат — бесконечно уточнять, улучшать, подправлять. Открыв для себя нечто новое, некую научную или техническую «тайну», он стремился к свершению следующего решительного шага, к познанию следующего нового, им еще неизведанного.

По словам одного из участников банкета по поводу избрания отца членом-корреспондентом Академии наук СССР, академик Глушко, чествуя Георгия Николаевича, произнес:

— На вершину научного Олимпа ведут разные пути… Бабакин же триумфально въехал в Академию наук на своем луноходе, уверенно сжимая в руках капсулу с лунным грунтом.

«Когорта бессмертных» окончательно и достаточно дружелюбно приняла отца в свои ряды.

Но не все и не всегда складывалось у Георгия Николаевича «просто и сразу». Было множество проблем, было непонимание, были неудачи. Он, конечно же, весьма чувствительно их воспринимал, но никогда, ни при каких условиях не «выплескивал» свои эмоции по этому поводу на окружающих, даже на самых близких ему людей.

Иногда, да, пожалуй, сейчас все чаще и чаще говорят о личной трагедии людей, «творивших великие дела, но не известных, в силу своей засекреченности, даже своему народу». Мне кажется, не нужно путать тех людей с раскрученными героями нынешней эпохи — политиками и политиканами или людьми шоу-бизнеса, для которых отсутствие популярности у толпы равносильно профессиональной гибели. Те люди, прежде всего, были горды результатами своего труда, той высокой оценкой, которую, не зная их, давал им их народ, а отсутствие должной известности компенсировалось, скорее всего, осознанием своей личной причастности к действительно эпохальным свершениям.

Говорить о том, был ли он счастливым человеком, сейчас можно лишь опираясь на собственные впечатления. При его жизни обстоятельных бесед на эту тему у нас с ним не было. Но вспоминаемые обрывки фраз, превалирующий «настрой его души» убеждают в том, что он был счастлив, как может быть счастлив человек, которому интересно жить и который осознавал, что в значительной степени сумел реализовать себя в этой жизни.

Выражая искреннюю признательность людям, пожелавшим рассказать о Георгии Николаевиче Бабакине и открыто обнародовать свое отношение к нему и результатам его труда, я надеюсь, что и мои мысли, рассуждения, воспоминания окажутся не лишними, станут лишь дополнительным, но необходимым штрихом к образу моего отца, складывающемуся по прочтении этой книги.

ШЕСТЬ ЛЕТ и вся жизнь… Авторы: Моишеев, Шевалев

13 ноября с.г. исполняется 90 лет со дня рождения выдающегося советского ученого и конструктора в области ракетно-космической техники, члена-корреспондента Академии наук СССР, доктора технических наук, Героя Социалистического Труда, лауреата Ленинской премии Георгия Николаевича Бабакина.

Георгий Николаевич Бабакин родился в 1914 году в Москве, в семье служащего. Его отец, Николай Алексеевич, по образованию химик, окончил химический факультет МГУ. Мать, Мария Сергеевна — домохозяйка. Вскоре после рождения сына, в том же году, Н.А.Бабакин в качестве вольноопределяющегося уехал на фронт, а в 1917 году умер от сердечного приступа. С 1918 года Георгий Николаевич рос и воспитывался в семье отчима Банкетова Николая Дмитриевича. Спустя два года семья Банкетовых — Бабакиных, уже увеличившаяся еще на одного человека — родился Алексей Банкетов, поселяется практически в самом центре Москвы — в Староконюшенном переулке, в большой коммунальной квартире так называемого «коридорного» типа. Здесь прошла значительная часть жизни Георгия Николаевича, атмосфера этой жизни во многом сказалась на его судьбе.

Немалое влияние на формирование личности будущего конструктора оказал сосед — Николай Александрович Колмыков, родственник по линии отчима. Постоянное общение с этим интересным, широко эрудированным и культурным человеком, доступ с малых лет к его богатой библиотеке, в которой далеко не последнее место занимали книги по научной фантастике, умело сочетались брошюры и фолианты по самым разнообразным областям науки и техники как популярного, так и энциклопедического уровня, была тщательно подобрана приключенческая и классическая литература — все это значительно расширяло кругозор юноши, «входящего в жизнь», приучало разумно сочетать безудержные фантазии с практическим анализом, вырабатывало стремление к познанию, к творческому мышлению и приучало воплощать свои замыслы в жизнь.

Ежедневный быт коммунальной квартиры, в которой насчитывался, по крайней мере, десяток семей с хорошим представительством молодого поколения, а также ежегодное и достаточно насыщенное — спорт, игры, верховая езда, походы в лес, воскресные гуляния и т.д. и т.п. — общение с не менее многочисленной компанией своих сверстников в период летнего отдыха на даче (дачу снимали в подмосковном местечке, издавна привлекавшем своими красотами внимание великих русских художников — в Мамонтовке) заложили или значительно развили в характере Георгия Николаевича те черты, которые стали его отличительной особенностью на всю жизнь — общительность и жизнерадостность, умение воспринимать и понимать окружающих тебя людей и природу, умение соот-ветствовать в обществе уровню своих знаний и возможностей, уровню возложенных на тебя задач.

В 1923 году Г.Н.Бабакин поступил во второй класс показательной школы №7 Хамовнического района. В школе он увлекся радиотехникой — сам собрал детекторный приемник, а позднее установил связь по радио с товарищем, таким же радиолюбителем, жившем в соседнем переулке.

После окончания семилетней школы — так называемой второй ступени — Г.Н.Бабакин реализует свою увлеченность радиотехникой, окончив шестимесячные курсы радиомонтеров и работая в дальнейшем в радиослужбе при Московской городской радиодирекции, затем — в радиоузле Сокольнического парка культуры и отдыха, и, наконец, сдав экстерном экзамены за десятилетку и поступив в 1937 году в Заочный институт связи.Даже кратковременное пребывание Георгия Николаевича Бабакина в составе третьего стрелкового полка Московской пролетарской стрелковой дивизии в результате его призыва в 1936 году на действительную военную службу в Красную Армию не оторвало его от занятий любимым делом. Но военным радистом он побыл недолго — спустя полгода его демобилизовали, признав не годным к военной службе по состоянию здоровья. Первая ощутимая и результативная попытка новаторства в этой сфере его увлечений — участие в работах по созданию принципиально новой системы озвучивания многотысячного зрительного зала в Зеленом театре Центрального парка культуры и отдыха им. Горького.

Новое увлечение, впрочем, не мешающее предыдущему — автомобилизм. Вдвоем с приятелем решена весьма сложная задача — в домашних условиях собран из отдельных частей легковой автомобиль «Форд», который достаточно долго и надежно им послужил. С автомобильным рулем — будь то, сменяющие друг друга и уже отнюдь не самодельные, «Москвичи» различных моделей или «Волга» — Георгий Николаевич не расставался до последних дней своей жизни.

В 1937 году в судьбе Г.Н. Бабакина происходят существенные изменения. Он женится на Анне Яковлевне Гойхман, выпускнице строительного института, с которой был знаком в течение предшествующих двух лет. Меняется и характер его трудовой деятельности. Г.Н.Бабакин становится сотрудником Академии коммунального хозяйства, в которой занимается вопросами автоматики технического оборудования для разнообразных отраслей народного хозяйства, в том числе, одна из наиболее значимых работ — создание системы очистки питьевой воды и контроля ее качества. Цитируя слова одного из коллег Г.Н.Бабакина — Михаила Борисовича Файнштейна, популяризирующего в своих книгах его деятельность, можно сказать, что именно в то время Георгий Николаевич пришел к увлеченности проблематикой комплексных систем, «в которых во имя единой цели объединяются элементы, системы и устройства, основанные на различных физических принципах». С ноября 1937 года по август 1943 года Г.Н.Бабакин прошел путь от лаборанта до старшего научного сотрудника лаборатории автоматики АКХ. Он получил хорошую практику в проведении совместных работ с учеными, большинство его работ были приняты в эксплуатацию. Значительную роль в приобщении Г.Н.Бабакина к среде ученых в то же время сыграл еще один его сосед по коммунальной квартире — Д.Н.Полубояринов, доктор технических наук, заведующий кафедрой Московского химико-технологического института им. Д.И.Менделеева.

Очевидная привязанность к технике и склонность, более того — любовь, к инженерии, особенно выбор «точек приложения» своих знаний и способностей отражают его прекрасную интуицию в восприятии реперов развития современной цивилизации, главенствующих тенденций ее технического прогресса. Настойчивые попытки «привить к жизни» автоматику и радио в то время были лишь отголосками грядущего бума широкомасштабного их внедрения во все сферы человеческой жизни и деятельности, который мы наблюдали в конце двадцатого века, наблюдаем и ныне.

В 1943 году Г.Н. Бабакина переводят в Институт автоматики при ВСНИТО на должность заведующего лабораторией автоматики. Вскоре лаборатория превращается в конструкторское бюро, а Г.Н.Бабакин становится его главным конструктором. Бюро занималось выполнением самых разнообразных заказов, в том числе, от военных ведомств.

В 1946 году был получен заказ на «разработку радиоэлектронного комплекса оборудования обнаружения воздушных целей (самолетов) и поражения их ракетой», получившей в дальнейшем индекс 112. Работа строилась с привлечением, на договорных началах или по совместительству, специалистов необходимой квалификации из других институтов, научных и промышленных предприятий и организаций, а также на создании некой кооперации на основе этих учреждений, объединяемых общей проблематикой создания ракетной техники, выполнением данной конкретной задачи. Так, двигатель к этой ракете разрабатывал коллектив А.М.Исаева, а в решении вопросов управления и баллистики принимал участие коллектив В.А.Трапезникова. При сдаче рабочего проекта в НИИ-88 в 1949 году произошла первая встреча Г.Н.Бабакина с С.П.Королевым.

Г.Н.Бабакин впервые на собственном опыте знакомился со всеми общепринятыми этапами «создания промышленного образца: эскизный проект, подкрепленный действующими макетными образцами, технический проект, подтверждающий правильность заложенных идей, выпуск рабочих чертежей, изготовление и наладку малой установочной партии изделий, совместные с заказчиком испытания системы. Причем, прошел не просто как исполнитель или активный участник, но как ответственный технический руководитель» (М.Б.Файнштейн).

Результатом успешно выполненной работы стал, осуществленный правительственным приказом, перевод Г.Н.Бабакина с группой сотрудников в НИИ-88 — в главный в то время научно-промышленный центр отечественного ракетостроения.

За эти годы происходят изменения в составе семьи Г.Н.Бабакина. 31 октября 1944 года родился сын, названный в честь деда Николаем. В 1945 году умерла мать Георгия Николаевича — М.С.Банкетова.

Непрерывному сопровождению земным радиолокатором и отработке ракетой поступающих на борт команд способствовала ее

Последующие пятнадцать лет жизни посвящены работам в области создания автоматических систем управления в применении к ракетостроению и, частично, к авиации. Начиная с середины прошлого века ракетостроение стало приобретать все большее значение в вопросах совершенствования средств вооружения армий наиболее промышленно развитых государств. Это относится, прежде всего, к основным странам-участницам Великой Отечественной и Второй мировой войн — Германии, СССР, США. Используя современную терминологию, «наиболее продвинутыми» в создании и практическом применении ракет самого широкого спектра назначения была в 40-х годах Германия. С разгромом фашистской Германии значительная часть немецких ракетостроителей оказалась в США и успешно продолжила свою деятельность уже «под американским флагом». Обладателем технической документации на наиболее важные разработки в этой области, а также образцов созданной и эксплуатируемой при ведении боевых действий военной техники побежденного противника стал и Советский Союз.

История развития науки и техники свидетельствует об обязательном присутствии в этом процессе такого стимулятора как сравнение и анализ, добытых тем или иным способом у конкурентов в избранном направлении, результатов ими достигнутого. Имея серьезнейшие собственные наработки теоретического и практического характера, тем не менее, советские конструкторы уделили большое внимание изучению и освоению опыта немецких ракетчиков. Подробнейшее и всестороннее ознакомление с трофейной конструкторской документацией, с образцами ракетного оружия и организацией его промышленного производства было возложено на НИИ-88. Переведенный туда Г.Н.Бабакин со своей группой специализировался под руководством Б.Е.Чертока и Е.В. Синельщикова на ракетах класса земля-воздух, поэтому особый интерес для него представляли, прежде всего, зенитные управляемые ракеты «Вассерфаль» и «Шметтерлинк». В то же время, сначала в роли консультанта, а затем главного партнера по расчетно-теоретическим вопросам, к совместным работам с НИИ-88 активно подключался начальник НИИ-1 НКАП академик М.В.Келдыш.

Реализовывал Г.Н.Бабакин приобретенные знания и навыки через два года уже в конструкторском бюро С.А.Лавочкина.

