За полшага до победы (про Н-1)

Прислал Л.Иванов.

«Дуэль» №15(46), 12.04.2010

http://www.duel.ru/201015/?15_5_1

С выводами статьи не согласен. Попов А.И - достаточно известен своими лживыми статьями и книгами про то как американцы никогда не были на Луне. Теперь он в эту зловонную кучу опровергательства свалил и нашу Н-1.
Американцы на Луне - были! Хлынин.

ЗА ПОЛШАГА ДО ПОБЕДЫ
КАК И ПОЧЕМУ БЫЛИ ОСТАНОВЛЕНЫ РАБОТЫ НАД СОВЕТСКОЙ ЛУННОЙ РАКЕТОЙ Н1

1966 по 1974 год в СССР велась работа по созданию лунной ракеты Н1. И пока эта работа продолжалась, над американцами висела угроза «лунного» контрнаступления СССР. Но в 1974 году эта работа была остановлена. В настоящее время усилиями многих недоброжелателей, а зачастую и просто не очень сведущих людей работы над Н1 изображаются как обречённая на неудачу трата времени и денег без каких-либо существенных результатов. Между тем внимательное изучение исторических материалов выявляет совершенно иную картину.

Какая она была - Н1?

Н1 на старте. Чтобы ощутить размер ракеты, обратите внимание на фигуры людей у её основания.
На вставке - ракета Р7 («Восток», «Восход») (?)
Н1 начала разрабатываться ещё при С.П. Королёве. После его смерти работами руководил академик В.П. Мишин. Это была гигантская ракета даже по нынешним меркам: высота - 105 м, диаметр в основании - 17 м, масса - 3000 т, полезная нагрузка, выводимая на низкую околоземную орбиту, - 90-100 т.

Трудные вехи пути Все пуски закончились авариями на стадии работы первой ступени ракеты. Её стартовая масса составляла без малого 1900 т, то есть более 2/3 от массы всей ракеты. Соответственно массе была и её сложность. Достаточно отметить, что она имела 30 мощных двигателей. Конечно, отказы могли возникнуть и на следующих ступенях. Но это уже были агрегаты, габариты, масса и сложность которых не выходили за рамки тогдашних достижений. Стартовая масса второй ступени была уже 590 т, что вполне соответствовало параметрам тогда уже работавшей ракеты «Протон» (УР-500). Так что отработай первая ступень нормально, и это уже был бы огромный успех. А отработать ей нужно было 113 с. (по описанию четвёртого испытания). Оцените с этой точки зрения и неудачи, и прогресс, достигнутый в результате проведённых четырёх испытаний. Вот их краткое описание, проверенное и скорректированное автором статьи по первоисточникам.

Первый пуск (21.2.1969) авария на 69 с.

Второй пуск (3.7.1969) авария на 23 с.

Третий пуск (27.6.1971). Все 30 двигателей первой ступени нормально функционировали, однако в результате нерасчетного разворачивающего момента ракета набрала крен. Подорвана на 51 с. Четвёртый пуск (23.11.1972). Ракета пролетела без замечаний 107 с. до высоты 40 км, но за 7 с. до расчётного времени разделения первой и второй ступеней произошло мгновенное разрушение насоса окислителя двигателя № 4, которое привело к ликвидации ракеты. Система управления не предусматривала досрочного отделения первой ступени, хотя теоретически энергоресурсов ракеты было достаточно, чтобы произвести довыведение на орбиту за счёт большей продолжительности работы верхних ступеней. Таким образом, во время четвёртого испытания первая ступень отработала 95% от положенного ей времени и обеспечила минимально необходимый разгон всего комплекса. Разве это не успех? Реакция специалистов на это испытание была различной. Например, его руководитель ныне академик РАН Б.Е. Черток сразу после испытания был настроен мрачно. Конечно, очень хотелось полного успеха. И тем не менее, по свидетельству В.П. Мишина, «конструкторы и все службы космодрома несказанно радовались. Было ясно - до победы полшага». И было на что надеяться. Ведь, согласно утверждённой с самого начала программе, Н1 должна была пройти не 4, а 6 испытаний. Шесть испытаний: не многовато ли? Вовсе нет. «Четыре-пять пробных запусков при испытаниях ракетно-космической техники - дело обычное. Даже «семёрка» Р7, несоизмеримая по сложности с Н1, полетела лишь с четвёртого раза». «Р-7» - первая советская межконтинентальная ракета, запустившая первый спутник. Но по сравнению с Н1 она выглядела просто карликом. Её стартовый вес был в 10 раз меньше, чем у Н1. «Лунный комплекс Н1-Л3 создавался не как очередной рядовой объект, аналог отработанных ракет-носителей, а как принципиально новая конструкция, колоссальный шаг вперед» (Ю.А. Мозжорин). И вот первая ступень Н1 уже почти преодолела финишную черту, а до «сдачи экзамена» остаются ещё два испытания. Очень скоро тот же Б.Е. Черток разделил уверенность В.П. Мишина в близкой победе. Вот что он писал: «Четыре неудачных пуска H1 дали богатейший опыт. Были реализованы сотни доработок. Кузнецов создал вполне надежный двигатель. На 76 двигателях проведено 220 огневых стендовых испытаний. Надежность многократного запуска подтверждена на 24 двигателях. Стендовые испытания, проведенные в Куйбышеве и с особым пристрастием в НИИ-229, доказали, что налажено серийное производство уникальных по своим параметрам кислородно-керосиновых двигателей». «В 1976 году... двигатель Кузнецова без остановки отработал 14 тысяч секунд, в то время как для вывода ракеты на требуемую орбиту требовалось всего 114-140 секунд». И через 30 с лишним прошедших лет двигатели Кузнецова остаются в ряду самых совершенных творений ракетного двигателестроения. «150 двигателей удалось сохранить до конца XX века. Благодаря их высокому совершенству часть из них вместе с лицензией продана американской компании «Аэроджет» для использования в американской и японской ракетах».

