Вернуться в библиотеку?


OTTO ВИЛЛИ ГАЙЛЬ

ЛУННЫЙ ПЕРЕЛЕТ


Перевод И. БЕККЕРА

Предисловие и научная редакция Я. И. ПЕРЕЛЬМАНА

ИЗДАТЕЛЬСТВО КРАСНАЯ ГАЗЕТА
Ленинград
1930


О. W. GA'L
Hans Hardts
Mond ahrt

ОГЛАВЛЕНИЕ
Главы

I.
II.
III.
IV.
V.
VI.
VII.
VIII.
IX.
X.
XI.
XII.
XIII.
XIV.
XV.
XVI.
XVII.
XVIII.
XIX.
XX.
XXI.
XXII.
ХХШ.
XXIV.
XXV.
XXVI.
XXVII.
XXVIII.
XXIX.
XXX.
XXXI.
XXXII.

Предисловие
Двенадцать часов семь минут
Бутылка пива
Дыра в небе
Ф 2001
Тайна Ганса Гардта
Андерль
Прыжок через океан
Проект
Карусель
Старт
Под'ем
Над Землей
В мировом пространстве
В состоянии невесомости
Четвертый пассажир
Солнце на ночном небе
Свобода
Загадочное открытие
Томми действует
Близ Луны
Таинственный спутник
На луне Луны
Падение
Сюрприз
В неведомом мире
Лед
Силовая установка
В кратере
Ночная тень на Луне
На родину
Спуск
Заключение
Стр.
3
13
17
22
27
29
37
40
47
57
63
73
80
86
91
97
102
107
113
118
122
129
136
138
141
146
151
158
165
175
182
187
192
ТИПОГРАФИЯ «КРАСНОЙ ГАЗЕТЫ» ИМЕНИ ВОЛОДАРСКОГО ЛЕНИНГРАД
Фонтанка 57

Ленинградский Областлит №48506 Заказ №8177 Тираж 50 000


ПРЕДИСЛОВИЕ

На тему о путешествии на Луну имеется в мировой литературе, вероятно, до сотни романов, — в том числе такие классические в своем роде произведения, как «Вокруг Луны» Жюля Верна и «Первые люди на Луне» Уэллса. Чтобы заслужить право на внимание, новый роман на ту же тему должен обладать крупными достоинствами. Роман немецкого писатели О. В. Гайля имеет то крупное преимущество, что он технически реален. Перед нами не утопия, не фантазия, а повесть о будущем, — быть может, уже не столь далеком.

Жюль Верн, описывая фантастическую пушку, выбросившую трех смельчаков далеко в мировое пространство, не думал, конечно, о том, чтобы измышленное им средство перелета на Луну может быть когда-нибудь осуществлено: подобная затея не имеет никаких шансов воплотиться в действительности. Еще меньше может притязать на это остроумная выдумка Уэллса, — непроницаемое для тяготении вещество: снаряд, покрытый слоем «кеворита», переносит героев романа на Луну1. Совершенно иначе обстоит с основной мыслью романа Гайля: она технически осуществима, если не сейчас, то в более или менее близком будущем. Весь роман — художественная популяризации проекта межпланетного путешествия, тщательно разработанного германским физиком проф. Германом Обертом»


1Анализ этой идеи, обнаруживающий ее несостоятельность, как и разбор проекта Жюля Верна, интересующиеся могут найти в книге Л. И. Перельмана «Межпланетные путешествия», ГИЗ, 1929 г.

Автор предлагаемого романа имеет перед своими предшественниками то преимущество, что живет в эпоху, когда мысль о межпланетных перелетах перестала быть заманчивой мечтой и превратилась в научно продуманный замысел. Проблема находит свое разрешение в использовании ракеты — замечательного орудия, которому техника до сих пор не находила достойного применения.

Теория ракеты впервые математически разработана в применении к межпланетным перелетам (в 1901 г.). замечательным русским изобретателем К. Э. Циолковским, ныне еще здравствующим, который и признается во всем мире основоположником звездоплавания1. Первые опытные исследования над ракетами высокого полета были выполнены в 1919 г. американским физиком проф. Роб. Годдардом, независимо от Циолковского, разработавшим и теоретическую сторону дела. И, наконец, в самые последние годы, наряду с русским и американским исследователем, выступил со своими замечательными работами германский физик проф. Оберт. Он завершил труды своих предшественников созданием ряда проектов ракетных аппаратов для полета за пределы атмосферы, и пустоту мирового пространства. Достаточно перелистать его последнюю книгу «Пути к Звездоплаванию» (увенчанную премией Французского астрономического общества), чтобы удостовериться, насколько подробно разработаны им смелые проекты полетов к крайним границам атмосферы, в мировое пространство, на Луну, на другие планеты — все то, что еще так недавно служило лишь сюжетом фантастических романов.


1«Звездоплавание» — плавание в мировом пространстве (как воздухоплавание — плавание в воздухе)

На этом материале и построен роман О.В.Гайля, представляющий собой, как уже упомянуто, удачный опыт беллетристической популяризации идей вождя германских звездоплавателей. До какой степени проникся романист идеями Оберта и его единомышленников, видно, между прочим, из того, что в своих научных трудах германский физик охотно цитирует страницы из произведений Гайля в тех случаях, когда желает дать наглядное представление о той или иной стороне своих проектов.

Надо заметить вообще, что на родине Гайля идея звездоплавания получила наиболее плодотворное развитие. Ни в какой другой стране не сделано так много для разрешения этой проблемы, как в Германии, имеющей наиболее богатую литературу по этому предмету. Здесь имеется «Союз звездоплавания», насчитывающий несколько сот членов и издающий специальный журнал «Ракета». В Германии производились довольно успешные опыты применения ракет к движению автомобиля, саней и аэроплана. В настоящее время (конец 1929) там подготовляются многообещающие испытания ракетных аппаратов, испытания, долженствующие в случае успеха далеко продвинуть вперед проблему завоевания межпланетных пространств. Мы еще вернемся к этим опытам после того, как выясним принципы, лежащие в основе звездоплавания.

Почему в поисках аппарата, могущего вынести человека в мировое пространство, остановились именно на ракете?

Главная причина та, что ракета — единственное орудие, на котором осуществим управляемый полет в пустоте. Дирижабль и аэроплан могут двигаться только в среде достаточной плотности; в разреженные слои атмосферы, лежащие выше 13 километров, не проникал ни один дирижабль, ни один аэроплан, и вряд ли когда-нибудь эти аппараты смогут продвинуться сколько-нибудь заметно дальше этой границы. Пушка, быть может, и могла бы со временем забросить снаряд далее пределов атмосферы или даже до Луны (для этого нужно сообщить снаряду начальную скорость около 12 километров в секунду). Но летящее пушечное ядро — снаряд неуправляемый: его положение и скорость в каждой точке пути заранее предопределены и не могут быть изменены усилиями пассажиров ядра. Кроме того, пушечное ядро свою огромную скорость приобретает так быстро, что пассажиры неизбежно должны погибнуть от сотрясения.

Ракета от всех этих недочетов свободна. Что такое ракета? В простейшем виде — в форме тех увеселительных ракет, которые всем, вероятно, случалось видеть во время народных празднеств — это трубка, наполненная медленно сгорающим порохом. При зажигании пороха ракета взвевается вверх. Есть не мало людей, которые убеждены, что «ракета в полете отталкивается от воздуха тою струею горячих газов, которые вытекают из ее трубки при горении». Это совершенно ошибочное представление. Ракета движется по другой причине — по той же самой, по которой «отдает» стреляющее ружье или пушка. Когда пороховые газы выбрасывают пулю или снаряд в одну сторону, они ч такою же; силою давят и во все другие стороны. Но все боковые давления уравновешивают друг друга; одно лишь давление назад остается неуравновешенным: оно-то и увлекает оружие назад, порождает отдачу. Отдача зависит всецело от тех газов, которые возникают внутри оружия; значит в пустоте ружье отдавало бы не менее сильно, чем в воздухе.

То же самое происходит и при горении ракеты: газы, образующиеся в ней от горения пороха, стремительно вытекают из отверстия трубки, а сама трубка отталкивается при этом в обратном направлении. Будет ли вокруг ракеты воздух или нет — зажженная ракета все равно полетит в пустоте даже лучше, чем в атмосфере, потому что воздух служит лишь помехой ее движению.

Вообразите огромную ракету с каютой для пассажиров, с большим запасом горючего, с особым устройством для управления взрыванием, — и вы получите представление о дирижабле, «звездолете», для полетов в пустоте межзвездного пространства. Каюта его должна быть устроена примерно так, как в современной подводной лодке: в ней должны находиться приборы для замены израсходованного кислорода свежим, запасы пищи, питья, набор инструментов для ориентирования и многое другое.

Теории показывает, что для одоления земного притяжения звездолет должен направиться в мировое пространство со скоростью не менее 12 километров в секунду. Самые мощные артиллерийские орудия не сообщают своим снарядам такой скорости. Можно ли надеяться достичь ее для ракеты?

Чем дольше горит ракета, чем больше из нее вытекло газов, тем большую скорость она накопляет: к скорости, полученной в предыдущую секунду, прибавляется скорость, развиваемая в следующую; кроме того, по мере сгорания запаса горючего, — ракета становится легче и приобретает от одного и того же напора газов большую скорость. Если, к тому же, взрывные газы сами вытекают весьма стремительно, то ракета к концу сгорания способна накопить значительную скорость. Можно в точности вычислить, какое количество какого горючего должно быть сожжено в ракете данного веса, чтобы накопить ту или иную желаемую скорость. Расчет дает твердое основание утверждать, что при надлежащем выборе горючего требуемая для звездоплавания скорость безусловно может быть достигнута.

Не надо думать, что лучше всего заряжать ракету сильно взрывчатыми веществами. Порох для звездолета прежде всего чрезвычайно опасен: при зажигании может сразу взорваться весь его запас и уничтожить межпланетный корабль. Есть и другая причина, побуждающая отказаться от пороха и искать других веществ для заряжения Звездолета Скорость, с какою вытекают газообразные продукты горения пороха, недостаточно велика для надобностей звездоплавания. Вопреки распространенному мнению, взрывчатые вещества освобождают при горении меньше энергии, нежели такие вещества, как водород, нефть, бензин, сгорающие в кислороде.

Поэтому изобретатели звездолетов предусматривают лишь изпользование таких веществ, как сжиженный водород, нефть, бензин, спирт, горящих со сжиженным кислородом. (Водород и кислород нужно брать в жидком, а не в газообразном виде, для того, чтобы не пришлось пользоваться тяжелыми толстостенными резервуарами),

До самого последнего времени не удавалось изготовить ракету с жидким горючим. Первая такая ракета небольших размеров сооружается лишь в настоящее время (декабрь 1929 г.) профессором Обертом.

Первые этапы звездоплавания имеют не небесные, а земные цели. Это прежде всего — подъем небольших ракет без пассажиров, с самопишущими приборами, на высоту 70 — 100 километров для изучения высших, совершенно не исследованных слоев земной атмосферы. Видоизменением этой «метеорологической» ракеты явится ракета «фотографическая», снимающая местность с большой высоты; она найдет себе применение в военном деле. Другое видоизменение — «картографическая» ракета: пущенная над неисследованными частями земной поверхности (Африка, Гренландия и др.), они заснимет на кинематографической ленте ландшафты, которых не видел ни один человеческий глаз.

За ракетами этих трех типов последует «почтовая» ракета, также без пассажиров. Она сможет в полчаса перенести груз в несколько тысяч писем из Европы в Африку или обратно. Передача содержания всех этих писем по телеграфу заняла бы несравненно больше времени и обошлась бы гораздо дороже.

Пятым этапом будут аэропланы, снабженные ракетой вместо мотора. Они будут переносить пассажиров на огромные расстояния через верхние, крайне разреженные слои атмосферы, развивая скорость до тысячи и более метров в секунду. Эти «ракетопланы» явятся непосредственными предшественниками пассажирских звездолетов, — которые вначале будут совершать вылеты за атмосферу, не удаляясь глубоко в мировое пространств, а затем предпримут и настоящие межпланетные перелеты — на Луну, на Марс, на Венеру.

Чтобы облегчить читателю понимание многих мест романа, необходимо остановиться немного, на тех своеобразных ощущениях, которые придется пережить пассажирам межпланетного корабля. Мы говорим не о звездных ландшафтах за окнами звездолета, а о явлениях внутри самой каюты и внутри тела пассажира.

В коротких словах дело сводится к тому, что все вещи внутри звездолета будут во время полета иметь ненормальный вес. В те короткие промежутки времени, когда работает взрывной аппарат ракеты, звездолет движется либо ускоренно, либо замедленно, причем быстрота нарастания или замедления скорости в несколько раз больше, чем для тела, свободно падающего на землю. Это скажется внутри каюты в том, что все вещи сделаются там в несколько раз тяжелее своего нормального веса. Пассажиры но составят исключения и почувствуют себя отяжелевшими. Опыты показали, что человек безвредно может переносить лишь трехкратное увеличение своего веса, и потому проектируя звездолеты, устраивают их так, чтобы усиление тяжести в них никогда не превышало трехкратного. Это достигается путем надлежащего регулирования быстроты сгорания запаса горючего.

Еще более необычайные явления наступают внутри звездолета, как только горение заряда прекращается и небесный корабль начинает двигаться, как свободно брошенное тело. Вещи внутри звездолета и сам звездолет движутся при этом с одинаковой быстротой, не отставая и не опережая друг друга. Поэтому они не давят друг на друга, иными словами — вещи в звездолете становятся словно невесомыми. Отсутствие веса в течение большей части перелета — пожалуй, самое любопытное и необычайное ощущение из всего, что доведется пережить будущему звездоплавателю. Состояние невесомости само по себе безвредно, но чтобы жить в такой обстановке, придется отказаться от многих глубоко-укоренившихся привычек и приобрести новые.

Прочие особенности научной и технической стороны лунного перелета разъяснены в романе с достаточной ясностью (немногие обмолвки автора частью исправлены, частью оговорены при редактировании перевода). Прочтя роман, читатель окажется, до известной степени в курсе современной постановки проблемы звездоплавания.

Заслуживает быть отмеченным необычайный успех, выпавший на долю этого произведения. Роман, впервые появившейся в середине 1928 года, успел выдержать на родине ряд повторных изданий (предлагаемый перевод выполнен с 7-го издания) и переведен на шесть иностранных языков: французский, голландский, датский, норвежский финский, венгерский.

Несколько слов о личности молодого автора. Отто Вилли Гайль родился в 1896. г,. Проделав военную кампанию 1914 — 1918 в качестве артиллерийского офицера германской службы, он по окончанию войны изучал математику и электротехнику, но не мог найти своим знаниям непосредственного профессионального применения. Испытывая крайнюю нужду, буквально голодая, он в 1924 г. написал свой первый роман «Выстрел во вселенную», сразу получивший широкую известность. Дальнейшими произведениями были: «Камень с Луны», «На ракете во вселенную» (популярно-научная книга) и, наконец, этот роман, который сейчас лежит перед читателем.

Я.Перельман



ГЛАВА 1

Двенадцать часов семь минут

Двухместный автомобиль Томми Бигхеда1 медленно катил по дороге в Детройт.

Одинокий путник, позевывая, откинулся на мягкую спинку закрытой машины. Одной рукой он держался за руль, в другой была толстая сигара, которой он то и дело затягивался, выпуская клубы дыма. Томми Бигход не замечал, до чего душно стало в его тесной закрытой машине.


1 Бигхед — буквально: «толстоголовый» (по-английски).

Вообще говоря, Томми не привык передвигаться со скоростью 20 километров в час. Наоборот, восемь цилиндров его Форда обычно развивали максимальную скорость. Недаром Бигхед считался самым ловким репортером «Вечерней почты Мичигана».

Едва в каком-нибудь, даже самом захолустном городка штата Мичиган, случалось какое-либо происшествие, тотчac же оказывался там Томми Бигхед со своим неизменным: «В чем дело?» А спустя какой-нибудь час после происшествия на всех углах Мичигана красовались уже его отчеты о случившемся. Он готов был с кем угодно итти в пари, что его никто не опередит, но редко находились охотники вступать с ним в спор: все знали, что ловкий Томми не хвастает зря.

Теперь он не без причины так безжалостно тратил свое драгоценное время. Он присутствовал сейчас на лодочных гонках и так часто повторял свое неизменное «в чем дело», у что в горле у него пересохло — приходилось неоднократно смачивать его ледяным лимонадом из бара. Этот холодный лимонад почему то имел вкус коньяка, и в итоге голова Томми стала такой тяжелой, словно он надел на нее водолазный шлем. А Томми прекрасно знал, что после изрядной порции «лимонада»», когда голова отягощена «водолазным шлемом», лучше ехать как можно медленнее.

Мотор шумел легко и однотонно, точно оса. Томми чувствовал себя усталым, до того усталым, что готов был даже соснуть. Машина замедляла ход и, описывая неуверенные кривые, катилась по бесконечному, залитому солнцем шоссе.

Тихий звук неожиданно нарушил полудремотное состояние Томми. Он вскочил и не без испуга заметил, что какой-то незнакомец, — крупная фигура в кожаном костюме, — стоял на подножке машины и энергично стучал в окошко.

Томми быстро пришел в себя.

«Этот человек не похож на грабителя», — подумал он, и так проворно пустил в ход тормоз, что машина со скрипом и шумом отскочила назад. В тот же момент Томми приоткрыл дверцу.

— Что это значит? — крикнул он далеко недружелюбно.

Незнакомец соскочил с подножки и, вежливо поклонившись, произнес:

— Простите за беспокойство, сэр. Я желал бы только знать, — который час?..

— Что? Из-за такого пустяка вы остановили меня на полном ходу! — возмутился Томми. — Как могли вы позволить себе нечто подобное? Это возмутительно! — негодовал Томми.

— Вряд ли можно говорить о полном ходе, — спокойно возразил незнакомец. — Во всякое случае, вы должны быть мне благодарны за то, что я вас разбудил: вы легко могли очутиться в канаве.

— Гм, — пробормотал Томми, и на лице его показалась чуть более дружественная улыбка. — Вы правы, сэр; я вам очень благодарен. Скажите, чем могу быть полезен? Не угодно ли вам поехать со мной?

— Нет, я в Детройт не собираюсь. Я хочу только знать, который час.

«Чудак». — подумал Томми, вынимая часы. — Теперь ровно 12 часов семь минут.

— 12 часов семь минут, — повторил незнакомец. — Весьма признателен. Ваши часы точны?

— Разве можно себе представить Томми Бигхеда с неверными часами!

— Очень рад познакомиться, мистер Биг...

— Бигхед, сэр, — сказал немного обидевшись Томми. — Неужели вам незнакомо имя лучшего репортера во всем Мичигане?

— Это вы? — и незнакомец чуть-чуть улыбнулся.

— Да.

— В таком случае, я могу отблагодарить вас за вашу любезность, мистер Бигхед. У меня имеется интересное сообщение для вашей газеты...