КБ С.А.Лавочкина прочно вошло в элиту отечественных предприятий военно-промышленного комплекса, создав фронтовые истребители ЛаГГ-3, Ла-5, Ла-7 (самолеты этих серий составили треть всех истребителей ВВС СССР в годы Великой Отечественной войны), закрепив свой успех послевоенным выпуском нескольких серий самолетов дозвуковой авиации и лидируя в экспериментальном поиске оптимальных конструкций реактивных самолетов-истребителей для высотных полетов со сверхзвуковыми скоростями. Предприятие — КБ и базовый завод 301, именуемые в целом «Машиностроительный завод №301» — обладало хорошим творческим потенциалом, значительным опытом в разработке и реализации научно-технических идей высочайшего уровня. Все это подкреплялось хорошо скомплектованной и хорошо оборудованной структурой лабораторно-испытательных и производственных подразделений.

Поэтому не случайно то, что при выдвижении в разряд первоочередных для страны проблем укрепление такой отрасли отечественного ВПК, как ракетостроение, не обошлось без подключения к ее решению коллектива, руководимого С.А.Лавочкиным. Коллектив был дополнен извне специалистами необходимых профессий, в том числе, из НИИ-88. Среди них — Г.Н.Бабакин, возглавивший отдел систем управления и электронного моделирования.

Первая задание в области ракетостроения было сформулировано И.В.Сталиным: «…нам надо незамедлительно приступить к созданию системы противовоздушной обороны Москвы, рассчитанной на отражение массированного налета авиации противника с любых направлений». Речь шла о защите от ядерного оружия, которым располагал потенциальный противник, при использовании им авиационных средств доставки. Потребовались принципиально новые системы ПВО на основе зенитно-ракетных комплексов. В условиях обострившейся международной обстановки, особенно при все более нарастающем отчуждении бывших главных партнеров по антигитлеровской коалиции, задача была весьма актуальной.

«…Организация работ по системе «Беркут» (так была названа будущая система ПВО Москвы, переименованная впоследствии в С-25) была возложена на специально для этого образованное в аппарате Л.П.Берии управление, вскоре преобразованное в Третье главное управление при Совете Министров СССР. ... В составе Министерства вооружений, в обстановке глубочайшей секретности создается головная организация по разработке системы — …Конструкторское бюро №1. … В сентябре 1950 года, через месяц после образования КБ-1, постановлением правительства назначается разработчик зенитной ракеты. Выбор падает на ОКБ-301 — известное самолетное конструкторское бюро С.А.Лавочкина. («Ракеты вокруг Москвы». Автор — доктор технических наук, профессор К.С.Альперович).

Приведенные цитаты с упоминанием имен И.В.Сталина и Л.П.Берии призваны лишь подчеркнуть степень ответственности исполнителей и степень контроля и внимания к заданию со стороны руководства страны и специальных служб, что, зная специфику жизни при описываемых событиях, говорит о многом.

Оставляя вне нашего внимания иные аспекты проблемы, кроме тех, что были связаны с работами Г.Н.Бабакина, можно сказать, что для того времени задача была достаточно сложной и для наших «оборонщиков» — пионерской, с точки зрения обеспечения управляемого с земли высокоточного выведения стартовавшей зенитной ракеты в точку встречи с ранее обнаруженной движущейся и маневрирующей воздушной целью. Недостаточно хорошая оснащенность дистанционно управляемой аппаратурой. В составе «борта» — автопилот, радиоаппаратура визирования ракеты (приемник зондирующих сигналов центрального радиолокатора наведения и генератор ответных сигналов), радиоаппаратура приема команд управления наведением на цель. Специалисты головной организации, обязанные обеспечить «увязку» в единый требуемый алгоритм полета работу всех комплектующих звеньев создаваемой ракеты, по уровню компетенции не могли, по крайней мере, быть ниже своих коллег разработчиков бортовой аппаратуры и, конечно же, должны были обладать необходимой эрудицией в области ракетостроения. Таким образом, становится ясной значимость появления в КБ С.А.Лавочкина отдела систем управления и моделирования, сосредоточение в нем специалистов соответствующего профиля.

Ракета, получившая индекс «В300», была спроектирована, изготовлена и подготовлена к автономным стрельбовым испытаниям немногим более чем за год.

Одновременно был выигран негласный конкурс с создаваемой по собственной инициативе в КБ-1 ракетой 32-Б, несмотря на экстраординарные меры, предпринимаемые ее разработчиками. В ноябре 1952 года были проведены пуски ракет в замкнутом контуре управления, а к концу 1954 года — успешно завершены государственные испытания двадцатиканального (радиолокатор, производя так называемое «биплоскостное» сканирование, должен был в примерно шестидесяти градусном азимутальном секторе одновременно отслеживать до двадцати целей и управлять до двадцати наводимыми на них ракетами) полигонного комплекса. Всего в их ходе было произведено, включая залповую стрельбу по максимальному количеству целей, около 70 пусков ракет. В начале 1955 года закончились приемо-сдаточные испытания на всех 56 подмосковных комплексах, образующих «равнопрочную по всем направлениям» систему противовоздушной обороны столицы нашей Родины — Москвы. Система С-25 («Беркут») была принята на вооружение Советской Армии и несла боевое дежурство около 30 лет.

«Создание за 4,5 года такой системы, какой явилась московская зенитно-ракетная система ПВО, — задача фантастическая для любого государства. Она не могла быть выполнена, если бы в те годы разгоревшейся «холодной войны» государство не предоставило для ее решения (как и для решения других важнейших оборонных задач) неограниченные возможности. Руководство работами над системой было возложено на выдающихся ученых, конструкторов, организаторов производства. Опора делалась на талантливую, образованную молодежь». («Ракеты вокруг Москвы». Автор — доктор технических наук, профессор К.С.Альперович).

Прорыв, совершенный в ходе работ в науке, технике и технологии, промышленности создал прочный фундамент для дальнейшего успешного производства и совершенствования зенитно-ракетного оружия.

За создание первой отечественной серийной зенитной управляемой ракеты предприятие наградили орденом Трудового Красного Знамени, С.А.Лавочкину было присвоено во второй раз звание Героя Социалистического Труда, а Г.Н.Бабакин получил свой первый орден — орден Трудового Красного Знамени.

Другая, решаемая в какой-то период времени параллельно с предыдущей, задача, имевшая в первоначальной общей трактовке, скорее исследовательско-поисковый характер, была связана с проблемой выбора оптимальных средств доставки на межконтинентальные расстояния нового для того времени, но стремительно обретающего главенствующий стратегический статус, ядерного оружия. В 1954 году КБ С.А.Лавочкина было предложено разработать один из вариантов искомых средств доставки — сверхзвуковую межконтинентальную крылатую ракету (МКР), аналогов которой в природе еще не существовало. В качестве отечественного конкурента, работавшего в том же направлении, выступало ОКБ-23 В.М.Мясищева, зарубежных — американские фирмы «Northrop Corp» (МКР «Snark» с дозвуковой скоростью полета) и «North American Aviation» (сверхзвуковая МКР «Navaho»). Для успешного выполнения поставленной задачи изначально требовалось выполнить большой объем научно-исследовательских и опытно-конструкторских работ в самых разнообразных направлениях — в области материаловедения, теплотехники, аэродинамики, навигации и управления, приборостроения и т.д. и т.п. В связи с этим при создании первой отечественной сверхзвуковой МКР, в разработке С.А.Лавочкина получившей название «Буря», к участию была привлечена широкая кооперация ведущих научных и промышленных предприятий и организаций страны.

Координировал все НИРы академик М.В.Келдыш.

Опять же, останавливаясь лишь на проблемах, в решении которых принимал непосредственное участие Г.Н.Бабакин, подчеркнем, что одной из ценнейших особенностей «Бури» — проектно заложенной в ней и успешно реализованной с подтверждением летными испытаниями — была способность совершать в автономном режиме программно-управляемый (вплоть до запланированного маневрирования на маршруте) перелет, корректируемый на маршевом участке с помощью бортовой системы автоматического астронавигационного управления. Не менее важным было обеспечение безопасности от флаттера ракеты с работающей автоматической системой управления, достигнутое, в том числе, путем проведения комплекса исследований на специальном моделирующем стенде.

К 1960 году МКР «Бурю» «научили» летать на расстояние до 6500 км со скоростью 3,1-3,2 М и на высотах 17,5 -25,5 км. Она стала первой в мире ракетой такого класса.

При принятии окончательного решения о выборе типа ракеты-носителя для оснащения Вооруженных Сил СССР приоритет был отдан все же альтернативному варианту — баллистической ракете Р-7, созданной С.П.Королевым. В декабре 1960 года работы по «Буре» были прекращены.

В инициативной работе КБ С.А.Лавочкина, впоследствии — в марте 1955 года — подкрепленной правительственным постановлением, по созданию зенитно-ракетного комплекса «Даль» Г.Н.Бабакин выступал уже в роли одного из основных его идеологов. Это вполне закономерно, так как КБ взяло на себя функции головного разработчика всей системы в целом, и в число главнейших выдвинулись задачи, связанные с автоматическим управлением: обнаружение целей, селекция и наведение на них ракет с автоматическим сопровождением целей и ракет и т.д. Главнейшим звеном в структуре предлагаемого ЗРК должна была стать мощная электронно-вычислительная машина, названная управляющей машиной наведения и реализующая логику процесса автоматического управления. Ее функциональной задачей являлась обработка сигналов, поступающих с радиолокационных станций и от системы активного «запроса-ответа», формирование управляющих команд и передача их на борт ракеты через станцию передачи команд. То есть создание контуров автоматического или автоматизированного управления и «замыкание» их на ЭВМ играли здесь весьма существенную роль.

Идеологически это была новаторская работа. Разрабатываемый комплекс по тем временам обладал исключительными характеристиками: залповый старт десяти ракет по десяти целям, индивидуальное наведение по радиолучу каждой из них на свою цель до захвата ее головкой самонаведения; предельно достижимые дальность и потолок поражения. Его внедрение могло решить проблему защиты крупных индустриальных центров страны от воздушной атаки с использованием самолетов и крылатых ракет противника, в том числе носителей ядерного заряда. То есть, обеспечить требуемую в таких случаях оборону «на дальних рубежах». Проект привлек серьезнейшее внимание со стороны руководства страны.

Новаторство творческих замыслов потребовало соответствия при их реализации. В процессе наземной отработки и при экспериментировании все большее внимание уделялось моделированию полетных ситуаций с использованием «осваивающих жизнь» отечественных ЭВМ. В отделе Г.Н.Бабакина разработали и затем активно эксплуатировали уникальный — с тремя степенями свободы — стенд, позволяющий моделировать процесс самонаведения ракеты на цель.

Проект ЗРК «Даль» стимулировал развитие многих отраслей промышленности, так как ставка делалась на использование самых значимых достижений в области радиоэлектроники, автоматики и приборостроения. Это и стало его «ахиллесовой пятой» — темпы совершенствования производства отечественной радиоэлектроники, особенно — вычислительной техники, с трудом преодолевающей последствия официально заявленного ранее негативного отношения в нашей стране к кибернетике, серьезнейшим образом не совпадали с темпами реализации проекта. Проектные работы были завершены к августу 1957 года. В 1958 году первые ЗУР «400» (ракета-перехватчик ЗРК «Даль») вышли на заводские летные испытания. Осуществлено 77 пусков — «…пуск ракеты-перехватчика по воздушной мишени без участия радиолокатора наведения: вместо него для слежения за целью и перехватчиком были использованы кинотеодолиты, по данным которых перехватчик был выведен радиокомандами с земли в зону захвата цели головкой самонаведения. Цель была захвачена головкой, и был осуществлен успешный перехват цели в режиме самонаведения. Это было убедительное доказательство того, что созданный ОКБ Лавочкина перехватчик для системы «Даль» в полном порядке и вся загвоздка в радиоэлектронике…». («Исповедь генерального конструктора». Г.В.Кисунько).

«Темповый разрыв» в реальные сроки был непреодолим, интерес со стороны руководства страны потерян. К 1961 году все варианты темы ЗРК «Даль» были закрыты.

В течение всех описанных ранее лет работы Г.Н.Бабакина в КБ С.А.Лавочкина не прекращалось экспериментирование в области самолетостроения. Область интересов — сверхзвуковые истребители-перехватчики. Участие Г.Н.Бабакина в этом процессе хорошо охарактеризовано в воспоминаниях заместителя С.А.Лавочкина — доктора технических наук, профессора Н.С.Чернякова: «как нельзя нужным и своевременным оказался тогда приход в КБ Георгия Николаевича, широкая эрудиция которого, глубокие знания вопросов радиотехники, электроники и автоматики во многом определили успех осуществления многих проектов — таких как всепогодный перехватчик «250» и др. (в то время работы велись по истребителям-перехватчикам «200» с бортовой РЛС «Коршун», «200Б» с бортовой РЛС «Сокол», а также самолетам-мишеням и беспилотным самолетам-фоторазведчикам Ла-17 — авт.) Появление на борту самолета РЛС, систем полуавтоматического управления, ЭВМ, ракетного вооружения полностью изменило облик самолета, технологию его проектирования, потребовало перехода от проектирования самолета как летательного аппарата (в основном планера) к созданию сложных систем и комплексов самолетного вооружения, и в этом процессе Г.Н.Бабакин сыграл выдающуюся, во многом решающую роль. С его непосредственным участием была создана в то время уникальная лабораторная база, обеспечившая возможность отработки самолетных комплексов летательных аппаратов широкого класса и выдвинуло КБ Лавочкина на передовые позиции отечественного самолето— и ракетостроения».