Наконец, совсем свежая информация относительно спроса на двигатели Кузнецова: «Созданные для советской лунной программы двигатели НК-33 будут использоваться на американской ракете Taurus-2. Через пять лет на самарском заводе «Моторостроитель» планируется начать производство этих двигателей, - отметил гендиректор ракетно-космического центра «ЦСКБ-Прогресс» Александр Кирилин, подчеркнув, что НК-33 остается двигателем мирового класса. - НК-33 также будет устанавливаться на ракете-носителе легкого класса «Союз-1». Двигатель очень надёжен, и у него максимальное отношение тяги к массе».

Так что расчёты разработчиков на новые двигатели Кузнецова имели под собой твёрдую почву. Но вернёмся в 1974 год. «В монтажно-испытательном корпусе Байконура уже готовы к старту две следующие машины. В августе 1974 года должен был состояться пятый старт, а в конце года - шестой, и, как считали конструкторы, последний перед принятием Н1 в эксплуатацию. Даже самые осторожные умы называли 1976 год как крайний срок, когда новая машина будет полностью отлажена», - писал В.П. Мишин.

Того же мнения и Б.Е. Черток: «В 1974 году было еще не поздно взять реванш в лунной гонке. Готовился пуск H1 N8 с новыми двигателями. Я уверен: через один-два пуска ракета начнет летать. Тогда за три-четыре года мы способны осуществить лунную экспедицию и создать лунную базу. С H1 (связаны) межпланетные и другие не столь фантастические перспективы... Тем самым обойдем американцев. Мы способны на гораздо большее».

Готовые ракеты уничтожить
Напрасно сотни коллективов и тысячи людей целых два года работали над усовершенствованием всей ракеты. Когда летом 1974 года всё было готово к испытаниям новой ракеты с новыми двигателями, ожидаемый успех так и не пришёл. «Хотя этап летно-конструкторских испытаний предусматривал 6 полетов, а ход отработки сулил успех в ближайших пусках, работы были приостановлены, а через 1,5 года официально прекращены» (В.П. Мишин). По решению высшего партийного руководства В.П. Мишин был снят с поста руководителя «королёвской фирмы», а на его место был назначен давний недоброжелатель покойного Королёва В.П. Глушко. Уже подготовленные испытания были отменены. Надо отдать должное В.П. Мишину: в своей книге он не обмолвился ни словом по поводу своих личных обид. Но обида за растоптанные плоды труда тысяч людей в книге есть: «...Зачем надо было запрещать пуски двух практически собранных ракет с новыми ЖРД? Запуск их не мешал работам по новой тематике, так как они начались более чем два года спустя. А ведь опыт запуска этих двух ракет-носителей дал бы ценный материал и для новых разработок. Трудно было также объяснить правильность решения об уничтожении задела для семи комплектов ракет-носителей тем специалистам, чьим трудом они были созданы». А вот что пишет Б.Е. Черток: «Для тысяч людей приказ явился неожиданным ударом. Люди обращались с коллективными письмами в ЦК КПСС. Особо сильным было возмущение на заводе "Прогресс" в Куйбышеве и его полигонном филиале. Там заканчивалась подготовка H1 N8, на которой были реализованы все мыслимые мероприятия. Завод в заготовках дошел уже до ракеты N14. Завод им. М.В. Фрунзе после огромных трудностей освоил серийное производство двигателей Кузнецова. (Все они) оказывались в глупейшем положении. Партийный комитет 6-го научно-испытательного управления НИИП-5 в нарушение всех военно-дисциплинарных традиций заседал целую ночь. В результате появилось письмо военных испытателей в адрес президиума XXV съезда КПСС: "Дайте возможность испытать уже готовые ракеты N8, N9 и N10". До съезда письмо не дошло. Партийный аппарат понимал, решения уже приняты на таком уровне, что отнимать время у делегатов съезда и даже у его президиума бесполезно». Здесь надо пояснить для молодого читателя одно обстоятельство, которое он вряд ли представляет на основе современного ему опыта. В то время закрытие темы (проекта) означало только: «Вы работали над этим, будете работать над этим». Поэтому возмущение и письма людей связаны только с одним - верой в успех загубленного дела и обидой за выкинутые на свалку плоды труда (все изготовленные ракеты Н1 были по приказу уничтожены). Это важно отметить, потому что если бы люди страдали материально, то вся их аргументация воспринималась бы по-иному.

