НАЧАЛО

1

Чимал расправил плечи, готовый умереть. Слова погребальной песни автоматически возникли в его мозгу, и он произнес первую фразу, прежде чем осознал, что делает. Он выплюнул слова изо рта и твердо сжал предавшие его губы. Богов, которым нужно молиться, не было, а вселенная была клубком непонятных вещей.

— Я готов убить тебя, Чимал, — сказал Главный Наблюдатель, и голос его был сухим и невыразительным.

— Ты знаешь мое имя, ты обращаешься ко мне и все же хочешь убить меня. Почему?

— Спрашивать буду я, а ты будешь отвечать, — сказал старик, не обращая внимания на его слова. — Мы слушали людей долины и многое о тебе узнали, но самое главное осталось неизвестным. Твоя мать не смогла рассказать об этом, потому что она умерла...

— Умерла! Как, почему?

— ... убитая вместо тебя, когда было обнаружено, что она тебя освободила. Священники были очень сердиты. Но она казалась почти счастливой тем, что случилось, она даже улыбалась.

«Они наблюдали за долиной и из какой близи. Мать...»

— И перед самой смертью она сказала нечто очень важное. Она сказала, что тогда, двадцать два года назад, провинилась она, а тебя, Чимал, винить не за что. Тебе известно, что она могла иметь в виду?

Она была мертва. И все же он был настолько отрезан от своей жизни в долине, что боль была меньшей, чем он ожидал.

— Говори, — велел Главный Наблюдатель. — Тебе известно, что она имела в виду?

— Да, но я тебе не скажу. Твоя угроза меня не испугает.

— Ты дурак. Говори немедленно. Почему она заговорила о том времени? Имела ли ее вина что-нибудь общее с твоим рождением?

— Да, — ответил удивленный Чимал. — Как ты узнал?

Старик отмахнулся от вопроса нетерпеливым движением руки.

— Теперь отвечай мне и говори правду, ибо такого важного вопроса тебе еще никто и никогда не задавал. Отвечай мне, как звали твоего отца?

— Моим отцом был Чимал-попоки, человек из Заахила.

Слова эти поразили старика ужасом. Он пошатнулся, и двое мужчин устремились ему на помощь, бросив оружие. Третий остался стоять, нерешительно держа в руках собственное оружие и оружие Чимала. Одним прыжком подскочив к нему, Чимал выхватил у него свое оружие и пустился бежать.

— Нет... — хрипло проговорил Главный Наблюдатель. — Наблюдатель Стидфаст, опустите оружие.

Едва услышав эти слова, человек положил оружие на пол. Чимал остановился и оглянулся.

— Что все это значит? — спросил он.

Старик оттолкнул своих помощников и повернул что-то на одном из приспособлений, висящих на его поясе. Металлические части его костюма сделались более прямыми и теперь поддерживали его, помогая ему держать голову прямо.

— Это значит, что мы приветствуем тебя, Чимал, и просим присоединиться к нам. Сегодня — торжественный день, никто из нас не ожидал того, что ему придется стать свидетелем такого дня. Да даст тебе вера силу, и да поможет нам твоя мудрость.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — в отчаянии сказал Чимал.

— Мне нужно многое тебе сказать, так что лучше начать сначала.

— Что означают эти звезды — я это должен узнать?

Старик кивнул. Он почти улыбался.

— Ты уже учишь нас, ибо это и есть начало, ты угадал. — Остальные тоже кивнули. — Там вселенная, и звезды эти — те самые, о которых вам рассказывали священники, ибо то, что они говорили, правда.

— И о богах — тоже? Но в тех историях нет правды.

— И снова ты сам, без посторонней помощи, угадал правду. И это — доказательство твоего истинного рождения. Нет, фальшивые боги не существуют. Есть лишь Великий Создатель, распоряжающийся всем. Я говорю не о богах, но о других вещах, которым вас учили в школе.

Чимал засмеялся.

— О том, что солнце — шар из газа? Я сам видел солнце, как оно проезжало мимо меня, и я трогал пути, по которым оно ходило.

— Это верно, но сами того не зная, они говорили вам о мире, который не похож на тот, что известен вам. Слушай, и ты все узнаешь. Есть солнце, звезда, похожая вон на те звезды, и вокруг нее совершает бесконечный путь Земля. Мы все с Земли, но оставили ее ради великой славы Великого Создателя. — Остальные пробормотали ответы и коснулись своих деусов. — И не без причины мы возносим Ему молитвы. Ибо погляди на его создание. Он видел другие миры, кружащие вокруг солнц, и крошечные корабли, построенные людьми, чтобы преодолевать расстояния. Хотя эти корабли быстры, более быстры, чем мы можем мечтать, им нужны недели и месяцы, чтобы перебраться от одной планеты к другой. Самому быстрому из таких кораблей нужно тысячу лет, чтобы долететь до ближайшей звезды. Люди знали об этом и оставили мечту о путешествиях к другим солнцам, о возможности увидеть чудеса тех миров, что вращаются вокруг этих далеких точек пламени.

То, что не под силу слабому человеку, смог сделать Великий Создатель. Он построил этот мир и отправил его путешествовать к звездам...

— Что ты говоришь? — спросил Чимал, которого кольнул внезапный укол страха — или радости?

— Что мы путешествуем в каменном мире, который мчится сквозь пустоту от звезды к звезде. Огромный корабль, мчащийся сквозь пустоту пространства. Камень, полый внутри, и сердцем его является долина, а в долине живут ацтеки, и они — пассажиры на борту этого корабля. Потому что еще не пришло время, само путешествие — тайна для них, и они живут счастливо и уютно под благосклонным небом. Для того, чтобы охранять их и вести, существуем мы, Наблюдатели, и мы исполняем свой долг.

Как будто в подтверждение его слов, гулко ударил колокол, потом еще раз. Наблюдатели подняли свои деусы и при третьем ударе нажали на стержни, добавляя число.

— Вот и еще один день пути, — нараспев сказал Главный Наблюдатель, — и мы на один день ближе к Дню Прибытия. Мы можем отчитаться за каждый день каждого года.

— За каждый день каждого года, — эхом отозвались остальные.

— Кто я? — спросил Чимал. — Почему я не такой, как все?

— Ты — дитя, которому мы поклялись служить, ты сам — источник нашего существования, ибо разве не записано, что дети поведут нас? Придет день Прибытия, падет преграда, и люди освободятся. Они придут сюда и увидят звезды и узнают, наконец, правду. И в этот день Коатлики будет уничтожена у них на глазах, и им будет сказано, что они должны любить друг друга и что браки между кланами одной деревни запрещены, а истинный брак — между мужчиной из одной деревни и женщиной из другой.

— Мои мать и отец...

— Твои мать и отец были осенены благостью слишком рано, и дали жизнь истинному дитя Прибытия. В своей мудрости Великий Создатель благословил ацтеков на неведение, выращивание урожая, счастливую жизнь в пределах долины. Это они и делают. Но при приближении Дня Прибытия благословение это будет снято, и дети станут делать вещи, которые даже не снились их родителям. Они будут читать книги, которые их ждут, они будут готовы к тому, чтобы навсегда оставить долину.

Конечно! Чимал не знал: каким образом, но он чувствовал, что эти слова — правда. Он один не принимал долину, он восстал против жизни в ней, он хотел убежать оттуда. И убежал. Он был другим и всегда знал это и стыдился этого. Теперь это стало ненужным. Он выпрямился и посмотрел на остальных.

— Я хочу задать много вопросов.

— На них будут ответы, на все на них. Мы расскажем тебе все, что знаем, а потом ты узнаешь еще больше в местах, предназначенных для узнавания, которые ждут тебя. И тогда ты будешь учить нас.

Чимал громко рассмеялся.

— Значит, вы больше не хотите убить меня?

Главный Наблюдатель наклонил голову.

— То была моя ошибка, и я могу лишь проклинать свое невежество и молить о прощении. Ты можешь убить меня, если желаешь.

— Не будь таким скорым, старик, ты должен еще о многом мне рассказать.

— Это правда. Тогда — начнем.

— Что это? — спросил Чамал, глядя на дымящуюся коричневую плитку мяса, помещенную перед ним на блюде. — Я не знаю животного, которое было бы достаточно велико для того, чтобы из него можно было выкроить такой кусок мяса. — Подозрительный взгляд, устремленный им на Главного Наблюдателя, красноречивее всяких слов говорил о том, что вообще-то такое животное ему известно.

— Это блюдо называется бифштексом — и мы едим его только по праздникам. Но ты, если пожелаешь, можешь есть его каждый день, мясное хранилище обладает достаточными запасами.

— Мне неизвестно животное, называемое «мясное хранилище».

— Позволь мне показать тебе. — Главный Наблюдатель сделал что-то с настройкой висевшего на стене телевизора. Его личный отсек совершенно не походил на тесные клетки других наблюдателей. Здесь из какого-то скрытого источника лилась музыка, на стенах висели картины, а на полу лежал толстый ковер. Чимал, чисто выбритый с помощью средства для уничтожения волос, сидел в мягком кресле, а перед ним было разложено множество приспособлений для поглощения еды и стояло множество блюд. И лежал по-каннибальски огромный кусок мяса.

— Опиши свою работу, — велел Главный Наблюдатель появившемуся на экране человеку. Тот послушно кивнул.

— Я — наблюдатель за питанием, и одна из самых главных моих обязанностей связана с мясным хранилищем. — Он отступил в сторону и указал на стоящий за его спиной огромный чан. — Здесь, во внутренней ванне, вырастает определенное количество частей животных, годных в пищу. Эти животные помещены сюда Великим Создателем. Нутриены подаются постоянно, рост ткани не прекращается, и куски удаляются для потребления.

— Значит, эти куски животных бесконечны, — сказал Чимал, когда экран потемнел. — Хотя часть их удаляется, они никогда не умирают. Интересно, что же это было за животное?

— Я никогда не думал о временных аспектах мясного хранилища. Благодаря тебе я теперь займусь изучением этого вопроса. Он кажется мне очень важным. Я знаю только, что животное называли коровой.

Чимал нерешительно проглотил кусочек, потом еще и еще. Ничего вкуснее ему раньше пробовать не приходилось.

— Единственное, чего здесь не хватает, это красного стручкового перца.

— Завтра будет, — сказал Главный Наблюдатель, делая пометку.

— Вы даете это мясо хищникам? — с внезапным пониманием сказал Чимал.

— Да. Наименее удачные куски. Долина не дает им достаточно пищи для поддержания жизни, и мы должны подкармливать их.

— Зачем тогда они вообще нужны?

— Потому что так записано, и так пожелал Создатель.

Чимал уже не в первый раз получал подобный ответ. На пути в этот отсек он продолжал задавать вопросы, и от него ничего не скрывали. Но во многих случаях Наблюдатели оказывались столь же несведущими в вопросах, касающихся их судеб, как и ацтеки. Вслух он своих подозрений не высказывал. Нужно было так много узнать!

— Значит, вы заботитесь о хищниках, — сказал он, и в нем ожило страшное воспоминание, — но зачем гремучие змеи и скорпионы? Когда Коатлики вошла в пещеру, множество их вышло наружу. Зачем?

— Мы — наблюдатели и должны неукоснительно исполнять свой долг. Если у отца слишком много детей, то это не значит, что он плохой отец, если не может обеспечить пищей всех своих детей. То же самое и с долиной. Если бы людей было слишком много, для них не хватило бы еды. Поэтому змеям и насекомым, чье количество рассчитывается по специальным таблицам, разрешен вход в долину. С их помощью число людей обоего пола регулируется.

— Но это ужасно! Ты хочешь сказать, что эти ядовитые твари предназначены специально для того, чтобы убивать людей?

— Иногда очень трудно принять правильное решение. Вот почему мы обучаем тому, чтобы быть сильными и непреклонными. Только тогда мы сможем исполнить Волю Великого Создателя.

На это он не получил никакого ответа. Чимал ел и пил, что стояло перед ним, и пытался переварить услышанное. Он указал ножом на ряды книг.

— Я попытался читать ваши книги, но они очень трудные, и многие слова мне незнакомы. Есть ли где-нибудь простые книги?

— Есть, мне следовало бы подумать об этом раньше. Но я старик, и память моя уже не та, что была раньше.

— Могу ли я спросить... сколько тебе лет?

— Я перешагнул грань сто девяностого года. Если на то будет воля Великого Создателя, я надеюсь увидеть и свой двухсотый год.

— Твои люди живут гораздо дольше моих. Почему?

— Мы в течение всей жизни должны сделать гораздо больше, чем простые земледельцы; кроме того, годы даруются нам как вознаграждение за службу. Есть машины и напитки, которые нам помогают, и экзоскелеты защищают и поддерживают нас. Мы рождаемся, чтобы служить, и чем длиннее наша жизнь, тем больше мы успеваем сделать.

И снова Чимал обдумал услышанное, но не высказал своих мыслей.

— Книги, о которых ты говорил?..

— Да, конечно. После сегодняшней службы я отведу тебя туда. Там разрешается бывать только Изучающим, тем, кто носит красное.

— Поэтому и меня одели в красное?

— Да. Такой шаг казался более мудрым. Это хорошая одежда, она подходит для Первого Прибывшего, и все люди станут тебя уважать.

— Пока ты будешь занят на службе, я хотел бы увидеть место, с которого наблюдатели могут смотреть на долину.

— Мы отправимся теперь же, если ты готов. Я сам отведу тебя туда.

Теперь, когда он шел по туннелям, то испытывал совсем иные чувства, ничего не боясь. Теперь, когда он носил красную одежду, а рядом с ним шел Главный Наблюдатель, все двери окрывались перед ними, а люди приветствовали его, когда они проходили мимо них. У входа в исследовательский центр их ждала Наблюдательница Оружия.

— Я хочу попросить прощения, — сказала она, опустив глаза. — Я не знала, кто ты.

— Никто из нас не знал, наблюдательница, — проговорил Главный Наблюдатель и, протянув руку, коснулся ее деуса. — Но это не означает, что мы должны избежать наказания, ибо грех, совершенный невольно, все равно остается грехом. Ты будешь носить подавляющий в течение тридцати дней и носить с радостью.