После очередной реорганизации ОКБ, призванной адаптировать его структуру под специфику новых задач, Г.Н.Бабакин в 1959 году возглавил одно из четырех основных подразделений — КБ-2, в котором велись все работы по электро— и радиоавтоматике.

Спустя два года после скоропостижной смерти С.А.Лавочкина, в течение которых многие основные темы (МКР «Буря», ЗРК «Даль» и его модификации, сверхзвуковая автоматизированная система перехвата К-15, базирующаяся на применении истребителя-ракетоносца «250») последовательно закрывались без завершения, его КБ становится филиалом №3 ОКБ-52, руководимого генеральным конструктором В.Н.Челомеем. Начальником филиала — его негласно именовали «наместником Челомея» — был назначен А.И.Эйдис. Г.Н.Бабакин уже в ранге, начиная с 1960 года, заместителя главного конструктора по системам управления ЛА подключается к работам по доводке и испытанием ракет для оснащения боевых кораблей ВМФ СССР и средств береговой обороны.

Благодаря изменению в «соотношении влияний» лидеров отечественного ракетостроения того времени, связанному, прежде всего, со сменой политического руководства страны в конце 1964 года, лавочкинцам удается вернуть свою фирменную самостоятельность. ОКБ вновь структурно воссоединяется с опытным заводом как «Машиностроительный завод им.С.А.Лавочкина». Главным конструктором предприятия утвержден Г.Н.Бабакин, который фактически руководил всеми конструкторскими работами в предшествующий период, период так называемого «смутного времени» — времени существования филиала №3 ОКБ-52.

Запуском первого в мире искусственного спутника Земли 4 октября 1957 года отечественная космонавтика во всеуслышание заявила о своих правах на существование, а уже к 1964 году, в связи с ее стремительным, обилующим многотемьем развитием, актуальным становится вопрос о выделении межпланетного космоплавания с применением автоматических исследовательских зондов, до того идеологически объединенного с другими аспектами космической проблематики в КБ основоположника советской практической космонавтики С.П. Королева, в самостоятельное направление, имеющее свою головную фирму и свою кооперацию предприятий-соисполнителей.

В марте 1965 года правительственным постановлением определена головная фирма — НПО им.С.А.Лавочкина (в то время «Машиностроительный завод им.С.А.Лавочкина»), главным конструктором утвержден Георгий Николаевич Бабакин.

Принятое С.П. Королевым решение сконцентрировать свое внимание на проблеме «человек в космосе», передавая в руки своих сподвижников реализацию идей исследования и освоения космического пространства, базирующихся на применении непилотируемых средств РКТ, «высветило» на небосклоне отечественной космонавтики много новых талантливых ученых-конструкторов, «сделавших свое имя» именно на приобретении самостоятельности, становлении и развитии тех направлений космической отрасли, без которых ныне просто немыслимы ее современное существование и ее будущее. Среди них — Г.Н.Бабакин.

Из ранее сказанного следует, что выбор С.П.Королева, а его мнение в этих вопросах было весьма существенным, фирмы и ее главного конструктора на одно из важнейших — не только с точки зрения научной, но и политической значимости, — и перспективнейших, прежде всего с точки зрения его восприятия как сильнейшего стимулятора процесса познания, направлений космонавтики не был случайным. Он был хорошо осведомлен о достижениях и творческом потенциале предприятия, знаком со своим протеже еще по совместным работам в НИИ-88. Очевидцы утверждают, что назначение Г.Н.Бабакина на должность главного конструктора сопровождалось словами: «В этом человеке есть искра Божья! Ему можно доверить».

Очевидно, немалую роль сыграло и мнение М.В.Келдыша — главного теоретика советской космонавтики и главного научного руководителя работ по созданию межконтинентальных крылатых и баллистических ракет, также лично хорошо знавшего Г.Н.Бабакина не только по совместной работе над «Бурей», «Далью», «Беркутом», но и много, много ранее — еще со школьных времен.

Для выполнения возложенных на него ответственейших задач, представляющих динамическую составляющую жизни нашей страны, да и, пожалуй, большинства передовых стран мира в 60-70-х годах прошлого века, судьба отвела Г.Н.Бабакину всего лишь чуть более шести лет… Но это были исключительно яркие, исключительно плодотворные страницы не только в его творческой биографии, но и, в том числе благодаря ему, в летописи отечественной беспилотной космонавтики.

Приобщение Г.Н.Бабакина и возглавляемого им конструкторского бюро к созданию автоматических космических аппаратов для полетов к Луне и планетам Солнечной системы началось с решения задачи осуществления мягкой посадки на поверхность Луны, началось в кризисный момент состояния дел по этому вопросу. К 1965 году экспедиции к Луне уже совершались регулярно, можно говорить о настоящем штурме, предпринятом со стороны двух, существовавших в то время, «космических держав» — СССР и США. Из 18 попыток в США — восемь, в той или иной степени успешных (три пролета и пять «жестких посадок» с фотографированием при сближении); в СССР из 21 попытки — девять, с большей или меньшей долей успеха в осуществлении задуманного (четыре пролета, один облет с фотографированием обратной стороны, четыре «жестких» прилунения). Стратегия исследований предполагала, по крупному, сочетание дистанционного (в том числе при пролете и с орбиты искусственного спутника Луны) и контактного ее изучения. Но ни советские, ни американские исследователи космоса, упорно добивавшиеся выполнения столь необходимой операции, как «мягкая посадка», в то время никак не могли обеспечить «бережную» доставку научной аппаратуры в район намечаемого контакта с поверхностью. Неудачи начали тормозить нормальное течение исследовательского процесса.

Итак, начиная с 1965 года дистанционное и контактное исследование Луны и планет Солнечной системы «взял в свои руки» — как Главный конструктор головной фирмы по созданию межпланетных автоматических космических аппаратов — Георгий Николаевич Бабакин. Иная, нежели применяемая прежде, культура проектирования и проведения наземных экспериментально-испытательных работ, «взращенная» в конструкторской школе С.А.Лавочкина и привнесенная Г.Н.Бабакиным в отечественную космонавтику, довольно быстро принесла свои плоды.

Лунная эпопея для него началась с первой же успешно выполненной самостоятельной работы — 3 февраля 1966 года космический аппарат «Луна-9» совершил первую в мировой практике космоплавания мягкую посадку в районе Океана Бурь. Телевизионные изображения лунной панорамы при различных условиях освещенности в течение 4-х сеансов передавались на Землю. Длительность активного существования космического аппарата на поверхности Луны составила около 47 часов. Полученная телеинформация дала возможность изучить микрорельеф лунного грунта, определить размеры и форму впадин и камней.

В последующем удачи чередовались с неудачами, и большой процент последних определялся тем, что непосредственному началу исследовательской работы предшествовали отнюдь не гарантирующие абсолютный успех этапы выведения космических аппаратов на околоземную и на перелетную орбиты с помощью ракет-носителей и разгонных блоков того или иного типа. Весьма показателен ритм проведения межпланетных экспедиций, требующих, естественно, немалых финансово-экономических затрат, для характеристики отношения, сложившегося в общественном мнении космических держав того времени, к проблеме изучения и освоения Космоса.

В марте 1966 года предпринята неудачная попытка запуска искусственного спутника Луны. Космический аппарат остался на околоземной орбите и получил наименование «Космос-111».

3 апреля 1966 года — новый приоритет мирового значения. КА «Луна-10» становится искусственным спутником естественного спутника нашей планеты. При активном существовании 56 суток и совершении 460 оборотов в 219 сеансах радиосвязи получена информация о гравитационном и магнитном полях Луны и магнитном шлейфе Земли, косвенные данные о химическом составе и радиоактивности поверхностных пород Луны.

Первые успехи отмечены высшей в то время отечественной премией и правительственными наградами. Г.Н.Бабакин стал в 1966 году лауреатом Ленинской премии.

КА «Луна-11» в августе 1966 года выведен на орбиту искусственного спутника Луны, но из-за нарушения ориентации космического аппарата программа выполнена не полностью. Работа прекращена через 38 суток.

КА «Луна -12» в октябре 1966 года стала третьим искусственным спутником Луны. С помощью бортовой фототелевизионной системы получены крупномасштабные изображения участков лунной поверхности — Моря Дождей и кратера Аристарх. Проработал 85 суток.

Вторую мягкую посадку на лунную поверхность — в районе Океана Бурь — совершил в декабре 1966 года КА «Луна-13», оснащенный комплектом более совершенной, чем его предшественник, научной аппаратуры. На Землю передано пять панорам лунной поверхности, снятых при различных высотах Солнца над горизонтом — от 6 до 38° и результаты измерений плотности и радиоактивности, полученных с помощью выносных механического грунтомера-пенетрометра и радиационного плотномера.

В мае 1967 года предпринята попытка запуска модифицированного лунного спутника, предназначенного для точных измерений гравитационного поля и испытаний системы связи для планировавшихся тогда пилотируемых полетов. Экспедиция предполагала также проверку навигационных операций на высокой околоземной орбите, однако апогей получился ниже, чем было задано, из-за преждевременного выключения разгонного блока. Космический аппарат получил наименование «Космос-159».

Наконец, 10 апреля 1968 года КА, названный «Луна-14», был выведен на окололунную орбиту. Проведены исследования гравитационного поля Луны, солнечного ветра, космических лучей, либрационных движений Луны. Одновременно шла подготовка к реализации следующих этапов зондирования Луны — контактных, предполагающих, в том числе, перемещение зондирующих средств по поверхности: изучались условия прохождения и стабильность радиосигналов, передаваемых с Земли на космический аппарат и обратно при нахождении его в разных точках орбиты, включая заходы за лунный диск; проводилась юстировка наземных средств радиосвязи; проверялась работоспособность электродвигателей для лунохода. Ограниченность активного существования этого ИСЛ, так же как и ему предшествующих, — два-три месяца — объясняется тем, что они были снабжены лишь химическими источниками питания.

КА «Луна-14» завершил программу исследования Луны с помощью «лунников» второго поколения, выводимых на ракете-носителе «Молния».

Значительное усложнение задач, предлагаемых учеными для включения в программу экспедиций, предполагали необходимость совершенствования «исследовательских инструментов» — космических аппаратов, с помощью которых собственно, и реализовывался.

ПАРАДОКСЫ БАБАКИНА или как стать Главным Автор: Юрий Марков (Зарецкий Ю.М.)

Он получил диплом инженера в 43 года. Спустя семь лет сам предложил себя в главные конструкторы знаменитой фирмы Лавочкина. Член-корреспондент Академии наук СССР, лауреат Ленинской премии, Герой Социалистического Труда Георгий Николаевич Бабакин скоропостижно скончался на 57-м году жизни: тромб, словно пуля, пробил его сердце. За шесть лет под его руководством совершены первые в мире мягкие посадки на Луну, Венеру и Марс, созданы луноходы и космические машины, пережившие конструктора на 30 лет (от «Марса-71», «Венер» и «Вег» до «Граната»), наконец, осуществлена — вершина его творчества! — доставка образцов лунного грунта на Землю.

Если говорить о его генеалогическом древе, то свой род нынешние Бабакины ведут от участников сражений 1812 года, разделившихся в ходе Первой Отечественной на звенигородских и щелковских. Происхождение фамилии им точно не известно, но, скорее всего, по их мнению она восходит к слову «бабак», что означает особую деталь — «шишку» — на кивере гусара.

Постепенно некоторые бабакинцы стали перебираться во второй стольный град, то бишь в Москву. Прадед Василий Савельевич Бабакин выбился в купцы второй гильдии и определенный срок являлся даже комиссаром городской московской казны. Дед Алексей Васильевич сильно приумножил богатства семьи благодаря ряду выгодных сделок. Вот одна из них. После гигантского пожара главного магазина первопрестольной — нынешнего ЦУМа, — перед его капитальным ремонтом, почти за бесценок распродавали уцелевший товар. Алексею с напарником удалось приобрести большой объем мануфактуры, хранившейся в подвале и совсем новенькую, а затем в спокойной обстановке продать ее по нормальной цене. Бабакиным принадлежали несколько доходных домов.

Но отец Г.Н.Бабакина Николай Алексеевич не пошел по купеческой части — он окончил химический факультет МГУ, стал дипломированным химиком.

Мать Мария Сергеевна Попова происходила тоже из купеческого рода, еще более богатого: ее предки были промышленниками, владевшими, в частности, Тушинской чулочной фабрикой и другими предприятиями, и купившие у Мамонтова под Абрамцевом большой кусок земли с дачей.

Не от них ли будущий главный конструктор генетически унаследовал гибкость ума, живость характера, находчивость, предприимчивость, феноменальную память, способность идти на риск и находить разумные компромиссы?