Выдающийся могильщик, или «Не рой другому яму...»
«И Королев, и Глушко могли претендовать на роль пионеров практического ракетостроения. Каждый из них был не только романтиком, влюбленным в свое дело, но и крупным организатором. Между ними существовала конкуренция даже по части служебных автомашин» (В.П. Мишин). «Чувствуя себя всегда в тени Королёва, на его похоронах в 1966 году Глушко заявил: «Если бы мне устроили такие похороны, я бы мог умереть хоть завтра» (Б.Е. Черток). В.П. Глушко давно мечтал протолкнуть проект своей лунной ракеты. «Быть не одним из смежников, а генеральным конструктором межпланетных ракетно-космических комплексов - разве можно отказаться от такого предложения? [24 июня 1974 года] Глушко вызвал главного конструктора H1 Бориса Дорофеева и предложил ему составить приказ о прекращении работ по H1. Дорофеев отказался. Тогда Глушко сам сочинил и подписал приказ о прекращении работ по H1». Б.Е. Черток так рассказывает о своей первой беседе с Глушко в его новой должности: «Глушко: «Работы над H1 будут прекращены, (надо) быстро создать семейство новых носителей... высаживать одного человека на Луну через десять лет после американцев, согласитесь, глупо. На Луне должна быть постоянная база со сменяемым составом ученых. Для этого нужны другие носители.» Я сказал: «Мы считаем, что при таком же финансировании, которое было для Н1-Л3, базу можно создать через четыре-пять лет.» «На гнилых двигателях никакой лунной базы построить нельзя», - прервал меня Глушко. Время уже доказало неправоту Глушко насчёт двигателей Кузнецова. Неубедительны и его рассуждения о лунной базе. Всякая дорога начинается с первого шага, в данном случае с высадки на Луне хотя бы одного человека. Как можно, не сделав этого, серьёзно говорить о постоянной базе? Неужели на новой ракете, которую ещё только собирался создать Глушко, он сразу бы отправил на Луну первую смену для лунной базы. Не слишком ли это рискованно посылать советских космонавтов «пачками» туда, где ещё не побывал ни один твой соотечественник? И почему китайцы в наши дни, не десять, а 40 лет спустя сообщений НАСА о высадках, заявляют о своём намерении осуществить высадку на Луне? Начинали бы прямо с лунных баз «со сменяемым составом». Глушко искал поддержки и у другого виднейшего специалиста - академика Н.А. Пилюгина. Пилюгин так рассказывал об этом: «(Глушко) спросил, как я отнесусь к закрытию H1. Я ответил, что по системе управления у меня большой задел, за надежность я отвечаю и не вижу причин прекращать работу, в которую втянуты тысячи организаций». Видимо, ничего, кроме личных амбиций, не лежало за желанием Глушко прикрыть королёвское детище. Примерно так о нём и пишет Б.Е. Черток: «Ему уже 66 лет. Он дважды Герой Социалистического Труда. Но главное не это, в историю техники должны войти такие ракеты и двигатели, чтобы ни у кого не возникало сомнений относительно их истинного главного создателя». 10 лет шла ракета Н1 к своим испытаниям с усовершенствованными двигателями, которые были «предотвращены» руками Глушко. И целых 11 лет прошло после его слов «быстро создать новые носители» до старта новой, уже его, «глушковской», ракеты «Энергия». На два проекта ушли в итоге более 20 лет и около 20 миллиардов рублей.