— Да, буду, — ответила она с лихорадочной готовностью, стиснув пальцы и широко распахнув глаза. — Через боль приходит очищение.

— Да благословит тебя Великий Создатель, — сказал старик. И они пошли прочь.

— Ты покажешь мне, как работаешь? — спросил Чимал.

— Благодарю тебя за то, что ты просишь меня об этом, — ответила девушка.

Она привела его в большую круглую сводчатую комнату. На стенах ее были экраны, расположенные на уровне глаз. Наблюдатели сидели перед экранами, слушали с помощью наушников и иногда говорили что-то в микрофоны, висевшие возле их губ.

В центре комнаты возвышалась другая наблюдательная станция.

— Там сидит Старший Наблюдатель, — сказала Оружейница, указывая пальцем. — Он руководит нашей работой и ведет нас. Если ты согласен здесь сесть, я покажу тебе, что делать.

Чимал сел на пустой стул, и она указала на приборы. — С помощью этих кнопок ты можешь выбрать участок, который пожелаешь. Их 134 и каждый имеет свой код, и наблюдатель должен знать каждый код, чтобы получить немедленный ответ. Они изучают их годами, потому что знание должно быть безукоризненным. Хочешь взглянуть?

— Да. А есть здесь участок у пруда, под водопадом?

— Есть. Номер 67. — Она прошлась пальцами по кнопкам, и возник пруд, как будто рассматриваемый из-за водопада. — А чтобы слышать, мы делаем вот так. — Она включила еще одно устройство, и в его наушниках раздались чистые всплески воды и пение птицы, сидящей на дереве. Изображение было ярким и цветным. Можно было подумать, что смотришь на долину через окно в скале.

— Ваш прибор помещен на скале или внутри ее? — спросил он.

— Большинство помещено внутри, чтобы из долины они не были видны. Хотя, конечно, есть много скрытых внутри храмов. Вот, например. — Бассейн исчез, и появился Итцкоатл, спускающийся вниз по ступеням пирамиды под храмом. — Это новый первый священник. Как только он был официально провозглашен им и верно сотворил молитву, принеся жертву, мы позволили солнцу взойти. Наблюдатели за солнцем говорят, что они всегда рады остановить солнце на день. Тогда можно хорошенько осмотреть его и подремонтировать.

Чимал был занят контрольными приборами. Он наугад набирал номера и вводил их в машину. Казалось, приборы были разбросаны по всей долине, а один был даже вделан в небо и давал панораму всей долины сверху. Можно было усилить изображение и приблизить землю, хотя картина, конечно, не сопровождалась звуками.

— Там, — сказала Оружейница, указывая на изображение, — ты можешь видеть четыре высоких утеса, стоящих вдоль берега реки. Они слишком круты, чтобы на них можно было вскарабкаться...

— Знаю, я пытался...

— ...и на вершине каждого из них находится двойной телепередатчик. Они используются для наблюдения и контроля Коатлики в случае особых обстоятельств.

— Один из них я раньше видел на экране, — сказал он, нажимая кнопку. — Номер 28. Да, вот он.

— Как быстро вы запоминаете код, — с благоговением сказала она. — Мне на это понадобились годы.

— Покажи мне, пожалуйста, еще что-нибудь, — попросил он, вставая.

— Все, что пожелаешь.

Они прошли в столовую, где один из работников настоял на том, чтобы они сели, после чего принес им напитки.

— Кажется, обо мне все знают, — сказал он.

— О тебе говорилось на утренней службе. Ты — Первый Прибывший, раньше ничего подобного не случалось, и все очень взволнованы.

— Что мы пьем? — спросил он, чтобы поменять тему разговора.

Ему не слишком приятно было смотреть на ее белое лицо с благоговейно смотрящими глазами, глотающим ртом и слегка покрасневшими ноздрями.

— Этот напиток называется чай. Находишь ли ты его освежающим? Он оглядел большую комнату, наполненную бормотанием голосов, постукиванием предметов для принятия пищи, и внезапно его поразила одна деталь.

— А где дети? Я не помню, чтобы мне попался хоть один ребенок.

— Мне об этом ничего не известно, — сказала она, и лицо ее еще больше побелело, хотя такое и казалось невозможным. — Если они есть, то находятся в месте, отведенном для детей.

— Ты не знаешь? Какой странный ответ. А ты сама когда-нибудь была замужем, Наблюдательница Оружия? У тебя есть дети?

Теперь лицо ее пылало. Издав сдавленный крик, она вскочила на ноги и бросилась прочь из столовой.

Чимал допил чай и вернулся к ожидавшему его Главному Наблюдателю. Он объяснил ему, что случилось, и старик серьезно кивнул головой.

— Мы можем обсудить этот вопрос, поскольку все происходящее направляется исследованиями, наблюдателей же подобные разговоры заставляют чувствовать себя запачканными. Они проводят свои жизни в чистоте и жертвенности и стоят выше тех животных связей, которые существуют в долине. В первую очередь они — Наблюдатели, а уже во вторую — женщины, хотя более верующие вообще никогда не становятся женщинами. Они скорбят, потому что были рождены с женскими телами, которые смущают их и мешают исполнять то, к чему они призваны. Но вера их сильнее всего.

— Понятно. Надеюсь, ты не возражаешь против моего вопроса... но ведь ваши наблюдатели должны были откуда-то взяться?

— Из места для детей. Это не важно. Теперь мы можем идти. — Первый Исследователь начал было вставать, но Чимал пока не собирался заканчивать разговор.

— А что это за место? Это машина, которая выращивает детей?

— Иногда я желаю, чтобы это было так. Контроль над местом для рождения детей — самая тяжкая моя обязанность. Его трудно держать в подчинении. Там сейчас четыре матери, хотя одна должна скоро умереть. Это женщины, избранные для данной цели, потому что они неудовлетворительно выполняли работу, которой были обучены, и не могли, таким образом, быть полезными. Они стали матерями.

— А отцы?

— На это есть приказ Великого Создателя. Хранилище замороженной спермы. Технический персонал знает, как ею пользоваться. Великий имеет свои тайны. А теперь мы должны идти.

Чимал понял, что больше пока ничего не узнает. Он оставил эту тему, но не забыл о ней. Они пошли тем же путем, каким он пришел сюда после того, как исследователи подняли тревогу и отправились на его поимку. Через огромный зал, по золотому коридору. Главный Наблюдатель открыл одну из дверей и пригласил его войти. — Здесь все так, как было в самом начале. Все ждет. Ты первый. Просто сядь в кресло перед экраном и все увидишь.

— Ты остаешься со мной?

Впервые за все время губы старика разошлись в едва заметной улыбке.

— Увы, это невозможно. Это место предназначено лишь для пришедших. Моя вера и мой долг повелевают мне держать его в таком состоянии, чтобы оно всегда было готово к работе. — И он вышел, закрыв за собой дверь.

Чимал опустился в удобное кресло и поискал взглядом кнопку, которая могла бы привести в действие машину. Но в этом не было надобности. Должно быть, под действием его веса приспособление сработало само, потому что экран осветился и комната наполнилась звуками голоса.

— Добро пожаловать, — проговорил голос. — Вы направляетесь к Проксиме Центавра.

Эрос. Один из многочисленных астероидов астероидного кольца, лежащего в области планетных дебрей между орбитой Марса и Юпитера. Эрос является самым ярким исключением среди других астероидов, так как в одной точке его орбита почти достигает орбиты Земли. Эрос — сигарообразной формы — двадцати миль в длину, крепкая скала. Затем план. Величайший план, претворенный в жизнь, план, не знающий себе равных во всей истории человечества. Во главе его стоял человек, которого вначале называли Великим Правителем, а теперь называют Великим Создателем. Кто, кроме него, смог бы придумать проект, для подготовки к которому понадобилось шестьдесят лет, а для выполнения — пятьсот?

Эрос, вращающийся недалеко от Земли, обрел новую судьбу. Крошечные корабли, еще более крошечные люди перепрыгнули через безвоздушное пространство, чтобы приступить к этой величественной работе. Они вгрызались далеко в камень, прежде всего готовя себе жилье, ибо многим из них предстояло прожить здесь всю свою жизнь. Потом они пошли еще дальше и создали огромное помещение, которому предстояло стать домом мечты...

Цистерны с горючим. Только на то, чтобы их наполнить, ушло шестнадцать лет. Что такое скалистая масса в двадцать миль длиной? Она является источником обычной для такого вещества реакции, а горючее станет возбудителем в ней иных процессов, и в один прекрасный день масса эта придет в движение и ринется прочь от Солнца, вокруг которого вращалась биллионы лет, чтобы никогда не вернуться...

Ацтеки. После долгого обсуждения именно они явились избранными из всех примитивных племен Земли. Простые люди, обладающие достаточными умениями, имеющие множество богов, богатые в этом, но бедные в остальном. До сей поры сохранились затерянные в горах деревушки, добраться до которых можно лишь по узеньким тропам. И люди живут там так, как жили, когда сотни и сотни лет назад впервые прибыли испанцы. Урожай маиса — он отнимает большую часть их времени и составляет главную часть их еды. В основном они вегетарианцы, мясо и рыбу употребляют в пищу редко. Готовят вызывающий галлюцинации напиток из маги, во всем видят бога или дух. Вода, деревья, камень — все имеет душу. Пантеон богов и богинь, не знающий себе равных. Тецкатлипока — господин Неба и Земли. Мистекс — властитель смерти, Миктла-текухтли — повелитель мертвых. Тяжелая работа, горячее солнце — все способствует развитию религии, великолепной и покорной культуры. Взятые неизменными и помещенные в эту долину среди гор, неизменные ни в чем — ибо кто может сказать, что является объединяющим культуру механизмом или что является механизмом, разрушающим ее? Взятые и помещенные сюда, потому что должны оставаться неизменными в течение пятисот лет. Конечно, невозможно без некоторых незначительных добавлений, но можно надеяться, что мелочи не послужат причиной уничтожения культуры. Обучение письму. Зачаточные знания о космосе. Все это понадобится, когда ацтеки, в конце концов, выйдут из долины, а дети их станут хозяевами своих судеб.

Диа чейнз. Комплекс переплетающихся между собой спиралей с бесконечными пермутациями. Строители жизни, контролеры жизни, в каждом витке которых собраны сведения обо всем, начиная с волоска на ноге и кончая блохой на двенадцатитонном теле кита. Это код рыжих волос? Замените его вон тем, и у ребенка будут черные волосы. Генохирурги, геноселекторы, производители операций над мельчайшими строителями жизненных блоков, изменяющие, приказывающие, производящие...

Гениальность. Исключительная и естественная способность к плодотворным и оригинальным концепциям, высокий коэффициент интеллектуальности. Естественная способность подразумевает такую способность, которая заложена в генах и ДНК. Среди населения мира имеется достаточное количество гениальных в каждом поколении, и их ДНК может быть собрана. И соединена с производством гениальных детей. Гарантировано. В любое время. Ибо каждая способность и условие в генах имеет свой доминирующие черты и свои убывающие. Пес-отец черный, и черный цвет является доминирующим, а белый убывающим. Мать тоже черная. Поэтому их формулы — ЧБ и ЧБ, а Мендель учил, что на основании этих факторов можно начертить диаграмму потомства. Если щенков будет четыре, то они будут ЧЧ, ЧБ, ЧБ и ББ — то есть белая собака там, где ее раньше не было. Но возможно ли взять доминанту и искусственно сделать ее доминируемой? Да, возможно. Возьмите, например, гениальность. Гениальность и взяли. И попытались превратить ее в глупость. Тусклость. Субнормальность. Пассивность. Заключить в слегка измененном виде в две различные группы людей и держать их разделенными. Пусть имеют детей, поколение за поколением, послушных, покорных детей. И каждый ребенок будет нести в себе усталую доминанту, нетронутую и ждущую. Потом, однажды, в нужный день, пусть эти две группы встретятся, смешаются, заключат браки. Тогда связи освободятся. Уставшая доминанта перестанет быть доминируемой и станет доминирующей. Дети станут... детьми от иных родителей, чем были их родители? Да, вероятно. Они станут гениальными детьми.

Как много нужно узнать. В любой момент лекции Чимал мог нажать на кнопку, и изображение и голос застывали, а машина выдавала справку в отношении объясняемого материала. Некоторые из этих справок являли собой наглядные лекции, раскрываемые для него веером, другие заключались в имеющихся в библиотеке книгах. Сама же библиотека была подобна не исследованной еще галактике. Большая часть книг была фильмокопирована, хотя имелись книги и в переплетах. Когда его голова и глаза начинали болеть от напряжения, он принимался бродить по библиотеке, наугад вытаскивал тома и перелистывал их страницы. До чего же сложно человеческое тело: прозрачные листы анатомических атласов, переворачиваемые один за другим, показывали его органы в естественной окраске. А звезды? Они действительно оказались гигантскими горящими шарами газа. К их изображениям были приложены таблицы с указанием температур и размеров. Страница за страницей шли фотографии созвездий, скоплений, газовых облаков. Вселенная была гигантской, выше понимания — а он когда-то думал, что вся она сделана из крепкого камня!

Оставив книгу по астрономии открытой на столе перед ним, Чимал откинулся на спинку кресла, посидел так, потом потер глаза, как бы стирая с них усталость. Он принес с собой термос с чаем. Сейчас он налил себе чашку и пил ее маленькими глотками. Книга упала на пол и раскрылась на изображении туманности Андромеды, гигантского колеса света на фоне усеянной звездами ночи. Звезды. Была одна звезда, которой ему следовало интересоваться, та, которая приветствовала его, когда начался процесс обучения. Как ее название? Ему пришлось запомнить так много новых слов... Проксима Центавра. Она все еще далеко, но ему внезапно захотелось увидеть место назначения своей плененной вселенной. Были карты неба, показывающие в деталях небольшие участки, ему же приходилось их видеть уже, так что, должно быть, не будет слишком трудно найти ту звезду. И ему нужно было немного размяться: тело уже начинало болеть от того, что он долго сидел в одной позе.