Свадьбу сыграли в 1912 году, а 13 ноября 1914 года в знатном родильном доме Грауермана появился на свет Георгий Николаевич Бабакин.

Но отца он не увидел: летом того года разразилась первая мировая война, и Николай Бабакин ушел на фронт добровольцем, как тогда говорили, «вольноопределяющимся». Воевал храбро, был ранен, награжден орденами «Анны на шее», «Владимира», ментиком. В Февральскую революцию подпоручик Николай Бабакин был избран солдатами в полковой комитет, но в мае 1917 года умер от сердечной недостаточности.

Спустя год молодая вдова Мария Сергеевна выходит замуж, а еще через год рождается Алексей Банкетов, всю жизнь боготворивший своего старшего «единоутробного», как он говорил, брата.

Сорок один год (!) — с 1920 г. по 1961 год — Георгий Николаевич Бабакин проживает в огромной многосемейной коммунальной квартире по адресу: Староконюшенный переулок, дом 10, квартира 4. (А совсем неподалеку, на Конюшковской улице, в 30-х годах, вплоть до своего ареста в 1938 году, жил Сергей Павлович Королев. И вполне возможно пути молодых людей не раз пересекались где-то в районе Арбата. А узнают они друг друга уже после войны, когда оба станут ракетчиками — сотрудниками НИИ-88).

Отчим — Николай Дмитриевич Банкетов — был человеком строгим, замкнутым и малоразговорчивым, имел среднее образование, служил экономистом. По воспоминаниям сына Алексея, от детей жестко требовал порядка, из наказаний применял подзатыльники и нередко ставил провинившихся в угол. Материально он еще помогал своему брату.

Жили очень скромно, третье блюдо — обычно клюквенный кисель — подавалось лишь по воскресеньям. Гости приходили редко. Несмотря на суровые атеистические требования властей Пасха и масленица отмечались ежегодно.

Юра (так его называли в семье и друзья) рос обыкновенным московским мальчишкой. За домом располагался большой двор, здесь играли в лапту и футбол, зимой лихо катались на коньках в Сокольниках. Юра слыл «парнем компанейским», его отличал веселый, жизнерадостный и общительный нрав, его дразнили «купцом», но он не обижался и в бутылку не лез. Обожал ручные работы, охотно выпиливал лобзиком, ухаживал за рыбками, словом, руки у него росли, откуда надо.

В девять лет Юра поступает во второй класс школы №7 в Хамовниках. Там был сильный состав известных в столице педагогов-мужчин: К.Л.Баев (математика и астрономия), Р.В.Куницкий (физика), В.Г.Колесов (биология), Г.И.Фомин (русский язык и литература), Б.Ф.Риттенберг (рисование). Состав учеников также был сильным — в одном классе с Юрой учились будущие знаменитости: поэт Евгений Долматовский, дирижер Кирилл Кондрашин, ученые М.Галанин, М.Сорокина, О.Келдыш (сестра М.В.Келдыша, окончившего эту школу несколькими годами раньше).

Большое влияние на развитие Г.Н.Бабакина в детстве оказал старший по квартире Н.А.Калмыков. Николай Александрович занимал крупный пост технического директора Металлоимпорта, получал солидный оклад, часто ездил в заграничные командировки. Он обладал богатой библиотекой, граммофоном с набором интересных пластинок и постоянным абонентом в ложу Большого театра. Братья регулярно посещали с ним этот театр (другие тоже) и перечитали классиков как художественной, так и приключенческой и научно-популярной литературы: Жюль Верна, Майн Рида, Конан Дойля, Фламмариона, Брема, Неймайра и других.

(Автор так подробно остановился на происхождении и детстве нашего героя, ибо гены и ранние годы являются теми основными корнями, из которых прорастает будущая личность).

Август 1929 года нанес жестокий удар по судьбе пятнадцатилетнего юноши. Был арестован Н.А.Калмыков и затем осужден по пресловутой 58-ой статье на 10 лет лагерей, где спустя несколько месяцев скончался в возрасте 63 лет. (Николай Александрович Калмыков был реабилитирован в 1991 году, ровно через двадцать лет после смерти в августе 1971 года Г.Н.Бабакина). Его жену Евдокию Дмитриевну, очень тепло относившуюся к детям, вышвырнули из комнаты, в которой поселились сотрудники НКВД.

Тогда же Юрий держал вступительные экзамены в институт связи, но получил «неуд» по химии и не был принят. При его способностях и знаниях он, наверняка, натолкнулся на политико-социальный шлагбаум тех лет: ведь он не имел рабочего происхождения, а являлся потомком именитых московских купцов, чьи фамилии еще были на слуху членов приемной комиссии вуза «пролетарской» столицы.

Стремление стать специалистом в области радиотехники не являлось случайным. Многие молодые люди его поколения увлекались авиацией, электро— и радиотехникой. Романтика неба, большие скорости, беспредельные возможности радио будоражили их воображение.

Удары судьбы не порушили оптимизм юноши. Молодость берет свое. Он поступает на курсы радиомонтеров при Центральной радиолаборатории Общества друзей радио. Таким «маневром» он «убивает сразу двух зайцев»: получает интересующую его специальность (вступает на собственную стезю) и возможность быстро помочь семье (не сидеть на шее отчима).

Обратим внимание: эти шестимесячные курсы — единственное место его очного специального образования. Никогда больше он не будет учиться очно. Навсегда главным методом его постоянной учебы станет самообразование.

Надо отдать должное, курсы являлись весьма прогрессивными: первоклассные энтузиасты-преподаватели, сочетание интенсивных теоретических и практических занятий, радиолюбительская практика, поощрение творческих начал. Тогда журналы с различными радиосхемами зачитывались до дыр, курсанты сами много экспериментировали. Через всю жизнь пронес Георгий Бабакин желание «посидеть с паяльником».

(Когда Московский телецентр начал вести передачи, Георгий Николаевич из раскуроченного, списанного осциллографа смастерил телевизор, установил на крыше антенну. Теперь каждый вечер комната Бабакиных набивалась до отказа «своими» соседями, «чужими» соседями и соседями соседей. Семейная история называет число в пятьдесят душ. Сам Георгий Николаевич, уже будучи семейным человеком, находился в это время если не на работе, то на кухне, где не было ни души, и он мог спокойно чертить очередной проект, заданный заочным институтом).

В 1930 году по окончании курсов начинает работать в радиослужбе при Московской городской телефонной сети: занимается монтажом радиосетей, трансляцией театральных передач, передач со съездов и конференций. За проведение трансляций парадов и демонстраций с Красной площади был неоднократно премирован. Со своим другом смонтировал радиоузел в Сокольническом парке культуры и отдыха, и с 1932 года он радиотехник этого парка, любимого москвичами до сих пор.

В Сокольниках он не только обеспечивал работу радиоузла, но и катался на коньках, лыжах, велосипеде. Демонстрировал виртуозную езду на велосипеде и мог домчаться на нем от Сокольников до Арбата «без рук». Обожал танцевать, танцевал и на танцплощадках, и в фойе кинотеатров. Любил модно одеваться. Стройный, худощавый, веселый, остроумный, интеллигентный молодой человек пользовался успехом у девушек. Как написал Алексей Банкетов, Юра приезжал на летнюю дачу, которую снимала семья, по воскресеньям, «каждый раз с новой красивой девушкой». В Сокольниках, далее писал брат, Юра даже пристрастился к спиртному. Но эти слова вымарал. И правильно сделал: никогда Георгий Николаевич не злоупотреблял алкоголем. А вот курил он много.

Первой настоящей любовью Юры в его восемнадцать лет стала Ольга Грачева — эффектная блондинка, работающая лаборанткой на кафедре одного из московских вузов. Но до женитьбы, как это часто бывает при первой любви, дело не дошло. В 1935 году группа молодых людей, в их числе Георгий Бабакин, снимает «общественную» дачу в Болшеве. Здесь он и знакомится с Анной Яковлевной Гойхман — темноволосой серьезной девушкой, студенткой строительного института.

В январе 1936 года старший радиотехник парка Бабакин был призван в армию. Служил рядовым в 3-м полку Московской пролетарской стрелковой дивизии. Радист Бабакин проявил себя хорошим красноармейцем, достойно участвовал в маневрах, но через шесть месяцев после призыва его комиссуют по состоянию здоровья: как и у отца, у него обнаружится болезнь сердца. Он станет «белобилетником» — человеком, не пригодным к военной службе, и по этой причине его не возьмут на фронт Великой Отечественной.

(Как-то в один из дней работы «Лунохода-1», которые выпадали на глубокую земную ночь, журналисты в Центре дальней космической связи застали Бабакина за тем, как он потихоньку прихлебывал … валокордин. Смутился, сказав: «Я уж вдвое пережил своего отца. Не волнуйтесь, все в порядке». Спустя несколько месяцев его не стало).

Еще один удар судьбы. В двадцать два года ты признан нездоровым человеком, и над тобой висит дамоклов меч — больное сердце.

В первый же вечер по возвращении из армии к нему прибежал друг — радист Шура Разиков:

— Что собираешься делать? Иди к нам, в парк Горького. У нас там такое разворачивается!..

Больше года трудится в должности старшего техника Центрального парка Г.Бабакин. Здесь другие масштабы, другие возможности. Разрабатывает и сдает в эксплуатацию в Зеленом театре 3-х канальную систему усиления для художественных театральных передач. Но более важно иное. «Мне всегда везло на хороших людей!» — однажды повторит эту расхожую фразу Георгий Николаевич незадолго до своей кончины.

Его начальником являлся Виктор Михайлов — молодой дипломированный радиоспециалист. Он-то первым и разглядел инженерно-конструкторский талант Бабакина. И хотя Юра ему самому нужен по работе, он привел его к своему двоюродному брату Владимиру Михайлову, в Академию коммунального хозяйства (АКХ) при Совете Народных Комиссаров РСФСР, которая находилась в центре Москвы, на Кузнецком мосту.

1937 год, столь трагичный для страны, оказался переломным в жизни нашего героя. Репрессии не обошли их квартиру, друзей и родных. В этом же году Г.Н.Бабакин женится на А.Я.Гойхман, по настоянию супруги сдает экзамены экстерном за 10 классов средней школы, поступает во Всесоюзный заочный институт связи, принят в лабораторию автоматики АКХ в качестве лаборанта.

Начинается новый, очень важный этап его жизни.

Конечно, та академия была совсем не похожа на нынешние «представительские» академии, выросшие, как грибы, за последние годы, чтобы потешить самолюбие руководящих работников различных отраслей званиями советников, членов-корреспондентов и академиков, и занимающихся непонятно чем. Фактически это был небольшой по нынешним меркам научно-исследовательский институт со своим небольшим проектно-конструкторским бюро. Кое-что делали своими руками, большинство заказов размещали на московских заводах. В положении об АКХ утверждалось: «Она имеет своей задачей научно-исследовательскую разработку и разрешение на основе марксистско-ленинской теории проблем коммунального и жилищного хозяйства в целях его социалистической реконструкции».

Первой работой, в которой принял активное участие новоиспеченный лаборант, явилось создание системы очистки питьевой воды и контроля ее качества, включая испытания аппаратуры на водонапорной станции в Измайлово. В системе применялся ультразвук, и именно разработкой кварцевых генераторов и автоматических фотоэлектрических анализаторов занимался Г.Бабакин. Затем последовал сигнализатор температуры для Ленинградской кондитерской фабрики. Усложняются приборы. Растут вклад, должности и авторитет Бабакина. С уходом на фронт Великой Отечественной многих сотрудников академии резко повышаются его ответственность и объем работы. Естественно, появляются заказы, связанные с войной. К примеру, указатель курса троллейбуса. Казалось бы, какой курс — веди себе машину по проводам! Но в условиях вынужденного затемнения в вечерние и ночные часы? Или работа следящей системы к авиационному магнитному компасу, который необходимо было вынести из бронированных кабин боевых самолетов.

В академии Бабакин проходит все этапы создания новой техники: от исходных данных и проектирования до испытаний и сдачи в серию, включая конструирование, разработку технологических процессов, изготовление, экспериментальную отработку. В 1942 году он уже — руководитель темы. Заслуженный деятель науки и техники С.Строганов в отзыве от 18.10. 42 г. делает такой вывод: «Считать возможны присвоить т. Бабакину звание и.о. старшего научного сотрудника и предложить ему в 3-х летний срок закончить вуз и оформить свои работы в виде кандидатской диссертации». В кратком отзыве ученого и непоколебимая вера в победу, и высокая оценка научно-инженерного творчества Бабакина, и постановка задачи его дальнейшего роста. Георгий Николаевич оправдает доверие старшего товарища, только разойдется в сроках его выполнения: диплом инженера по окончании Всесоюзного заочного института связи он получит лишь в 1957 году, то есть через двадцать лет после поступления в вуз, будучи уже начальником крупного отдела в ОКБ С.А.Лавочкина, а в 1968 году после первого в мире зондирования атмосферы Венеры станцией «Венера-4» по представлению Президента Академии наук СССР М.В.Келдыша ему будет присвоена степень доктора технических наук без защиты как кандидатской, так и докторской диссертаций.