Ракета «Энергия» разделила судьбу Н1, причём в худшем варианте.
Не мог Глушко знать, когда закрывал Н1, что через 14 лет с его «Энергией» политики поступят даже хуже, чем с Н1. Если Н1 закрыли на пороге близкого успеха, то «Энергию» прикрыли в 1988 году уже после двух в общем-то успешных полётов. А в итоге - ни ракет, ни Луны, а уникальные разработки распродаются по частям американцам. Вот уж точно говорят: «Не рой другому яму, сам в неё попадёшь». Вместе с тем не стоит преувеличивать роль Глушко в закрытии Н1. Такие большие проекты открываются и закрываются только по указанию высшей власти. Так что В.П. Глушко был всего лишь заинтересованным и авторитетным исполнителем высокого решения. Опираясь на волю высшей власти, он «демократий не разводил». «Не было сбора ни Совета главных конструкторов, ни внутреннего технического руководства... Подписывая приказ о прекращении работ по Н1, Глушко знал то, чего не знали тогда мы, участники этой работы», - пишет Б.Е. Черток. В начале [мая] 1974 года Устинов собрал у себя близких людей для решения судьбы Н1. Предстояло подготовить приговор, который должен быть доложен Политбюро. Никто из создателей Н1 приглашен не был. Самый близкий в те годы к Устинову из главных конструкторов Пилюгин мог выступить невпопад и разрушить предполагаемое единство» (и тоже не был приглашён). (Д.Ф. Устинов - секретарь ЦК по оборонной промышленности, кандидат в члены Политбюро, с 1976 г. - член Политбюро и Министр обороны СССР.) Вот как проходило это совещание по воспоминаниям его главного научно-технического эксперта профессора Ю.А. Мозжорина, директора ЦНИИМАШ (в сокращении): «Как-то утром в один из [июльских] дней 1974 года позвонили из ЦК КПСС и пригласили к 11.00 на совещание к Д.Ф. Устинову с сообщением повестки дня "на месте" (чтобы застать врасплох). Я спросил, кто еще приглашен и понял, что будет обсуждаться вопрос о закрытии лунной программы. Срочно собрал совещание специалистов института. Большинство считало, что лунную программу следует закрыть, так как её ценность исчерпана полетами американских астронавтов и отечественных автоматических аппаратов. А разработку носителя Н1 надо продолжить для решения других перспективных задач. Это совпадало с моим мнением, я уехал в ЦК. Во вступительном слове Дмитрий Федорович отметил, что лунная программа провалена, причины неудач лежат в ненадежности двигателя Кузнецова, пора выйти с предложением в Политбюро о закрытии программы. А теперь послушаем точку зрения головного института, - завершил он. Я испытывал большую неловкость, так как мнение секретаря ЦК КПСС уже изложено. Описал значимость отечественных исследований Луны с помощью автоматических аппаратов. Поэтому научная и политическая значимость нашей лунной экспедиции исчезла. Отказ от лунной экспедиции не должен сопровождаться прекращением отработки сверхтяжелого носителя Н1. Вопрос о неотработанности двигателя снят. Двигатель после огневых испытаний может без переборки ставиться на РН. Развитие космической техники приводит к резкому росту массы космических объектов. Поэтому потребность в сверхтяжелых носителях не исчезнет с закрытием лунной программы. Закрытие Н1 отбросит нас далеко назад. Устинов подытожил: Таким образом, Вы против закрытия работ над носителем Н1? Получив мое "да", продолжил: «Теперь послушаем остальных.» Все высказались за закрытие лунной программы вместе с Н1. Б.А. Комиссаров всю аргументацию свел к нападкам на меня. Меня крайне удивило, что за закрытие программы без объяснений выступил П.Д. Дементьев (министр МАП - министерства авиационной промышленности. - А.П.), хотя в качестве основной причины прекращения работ выдвигалась ненадежность двигателя, разработанного в МАП. Аналогичную позицию занял и министр общего машиностроения С.А. Афанасьев. Министры отмежевались от конструкторов и примыкали к высшему руководству». Точно так же поступили и руководители ВПК Смирнов и его заместитель Комиссаров, которые «угадывали желание Устинова». «В заключение Устинов поручил подготовить проект доклада в Политбюро. Я оказался в единственном числе. В то время как я, сидя в своем кабинете, обдумывал сложившуюся ситуацию, позвонил Афанасьев. Я подумал, что он сейчас выскажет свои претензии. Но неожиданно услышал совсем другое: «Ты замечательно, прекрасно и убедительно выступал. В общем, молодец. Не обращай внимания, продолжай работать и не волнуйся!» - и повесил трубку. Могу объяснить неожиданную для меня реакцию Сергея Александровича только одним. Ему, конечно, не хотелось закрывать программу Н1-Л3. Однако Афанасьев видел, что сопротивляться такому решению просто опасно. Поэтому мое храброе выступление, вопреки давлению секретаря ЦК КПСС, не могло не доставить министру удовлетворения». «А ты был прав, выступая против закрытия Н1. Мы совершили ошибку». Вот такая судьба у Н1. Не пришлась она по душе высшему партийному руководству. А почему? Попробуем разобраться.