Как приятно снова пройтись быстрым шагом, даже пробежать несколько шагов по длинному коридору. Сколько дней прошло с тех пор, как он впервые вошел в комнату обучения? Память заволокло туманом: никто ему об этом не сообщал. Может быть, ему следовало носить при себе деус, но такой способ отмечать дни был кровавым и мучительным. Он находил подобный обычай бессмысленным, как и многие другие действия наблюдателей, но те считали их очень важными. Ритуальное нанесение себе боли причиняло, казалось, им искреннюю радость. Он еще раз распахнул массивные двери и посмотрел на космическое пространство, и впечатление от этого зрелища было таким же сильным, как и в первый раз.

Поиски звезд на картах были трудным делом. Прежде всего звезды не оставались в определенном положении, как это было со звездами над долиной, но кружились в величественном параде. Через несколько минут завершился цикл изменения положения созвездий от летнего периода к зимнему и обратно. Только ему казалось, что он нашел созвездие, как оно исчезало из виду, а вместо него появлялась новая звезда. Когда пришел Главный Наблюдатель, он был благодарен ему за помеху.

— Сожалею, что побеспокоил тебя...

— Нет, нет, совсем нет. Я ничего не достиг с этой картой, только голова разболелась.

— Могу я тогда просить тебя о помощи?

— Конечно. Что я должен сделать?

— Ты это сразу поймешь, если последуешь за мной.

Морщинистое лицо Главного Наблюдателя хранило глубокую серьезность. Чимал даже не думал, что печать серьезности может быть настолько значительной. Когда он пытался завязать разговор, то получал вежливые, но короткие ответы. Что-то беспокоило старика, но скоро он узнает причину.

Они спустились вниз до уровня, на котором Чимал еще не был, и обнаружили там ожидающую машину. То было длительное путешествие, самое длинное из тех, что ему приходилось предпринимать, и проделано оно было в молчании. Чимал долго смотрел на мелькающие стены. Наконец, он спросил:

— Мы далеко едем?

Главный Наблюдатель кивнул:

— Да, в кормовую часть, неподалеку от помещения для двигателей.

Хотя Чимал изучил планы их мира, он все еще думал о нем, связывая его с долиной. Место, которое они называли кормой, находилось там, где было помещение исследователей, значит, в сторону от болота. Таким образом, кормовая часть располагалась к югу от водопада, в конце долины. Интересно, подумал он, что же там такое.

Они остановились у другого отверстия туннеля, и Главный Наблюдатель направился к одной из многочисленных и похожих друг на друга дверей, перед которой их уже ждал одетый в красное исследователь. Он молча открыл перед ними дверь. За ней оказалась комната для спанья. Человек в черной одежде наблюдателя. К веревке, прикрепленной к блоку под потолком, он был привязан за шею так, что она должна была душить его медленно и безболезненно, пока, в конце концов, не сделала свое дело. Должно быть, он висел так в течение нескольких дней, потому что тело выпрямилось и касалось пальцами ног пола подле перевернутого стула, с которого он спрыгнул. Исследователи отвернулись, но Чимал, для которого смерть не была новостью, смотрел на то, что было перед ним, достаточно спокойно.

— Что вы хотите, чтобы я сделал? — спросил Чимал. На какое-то мгновение он подумал, уж не для похоронной ли церемонии его сюда пригласили.

— Он был смотрителем за воздухом и работал один, потому что Главный Смотритель Воздуха внезапно умер, а новый еще не назначен. Его отчет здесь, на письменном столе. Кажется, он допустил какую-то ошибку и не мог ее исправить. Он был глупым человеком и вместо того, чтобы представить отчет, отобрал у себя жизнь.

Чимал взял потрепанную, в грязных пятнах тетрадь и принялся ее листать. Тут были диаграммы, карты, инструкции, которым нужно было следовать. Что же так беспокоило этого человека? Главный Наблюдатель провел его в соседнюю комнату, где постоянно звучал баззер и то вспыхивал, то гас красный свет.

— Это предупреждение о том, что что-то не в порядке. Обязанность Смотрителя Воздуха состоит в том, чтобы в случае тревоги сразу же сделать исправления и доложить о случившемся мне. Я такого отчета не получал.

— А сигнал тревоги продолжает поступать. Я думаю, что этот человек не смог устранить причину, поэтому впал в панику и убил себя.

Главный Наблюдатель мрачно кивнул.

— Эта же невероятная мысль пришла в голову и мне, когда я получил рапорт о случившемся. Я начал беспокоиться уже тогда, когда Главный Смотритель Воздуха внезапно умер молодым, едва достигнув 110 лет, а главным остался этот. Главный никогда не был высокого мнения о его способностях, и мы готовились поставить на это место нового человека, когда все это произошло.

Внезапно до Чимала дошел смысл происходящего.

— Значит, у вас нет никого, кто знал бы, как отремонтировать оборудование? А речь идет о машине, что производит для нас воздух?

— Да, — ответил Главный Наблюдатель и сквозь толстые двойные двери прошел в большую, отдающую эхом комнату.

У стен стояли высокие цистерны со сверкающими аппаратами у их основания. Протянутые там и здесь трубы издавали низкое гудение, к которому добавлялся вой моторов.

— Они производят воздух для всех? — спросил Чимал.

— Нет, ничего подобного. Ты об этом прочтешь. Большая часть воздуха имеет какое-то отношение к зеленым растениям. Есть большие помещения с вечнозелеными растениями. Эти же приборы делают с воздухом что-то другое, но тоже очень важное, хотя, что именно — в этом я не уверен.

— Не могу обещать, что смогу помочь, но сделаю все, что смогу. В то же время я предлагаю вам найти того, кто мог бы быть полезен в этой работе.

— Такого человека нет. Никто не думает ни о чем, кроме своей работы. Я один за все отвечаю, и мне следовало заглянуть в эту тетрадь раньше. Многое выше моих возможностей. Я — старый человек и слишком стар для того, чтобы учиться новой дисциплине. Сейчас молодого человека обучают искусству наблюдения за воздухом, но пройдут годы, прежде чем он сможет здесь работать. Тогда может быть уже слишком поздно.

С новым чувством ответственности Чимал открыл тетрадь. Первая часть была посвящена теории очищения воздуха, и он одолел ее очень быстро. После получения знаний о функциях машин он прочитает ее еще раз, более внимательно. Глава «Приборы» включала в себя двенадцать различных описаний, каждое из которых начиналось большим красным номером. Эти же номера повторялись в еще более увеличенном виде на стенах, и он заключил, что они соответствуют номерам, приведенным в книге. Присмотревшись к ним внимательнее, он отметил, что красный огонек под цифрой 5 то вспыхивает, то затухает. Подойдя к нему, он увидел написанное под лампочкой слово «авария». Он открыл тетрадь на пятом разделе.

«Очистительная башня, след загрязнения многих вещей, как-то: машины, краски, дыхание людей выделяют газовые и другие частицы. Не все из них являются загрязняющими, но они собираются годами и становятся концентрированными. Эта машина удаляет из воздуха те частицы, которые могут стать опасными через много лет. Воздух должен проходить через абсорбирующий его химикат...»

Чимал читал с интересом, пока не закончил весь раздел. Башня была сделана, казалось, с таким расчетом, чтобы могла работать сама по себе столетиями; до сих пор она не требовала ни наблюдения, ни осмотра. У ее основания стоял шкафчик с инструментами, и он осмотрел их. Еще один сигнал мигал над большим диском. Мигающие буквы складывались в надпись «Замени химикат». Но на самом диске данные были точно такими, какими должны быть, судя по описанию в тетради.

— Но кто я такой, чтобы спорить с машиной? — сказал Чимал Главному Наблюдателю, молча сопровождавшему его. Перезарядка кажется достаточно простой. Когда кнопка нажата, машина, по-видимому, должна выполнить автоматический цикл. Если этого не происходит, клапаны могут быть вовлечены в работу при помощи рук. Давайте посмотрим, что получится. — Он нажал на кнопку.

Лампы возвестили вспышкой о начале действия, замкнулись невидимые переключатели. Приглушенный, поющий звук послышался из находившейся перед ним машины, и в то же время игла на шкале активности двинулась в опасную зону, в самую нижнюю часть указателя. Главный Наблюдатель проследил за ней взглядом, шевеля губами, прочитал слова и поднял на Чимала полный ужаса взгляд.

— Правильно ли так? Становится хуже, а не лучше. Происходит что-то ужасное.

— Я так не считаю, — ответил Чимал. Нахмурясь, он изучал конспект. — Здесь говорится, что нужно заменить химикат. Поэтому вначале, я думаю старый выкачивается и именно его изъятие и дает на шкале неверные данные. Конечно же, отсутствие химиката даст те же данные, что и наличие плохого химиката.

— Твои доводы слишком абстрактны, им трудно следовать. Я рад, что ты здесь, с нами, Первый Прибывший, и вижу в этом волю Великого Создателя. Без тебя мы не смогли бы разобраться в этом деле.

— Вначале давайте посмотрим, как у нас получится. Пока что я лишь следую написанному. Итак, должен быть введен новый химикат. Игла поднимается вверх, указывая полноту заряда. Это, кажется, соответствует действительности.

Главный Наблюдатель со страхом указал на мигающий сигнал тревоги.

— Но... он все не перестает. С воздухом что-то не в порядке!

— С нашим воздухом все в порядке. Но что-то не в порядке с машиной. Она перезаряжена, новый химикат действует превосходно, и все же сигнал продолжает действовать. Единственное, что остается предположить, это то, что не в порядке сам сигнал тревоги. — Он перелистал тетрадь, пока не нашел раздел, который ему был нужен. Тогда он быстро пробежал его глазами.

— Это возможно. Здесь есть кладовая? Мне нужно нечто, называемое 167 — Р.

— Это здесь.

В кладовой находились ряды полок, все пронумерованные в определенном порядке, и Чимал без труда разыскал часть 167 — Р, оказавшуюся крепкой канистрой с ручкой на конце и предупреждающей надписью красным на ней: «СОДЕРЖИТ ПРЕССОВАННЫЙ ГАЗ — ПРИ ОТКУПОРИВАНИИ ДЕРЖАТЬ ДАЛЬШЕ ОТ ЛИЦА». Он сделал так, как было велено, и повернул рукоятку. Раздалось тихое шипение. Когда оно стихло, дно контейнера отошло. Он засунул внутрь руку и достал блестящую металлическую коробочку, напоминавшую по форме книгу большого формата. В том месте, где находится корешок, здесь помещалась ручка и набор гвоздиков цвета меди на противоположной стороне. Он не имел ни малейшего представления о том, как все это может действовать.

— Ну-ка, посмотрим, что же это такое.

Инструкция направила его к нужному месту, и он нашел на машине рукоятку, отмеченную шифром 167 — Р — как и тот предмет, который он только что достал. Когда он потянул за рукоятку, оттуда легко, как книга с полки, выскользнул точно такой же контейнер. Он отбросил его в сторону и вставил на его место новый.

— Свет погас, все в порядке, — дрожащим от волнения голосом произнес Главный Наблюдатель. — Ты преуспел даже там, где потерпел поражение Наблюдатель за воздухом.

Чимал поднял испорченную часть, думая о том, что же могло сломаться внутри нее.

— Дело кажется ясным. Сама машина работает великолепно, значит, неполадка заключалась в сети сигнала тревоги, вот здесь. Это описано в инструкции в соответствующем разделе. Что-то включилось и отказалось выключиться, поэтому сигнал не пропал даже после того, как были сделаны исправления. Наблюдателю следовало понять это.

«Должно быть, он был очень глуп, если не понял», — закончил он уже про себя. О мертвых не принято говорить плохо, но факт остается фактом. Бедняга впал в панику и убил себя, когда разрешение проблемы было таким простым. Это подтверждало давно уже возникшее у него подозрение.

На свой лад Наблюдатели были такими же тугодумами, как и Ацтеки. Они умели выполнять лишь одну функцию, подобно людям долины.

— Прости, но я все еще не понимаю, — сказала Наблюдательница Оружия. Нахмурившись, она смотрела на диаграмму, изображенную на листе бумаги. Она поворачивала его то так, то по-другому, тщетно надеясь, что положенная под другим углом, она сделается более понятной.

— Тогда я покажу тебе другой путь, — сказал Чимал, продолжая заниматься приборами. Его отсек наблюдателя был обширен и хорошо оборудован. Он достал пластиковый контейнер и прикрепил к нему длинную веревку. — Что ты здесь видишь? — спросил он, и она, повинуясь его требованию, наклонилась и посмотрела.

— Воду. Он до половины наполнен водой.

— Верно. А что произойдет, если я положу его на бок?

— Но... вода станет вытекать. Конечно же.

— Верно.

Собственный успех заставил ее радостно улыбнуться. Чимал вытянул веревку во всю ее длину и поднял ею контейнер.

— Ты сказала, что она выльется. Веришь ли ты, что я смогу повернуть это ведро на бок, не пролив ни капли?

Оружейница лишь застыла в благоговении. Она верила, что он способен на что угодно. Чимал начал вращать ведро все быстрее и быстрее, одновременно поднимая его, пока оно не оказалось кромкой внизу, а дном — наверху. Воды не вылилось ни капли. Потом он медленно уменьшил скорость и сбавил ее до тех пор, пока контейнер не очутился на полу.

— А теперь еще один вопрос, — сказал он, беря в руки книгу. — Что случится, если я разожму и выпущу книгу?

— Она упадет на пол, — сказала она, явно гордясь тем, что ответила правильно на такое большое количество вопросов.

— Снова верно. Теперь следи внимательно. Сила, которая притягивает книгу к полу и та, что заставляет воду оставаться в ведре — одна и та же. Она называется центробежной силой. На больших планетах есть и другая сила, называемая силой притяжения. Она, похоже, действует таким же образом, хотя я этого не понимаю. Важно запомнить вот что: центробежная сила так же держит нас внизу, поэтому мы не летаем по воздуху. И в этом же причина того, что мы можем ходить по небу и смотреть на долину, которая находится у нас над головой.

— Я ничего этого не понимаю, — призналась она.