В октябре 1943 года Георгий Бабакин направлен на работу в Институт автоматики. В годы войны вопрос перехода специалиста решался последовательно в довольно высоких инстанциях. Почему же они приняли такое решение? Дело в том, что институту, которым руководил видный деятель науки В.П.Лебедев, были поручены важные военные заказы, и требовался эрудированный радиотехник со знаниями в области автоматики и телемеханики. Выбор пал на Бабакина.

Георгий Николаевич возглавил одну из лабораторий института, которая вскоре была преобразована в КБ, и Бабакин стал его начальником. В бюро, кроме лаборатории автоматики, входили два отдела: один занимался некоторыми видами ракетной техники, другой — проблемами дистанционного радиоуправления.

Сейчас из многих стран — наша держава не исключение — приходят, к сожалению, довольно часто такие сообщения: радиоуправляемой миной — или фугасом, снарядом — подорвана бронемашина пехоты (взорван мост, на рынке города совершен теракт и т.п.).

Тогда разработка института предполагала защиту определенного района от вторжения неприятеля путем дистанционного подрыва заложенных заранее взрывных устройств, оснащенных радиоприемниками, прикрытие войск с помощью дымовых шашек, помощь партизанам в их рельсовой войне и т.д. Это одна из крупных секретных разработок, которую шестьдесят лет тому назад возглавлял главный конструктор темы Г.Н.Бабакин.

В Институте автоматики Георгий Николаевич обрел опыт создания изделий военного назначения уже в роли руководителя, научился взаимодействовать с военными ведомствами и военными представителями различных рангов, и после 2-ой мировой — «горячей»— войны, когда началась «холодная» война и, как следствие, — всеобщая милитаризация страны (даже предприятия Министерства сельского хозяйства превращаются в «почтовые ящики»), получает заказ на разработку радиоэлектронного комплекса обнаружения самолетов и поражения их ракетой, получившей индекс «112». Да, Г.Н.Бабакин стал уже «комплексником» в полном смысле этого слова: он начал разбираться в вопросах баллистики, систем управления ракет, в сложных хитросплетениях совместного функционирования больших систем.

В 1949 году при защите проекта в НИИ-88 — головном институте ракетной техники (ныне ЦНИИМаш Федерального космического агентства, город Королев) Г.Н.Бабакин встретился с главным конструктором института Сергеем Павловичем Королевым. Слушая доклад Бабакина, Королев наклонился к своему заместителю Борису Евсеевичу Чертоку:

— А у него есть искра божья!

В том же году постановлением правительства, в соответствии с указанием Сталина, Г.Н.Бабакин с семнадцатью сотрудниками был переведен в НИИ-88. Они поступили «под командование» Б.Е.Чертока и приступили к работе над зенитными управляемыми ракетами (ЗУР).

В августе 1950 года правительство принимает решение о создании системы противовоздушной обороны Москвы на базе зенитных управляемых ракет (чуть позже она получит название «Беркут»). Организацию работ возложили на специальное управление в ведомстве Л.П.Берия. Разработчиком ракет утвердили ОКБ-301 С.А.Лавочкина. Головным предприятием по разработке системы стало КБ-1, а его главным конструктором — Серго Берия, сын всемогущего соратника Сталина (Серго только три года назад окончил факультет радиолокации Военной академии).

Первая в мире ракетная система ПВО… Многое пришлось начинать фактически с нуля. Собрав ближайших сподвижников, Семен Алексеевич Лавочкин приезжает в НИИ-88. «Экскурсоводом» оказывается Бабакин. Один из приехавших так поведает о встрече: «Бабакин познакомил лавочкинцев с имевшимися в институте трофейными немецкими ракетами. Было видно, что этот человек хорошо знает и глубоко чувствует тонкости того, о чем он рассказывал увлеченно и с огоньком».

А спустя несколько месяцев группа специалистов во главе с Г.Н.Бабакиным переводится на постоянную работу в ОКБ-301. В Химках у С.А.Лавочкина Бабакин руководит отделом систем управления и электронного моделирования. Георгий Николаевич за очень короткий срок освоился в новом для себя коллективе, и, по большому счету, стал ему своим. (Впрочем, получилась тавтология: ведь, слово «освоиться» и означает «стать своим»). Лавочкина и его знаменитую фирму отличала истинная интеллигентность, и поэтому русскому интеллигенту (советского времени) Г.Н.Бабакину не составило большого труда впитать в себя традиции этого замечательного коллектива, и он почувствовал себя здесь, как рыба в воде.

Работали день и ночь. С огромным напряжением сил. Б.Е.Черток, однажды посетивший в то время фирму Лавочкина с целью оказания технической помощи, вспоминает: «Лавочкин выглядел очень уставшим… На прощание поблагодарил, попросил передать привет Королеву и вдруг, улыбнувшись по-доброму, добавил:

— Не знаю, как там у вас, а мне во время войны было легче.

Так же трудно приходилось и Г.Н.Бабакину.

В 1955 году система С-25 (прежнее название «Беркута») была принята на вооружение, став защитным кольцом вокруг столицы. За создание первой отечественной серийной ЗУР С.А.Лавочкину во второй раз было присвоено звание Героя Социалистического Труда, 141 сотрудник ОКБ-301 удостоился наград, в их числе Г.Н.Бабакин. Он, как и предприятие, был награжден орденом Трудового Красного Знамени.

Параллельно со сдачей на вооружение первых ЗУР, их модификацией и курированием, ОКБ Лавочкина работает над созданием уникальных боевых машин, значительно опередивших свое время: двухместного высокоскоростного перехватчика-ракетоносца Ла-250, межконтинентальной крылатой ракетой «Буря», не имеющей аналогов в мире (она начала летать в 1957 году; когда американцы в музее предприятия видят модель «Бури», они удивленно переглядываются: «Шаттл! Шаттл!), ЗУР «400» системы «Даль» (последняя предполагала одновременное наведение до 10 ракет сразу на летающие объекты противника на различных высотах и больших дальностях — в перспективе до 400-500 километров) и других.

Какая загрузка коллектива! Во всех этих работах принимает непосредственное и очень видное участие Георгий Николаевич Бабакин.

Научным руководителем «Бури» являлся Мстислав Всеволодович Келдыш, и они оказались близкими коллегами-единомышленниками.

А теперь подхожу к самым важным, на мой взгляд, вехам в биографии моего героя, когда рок событий привел его на должность главного конструктора прославленного завода, и мировая научная общественность узнала это имя — Георгий Бабакин, ибо в противном случае он так и остался бы талантливым инженером, известным небольшому кругу специалистов отрасли.

Да, можно утверждать, что Бабакин случайно стал главным конструктором нашей фирмы. Имеет право на жизнь и возражение: нет, закономерно!... Какое же из этих суждений верное? Полагаю, оба, если обратиться к науке любомудрии, то-бишь философии, а конкретнее к ее парным категориям — необходимости и случайности.

Как гласит русская пословица: на Бога надейся и сам не плошай! Да, многим людям жизнь дает шанс и возможность выбора, но не каждому дано ими воспользоваться. Действительно, необходимо оказаться в нужное время в нужном месте, но от тебя зависит, как ты распорядишься этим.

Но давайте разложим все по порядку.

1960 год. В душную июньскую ночь на Балхашском полигоне скоропостижно умирает Семен Алексеевич Лавочкин. Ему не исполнилось и 60 лет. Проживи он столько, сколько его учитель А.Н.Туполев, и Георгий Николаевич не смог бы возглавить наш коллектив — ему было бы далеко за семьдесят.

У генерального конструктора С.А.Лавочкина было два первых заместителя в ранге главных конструкторов: 60-летний Михаил Михайлович Пашинин, возглавлявший зенитную тематику, и 45-летний Наум Семенович Черняков — «Буря» и самолетное направление. Коллектив считал, что достойным преемником Лавочкина станет находящийся в расцвете сил незаурядный Черняков. Дело не в возрасте: просто М.М.Пашинин уже «ехал с ярмарки». Но…извечный пресловутый вопрос, и руководителем фирмы назначают Пашинина. Одна за другой закрываются темы другого главного. Черняков с большой группой ведущих специалистов уходит к В.Н.Челомею, пользующемуся большой поддержкой Н.С.Хрущева (недаром его сын Сергей работает у Челомея и стремительно продвигается по служебной лестнице).

По существу остается одна «Даль». А она, как назло, не идет: еще слаба электронная база, и в огромном контуре земля-борт следуют один за другим отказы. В это время Г.Н.Бабакин в должности заместителя главного конструктора месяц за месяцем трудится на Балхашском полигоне. (Здесь впервые я его увидел. Но об этом чуть позже).

Пашинина снимают, фирму подчиняют Челомею, раздирают на ОКБ и завод, завод включают в челомеевское производство, а ОКБ превращают в филиал №3. Из специалистов ОКБ создают многочисленные комплексные бригады, которые разъезжаются по всем морям-океанам доводить до ума челомеевские крылатки, которыми оснащались подлодки, катера и боевые корабли ВМФ.

Кабинет Лавочкина занимает наместник Челомея заместитель генерального конструктора Эйдис Аркадий Ионович (тут же прозванный нами Аккордеонычем). Он проводит реорганизацию ОКБ: вместо четырех крупных КБ образуются девять. Бабакин становится заместителем Эйдиса и курирует куст КБ, занимающийся системами управления, электро— и радиооборудования, телеметрии.

Надо отметить, крылатые ракеты Челомея, даже принятые на вооружение под нажимом всесильного тогда Генерального конструктора, летали неважно. Первейшей — острой и срочной — задачей филиала №3 стала доводка крылатых ракет, как уже сданных заказчику, так и проходящих совместные испытания. Развязав себе руки, В.Н.Челомей бросил свои «главные» силы на создание ракеты-носителя тяжелого класса «Протон» и пилотируемые военные космические станции (будущий «Алмаз» и др.)

Среди летно-конструкторских испытаний, наиболее нас интригующих, проходили две темы: «Аметист» — крылатая ракета для подводных лодок и П-25 — для суперскоростного морского катера. Особенно интересной была тема «Аметист». Крылатая ракета предназначалась для удара по надводным целям, в первую очередь по авианосцам потенциального противника. Старт ракеты осуществлялся из-под воды, с глубины в несколько десятков метров. Это были первые в мире пуски крылатых ракет, производившиеся без всплытия подводных носителей оружия. Ракета, выйдя из воды, делала невысокую горку и затем стелилась вдоль поверхности, подлетая незамеченной к цели, которая могла находиться на расстоянии до семидесяти километров от старта. При подлете ракета наводилась на цель с помощью автономной головки самонаведения и поражала корабль ниже его ватерлинии. Словом, это было современное и грозное оружие.

Очень сложными являлись проблемы гидро— и аэродинамики. Особенно пикантным представлялся момент выхода ракеты из бушующего моря, когда одна часть ракеты находилась еще в воде, вторая — подвергалась ударам волн, а третья — уже «дышала» воздухом. Конечно, процесс просчитывался и моделировался предыдущими специалистами — челомеевцами и военными, большой вклад внесли моряки-питерцы. Но Г.Н.Бабакину и его ближайшему сподвижнику В.П.Пантелееву удалось повысить надежность успешного протекания столь непростого процесса.

К А.И.Эйдису лавочкинцы относились с уважением, а тот, в свою очередь дружно сотрудничал с ними, особенно — с Георгием Николаевичем Бабакиным. За два года с небольшим коллективу удалось поставить на крыло большинство челомеевских крылатых ракет, неплохо залетал и «Аметист» (в частности, его модификацией был оснащен знаменитый атомный подводный крейсер «Курск»).

Но вот грянул октябрьский 1964 года пленум ЦК КПСС. Н.С.Хрущев снят. В.Н.Челомей немедленно отзывает к себе А.И.Эйдиса вместе с тематикой. По приказу свыше ОКБ становится самостоятельным и объединяется со своим заводом. События развиваются стремительно.

На тайное совещание собираются самые авторитетные руководители предприятия. Задача заседания — определиться с кандидатурой главного конструктора, чтобы опередить назначение на эту ключевую должность какого-либо «варяга». Тактика ясна: срочно доставить официальное письмо Центральному Комитету, в котором заявить о мнении заслуженного коллектива.

Итак, встал вопрос: кого выдвинуть в Главные?

Вопрос чрезвычайно острый, сложный и тонкий…

Почему? А вы представьте такую ситуацию: один предлагает одного, другой — другого, третий — третьего. Да еще вынуждены будут убеждать проголосовать за предложенную кандидатуру. И вот будущий Главный, наверняка, может припомнить тем, кто был не за него…

(Такое, к примеру, случилось на фирме Королева в январе 1966 года после неожиданной смерти Сергея Павловича на операционном столе. Срочно прилетевший ученик Королева главный конструктор морских баллистических ракет В.П.Макеев собрал многочисленных замов Королева, пребывающих в прострации, и сказал: «Надо немедленно выдвинуть в Главные своего! А то пришлют кого-то сверху или со стороны». Он был прав: потом стало известно, что Д.Ф.Устинов собирался поставить Г.А.Тюлина.