— А! — обрадовался Томми и с любопытством высунулся из окошка. — Скорее, в чем дело? Держу пари, что через час ваше сообщение уже выскочит из ротационной машины. — Он проворно выхватил блокнот и карандаш.

— Запишите, что сегодня в 12 часов 7 минут вы разговаривали со мной.

— Дальше?

— Больше ничего. Это все.

Томми внимательно посмотрел на незнакомца, словно сомневаясь в его здравом уме, и с неудовольствием сказал:

— Я готов съесть свой автомобиль, если это известие заинтересует хотя бы одного читателя моей газеты. Идете в пари?

— Мне очень жаль ваш славный автомобиль, ибо ваша встреча со мной без сомнения представляет огромный интерес для всех читателей. Вам придется даже выпустить экстренное сообщение.

— Человече! Вы страдаете сплином! — воскликнул заинтересованный репортер, выскочив из машины. — Кто же вы: сиамский король или чемпион бокса?

— Меня зовут Ганс Гардт. Я — немец, и полагаю, что в Штатах не найдется и десяти человек, которые слышали бы мое имя, — ответил спокойно незнакомец, вынимав какой-то пакет из кармана куртки. — Я вам кое-что привез мистер Бигхед. Бутылка пива, весьма редкая вещь в безалкогольной стране. Выпейте за наше общее здоровье.

Томми был убежден, что встретился с сумасшедшим. Все же он взял завернутую в газету бутылку решив поскорей отвязаться от странного незнакомца.

Еще маленькая просьба, — прибавил Ганс Гардт. — Вы ведь знаете, что мы, немцы, любим порядок. Не будете ли любезны расписаться в получении этой бутылки?.. — Он протянул свой дорожный паспорт.

Томми ничего не оставалось, как исполнить просьбу.

— Вы можете прислать мне и счет, — сказал он резко, написав несколько слов в паспорте.

— Этого не понадобится. Однако, вы забыли отметить время — 12 часов 7 минут.

Томми исполнил и эту просьбу.

— Еще что?

— Больше ничего. Благодарю вас.

— Ну, прощайте, сэр.

— До свиданья, мистер Бигхед, — сказал немец, — и не забудьте про экстренный выпуск. Ровно 12 часов 7 минут!

«Сумасбродный чудак!» — проворчал Томна и пустил машину полным ходом.

Когда Томми через несколько минут обернулся, немца уже не было. Он, повидимому, свернул куда-то в сторону.

Томми стал недоверчиво разворачивать бутылку.

Любопытно, что сунул мне этот чудак», — подумал он, откупоривая бутылку и нюхая ее содержимое. Действительно, в бутылке оказалось настоящее мюнхенское пиво, и Томми Бигхед, самый ловкий репортер Мичигана, не мог отказать себе в удовольствии залить досаду на незнакомца несколькими глотками.



ГЛАВА 2

Бутылка пива

Ровно через полчаса Томми входил в редакцию «Вечерней почты Мичигана».

— Алло, Томми, — приветствовал его главный редактор. — Вы знаете уже последнюю новость?

— Конечно, мистер Тиллер.

— Нет, Томми, не знаете, не можете этого знать, разве только вы были сегодня утром в Германии...

— В Германии? Нет, но немца... — он остановился, а затем прибавил: — А дальше, старина, что вы хотели рассказать?

— Сейчас получена телеграмма из Берлина: немцы опять делают попытку перелететь через океан.

— Это все? — заметил презрительно Томми. — Не проходит недели, чтобы, газеты не шумели о новых попытках перелета. Немцы не удовлетворяются уже чисто спортивными предприятиями, вроде перелета Келя из Ирландии в Нью Фаундленд. Им хочется установить регулярное воздушное сообщение между Америкой и Европой.

— Да, да, Томми, но, повидимому, это еще долго останется неосуществимой мечтой. Никто не в силах, бороться с постоянными западными ветрами; даже наш Линдберг не решился предпринять такой полет. Он полетел только из Америки в Европу, а обратный путь предпочел делать на пароходе. Бедняга, который попытается совершить перелет Европа — Америка, вынужден будет под градом насмешек повернуть с полпути обратно или же потонуть в море, как случилось со многими смельчаками до него.

— Как его зовут? — спросил Томми.

— Погоди-ка, — шеф-редактор стал рыться в пачке телеграмм. — Вот телеграмма, вот-вот... Этот новый летчик вероятно, страшный чудак: не потрудился даже как следует разрекламировать предварительно свое предприятие. Никаких интервью, никаких разговоров с представителями печати, и вдруг, в один прекрасный день, пускается в путь без всякого шума. Лишь за две минуты до старта он подозвал механика н велел взять курс на Америку, словно собирался сделать увеселительную прогулку.

Томми был в восторге.

— Молодец парень! Он не трещал о себе, как все его предшественники.

— Да, — согласился Тиллер. — И по одному этому мне хотелось бы, чтобы этот Ганс Гардт благополучно совершил свой полет...

Тиллер не стал больше говорить, ибо Томми Бигхед, самый ловкий репортер Мичигана, вдруг вскочил, словно его подбросила пушка, и схватил своего шефа за горло.

— Томми... — еле прохрипел испуганный до смерти редактор.

Репортер отпустил его и пустился в пляс в кабинете редактора, стал швырять стулья, сбросил кипу бумаг и книг на пол с таким шумом и треском, что окна задрожали.

— Балбес! Осел! — подобные нежные выражения так и сыпались из уст Томми.

Изумленный и испуганный редактор вытаращил глаза и с ужасом следил за дикими движениями своего сотрудника.

— Скажите, пожалуйста, Томми, вы это от жары или белены объелись?

Томми вдруг остановился, хотя его руки продолжали еще делать бессмысленные движения в воздухе. Он взял стул, уселся, сунул сигару в угол рта и сказал с кажущимся спокойствием:

— Вы печатаете сообщение о полете Ганса Гердта?

— Оно уже в наборной.

— Тогда прибавьте... Нет, нет, выпустите экстренный листок... Ганс Гардт благополучно высадился в Америке. Полет немца из Европы в Америку удался блестяще...

— Томми, — сказал опять редактор мягкий тоном, — Томми, меня беспокоит ваше здоровье. Вы больны. Желаете получить отпуск?

— Перестань пороть чепуху, старина! Что станется с газетой, если Томми Бигхед возьмет отпуск?

— Да, Томми... Но откуда вы знаете, что этот полет совершился благополучно? Вам это приснилось?

— Нет, — отчеканил Томми. — Я говорил с Гардтом ровно час назад.

Редактор громко расхохотался.

— Томми, — гремел он, — вы галлюцинировали! Вам необходим отпуск. Известно ли вам, когда был старт?

— Нет.

— В 16 часов 30 минут...

— Значит, вчера, после обеда, в половине шестого? Он, однако, чертовски быстро летел!..

Тиллер хохотал, держась за бока.

— Нет, Томми, не вчера, а сегодня, сегодня после обеда в 4 часа 30 минут.

— Чепуха! Ведь теперь час дня...

— Да, по нашему времени, Томми. Но сообщение получилось из Германии, а в средней Европе время на шесть часов впереди. 16 часов 30 минут минус шесть. Это значит 10 часов 30 минут. Так?

Томми беспокойно ерзал на стуле.

— По нашему времени старт был сегодня yтром в 10 часов 30 минут. Но ведь это же совершенно невозможно!

— Почему?

— Потому что в двенадцать часов я говорил с Гансом Гардтом, — стоял Томми на своем.

— Вы видели сон на яву, Томми. Вы, вероятно, слишком много глотнули лимонада. Неужели вы серьезно думаете, что человек в состоянии перелететь Атлантический океан ни больше, ни меньше как в полтора часа?

— Нет.

Томми больше ничего не сказал. Несколько минут он сидел без движения на стуле.

— О чем задумались, Томми?

— Я думаю, что Томми Бигхед вполне созрел для сумасшедшего дома, — сказал подавленно Томми. Он стал мять свою угасшую сигару, словно искал в ней объяснение непонятной загадки.

Тиллер наклонился к нему, желая выразить свое сочувствие.

Внезапно лицо Томми осветилось радостной улыбкой.

— А бутылка? — крикнул он и помчался по коридору на улицу. Схватив в автомобиле подарок Ганса Гардта, он оттолкнул встретившегося мальчика и ворвался снова в кабинет Тиллера.

— Старина! — крикнул он еще за дверью. — Призраки подносили когда-либо подарки?!. Вот попробуйте-ка, настоящее мюнхенское экспортное пиво, оно только немного согрелось.

— Это дал вам Ганс Гардт? — Тиллер недоверчиво покачал головой.

— Да, да, в 12 часов 7 минут, в 30 километрах к югу от Детройта. Хотите пари?

Тиллер задумался. Он знал, что Томми зря не предлагает пари.

— Гм, пробормотал он. — Во всяком случае это любезный призрак. Но как вы объясняете все это?

— Слышали сказку про зайца и орла?

— Нет.

— Потому-то вы и не понимаете. Я считаю обоих Гардтов орлами.

— Обоих?..

— Ясно, что их двое. Один Ганс Гардт в сделал вид, будто собирается лететь через Атлантический океан, а другой околачивался здесь в окрестностях Детройта и удостоил меня этого милого подарка. Чтобы доказать свое алиби, он заставил меня расписаться в получении на его паспорте. Теперь вы раскусили эту махинацию?

Томми с торжеством посмотрел на шефа, гордясь своим ясным и острым умом. В прекрасном настроении он стал разворачивать бутылку. Вдруг глаза его застыли, и, словно лишившись сил, репортер упал на стул.

— Томми? — Озабоченный Тиллер подбежал к репортеру.

— Читайте, — прошептал беззвучно Томми.

Редактор схватил газету, в котором была завернута бутылка и, едва начав читать, побледнел.

«Мюнхенские последние новости», вечерний выпуск от 17-го июля, — прочел он и посмотрел на Томми. Тот с усталой улыбкой показал ему на стенной календарь.

Мюнхенская газета от сегодняшнего числа, — бормотал Тиллер. Как она попала сюда?

— Ганс Гардт... привез... эту газету... сюда... — стонал Томми — действительно, в полтора часа...

В кабинете редактора стало тихо. Лишь из соседней комнаты доносился стук пишущих машин.



ГЛАВА 3

Дыра в небе.

Водолазный шлем исчез с головы Томми. Восемь цилиндров его машины, с жужжанием развив максимальную скорость, мчали репортера из Детройта.

Он не обращал ни малейшего внимания на те проклятия, которые со всех сторон раздавались по его адресу. Обеими руками крепко держался он за рулевое колесо и с величайшим вниманием лавировал среди многочисленных других автомобилей, встречавшихся по пути.

Быстро промелькнули последние кабачки в южной части города, за ними показались склады, пустыри и наконец, — тихие поля; дорога была свободна. Томми увеличивал скорость, стрелка быстро подвигалась, показала 120 километров в час и подвинулась еще дальше, Томми мчался с такой быстротой, что перестал различать отдельные деревья аллеи по обеим сторонам шоссе: они слились в сплошную лесную чащу,

Фред Тиллер, шеф-редактор, сидевший рядом с Томми, осторожно прикоснулся к его руке:

— Не будьте легкомысленны, Томми: 140 километров в час опасная игра!

Томми рассмеялся.

— Который час? 1 час 25 минут.

Прошло еще пять минут. Наконец, бешеный ездок замедлил ход и, внимательно осматриваясь кругом, остановился.

— Вот место, где ровно 90 минут назад меня остановил Ганс Гардт.

— Куда он направился после этого?

— Не знаю, — ответил Томми с огорчением. — У меня на голове был шлем, и я ничего не видел. Надо поискать. Томми поехал медленно, и оба путника внимательно смотрели по сторонам дороги.

— Вот направо полевая тропинка, Томми. Быть может...

— Посмотрим.

Автомобиль резко повернул направо и поехал по проторенной возами дороге. Томми проклинал выбоины и камни, которые попадались по пути, затрудняя и замедляя езду.

Дорога пошла по пшеничным полям, а затем свернула мимо кустов высокого терновника.

— Гоп-ля! — закричал Томми и схватился за тормоз. Он едва не наскочил на огромный высоко нагруженный грузовик, который показался из-за кустарника и чуть не опрокинул элегантный двуместный автомобиль Томми.

Дорога была до того узка, что обеим машинам никак нельзя было проехать. Томми ничего но оставалось сделать, как дать ход назад.

— Но какого чорта в такое пустынное место прикатил этакий гигант? — удивился Тиллер.

Томми, который осаживал машину на поля, вынужден был следить за тем, что происходило позади его, и не имел времени задуматься над этим вопросом. — Тут, пожалуй, мы можем свернуть назад в поле.

Но он не заметил заросшей травой канавы, отделявшей дорогу от поля. Заднее левое колесо машины попало в канаву, правое сделало несколько оборотов в воздухе и автомобиль повис над канавой.

— Вот так история! — рассвирепел репортер, открыв дверцы и выскочив из автомобиля.

Грузовик медленно приблизился на расстояние трех метров, но проехать дальше не мог.

— Алло! — крикнул Томми шоферу. — Нет ли у вас шпиля?

Тот покачал головой, улыбнулся и стал медленно слезать с высокого сидения.

— Как вы, собственно, попали сюда со своим огромным грузовиком? В чем дело?

Шофер показал рукой, назад, но ничего не ответил,

— Что это за бочки, которыми вы так нагрузились? — продолжал расспрашивать Томми, но шофер пожал плечами и продолжал молчать. От него ничего нельзя было добиться. Трое рабочих, сидевшие на бочках, были немы, как рыбы.

Единственной заботой Томми было вытащить свою машину из канавы к пустить ее. Шофер извлек шпиль, три его товарища явились на помощь, и все вместе стали вытаскивать автомобиль.

Томми использовал этот момент, чтобы ближе познакомиться с заинтересовавшим его грузом. Он всунул палец в открытую втулку одной бочки и осторожно лизнул его языком.

— Ага! — проворчал он сквозь зубы. — Посмотрите-ка, — мигнул он Тиллеру. — Хотите получить премию, мистер Тиллер? Укажите полиции на этих ребят: крупные алкогольные контрабандисты!

— Пустые бочки ровно ничего не доказывают, Томми, — сказал редактор, улыбаясь.

Вдруг он подскочил.

— Прислушайтесь-ка Томми! Слышите?

Томми бежал уже вперед. Быстрыми шагами мчался он к холму, Тиллер — за ним. Рабочие также бросили работу и устремили свои взоры на запад.

Внезапно раздался треск, словно от взрыва бомбы и опять наступила тишина.

— Постойте, Томми! — кричал Тиллер бегущему репортеру.

— Некогда, — ответил тот. — Тут за холмом спрятан Ганс Гардт и...

Раздался снова треск, еще сильнее, чем раньше. Что-тo зашипело, зашумело.

— Смотрите! — закричал Томми, и остановился, запыхавшись.

В расстоянии метров 800 на западе показался гигантский самолет, который поднялся над краем холма. Крылья ярко блестели на солнце.

— Опоздали! — в отчаянии застонал Томми. Он стоял с раскрытым ртом и глазел на самолет, который, делая крутые виражи, быстро уносился на восток, оставляя за собой беловатый след.

Самолет становился все меньше и меньше, и скоро исчез из виду.

— Странная машина! — сказал Тиллер, догнав репортера.

— Да, действительно, такой могучий корпус на таких маленьких крыльях...

— Вы слыхали когда-либо, чтобы пропеллер порождал такие ужасные звуки?

— Нет, мистер Тиллер, звуки пароходной сирены пропеллер издавать не в состояния, и никакой бензиновый мотор не оставляет за собой такого туманного хвоста. Удивительная, сказочная машина...

Самолет казался темной точкой на синем небе. Тиллер и Томми поворачивали головы во все стороны, чтобы следить за полетом этой таинственной машины,

— Не могу себе представить, каким образом эта штука в 90 минут проделала расстояние в девять тысяч километров, — заметил задумчиво Тиллер. — Кажется, она летает не быстрее наших самолетов,

— Тише! — закричал вдруг возбужденный Томми. — Вы видели молнию?

— Тысяча чертей! В чем дело? Эта штука взорвалась! — Проклятье, мы не захватили биноклей...

Позади самолета блеснула молния, и все кругом окуталось облаком дыма. Через несколько секунд послышались отголоски далеких звуков, которые вскоре замерли.

Самолет исчез. Остались лишь светлые полосы дыма на безоблачном небе, постепенно рассеиваемые ветром.

Некоторое время все молчали, затем Тиллер пpoизнес дрожащим голосом:

— Случилось несчастье, Ганс Гардт погиб...

— Нет, не верю этому, — сухо ответил Томми,

— Но ведь после взрыва машина исчезла! Неужели вы еще видите ее?

— Нет, не вижу ничего, кроме дыма.

— Куда нее девался самолет?

— Он, вероятно, сделал дыру в небе и прорвался туда, старина Тиллер.

Заметив, что редактор обиделся и молчит. Томми прибавил :

— Не огорчайтесь, мистер Тиллер. Неужели вы думаете, что машина, которая может сделать 9000 километров в 90 минут, так же проста, как обыкновенная машина? Я полагаю, что подъем, который мы видели, был лишь увертюрой к путешествию. Настоящий полот начался после этого странного взрыва. Как именно — я, к сожалению, не могу себе представить. Быть может, в самой деле помогла какая-то дыра в небе. Эти немцы, просто черти какие-то! Мой покойный отец также эмигрировал в Штаты из Германии; он всегда говаривал: немцы обладают идеями, а американцы на них наживаются.

Во время этой необычной для Томми длинной речи Фред Тиллер не выпускал из глаз автомобиль. Рабочие, наконец, вытащили его из канавы и отодвинули так далек, что грузовик мог проехать.

Томми, — заметил Тиллер, — эти люди уезжают, не дожидаясь даже нашей благодарности.

— Не беспокойтесь, мистер Тиллер: я заметил номер грузовика — Ф 2001. Эта молчаливая шайка алкогольных контрабандистов имеет, я убежден, какое-то отношение к Гансу Гардту. Ну, я заставлю их говорить. Хотите пари?



ГЛАВА 4

Ф 2001

На обратном пути редактор, пользуясь сообщениями Томми, написал подробный отчет о перелете Ганса Гардта для вечернего выпуска газеты. Подъехав к редакции, немедленно отправил рукопись в наборную. Томми— же устремился к телефону.

Алло! Центральную. Есть? Дайте бюро по заявкам автомобилей... Есть? Добрый день, сэр. Говорит Томми Бигхед из «Вечерней Почты». Будьте добры выяснить, кому принадлежит двадцатипятитонный грузовик Ф 2001... Да, Ф 2001. Пожалуйста...

Не прошло и полуминуты, как получился ответ.

— Ф2001 заявлен экспедиционной конторой «Братья Лангфильдс», на 8-й улице.

— Великолепно, сэр. Благодарю вас.

Томми нашел в книге телефон конторы этой фирмы и позвонил.

— Лангфильдс, — послышался женский голос.

— Доброе утро, мисс. Мне необходим тотчас же тяжелый грузовик, по крайней мере двадцатипятитонный...

— Очень сожалею, но наш двадцатипятитонный грузовик сегодня занят. Быть может, вам угодно будет взять две меньших машины?