— Но это так просто. Представь себе, что вместо веревки у меня вращающееся колесо. Если бы контейнер был прикреплен к его кромке, то вода оставалась бы внутри, точно так, как было, когда я вращал его на веревке. Но я мог бы прикрепить к колесу два контейнера, расположив их друг напротив друга, и вода оставалась бы нетронутой в каждом из них. Дно каждого контейнера оставалось бы внизу под тяжестью воды — и при этом «низ» для каждого контейнера оставался прямо противоположным. То же самое получается и с нами, потому что эта скала тоже вращается. Поэтому то, что считается «низом» для деревни, находится ниже твоих ног, «низ» на небе низок только по отношению к небу. Понятно?

— Да, — ответила она ему, хотя и ничего не понимала. Но ей хотелось доставить ему удовольствие.

— Хорошо. Следующее звено очень важно, и я хочу, чтобы ты была уверена в том, что следуешь моим мыслям. Если «низ» деревни находится у тебя под ногами, и «низ» находится на небе, если ты оказалась на противоположной от деревни стороне, то на полпути между ними сила должна быть равной, так что она вообще не будет на тебя воздействовать. Если мы сумеем оказаться на полпути между деревней и небом, то сможем там парить.

— Но это сделать очень трудно, если ты не птица только. Хотя даже и птицам мешают покинуть долину какие-то приспособления, я слышала об этом.

— Совершенно верно. По воздуху нам туда не пробраться, но через туннель в скале можно. Долина находится на открытом месте, но со всех сторон ее окружают крепкие скалы. Если есть туннель, ведущий к тому месту, которое называется «центром вращения» — так его называют в книгах, — то мы можем выбраться туда и парить там в воздухе.

— Не знаю, понравилось бы мне это.

— Мне бы понравилось. И я обнаружил на плане нужный туннель. Пойдешь со мной?

Наблюдательница Оружия колебалась: ее не привлекали подобного рода приключения. Но к желаниям Первого Прибывшего следовало относиться как к закону.

— Да, пойду.

— Хорошо. Сейчас и отправимся.

Книги были интересными, и учеба нравилась ему, но и контакты с людьми тоже были нужны. В деревне люди всегда держались вместе. Наблюдательница Оружия была первым из встреченных здесь людей, и они пережили вместе немало приключений. Она не блистала талантами, но старалась нравиться. Она положила в его поясной карман несколько пакетов с концентрированной едой и бутылку с водой: ему надлежало иметь все это при себе, как и остальным. При нем был также коммуникатор, инструменты для письма и кое-какие мелкие инструменты.

— Вторая лестница после столовой, — сказал он ей, когда они вышли.

У подножья лестницы они остановились, поскольку ей нужно было настроить свой экзоскелет на подъем. Такое его положение снимало с нее тяжесть во время подъема и тем самым предохраняло ее сердце от возможного напряжения. Чимал замедлил шаги, идя в такт ее механическому шагу. Они прошли семь уровней, прежде чем кончилась лестница.

— Это высший уровень, — сказала Оружейница, перестраивая контроль. — Я была здесь только один раз. Кроме кладовых, тут ничего нет.

— Есть кое-что еще, если верны планы.

Они прошли по длинному коридору мимо многих дверей, потом прошли в отверстие, выдолбленное в холодном камне. Пол здесь не подогревался, но подошвы их башмаков были толстыми и не пропускали холод. В самом конце, прямо перед ними находилась металлическая дверь с надписью, сделанной большими красными буквами:

«ТОЛЬКО ДЛЯ ИССЛЕДОВАТЕЛЕЙ»

— Мне туда нельзя, — сказала она.

— Можно, если я тебе велю. В сопровождении исследователя наблюдатель или кто угодно другой может допускаться на любую территорию. — Он никогда не читал ничего подобного, но ей и не нужно было об этом знать.

— Конечно, тогда я могу пойти с тобой. Тебе известна комбинация этого замка? — Она указала на сложный дисковой замок, прикрепленный к кромке двери.

— Нет, насчет того, что в двери есть замок, там ничего не говорилось.

То была первая запертая дверь, которую он видел. Для того, чтобы помешать наблюдателям войти туда, где их присутствие не было нужно, достаточно было приказов и правил. Он внимательно посмотрел на замок.

— Он был поставлен после того, как было закончено строительство, — сказал он, указывая на головки винтов. — Кто-то просверлил металлическую кромку и добавил это. — Он достал отвертку и освободил один из винтов. — И работа не слишком добросовестная. Не очень-то он прочный.

Ему понадобилось всего несколько минут, чтобы вывернуть все винты, открыть замок, не повредив его. Дверь легко отворилась, перед ними оказалась маленькая, с металлическими стенами комната.

— Что это может быть? — спросила Оружейница, следуя за ним.

— Не уверен в том, что мне это известно. На плане детали не объяснялись. Но... мы можем следовать инструкциям и посмотреть, что из этого выйдет. — Он указал на прикрепленную к стене карточку. — Первое: закрыть дверь. Ну, это просто. Второе: держаться за скобы.

В стену, на высоте человеческого роста, были вделаны петли, и они взялись за них.

— Третье: повернуть указатель в нужном направлении.

Металлическая стрела под знаком указывала концом на слово «вниз». Она вращалась вокруг своего основания, и Чимал, освободив одну руку, направил острие стрелки к слову «вверх». Едва он это сделал, послышалось отдаленное гудение и кабина начала двигаться вверх.

— Отлично, — сказал он. — Нам не придется взбираться наверх. Должно быть, эта машина закреплена в вертикальной шахте и какие-то приспособления заставляют ее двигаться вверх и вниз. В чем дело?

— Я... я не знаю, — выдохнула Оружейница, двумя руками вцепившись в кольцо. — Я чувствую себя так странно, так непривычно.

— Да, ты права. Возможно, стало легче. — Он рассмеялся и подпрыгнул. Казалось, движение к полу заняло у него больше времени, чем обычно. — Центробежная сила уменьшается. Скоро она вообще пропадет. — Оружейница, которую в отличие от него подобная мысль вовсе не вдохновляла, еще крепче вцепилась в кольцо и прижалась к стене, закрыв глаза.

Путь оказался очень недолгим, и когда машина остановилась, Чимал оттолкнулся от пола и повис над ним.

— Правда... сила не действует. Мы находимся в центре вращения. Оружейница сжалась в комок. Она хватала ртом воздух, пытаясь заставить успокоиться взбунтовавшийся желудок. Дверь автоматически распахнулась, и перед ними оказался закругляющийся коридор, по стенам которого бежали ряды металлических прутьев, похожих на рельсы. В нем не было ни «верха», ни «низа», и даже Чимал почувствовал какую-то неуверенность, когда попытался представить себе, в каком же они смотрят направлении.

— Давай сначала поплывем, а потом станем подтягивать себя вдоль этих прутьев и направимся туда, куда поведет нас туннель. Это, должно быть, будет нетрудно. — Поскольку девушка не выказывала никакого желания отправляться в путь, он освободил ее руки и принялся осторожно подталкивать ее к началу туннеля, сам стараясь при этом прижиматься к стене. Она слабо вскрикнула и забилась, пытаясь за что-нибудь ухватиться. Он выпустил ее и лишь с трудом схватил снова.

В конце концов он обнаружил, что самый надежный способ передвижения — это потихоньку перебирать руками вдоль прута и так двигаться вперед. Наблюдательница Оружия, в конце концов, одержала победу над своим желудком, почувствовала себя лучше и кое-как следовала его инструкциям. Кусочек за кусочком, они прошли весь туннель и оказались у двери в его конце, вошли в эту дверь и попали в сферическую комнату, смотрящую на звезды.

— Я узнаю этот длинный предмет, — сказал Чимал взволнованно. — Это телескоп. Он служит для того, чтобы сделать далекое более близким. Его можно использовать для изучения звезд. Интересно, что делают другие приборы.

Он забыл об Оружейнице, но она и не возражала против этого. К одному участку стены была прикреплена кушетка, и она обнаружила, что может устроиться на ней, если прикрепиться ремнями. Так она и сделала и с облегчением закрыла глаза.

Чимал так увлекся чтением инструкций, помещенных возле машин, что почти не замечал отсутствие силы, которая тянула бы его книзу. Все инструкции были простыми и ясными и обещали чудеса. Звезды за толстым полукруглым окном медленно вращались возле средней точки. Вращение их не было таким быстрым, как то, которое он наблюдал в обсерватории, и звезды здесь не поднимались и не опускались, но все же они двигались. Следуя инструкции и введя в действие контроль, он почувствовал себя так, будто на него начала действовать какая-то сила. Девушка застонала. Но чувство это быстро прошло. Когда он повернулся, чтобы посмотреть на вход, ему показалось, что туннель начал теперь вращаться, а звезды, наоборот, перестали. Должно быть, комната вращалась теперь в направлении, противоположном остальному миру, поэтому по отношению к звездам они были неподвижны. Какие же чудеса сотворил Великий Создатель!

Теперь, когда компьютер действовал, нужно было ознакомиться с двумя другими инструкциями. Поняв их, можно было обрести ориентир. Следуя инструкциям, Чимал заложил в телескопический прибор запрос о яркой горящей звезде, настроил на нее телескоп и нажал на кнопку спектрального анализа. На маленьком экране моментально возникла проекция: Альдебаран. Недалеко от него находилась другая яркая звезда, входившая как будто в состав созвездия, известного ему под названием Орион. Она называлась Ригель. Может быть, она действительно входила в состав Ориона — при таком обилии огней на небе трудно было даже узнать знакомые созвездия.

— Посмотри на это, — сказал он девушке, указывая на небо полным удивления и благоговения жестом. — Вот настоящие звезды, настоящее небо. — Она бросила туда быстрый взгляд и кивнула, потом снова закрыла глаза. — За окном — космос, вакуум, там нет воздуха, которым можно дышать. Вообще ничего нет, только пустота, бесконечная пустота. Как может быть измерено расстояние до звезды... как мы можем вообразить его? А этот наш мир летит от одной звезды к другой и однажды мы должны достичь ее. Тебе известно название той звезды, к которой мы летим?

— Нас учили... но, боюсь, я забыла.

— Проксима Центавра. На древнем языке это означает самую близкую звезду в созвездии Центавра. Ты не хочешь на нее посмотреть? Сейчас она как раз видна. Вон там, справа от нас. Машина найдет ее.

Осторожно он настроил диски на нужную комбинацию, дважды проверил себя, чтобы убедиться, что номер набран правильно. Все было верно. Он нажал на кнопку активации и отступил в сторону.

Телескоп вздрогнул, подобно огромному животному и приступил к работе. Он то поворачивался, то снова застывал. Чимал все время держался в стороне. Наконец телескоп нацелился в одну из сторон, почти на девяносто градусов от центра окна. Чимал рассмеялся.

— Невозможно, — сказал он. — Тут должна быть ошибка. Если Проксима Центавра лежит там, в стороне, то это означало бы, что мы проходим мимо нее...

Его пальцы дрожали, когда он вернулся к списку и принялся снова и снова изучать цифры.

— Посмотри на эти цифры и скажи мне, верные они или нет — вот все, что я прошу. — Чимал положил бумаги на стол перед Главным Наблюдателем.

— Я уже говорил тебе, что не имею большой практики в области математики, для таких вычислений есть машины. — Старик не смотрел ни на бумаги, ни на Чимала. Взгляд его был устремлен куда-то вперед, и он сидел совершенно неподвижно, если не считать пальцев, которые, словно независимо от его воли, перебирали и перебирали складки одежды.

— Это данные, которые дала машина. Посмотри на них и скажи мне, верны они или нет.

— Я уже давно не молод, а сейчас время молитвы и отдыха. Я прошу тебя оставить меня.

— Нет. Не раньше, чем ты дашь мне ответ. Ты не желаешь, не так ли?

Старик упорно продолжал молчать, и это молчание уничтожило те остатки терпения, которыми еще владел Чимал. Главный Наблюдатель хрипло вскрикнул, когда Чимал схватил его деус и, быстро рванув его, разорвал цепочку, на которой тот висел. Он посмотрел на цифры в отверстии...

— 186 293... тебе известно, что они значат?

— Это... это почти богохульство. Немедленно верни его мне.

— Мне сказали, что эти цифры означают число дней пути, дней по старому земному времени. Насколько я помню, земной год насчитывает

365 дней.

Он бросил деус на стол, и старик сразу же схватил его обеими руками. Чимал снял с пояса блокнот и ручку.

— Разделим... это не трудно... ответ будет... — Он подчеркнул число и махнул блокнотом перед носом Главного Наблюдателя. — С начала путешествия прошло 510 лет. Судя по расчетам во всех книгах, путешествие должно было занять пятьсот лет, а то и меньше, а ацтеки верят, что их освободят через пятьсот лет. Это лишь добавочное свидетельство. Я собственными глазами видел, что мы не направляемся больше к Проксиме Центавра, но вместо этого устремляемся почти к созвездию Льва.

— Как ты можешь это знать?

— Потому что я был в навигационной комнате и пользовался телескопом. Центр вращения уже не указывает на Проксиму Центавра. Мы летим куда-то еще.

— Все это очень сложно, — сказал старик, вытирая платком покрасневшие глаза. — Я не помню о связи между центром вращения и местом нашего назначения...

— Зато я помню — и я уже все проверил, чтобы убедиться. Чтобы навигационные приборы работали правильно, Проксима Центавра помещена в центре вращения, а в случае отклонения приборы делают поправку, с тем, чтобы мы двигались в направлении главной оси. Это не может быть изменено. — Внезапно Чималу пришла в голову мысль. — Но ведь могло же случиться так, что мы начали двигаться к другой звезде! Ну же, расскажи мне правду... что случилось?

Несколько мгновений старик сидел, застыв, потом вздохнул, настроил экзоскелет так, чтобы тот поддерживал его ослабевшее тело.