Советские специалисты выигрывали лунную гонку
Прежде всего убедимся в том, что ни состояние работ по Н1, ни сроки выполнения, ни их стоимость не были истинной причиной закрытия проекта. Состояние работ. По плану предполагалось 6 лётно-конструкторских испытаний, а до запрещения Н1 проведено было только 4. При этом в четвертом пуске первая ступень «не дотянула» всего 7 сек до запуска двигателей второй ступени. На подходе уже были готовы многократно испытанные новые двигатели, которые должны были резко увеличить надёжность ракеты. Если бы причиной закрытия было действительно недовольство Политбюро технической стороной вопроса, то логично было бы ожидать закрытия сразу после четвёртого испытания. Но людям дали спокойно работать ещё целых два года. И всё это время техническая ситуация менялась только в лучшую сторону. Единственное, что могло разрушить уверенность в успехе, это новые пуски Н1, окажись они вновь неудачными. А их-то как раз и не допустили. Так что дело не в технике. Сроки. Конечно, всегда не терпится иметь всё и сразу. Но реальная жизнь диктует свои сроки. Была ли разработка Н1 затянута дольше необходимого? Около 10 лет должно было пройти с момента начала разработки Н1 (1966 г.) до момента её сдачи в эксплуатацию (1976 г.). В 1976 году Глушко начал работы над ракетой с такими же параметрами («Энергия»), сказав, что надо «быстро создать семейство новых носителей». И потратил на это 11 лет. Получается, что 10-11 лет - это объективно необходимый срок для разработок такого масштаба. Стоимость. На момент закрытия Н1 её разработка обошлась в 5 миллиардов рублей (Тогдашний рубль был примерно равен доллару). При сроке разработки 10 лет, это означало около 500 млн. руб. в год. Годовой бюджет СССР был по крайней мере в тысячу раз больше. В сотни раз большие средства шли на гонку вооружений. На их фоне самые дорогие космические проекты выглядели мелкими. И не случайно с окончательным закрытием проекта Н1 тут же началась разработка аналогичной по техническим параметрам и в три раза более дорогой ракеты «Энергия». Это, конечно, не значит, что затраченные миллиарды не стоит считать. Но 90% и более средств тратятся на разработку, а не на испытание нового изделия. Поэтому не испытывать уже готовые новые Н1 как раз и означало «наплевать» на потраченные миллиарды. Можно привести в качестве противоположного примера позицию Н.П. Каманина в преддверии запуска «Луны-16». Он не верил в её успех, «но не возражал, потому что 90 процентов расходов уже реализованы. Лучше запускать автоматы, а не выбрасывать их на свалку». «Луна-16» привезла лунный грунт. А генерал своей разумной позицией помог её успеху. Таким образом, советские специалисты, преодолевая неизбежные трудности роста, в целом вели разработку Н1 успешно, в реально возможные сроки и при вполне разумных финансовых затратах. Успешное завершение Н1 означало бы возможность высадки советского космонавта на Луне. Если же вспомнить, что ещё в 1970 году уже была полностью готова техника для облёта Луны, то это означало, что советские специалисты успешно справлялись со всеми кардинальными задачами, которые поставила лунная гонка. Они её выигрывали. Поэтому причину закрытия Н1 надо искать не на космодромах или в КБ.