— Нет, мне необходим большой грузовик.

— Он уже взят...

— Может быть, вы разрешите мне столковаться с клиентом? Как его зовут?

— Мистер Гардт.

Томми улыбнулся и сказал таким тоном, словно очень обрадовался полученному сообщению:

— Вот как? Мистер Гардт? Весьма кстати, это мой старый знакомый. Он все еще живет в «Метрополе»?

— Нет, сэр, в отеле «Мак Алланс» на Бостонской улице.

— Да, да, совершенно верно. Как я мог спутать! Именно в «Мак Алланс». — Затем он прибавил словно вскользь: — Жаль, я хотел посетить его, но он, к сожалению, уехал в Европу...

— Вы ошибаетесь: мистер Гардт две минуты назад был у нас...

Томми был до того ошарашен этим ответом, что повесил трубку, забыв даже поблагодарить девушку.

«В чем дело? Как это могло случиться? Неужели Гардт здесь?»

Некоторое время Томми не мог притти в себя от охватившего его изумления. Мысли у него спутались, и он с большим трудом пытался разобраться в создавшемся положении.

— Неужели мы ошиблись? — пробормотал он весьма недовольный и вышел на улицу.

Он немедленно поехал на Бостонскую улицу, остановился у отеля «Мак Алланс» и зашел туда.

— Да, да, сэр, — любезно ответил портье на его вопрос. — Мистер Гардт уже 14 дней живет у нас в комнате №45, — он посмотрел на доску с ключами. — Кажется, он сейчас дома: ключа от № 45 тут нет.

Томми послал с мальчиком свою визитную карточку мистеру Гардту. Немедленно получился ответ но телефону:

— Мистер Гардт ждет вас в курительной комнате на восьмом этаже, — сказал портье.

Томми с нетерпением поднялся на лифте.



ГЛАВА 5

Тайна Ганса Гардта

— Мистер Томми Бигхед — доложил мальчик и исчез.

Томми очутился перед худым, невысокого роста, невзрачным господином. Трудно было определить возраст этого человека. Маленькая выхоленая бородка и скуластое, немного морщинистое лицо не соответствовали подвижным, молодым, живым глазам, которые блестели сквозь роговые очки и невольно привлекали к себе внимание.

— Простите, сэр, — сказал Томми с непривычкой для него вежливостью. — Вероятно, произошла ошибка. Я хотел видеть мистера Гардта.

— Это я. Чем могу служить?

Томми посмотрел в лицо этому седому человеку, покачал головой и спросил:

— Вы знаете меня, сер?

— Вы Томми Бигхед из «Вечерней Почты Mичигана», — ответил тот, улыбаясь. — Вы только что прислали мне свою визитную карточку.

— Да, да, но раньше вы видели меня когда-либо?

— Не имел чести встречаться с вами.

— В таком случае, вы не тот Ганс Гардт, которого я ищу.

Старик подозрительно поглядел на Томми.

— Я не Ганс Гардт, — сказал он, — Я Александр Гардт, доктор Александр Гардт. Я немецкий археолог и намереваюсь еще сегодня отправиться в Нью-Йорк, а завтра утром — на пароходе в Гамбург. Вы удовлетворены, мистер Бигхед?

— Вот как! — сказал задумчиво Томми, переступая с ноги на ногу. Он долго не решался задать собеседнику вопрос, знает ли он Ганса Гардта, а когда, наконец, набрался храбрости и спросил, то с замиранием сердца ждал холодного — «нет». Он готов был встретить во всеоружии те трудности, которые стали бы перед ним в результате такого ответа. Меньше всего намеревался Томми спасовать перед доктором. Он приготовил уже ряд вопросов, которыми намеревался забросать немца, лишь бы добиться от него истины.

Велико было изумление Томми, когда доктор спокойно ответил:

— Да, Ганс Гардт мой племянник. Если вы намереваетесь говорить с ним, вы опоздали. Правда, он сегодня был недалеко отсюда, но теперь, — доктор посмотрел на часы, — Ганс, вероятно, уже в Германки. Садитесь, пожалуйста, мистер Бигхед...

Томми сел на предложенный ему стул и беспомощно оглянулся. Теперь, когда он так близок к разрешению мучившей его загадки, как раз случилось то, чего он меньше всего мог ожидать.

Томми Бигхед, самый ловкий репортер Мичигана, понятия не имел, о чем спросить дядю Ганса Гардта.

— Мистер Гардт, — заикался он, — если бы вы это сказали кому-нибудь другому, тот наверное вызвал бы немедленно психиатра...

— Очень рад, что вы обо мне лучшего мнения. Если вас кое-что интересует, спрашивайте.

Томми охватила непривычная робость перед эти маленьким уравновешенным человеком. Он чувствовал очень плохо, когда умные глаза ученого устремлялись на него.

— Ганс Гардт, действительно, прилетел сегодня из Германии в полтора часа? — спросил Томми, все еще продолжая сомневаться.

— Да. Перелет от Фридрихсгафена на Боденском озере до Детройта продолжался 92 минуты.

— Каким образом смог он в такое невероятно короткое время совершить перелет через Атлантический океан, с востока на запад, перелет, который представляет такие огромные трудности для всех других летчиков? Неужели Ганс Гардт так всемогущ, что и состоянии остановить морские бури?

— Конечно, нет. Но он избрал путь, где нет никаких бурь и ветров.

— Никак не могу себе представить, где мог он найти такой путь!

Доктор Гардт задумался, а затем сказал:

— Разве вы не знаете, мистер Бигхед, что на высоте около 15 тысяч метров и выше нет никаких ветров?

— Вот как, — отозвался Томми, — значит, Ганс Гардт добился небывалого до сих пор рекорда высоты?

Ученый улыбнулся.

— Да, но и на высоте 15 километров нельзя покрыть 9000 километров в течение 90 минут. Ни одна машина в мире не могла бы преодолеть сопротивления воздуха, которое при такой быстроте неимоверно увеличивается. Нет, Ганс Гардт должен был забраться значительно выше, да, значительно выше. Я думаю, он временами летел на высоте 800 километров над земной поверхностью.

На лице репортера было написано беспредельное изумление.

— Но, мистер Гардт, — воскликнул он наконец, — вы фантазируете! Ведь на такой высоте нет воздуха, да и вообще...

— Совершенно верно, мистер Бигхед; путь лежал вне воздушной оболочки Земли, в пустом, несопротивляющемся пространстве. В этом-то и заключается весь секрет неслыханной быстроты перелета.

В комнате воцарилась тишина. Томми задыхался, словно проглотил слишком большой кусок, застрявший у него в гортани.

— Должен признаться, сэр, — сказал он наконец, — что я начинаю сомневаться в своем здравом уме. Я прекрасно понимаю, что в безвоздушном пространстве можно развить большую скорость, чем в атмосфере, где всякое движение встречает противодействие. Но каким образом самолет может вообще держаться в пустом пространстве? Насколько мне известно, полеты возможны именно потому, что машины своими крыльями опираются о воздух. Я готов выпить всю воду из озера Эри, если самолет, очутившись в безвоздушном пространстве или обломав свои крылья, не рухнет тотчас же вниз.

Бигхед говорил с большим пылом. Доктор Гардт молча встал со своего места, взял туго набитую подушку, лежавшую на кушетке, и отошел с нею в дальний угол комнаты.

— Внимание, сэр. Ловите! Гоп-ля!.. — И размахнувшись, он бросил репортеру подушку.

Томми не оказался достаточно ловким, чтобы поймать подушку, и она угодила ему в голову.

— Позвольте, сэр, — закричал он. — Что за шутки?

— Я хотел показать вам, что предмет и без крыльев может летать, — ответил ученый, усаживаясь опять против Томми. — Неужели вы думаете, что эта подушка нуждается в воздухе для перелета от моей руки до вашей головы?

— Нет, — сказал пораженный Томми.

— Тогда возьмите обратно свое обещание осушить озеро...

— Гм, пробормотал репортер, теребя воротник своей рубашки, словно ему стало в ней тесно:

— Начинаю понимать... Ганс Гардт вовсе не летел через океан, он был каким-то образом переброшен по дуге из Германии к нам. Так, что ли?

При этом он внимательно следил за лицом своего собеседника, а когда тот кивнул в знак согласия, Томми вскочил:

— Но здесь ставьте точку, сэр, — воскликнул он с репортерской развязанностью. — Если я завтра напечатаю, что нашелся человек, который добровольно был выстрелен из большой пушки через Атлантический океан, немедленно подвергнут линчеванию, и к обеду я буду мертв.

— Вы и не должны рассказывать таких басен вашим читателям, мистер Бигхед.

Томми похолодел.

— Значит вы смеялись надо мной, сэр? Имейте в виду, что я хороший боксер.

— В чем дело? Ведь эта гигантская пушка, сознайтесь, собственная ваша выдумка. Разве я говорил о пушке?

— Нет, но, быть может, вы хотели меня одурачить?

Доктор Гардт задумался на минуту, а потом сказал тоном, совершенно отличным от того, с которым он до сих пор вел беседу:

— Одно из двух: или бросьте ваши глупые шутки, или же вам придется отказаться от моего общества...

Томми тихо сказал:

— Простите, мистер Гардт, но я должен сознаться, что слова ваши выше моего понимания.

— Вам надо только немного вдуматься. Если бы мой племянник согласился, чтобы им выстрелили из гигантской пушки, он упал бы замертво, и вы не имели бы удовольствия пить сегодня мюнхенское пиво, которым он угостил вас.

— Вы знаете об этом?

— Племянник рассказал мне о своей встрече с вами. Вы, вероятно, никак не могли понять, на что понадобилась ему ваша квитанция с точным обозначением времени. Теперь вы поймете, что ему необходимо было письменное удостоверение постороннего человека о своем прибытии в Америку, чтобы указать в Германии продолжительность перелета. Простая случайность, что именно вы оказались этим лицом.

Томми опять рассмеялся.

— Надеюсь, он не очень обиделся за то, что я его принял за беглеца из сумасшедшего дома!

— Неужели в Америке принято все то, что непонятно, связывать непременно с сумасшедшим домом и психиатрами?

— Дело не столько в нас, сколько в грандиозности вашего предприятия, сэр, — заметил Томми. — Но будьте добры, продолжайте рассказ. Какая сверх-естественная сила перебросила Ганса Гардта на 9 000 километров за такой срок, не превратив его в кисель?

— Эта сверх-естественная сила называется спиртом. Да, сэр, — прибавил он быстро, заметив недоверчивое выражение на лице Томми. — К сожалению, я сейчас ничего больше не могу прибавить; для первого раза хватит. Не сомневаюсь, что тираж вашей газеты удвоится, как только появится в ней статья о полете Ганса Гардта.

— Жаль, что вы не можете мне сказать, какую роль при этом играл спирт; это было бы особенно интересно в Америке. Боюсь, что мне никто не поверит, и доброе имя Томми Бигхеда пострадает напрасно.

— Вам должны будут поверить, сэр. У вас в руках вещественное доказательство. Разве вы не обратили внимания на газету, в которой была завернута бутылка мюнхенского пива?

— Совершенно верно, сегодняшний номер мюнхенской газеты все подтверждает. Вы правы, сэр. Никто не посмеет усомниться в этом факте.

— Очень рад, что вы обратили внимание на газету. Племянник не мог указать вам на это обстоятельство, иначе вы бросились бы за ним, а этого он хотел избежать во что бы то ни стало. Никто, кроме некоторых посвященных, не должен был видеть машину.

Томми промолчал о том, что он хотя мельком, но все же заметил машину.

— Каким образом такое предприятие могло быть подготовлено п осуществлено в строжайшем секрете от всего мира?

— Очень просто: те, кто знали, не болтали о нем, — сказал доктор улыбаясь.

— В Америке это было бы совершенно невозможно, — чистосердечно признался Томми. — Но почему же я удостоился чести получить от нас так много сведений о предприятии? Ведь вы даже не взяли от меня никаких обещаний молчать...

— Можете говорить и писать, сколько вашей душе угодно. Первый опыт моего племянника блестяще удался; он оставил теперь Америку, и нет оснований продолжать секретничать. Наоборот! Мы теперь заинтересованы в том, чтобы успех моего племянника стал известен всему миру. Нам необходимо собрать крупные средства для достройки новой, более совершенной машины. Предприятие, которым племянник мой намеревается теперь заняться, потребует сотен тысяч марок, а те средства, которые находились до сих пор в нашем распоряжении, почти исчерпаны.

Томми задумался. Повидимому, у него возникла блестящая идея и, словно наэлектризованный, он наклонился к собеседнику:

— Вам нужны деньги, мистер Гардт?

Тот утвердительно качнул головой.

— Сколько?

— Минимум миллион марок.

— Я достану вам 200 000 долларов1 — сказал Томми решительно.


1 Свыше 800 000 марок.

— У кого?

— В тресте, которому принадлежит «Вечерняя Почта Мичигана». Вы получите деньги, распоряжайтесь ими, как вам угодно; никаких отчетов от вас не потребуют.

— Но ведь какие-либо условия будут при этом выставлены? Никто ведь не дарит миллиона, а всего менее американцы.

— Само собой, мистер Гардт, но наши условия не будут вам в тягость.

— А именно? — спросил Гардт, видимо заинтересовавшийся предложением Томми.

— Вы продолжаете сохранять ваше предприятие в том же секрете, как и раньше. Вы не будете сообщать газетам никаких сведений, не дадите никому никаких интервью. Немедленно протелеграфируйте племяннику в Германию, чтобы он молчал до тех пор, пока вы не поговорите с ним сами. Я полагаю, что до получения вашей телеграммы в газеты ничего не проникнет.

— И все? За это вы дадите такую огромную сумму?

— Нет, сэр, еще одна мелочь, — Томми многозначительно подмигнул. — Ваш племянник будет работать в полнейшем секрете, и однако, газеты всего мира будут писать о его деле. Откуда они будут черпать свои информации? Из единственного источника, от единственного корреспондента, уполномоченного самим Гардтом, и этим корреспондентом будет Томми Бигхед, — продолжал Томми торжественно. А он уж заставит всех оплачивать свои отчеты так, что вернет все свои деньги, да еще и с процентами. Идет?

— Ваше предложение кажется мне приемлемым, мистер Бигхед, — сказал он задумчиво. — Но я не могу ничего решить без согласия моего племянника.

— Ладно, тогда отложите свой отъезд до завтра и пошлите сейчас радио-телеграмму племяннику. Я отправлю ее, как газетную телеграмму, это ускорит дело. Через пять часов вы получите ответ. А я пока поговорю со своим шефом, мистером Тиллером, чтобы он гарантировал вам эту сумму. Если Ганс Гардт примет предложение, мы завтра едем в Германию вместе. Олл райт?

Доктор Гардт был ошарашен той быстротой, с которой действовал этот американец. Но предложение привлекало его, и он дал свое согласие.

— Еще одно, мистер Гардт, — сказал Томми, вставая и прощаясь. — Не посвятите ли вы меня пока в цели и задачи ближайшего предприятия вашего племянника? Полет в Австралию?

— Дальше, сэр, гораздо дальше...

— А, понимаю, — воскликнул живо Томми. — Полет вокруг земного шара? Великолепная затея!

Гардт покачал головой и улыбнулся:

— Дальше, еще дальше, — повторил он.

— Еще дальше? — изумился Томми. — Дальше как будто некуда.

Немец подошел близко к репортеру, так близко, что чуть не прикоснулся к нему и посмотрел серьезно ему в глаза.

— Вы первый чужой человек, мистер Бигхед, который узнает это. Прыжок через океан был лишь опытом, маленькой предварительной пробой, такой же жалкой пробой, как тот прыжок, которым братья Райт, тридцать лет назад, начали свои полеты.

— А истинная цель? — спросил Томми.

— Полет во вселенную. Ганс Гардт желает быть первым человеком, который покинет земной шар!



ГЛАВА 6

Андерль

В тот самый момент, когда Томми Бигхед, нагруженный сенсационными новостями, катил в ранний полуденный час в редакцию, по другую сторону Атлантического океана уже смеркалось; серые сумерки медленно надвигались на широкую волнующуюся поверхность Боденского озера.

Высокие горные вершины на юге пылали и последних лучах заходящего солнца. Лучи кое-где еще боролись с тенями свинцово-серого неба, а Венера, яркая вечерняя звезда, уже сияла над лесистыми холмами западного берега озера.

Ветер, волновавший днем водную поверхность, теперь затих; последние замирающие волны тихо катились к берегу.

На авиазаводе, расположенном к северу от Фридрихсгафена, также все успокоилось. Лишь на пловучей верфи можно было заметить несколько человек, возившихся у большого прожектора.

Далеко на море тихо качалась моторная лодка, которая казалась чуть заметной темной точкой. Якори были спущены, и замирающие волны мягко касались корпуса лодки.

Механик у руля посмотрел на часы и озабоченно сказал:

— Неужели с ним что-нибудь случилось? Девятый час...

— Молчи, — ответил ему другой, по имени Андерль. Развесь уши и слушай внимательно.

Аидерль говорил на народном баварском наречии, речь его была так же груба, как и те кожаные брюки, которые он носил уже не первый год. Никто, однако не обижался на его грубоватость. Прежде всего, Андерль умел придавать своим грубым выражениям такой милый, простосердечный юмор, что любители посмеяться всегда были на его стороне. Кроме того, было не безопасно связываться с этим могучим, здоровенным медведем. Тому, кто испробовал его кулаки — не поздоровилось. В итоге все относились к Андерлю с известным уважением.

Три года назад, когда Андерль приехал сюда из Баварии и поступил на верфь в качестве механика, он был лишь одним из многих. Ничем не выделялся он из общей массы механиков и никто не обращал на механика Андреаса Линдпойнтера особого внимания. Но вскоре все изменилось.

Прежде всего на него обратили внимание, когда он упорно отказался переменить свой обычный вид и надеть синий костюм механика. Казалось, кожаные брюки приросли к нему.

Андерлю трудно было привыкнуть обращаться к кому бы то ни было на «вы». Часто он «тыкал» старшего мастера и инженера. Однажды, когда главный конструктор верфи, Ганс Гардт, вызвал его, чтобы поручить сделать бензиновый насос особо трудной конструкции, Андерль был так восхищен проектом, что забыл о всех формах чинопочитания и сказал:

— Будет сделано. На Андерля можешь смело положиться!..

Шеф только улыбнулся, но с тех пор новичок получил прозвище «Андерль», совершенно вытеснившее его настоящее имя.

Гардт скоро понял, что этот грубоватый, искренней, неотесанный парень, способнее иных инженеров, и привлек его к секретным работам своей опытной мастерской. Тут-то и оказалось, что Андерль умеет не только прекрасно работать, но и молчать, как мертвый глухонемой.

Понемногу он стал самый доверенным лицом у главного конструктора Ганса Гардта. Отсюда и пошла слава Андерля.

По неизвестной причине произошел однажды взрыв в мастерской. В несколько секунд все здание было охвачено пламенем. Андерль и два его товарища успели спастись, но Ганс Гардт исчез. Как разъяренный бык, бросился Андерль в огонь.