Предложили пост Макееву — тот отказался, ссылаясь на необходимость довести до положительного результата дела по своей новой тематике.

Предложили В.П.Мишина. Резко возразил С.С.Крюков. И все же преемником Королева стал Василий Павлович. Крюков был сначала понижен в должности, а затем он ушел к Бабакину, став его первым замом.)

… В кабинете нависла гнетущая тишина. Долгая пауза. И вдруг зазвучал голос Бабакина, едва сдерживающего волнение. Он заявил, что готов взять на себя исполнение обязанностей главного конструктора и осознает всю меру ответственности такого шага. Все облегченно вздохнули.

Спустя полгода «и.о.» отпало: 2 марта 1965 года он стал законным главным конструктором. С.П.Королев передал ему работы по лунным и межпланетным аппаратам.

И если определить его оставшуюся жизнь длиною в шесть лет одним словом, то лучше всего подойдет это: ГОРЕНИЕ

НЕ БОИСЬ, ГОЛУБА - все утрясется Автор: С.И.Крупкин

Однажды, это было в один из осенних дней 1950 года (точную дату не помню — ведь прошло уже более 50-ти лет) меня пригласили в кабинет Семена Алексеевича. Прихожу. Там уже собрались заместители Главного конструктора Наум Семенович Черняков, Леонид Александрович Закс и начальники отделов ОКБ Наум Абрамович Хейфец, Илья Николаевич Федоров, Михаил Иванович Татаринцев, Николай Александрович Кондратов, Леонид Николаевич Михайлов, Николай Николаевич Горошков, Абрам Львович Гуревич.

— Нашему заводу поручают разработку ракеты для системы противовоздушной обороны Москвы. Мы сейчас поедем в Подлипки. Там в НИИ-88 занимаются ракетами уже несколько лет. Надо ознакомится с тем, что они наработали.

Нас познакомили с Бабакиным Георгием Николаевичем, который с увлечением провёл экскурсию по имевшимся в НИИ-88 трофейным ракетам класса «воздух — земля» и «земля — земля».

Это была очень интересная экскурсия. Нам показали немецкие ракеты различного назначения («Шметтерлинг», «Райнтохтер», «Вассерфаль» и другие), познакомили с различными лабораториями, в которых изучались и отрабатывались незнакомые нам приборы и системы. Побывали и в сборочном цехе баллистических ракет.

Для нас, самолетчиков, привыкших к обтекаемым формам, «зализанным» поверхностям, показались необычными угловатость форм и грубые сварочные швы. После наших самолетов — легких серебристых красавцев — баллистическая ракета казалась топорно сработанным бревном.

С нами беседовал заинтересованный, увлеченный молодой человек, хорошо знающий и глубоко чувствующий тонкости того, о чём он рассказывал. Живой, подвижный, с каким-то внутренним огоньком, он производил очень приятное впечатление. Обратил внимание на его глаза — они как локаторы в режиме поиска с довольно большой частотой перемещались по азимуту. Создавалось впечатление, что он усиленно следит за реакцией всех слушателей.

Много позже, когда мы сблизились, стали друзьями, я понял, что эти движения глаз неосознанные, что это работает какой-то внутренний механизм, не зависящий от его сознания.

Прошло несколько месяцев. На заводе появилась большая группа людей, с частью которых мы познакомились во время посещения НИИ-83.

Возглавлял эту группу Георгий Николаевич Бабакин. Их перевели к нам из НИИ — 88 по постановлению Совмина, придавая особую значимость порученной нашему ОКБ созданию зенитной управляемой ракеты для системы «Беркут».

Это было очень кстати: ведь в нашем ОКБ не было специалистов по автоматическому управлению, не было радистов-системщиков, не было специалистов по стартовым устройствам и другим, специфическим для ракетной техники, специальностям. Как всегда в таких ситуациях, слияние «постороннего» коллектива с «аборигенным» проходило не просто. До этого случая Семен Алексеевич тщательно избегал резких скачков численности ОКБ. Он справедливо считал, что пополнение должно привыкнуть к стилю работы коллектива, принять его и стать его полноценным членом, а это возможно только при условии, что новичков существенно меньше, чем «старичков». А здесь пришло сразу около 50 человек, да ещё из одной организации, да ещё, в основном, не учеников, а готовых специалистов.

«Раскидать» этих специалистов по уже действующим подразделениям ОКБ было бы ошибкой. Надо было максимально использовать их потенциал и Семен Алексеевич создает новые подразделения. Георгий Николаевич назначается начальником отдела управления. Собственно с этого времени и началась наша многолетняя дружба.

За Георгием Николаевичем прочно утвердилась дружеская кличка "Голуба" — это было его любимое обращение к товарищам по работе.

В Георгии кипит энергия. Ему тесно в рамках отдельного самолета, ракеты; он мечтает о создании сложных автоматических комплексов и добивается своего.

Семен Алексеевич выходит в правительство с предложением о создании ракетного комплекса "земля — воздух" на качественно новом уровне. Предлагалась многоканальная система противовоздушной защиты, обеспечивающая поражение самолетов противника на дальних подступах от охраняемых объектов.

Предложение было одобрено военными, принято правительством и вот здесь Георгий Николаевич развернулся во всю свою мощь. Он работает как одержимый. Ведь работы по его части особенно много. Система строится на базе управляющей электронной вычислительной машины. Если вспомнить, что это 1954 г. и представить себе уровень вычислительной техники того времени, становится понятна огромная сложность задачи по обеспечению работоспособности и, главное, надежности этого «мозга» системы. Ведь это не просто аппаратура для расчетов, которые при необходимости можно повторить — время терпит. В этой системе сбой в работе — это прорвавшийся сквозь заслон самолет противника со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Георгий Николаевич везде и всюду: и в общих видах, и с радистами, и с аэродинамиками, и со своими управленцами, и со смежниками, и в научно-исследовательских институтах. Да еще между делом иногда сдает контрольные работы и экзамены в заочном институте связи (он уже много лет студент, а времени для получения диплома катастрофически не хватает).

И при всём этом, в редкие дни отдыха он душа общества. Веселый, подвижный, с величайшим удовольствием кружится в вальсе, нежно водит партнершу в танго, любит застолье, любит быструю езду. Его видавший виды «Москвич», когда за рулем Георгий, движется почему-то быстрее других машин.

По темпераменту холерик, оптимист по складу характера, предельно коммуникабельный (он одинаково легко находит общий язык и с представителями всех слоев общества, начиная с членов политбюро партии и кончая рабочим-станочником, соседом по квартире), жизнелюб во всех ее проявлениях. В подтверждение этой характеристики вспоминается эпизод, свидетелем которого мне довелось стать.

Это было незадолго до его неожиданной для всех смерти. Мы с Георгием Николаевичем поехали во ВНИИРТ решать какие-то вопросы по изотопному генератору для лунохода. Едем по территории института. Время было обеденное, впереди спешила в столовую «стайка» девушек, Георгий поворачивается ко мне, глаза горят.

— Смотри, Самуил, какие ножки.

( Через 10 дней Георгия Николаевича не стало).

* * *

Испытания системы проходили трудно — уж очень сложен был комплекс, хотя прекрасно, инженерно красиво были решены большинство его систем и узлов.

Георгий Николаевич многие месяцы проводит на испытательном полигоне и в жару и в холод, в песчаные бури и пронизывающие холодные ветры.

Внешне неудачи воспринимаются им как норма. Молниеносно анализируется информация, выясняются причины отказов и принимаются решения. Обстановка тяжелейшая, но оптимизм не покидает его ни на минуту:

— Не боись, Голуба, всё утрясется.

И, в конечном счете, все действительно утрясалось.

Испытания близки к завершению, но система недостаточно надежна. Может быть, стоит немного отступить? Форсировать на базе сделанного создание более простой системы, а потом наращивать ее. Ведь ЭВМ непрерывно совершенствуются, и можно ожидать через некоторое время появления надежных вычислительных машин.

Ожесточенные споры об этом шли между Георгием Николаевичем и Исааком Михайловичем Малевым — сторонником упрощения, и чаша весов начала склоняться к позиции Малева, но здесь нас постигает непоправимое — смерть Семена Алексеевича Лавочкина.

Генеральным конструктором НПО был назначен Михаил Михайлович Пашинин, который оперативно «перекроил» ОКБ, лишив его достигнутой в результате многолетних поисков стройности и сработанности.

Столь же оперативно он смог всего за 2 года добиться, казалось бы, невозможного — ОКБ, которое вело работу по, примерно, полутора десяткам тем, осталось без работы, чем не мог не воспользоваться Челомей, формировавший в те годы свою «империю» в ракетостроении. ОКБ им. Лавочкина было оторвано от опытного завода и преобразовано в филиал N 3 ОКБ 52.

Большой «вклад» в разрушение сложившейся структуры ОКБ внес назначенный первым заместителем Генерального Борис Константинович Ландышев.

Пожалуй, единственное из деяний Пашинина, что в последствии принесло пользу, это было назначение Георгия Николаевича на должность заместителя Главного конструктора, а, как известно, это уже номенклатура Министра, это утверждение служебного положения на многие годы.

Нам была передана «морская» тематика. Ракеты находились на разных стадиях готовности, начиная с проектных проработок и кончая принятыми на вооружение ВМС и выпускаемые крупными сериями.

Всё бы хорошо, но машины плохо летали. В них не были устранены дефекты, выявленные при конструкторских и совместных с военными испытаниях. Многие сотни машин подвергались бесконечным доработкам и переделкам. Дворы гигантских серийных заводов были уставлены контейнерами с этими машинами (они были приняты заказчиком и оставлены на так называемое «ответственное хранение»). В стране тогда довольно широко практиковалась такая форма выполнения плановых заданий — ведь за сроки несли ответственность не только изготовители, но и заказчики. Надо было срочно заставить эти машины нормально летать! Георгий Николаевич энергично берётся за доводку систем управления этих машин и успешно решает эту задачу.

Параллельно ведутся лётные испытания и доводка нескольких опытных машин; идёт изготовление их на опытном заводе; проектируются новые машины.

Надо отметить, что и в «рабстве» ОКБ продолжало работать в стиле, выработанном ещё при Семёне Алексеевиче.

Сохранились работоспособность, самоотверженность, умение выбрать эффективное направление усилий коллектива для решения узких мест, сохранилась даже производительность труда. Я это объясняю тем, что «рабство» длилось недолго, да и руководитель филиала заместитель Челомея Аркадий Ионович Эйдис сумел найти правильную линию в общении с коллективом и служил хорошим демпфером между «метрополией» и «колонией».

Но, главное, в основном сохранился коллектив — вернулась даже часть специалистов, переведенных в 1960 году в основное ОКБ Челомея (соблазненных обещанием продолжить работы по «Буре»).

Всесилие Челомея рухнуло вместе с освобождением Никиты Сергеевича Хрущёва на октябрьском (1964 года) пленуме ЦК КПСС от поста первого секретаря. На нас дохнул свежий ветер близкой свободы. Наше обращение в ЦК и правительство о восстановлении фирмы им.С.А.Лавочкина было ими понято и вскоре вышло соответствующее постановление...

Эйдис уходил вместе с морской тематикой в Реутово и остро стал вопрос о Главном конструкторе. Это обсуждалось на всех уровнях, но основная работа шла в освободившемся кабинете Главного, где собиралось руководство ОКБ — заместители Главного, начальники отделов, ведущие конструкторы.

Споры шли жаркие. Уж слишком дорого стоило фирме неудачное назначение преемника С.А.Лавочкина. Нам нельзя ошибиться, но надо было торопиться — ведь министерство могло назначить постороннего человека. Надо было предложить своего кандидата, которому можно вручить в руки судьбу коллектива.

И тут происходит нечто, по крайней мере, для меня неожиданное: Георгий Николаевич делает заявление, что он готов взять функции Главного на себя. Сейчас в порядке вещей предложить себя в руководители, если человек достойный, никто не удивится. А ведь это было около 40 лет назад!

У меня создалось впечатление, что многие вздохнули с облегчением. Ведь среди присутствующих были люди, которые с радостью согласились бы занять этот пост (если бы им предложили), но выступить с такой заявкой они не решались. Большинство решило, что предложение Георгия Николаевича это приемлемый вариант — Георгий Николаевич нашёл общий язык и с директором, согласившись подчинить ОКБ ему и стать его заместителем, и с руководителями общественных организаций.

На этом и порешили. Радость оттого, что мы воссоединяемся с опытным заводом, затмевала мысли о недостатках, свойственных таким структурам. Ведь при такой структуре внедрение новых конструкторских и технологических решений становится весьма затруднительным — производство по сути своей структура консервативная. Авиационная промышленность первая после долгих поисков выработала наиболее прогрессивную структуру опытного самолетостроения — главному конструктору подчиняется не только ОКБ, но и опытный завод, на котором реализуются его конструкции.