— От тебя ничего невозможно скрыть, Первый Прибывший, теперь я это понимаю. Но я не хотел, чтобы ты узнал обо всем раньше, чем получишь полное знание. Должно быть, это уже случилось, иначе ты не смог бы догадаться. — Он нажал на кнопку. Моторы зажужжали, поставили его на ноги и понесли через комнату. — Отчет о собрании хранится здесь, в вахтенном журнале. В те времена я был молод, я был самым молодым из наблюдателей, остальные уже давно умерли. Сколько же лет назад это было? Не могу сказать, но я ясно помню каждую деталь происшедшего. Акт веры, акт понимания, акт правды. — Он снова сел, держа двумя руками большую красную книгу. Взгляд его был таким, как будто вместо нее он смотрел в тот самый день. — Недели, почти месяцы мы взвешивали все факты и шли к решению. То был торжественный момент, и от сознания его важности перехватывало дыхание. Главный Наблюдатель встал и огласил результаты всех исследований. Приборы показывали замедленные скорости, говорили о том, что в них должны быть заложены новые данные с тем, чтобы мы вышли на новую орбиту. Потом он прочитал данные о наблюдении за планетами, и все мы почувствовали глубокую печаль. Планеты были непригодными, вот что было не так. Просто непригодными. Мы могли бы стать наблюдателями Дня Прибытия, но мы нашли в себе достаточно силы, чтобы отказаться от искушения. Мы должны были оправдать доверие людей. Когда Главный Наблюдатель объяснил положение, мы все поняли, что нам нужно делать. Великий Создатель предусмотрел даже подобный день, предусмотрел даже возможность того, что в окрестностях Проксимы Центавры не найдется пригодной планеты и что может быть проложен новый курс к Альфе Центавра или Волку 359, а может — Льву? Я уже забыл, это было так давно. Но все здесь, вся правда. Как не трудно было принять это решение, но оно было принято. Я сохраню при себе эти воспоминания до ре-цикла. Нам была дана такая великолепная возможность показать себя верными слугами.

— Можно мне посмотреть журнал? Когда было принято решение?

— В день, принадлежащий истории. Но взгляни сам. — Старик улыбнулся и открыл журнал — очевидно, наугад. — Видишь, как он сам открывается на нужном месте? Я так часто его читал.

Чимал взял журнал и прочел вступление. Оно занимало меньше страницы — рекорд краткости для такого торжественного момента.

— Здесь ничего нет о наблюдениях и причине принятия решения, — сказал он. — Никаких подробностей об оказавшихся непригодными планетах.

— Да, это начало второго параграфа. Если ты мне позволишь, я могу процитировать по памяти: «... поэтому лишь наблюдения могут стать основой будущих действий. Планеты оказались непригодными».

— Но почему? Деталей ведь нет.

— Детали не нужны. То было решение, подсказанное верой. Великий Создатель оставил возможность для предположения, что пригодной планеты найти не удастся, а ОН — тот, кто знал. Если бы планеты были пригодными, он не оставил бы нам выбора. Это очень важное звено в доктрине. Мы все смотрели в телескоп и все согласились. Они были крошечными, не имели собственного, подобного солнечному, света и были очень далекими. Они явно не подходили...

Чимал вскочил на ноги и хлопнул книгой по столу.

— Ты хочешь сказать мне, что ваше решение было основано на простом осмотре в телескоп планет, все еще находившихся на астрономическом расстоянии? Что вы не приближались, не делали посадки, не снимали фотографий?

— Мне обо всех этих вещах ничего не известно. Должно быть, ими занимаются Прибывшие. Но мы не могли открыть долину до тех пор, пока не уверились бы в том, что планеты подходят. Подумай — как ужасно! Что бы это было, если бы Прибывшие сочли планеты неподходящими! Мы бы предали свою веру. Нет, гораздо лучше было самим принять решение. Мы знали, что за ним следовало. Каждый из нас заглянул в свое сердце и душу, прежде чем согласиться на него. Планеты были непригодными.

— И это решение было подсказано вам одной лишь верой?

— Верой честных людей, настоящих людей. Другого пути не было, да мы его и не хотели. Разве мы могли ошибиться, пока твердо держались на верном пути?

Чимал молча переписал сведения о решении в свой блокнот, потом снова положил журнал на стол.

— Разве ты не согласен с тем, что это было наиболее мудрое решение? — улыбаясь, спросил его Главный Наблюдатель.

— Я думаю, что все вы сумасшедшие, — сказал Чимал.

— Богохульство! Почему ты так говоришь?

— Потому что вы ничего не знали об этих планетах, а решение, принятое без знания фактов — это вообще не решение, это суеверная чепуха.

— Я не вынесу подобных оскорблений... даже от Первого Прибывшего. Я прошу тебя со всем уважением: оставь мои покои.

— Факты есть факты, а догадки есть догадки. Если освободить это ваше решение от всяких там фокусов и болтовни о вере, то оказывается, что оно не имеет под собой никакой почвы. У вас, жалких дураков, не было ведь никаких фактов. Что сказали о вашем решении остальные?

— Они не знали. Это было не их решение. Они служат — и это все. Нам, исследователям, больше ничего не нужно.

— Тогда я скажу им и найду компьютер. Мы еще можем повернуть.

Экзоскелет зашелестел. Человек выпрямился и в гневе указал пальцем на Чимала.

— Ты не смеешь. Передавать им Знание запрещено, и я запрещаю тебе говорить им — и приближаться к компьютерам тоже. Решение исследователей пересмотрено быть не может.

— Почему? Вы же обычные люди. Притом глупые и слабые. Вы ошиблись, и я собираюсь исправить вашу ошибку.

— Если ты это сделаешь, то докажешь тем самым, что ты вовсе не Первый Прибывший, но кто-то другой. Не знаю кто. Для этого я должен посмотреть руководство.

— Смотри, а я буду действовать. Мы поворачиваем.

После ухода Чимала протекли долгие минуты, прежде чем Главный Наблюдатель встал, глядя на закрытую дверь. Когда он, в конце концов, принял решение, у него вырвался громкий стон, полный горя и ужаса. Но нужно принимать и горестные решения: такова тяжкая ноша его ответственности. Он нажал на кнопку коммуникатора и сделал вызов.

Надпись на двери гласила:

НАВИГАЦИОННАЯ. ТОЛЬКО ДЛЯ ИССЛЕДОВАТЕЛЕЙ

В момент своего открытия Чимал был так зол, что даже не подумал обыскать комнату в поисках подтверждения полученной им информации. Злоба и сейчас еще не утихла в нем, но теперь она стала холодной и готовой подчиниться необходимости. Он обязан сделать то, что должен. Карта подтвердила то, что это место скрывалось. Он открыл дверь и вошел.

Комната была маленькой и содержала только два кресла, компьютер, несколько сборников с данными и на столе — перечень операций, изложенный упрощенным языком. Ввод был рассчитан на простое действие и содержал инструкции на обычном языке. Чимал быстро прочел инструкцию, потом сел перед вводом и одним пальцем выстукал запрос:

ЯВЛЯЕТСЯ ЛИ ТЕПЕРЕШНЯЯ ОРБИТА НАПРАВЛЕНИЕМ К ПРОКСИМЕ ЦЕНТАВРА?

Как только он нажал на кнопку с надписью «ответ», ввод ожил и напечатал:

НЕТ.

ПРОШЛИ ЛИ МЫ ПРОКСИМУ ЦЕНТАВРА?

ВОПРОС НЕЯСЕН. СМОТРИ ИНСТРУКЦИЮ 13.

Чимал немного подумал, потом ввел новый вопрос.

МОЖЕТ ЛИ ОРБИТА БЫТЬ ИЗМЕНЕНА ТАКИМ ОБРАЗОМ, ЧТОБЫ МЫ НАПРАВИЛИСЬ К ПРОКСИМЕ ЦЕНТАВРА?

ДА.

Это уже лучше. Чимал отпечатал:

СКОЛЬКО ВРЕМЕНИ ПОНАДОБИТСЯ НА ТО, ЧТОБЫ ДОСТИЧЬ ПРОКСИМЫ ЦЕНТАВРА, ЕСЛИ СЕЙЧАС ЖЕ ИЗМЕНИТЬ ОРБИТУ?

На этот раз компьютер думал почти три секунды, прежде чем ответить — слишком много вычислений нужно было сделать, слишком много клеток памяти подключить.

ПРОКСИМА ЦЕНТАВРА НАХОДИТСЯ НА РАССТОЯНИИ 100 АСТРОНОМИЧЕСКИХ ЕДИНИЦ, ЧТО ТРЕБУЕТ ВРЕМЕНИ В 17432 ДНЯ.

Чимал быстро произвел деление. Это меньше, чем пятьдесят лет. Если мы изменим орбиту сейчас же, то я смогу еще увидеть прибытие!

Но как? Как заставить исследователей изменить орбиту? Существовала возможность того, что он сможет найти нужные инструменты и пособия и проработать их самостоятельно, но это возможно только в том случае, если ему никто не помешает. Если же их действия будут активно-враждебными, вряд ли ему что-нибудь удастся сделать. Одни слова их не убедят. Что же еще? Нужно заставить их изменить орбиту, хотят они этого или нет. Насилие? Но невозможно же их всех взять в плен и заставить приняться за работу. Наблюдатели ни за что бы этого не позволили. И убить их всех он не мог: такой поступок был бы отвратительным, хотя он и чувствовал, что способен на подобные действия. У него просто руки чесались от желания что-нибудь ими сделать.

Воздушная машина? Оборудование, над которым он работал... оно важно для жизни, но становилось таким только через определенный период времени. Если бы с ним что-нибудь случилось, он оказался бы единственным, кто смог бы его отремонтировать, и он даже не подумал бы начать ремонт до тех пор, пока они не легли бы на нужный курс.

Именно это ему и следует сделать. Он вышел в коридор и увидел Главного Наблюдателя и остальных, спешащих к нему на самой большой скорости, которую только позволяли им развить экзоскелеты. Чимал не обратил никакого внимания на их крики и побежал в противоположном направлении, легко уйдя от них. Быстро, как только мог, и самым коротким путем он устремился к воздушной лаборатории.

Дорога была пуста. Ни одной машины.

Идти пешком? Понадобится несколько часов на то, чтобы дойти до конца этого туннеля и еще пересечь всю долину. А если за ним пошлют машину, то убежать будет невозможно. Ему необходимо получить машину — не вызвать ли ее? Если все наблюдатели приведены в состояние готовности, то он сам себе расставляет ловушку. Следовало принять решение как можно быстрее. Существовала большая вероятность того, что люди еще ни о чем не знают: Главный Наблюдатель не любил поспешных решений. Он подошел к коммуникатору на стене.

— Говорит Первый Прибывший. Мне немедленно нужна машина. Станция 187. — Несколько мгновений в трубке царила тишина, потом раздался голос:

— Выполняю приказ. Машина будет подана через несколько минут. Будет ли? Или же этот человек сообщит обо всем исследователям?

Чимал нервно расхаживал туда-сюда, неспособный думать ни о чем другом. Он ждал всего лишь несколько минут, но время это показалось ему бесконечным.

— Желаете ли, чтобы я управлял? — спросил оператор.

— Нет, я сам.

Человек вышел из машины и вежливо отсалютовал вслед отъезжающей машине. Путь был свободен. Даже если человек сообщил о случившемся, у Чимала был хороший запас времени, он знал это. Если он сможет избежать возможного преследования и будет действовать быстро, он успеет совершить задуманное раньше, чем его схватят. Но сейчас, пока он еще в пути, ему следует решить, что именно нужно сделать. Сама машина была такой массивной, что на возню с ней ушло бы много времени, зато контрольная панель была гораздо меньше и более легкой конструкции. Уничтожить некоторые из приборов или вынуть какие-то компоненты — и этого было бы достаточно. Без его помощи исследователи никогда не смогут ее починить. Но прежде чем что-то уничтожить, он должен увериться в наличии замены. Простое изъятие компонентов может оказаться недостаточным: Главный Наблюдатель, подстегиваемый необходимостью, мог бы догадаться о случившемся, увидев пустые места. Нет, нужно что-то повредить.

Когда машина замедлила ход у другого конца туннеля, он выскочил из нее. Каждое его движение было рассчитано. Прежде всего — журнал-инструкция. Он лежал там, где Чимал его оставил. В помещении никого не было, так что новый смотритель явно не занял еще свое место. Теперь нужно было найти верную диаграмму, потом номера частей. Читая находку, он прошел в кладовую. Да, детали панельных приборов были — более десяти. Великий Создатель прекрасно все спланировал, предусмотрев любую возможночть. Единственное, чего он не предвидел — это саботаж. В качестве дополнительной меры предосторожности Чимал вынул все запасные части и унес их в другую кладовую, где тщательно спрятал в массивной трубе. Теперь — разрушение.

Огромный гаечный ключ, тяжелый и не уступающий по размерам руке, являл собой превосходное оружие. Он унес его в главное помещение и, держа его в обеих руках, остановился перед приборной доской. Вначале диск со стеклянным покрытием. Занеся гаечный ключ над головой как топор, он с силой обрушил его вниз.

Мгновенно вспыхнул красный сигнал, и сирена завыла тонким, бьющим по ушам голосом. Громоподобный крик загрохотал над его головой:

— ОСТАНОВИСЬ! ПРЕКРАТИ! ТЫ РАЗРУШАЕШЬ МАШИНУ! ЭТО — ЕДИНСТВЕННОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ! ДРУГОГО НЕ БУДЕТ!

Но сигналы и голос не остановили его. Он снова занес гаечный ключ для удара и обрушил его на то же самое место. Едва он это сделал, как металлическая дверца в стене над его головой распахнулась, посылая вниз потоки пыли. Из нее выдвинулось дуло лазерного пистолета, и тот мгновенно открыл стрельбу, посылая в воздух перед панелью зеленые полосы пламени.

Чимал отскочил в сторону, но сделал это недостаточно быстро. Луч полоснул его по левому боку, ноге, руке, мгновенно проникнув сквозь одежду, и вонзился в тело. Он рухнул на пол, почти потеряв сознание от внезапного шока и боли.

Великий Создатель предусмотрел все, даже возможность саботажа. Чимал понял это, но слишком поздно.

Когда наблюдатели ворвались в помещение, они обнаружили его пытающимся ползти, оставляя за собой кровавую дорожку. Чимал открыл рот, пытаясь что-то сказать, но Главный Наблюдатель сделал знак рукой и отступил. Человек с баллоном на спине и с прибором, похожим на пистолет, шагнул вперед и нажал на спуск. Облако газа окутало Чимала, и голова его тяжело опустилась на каменный пол.