— Гардт торчит в аккумуляторном, — зарычал он, бросился бежать и с такой силой вышиб дверь, что щепки разлетелись во все стороны. Гардт, оглушенный дымом и газами, выделяющимися из аккумуляторов, лежал без сознания у батареи.

Андерль схватил этого крупного человека и взвалил его на плечи с такой легкостью и проворством, словно это была кукла. Он помчался с ношей, через пылающие балки и рушащиеся стены на двор. Одежда на них горела, но Андерль ни на что не обращал внимания, С Гардтом на спине пустился он бегом к озеру и вместе с живой ношей бросился в воду.

Гардт много дней был между жизнью и смертью. Андерль также получил сильные ожоги, но он согласился только на перевязки и ни на минуту не отходил от постели своего больного начальника. Когда Гардт пришел в себя и узнал, кто его спас от смерти, он схватил обеими руками руку Андерля и сказал ему:

— Никогда я этого не забуду, Андерль, так и знай.

Гигант Андерль плакал от радости, что главный конструктор обратился к нему на «ты».

С тех пор Андерль стал тенью Гардта и незаменимым его помощником. Ассистент, искусный механик, доверенный друг — все соединялось в Андерле. Он был единственным человеком в мире, который был точно осведомлен о грандиозных тайнах и замыслах Ганса Гардта.



Г Л А В А 7.

Прыжок через океан

Два человека, очутившиеся вечером на моторной лодке, внимательно прислушивались. Где-то шумел пароход, сигнализировали моторные лодки; с берега доносились звуки мчащегося курьерского поезда.

Андерль обратился к товарищу:

— Ты что-нибудь слышишь?

Тот отрицательно покачал головой.

— А мне показалось, что... Вот я снова слышу...

Откуда-то издалека доносились глухие, еле слышные звуки, словно по ту сторону гор начинала разыгрываться гроза. Шум продолжался всего секунды три, затем все опять замерло.

— Звуки мне знакомы, — сказал Андерль, и его широкое лицо засияло от радости. — Это он! Он уже проник в атмосферу, иначе мы не услышали бы этих взрывов. Скоро он будет здесь.

Прошло еще пять минут. Звуки не повторялись.

— Ты ошибся, Андерль, — заметил моторист.

— Чепуха! Посмотри-ка...

Высоко на небе засверкала слабая звездочка, погасла и опять замерцала.

— Знаки Морзе. Неужели ты думаешь , что ангелы на небе знают азбуку Морзе? Это — Гардт. Дай ход, иначе опоздаем.

Мотор заработал, и нос лодки, пенясь, стремительно прорезал водную поверхность.

В верфи начали действовать прожекторы; лучи их, точно светящиеся пальцы, нащупывали потемневшее небо. Самолет ярко осветился, попав в поле действия прожектора.

— Еще не скоро он появится здесь, — крикнул инженер, управлявший прожекторами.

— Да, — согласился Андерль, — ему надо еще изрядно полетать.

Точка на небе описала четыре больших круга над озером, и при каждом круге спускалась все ниже и ниже, а затем двинулась далеко к северу, и на короткое время исчезла.

— Машина должна еще побороться с противодействием воздуха, — сказал Андерль.

Когда машина вновь показалась, она находилась на расстоянии около 200 метров над землей. С шумом метнулась она вниз. Целый фонтан вспенился, когда самолет коснулся поверхности воды. Противодействие воды быстро поглотило скорость машины, и она, наконец, остановилась.

Гигантская металлическая птица, словно призрак, светилась в ярких лучах прожекторов.

К таинственной машине прежде всего приблизилась лодка Андерля.

Точно крыша, распростерлись над Андерлем и над его лодкой крылья летательного аппарата.

Быстро взобрался Андерль по лестнице на гладкий корпус машины и через круглое, сильно-увеличительное стекло окошка заглянул внутрь герметически закрытой маленькой кабины капитана.

При свете электрической лампочки сидел тот, в котором едва можно было узнать Ганса Гардта из-за толстого кожаного шлема, покрывавшего его голову.

Андерль, прекрасно знакомый с конструкцией машины, повернул клапан. Со свистом устремился воздух из кабины, пока внешнее и внутреннее давления не выравнялись. Изнутри открылся люк.

Привет, г-н Гардт, — воскликнул восхищенный Андерль, махнув своей зеленой шляпой.

— Здравствуй, Андерль, — последовал дружеский ответ.

— Все благополучно?

— Да, Андерль, вполне.

Андерль даже крякнул от удовольствия — и этим разговор кончился.

Моторная лодка увлекла машину на пристань; там она была установлена при помощи крепких цепей на якоря. Только после этого Гардт спустился на пловучий мост.

Перелет через океан удался.

Очень маленькая группа людей собралась сюда поздравить счастливого летчика с благополучным возвращением. Правда, было известно многим, что Гардт совершил полет в Америку, но за исключением лишь некоторых посвященных, никому и в голову не приходило, что он вернется обратно в тот же день.

Прибытие больших летательных машин в верфь было обычным явлением; никто поэтому не заинтересовался и теперешним прилетом.

Таким образом, перелет через океан Ганса Гардта начался и закончился без всякого шума, без приемов представителей печати и без торжественных речей.

Летчику это было только приятно. Он провел чрезвычайно трудный и напряженный день, и страшно устал. Теперь он ограничился только тем, что поздоровался с инженерами и в сопровождении коммерческого директора верфи, Кампгенкеля, поехал домой.

Андерль уселся возле шофера. Он был так горд, словно сам совершил этот удачный перелет в Америку.

— Итак, вы, действительно, были сегодня днем в Америке? — захотел еще раз удостовериться директор, который никак не мог освоиться с совершившимся фактом.

— Конечно! Ровно в 12 часов 7 минут по американскому времени я подарил там одному американскому журналисту бутылку пива. Бедняга! Ни одной строки не сможет он написать о моем предприятии.

Кампгенкель крепко пожал руку инженера и взволнованным, дрожащим голосом сказал:

— Простите, я до сих пор сомневался в успехе вашего дела. Такой старый человек, как я, не в состоянии так легко понять все новое.

Вам удалось блестяще доказать, что ракета с жидким горючим действительно в состояний сделать все то, на что вы рассчитывали. Теперь я не сомневаюсь, что вам удастся преодолеть и силу земной тяжести. К сожалению, я этого не могу объять. При мысли о том, что человеку удастся покинуть Землю, у меня начинает кружиться голова.

— Моя поездка прошла не совсем так, как я предполагал, — заметил Гардт. — Правда, в начале все шло хорошо. Высоты 4000 метров я достиг очень просто, словно на обычной машине. Только после этого решился я сделать первый бросок. В продолжении 120 секунд полным ходом работали все дюзы1. Благодаря реакции вытекающего газа, скорость нарастала на 30 метров в секунду и, таким образом, в точение этих двух минут я достиг скорости в 3600 метров в секунду. Когда взрывной аппарат был остановлен, моя машина продолжала лететь, словно брошенный камень. По истечении 30 минут я опять коснулся верхних воздушных слоев, проделав свыше 5000 километров. При втором броске выходные дюзы действовали только на половину. Пролет оказался соответственно короче, и мне пришлось в третий раз пустить взрывной механизм, чтобы достичь американского берега.


1Трубы ракетного аппарата.


— Чем объясняете вы это ослабление?

— Причина, вероятно, в охлаждении труб во время свободного полета через безвоздушное пространство. Вспомните, что я большей частью находился вне атмосферы, в холодном мировом пространстве. В дальнейших конструкциях необходимо будет принять меры для предварительного нагрева дюз.

— В мировом пространстве! — повторил директор задумчиво. — Но рассказывайте дальше... Спуск?

— О, это прошло вполне благополучно. Я стал спускаться вниз, и воздух при этом действовал, как тормоз, но все же не оказывал чрезмерно сильного противодействия, иначе мой аппарат воспламенился бы. Когда я довел воздушным торможением скорость до 100 метров в секунду, я мог уже спускаться, как на обычной машине. Небольшое, уединенно расположенное озеро к югу от Детройта, которое разыскал доктор Гардт, оказалось чрезвычайно удачным местом для спуска и старта. — Но в виду того, что мне пришлось сделать, вместо предположенных двух прыжков — три, запасы горючего оказались исчерпанными. Не позаботься мой дядя, который ради этого задержался в Детройте, о доставке необходимого горючего, я засел бы там крепко. Не легко ему было, вероятно, достать такое большое количество спирта в «сухой» Америке!

Инженер замолчал.

— А обратный перелет?

— Тут у меня было маленькое приключение. К американскому алкоголю, повидимому, кое-что подмешивают, что значительно уменьшает его горючесть. Я хотел развить максимальное ускорение, чтобы возможно раньше приобрести необходимую скорость для броска. А тут-то — Гардт странно улыбнулся — получалась слишком сильная для меня искусственная тяжесть. У меня едва хватило силы пустить в дело дюзы для свободного полета. Некоторое время, повидимому, я находился в бессознательном состоянии. Правда, пока я летел свободным броском, это не представляло особенной опасности. Но если бы я не пришел вовремя в себя, машина моя попав в атмосферу безусловно сгорела бы.

— Какой ужас! — воскликнул директор. Вообще было слишком рискованно пускаться в первый полет одному. Это ведь игра со смертью. Но вас никак нельзя было удержать.

— Иначе было невозможно... Вы ведь знаете, что для постройки машины на двоих у нас не было средств. Никто не хочет давать денег, не убедившись раньше в осуществимости проектов. Будем надеяться, что, может быть, теперь нам удастся получить государственную субсидию.

— Гм, несмотря на ваш блестящий успех, это вряд легко осуществить, — сказал задумчиво директор. — Достать деньги в обнищавшей Германии на дело, которое не может тотчас же приносить доходов, — об этом не может быть и речи.

— Да, к сожалению, вы правы, — сказал Гардт.

— Вряд ли удастся добыть что-нибудь для предстоящего путешествия на Луну.

Автомобиль остановился перед виллой Гардта. Андерль раскрыл дверцы.

— Андерль, — сказал Гардт выходя, — если у нас будут деньги, мы совершим следующее путешествие вместе.

Андерль улыбнулся, обнажив свои прекрасные зубы.

— Не прикажете ли изломать кассу Госбанка?

Гард улыбнулся:

— Ты, пожалуй, и с этим бы справился. — Что там у тебя?

Андерль подал инженеру бумажку.

— Телеграмма! Пришла незадолго до вашего прибытия. Так как она из Америки от дяди, то я решил, что в ней наверное кое-что важное. Оттого я и захватил ее с собой.

— Томми Бигхед? — сказал Гардт, читая телеграмму. Он вспомнил сцену с бутылкой пива и улыбнулся. — Прочтите, пожалуйста; г. Кампгенкель. Нам предлагают миллион. Я полагаю, это дело рук добрейшего дядюшки Алекса.

Инженер похлопал Андерля по плечу:

— Не придется тебе, видно, взламывать кассы Госбанка... Обойдемся и без этого.



Г Л А В А 8

Проект

В ближайшие же дни на восточном берегу Боденского озера началась лихорадочная работа. Ганс Гардт принялся за постройку своего большого аппарата немедленно, не дожидаясь приезда американцев.

Он сразу же телеграфировал о своем согласии на предложение Томми Бигхеда. Это предложение, разрешившее денежный вопрос, имело то преимущество, что Гардт мог продолжать работы самостоятельно, не отдавая никому отчета.

У Кампгенкеля были кое-какие сомнения по поводу этого американского способа финансирования, но Гардт заметил ему, улыбаясь:

— Пусть этот репортер пишет все, что ему угодно. Что не подлежит опубликованию, того я ему все равно не скажу. Кроме того, я даже рад, что при мне будет человек, который избавит меня от возни с газетчиками.

Постройка началась. Прежде всего была приобретена для верфи свободная полоса земли у озера.

Холмы к востоку от озера представляли собой естественный грунт дороги для старта. В долинах между холмов были установлены мостовые быки, неровности были снесены, и через образовавшиеся таким образом искусственные и естественные опорные пункты были переброшены крепкие железные рельсы.

Мало-по-малу вырос прямой рельсовый путь шириной в 12 метров и длиной почти в 2 километра, тянувшийся от будущей площадки для старта несколько сот метров горизонтально. Незаметно поднимаясь все выше и выше, он заканчивался на самом высоком пункте холмов, образуя место, удобное для броска.

Гардт проводил ежедневно целые часы на постройке наблюдал за работой, производил испытания крепости фундамента, а в лаборатории делал исследования качества строительных материалов. В то же время в различных мастерских верфи изготовлялись отдельные части аппарата. Работы были в полном ходу, когда приехал представитель печати, Томми Бигхед.

Гардт был до того занят своими работами, что даже забыл поехать на вокзал встречать своего дядю и иностранного гостя. Он был занят испытаниями действия температуры на металл берилий, из которого изготовлялась носовая часть аппарата, когда перед лабораторией остановился автомобиль.

— Посмотри-ка, Андерль, кто там, — сказал он своему ассистенту, не отрываясь от работы.

— Впустить или вышвырнуть?

— Да узнай раньше, кто там.

Большими шагами пошел Андерль навстречу прибывшим. Его лицо расплылось в радостную улыбку, когда он увидел маленького худощавого человека, из карманов которого торчали курительные трубки: Андерль узнал доктора Александра Гардта.

— Здорово, доктор, — крикнул он. — Пожалуйста, входите...

— Ба, Андерль! Как дела? — Приветствовал его доктор.

— Спасибо, великолепно! Стоп! — крикнул он вдруг, заметив, что и Бигхед собирается войти. — Этот парень должен остаться здесь. Чужому не место в лаборатории.

Томми Бигхед вынул свою неизменную бразильскую сигару изо рта, бросил на Андерля уничтожающий взгляд и сказал:

— Что за странный тип? В Америке держали бы взаперти шутов в таком костюме.

Эти слова задели чувствительное место Андерля.

— Что ты сказал? — рассвирепел он. — В таком костюме! Ты, верно, не видал никогда кожаного костюма? Ах ты, чертова кукла!..

Томми беспомощно посмотрел на своего спутника.

— На каком языке говорит этот человек? Я ничего не понимаю.

К счастью, во-время появился Ганс Гардт, и Андерль лишился возможности преподать американцу урок крепкого баварского наречия.

Ему неприятно было видеть, как Ганс Гардт сердечно приветствует этого человека; в плохом настроении он быстро исчез за спиной своего шефа. Позже, когда Андерль был формально представлен американцу, а тот снисходительно похлопал баварца по плечу, словно это был забавный, хотя и злой пудель, Андерль, пробормотав: «Проклятый чорт!», повернулся и вышел, не произнося ни слова.

Томми был заинтересован в том, чтобы как можно скорее получить материал для газеты; поэтому он сразу перевел разговор на главною тему, — на строящийся аппарат.

Лаборатория разочаровала репортера. На стенах висели карты и диаграммы, у окна стоял большой рабочий стол, заваленный чертежами; кроме многочисленных проводов, соединенных на одной мраморной доске, и длинного стола с массой проводов, трубок и реторт, ничто не указывало на то, что тут созидается чудо техники.

— Я много не смогу вам показать, — начал Гардт свои объяснения, — но на основании расчетов и планов вы сами вынесете ясное представление о проекте.

— Пожалуйста, без расчетов, г-н Гардт, — отбояривался репортер. — Ничего я в этом не понимаю, а читатели и вовсе не хотят их знать. Скажите мне прежде всего, при чем тут спирт?

Гардт улыбнулся:

— Знаете ли вы, что такое ракета, мистер Бигхед?

— О, да, я не раз видел их взлет на празднествах.

— Ну, вот, мой аппарат будет ракета, только гигантских размеров, т. е. аппарат, наполненный громадным количеством высокосортных взрывчатых веществ. В специальном помещении, в особом очаге, эти вещества будут постепенно взрываться. Образующиеся при этом газообразные продукты устремятся через узкие воронкообразные трубы вниз, а под действием обратного давления сама ракета устремятся вверх.— Так как это движение вызывается исключительно отдачей, то оно совершенно не зависит от окружающего воздуха. Именно в безвоздушном пространстве ракета может развить всю свою силу. Вот, в сущности, и все.

— Великолепно! Это поймет каждый читатель. Но почему до сих пор никто еще не построил такую гигантскую ракету, если это так просто?

— Ничего не поделаешь, — улыбнулся Гардт. — Ведь кто-нибудь должен же начать; случайно этим человеком оказался я. Дело все же не так просто. Все дело в горючем которое должно обладать такой высокой теплопроизводительностью, чтобы скорость вытекающих газов равнялось от четырех до пяти тысяч метров в секунду. Все известные до сих пор сорта пороха далеко недостаточны для этой цели. Не мало пришлось работать, прежде чем удалось мне добиться такой конструкции ракеты, которая дала возможность применить гораздо сильнее действующее жидкое горючее.

— Ага, спирт!

— Да, спирт. Высокосортный спирт в соединении с веществом, содержащим кислород и дающим необходимое для горения количество кислорода, значительно превосходит по химической энергии нитроцеллюлозный порох. Но еще сильнее действует сжиженный водород, горящий с кислородом. Этим ценным горючим и будут наполнены наши баки на ракете.

— С помощью ракет вы и совершили свой полет через океан?

— Конечно! В обыкновенном аэроплане в виде опыта, я поставил, вместо моторов и пропеллеров ряд ракетных труб, благодаря которым я и мог развить скорость от трех до четырех тысяч метров в секунду, — конечно, в безвоздушном пространстве. В воздухе такая скорость совершенно немыслима. Она неприменима при обычных полетах на небольшие расстояния. При небольшой скорости расход энергии относительно слишком велик и неэкономичен. Для больших же скоростей, при которых только ракетный мотор и может работать с пользой, наша Земля... — Гардт на момент остановился и, устремив на репортера улыбающиеся глаза, прибавил:— наша 3емля слишком мала...

— То есть, как это мала? Было бы великолепно в несколько минут проехать из Нью-Йорка в Капштадт.

— Этого, к сожалению, никогда не удастся осуществить. Как нам объяснить? Представьте себе, что на высокой горе стоит гигантская пушка, которая извергает горизонтально гранату. Эта граната, под влиянием силы притяжения земли, промчится по кривой линии на землю. Если выпустить гранату с большей силой, сообщить ей большую скорость, она пролетит по кривой значительно дальше. Вы понимаете меня?

— Великолепно!.. Чем больше начальная скорость, тем больше дальность полета гранаты.

— Совершенно правильно! Но это увеличение имеет вполне определенную границу. Если начальная скорость равна 8 000 метров в секунду, дальность полета должна быть так велика, что ракета должна обойти кругом всего земного шара... Граната уже не упадет на землю, но будет кружиться вокруг Земли, как маленьким спутник. Если же скорость выстрела будет еще больше, дойдет до 11000 метров в секунду, то Земля вообще не сможет удержать эту гранату. Снаряд удалится в мировое пространство, опишет ветвь параболы и уже не вернется обратно. Понимаете ли вы теперь, почему такая большая скорость не может быть использована для передвижения в пределах земного шара?