Луна «сдана» как плата за политику разрядки?
Американцы же проиграли лунную гонку по всем направлениям, если не иметь в виду успехи в манипуляции сознанием. Ни задачи облёта Луны, ни тем более высадки на ней они не решили. И Политбюро не позднее 1970 года знало это.. «Побывавшие в конце 70-х на Байконуре конструкторы до сих пор с болью вспоминают некогда кишевшую людьми и теперь заброшенную циклопическую громаду стартовых и монтажно-испытательных сооружений Н1. Затраченные миллиарды ушли в песок, для закрытия работ по крупнейшему проекту оказалось возможным обойтись без скрупулезного анализа, без учета мнения специалистов - достаточно было субъективного суждения отдельных лиц», - пишет известный «космический» журналист С.М. Лесков в предисловии к книге В.П. Мишина «Почему мы не слетали на Луну?». Нормальному российскому человеку трудно не разделить это чувство сожаления, но автор статьи не согласен с тем, что работы по Н1 были закрыты из-за того, что Политбюро будто бы руководствовалось субъективным мнением отдельных лиц (того же Глушко). Не Глушко убедил Политбюро закрыть Н1, а Политбюро по совершенно иным причинам решило «сдать Луну» американцам и выбрало Глушко как исполнителя своих намерений. Ю.И. Мухин в качестве главной такой причины называет шантаж со стороны американцев, угрожавших разоблачением тёмных обстоятельств смерти Сталина. Не оспаривая эту вполне вероятную версию, хотелось бы добавить, что у американцев был не только «кнут», но и «пряник», который назывался «политика разрядки».В начале 70-х годов советским руководством была провозглашена политика «разрядки международной напряжённости». Считалось, что жёсткое противостояние с США можно заменить некоей системой взаимоприемлемых соглашений. Эта политика была тепло встречена в советском народе. Именно на гонку вооружений, а не на престижные космические исследования затрачивались несоизмеримые силы и средства. Первые признаки политики разрядки можно угадать ещё в 1967-69 годах, но расцвела она в 1972 году. В этом году в Москву прибыл президент США Р. Никсон. Это был первый официальный визит действующего президента США в Москву за всю историю отношений. Во время этого визита и несколько позже были подписаны 12 (двенадцать!) соглашений между СССР и США и среди них важнейшие в области ограничения стратегических вооружений и средств ПРО. Только это снижало бремя гонки вооружений на десятки миллиардов рублей в год.

Генеральный секретарь ЦК КПСС Л.И. Брежнев - советский творец политики разрядки
с американским «контрагентом» президентом США Р. Никсоном
Одновременно на СССР посыпались не менее существенные другие выгоды. Было снято эмбарго на поставки советской нефти в Западную Европу. Было заключено соглашение о поставке в СССР зерна по ценам ниже среднемировых. Вот что пишет об этом американский автор Р. Рене: «Логичный вопрос - если мы никуда не летали, то почему Советский Союз не заметил подлога? Или не хотел замечать? На этот счёт у меня есть соображения. Пока наша армия сражалась с коммунизмом во Вьетнаме и других странах Юго-Восточной Азии, мы мегатоннами продавали Советскому Союзу зерно по сверхнизкой цене. 8 июля 1972 года наше правительство шокировало весь мир, объявив о продаже Советскому Союзу примерно четверти нашего урожая по фиксированной цене $1,63 за бушель (36,4 л. - А.П.). Следующий урожай русские получали бы ещё на 10-20% дешевле. Стоимость зерна внутри страны сразу подскочила с $1,50 до $2,44. Наши цены на хлеб и мясо моментально подскочили, отражая столь неожиданно возникший дефицит. В какую же копеечку нам влетела эта Луна? Цель в данном случае оправдывала любые средства». В дополнение к этому были построены химические заводы в обмен на готовую продукцию этих же заводов, то есть СССР получил их, не вложив от себя ни копейки. С активным американским участием был построен автогигант КАМАЗ. И многое другое. Всё это выгода на многие десятки миллиардов рублей в год. Перед ней меркли те 5 млрд. рублей, которые СССР потратил на Н1. То есть с чисто экономической точки зрения сдача лунной программы вместе с Н1 окупалась вроде бы многократно. Не была забыта и идеологическая работа по созданию положительного образа Америки. На экранах советских кинотеатров шли немыслимые раньше художественные фильмы совместного советско-американского производства («Синяя птица»). Прошёл многосерийный высококачественный документальный фильм «Великая Отечественная», снятый американским режиссёром с исключительной теплотой и уважением к подвигу и народа, и советского руководства. Вершиной «разрядки» был Хельсинкский акт, утверждавший нерушимость границ, установившихся в Европе после Второй мировой войны. Вечный мир в Европе! О чём ещё можно мечтать. К сожалению, многие наши политики историю учили плохо. «Вечный мир» в Европе, подкреплённый торжественными актами, трактами и декларациями, провозглашался примерно раз в 50 лет и затем сменялся новыми войнами. Разрядка «прожила» гораздо меньше. Она закончилась в 1979 году в Афганистане. Американцы энергично противостояли советскому «вмешательству», для того чтобы заменить его своими миротворческими бомбардировками этой же страны. Через 6 лет разрядка попытается воскреснуть под названием «перестройка» и быстро закончится развалом страны на десяток с лишним обломков. Два германских государства объединятся в одно. Разлетится на куски Югославия. Разделится Чехословакия. В общем, от нерушимости границ не останется ничего. Исчезнет военный противовес НАТО - Варшавский Договор. Военные базы и инструкторы НАТО появятся в когда-то советских республиках, системы американской ПРО поползут к границам урезанной России. Но будущее ясно, когда оно становится прошедшим. А в начале 70-х, повторю, абсолютное большинство советских людей поддерживало политику разрядки. Американцы же умело и не скупясь на «текущие» расходы поддерживали эти иллюзии. И разве можно такого миролюбивого и щедрого партнёра хлестать по щекам. Две первые пощёчины (Спутник и Гагарин) американцы уже получили. А между ними были и пинки помельче от советских автоматических станций: первое попадание в Луну, первый облёт и фотографирование обратной стороны Луны, первая мягкая посадка на Луну, первый окололунный спутник, первые мягкие посадки на Венеру и Марс... всего не перечислишь. И вот вместе с разработкой Н1 готовилась третья гигантская оплеуха - высадка советского человека на Луне. Она неминуемо привела бы к разоблачению «лунного» обмана США. Такая перспектива не вписывалась в идиллию разрядки. Партнёры в предполагаемом долгосрочном сотрудничестве должны быть уравнены и в том, что касается престижа. «Пусть у Вас были Спутник и Гагарин, а за нами пусть будет записана Луна», - примерно так, по мнению автора, прозвучало требование к СССР свернуть свою программу полёта на Луну. И советские руководители приняли условия американцев. Они сдали лунную гонку и запретили советским специалистам испытания уже готовых новых ракет Н1. Естественно, что при этом СССР соглашался молчать о фальсификации американцами высадок на Луну. Тем самым США покупали престиж, а престиж СССР продавался за указанные близкие экономические выгоды и эфемерные политические дивиденды в будущем. Луна «была сдана» американцам высшими руководителями СССР, как плата за политику разрядки. Это был «проигрыш» по договорённости. Кто кого обманул? Пусть решит читатель.