Пока он находился без сознания, о нем заботились машины. Исследователи сняли с него одежду и поместили во впадину стола. Они сняли описание его ранения, после чего анализатор действовал уже сам. Вся операция была полностью автоматической.

Был сделан рентген, измерено его кровяное давление, сделаны другие необходимые наблюдения. Как только раны были обследованы, возле них появилось вещество, останавливающие кровотечение. Компьютер поставил диагноз и назначил лечение. Аппараты, делающие анализы, тихо исчезли внутри контейнера, и их место заняли приборы-хирурги. Хотя они обрабатывали в единицу времени лишь очень небольшой участок тела, сама работа велась в удивительно быстром темпе, невозможном даже для самого опытного хирурга. Кровь была остановлена, поврежденные участки очищены, обгоревшая кожа заменена, и сделано это было очень быстро, чтобы не пострадали нервные окончания. Потом приборы занялись его боком, куда луч лазера проник особенно глубоко, хотя и не повредил внутренние органы. И, наконец, — нога. Эта рана была самой несложной из всех. Обгорело только бедро.

Когда Чимал пришел в себя, он вначале не мог понять, что произошло и почему он здесь, в больнице. О был напичкан седативными средствами и не ощущал боли, но голова его кружилась, и он чувствовал такую слабость, что был неспособен двинуться.

Потом память вернулась к нему, а вместе с ней — чувство горечи. Он проиграл. Бесконечное путешествие в никуда так и будет продолжаться. Исследователи слишком глубоко верили в собственную непогрешимость, чтобы внять предостережениям. Так все и останется. Возможно, единственная ошибка Великого Создателя состояла в том, что он слишком хорошо все спланировал. Наблюдатели были так поглощены своей работой и так довольны ею, что даже и думать не хотели о возможности ее прекращения. Следующая звезда, если они когда-нибудь достигнут ее, тоже будет сочтена не имеющей подходящих планет. Единственная возможность положить конец этому путешествию была у него в руках, но он не сумел ею воспользоваться. Больше такой возможности у него не будет, наблюдатели наверняка об этом позаботятся — и других чималов тоже больше не будет. Будет передано предостережение. Если появятся другие дети, рожденные от союза жителей различных деревень, их не станут ждать здесь с распростертыми объятиями. Может быть, даже первый священник услышит некий голос и принесет такого ребенка в жертву.

Машины-няни, поняв, что он пришел в сознание, сняли с его рук поддерживающие повязки и поднесли к его рту сосуд с теплым питьем.

— Открой, пожалуйста, рот, — проговорил записанный на ленту нежный голос столетие назад умершей девушки. Один конец изогнутой трубки, помещенной другим концом в сосуд, был нацелен ему прямо в губы. Он повиновался.

Должно быть, машина объявила о том, что он пришел в сознание, потому что дверь отворилась и в комнату вошел Главный Наблюдатель,

— Почему ты совершил этот невозможный поступок? — спросил он. — Ни один из нас не в состоянии это понять. Пройдут месяцы, прежде чем можно будет устранить повреждения — ведь тебе мы больше доверять не можем.

— Я сделал это, потому что хочу заставить вас изменить курс. Я сделал бы все, что угодно, лишь бы заставить вас это сделать. Если бы мы изменили его сейчас, то могли бы быть вблизи Проксимы Центавра менее чем через пятьдесят лет. Все, что я прошу вас сделать, — это внимательно изучить планету. Тебе даже не нужно говорить об этом никому другому, кроме наблюдателей. Ты сделаешь это?

— Ну же, не останавливайся, — вмешался нежный голос. — Ты должен выпить все до последней капли. Слышишь?

— Нет. Конечно, нет. Меня все это не касается. Решение было принято и записано, и я думать не могу о том, чтобы его изменить. Ты не должен просить меня об этом.

— Но я должен. Я должен убедить тебя... но как? Именем человечества? Конец столетий заключения, страха и смерти. Лучше освободить народ от тирании, чем держать его под контролем.

— Что за безумные слова ты говоришь?

— Но это правда. Посмотри на моих людей, чья жизнь полна грубости суеверия. Она коротка и контролируется ядовитыми змеями. Чудовищно! А люди твоего племени, эти несчастные женщины, подобные Наблюдательнице Оружия, призрак истязающей себя женщины, лишенной всех черт своего пола, подавляющей в себе инстинкт материнства и обожающей самоистязание. Пора освободить от пут и их...

— Прекрати, — велел Главный Наблюдатель, поднимая руку. — Я не желаю больше слушать эти богохульственные речи. Этот мир — великолепен, таким его сделал Великий Создатель, и даже разговоры о его изменении являются преступлением, поражающим своими размерами любое воображение. Я провел много часов, решая, что с тобой делать. Я советовался с другими исследователями, и мы пришли к единому решению.

— Убить меня и заставить замолчать навсегда?

— Нет, этого сделать мы не можем. Несмотря на свою дикость — результат неправильного воспитания в долине среди дикарей — ты все же остаешься Первым Прибывшим. Поэтому тебе предстоит прибыть, таково наше решение.

— Что за чепуху ты говоришь? — Чимал слишком устал, для того чтобы продолжать разговор. Он оттолкнул от себя недопитый сосуд и закрыл глаза.

— Диаграммы показывают, что в пещерах, находящихся у самой поверхности этого мира, есть пять предметов, называемых «космическими скафандрами». Имеется их подробное описание. Они рассчитаны на путешествие отсюда к любой планете, местоположение которой установлено. Если ты того пожелаешь, ты отправишься к планетам. И станешь Первым Прибывшим.

— Убирайся, — проговорил Чимал устало. — Да, вы меня не убиваете, а всего лишь отправляете в путешествие на пятьдесят лет, в изгнание, с тем, чтобы я провел в одиночестве остаток своей жизни. В корабле, в котором, возможно, нет даже достаточного запаса пищи и воздуха для такого долгого путешествия. Оставь меня, низкий лицемер.

— Машины сообщили мне, что через десять дней ты излечишься настолько, что сможешь встать. Приготовлен экзоскелет, который тебе потребуется. На этот раз исследователи проследят за тем, как ты будешь подниматься на корабль. Если будет нужно, они сами тебя туда втащат. Ты отправишься. Меня там не будет, потому что я не желаю видеть тебя снова. Я даже не стану прощаться с тобой, потому что ты явился горькой страницей в моей жизни и говорил богохульствующие слова, которые я никогда не смогу забыть. В тебе столько дьявольского, что тебя невозможно выносить. — Старик повернулся и вышел, едва закончив фразу.

Десять дней, подумал Чимал, находясь где-то на кромке сна. Десять дней. Что же я смогу сделать за это время? Окончить эту трагедию. Как бы я хотел нарушить течение жизни этих людей! Даже мои люди, чья жизнь коротка и трудна, счастливее этих. Я бы хотел вскрыть эти термитные гнезда, чтобы люди долины могли увидеть тех, кто прячется поблизости от них, наблюдая за ними и распоряжаясь.

Его глаза широко распахнулись и, сам того не сознавая, он сел на постели.

— Конечно. Впустить в эти пещеры моих людей. Тогда выбора не будет — мы сможем изменить курс и полететь к Проксиме Центавра.

Он снова опустился на подушки. У него было десять дней на то, чтобы составить план и решить, что делать.

Через четыре дня был принесен и поставлен в углу экзоскелет. Во время следующего периода для сна он встал с постели и надел его, тренируясь. Управление было очень простым. После этого он вставал с постели каждую ночь. Вначале он едва ходил, потом стал ходить увереннее, превозмогая боль. Делал простые упражнения. Аппетит его улучшился. Десять дней, данные ему на выздоровление, оказались преувеличением, должно быть, машины установили этот срок, ориентируясь на слабые организмы наблюдателей, как на стандарт. У него процесс заживления шел гораздо быстрее.

У него комнаты всегда стоял на страже исследователь — он слышал, как люди переговаривались при смене караула — но к нему они не входили. На девятый период сна Чимал встал и тихо оделся. Он все еще ощущал слабость, но экзоскелет помог ему, взяв на себя большую часть нагрузки при ходьбе и других движениях. Легкий стул был единственным возможным оружием, которое можно было обнаружить в этой комнате. Он взял его в обе руки и тихо подошел к двери. Потом он вскрикнул:

— На помощь! Кровотечение... я умираю... на помощь!

Поскольку он возвысил голос, «сестра», которая наблюдала за ним, вмешалась, призывая его немедленно лечь в постель, и ему пришлось закричать еще громче, чтобы перебить ее. Где-то наверняка должен был включиться сигнал тревоги. Нужно действовать быстрее. И где этот дурак исследователь? Сколько времени понадобится ему на принятие простого решения? Если он не появится в самое ближайшее время, Чималу придется самому отправиться за ним, а если этот человек вооружен, дело может принять опасный поворот.

Дверь отворилась, и едва лишь человек вошел, Чимал ударил его стулом. Тот упал на пол и застонал, но у Чимала не было времени даже взглянуть на него. Один человек или целый мир. Чимал вырвал оружие из его пальцев и вышел из комнаты, двигаясь так быстро, как это позволял ему экзоскелет.

Повернув за угол, он покинул больничный отсек и направился к коридорам внешней части — тем, которые обычно были пустынными, а особенно в такой час. Оставался час до рассвета, и наблюдатели, конечно же, придерживались того же времени, что и жители деревни. Он должен дорожить каждой минутой. Дорога, которую он выбрал, была длинной, а он шел так медленно.

Никто не мог догадаться, в чем же состоит его план, и это, конечно, облегчало задачу. Лишь Главный Наблюдатель мог принять решение, а такое давалось ему нелегко. Первое, что могло прийти ему в голову, это то, что Чимал мог вернуться в лабораторию, чтобы докончить разрушения. Исследователи побегут за оружием, а потом — и лабораторию. Затем они снова начнут думать. Потом розыск, который, возможно, закончится всеобщей тревогой. Сколько же все это займет времени? Рассчитать точно невозможно. При везении более часа. Если меньше, Чималу придется сражаться, наносить раны, может быть, убивать. Кому-то придется умереть ради того, чтобы могли жить следующие поколения.

Действия Главного Наблюдателя были даже еще более медленными, чем рассчитывал Чимал. Прошел почти час, прежде чем он встретил еще одного человека, но и этот явно был занят своей работой. Подойдя ближе и узнав Чимала, он настолько растерялся и испугался, что был неспособен к каким-либо действиям. Чимал подошел к нему сзади и сжал его шею руками. Человек потерял сознание. Теперь — вниз и по последнему коридору.

Этот путь о многом ему говорил. Им он пришел сюда, казалось, давным-давно, гонимый страхом. Сколько изменений произошло с того дня, сколько нового он узнал. И все эти знания — бесполезны, если только он не сможет использовать их в реальной жизни. Он прошел по каменному туннелю и подошел к его концу как раз в то мгновение, когда дверь, ведущая наружу, отворялась. На фоне голубого утреннего неба вырисовывалась устрашающая фигура Коатлики со змеиными головами и руками-когтями. Она повернулась к нему. Несмотря на то, что теперь он все знал, сердце подпрыгнуло у него в груди. Но он продолжал идти прямо на нее.

Огромный камень тихо повернулся вокруг своей оси, и богиня пошла вперед, глядя перед собой невидящим взглядом. Она приблизилась к нему, прошла мимо, свернула и вошла в нишу. Там она встала и застыла, как будто ее заморозили. Еще один день отдыха перед ночным патрулированием.

— Ты — машина, — сказал Чимал. — И ничего больше. А там, за тобой, инструменты, запасные части и инструкции. — Он прошел мимо нее, взял инструкцию и прочитал заглавие. — И твое имя вовсе не Коатлики. Ты — РОБОТ-ОХРАННИК, РЕАГИРУЮЩИЙ НА ТЕПЛО. И это объясняет, каким образом я смог убежать от тебя: когда я нырнул, то оказался вне пределов досягаемости твоих приборов чувств. — Он открыл инструкцию. Хотя Коатлики-робот несомненно являлась сложной конструкцией, ремонт ее и управление ею были такими же простыми, как и все остальное. Чимал и раньше думал, что будет достаточно открыть выход и выпустить ее в сияние дневного света. Но он мог сделать с ней и гораздо больше. Следуя инструкции, он открыл панель на спине машины и обнаружил за ней углубление с множеством отверстий. В углублении находилась контрольная коробка с проводами и пробками. Если переключить в этой коробке автоматическую электроцепь, то машина должна была действовать и двигаться, повинуясь воле контролера. Чимал включил ее в цепь.

— Иди! — приказал он, и богиня шагнула вперед.

— Кругом, — велел он, проверяя работу контроля. Коатлики послушно описала круг, двигаясь вдоль стен пещеры, так что ее головы покачивались под самым потолком.

Он мог вести ее и приказывать ей делать то, что хотел. Нет... Не вести! Была и лучшая возможность.

— На колени! — скомандовал он, и она повиновалась. Со смехом он взгромоздился на нее и сел так, что ноги его болтались среди сухих человеческих рук. Он ощутил под собой холодный металл ее шеи.

— А теперь вперед, мы едем. Я — Чимал, — закричал он. — Я — тот, кто ушел и вернулся! Я — тот, кто правит богиней!

Когда они приблизились к выходу, тот открылся, повинуясь какому-то сигналу. Он остановил машину возле двери и осмотрел механизм. Тяжелые поршни приводили его в движение и держали двери открытыми. Если бы ему удалось расплавить стержни и согнуть, не ломая при этом, то вход остался бы открытым и быстро починить механизм было невозможно. А то, что он собирался сделать, должно было занять немного времени. Лазерный луч заиграл на гладком стержне поршня, накалив его докрасна, и тот внезапно прогнулся под тяжестью скалы. Чимал быстро прервал луч, и дверь упала. Она тотчас остановилась, поддерживаемая поршнем с другой стороны. Первый же стержень остался согнутым, но теперь его металл отвердел. В таком состоянии поршень был неспособен двигаться в цилиндре, и дверь осталась открытой.

Оказавшись в долине, Чимал пришпорил свое странное средство передвижения. Машина громко шипела, но его торжествующий смех был еще громче.