— Это очень жаль, — сказал Томми. — Итак, каждый предмет может стать небесным кораблем, если он каким-нибудь образом приобретет скорость 11 километров в секунду?

— Вы меня очень хорошо поняли, мистер Бигхед. Все дело в том, — чтобы добиться этой космической скорости, и притом не сразу, как при выстреле, но постепенно, чтобы люди могли выдержать искусственную тяжесть. Эту задачу может разрешить лишь ракета. Ее дюзы должны работать до тех пор, пока надлежащим темпом не будет достигнута нужная скорость. Ракета тогда сделает свое дело, и небесный корабль будет продолжать двигаться без затраты энергии по своему космическому пути сам собой как пушечное ядро.

— И вы надеетесь добиться необходимой скорости 11 километров в секунду?

— Безусловно! При пробном полете через океан мой сверх-аэроплан, питаемый спиртом, развил почти 4 000 метров в секунду. Благодаря усовершенствованиям я на второй машине разовью скорость 5000 метров и...

— Но ведь этого недостаточно?

— Сейчас строящийся аппарат также не предназначается к полету в мировое пространство. Для этой цели он не приспособлен. Крылья были бы лишь бесполезным балластом в пустом пространстве, а спирт, который благодаря своей тяжеловесности1 вполне пригоден для того, чтобы пробить воздушную броню, оказался бы там чересчур слабым. Этот новый ракетоплан должен служить лишь вспомогательной машиной при старте настоящего «небесного корабля». Как только будет достигнута максимальная скорость в 5000 метров, ракета отделится от аэроплана и, так как ей уже не нужно преодолевать сопротивление воздуха, она легко сможет самостоятельным взрыванием увеличить свою скорость еще на 6 000 метров. И пока вспомогательный аппарат с пустыми баками спустится на землю, гладкая, бескрылая ракета, наполненная взрывчатым веществом, вынесет пассажиров далеко за пределы земного шара. Итак, из сложной стартовавшей машины выделится лишь одна небольшая часть — звездолет, — которая достигнет Луны, а при возвращении на 3емлю будет иметь лишь 60-ю часть веса первоначальной сложной машины. Таким образом, на каждый килограмм полезного груза будет приходиться такая огромная масса горючего, что трудный вопрос о преодолении земного притяжения отпадает.


1 По сравнению с жидким водородом, который вдесятеро легче спирта.

Томми Бигхед с большим трудом мог следить за мыслями своего собеседника. Он думал лишь о том, как из всего этого сделать интересную статью для газеты.

В разговор вмешался доктор Александр Гардт:

— По правде говоря, тут кое что для меня неясно, — сказал он, затянувшись из своей трубки. — Каким образом сможет человек жить в таком звездолете, если будет лишен всех необходимых для существования условий; воздуха, атмосферного давления, тепла, даже веса своих собственных членов?

— Это как раз легко преодолимые трудности, дядя Алекс; я просто захвачу с собой кусок земной обстановки и все, что необходимо для жизни, в том числе табак и твои трубки... Ты спросил бы лучше, как можно будет обследовать Луну.

— Что!? — опять вмешался в разговор Томми. — Вы хотите полететь на Луну?

— Не при первом полете... Первая поездка ставят себе исключительно научные цели. Но при второй экспедиции я обязательно попытаюсь высадиться на Луну. Ясно, что пассажиры должны иметь возможность покинуть звездолет.

— Высадится на безвоздушную Луну?

— О, мы покинем звездолет не только при высадке на Луну, но и при свободном полете в пространстве...

Томми решил, что инженер сошел с ума. Но он все же вежливо сказал:

— Не будет ли это утопией?..

Гардт приоткрыл дверь кабины, помещающейся в стене лаборатории. Дверь была обита резиной и снабжена пневматическими затворами.

— Две вещи, — за исключением холода, который легко преодолеть, — делают как будто невозможным для человека пребывать в безвоздушном пространстве, — сказал Гардт. — Это — отсутствие атмосферного давления и воздуха для дыхания. Вот в этой кабине я сейчас при помощи центробежного насоса так разрежу воздух, что создам условия господствующие в безвоздушном пространстве.

Гости с величайшим вниманием следили за движением руки Гардта, который вынул из ящика какой-то сверток и развернул его:

— Вот изобретенный мною костюм из прорезиненной кожи, несколько похожий на костюм водолаза; он абсолютно непроницаем для воздуха. Благодаря особым воздушным резервуарам, внутри костюма можно всегда иметь достаточно воздуха, чтобы поддерживать в нем давление одной атмосферы, совершенно независимо от внешних условий. Быть может, кто-нибудь из вас согласится надеть этот костюм?

Бигхед внимательно рассматривал материал и шлем, который отвинчивался от костюма, но от предложения Гардта надеть его отказался, предоставив роль опытного кролика Андерлю.

Не говоря ни слова, Андерль облачился в этот фантастический костюм. Гардт надел на его голову тяжелый шлем и плотно привинтил к шлему резервуар с кислородом. Затем Андерль вошел в кабину. Всякий другой на его месте кряхтел бы под тяжестью такого костюма.

Гардт сунул ему в руку горящую свечу и закрыл дверь, через окошко которой можно было наблюдать за всем, что делается внутри. Электрический колокольчик, который Гардт включил перед закрытием двери в кабину, заработал, и звуки его были ясно слышны.

Насос начал работать. Свеча вспыхнула и погасла. Звонок стал звонить все тише и тише, пока его вовсе не стало слышно, хотя язычок продолжал работать. Тогда инженер остановил насос.

— Теперь в кабине, если не считать тяжести и тепла, установились те же условия, что и в мировом пространстве. Несмотря на это, мой ассистент, с которым мы не можем сейчас разговаривать, чувствует себя прекрасно.

Томми заглянул в окошко кабилы и расхохотался. Действительно, Андерль представлял собой довольно комическую фигуру. Костюм раздулся и придал фигуре вид резиновой игрушки.

Широкая, круглая фигура разгуливала по кабине, поднимая и опуская руки, подскакивала и вообще вела себя непринужденно. Без сомнения, Андерль чувствовал себя там прекрасно.

Гардт открыл маленький клапан; воздух со свистом устремился в кабину, звонок зазвенел опять, и фантастическая фигура приобрела нормальные формы.

— В таком водолазном костюме, — сказал дядя Алекс, когда Андерль сбросил с себя тяжелый костюм, — можно пожалуй просуществовать в безвоздушном пространстве. Но как представляешь ты себе движение человека в пространстве, где не будет силы притяжения и где человек, следовательно, не будет иметь веса?

— Конечно, отсутствие тяжести будет на первых порах действовать на путешественников ошеломляюще. Но это дело привычки. В конце концов ведь безразлично, будут ли пассажиры парить внутри корабля или витать вне его. Отсутствие тяжести неизбежно.

У Томми Бигхеда, долго молчавшего, было теперь такое лицо, словно у него от долгих размышлений разболелась голова. Он был поэтому очень рад, когда дядя Алекс сказал, что разговоров на этот раз хватит.

У него все же один вопрос остался, и когда он пожимал на прощание руку Ганса Гардта, он спросил:

— Скажите, пожалуйста, какие цели преследуете вы в конце-концов вашим изобретением?

— В конце-концов, — повторил Гардт, потягиваясь, — в конце-концов я хочу добиться того, чтобы неисчерпаемые запасы тепловой энергии Солнца служили на пользу человечеству. Далеко в пространстве будут устроены силовые станции, огромные солнечные рефлекторы, которые дадут возможность сконцентрировать в любом пункте Земного шара огромную массу энергии. А это, в свою очередь, даст возможность превратить обширные пространства полярных стран в плодородные земли. Человечество не будет больше зависеть от иссякающих запасов угля на Земле и уничтожит в зародыше всякие попытки войны. На Земле воцарится изобилие и благосостояние, и счастливый род человеческий будет жить вечно. Вот конечная цель моего изобретения.

Глаза Андерля засветились гордостью при этих словах шефа. Он состроил американскую гримасу, которая, повидимому, должна была обозначать: «Как это нравится тебе, идиот?»

Но тот сказал:

— Хорошо, господин Гардт. Все это будет отлично принято «Вечерней Почтой». Бьюсь об заклад, что ровно через час экстренное издание будет красоваться на всех углах Детройта.

Дядя Алекс улыбнулся:

— Вы, очевидно, забыли, мистер Бигхед, что вы сейчас в Европе.

— Ладно. Ну, так через три часа, — ответил он.



ГЛАВА 9

Карусель

Прошли месяцы.

Чрезвычайно суровая, но сухая зима благоприятствовала работам на Боденском озере. В процессе работы Гардт вынужден был притти к весьма неприятному заключению, что он недооценил предстоящие расходы; смета значительно превысила его предположения.

Он телеграфировал Томми в Детройт, и его газетный концерн выразил согласие на увеличение сметы расходов. Ему ничего другого делать не оставалось, ибо если бы предприятие не удалось привести к благополучному концу, то все вложенные Бигхедом капиталы погибли бы безвозвратно.

Ганс Гардт работал без устали. Он получил продолжительный отпуск и мог все свое время отдать постройке аппарата. Благодаря его неутомимой энергии, в конце января дорога для старта и аппарат были готовы.

Когда дело дошло до вопроса об участниках полета, Гардт послал дяде официальное приглашение принять участие в экспедиции.

Приглашение Гардта поставило его дядю — уже не молодого ученого — в весьма затруднительное положение. С одной стороны, его пугала грандиозность предприятия, с другой он — смущался перед неминуемой мировой славой.

Ганс Гардт сумел, однако, рассеять его сомнения,

— Дядя Алекс, — сказал он, — чтобы наша поездка имела научное значение, необходимо участие в ней, человека, который знает минералогию и химию. Подумай только, сколько открытий можно будет сделать на древней Луне! Кроме того необходимо, чтобы те немногие люди которым, быть может, придется целыми неделями пробыть вместе в тесном помещении, по крайней мере, хорошо понимали друг друга, как, например, мы с тобой. Да я твои медицинские знания могут пригодиться.

Противодействие ученого стало ослабевать.

— Ну, что ж, я еду с тобой, — сказал он, — но с условием, что ты в своем замечательном небесном крейсере не вывесишь плаката «курить воспрещается».

Третьим пассажиром должен был быть Андерль, на которого Гардт мог всецело положиться.

Для руководства вспомогательной машиной, которая по завершении своих функций, должна была спуститься на Землю, Гардт выбрал двух инженеров, которых он специально подготовил и инструктировал для этой цели.

Последние недели до отъезда промчались быстро, в бешеной работе. Предварительно надо было испытать пригодность всех участников полета. В полете предстояло встретиться с такими новыми условиями, влияние которых на здоровье человека нельзя было предвидеть. Предположив даже, что невесомость при свободном полете в пространстве не вызовет особенных осложнений, все же нельзя было забывать о той опасности, которая была связана с увеличением веса при подъеме.

Чтобы действовать наверняка, Гардт соорудил испытательный аппарат, который имел форму карусели. Аппарат должен был увлекать кандидатов в быстрое круговое движение, центробежная сила увеличивала вес пассажиров, и имелась возможность изучать действие этой усиленной тяжести на испытуемых.

Гардт надеялся таким образом исчерпать вопрос об участниках полета, но при этом он совершенно упустил из виду Томми Бигхеда, который непременно желал принять участие в полете.

— Об этом не может быть и речи, мистер Бигхед, — заявил Гардт американцу, крайне возмущенному тем, что его не приглашают принять участие в полете. — Ракета построена для трех человек, которые и полетят.

— Тогда этот Андерль должен остаться, — упрямо настаивал Бигхед.

— Но вы ведь не обладаете опытом и знаниями Андерля, которого хотите заменить. Каждый участник полета должен быть готов в любую минуту заменить меня в управлении аппаратом. Мы можем очутиться в таком положении, когда малейшая ошибка может грозить всем гибелью.

— Есть. Я стану учиться. Я опытный шофер, управлял аэропланом и вообще умею учиться всему тому, что нужно знать...

— Нисколько не сомневаюсь в ваших способностях, но времени осталось мало, чтобы успеть изучить все необходимое и приобрести надлежащий опыт. Через десять дней мы отправляемся. Откажитесь от этой мысли, мистер Бигхед.

— Нет, — твердо заявил Томми. — Я хочу и должен лететь с вами, чтобы иметь возможность давать подробные отчеты. Тогда я смогу покрыть все pасходы, которые мы произвели на машину. Вы не можете мне в этом отказать.

Томми выпустил густое облако дыма из своей бразильской сигары. Видно было, что он будет твердо настаивать на своем решении.

Гардт понял, что упорного американца не переубедить словами, и заявил:

— Ладно, если вы физически достаточно крепки и выносливы, я вас возьму вместо Андерля. Но вы должны подвергнуться испытанию.

Томми презрительно улыбнулся. Он не выглядел хилым и слабым.

— Оол райт, — согласился он. — Что я должен делать? Задушить руками быка?

— Вряд ли это потребуется при полете. Посмотрим лучше, как подействует на вас усиленная тяжесть.

Гардт позвал Андерля, который, узнав, о чем идет речь, скорчил сердитую физиономию. Он, однако, ничего не возразил и ворча пошел за Гардтом.

Испытательный аппарат был выстроен на свободной ровной площадке. Он состоял из крепкого, длиной в 18 метров, железного рычага, который вращался над землей, подобно стрелке циферблата. На обоих концах этой громадной часовой стрелки висели на крепких шарнирах небольшие гондолы. Как только вся система приводилась в движение, гондолы немедленно начинали двигаться по кругу, как в карусели. Чем быстрее вращалась карусель, тем сильнее было действие центробежной силы на сидящих в гондоле. Карусель приводилась в движение электромотором.

Гардт распорядился сделать несколько пробных оборотов, а затем предложил американцу занять место в одной из гондол.

— Этот аппарат беспристрастно решит спор между вами и Андерлем. Я буду увеличивать скорость, и кто дольше выдержит усиленную тяжесть, тот предпримет полет на Луну. Согласны?

— Есть! — сказал Томми и сел в гондолу. Предстоящая дуэль казалась ему шуткой.

Андерль, который удобно расположился в противоположной гондоле, крикнул:

— Ничего, господин мистер, если я явлюсь к тебе на похороны в кожаном костюме?..

Томми окинул Андерля презрительным взглядом.

— Как только давление покажется вам слишком сильным, мистер Бигхед, поверните этот рычаг, — показал Гардт, — мотор будет выключен.

— Не понадобится, — сказал репортер уверенно, — я не спасую перед этим парнем.

— Но я настоятельно советую вам не затягивать состязания, — предупредил его инженер. — Усиленная тяжесть замедляет сердцебиение. Самый лучший американский журналист не сможет писать статей, если будет мертв.

Томми сделал движение рукой, которое должно было означать: — «Меня не запугаешь!»

— Глубоко дышите, ровно, спокойно, но как можно глубже.

— Начинайте! — скомандовал Томми.

Гардт пожал плечами, отошел, нажал рычаг и медленно пустил карусель в движение.

Андерль затянул веселую песенку, словно находился на народном празднике, и весело подмигнул своему шефу.

Томми, лежа на спине в своей гондоле, совершенно не двигался.

Аппарат вращался все быстрее и быстрее. Тахиметр показывал 5, 8, 10 оборотов в минуту.

От большой быстроты вращения гондолы привяли наклонное положение.

При 16-ти оборотах в минуту давление было в два с половиной раза больше напряжения земной тяжести и равнялось давлению в ракете при нормальной работе дюз. Гондолы со свистом прорезывали воздух.

Даже Андерль замолк. На секунду Гардт удержал этот темп, чтобы испытуемые привыкли к давлению. Затем, он опять осторожно нажал рычаг.

Он озабоченно покачал головой, когда и при 20-ти оборотах оба кандидата не прибегли к помощи своих спасательных рычагов. Давление достигло уже границы того, что нормальные здоровые люди способны вынести. Гондолы мчались с быстротой курьерского поезда.

Гардт не решался увеличивать быстроту после того, как аппарат достиг 22-х оборотов в минуту. Он понял, что оба упрямца скорее согласятся погибнуть, чем уступить друг другу. Он выключил мотор. Быстрота вращения стала постепенно уменьшаться, и наконец гондолы остановились.

Никто не двигался. Андерль тяжело дышал, лежа в своей гондоле, но радостно и успокоительно улыбнулся инженеру. У Томми был очень скверный вид. Лицо позеленело, тело судорожно подергивалось. Но он тоже не очень сильно пострадал, и через несколько минут настолько пришел в себя, что с помощью Гардта благополучно вылез из гандолы.

Шатаясь, как пьяный, Томми стоял на широко растопыренных ногах и озирался блуждающим взором. У него был безумный вид, словно он еще не совсем пришел в себя и не понимал, что кругом него делается.

Андерль также шатался, но, взглянув на соперника, сразу пришел в себя.

— Ну что, кряхтишь, мой дружок из Америки? — спросил он шутливым, почти ласковым тоном.

Томми долго смотрел на своего противника. Понемногу лицо его оживилось, и к нему стала возвращаться способность речи.

— Ладно, — сказал он, — Я, значит, победил?

Андерль расхохотался.

— Если ты мог еще терпеть, то почему же ты выключил мотор?

— Стоите, — вмешался Ганс Гардт, — никто из вас не выключал. Испытание кончилось вничью. Вопрос лишь в том, кто лучше перенес давление.

Томми посмотрел на Андерля, у которого был такой свежий, здоровый вид, словно ничего не произошло.

— Протестую, — крикнул он так громко, насколько ему позволили силы. — Тут что-то неправильно.

— Ты что сказал? Мы что, жулики? Кто — Гардт или я?..

С быстротой молнии Андерль схватил руку Томми и так ее прижал, что тот упал на колени. Это произошло столь быстро, что Гардт не успел ничего предпринять.

— Отпусти его, Андерль! — закричал он гневно. — Что это пришло тебе в голову!..

— Кто выносливее, — спросил рассвирепевший Андерль, — он или я?

Гардт должен был скрыть улыбку. Томми был так беспомощен в громадном кулаке Андерля, что при всем желании нельзя было решить вопроса в пользу американца.

— Мистер Бигхед, — сказал он, когда Андерль выпустил американца, — испытание кончилось вничью, желаете повторить?

Томми застонал.

— Нет, — сказал он, повернулся и ушел.

Так победил Андерль, но Томми стал его ожесточеннейшим врагом.



Г Л А В А 10

Старт

Наконец наступил долгожданный день старта. Ганс Гардт настоятельно просил Томми Бигхеда держать в полной тайне день, назначенный для старта, во избежание каких-либо осложнений. Но все же это стало известно, и утром 8 февраля площадь старта была окружена киносъемщиками, корреспондентами и просто любопытными, которые прорывались сквозь ограждавшую площадь проволоку, чтобы посмотреть на корабль вблизи. Но стража, поставленная заблаговременно Томми Бигхедом, зорко следила за репортерами и бесцеремонно удаляла всех, кто не запасся пропуском.

Сам Томми не мог спастись от интервьюеров всех стран и народов; перед его домом стояли длинные очереди любопытных репортеров.