«Сопротивляться такому решению просто опасно»
Естественно, что нам никогда не угадать всех скрытых пружин этой договорённости. Ясно одно: решение о закрытии Н1 было мотивировано интересами глобальной политики и не имело никакого отношения к аспектам работ по Н1. Посмотрим ещё раз с этой точки зрения, как проходило поистине историческое совещание под началом Д.Ф. Устинова и то, как и когда закрывали Н1. Каждое из четырёх неудачных испытаний могло послужить поводом для закрытия проекта. Это было бы досадно для разработчиков, но это можно было бы понять. Так сказать, попали «под горячую руку». Но и после четвёртого (23 ноября 1972 года), не столь уж и плохого испытания работы всё же не закрывают, хотя политика разрядки уже цвела в самом буквальном смысле «пышным цветом». Почему? Во-первых, не так уж и просто даже для высшей власти без видимых оснований закрыть работу особой государственной важности, которая идёт с заметным прогрессом. Пойдут разговоры о странном поведении государственных руководителей и даже больше. Во-вторых, основные 12 договоров «разрядочного» 1972 года были подписаны за период апрель-октябрь, то есть до четвёртого испытания (23.11). Основные обещания американцам со стороны Политбюро наверняка уже были даны, иначе бы соглашения не состоялись. Но в момент подписания договоров ещё можно было ожидать, что четвёртое испытание полностью провалится. (Опыт трёх неудач «обнадёживал»). И тогда повод для закрытия появится сам собой. Но вопреки этим расчётам первая ступень отработала 95% положенного времени. Явный успех. Как тут закрывать проект? Придётся подождать, может быть, как-то удастся спустить всё на тормозах. И тысячи людей, не подозревая, что они работают в «мусорную корзину», напряжённо трудятся над усовершенствованием ракеты. И вот во второй половине 1974 года всё готово к новым испытаниям и на совершенно новом качественном уровне. Но политика разрядки - в апогее и надо выполнять данное американцам обещание насчёт Луны. А это означает, что испытания новой Н1 ни в коем случае нельзя допустить. Вдруг они будут успешными, как тогда «закрывать» ракету? Значит, надо закрыть до испытаний. Но нужна видимость технического обоснования. И буквально на пороге этих испытаний Устинов созывает своё совещание.. Если начальник перед принятием важного решения желает действительно посоветоваться с подчинёнными, то он не начинает совещание с изложения своего мнения (лунная программа провалена, причина - двигатели, закрыть программу с ракетой вместе). Тогда каждый, кто выступит наперекор, рискует нарваться на неприятности по службе. Можно только удивиться мужеству Мозжорина, осмелившемуся возражать. Если начальник желает получить объективную информацию, то он примерно в равной доле приглашает представителей противоположных точек зрения. Но на это совещание не были приглашены общий руководитель работ по Н1 В.П. Мишин, главный конструктор ракеты Б.А. Дорофеев, главный конструктор двигателя Н.Д. Кузнецов, главный конструктор систем управления Н.А. Пилюгин. Состав совещания был подобран такой, что Ю.А. Мозжорин только по нему сразу понял, что Н1 решено закрыть. Опытный государственный деятель, Д.Ф. Устинов не мог не знать позиции Ю.А. Мозжорина, отстаивавшего Н1. Но директор головного НИИ - это волею самого Политбюро главный научно-технический эксперт по всем важнейшим ракетно-космическим вопросам. Не пригласить его нельзя. Но, чтобы не дать Мозжорину времени на подготовку, его вызвали срочно и не сообщая темы совещания. А когда это не принесло желаемого результата, то Устинов просто проигнорировал мнение главного эксперта. Как и информацию о новых надёжных двигателях Кузнецова. Не интересовали его эти двигатели, и он упомянул о них просто для видимости обоснования закрытия Н1. Он проигнорировал и то, что Н1 ценна не только для лунных полётов, но и для решения других задач. (Например, она могла бы выводить большие и просторные орбитальные станции, не в пример тесным «Салютам» и «Миру», или те же челноки.) И всё это притом, что Д.Ф. Устинов был бесспорно умным и технически грамотным руководителем. Поэтому очевидно, что совещание носило, так сказать, декоративный характер. Политбюро к тому времени уже приняло политическое решение, истоки которого лежат гораздо выше конкретных обстоятельств разработки Н1. Вот почему Политбюро пренебрегло мнением большинства специалистов. Вот почему тот же министр Афанасьев, которому «не хотелось закрывать программу Н1-Л3, видел, что сопротивляться такому решению просто опасно». Глушко же на совещание не был приглашён. Не он решал. Он был использован, как человек, прекрасно подходивший на роль могильщика Н1 и страстно желавший этого. Не будь его, нашли бы другого исполнителя. Но надо отметить, что закрывать явно перспективную Н1 было не просто. Слишком велико было возмущение специалистов, и вопрос долго спускали «на тормозах». Если первый приказ Глушко издал в 1974 году, то окончательно весь проект закрыли лишь в 1976 году.