Итак, выбор сделан и начинается новый этап в жизни и ОКБ, и его руководителя.

Новая тематика пришла к нам из рук Сергея Павловича Королева.

Можно только гадать, чем руководствовался Королев, отказываясь от работ по автоматическим аппаратам для исследования Луны и других планет Солнечной системы и передав их в наше НПО. Может быть, он хотел сосредоточить силы своего коллектива на проекте Н-1, а может быть, ему хотелось ускорить получение результатов от этих трудно продвигающихся проектов. А здесь неудачи следовали одна за другой. Думаю, наиболее вероятно второе.

В одном он был уверен: он передавал тематику в крепкие руки испытанного и закалённого коллектива, привыкшего работать на переднем крае науки и техники, не боящегося брать на свои плечи решение новаторских задач и умеющего их решать. Он передавал целое направление космических исследований в руки хорошо знакомого ему человека, в способностях которого не сомневался, в котором «была искра Божия».

Георгий Николаевич приступил к решению главной задачи — формированию спаянного единой целью конгломерата предприятий — соисполнителей, без которых невозможно успешно решить такую комплексную задачу, как космический проект.

Ведь уйдя на новое для нас направление техники, мы потеряли связи с нашей старой проверенной кооперацией, а новая — какая же она сложная, неприступная. Ведь это коллективы, создавшие с азов ракетно-космические системы, на которые во внешней политике сделало ставку руководство страны. Они щедро награждены, овеяны славой (правда, слава тихая, секретная). Главные конструкторы — Герои Соцтруда, лауреаты всех возможных премий, действительные члены или члены — корреспонденты Академии наук.

И возглавить эту кооперацию должен «рядовой» инженер, совсем недавно защитивший диплом, награждённый одним единственным орденом за прошлые труды. Он должен вступить в контакт с высшими органами власти и КПСС, Президиумом Академии наук и её Президентом, академиками-директорами академических и отраслевых институтов.

Справедливости ради следует сказать, что инженером он был совсем не рядовым (хотя и без диплома) — на его счету были сложнейшие разработки такой системы как «Даль» — системы отражения воздушных налетов противника на дальних подступах к промышленным центрам. Был он в своё время и главным конструктором системы управления ракеты.

Мне довелось наблюдать этот сложный процесс в динамике. Наблюдать и поражаться искусству Георгия Николаевича, его умению в интересах дела найти компромисс, установить контакты даже за счёт подавления вполне естественного самолюбия.

Авторитет приходил с успехами. Вот уже успешно решена задача мягкой посадки на Луну, создан спутник Луны, лунный фотограф; вот наши автоматы вторглись в пышущую жаром атмосферу Венеры; вот добрались до Марса. Каждый полёт приносит открытия, зачастую в корне меняющие представления учёных о планетах; летают аппараты для изучения солнечно — земных связей и другие аппараты, дающие пищу учёным для фундаментальных исследований. Не забываем мы и интересы армии.

За нашей работой внимательно следит, контролирует и помогает секретарь Центрального Комитета КПСС Дмитрий Фёдорович Устинов. Несколько раз в месяц приезжают Президент Академии наук Мстислав Всеволодович Келдыш, Министр Сергей Александрович Афанасьев, его первый заместитель Георгий Александрович Тюлин. А за ними тянется свита, которая может помочь в решении ежедневно возникающих вопросов.

Когда в кабинете Георгия Николаевича секретарь ЦК, туда стекаются и министры и директора заводов-поставщиков и Главные конструкторы систем и директора научно-исследовательских отраслевых и академических институтов.

В присутствии Д.Ф. (так за глаза называл его Георгий Николаевич) вопросы решаются значительно оперативнее. Побаиваются его — нрав у него довольно крутой. К тому же административно-командная система пока даёт неплохие результаты (особенно в военно-промышленном комплексе).

Георгий Николаевич не знал удержу в работе. Мы приходили — он уже работал. Измученные за день, в 20-22 часа мы уходили, а он оставался ещё «немного» поработать. И так день за днём, месяц за месяцем.

Двери его кабинета были открыты для всех, и в нём стоял постоянный гул.

Иногда мы не выдерживали и говорили ему:

— Ну, наведи у себя порядок, так же невозможно работать.

А в кабинет стекались многие — и те, кого он приглашал для решения каких-то вопросов и те, кто приходил за советом, и те, кто приносил предложения о дальнейших работах, и те, кто пытался решить свои неотложные личные дела.

В кабинете дым стоял столбом — Георгий Николаевич практически не выпускал изо рта сигареты марки «Новость» — других он не признавал. Курильщики беззастенчиво пользовались этой слабостью Главного и нещадно дымили сами.

Георгий Николаевич легко переключал своё внимание с одного вопроса на другой, умудряясь при этом быть в курсе дел, о которых говорили отдельные группки сидящих за большим столом для совещаний, а зачастую и стоящих у окна или у доски, сотрудников. Такой режим требовал огромных затрат сил, но он чувствовал себя в этой обстановке, как рыба в воде.

Вспоминаются некоторые эпизоды создания аппарата для доставки проб лунного грунта на Землю.

Задача была сверх сложная — ведь надо было, располагая конкретной мощностью «лошади» (так на нашем жаргоне называется ракета-носитель), доставить на Луну посадочную платформу — стартовую установку для возвратной ракеты, собственно возвратную ракету, систему забора грунта и его загрузки в капсулу, возвращаемый на Землю аппарат с ценным грузом, различные обеспечивающие системы.

Проведенные расчёты показали, что если решать задачу традиционным способом, исходная масса комплекса получается очень большой, и имеющиеся ракеты-носители не могут обеспечить вывод аппарата на трассу перелёта к Луне. Надо искать не ординарные решения,

Юлий Давыдович Волохов предложил необычное решение задачи — попасть ракетой, стартующей с Луны, на территорию Советского Союза без коррекции траектории полёта. Это было смелое решение, но Георгий Николаевич, мгновенно ухватив суть, предложил срочно проработать этот вариант. Уже первые результаты были обнадёживающие — получался вес, близкий к допустимому, но всё же больше его. И Георгий Николаевич приступает к планомерной «стрижке» запасов (ведь каждый конструктор до последней минуты утаивает от всех какой-то минимальный запас — для внутреннего спокойствия).

«Стриг» всех. И все, понимая вынужденность этого, постепенно отдавали последнее. Устояли натиску только тепловики, отстоявшие свои позиции по теплозащите возвращаемого «шарика». Тепловые расчёты довольно «тёмное» дело и тепловики часто пользуются этим, чтобы заложить и отстоять запасы.

Кстати, уже первая экспедиция ярко «просветила» их и на следующей машине появилась возможность за счёт значительного уменьшения теплозащиты увеличить объём научной информации. А пока продолжается «стрижка». Казалось, выжаты все запасы, а пара килограмм лишних. И здесь Георгий Николаевич, несмотря на наше отчаянное сопротивление, принимает решение выбросить цепи телеметрического контроля состояния систем «шарика» — возвращаемого на Землю спускаемого аппарата со сверхценным грузом (кусочком Луны).

— Георгий Николаевич! Мы же ничего не будем знать о причинах неудачи, если (тьфу-тьфу) что-нибудь произойдёт. Что мы будем делать со следующей машиной? Нет, я не могу согласиться с тобой! Ведь речь идёт всего о 1,4 кг, неужели нельзя снять их с корпуса, мы и так облегчили всё до предела!

— Всё! Кончаем разговоры. Я беру ответственность на себя. Все равно в полёте мы ничего сделать не сможем. Телеметрия нам не поможет. Выпускай извещение.

Я привёл этот эпизод только с одной целью — показать, что Георгий Николаевич до мелочей знал свои машины, чётко представлял себе процедуру управления полётом, проявлял твёрдость при принятии решений.

Шла работа над «восьмёркой» — самоходной лунной станцией. Автомобиль на другой планете! Здорово! Идея интересная, смелая. Но как управлять движением аппарата, находящегося от Земли на расстоянии около 400000 км?

Команда, поданная с Земли, достигнет аппарата только через 1,5 секунды, да оттуда информация поступит «шоферу» через такое же время. Этак можно свалиться в яму, а их на Луне достаточно. Вывод: надо формировать команду на остановку аппарата в аварийных ситуациях на самом аппарате, независимо от наземного командного пункта. Приходит идея о введении в систему управления движением специального датчика — щупа, который «ощупывал» бы дорогу и реагировал на эскарпы и контрэскарпы, крутые подъёмы и спуски и т. д.

Собрал я небольшую группу толковых инженеров, подключил к ним нашего файн-механика и предложил им решить эту задачу. Работали Борис Григорьевич Дубовик, Олег Константинович Сеньков, Исидор Исаакович Спивак, который славился умением из отходов и деталей, найденных на заводской свалке, сотворить какой-нибудь оригинальный прибор, приспособление, лабораторную установку и всё, что угодно. Идея конструкции щупа родилась очень быстро, и мы решили сделать действующую модель лунохода. Олег Сеньков и механик Смолянинов приступили к изготовлению модели и через пару недель экипаж, снабжённый всем необходимым (колеса с автономным приводом, источник электроэнергии, автоматика) был готов для демонстрации.

Управление движением осуществлялось по проводам.

Пришёл к Георгию Николаевичу. Обсуждаем какой-то вопрос. Вдруг открывается задняя дверь кабинета и неторопливо вкатывается «луноход». За ним тянется тоненький кабель.

Вот «луноход» дошёл до стола, ткнулся в его ножку, остановился, подал назад, повернулся на несколько градусов и пошёл дальше. Георгий Николаевич как зачарованный следил за манипуляциями модели.

— А яма?

Яма так яма! Ставлю модель на длинный стол для совещаний. Поехали. Вот край стола. Кажется, ещё миг и наша «игрушка» сорвётся и свалится на пол. Но нет, автоматика чётко срабатывает и луноход как вкопанный останавливается на краю «пропасти».

Георгий Николаевич остался очень доволен идеей, заложенной в систему обхода преград и аварийного останова, и предложил ознакомить с ней ВНИИТРАНСМАШ, которому была поручена разработка шасси лунохода.

... Идёт отработка «восьмёрки» в КИСе.

Техническое руководство отработкой возложено на заместителя Главного Олега Ивановского, его заместителем назначили меня.

Пришлось практически забросить дела в ОКБ и сосредоточиться на отработке машины.

Работа шла круглосуточно, без выходных.

Отработка Е-8 ещё не завершилась, когда на КИС поступила машина «Марс-63» и Георгий Николаевич принимает решение о назначении меня техническим руководителем отработки этой машины — степень готовности этой машины была значительно ниже Е-8 .

Сроки поджимают — астрономические условия ставят в жёсткие рамки даты пуска. Пропустил срок и жди 22 месяца, когда взаимное расположение планет позволит осуществить пуск.

Машина идёт туго, со скрипом, — ведь вся бортовая аппаратура спроектирована заново. Много конструкторских ошибок — их приходится устранять на ходу. Надо отдать должное работникам и ОКБ и завода — вопросы решаются быстро, без волокиты; доработки проводятся в кратчайшие сроки. Директор завода Иван Николаевич Лукин, главный инженер Алексей Пантелеймонович Милованов делают всё, чтобы производство не задерживало отработку.

Не было дня, чтобы они и Георгий Николаевич не пришли в КИС, не поинтересовались ходом работ, не приняли каких-то решений помогающих преодолевать возникающие трудности.

Частые гости в КИСе министр и его первый заместитель.

В эти трудные месяцы Георгий Николаевич работает недопустимо много. Все наши попытки как-то притормозить его — безрезультатны. Мы, друзья, начали замечать, что он частенько втихую поглаживает левую сторону груди — побаливает сердце. И при этом даже в выходные дни он встречается на даче то с Пилюгиным, то с Рязанским (за чаем, без галстуков легче решаются вопросы).

Дата пуска неумолимо приближается. На КИС поступила первая лётная машина, а отработка макета электро-радиотехнических испытаний (технологической машины) идёт с большой задержкой. Специалистов-испытателей нехватка; мне никак не удаётся укомплектовать полноценные бригады для работы на двух рабочих местах одновременно, и Георгий Николаевич принимает решение сосредоточить все силы на лётной машине. В этом есть определённый риск — можно наделать много бед, с которыми трудно будет справиться.

Вторая лётная машина — дублёр — немного задерживается в производстве (нет части приборов), но и она вот-вот будет в КИСе.

С каждым днём становится всё более очевидным, что при нормальной технологии отработки машин (доводка их на заводе и проверка в полном объёме на полигоне) времени не хватит, а вожди требуют, чтобы «мы были впереди планеты всей» — соревнование с Соединёнными Штатами идёт полным ходом.

И Георгий Николаевич принимает решение об отправке машин на полигон с тем, чтобы совместить заводские и полигонные работы. Надо только заручиться согласием Афанасьева, Келдыша и Устинова, иначе могут «упереться» военные, которые отвечают за полигонные работы.