Андерль весь день возился с машиной. Он лишний раз внимательно осмотрел и испытал отдельные ее части и позаботился о том, чтобы тщательно взвешенный багаж и продовольственные запасы были надлежаще размещены по пассажирским кабинам ракеты.

Контрабандным путем ухитрился он захватить с собой небольшую клетку с желтой жалобно чирикающей канарейкой. Он знал, что Гардт нежно любит эту птицу и в часы досуга охотно прислушивается к ее пению.

Гардт и дядя Алекс провели свой последний день на Земле, катаясь в маленькой лодке по озеру.

Молча смотрели они на покрытые снегом горы и леса и безмолвно прощались не только с горами и лесами своей родины, но и вообще с матерью-землей, с воздухом и теплом, с царством людей.

Что ждет их в ближайшие часы и дни? Успех или гибель?

Суждено ли будет им еще вдыхать воздух Земли, чувствовать под ногами траву полей, запах расцветающей весны, — или же ждет их смерть в мраке и холоде страшного одиночества?

Ганс Гардт стряхнул с себя сантиментальное настроение, которое грозило охватить его в часы прощания с Землей.

— Должно удасться! — прошептал он и взглянул на часы.

Между тем, у старта скопилась огромная толпа. Собравшиеся здесь с часами терпеливо ожидали грядущего события, вытягивали свои шеи, стараясь что-нибудь увидеть, но при всем желании ничего не видели, кроме солидного навеса, под которым скрывался корабль.

Из-под навеса шли рельсы, которые по железнодорожной дамбе поднимались к холму, расположенному на востоке.

Уже смеркалось, когда Ганс Гардт прибыл, наконец, на площадь старта. Вместо с ним в автомобиле сидели доктор Александр Гардт, Томми Бигхед и директор Кампгенкель.

У Томми Бигхедa было странное выражение лица. Он все время молчал, изредка улыбался, словно задумав какую-то остроумную выходку. На обращенные к нему вопросы он давал рассеянные и бессвязные ответы.

Тихий шопот пронесся в толпе, когда автомобиль проехал через ограждение.

Андерль, в обычном своем костюме, подошел к Гардту и вытянувшись перед ним, сказал:

— Готово!

Гардт поблагодарил его и направился к навесу, ярко освещавшемуся прожекторами

Тут находилась мощная машина. Это был огромный, имеющий форму сахарной головы, металлический корпус, усеянный круглыми окошками и кончавшийся спереди слегка притупленным носом. На заднем краю, между рулями устойчивости зияло отверстие главной большой трубы.

Ракета лежала между двумя корпусами гигантского сверх-самолета, дюзы которого были вмонтированы в оба крыла; эта машина была похожа на ту, на которой Ганс Гердт перелетел Атлантический океан.

Люди казались муравьями в сравнении с этой фантастической воздушной машиной.

По знаку Гардта, раскрылись ворота навеса, и яркие прожекторы прирезали темноту. Управляемая невидимыми силами, машина стала медленно продвигаться вперед и соскользнула на поезд, состоящий из маленьких вагонеток на рельсах.

Как только поезд показался из-под навеса, раздались оглушительные крики толпы — «ура!».

Машина остановилась: в круглых окошечках ракеты показался свет, крышки люков застучали, веревочные лестницы были спущены вниз.

Толпа сохраняла гробовую тишину.

Вот какова эта сказочная машина, о которой в последние месяцы так много писали в газетах! Небесный корабль из алюминия и бериллия должен был вынести трех смельчаков за пределы Земли и завоевать для человечества звездное пространство.

Победит ли человеческая энергия исполинскую силу Земли и Солнца? Выдержат ли эти решительные люди борьбу с демоническими силами небытия? Удастся ли им действительно воздвигнуть мост через ужасающие пропасти мирового пространства?..

Гардт повел нескольких журналистов, тщательно отобранных Томми, по веревочным лестницам внутрь ракеты.

Около носа ракеты крупными желтыми буквами блестела надпись:

«В И Л А Н Д »

— Удачное название! — сказал один из посетителей. — Виланд — сказочный кузнец, прототип немецкого инженера и техника.

Люк вел в маленькую кабину, в которой едва могли поместиться два человека.

— Этот воздушный шлюз, — объяснил инженер, — является единственным входом в те помещения ракеты, куда вообще возможно проникнуть. Непроницаемые дня воздуха двери дают возможность покинуть ракету даже в пустом пространстве. Когда входишь в кабину, немедленно закрывается внутренняя дверь и открывается внешняя. Вот почему воздушное давление внутри помещения остается при выходе неизменным.

Через эту кабину гости вошли в ярко освещенное помещение, имевшее вид усеченного конуса.

— Камера для наблюдения, — продолжал свои объяснения Гардт. — Внизу находится такое же помещение, которое наполовину является спальней, наполовину — кухней.

— Внизу? — переспросил один репортер, словно он ослышался.

— Ах да, — улыбнулся Гардт, — я должен объяснить вам, что мы понимаем здесь под словами «внизу» и «наверху». Обычно мы под словом «низ» понимаем направление тяжести, т.-е. направление к центру Земли. Но когда дюзы начинают работать, тяжесть направлена oт носа корабля к дюзам; поэтому на нашем языке нос корабля всегда находится наверху, а дюзы — внизу. Такое расположение в состоянии покоя должно казаться вам весьма странным, как и та своеобразная форма камеры для наблюдений, которую вы сейчас видите; но при подъеме эта камера повернется вверх, и гладкая верхняя круглая стена станет тогда нашим полом. Большая часть нашего путешествия протечет в среде без тяжести, где вообще понятия о «верхе» или «низе» отпадают. Вот почему вы не найдете в нашей машине никаких ступеней, a лишь легкие веревочные лестницы, которое могут быть спущены в случае нужды. Где нет силы тяжести, лестницы и ступени только мешают. Лучшим средством передвижения в таком случае являются поручни на всех стенах и полах. При самом отлете, т.-е. в тот небольшой промежуток времени, пока действует сила тяжести, никто на корабле вообще не должен двигаться.

В передней (а на нашем языке в самой верхней части имеются плотно свернутые три спасательных парашюта с поверхностью 120 квадратных метров каждый. В случаях крайней необходимости, когда машина при высадке откажется работать, экипаж корабля сможет при спуске воспользоваться этими парашютами. Надеюсь все что нам не придется к ним прибегнуть.

— Не покажете ли вы нам и других помещений корабля? — спросили журналисты.

— Какие же еще помещения? Спальню, маленькую кухню, или же кладовую, где хранятся запасы? Вряд ли это представляет какой-либо интерес.

— Но ведь колоссальный «Виланд» должен иметь и ряд других помещений, кроме этой пары маленьких камер?

— Конечно, — улыбнулся Гардт. — Гремучий газ! Весь остальной корпус состоит главным образом из баков для горючего вещества, куда нельзя войти. Впрочем, сказал он, взглянув на часы, — я вынужден просить уважаемых гостей покинуть корабль. Уже около шести часов, и в нашем распоряжении всего 30 минут.

Эта просьба была исполнена весьма неохотно. У журналистов было еще очень много вопросов, но Ганс Гардт не давал больше никаких объяснений. От еще раз повторил свою просьбу и вместе с журналистами покинул корабль.

Буря восторженных апнлодисментов разразилась, едва Гпрдт показался на старте. Тщетно пытался он успокоить толпу. Он спешил и ограничился лишь крепкими рукопожатиями при прощании с почетными гостями.

Томми Бигхеда нигде не было видно. Гардт послал человека разыскать американка во что бы то ни стало, но все поиски были тщетны: Томми исчез.

— Чудак не может забыть, что Андерль победил его, — сказал огорченный дядя Алекс, взбираясь в ракету.

Ганс Гардт пожал плечами.

— Гм! Я понимаю, что он чувствует себя обиженным, но не прощаться — это уж слишком! Я все же не могу больше ждать Томми; каждая секунда промедления нарушает наши планы.

Он дал некоторые указания пилоту вспомогательного самолета, кабина которого находилась на левой стороне корпуса, а затем вернулся в ракету.

Андерль подобрал веревочную лестницу, я люк закрылся.

Мертвая тишина воцарилась на площади. Глаза всех были прикованы к ярко освещенному гиганту.

Еще несколько секунд, и раздался выстрел, — условный знак к отлету.

Гигантский воздушный корабль задрожал; раздался пронзительный рев. Люди оторопели... Выходные трубы ракет раскрылись и стали извергать горячий газ.

Медленно двигался корпус звездолета по рельсам железной дороги, но в следующий момент он уже несся, как на дикой охоте. Все быстрее и быстрее... Через полсекунды начался крутой подъем с возрастающей быстротой. Не прошло и десяти секунд, как фантастический колосс покинул рельсы и понесся ввысь.

Незабываемое зрелище! Море желтого света залило тысячную толпу. Словно уносимое неведомыми силами, гневное чудовище поднималось ввысь.

Вдруг раздался такой сильный взрыв, что вся толпа замерла в ужасе. Глаза устремились к той точке неба, где развертывалась необычайная картина. Вспомогательный самолет дал полный ход. Выходные трубы запылали, и широкая огненная полоса, словно хвост кометы, осталась позади далеко умчавшегося корабля. Сверкающая искра упала куда-то за холмами, окаймлявшими восточный берег озера. Маленький парашют принес с собою телеграмму, — последний привет от улетающего «Виланда».

Но никто не обратил на это внимания. Взоры всех были устремлены на огненную комету, созданную человеческими руками и совершавшую свой огненный путь по ночному небу.

Площадь погрузилась в мрак. — Огненный хвост небесного корабля не мог больше освещать Землю. Погасли также и прожекторы.

Не прошло и пяти минут, как машина унеслась так далеко, что только исключительно дальнозоркие люди в состоянии была различать сияющую точку на юго-востоке. Внезапно что-то опять ярко осветилось под кораблем.

Директор Кампгенкель посмотрел на часы.

— 280 секунд, — заметил он своему соседу. — Теперь Гардт освободил ракету от вспомогательного корабля и пустил в ход дюзы с гремучим газом.

— Как далеко они успели уйти?

— Нас разделяет сейчас расстояние в 800 километров.

— Совершенно невероятно! — пробормотал собеседник. — В пять минут от Боденского озера до Вены!..

— Да, если бы кто-нибудь сказал нам это десять лет назад, — сказал Кампгенкель, бледный от возбуждения. — Сейчас «Виланд» проходит свой последний путь через воздух. Вспомогательный самолет сделал уже свое дело, и вероятно, снизится теперь где-нибудь между Веной и Будапештом.

В хороший полевой бинокль можно было еще в течение нескольких минут наблюдать за небесным кораблем; потом светящаяся точка погасла, и больше ничего нельзя было видеть.

— Невероятно! — сказал Кампгенкель, направляясь домой. — Несколько минут назад я сам еще находился на этой машине, а теперь она, словно маленькая щепочка, витает в мировом пространстве между Землей и Луной.

На следующий день все газеты были полны описаниями старта и рассуждениями о пути корабля Гардта.

«Если ни одна обсерватория, — писали газеты, — не заметит сегодня «Виланда», это все же не должно служить поводом для беспокойства. Слабый свет, испускаемый «Виландом», недостаточен для того, чтобы его уловили даже самые сильные наши телескопы. «Виланд» станет заметен только тогда, когда выйдет из тени Земли и будет освещен Солнцем».

Действительно, на следующий день, в ту самую минуту, когда начался подъем, «Виланд» показался на востоке. Но теперь бинокли и подзорные трубы оказались бессильны. Публика всецело зависела от сообщений обсерваторий, обладавших огромными рефлекторами. Только они были в состоянии опознать несущуюся ракету в блестящей точке на расстоянии почти 15-ти диаметров Земли.

Словно звезда, поднималась она по небу все выше и выше. Она перешла через меридиан, склонилась к юго-западу и под утро скрылась. То же повторилось и в следующую ночь. Но раньше чем эта светящаяся точка коснулась юго-западного горизонта, она вдруг погасла, и больше ее видеть нельзя было.

Ужас охватил мир, когда обсерватории в один голое сообщили, что «Виланда» на небе больше не видно.

Волнуемый надеждой и страхом, провел Камнгенкель следующую ночь. Но «Виланд» больше не появлялся. Даже самые мощные обсерватории не могли его разыскать.

Что случилось?

Неужели вселенная потребовала жертвы? Мир был потрясен. Все считали, что Ганс Гардт и его спутники погибли, потеряны для мира навсегда.



ГЛАВА 11

Подъем

Подобрав веревочные лестницы н тщательно закрыв герметическую дверцу люка, Андерль поспешил к капитану и заметил, что Ганс Гардт стоит перед главной распределительной доской с хронометром в руках.

Он испытующе внимательно смотрел на блестящие инструменты, рычаги, на кривую предстоящего пути.

— Где доктор Гардт?

— Устраивается внизу, в спальной. Позвать сюда?

Гардт покачал головой и подошел к гамаку, подвешенному так, что, лежа на нем, можно было управлять всеми рычагами. Половики, до сих пор покрывавшие пол, были убраны. При подъеме этот пол должен был стать боковой стеной, едва только давление ускорения превысит силу притяжения Земли. Круглая, теперь задняя, стенка должен будет стать тогда полом кабины.

Пришел Александр Гардт.

Очень уютное помещение у нас там внизу. Я устроился, как дома. Немного, пожалуй, тесновато, да надо привыкнуть к висячей койке, но...

— Ты наверно захочешь во время подъема побыть здесь, со мной, — прервал его Ганс, — поэтому прошу немедленно забраться в гамак. Через две минуты начнут работать дюзы, и горе тому, кто в этот момент будет находиться в стоячем положении. Скинь также все лишнее платье.

Алекс немедленно сбросил с себя пиджак и забрался в гамак.

— Все готово? — спросил Гардт по телефону пилота вспомогательного самолета.

— Все в порядке — послышался ответ.

— Хорошо. Итак, в — 6 часов 32 минуты 40 секунд...

Гардт отдавал распоряжения спокойно и деловито, словно они касались обычного рядового полета. Его голос звучал спокойно; ни малейшая дрожь возбуждения не изобличала величия этого момента.

Бросив последний взгляд на лежащих в гамаках пассажиров, Гардт не спускал больше глаз с хронометра.

— 6 часов 32 минуты!

Секундная стрелка двигалась быстро. Прошло 5,10 секунд...

Алекс смотрел в окошко на площадь, на людскую толпу. Он видел волну возбуждения, охватившую всех, читал волнение на освещенных прожекторами лицах. Но ни один звук не проникал извне в герметически закупоренный корабль. Слышен был лишь равномерный стук мотора и певучие звуки генератора, которые доносилась из чрева корабля-колосса.

Стрелка продолжала подниматься. 20... 30 секунд...

Словно загипнотизированный, не отводил Алекс глаз от стрелки, которая равнодушно отбивала секунду за секундой.

Возврата не было!

Перед его взором промелькнули теперь события последних дней. Труды и заботы его племянника, поиски спирта в Америке, удачный перелет через океан, Томми Бигхед — самый ловкий репортер штата Мичиган... Куда он мог деваться, этот упрямый американец. Поистине Толстоголовый!1


1Буквальный смысл имени Бигхед (big — толстый, head — голова).

Улыбка замерла внезапно на его устах.

Шум и грохот потрясли корабль. Гамаки покачнулись и полет во вселенную начался.

Промелькнула площадь старта... Только что люди подбрасывали вверх свои шляпы, а теперь мелькнули ярко блестевшие верхушки деревьев, темные силуэты домов в Фридрихсгафене, затем неясное очертание Боденского озера... Мимо, все мимо!..

Корабль оставил свою железную дорогу и поднялся в воздух.

Оконца снизу были свободны. Слабо освещенная Земля быстро исчезла, и темная ночь окутала окошки «Виланда».

Гардт схватился за телефон.

Полный ход!

Проволока отнесла этот приказ в кабину вспомогательного самолета.

В ту же минуту раздался грохот дюз. Указатель ускорения двигался по скале и остановился около двадцатого деления.

Бечевки гамака врезались в тело, которое с удвоенной тяжестью увлекалось «вниз».

Алекс усталый лежал в своем гамаке. Его взгляд был обращен кверху. Странно: окошки, сквозь которые он сейчас только видел звездное небо, словно опустились в сторону. Круглая передняя стена повернулась и закрыла собой внешний мир.

С большим трудом повернул Алекс голову.

Сводчатая стена с оконцами окружила его теперь со всех сторон: сверху и снизу — ровная поверхность шара.

Прошло 30 секунд.

— Ганс! — прохрипел он.

— Дядя Алекс...

— Все ли в порядке? Мне тяжело!..

— Усиленная тяжесть, дядя, ничего больше...

— Видишь ли ты там в стороне слабо светящееся скопление звезд на одной высоте с нами, окруженное каким-то бледные сиянием? Замечательная звездная куча!

Ганс быстро взглянул в окошко.

— Звездная куча?

Он следил за показателем высоты.

— Эта звездная куча, вероятно, не что иное как Мюнхен.

Пораженный Алекс хотел было вскочить, но тяжесть бросила его назад.

— Мюнхен? — простонал он. — Ты с ума сошел? С каких это пор города прилепились к небу?

— Не спрашивай ничего, дядя; дыши, дыши как можно глубже... Скоро станет еще хуже.

Через четыре минуты указатель ускорения медленно продвинулся назад.

— У вспомогательного самолета горючее подходит к концу, Андерль. Необходимо сейчас же освободиться.

Андерль схватился за поручень.

Гардт смотрел на стрелку скорости.

— Только 4200 в секунду, — сказал он про себя, покачав головой.

Но телефону он послал последнее прости вспомогательного самолета и быстро приказал:

— Андерль, освободи ракету!

Легкий нажим, — и ракета освободилась от вспомогательного самолета.

В ту же минуту рука Гардта ухватилась за рычаг.

— Теперь начинается. Не забывайте дышать...

Ужасный толчок потряс корабль. Дюзы «Виланд» воспламенились.

Стрелка указателя ускорения вновь быстро подскочили до 20, перешла через 25 и 30, и остановилась на 32. Корабль шел с ускорением 32 метра в секунду за секунду1.


1 Не следует смешивать скорости с ускорением. Скорость измеряется числом метров, проходимых в 1 секунду; ускорение же определяется прибавкой скорости за 1 секунду. Если указатель скорости показывает 4200, а указатель ускорения 30, то это означает, что аппарат делает 4200 метров в секунду и эта скорость ежесекундно возрастает на 30 метров. Так как ускорение свободно падающего тела близ земной поверхности равно около 10 метров, то при 30-метровом ускорении звездолета пассажиры чувствуют себя словно отяжелевшими в 3 раза.

На 40-м делении ярко выделялась красная черта.

Усиленная тяжесть стала совершенно невыносимой.

Гамаки натянулись еще больше. Давление на грудную клетку страшно усилилось.

Алекс попытался приподнять руку. Ему удалось это сделать лишь с большим напряжением, затем рука упала бессильно назад и больно ударила его. Казалось, что каждая часть тела стала в несколько раз тяжелее. По кровеносным сосудам, вместо крови, словно текла ртуть. Веревки и ремни гамака врезались в тело.