Когда тропа вышла из расщелины, Чимал остановился и посмотрел на долину со смешанным чувством. До этого момента он не сознавал, что рад возможности вернуться в долину. Домой. Все такая же предрассветная дымка висела над полями, протянувшимися вдоль берега реки. Она исчезнет, как только солнце поднимется над горами. Он глубоко вдохнул в себя чистый резкий воздух, наполненный запахом зеленых растений. Приятно было снова очутиться за пределами коридоров с их запахом плесени. Но, подумав об этом, он вспомнил о том, что его долина была всего лишь огромной пещерой, проделанной в скале, и, глядя на нее, он ощущал и присутствие окружавших ее туннелей, а за ними пустоту космоса и обилие звезд. Мысли эти пугали, и, вздрогнув, он отогнал их от себя. Раны его болели — он слишком много и слишком быстро ходил. Он погнал богиню вперед к реке, через нее.

В деревне люди сейчас должны были умываться и готовиться к принятию утренней пищи. Скоро они отправятся на поля, и если он поспешит, то прибудет туда как раз вовремя. Поворот ручки заставил Коатлики рысцой потрусить вперед. Чимал подпрыгивал при каждом ее шаге. Крепко стиснув зубы, он старался превозмочь боль. По мере того, как скорость богини увеличивалась, ее головы все быстрее двигались туда-сюда, шипение становилось оглушающим.

Он добрался до стены долины, потом направился на юг, к храму. Священники должны заканчивать утреннюю службу, и он как раз успеет застать их всех вместе. Он замедлил ход Коатлики у пирамиды, и шипение стало менее громким. Потом он заставил ее рысцой обойти пирамиду и оказался у всех на виду.

Священники застыли в неподвижности. Казалось, даже сердца их замерли. Потом раздался резкий стук — нож черного стекла выпал из рук Итцкоатла. Не веря своим глазам, священники смотрели на богиню.

— Вы согрешили! — закричал на них Чимал, размахивая лазерным пистолетом. Вряд ли они узнают его, облаченного в кровавого цвета одежды и вознесенного высоко над ними. — Коатлики жаждет мщения. А теперь к деревне Квилап, быстро. Бегом!

Богиня направилась к ним, выразительно шипя, и других предупреждений не было нужно. Они повернулись и побежали, а чудовище со змеиными головами мчалось за ними по пятам. Когда они достигли деревни, там как раз появились люди. Пугающее и небывалое зрелище заставило их в ужасе застыть на своих местах. Чимал, не давая возможности оправиться от испуга, погнал священников к Заахилу.

Когда они оказались среди домов, Чимал заставил Коатлики замедлить ход, и священники смешались с толпой, что уже ждала их появления. Он не позволил им остановиться и погнал всех вперед, как стадо. Женщины, дети — все мчались перед ним к реке и через нее. Первые уже оказались у Заахила и о случившемся стало известно. Прежде чем он успел достичь домов деревни, люди ее присоединись к бегущим.

— К болоту! — прогремел он, когда они, спотыкаясь, мчались по полю среди побегов маиса и рядов маги. — К стене, в расщелину, и увидите, что я вам покажу!

Они мчались, подгоняемые диким ужасом, а он спешил за ними. Конец долины был уже недалеко. Еще несколько минут — и они окажутся в туннеле, и этот момент станет началом конца столь хорошо знакомой им жизни. Чимал смеялся и кричал, и слезы струились по его лицу. Конец, конец...

Грозное ворчание, похожее на отдаленный гром, послышалось впереди, и из каньона вырвалось облако пыли. Толпа замедлила ход и остановилась, не зная, какая опасность страшнее. Они боязливо расступились перед Коатлики, врезавшейся в ее середину. Холодный страх проник в грудь Чимала, и он по расселине бросился к отверстию.

Он боялся думать о том, что могло случиться, он не осмеливался об этом думать. Он был настолько близок к осуществлению своего плана, что, казалось, уже ничто не могло помешать. Коатлики промчалась вверх по тропе и влетела в отверстие в скале. И тут она остановилась, как вкопанная.

Повсюду громоздились куски камня. Медленно оседала пыль. Никаких следов входа, лишь обломки скал, громоздящиеся в том месте, где он когда-то был.

А потом пришла темнота. Облака сгустились так быстро, что прежде чем ударил первый гром, никто не успел даже заметить, что небо покрывается ими. Но даже прежде чем они скрыли солнце, само солнце съежилось и потемнело, и холодный ветер волной накатил на долину. Люди, сбившись в кучу, в ужасе стонали перед лицом обрушившегося на них несчастья. Неужели боги объявили войну Земле? Что происходит? Неужели это конец?

Потом пошел дождь и стало еще темнее. То был не просто дождь, но дождь, смешанный с градом. Люди бросились прочь. Чимал заставил себя выйти из оцепенения, в которое ввело его поражение, и направил Коатлики за ними. Борьба еще не закончена. Можно найти другой путь.

Коатлики заставит жителей долины помочь ему: ни дождь, ни темнота не уничтожат их страх перед ней.

На полпути богиня остановилась и застыла. Змеи перестали изгибаться, и шипение утихло. Потом она сделала еще шаг и остановилась уже окончательно. Теперь, когда они были отрезаны от источников энергии, контрольная коробка была бессильна. Поняв это, Чимал медленно и горестно слёз на мокрую землю со скользкого металла.

Он обнаружил, что все еще сжимает в руке лазерный пистолет. Отчаянным жестом нацелив пистолет на каменный барьер, он нажал на спуск. Но даже этот слабый протест оказался тщетным: дождь проник в механизм, и тот не извергнул огонь. Чимал отбросил пистолет прочь.

Дождь продолжал лить, и было темнее, чем ночью.

Придя в себя, Чимал обнаружил, что сидит на берегу реки: он слышал гудение ее невидимой в темноте воды. Если он хотел переходить на ту сторону, то нужно было делать это сейчас, потому что вода все прибывала. Причины для того, чтобы переправляться туда, не было: и на той, и на этой стороне он был одинаково беспомощен. Но на той стороне лежал Квилап — его родная деревня.

Но когда он попытался встать, то обнаружил, что неспособен поменять положение тела. Вода проникла под его экзоскелет, и тот почти не давал телу двигаться. С огромным трудом он высвободил руку, потом ослабил все другие крепления. Когда он, наконец, поднялся на ноги, экзоскелет остался лежать на земле как ненужный обломок из прошлой жизни. Когда он вступил в реку, вода сразу же дошла ему до колен, а потом, прежде чем он успел достичь ее середины, до пояса. Нужно было тщательно выверять каждый шаг и при этом бороться с течением. Если бы вода опрокинула его, то у него уже не хватило бы сил встать.

Шаг за шагом он пробивался вперед, а вода все упорнее преграждала ему путь. Было так просто уступить ей и позволить увлечь за собой навсегда. Но эта мысль почему-то была ему отвратительна — вероятно, потому, что в его памяти всплыло лицо висящего на блоке смотрителя воздуха. Вода отступила и теперь билась вокруг его бедер. Потом она оказалась на уровне его колен. Вот и конец реки. Прежде чем подняться на берег, он сложил руки чашечкой и напился, много раз погружая руки в реку. Ему хотелось пить, несмотря на дождь и холод, кожа его горела. О ранах страшно было даже подумать.

Неужели идти некуда? Неужели все кончено навсегда? Чимал постоял, покачиваясь, в темноте. Возможно, действительно был Великий Создатель, наблюдавший за каждым его шагом. Нет, невозможно. Он не должен поддаваться большому суеверию теперь, когда сумел преодолеть все малые.

Этот мир придуман людьми, создан людьми: он читал их горделивые отчеты и понял их образ мыслей. Ему было даже известно имя того, кого здесь называли Великим Создателем, и он знал причины, по которым Он все это сделал. Они были изложены в книгах, и могли быть прочтены двояким образом.

Чимал знал, что проиграл он по случайности — и из-за невежества. Ему вообще повезло, что он сумел забраться так далеко. Нельзя полностью переделать человека за несколько коротких месяцев. Возможно, у него были знания. Он узнал так много за такой короткий срок, что все еще думал как деревенский житель. Вырваться, бежать. Сражаться. Умереть. Если бы только он был способен на большее.

Если бы он смог провести свой народ по залу с разрисованными стенами, потом по золотому коридору к звездам.

И вместе с этими мыслями, с этим видением в его сердце прокралась искра надежды.

Чимал пошел вперед. Он снова был один в долине, и когда дождь прекратится и выглянет солнце, на него снова начнут охотиться. С какой нежностью священники станут оберегать его жизнь, чтобы позже предать его пыткам. Они, которые учили страху, сами испытали страх, бежали, кричали. И мщение их будет страшным.

Но они его не получат. Однажды, раньше, в полном невежестве, он бежал из долины — он сделает это снова. Теперь он знал, что лежит за каменной стеной, где расположены входы и куда они ведут. Должен отыскаться способ достичь одного из них. Впереди, на вершине скалы был вход, возле которого он спрятал пищу и воду. Если бы он смог достичь его, он мог бы отдохнуть в укрытии и решить, что делать дальше.

Но даже думая об этом, он уже знал, что все это невозможно. Даже когда он был совершенно здоров и полон сил, он и то неспособен был взобраться на стены долины. Они были построены таким хитрым способом, что делали невозможным побег. Даже уступа для стервятников, находящегося гораздо ниже кромки каньона, достичь было бы невозможно, если бы в этом выступе не образовалась в результате какой-то случайности брешь.

Он остановился и засмеялся, и смеялся, пока смех его не перешел в кашель.

Вот он, способ. Да, именно так. Теперь, когда у него была цель, он, несмотря на боль, пошел увереннее под падавшим сверху дождем. К тому времени, когда он достиг стены долины, дождь сделался моросящим, а небо посветлело. Боги сделали то, что хотели. Они все еще управляли, а затопив долину, они ничего бы не выиграли.

Только они не были богами, но были людьми. Слабыми и глупыми людьми, чья работа была уже кончена, хотя сами они еще не знали об этом.

Сквозь падающий дождь он смог разглядеть темный силуэт пирамиды, но там было тихо, никаких следов движения. Если священники вернулись, то заперлись сейчас в своих самых глубоких помещениях. Он улыбнулся и провел по губам костяшками пальцев. Что ж, если ему не удалось сделать ничего другого, то, по крайней мере, он смог дать им урок страха, который они никогда не забудут. Да, никогда. Возможно, это хоть в какой-то мере отплатит им за то, что они сделали с его матерью. Эти полные угрозы глупцы навсегда потеряли уверенность в том, что они олицетворяют высший закон по отношению к другим людям.

Когда Чимал достиг места под уступом, он остановился отдохнуть. Дождь прекратился, но долина все еще тонула в море тумана. Левая половина его тела горела, а когда он коснулся рукой бока, то рука его окрасилась кровью. Плохо. Но это его не остановит. Следовало завершить подъем, пока видимость еще плохая, с тем, чтобы ни жители деревни, ни наблюдатели его не заметили. Приборы, находящиеся в небе, сейчас бесполезны, но поблизости могут находиться какие-нибудь другие, и они могут заметить его появление. Сейчас среди наблюдателей, несомненно, царит растерянность, и чем скорее он попытает удачи, тем больше шансов, что ему удастся выполнить этот план. Но он так устал. Он постоял, прижимая ладони к камню.

Единственным сохранившимся воспоминанием об этом подъеме была боль. Красная дымка трепетала у него перед глазами, и он почти ничего не видел. Пальцы его искали опору на ощупь, ноги его слепо искали впадины, за которые можно была зацепиться и отдохнуть. Возможно, что он взбирался по тому же пути, которым пользовался однажды в детстве: наверняка сказать он не мог. Боль все мучила его, камень был скользким — то ли от воды, то ли от крови — он этого не знал. Подтянувшись, наконец, к краю уступа и выбравшись на него, он обнаружил, что не может встать и что вообще едва способен двигаться. Помогая себе ногами, он подтащил свое тело к углублению в скале перед дверью. Нужно найти укрытие, где его нельзя было бы увидеть с помощью наблюдательных приборов, но которое, однако, было бы настолько близко к выходу, чтобы он смог напасть на первого же вошедшего. Он привалился спиной к камню.

Если в ближайшее время никто не появится — все кончено. Подъем отнял у него почти все оставшиеся силы, и сейчас он почти терял сознание. Но он должен это сделать. Он должен быть в сознании, настороже и напасть, как только дверь откроется и кто-нибудь выйдет кормить хищников. Тогда он должен войти, напасть, победить. Но он так устал. Сейчас, конечно, никто не выйдет, не раньше, чем в долине восстановится нормальная жизнь. Может быть, если он сейчас поспит, он будет сильнее к тому моменту, когда откроется дверь. А до этого, наверное, пройдет несколько часов, может быть, день, а может быть, и того больше.

Он все еще думал об этом, а воздух у входа заколыхался, камень повернулся, и дверь открылась.

Внезапность случившегося, серая дымка усталости — для него это оказалось слишком. Он смог лишь коротко охнуть, когда в проеме появилась Наблюдательница Оружия.

— Что случилось? — спросила она. — Ты должен объяснить мне, что случилось. — Как ты меня нашла... экран?

— Да. Я увидела, что в долине происходит что-то странное, до нас доходили слухи. Детали никто не знал. Ты исчез, потом я услышала, что ты где-то в долине. Я смотрела на все экраны, пока не нашла тебя. Что случилось? Прошу тебя, объясни мне. Никто из нас ничего не знал, и это... ужасно. — Лицо ее было белым от страха: в мире полного порядка не может быть большего ужаса, чем беспорядок.

— Что именно ты знаешь? — спросил он ее, пока она помогала ему войти внутрь, сесть в машину. Закрыв дверцу, она сняла с пояса маленький сосуд и протянула ему.