Я уже говорил, что в те годы вопросы решались быстро, и уже через несколько дней мы свернули работу на заводе, отправили машины и в полном составе вылетели на полигон.

Была суровая в Казахских степях зима 1968-1963 года. Незадолго до нашего приезда морозы доходили до 40-42°С и тепловые сети, построенные не очень умелыми руками стройбатовцев, не выдержали. Полопались трубы, батареи, арматура. Хотя к нашему приезду температура поднялась до 15-10 градусов мороза, мы застали удручающую картину. И в МИККО и в гостиницах изнуряющий холод; вода не поступала ни в умывальники, ни в бачки, в унитазах выросли отнюдь не минеральные сталагмиты, в графинах замерзала вода. В таких условиях проводить испытания недопустимо — аппаратура не выдержит. Люди, если жить и днём и ночью в пальто, перчатках, меховых ботинках, какое-то время могут потянуть. Надо было что-то срочно предпринимать. Звоню Георгию Николаевичу, прошу помочь.

Через два дня в Байконур прибыл самолёт с меховой одеждой и валенками. Стало полегче. Но для включения аппаратуры надо обеспечить температуру воздуха хотя бы плюс 5?С.

Хорошо, на полигоне в это время был Г.А.Тюлин. Он тоже оперативно отреагировал на моё обращение и по своим министерским каналам добыл аэродромные обогревательные установки. На техничке стало тепло и шумно: гудели вентиляторы отопителей.

Началась отработка и одна за другой «посыпались» «нестыковки» и дефекты. Дорабатывать бортовые приборы в условиях полигона было трудно, и требовалось много времени, дефицит которого нарастал с каждым днём

Связь с Главным функционировала постоянно и безупречно.

— Георгий Николаевич! Не стыкуется бортовая схема с прибором N — не согласован вход. Мы здесь подумали: можно в рассечку врезать простенькую «грушу» (так на нашем жаргоне называли простенькие приборы, которые включались в рассечку кабеля). К вечеру сделаем.

— Дуй, Голуба! Согласен.

Лев Аброськин подготовил электрическую схему, а Володя Громов из подручных материалов изготавливал корпус, плату, распаивал схему, и вот уже «груша» готова, прибандажирована к кабелям. Проводим контрольное включение — всё в порядке, можно продолжить отработку. Назавтра очередной утык — короткое замыкание в одном из научных приборов. Для устранения дефекта нужно извлечь прибор из уже закрытого приборного контейнера. Его разборка, устранение дефекта, монтаж, и проверка отбросит нас минимум на неделю. Разработчик прибора с мольбой и надеждой в глазах смотрит на меня, но что же делать? Ведь времени совсем не осталось. Надо отключить прибор и везти «мертвеца». Получаю от Главного «добро» и продолжаем работу по технологическому плану.

Наконец закончены испытания машин. Докладываем в Москву. Через два дня приезжает Госкомиссия, рассматривает результаты испытаний, объём доработок, проведенных в процессе работ на технической позиции, и даёт разрешение на стыковку с ракетой-носителем.

И вот ракета со спрятанной под обтекателем автоматической марсианской станцией на стартовой позиции.

Начинается отсчёт времени по технологическому плану подготовки ракеты к старту. При проведении генерального комплекса выявилась паразитная электрическая связь между шинами ракеты и станции. Георгий Николаевич оперативно организовывает анализ замечания. В бригаду кроме меня включают представителя от разработчика ракеты Игоря Николаевича Селивохина и Главного конструктора системы управления Луку Лукича Балашова.

Изучили схемы. Всё предельно ясно: обнаружена не используемая в нашей системе цепочка. Что делать? Как её удалить? Кто-то, кажется, Лука Лукич предложил удалить контактный штырь в электроразъёме, соединяющем ракету со станцией. Георгий Николаевич усомнился в возможности проведения такой операции, но Лука Лукич продемонстрировал эту операцию на аналогичном разъёме (у меня создалось впечатление, что ему и раньше приходилось заниматься такими делами), и было принято решение пойти на риск. Выполнение операции было поручено Балашову, контроль возложили на Селивохина и меня.

И вот мы втроём на площадке обслуживания… Холодно, ветрено. Тщательно проверяем № штыря (в шесть глаз). Ведь цена ошибки очень велика — срыв пуска. Лука Лукич надевает на обречённый штырь приспособление — ответное гнездо разъёма, ещё раз проверяем, и через несколько секунд обломанный штырь в наших руках. Акт подписан, и можно продолжить подготовку ракеты.

Наступило утро пуска. Последние минуты перед стартом. Всё руководство в бункере управления; большое число наблюдателей устроилось на смотровой трибуне. Пуски этой новой мощной ракеты пока исчисляются единицами, и интерес к ним ещё не угас.

Начинается обратный счёт времени. Десять, девять, восемь .... один, ПУСК.

Мощный рёв двигателей доносится и в бункер, хотя он спрятан глубоко под землёй. «Пошла!»

Через несколько секунд донёсся глухой взрыв. Все бросились из бункера наверх, но, увидев движущееся в направлении бункера и трибун рыжее облако, буквально скатились обратно.

Очевидцы рассказывали (сам я оставался в бункере), что наблюдатели с трибун ретировались с большой резвостью и даже элементами паники, что вполне оправдано, учитывая состав этого облака.

Итак, первая машина погибла.

Через 5-6 дней надо запускать вторую. Как всегда в таких случаях срочно собралась Госкомиссия. Доклады служб по результатам предварительной обработки информации, поручения, разносы и главное — вопрос. Можно пускать вторую? Надо сказать, что это вопрос риторический, как говорил Георгий Николаевич, «для балды».

Конечно, будем пускать, надо только обставить это соответствующим образом. Это ясно всем. Что можно сделать за день — два? Много! Установить причину аварии, проверить на следующей машине отказавший узел (агрегат, систему) и, главное, написать и подписать много-много бумаг.

Георгий Николаевич напряжён до предела (он почти не спал эти сутки) но внешне спокоен, уверен (держит форму). Интересно было наблюдать за главным виновником аварии В.Н. Челомеем. Он был очень артистичен: хорошо изображал и растерянность, и уверенность, и уныние, и озарение, и сомнения, и решительность, особенно, когда дело дошло до подписи заключения о готовности к запуску. Но вот все бумаги подписаны, состоялось заседание Госкомиссии и её решение, разрешающее проведение необратимых операций. Затихшие было работы на стартовой позиции возобновились, и вошли в график.

Время летит быстро, и вот уже наступил день старта. Всё идёт нормально, как и в прошлый раз, только заметно поредели ряды наблюдателей на трибуне.

И вот «СТАРТ».

— Есть отрыв.

— 10 секунд полёта; параметры ТРВ в норме, двигатель работает устойчиво.

— 20 секунд полёта...

Голос информатора звучит каждые десять секунд.

Отделение первой ступени; параметры полёта в норме.

...секунд. Полёт устойчивый; ТРВ в норме. Параметры двигателя в норме.

Проходит ещё 10, 20, 30, 40 секунд. Динамик молчит. Среди группы управления и членов Госкомиссии начинается шевеление: что случилось? почему молчат? Срочно запросить пункты слежения! Через некоторое время получаем информацию: отказал двигатель 3-й ступени, и ракета упала в горах в районе Хорога.

В район падения отрядили экспедицию для поиска фрагментов — это необходимо для установления причины аварии.

Итак, попытка добраться до Марса, используя не доведенную до кондиции ракету-носитель, не удалась. Правда, многие (особенно управленцы, не очень уверенные в надёжности своей системы управления КА) мрачно шутили: «Спасибо Челомею, не дал нам умереть собственной смертью». Конечно, сомнения в работоспособности приборов и систем, не успевших пройти достаточный объём наземной отработки, у разработчиков были.

Неудача с экспедицией М-69 очень серьёзно повлияла на дальнейшую судьбу фирмы. Ведь в глубине души Георгий Николаевич был прибористом, и работа над М-69 в большой степени была нацелена на развитие в нашем НПО приборного направления. Такое направление развития преследовало две основные стратегические цели: 1) избавиться от диктата смежников, которые зачастую, мягко говоря, «сплавляли» не совсем свежие разработки и 2) повысить интерес большой части коллектива ОКБ к работе — ведь для инженера, конечно, настоящего инженера, кураторская работа — это тяжёлая обуза. Инженер всегда стремится к собственным разработкам.

Уныние, охватившее участников разработки М-69, не могло длиться долго — надо было двигаться дальше. В конце концов, до следующей экспедиции на Марс оставалось всего 22 месяца. Этого явно недостаточно для разработки новой машины, значит нужно максимально использовать задел М-69, исправив дефекты и устранив недостатки, которые выявились в процессе её изготовления и отработки. В этом направлении и развернулась работа в ОКБ.

На многочисленных многочасовых совещаниях у Георгия Николаевича была выработана именно такая концепция.

Прошло несколько недель. На очередном совещании Георгий Николаевич сообщил нам, что Пилюгин предлагает поставить на станции следующей экспедиции Марс-71 бортовой вычислительный комплекс, на базе которой построить систему управления. Георгий Николаевич высказал свои соображения по этому поводу:

— Заманчиво наладить тесные связи с институтом Пилюгина — головным по системам управления в стране, с мощным ОКБ и передовым приборным производством. В дальнейшем эта связь окажется очень полезной. Давайте думать, друзья!

Начались бурные дебаты. Мы оценивали этот поворот со всех точек зрения и после долгих споров пришли к единодушному мнению, что задачи М-71 надо решать на нашей системе управления; что хотя БЦВМ и сулит в будущем много благ, реализация её в такие короткие сроки не реальна.

— Значит, хлопцы, я приглашаю завтра Николая Алексеевича, и окончательно хороним вариант с БЦВМ. Договорились? Только всем дуть в одну ДУДУ!

Приехал Пилюгин со своей командой, началось обсуждение. Представитель Пилюгина доложил предложения НИАП. Выступавшие от нас убедительно доказывали нецелесообразность установки на М-71 предлагаемой вычислительной машины (разработанной для комплекса Н-1) из-за её большой массы, большого электропотребления и огромной трудоёмкости разработки и отладки программного обеспечения .

Николай Алексеевич слушал и непрерывно складывал бумажные кораблики (их уже набралась целая горка), старательно жевал язык — это были любимые отвлекающие занятия академика. Обсуждение шло к концу и становилось ясно, что он терпит поражение.

— Георгий Николаевич! Пойдём, попьём чайку!

— Вы здесь поговорите ещё — обратился к нам Георгий Николаевич и они ушли в заднюю комнату.

С нетерпением ждём их возвращения. Ясно, что именно там решается наша дальнейшая судьба. Проходит 20-25 минут, и наконец возвращаются Главные.

— Садитесь! — и после небольшой паузы:

— Так вот, будем ставить машину. Дальнейшие разговоры прекращаем!

Георгий Николаевич явно чувствовал себя неловко — ведь он отступил от принятого коллегиально решения. О причинах такого резкого поворота в позиции Главного можно только догадываться. Он объяснял это желанием заполучить в смежники столь мощную фирму.

Я думаю, что здесь были мотивы и личного характера — от академика зависело многое (он был членом президиума и руководителем отделения АН СССР). От него зависела и возможность присвоения докторской степени без защиты диссертации и избрание в Академию наук СССР.

И вот пуск Марс-71 .

Ракета со станцией на промежуточной орбите. Вот-вот должен запуститься двигатель и перевести «пакет» на траекторию перелёта к Марсу. Но двигатель не запустился! На Георгии Николаевиче «лица нет». Все бросаются к документации; высказываются версии одна фантастичнее другой. И вот, наконец, поступает сообщение, что найдена ошибка в программе (перепутаны младшие и старшие разряды). Пустяковая ошибка, её должны были заметить на стенде! Значит кто-то «прошлёпал».

Потом на коллегии Министерства нещадно будут «полоскать» и Бабакина и Пилюгина, приказом Министра будет освобождён от должности заместитель Пилюгина, начальник отдела программирования понижен в должности и т.д.

Но главное, это ошибка не принципиальная, значит можно готовить и пускать вторую машину.

Долгие семь месяцев полёта, переживания то из-за одного, то из-за другого замечания по работе систем, замирание сердца при выполнении машиной манёвров, позади! За время полёта и спуска на поверхность Марса получено много новой информации, обработка которой продлится не один месяц. Но этим займутся академические институты, а мы приступим к следующим проектам.

Это было в декабре, а до этого, 3 августа 1971 года скоропостижно скончался наш друг, наш «Голуба» Георгий Николаевич Бабакин, так много сделавший для поддержания реноме фирмы, созданной Семёном Алексеевичем Лавочкиным.

Георгий Николаевич сжёг себя в работе. Не может человек долгие годы работать по 14-16 часов, изредка получая пряник в виде ордена, звания, степени и постоянно получая удары хлыстом (конечно, не физические) от начальства за свои, а чаще за промахи подчинённых. Ведь каждый выговор, каждая выволочка — это удар по сердцу, а оно очень болезненно реагирует на все внешние и внутренние раздражители.