Алекс ни о чем больше не спрашивал; он жаждал воздуха. Легкие не в состояние были больше выдерживать тяжести груди. Он пытался было бороться с усиленной тяжестью, хотел что-то сказать, крикнуть, но опрокинулся назад и перестал соображать, что делается вокруг него.

Ганс Гардт тоже сильно страдал от этого давления. Лишь с величайшим напряжением мускулов удавалось ему протянуть руку и коснуться рычага.

Стрелка указывала на скорость 6000 метров в секунду.

Ганс опять передвинул рычаг.

«Виланд» развил свою максимальную силу, извергая вниз раскаленный пар с космической скоростью. Стрелка заметно приблизилась к красной черте.

Еще две минуты, и ракета достигла той скорости, которая должна была освободить ее от земного плена.

Стрелка прыгала: 7000... 8000 метров в секунду...

Ужасная мысль промелькнула у инженера: что будет, если у него не хватит сил переместить назад рычаг? Тогда ускорение будет итти тем же темпом все вперед и вперед, пока колоссальные запасы газа не будут исчерпаны. Тогда гибель неминуема. «Виланд» с безумной стремительностью пролетит через межпланетное пространство по гиперболической орбите, ведущей в бесконечность. В четверть часа корабль достигнет скорости, которая удалит его навсегда из солнечней системы.

Прошла седьмая минута. 9000 метров в секунду делала эта бешеная машина!

Гардт стал медленно и кряхтя поднимать свою руку и просунул ее в петлю, свисавшую с потолка. Небольшое расстояние отделяло пальцы от распределительной доски. С большим трудом боролся он за каждый сантиметр.

Был момент, когда казалось, что силы его иссякли.

— Только бы не сплоховать теперь!

9800 метров в секунду — указывал счетчик. Еще три секунды...

Последнее движение — и рука Гардта ухватилась за рукоятку. Рычаг двинулся назад.

Холодный пот выступил на лбу инженера. Ужасное напряжение поглотило остаток его сил.

Указатель ускорения отскочил назад к двадцатому делению дошел до десятого и остановился на том делении, которое указывало на увеличение скорости на 3 метра в секунду за секунду. Ощущение тяжести исчезло так же внезапно, как и появилось.

От начала подъема прошло 8 минут.



ГЛАВА 12

Над Землей

Одно мгновение в кабине капитана никто не двигался с места. Лишь тяжелое дыханье трех лиц нарушало молчание.

Алекс раскрыл глаза и огляделся. Лампа горела, окна во мраке, словно пасти хищных зверей.

Он попытался приподняться. Ему это удалось. Ощущение ртути в кровеносных сосудах исчезло. Он с удовольствием расправлял свое усталое тело. Какое наслаждение быть в состоянии двигаться, уметь управлять своими мускулами! Он с облегчением вздохнул, словно только что очнулся после ужасного кошмара.

— Ганс! — воскликнул от — Где мы сейчас?

— Подойдите сюда, доктор, — услышал он голос Андерля.

Алекс вылез из гамака и, осторожно шагая, направился к племяннику.

С большим трудом удавалось ему сохранять равновесие; он чуть не падал на каждом шагу.

— Что случилось?

Он чувствовал себя черезвычайно легко. Неужели это естественная реакция после ужасного отяжеления, от которого до сих пор все его мускулы болели?

Гардт лежал весь в поту.

Андерль старательно растирал ему виски; Алекс поднес к его носу бутылочку нашатырного спирта.

Медленно раскрыл Ганс Гардт глаза и в беспамятстве оглядел своих товарищей. Через несколько секунд к нему вернулось сознание. Прежде всего он взглянул на хронометр: 12 минут.

— Гамаки можно свернуть! — крикнул он Андерлю, как только смог вскочить. Затеи он углубился в изучение кривой, вычерчиваемой инструментами.

— Ну, и путешествие! — заметил дядя Алекс. — Этих восьми минут я никогда в жизни не забуду! У меня все кости болят.

Он внимательно стал ощупывать себя:

— Но кажется у меня все цело...

— Да, никто не мог бы долго выдержать такого отяжеления, — ответил инженер. — Андерль, посмотри еще раз, все ли внизу в порядке.

— Ганс, — спросил Алекс, когда Андерль исчез — где мы теперь?

Гардт указал на инструменты,

6 000 километров пути и около 4 000 высоты.

— 4 000 высоты! Гм!.. А гора Эверест имеет 10 000?..

— Да, но метров, а у нас — километры.

— Тысяча чертей! — воскликнул ученый. — В таком случае мы находимся сейчас в четыреста раз выше самой высокой точки на Земле!

— Безусловно. Наружные барометры показывают нуль. Воздушная оболочка Земля далеко внизу; мы давно уже витаем в свободном мировом пространстве.

Появился Андерль и сообщил, что все в порядке.

— Хорошо, Андерль. Ложись теперь спать: через шесть часов ты сменишь меня.

— Я не очень охотно это сделаю, господин Гардт, — возразил опечаленный парень.

— Так нужно. Утешься, Андерль, тем, что сейчас ничего, кроме темной ночи, не будет видно. Иди, выспись хорошенько.

— 3емля совершенно не видна, Ганс, — сказал Алекс, стоя у окна.

Гардт подошел к нему и установил большую подзорную трубу.

— Если вглядишься внимательно, то кое-где заметишь мерцающую точку. Возможно что это прожектор какого-нибудь маяка, или световой сигнал парохода, который плавает внизу по волнам Великого океана.

— Великого океана?

— Если бы стало светло, мы могли бы увидеть Землю от Филиппинских островов до берегов Франции. Сейчас мы, вероятно, находимся над Арабским проливом.

— Будь добр, наставь эту подзорную трубу на какой-нибудь город. Я охотно посмотрел бы, как...

Гардт расхохотался.

— Многого захотел, дядя Алекс!..

Он привинтил телескоп.

— Вот в этом направлении, вероятно, находится Индийский океан. Быть может, тебе удастся уловить слабый отблеск освещенного города Бомбея. Желаю тебе удачи, но я не уверен, что тебе удастся отсюда наблюдать ночную жизнь Индии.

— Я хочу видеть Землю, Ганс, а не Марс.

— Ну, конечно, сними свои очки и стань у телескопа...

Алекс отступил несколько назад.

— Ты хочешь запутать меня... Ведь Земля внизу. — И он несколько раз махнул рукой по направлению к полу.

— Где, по-твоему, надо искать центр Земли?

— Центр Земли? Конечно, там же...

— Наверху, дядя Алекс! — И инженер указал за окно.

— Вон, где находится центр Земли; там же и Арабский пролив, над которым мы сейчас и находимся.

Алекс стоял с разинутым ртом.

— Земля там на небе?

— Не забудь, — стал объяснять Гардт, — что мы поднимались под острым углом поверхности Земли, поэтому мы должны искать Землю сбоку. Искусственная тяжесть, благодаря которой нам кажется, что ось ракеты находится в вертикальном положении, в действительности направлена не к Земле, но от дюз нашей ракеты, которые, хотя и слабее, но все же продолжают работать.

Голова доктора завертелась, словно мельничное колесо.

— Если бы мы поднялись по направлению к Солнцу, то-есть днем, — продолжал Ганс, — мы могли бы видеть нашу Землю сбоку. Это было бы великолепное зрелище.

— Почему же ты не вылетел днем?

— Ради удобства земных обсерваторий. Тогда в продолжение всего нашего пути мы находились бы между Землей и Солнцем и не могли бы быть видимы со стороны1.


1 Потому что ракета была бы обращена к Земле своей неосвещенной стороной.

Гардт не отходил от путевой «карты» и предоставил дяде размышлять на свободе. Доктор внимательно смотрел в пространство, пытаясь представить себе, что где-то находится твердая земля. Люди стоят там на твердой почве, спокойно расхаживают, и никому из них не интересно ломать себе голову над тем, где находится центр Земли. Через несколько минут он сказал племяннику:

— Наверно сотни тысяч глаз направлены теперь к нам и следят за убегающей светящейся точкой... Если подумать о бесчисленном множестве озябших ног, о насморках, быть может, об эпидемии гриппа, который распространится завтра там внизу или вверху из-за нас, то, пожалуй, простая вежливость обязывает чем-нибудь ответить на это внимание. А ты поступаешь так, словно мать-земля тебя нисколько не интересует.

— Милый дядя, — сказал Гардт, — указания моих измерительных приборов занимают меня сейчас гораздо больше, чем темная ночь вокруг нашей ракеты. Достаточно будет, если эту обязанность возьмешь на себя ты. Конечно, я говорю не об одних только озябших ногах...

— Кстати: тут даже слишком жарко, — простонал Алекс — Ты не мог бы несколько умерить отопление?

— Этого отопления я никак не могу умерить. Жара идет извне.

— Извне? А я полагал, что в мировом пространстве страшно холодно.

— Безусловно, но эта теплота — результат трения воздуха о внешнюю оболочку нашей ракеты. Мы должны считать себя счастливыми, что бериллиевая оболочка так крепка и устойчива. Впрочем, я могу успокоить тебя и сказать, что эта температура долго не продержится. Она и так уже, кажется, упала... Стенки ракеты остывают.

Гард крикнул Андерлю, который не успел еще уснуть:

— Какая температура внизу?

— 33 по Цельсию.

— Гм!.. Термометр на верхушке показывает 38°. Распыли, Андерль, немножко жидкого кислорода и открой на короткое время клапан сверх-давления.

Жара действительно была невыносимая, и лишь испаряющийся жидкий кислород несколько умерил ее.

Доктор Александр Гардт зевал во-всю.

— Я ужасно устал, — сказал он, вытирая пот со лба. — Не знаю, почему я так устал: у меня такое ощущение, словно я всю ночь кутил. А ведь мы всего полчаса в пути.

— Ты можешь спокойно лечь спать, дядя, — сказал Гардт, который прекрасно понимал, что усталость вовсе не является следствием одной только жары.

— Пока ты проснешься, все неприятные лишения, которые Земля дарит нам на прощанье, исчезнут,

Зевая и кряхтя, Алекс с трудом забрался по веревочной лестнице в спальную. Белоснежный манящий гамак показался ему величайшим изобретением всех времен. Он не успел раздеться, как впал в глубокий сон.

Гардт остался на своем посту, хотя и он не мог пересилить усталости и слабости и страдал от жары. Но он никому не мог пока доверить наблюдение за измерительными приборами. Он решил набрать опыта для будущих полетов и знал, что малейшая ошибка может привести к роковым результатам.

Время от времени он отводил назад рычаг скорости.

Соответственно с этим уменьшалось действие дюз, ослаблялась искусственная тяжесть, и предметы теряли свой вес.

Гардт мог вполне прекратить взрывание: ракета давно достигла той скорости, которая освобождала ее от притягивающего действия Земли. Но он не решился сделать этого сразу, ибо внезапное прекращение взрывания могло вы вызвать полное отсутствие тяжести. Ему хотелось постепенно приучить себя и своих товарищей к этому, совершенно незнакомому, состоянию, влияние которого на человеческий организм не было изучено.

Правда, его беспокоил чрезмерный расход горючего. Содержимое баков уменьшалось гораздо быстрее, чем он рассчитывал. Он не мог понять причины, и это тревожило его.

Время шло. Часы показывали, что от начала полета прошел уже шестой час. 70 000 километров пути! Расстояние, вдвое превышающее окружность Земли, отделяло пассажиров ракеты от всего человечества.

Глубокая ночь продолжала окутывать корабль. Земля все еще оставалась невидимой; только далекое, беззвездное пятно на звездном небе указывала то место, где витала наша родина-планета.

— В настоящую минуту работают полным ходом все газетные ротационные машины. Томми Бигхед в эту ночь наверно ни на одну минуту ее сомкнул глаз.

Корабль все больше и больше излучал свое тепло в пространство. Все почувствовали себя лучше и вздохнули свободно.

Инженер улыбнулся, представив себе тот сюрприз, который скоро ожидает пассажиров «Виланда».

Теперь «Виланду» не угрожала никакая опасность, и Гардт предложил Андерлю сменить себя, а сам пошел на короткое время отдохнуть.

Г Л А В А 13

В мировом пространстве

Когда Алекс проснулся, в спальной каюте не оказалось на его племянника, ни Андерля. Он схватился сразу за часы.

— Девять часов, — сказал он задумчиво. — Что это: девять утра или ночи?

Он быстро встал и оделся.

Ученый чувствовал себя замечательно легко и хорошо готов был далее прыгать и петь, если бы это подобало солидному ученому. Он сделал несколько прыжков — и забрался по веревочной лестнице в кабину капитана.

Всюду горели электрические огни. Никакого следа дневного света.

— Вот это называется поспать, дядя Алекс! — приветствовал его Гардт. — Нет ли у тебя пролежней?

— Наоборот, я чувствую себя таким свежим и бодрым, словно я за время сна стал лет на десять моложе. Неужели л долго спал?

Гардт показал ему на часы.

— 14 часов 30 минут...

— Теперь я уж совсем ничего не понимаю. Мои часы показывают 9 часов. Твой хронометр — 14 часов 30 минут, а ночь тянется, и конца краю ей не видать...

— Да, милый дядя по фридрихсгафенскому времени теперь, вероятно, 9 часов утра. Но ты переведи лучше свои часы на наше корабельное время. Бессмысленно считать тут время, согласно какому-нибудь пункту земного шара. Мы считаем время с момента нашего старта.

Андерль между тем готовил завтрак на маленькой электрической кухне.

Алекс шагал взад и вперед. Он должен был все время балансировать, чтобы не терять равновесия.

— Когда же наступит день в этой мрачной местности? — спросил он.

— Как только солнце не будет заслонено близкой от нас Землей. Для этого потребуется еще часа четыре. Пока же приходится довольствоваться светом звезд и луны.

Гардт выключил свет; в кабине не стало темно. Сбоку лился приятный серебристый свет, который, пожалуй, был бы достаточен и для чтения газеты.

— Там луна, пока лишь половина ее диска. Если было бы полнолуние, мы не могли бы жаловаться на недостаток света.

Звезды сияли спокойно, ровно и гораздо ярче, чем на Земле, где плотная атмосфера поглощает значительную часть их света1.


1 И обусловливает явление мерцания звезд, которое не должно наблюдаться за пределами атмосферы.

— Не так-то просто, — продолжал Ганс Гардт, — разобраться в этом звездном небе. Знакомая нам картина звездного неба в значительной степени теряет свой привычный облик от того, что множество слабых звездочек остается на Земле невидимым для невооруженного глаза.

Он показал рукой наискось.

— Вот в этой массе звезд ты не без труда разыщешь семизвездие Малой Медведицы; в конце хвоста его находится Полярная звезда, вокруг которой, если смотреть с Земли, вращается небесный свод. Она теперь потеряла для нас свое центральное положение, остается только превосходная веха для установления направления земной оси, а тем самым и положения эклиптики, т. е. плоскости земной орбиты.

Андерль появился с сервированным подносом, от которого несся прекрасный запах душистого кофе. С большим аппетитом все трое поели сухарей с сардинами и выпили кофе.

— Ну, что ж, мы и дальше будем уменьшать ход? — спросил Андерль в то время, — как его крепкие зубы размалывали бутерброд.

— Какая скорость у нас теперь?

Андерль направился к распределительной доске.

— 2 000 метров.

— Подождем еще немного, Андерль, пока мы покончим с завтраком, — он рассмеялся, — иначе нам грозит нарушение пищеварения,

— 2 000 метров в секунду! — вмешался дядя Алекс в разговор. — Ведь это гораздо меньше, чем в начале нашего подъема.

— Конечно! К концу восьмой минуты мы достигли параболической скорости в 10 000 метров в секунду. Ясно, что такая скорость не может остаться постоянной; под влиянием земного притяжения она в начале быстро, а потом медленнее должна убывать так же, как бывает с брошенным вверх камнем. Но прежде чем скорость будет совершенно уничтожена, ракета достигает той точки между Землей и Луной, где притяжение Луны преодолевает силу притяжения Земли. Тогда корабль не сможет упасть обратно на Землю, но будет увлечен Луной. Вот, в сущности, весь секрет полета на Луну.

— Но почему же мы совершенно не ощущаем больше этой все еще бешеной скорости? У меня такое впечатление, словно «Виланд» стоит на месте.

— То, что мы ощущали при подъеме, было лишь ощущение ускорения, а не скорости; скорость сама по себе неощутима. Разве ты в своем рабочем кабинете в Фридрихсгафене когда-либо замечал, что ты несешься с страшной скоростью в 30 километров в секунду по мировому пространству — вместе с Землей, в ее вечном обращении вокруг солнца?

— Но если, как ты говорить, Земля — делает 30 000 метров в секунду, — заметил доктор Гардт, — то все твои расчеты не верны.

— Почему?

— Куда же мы попадем с нашим «Виландом», который, если я не ослышался, делает сейчас лишь 2000 метров? Ведь мы в течении немногих минут так отстанем от мчащейся Земли, что о достижении нашей цели не может быть и речи.

— Твои слова с первого взгляда кажутся совершенно правильными. Но дело как будто еще хуже. Нас обгоняет согласно твоим представлением, не только Земля но и солнце, которое, как известно уносится вместе с планетами по направлению созвездия Лиры, делая 20 километров в секунду.

— Куда же мы в таком случае попадем?

— А если солнце обращается вокруг какого-то центра, который, в свою очередь, тоже движется, то дело становится совсем серьезно, не так ли?

На губах инженера показалась плутовская улыбка.

Алекс продолжал упорно думать, но не находил другого решения вопроса, кроме того, что «Виланд» должен увеличить свою скорость.

— Не над чем ломать голову, дорогой дядя Алекс. Должен признаться тебе, что я и сам не имею малейшего понятия о том, с какой абсолютной скоростью — если таковая вообще существует — ракета наша движется в пространстве. В сущности, это безразлично.

— Ты великолепен, Ганс! Но мне далеко не все равно, удастся ли мне еще раз увидеть родную землю, или нет. Я не имею ни малейшей охоты вечно сидеть в твоей великолепной машине и блуждать по неведомым путям мирового пространства.

Ганс Гардт расхохотался:

— Не беспокойся, дядя Алекс. Земля не убежит от нас, как и мы не убежим от нее. Мы совершаем точно рассчитанное путешествие в системе Земля — Луна, а все остальное нас пока совершенно не интересует. Лучше всего ты это поймешь на примере.

Инженер несколько задумался, а затем продолжал:

— Представь себе вагон-ресторан в быстро мчащемся курьерском поезде. На потолке вагона для освежения воздуха вращается вентилятор. На одном краю его расположилась гусеница. Ты слушаешь меня?

— Конечно!

— Ладно. Гусеница ползает от края вентилятора к втулке, с той скоростью, которая определена ей природой. В определенное время гусеница достигнет своей цели; ей вовсе нет нужды задумываться над тем, что она, благодаря вращению вентилятора, описывает в пространстве спиральную линию, уносится вперед движением поезда, кружится вращением земли вокруг оси, увлекается по орбите вокруг солнца и т. д. Объясни же мне, пожалуйста, с некой абсолютной скоростью и по какой кривой она движется?