Луна под запретом
После окончательного «погребения» Н1 у американцев оставалась ещё одна головная боль. До 1976 года СССР более-менее регулярно посылал к Луне различные автоматические аппараты. Одни из них кружились вокруг неё, другие садились и фотографировали, третьи брали пробы грунта и доставляли их на Землю, четвёртые, наконец, разъезжали по Луне. За 17 предыдущих лет СССР направил к Луне около 25 аппаратов. Продолжись эта практика, и такие аппараты могли ненароком заснять и районы якобы совершённых высадок. И что произойдёт, если там совершенно неожиданно для советских исследователей окажется нетронутая лунная «целина»? Удастся ли предотвратить утечку этой крамольной информации? И советское руководство приняло вполне адекватное решение. В том же 1976 году, когда был забит последний гвоздь в гроб проекта Н1, СССР прекратил посылать к Луне даже автоматические аппараты. С тех пор прошло уже более 40 лет, к Луне потянулись АМС самых разных национальностей. Но ни один советский, а после российский аппарат не стартовал к Луне с того самого «памятного» для отечественной космонавтики 1976 года. В.П. Мишин писал: «Очень часто задают вопрос: что было бы с нашей космической техникой, если бы был жив Королев? Думаю, что даже он, с его авторитетом, настойчивым и целеустремленным характером, не смог бы противостоять тем процессам, которые охватили все сферы деятельности нашего общества. Ему было бы трудно работать, не ощущая поддержки руководителей ракетно-космической техники в нашей стране, проводивших (еще при жизни Сергея Павловича) непонятную в этом вопросе политику».
А.И. ПОПОВ,
доктор физико-математических наук