Алекс стал тереть свой лоб, но не находил ответа.

— Приблизительно так же обстоит дело и с нами. Вентилятор — это система Земля — Луна. Движение курьерского поезда соответствует движению Земли. Если гусеница захочет оставить вентилятор, чтобы устроиться на горшке с цветами, стоящем на столе, ей прежде всего придется принять во внимание собственное движение вентилятора. Если же она предпочтет оставить вагон и выйти на зеленое поле, она сделает открытие, что поезд мчится с ужасающей быстротой. То же происходит и с нами. Если мы пожелаем лететь на Марс, мы должны будем считаться с собственным движением Земли, чтобы перейти с земной орбиты на орбиту соседней планеты. Все в мире относительно, а тут — в мировом пространстве — тем более. Понимаешь ли ты теперь, почему я не знаю абсолютной скорости нашего «Виланда», тем более, что таковой вообще нет.

Как все это звучит просто! И как все же трудно освободиться от укоренившихся земных представлений, и убедиться в том, что все старые понятия, которые на Земле не вызывают никаких сомнений и ясны настолько, что над ними никто не задумывается, здесь совершенно опрокинуты, лишены всякого смысла.

Андерль также сильно заинтересовался всеми этими выводами, но сохранял полное молчание. Он убрал посуду и отвес ее в кухню.

Алекс поднялся. Долго смотрел он через окно на черное небо, и картина чистого, восхитительного звездного неба рассеяла его грустные мысли.




ГЛАВА 14

В состоянии невесомости

Произошло нечто изумительное. Алексу показалось, что он видит сон. Ему снился старый, вечно повторяемый сон детства, будто он летает над домами и деревьями, над горами и долинами, издавая при этом победный клич.

Не произвольно он пригнул колени к телу и оттолкнул ноги вниз.

Сон внезапно был прерван. Алекс испугался, ощутив удар по голове. Он шатался и когда в замешательстве стал осматриваться кругом, то заметил, что витает в воздухе и медленно спускается к полу.

— Ганс, где ты? — крикнул он робким голосом.

Откуда-то донесся хохот.

— И тебе приходится делать прыжки к потолку, дядя Алекс? — сказал Гардт, ухватив его за ногу и потащив вниз. — Крепко держись на месте, иначе набьешь себе шишки. Осторожно!..

Алекс вновь очутился на полу. Осторожно двигаясь, он с большим трудом добрался до стены и ухватился за поручень.

— Неужели мне это снится? — сказал он, все еще не приходя в себя.

Хотя племянник неоднократно предупреждал его о предстоящей потере веса, его охватил теперь страх. В то время как он стоял у окна, Гардт отвел назад рычаг, частично приостановив действие взрывного аппарата а затем значительно уменьшил тяжесть. Совсем прекратить работу дюз, быть может, и было бы правильно — с точки зрения экономии горючею, но Гардт считал это преждевременным.

Хотя едва ощутимая теперь тяжесть составляла небольшую долю земной, все же путешественники имели возможность приучиться к состоянию полной невесомости при которой понятия «верх» и «вниз» неприменимы.

Все предметы на «Виланде» потеряли большую часть своего веса. Люди стали такими легкими, словно сделаны были из бумаги, а не из мышц и костей, хотя мускульная сила полностью сохранилась. Благодаря этому, каждый неосторожный шаг должен был превратиться в огромный прыжок кверху.

Особенное удовольствие доставило это новое состояние Андерлю, на котором лежали заботы о кухне. Он мог совершенно спокойно смотреть, как падают тарелки и чашки, ибо они так плавно двигались вниз, что не разбивались. Одной рукой он мог теперь шутя приподнимать тяжелые стальные бомбы, в которых сохранялся необходимый для дыхания жидкий кислород.

Но когда Андерль открыл кран водопровода, он поразился: правда, вода продолжала течь в раковину, как и прежде, но капли воды подпрыгивали, превращались в свободно витающие жидкие шары, которые медленно опускались вниз и там растекались в лужу.

Неприятно было то, что это новое состояние сопровождалось у пассажиров «Виланда» своеобразным ощущением в области груди и желудка и учащенной работой сердца. С другой стороны, у всех появилась полная не чувствительность к давлению и толчкам, как раз в то время, когда представлялось не мало поводов к их получению.

Доктор Гардт весьма внимательно и добросовестно исследовал свое тело и привел свои наблюдения в связь с органом равновесия человека, помещающимся в внутреннем ухе.

Он комбинировал и раздумывал в поисках объяснений. Выводы его отличались чрезвычайной остротой и логичностью. Его поражала ясность мыслей и быстрота, с которой работал мозг.

Вскоре однако, эти ощущения исчезли. Осталось лишь необъяснимое, незатуманенное никакими заботами, радостное самочувствие у всех трех пассажиров.

Лестницу, которая вела из спальни в наблюдательную камеру, ученый одолевал теперь одним прыжком. Возвращение осуществлялось в виде приятного витания по воздуху.

Андерль скалил свои зубы, Алекс не мог удержаться от смеха; даже лицо Ганса Гардта казалось самым веселым в мире.

— Сегодня я помолодел на двадцать лет — сказал Алекс, когда, витая наподобие духа, приблизился к своему племяннику.

— Хватит, пожалуй, молодеть, — заметил Ганс, улыбнувшись, — Мы тут совершенно не приспособлены для ухода за грудными детьми.

— Замечательная поездка! Здесь можно открыть санаторию для дряхлых стариков.

— Да, для нас наступила теперь великолепная возможность кувыркаться и скользить, как мальчишки, по перилам лестниц, — согласился инженер, отталкиваясь от потолка, куда он попал в результате неосторожного движения.

Из кухни доносилось веселое пение Андерля, который вел безнадежную борьбу с бунтовавшимися жидкостями.

За обедом происходили нелепые сцепы.

Суп плавал по воздуху в виде эскадрильи маленьких жидких шариков, пока обедающие не научились осторожно и терпеливо направлять ложки ко рту.

Малейший толчок по ножке стола — и весь стол приподнимался вверх. Погоня за пищей представляла собою дикую мешанину витающих людей и стульев,

Маленькая канарейка Гардта поднялась с жалким писком к лампе и увлекла на своих крыльях клетку.

— Скажи мне, наконец, Ганс, какой же собственно, у меня вес?

Гардт попытался несколько угомонить свое веселое настроение, которое не гармонировало с достоинством капитана корабля.

— Мы идем теперь с десятисантиметровым ускорением, около одной сотой нормального ускорения тяжести. То, что на Земле весит один центнер (50 кг), тут весит не более полкило. Милый дядя, ты весишь теперь не больше 500 граммов.

Во избежание всяких незадач Андерль привинтил всю мебель к полу. Даже канарейка должна была смириться: ее крылья были привязаны к прикрепленной клетке.

На «Виланде» вновь восстановилось спокойствие. Ракета теперь продолжала свой космический путь свободно, без управления. Ганс и дядя Алекс уселись поэтому у окна и весело болтали. Они крепко привязали себя ремнями к привинченным стульям. Иначе нельзя было спокойно сидеть на месте. Малейшее движение превращало их в витающие пушинки.

Снаружи ракеты попрежнему ничего не было видно, кроме усеянного звездами ночного неба.

Положение Земли можно было узнать лишь по темному пустому месту, которое, подобно громадной дыре, распростерлось на звездном небе.

— Ганс, — тихо промолвил Алекс, — мне кое-что тут не ясно.

— Это меня нисколько но удивляет. Мне тоже многое кажется загадочным.

— Я разумею уменьшение тяжести. Если, например, я, как ты сказал, имею не больше полукило веса, то нет никакого основания для того, чтобы я витал в пространстве. Вещь в полкило все же представляет собой весомое тело, которое должно быстро падать вниз.

— Ты затрагиваешь весьма трудную тему. Тебе известно, что вес есть не что иное, как давление на опору и что Земля притягивает к себе все тела. Камень, лежащий на земле, не может следовать этому притяжению, поэтому он давит на то место, на котором он лежит; он имеет вес, соответствующий ускорению, с которым он двигался бы, если бы не поддерживался чем-нибудь. Близ земной поверхности это ускорение одинаково для всех тел. Падающий с высокой башни камень летит со скоростью 10 метров до истечении первой секунды, 20 метров — по истечении второй секунды, 30 — в конце третий секунды и т.д., т.е. каждую следующую на 10 метров скорее, чем в предыдущую секунду, точнее — на 9,8 м. Ты верно помнишь со школьной скамьи эту цифру в 9,8, ускорение земной тяжести, обозначаемое обычно буквой «g».

В первые три секунды камень опускается на 45 метров. Если предметы на «Виланде» сохранили сотую долю их нормального веса, то в первые три секунды они должны вместо 45 метров опуститься лишь на столько же сантиметров. Это уже не падение, а плавное витание.

— Все это я прекрасно понимаю. Значит, уменьшение веса получается от уменьшения притяжения Земли, вследствии удаления от нее?

— Приблизительно так, но не совсем. Тем, что у нас еще имеется вес, мы обязаны нашим дюзам.

— Неужели ты хочешь этим сказать, что нашим весом мы обязаны твоему рычагу и что мы станем совершенно невесомыми, как только ты поставишь свой рычаг на нуль?

— Это именно я и хотел сказать, — спокойно ответил Гардт.

— Но, милый мой, подумай только: не можешь же ты так просто уничтожить притяжение Земли своими машинами? Или же...

— Конечно, я этого не могу, — улыбнулся Ганс Гардт в ответ, — притяжение Земли сохраняет свою силу, хотя и очень слабую в таком отдалении.

— Сгораю от любопытства узнать, как ты теперь отсюда выберешься, — сказал Алекс, качая головой.

— Заметь следующее, дядя Алекс. Если я совершенно остановлю звездолет, то все, что в нем находится, всецело подпадет под действие земного притяжения. Он превратится тогда в свободно падающий, ничем не поддерживаемый камень. Все предметы, находящиеся внутри, будут так же мало давить на свои опоры, как ранец на спину человека, падающего с горной высоты.

— Приятная перспектива! Значит, мы падаем опять в Боденское озеро?

— Нет, от этого избавляет нас накопленная скорость. Мы падаем, но не с возрастающей быстротой вниз, а с уменьшающейся быстротой вверх.

— Падать... вверх... — стал запинаться археолог. — Перестань, у меня кружилась голова от таких объяснений. Самые трудные иероглифы — детская игрушка в сравнении с проблемами, которые ты излагаешь. Математика действительно пренеприятная наука!».

Он взмахнул руками, словно защищаясь, и так как ремни, которыми он был привязан к стулу, при этом развязались, он сделал превосходный прыжок кверху.

Ганс Гардт опять усадил рассердившегося ученого на стул и сказал ему:

Ничего не поделаешь, дядя Алекс, каждый человек лучше всего разбирается в том, что он изучил. Твои исследования древностей и объяснения преданий так же чужды и непонятны мне, как Андерлю непонятно запрещение пить пиво. Позволь еще только сделать одно замечание. Мы станем невесомыми лишь тогда, когда ничто не будет влиять на свободное движение «Виланда» под действием тяготения — ни сила машин изнутри, ни сопротивление воздуха извне, и это — независимо от того, как близко мы будем от Земли или от другого небесного тела.

Гардт прервал свой разговор. Он с удивлением нагнулся и стал прислушиваться к шуму, доносившемуся снизу.

— Что случилось с Андерлем, — спросил он в беспокойстве. — С ума он сошел, что ли: спорит сам с собой!..

Г Л А В А 15

Четвертый пассажир

Из кладовой доносились крики и брань. Повидимому, Андерль был чем-то взбешен: он; изрыгал ужасающие проклятия.

— Голодранец! Бесстыдник!.. Я тебе покажу! Убирайся-ка отсюда, обормот!

Гардт предчувствовал что-то неладное.

— Андерль! — крикнул он, — что там случилось?

Но Андерль продолжал кричать и браниться, и в его голосе слышались угрожающие нотки.

— Послушай-ка, паренек, если ты сейчас не выползешь, — я дам тебе такую взбучку, что ты полетишь кувырком! Слышишь?

А вслед за тем раздался страшный грохот. Ящики сталкивались, жестянки гремели...

— Вот так! Теперь ты в моих руках! — заорал опять Андерль, и тотчас же появился в кабине.

Он держал в своих могучих лапах человека, который всячески оборонялся: вертелся и кидался из стороны в сторону, так что оба потеряли равновесие. Они бросались друг на друга, как петухи, и сплелись в неразрывный клубок.

Ганс Гардт схватил одного за ноги и рознял дерущихся.

— Этот человек изрядно груб и нисколько не джентельмен, — сказал вновь появившийся, в котором Гардт, к величайшему своему изумлению, узнал Томми Бигхеда.

— Как вы здесь очутились? — спросил он озадаченный.

— Он спрятался в кладовой, — ответил за него Андерль. — Голод выгнал его оттуда. Половину окорока слопал, подлец, жирный кусок в два кило. Я заметил, как он пробирается из кухни обратно в свою дыру. Он хотел улизнуть, да я с ним хорошенько поговорил...

Этот «хороший разговор» Ганс Гардт и слышал.

— Успокойся, Андерль, — приказал он и посмотрел на вновь появившегося. У него был довольно жалкий вид; он был избит, окровавлен и покрыт шрамами. При подъеме звездолета его не защищали никакие гамаки, и он должен был особенно страдать в эти минуты.

— Вы перед стартом скрылись в ракете, мистер Бигхед? — начал инженер свой допрос. — Как это могло случиться?

— Весьма просто, ответил совершенно спокойно американец. — Я заранее подделал ключ к кладовой, а когда вы беседовали с корреспондентами и показывали им «Виланд», я забрался в кладовую и устроился там.

— Мистер, — сурово заметил Гардт, — вы позволили себе совершенно недопустимое — нарушение доверия. Эта авантюра может оказаться для вас роковой. Разве вам неизвестно, что в моих руках и жизнь и смерть пассажиров «Виланда»?

— Ничего! Я — гражданин Соединенных штатов и лучший репортер штата Мичиган. Если вы убьете меня, вы нарушаете наш контракт. Я один имею право давать отчеты о поездке на Луну. А покойник разве в состоянии писать отчеты?

Гардт не знал, нужно ли возмущаться нахальством репортера или же смеяться.

Чтобы иметь возможность писать хорошие отчеты, — продолжал Томми, — я должен вместе с вами совершить поездку. Я сказал вам это еще в Фридрихсгафене. Томми Бигхед держит свое слово! Да!

Инженер задумался и стал ходить взад и вперед. Затем, он подошел к Томми и резко сказал:

— Называйте ваши действия как угодно, но факт остается фактом: вы совершили дерзкий налет и не представляете себе всех последствий своего поступка.

— Не понимаю, почему мое присутствие так вам неприятно, — сказал Бигхед, слегка обидевшись. Что вы, собственно, против меня имеете?

— Тем, что вы столь странным путем совершили с нами полет, вы не только подвергли опасности себя и всех нас, — но и поставили под вопрос успех всего предприятия.

— Я угрожаю вашей жизни?.. — повторил тихо Томми. — Меньше всего думал я об этом! Каким образом?..

— Инженер обменялся взглядом с Андерлем, а затем сказал:

— «Валанд» рассчитан на трех пассажиров, но не на четырех.

— Найдется маленькое местечко и для меня. Я могу опять устроиться за ящиками.

— Не в месте дело, а в вашем весе! Каждый килограмм полезного груза требует громадного количества горючего. Наши хранилища строго рассчитаны на определенный груз. Теперь для меня ясно, почему при подъеме получился у нас излишний расход горючего. Вы — причина этого.

— Неужели это так важно? Я полагаю, на таком колоссальном корабле, не уступающем «Цеппелину», найдется излишек в какие-нибудь полсотни килограммов.

— При подъеме это сравнительно небольшое превышение веса не так заметно. Но при возвращении на Землю, когда «Виланд» будет иметь лишь шестидесятую долю первоначального веса, лишние 70 килограммов вашего тела могут иметь весьма крупнее значение. Космическая скорость, с которой мы будем падать на Землю, должна тормозиться противодействием истекающих газов. Теперь я сильно опасаюсь, что запасы гремучего газа будут недостаточны, чтобы затормозить свободное падение. Если мы не сможем уменьшить нашу скорость до нуля, ошибемся хотя бы на 50 метров в секунду, это будет означать неминуемое падение и гибель.

— Господи! — воскликнул смертельно испуганный Бигхед. — Обо всем этом я меньше всего думал... Неужели мы должны немедленно вернуться? — прибавил он сокрушенно.

— Это нисколько не изменило бы нашего положения. Дальнейшая поездка на Луну и вокруг Луны потребуют так мало энергии, что мы своим немедленным возвращением ничего не выиграем. Наоборот! Изменение нашей теперешней скорости, которая направлена от Земли, потребует гораздо больше энергии, чем полет на Луну.

— Великолепно! Я тоже за то, чтобы мы выполнили намеченный план. Если даже нам придется протянуть ноги, все же лучше раньше посмотреть на Луну. Однако, жаль!.. Неужели нет возможности обменяться сообщениями с Землей? Было бы нелепо, если бы мистер Тиллер не получил ни одного сообщения для «Вечерней почты». Он проклянет меня и заставит моих наследников возместить ему 200 000 долларов, которые он вложил в это дело.

Несмотря на свой гнев, Ганс Гардт не мог не признать достоинств американца. Этот делец не был трусом и не знал страха смерти. Другой на его месте думал бы только о своем спасении, а Томми Бигхед был озабочен лишь тем, как бы исполнить свой долг и удовлетворить свою газету. Хотя Гардт посмеивался над титулом «лучшего репортера штата Мичиган», но должен был признать, что Томми Бигхед честно заслужил это звание.

Голос капитана звучал поэтому мягче, когда он послал Томми в спальню:

— Прежде всего вам нужно отдохнуть, мистер Бигхед. Поспите несколько часов. Потом мы еще потолкуем о создавшемся положении.

Томми согласился. Он обошел Андерля и исчез.

— Проклятый парень! — рассвирепел дядя Алекс. — Во всяком случае он не может пожаловаться на недостаток вежливости. Почему ты был с ним так любезен?

— Совершенно верно, доктор, — согласился Андерль. — Я бы ему так наложил по зубам, что он всю жизнь не ел бы больше ветчины!..

— Все это совершенно бесцельно, — сказал нетерпеливо Гардт. — Он здесь, и высадить его мы не можем. Важнее разрешить вопрос о горючем.

— Неужели при спуске на Землю четвертый пассажир имеет такое огромное значение, что нам всем грозит опасность? — спросил дядя Алекс.

— К сожалению, именно так, — сказал Гардт. — Перед спуском нам придется выбросить за борт весь излишней груз: инструменты, кровати, запасы, всю кухню, даже оптические инструменты. Всем тем, что нам было необходимо в пути, придется перед спуском пожертвовать. Лишь при этом условии хватит наших запасов горючего, и мы сможем избежать падения на Землю. Теперь придется найти для выбрасывания еще добавочный балласт, вес которого равнялся бы весу репортера. Томми Бигхед сыграл с нами плохую шутку.

Он углубился в размышления. Все молчали.



далее