— Чай, — сказала она. — Он тебе всегда нравился. — Потом страх перед неизвестным вновь овладел ею. — Я ни разу больше тебя не видела. Ты показал мне звезды, рассказал мне о них, потом ты все повторял, что мы уже прошли Проксиму Центавра, что нам нужно вернуться. Потом мы вернулись к тому месту, где вновь обрели вес, и ты оставил меня. Больше я тебя не видела. Прошли дни, много дней, и появилась тревога. Дежурный исследователь говорит нам, что по коридорам бродит дьявол, но что же это такое, он нам не говорит. Он не желает говорить о тебе — как будто тебя никогда не существовало. Были тревоги, происходили странные вещи, два человека потеряли сознание и умерли. Четыре девушки в больнице, они не могут работать и силы их на пределе. Все не так. Когда я увидела тебя на экране, в долине, я подумала, что ты можешь знать. И ты тоже ранен! — Она сразу поняла, вскрикнула и отпрянула — кровь текла из его бока на сиденье.

— Это случилось уже давно. Меня лечили. Но сегодня я повредил рану. В твоем поясе есть какие-нибудь лекарства?

— Пакет для оказания первой помощи, мы все обязаны иметь его при себе. — Она достала его дрожащими пальцами, вскрыла и прочитала список компонентов.

— Хорошо. — Он расстегнул одежду, и она отвернулась. Глаза ее были полны тревоги. — Бинты, антисептик, противоболевые таблетки. Все это должно помочь. — Потом, внезапно поняв, он сказал: — Я скажу тебе, когда ты снова сможешь смотреть. — Она прикусила губу и согласно кивнула, прикрыв глаза.

— Похоже, что Главный Наблюдатель совершил огромную ошибку, не сказав вам о случившемся. — Ему следовало быть внимательным при изложении своей истории — в ней были детали, о которых ей лучше не знать. Но, по крайней мере, основные факты он мог ей сообщить. — То, что я сказал тебе, когда посмотрел на звезды, было правдой. Мы прошли Проксиму Центавра, я понял это, потому что нашел навигационные машины, которые сказали мне об этом. Если ты еще сомневаешься, я могу отвести тебя туда, и они скажут тебе об этом. Я пошел к Главному Наблюдателю с полученными сведениями, и он не стал отрицать их правоту. Если бы мы повернули сейчас же, то подошли бы к Проксиме Центавра через пятьдесят лет, во исполнение цели Великого Создателя. Но много лет назад Главный Наблюдатель и другие обратились против Великого Создателя. Я и это могу показать с помощью вахтенного журнала, находящегося в отсеке Главного Наблюдателя. Там говорится о решении этих людей, а также о том, что они договорились ничего не сообщать вам, остальным, о своем решении. Ты понимаешь, о чем я тебе сообщил?

— Думаю, что да. — Ее голос был едва слышен. — Но все это так ужасно. Почему они так поступили? Почему пошли на такое? Отказались повиноваться воле Великого Создателя?

— Потому что они злые и себялюбивые людишки, хотя они и исследователи. И теперешние исследователи — не лучше. Они снова скрывают правду. Они не хотели позволить мне сообщить ее. Они решили услать меня отсюда навсегда. А теперь... ты поможешь мне устранить эту несправедливость?

И снова девушка оказалась в растерянности перед свалившейся на нее ответственностью. Она не была подготовлена к тому, чтобы выносить такую тяжесть. В ее упорядоченной жизни существовало лишь повиновение, но никогда — умение принимать решения. И сейчас она была в полной растерянности. Возможно, решение бежать к нему, расспросить его было единственным выражением собственной воли за всю ее долгую, но такую однообразную жизнь.

— Я не знаю, что делать. Я ничего не хочу делать. Я не знаю...

— Я знаю, — сказал он, застегивая одежду и вытирая мокрые пальцы. Потом он взял ее за подбородок и посмотрел прямо в ее огромные пустые глаза. — Решать должен Главный Наблюдатель, потому что это его жизненная обязанность. Он скажет тебе, прав я или нет и что нужно делать. Пойдем к Главному Наблюдателю.

— Да, пойдем, — она даже вздохнула от облегчения: тяжкая ноша ответственности свалилась с ее плеч. Ее мир снова будет приведен в порядок и тот, кому надлежит принимать решения, будет решать. Она уже была готова забыть печальные события последних дней: они просто не вмещались в ее упорядоченное существование.

Чимал низко пригнулся к машине, чтобы его грязная одежда не бросалась в глаза. Но подобная мера предосторожности не являлась необходимой: случайных прохожих в туннелях не было. Все, кто мог, находились на важных пунктах, остальные же были физически неспособны к действиям. Скрытый мир находился в том же состоянии агонии, что и мир долины. Но, к несчастью, с меньшей надеждой на перемены, подумал Чимал, выбираясь из машины у входа в туннель, ведущий к отсеку Главного Наблюдателя. В туннеле никого не было.

Не было никого и в отсеке. Чимал вошел, осмотрел комнаты, потом растянулся во всю длину кровати.

— Он скоро вернется; самое лучшее, что мы можем сделать, это ждать его здесь.

Он все еще не слишком хорошо себя чувствовал. Таблетки вызывали у него сон, и он не осмеливался больше их принимать. Наблюдательница Оружия опустилась в кресло, сложила на коленях руки и терпеливо ждала приказа, который должен был внести порядок в ее жизнь. Чимал то начинал дремать, то просыпался от толчка, то снова засыпал. Теплый воздух комнаты осушил его одежду, и боль притупилась. Глаза его закрылись, и, помимо своей воли, он погрузился в сон.

Рука, положенная на его плечо, вырвала его из сна, покидать который он не хотел. Лишь когда память вернулась к нему, он начал бороться со сном и с нежелающими подниматься веками.

— Слышны голоса, — сказала девушка. — Он возвращается. Не нужно, чтобы тебя нашли тут лежащим.

Да, не нужно. Нельзя, чтобы его снова усыпили газом и забрали. Собрав всю свою волю и энергию, он заставил себя выпрямиться, встать и с помощью девушки направился в дальнюю часть комнаты.

— Мы тихонько подождем там, — сказал он, когда дверь стала открываться.

— Пока машины наверху, не зовите меня, — говорил Главный Наблюдатель. — Я устал. Эти несколько дней отобрали у меня годы жизни. Я должен отдохнуть. Поддерживайте туман в северной части долины. Когда Деррик достаточно оснастится, один из нас спустит его и подсоединит кабели. Сделайте это сами, я должен отдохнуть.

Он закрыл дверь. Чимал поднял руки и закрыл ими рот Главного Наблюдателя.

Старик не сопротивлялся. На мгновение его руки дернулись, и он повел глазами, пытаясь разглядеть лицо Чимала, но никакого протеста не высказал. Чимал, хотя это и стоило ему усилий, не выпустил Главного Наблюдателя до тех пор, пока не уверился, что провожавшие его люди ушли. Тогда он освободил его и указал на стул.

— Садись, — приказал он. — Мы все сядем, потому что я больше не могу стоять. — Он тяжело опустился на ближайший стул, а двое других тут же автоматически повиновались его приказу. Девушка ожидала инструкций, старик же был до предела измучен событиями последнего времени.

— Посмотри на дело своих рук, — хрипло проговорил Главный Наблюдатель. — Дьявольщина, разрушение, смерть — мы познали все это. А теперь ты задумал еще более тяжкое преступление...

— Молчи, — сказал Чимал, поднеся палец к губам. Он был настолько изнурен, что не был способен ни на какие эмоции, даже на ненависть, и его спокойствие подействовало на остальных. Главный Наблюдатель что-то пробормотал. Он не прибег к помощи своего крема для бритья, и на его щеках топорщилась серая щетина.

— Слушай внимательно и постарайся понять, — начал Чимал, и голос его был таким тихим, что им пришлось напрячь слух. — Все изменилось. Долина никогда не будет прежней, ты должен это понять. Ацтеки видели, как я мчался верхом на богине, и они поймут, что все не так, как их учили. Коатлики никогда больше не будет ходить. Дети будут рождаться от родителей из разных деревень, они будут Прибывшими — но не будет никакого прибытия. А твои люди, что с ними? Они понимают, что что-то не так, но что именно — не знают. Ты должен сделать единственно возможную вещь — повернуть корабль.

— Никогда! — Гнев вновь овладел стариком, и экзоскелет помог ему сжать в кулаки плохо гнущиеся пальцы. — Решение было принято и оно не может быть изменено.

— Что за решение?

— Планеты Проксимы Центавра нам не подходят. Я уже говорил тебе. Поворачивать слишком поздно. И мы полетим дальше.

— Но мы прошли Проксиму Центавра...

Главный Наблюдатель открыл рот — потом снова захлопнул его, поняв, в какую ловушку он попал. Усталость мешала ему. Он бросил взгляд на Чимала, потом на девушку.

— Продолжай, — сказал Чимал. — Закончи то, что ты хотел сказать. Что ты и другие исследователи действовали против Великого Создателя, против его плана и сняли нас с курса. Расскажи этой девушке, чтобы она могла рассказать остальным.

— Это не твое дело, — крикнул на нее старик, — уходи отсюда и не говори о том, что слышала.

— Останься, — велел Чимал, силой усаживая ее обратно в кресло, потому что она уже успела встать, пытаясь выполнить приказ. — Пусть вся правда выйдет наружу. Возможно, через некоторое время наблюдатель сообразит, что хочет, чтобы ты находилась здесь, где не сможешь рассказать другим об услышанном. А еще позже он начнет подумывать о том, что тебя также нужно убить или отправить в космос. Он должен держать в тайне весть о своей вине, ибо иначе он погиб. Поверни корабль, старик, сделай хоть одну полезную вещь за всю свою жизнь.

Удивление ушло, и Главный Наблюдатель вновь овладел собой. Он тронул свой деус и наклонил голову.

— Я наконец-то понял, кто ты такой. Ты настолько же дьявол, насколько Великий Создатель — бог. Ты явился, чтобы уничтожить, но тебе это не удастся. То, что ты...

— Бессмысленно, — прервал его Чимал. — Теперь уже поздно обзывать меня или бросаться оскорблениями. Я даю тебе факты и прошу тебя опровергнуть их. Вот мое первое утверждение: мы больше не движемся к Проксиме Центавра. Это факт?

Старик закрыл глаза и не ответил. Чимал встал, и он в страхе скорчился на своем стуле. Но Чимал прошел мимо него и, сняв с полки красный журнал, открыл его.

— Вот он — факт — решение, которое ты принял с остальными. Дать мне эту книгу девушке, чтобы она о нем прочитала?

— Я этого не отрицаю. То было мудрое решение, принятое ради пользы всех. Наблюдательница поймет. Она и все остальные повинуются независимо от того, сообщат им или нет.

— Да, возможно, ты прав, — устало сказал Чимал, откладывая книгу и возвращаясь на свое место. — И это-то и является самым страшным преступлением. И не твоим, а Его. Самый главный дьявол — тот, кого вы зовете Великим Создателем.

— Богохульство, — проскрипел Главный Наблюдатель, и даже Наблюдательница Оружия отпрянула при словах Чимала.

— Нет, это правда. Книги сообщили мне, что на Земле существуют понятия, называемые «странами». Кажется, это большие группы людей, хотя в них входят не все люди Земли. Трудно точно сказать, почему эти страны существуют и какова цель их существования. Что гораздо более важно, так это то, что во главе одной из таких стран стоял человек, которого вы теперь называете Великим Создателем. Вы можете прочесть его имя, название его страны, они ни о чем нам не говорят. Власть его была так велика, что он соорудил себе памятник более великий, чем когда-либо сооружали другим. В своих записках он говорит о том, что его деяние превышает своим величием пирамиды или что-либо другое. Он говорит, что пирамиды — великие сооружения, но его сооружение является еще более великим — это целый мир. Вот этот мир. Он в деталях описывает, как этот мир был придуман и послан в свой путь, и он очень всем этим гордился. Но самая большая его гордость — это люди, которые живут в этом мире, которые отправляются к звездам и его именем будут насаждать там человеческую жизнь. Неужели вы не понимаете, почему он испытывал подобное желание? Он создал целую расу, которая поклонялась бы его образу. Он сделал себя богом.

— Он и есть Бог, — сказал Главный Наблюдатель, и Наблюдательница Оружия согласно кивнула, касаясь своего деуса.

— Не бог и даже не черный бог или дьявол, хотя он и заслуживает подобного названия. Просто человек. Испуганный человек. Книга говорит о чудесах ацтеков, которых он создал для выполнения миссии, об их искусственной склонности к слабости разума и послушанию. Это не чудеса — но преступление. Дети рождались от самых умных людей Земли — и их развитие намеренно тормозилось. Их учили сверхъестественной чепухе и заключали в каменную тюрьму, где им предстояло умереть без надежды. И, что еще хуже, растить по собственному образу и подобию своих детей — поколение за поколением — слепая бессмысленная жизнь. Ты знаешь об этом, не так ли?

— То была Его воля, — спокойно ответил старик.

— Да, была, и тебя все это не беспокоило, потому что ты — вождь тюремщиков, держащих в темнице эту расу, и тебе хотелось продлить это заключение на века. Дураки. Слышали ли вы когда-нибудь, откуда появились ты и твои люди? Случайность ли то, что вы так верны и полны рвения служить? Неужели ты не понимаешь, что и вы были сделаны таким же образом, как и ацтеки? Что после того, как он обнаружил ацтеков в качестве модели для жителей долины, это чудовище стало искать группу, подходящую для ведения этого многостолетнего путешествия. Он нашел ее основу в мистицизме и моностицизме, что всегда были мрачными тропами для человеческой расы. Термиты, копошащиеся в своих пещерах, другие, что всю жизнь глядят на солнце сквозь завесу священной слепоты, приказы, скрываемые от мира во имя жизни в святом убожестве. Вера, заменяющая мысль, ритуал, заменяющий интеллект. Этот человек изучил все культы и взял из них самый худший из всех для того, чтобы построить ту жизнь, которую вы ведете. Вы культивируете боль и ненавидите любовь и естественное материнство. Вы гордитесь своими долгими жизнями и смотрите сверху вниз на недолго живущих ацтеков, смотрите на них, как на низших животных. Неужели вы не понимаете, что попусту тратите свои долгие жизни? Не понимаете того, что ваш разум тоже был затенен и уменьшен с тем, чтобы никто из вас не спрашивал себя: а во имя чего я все это делаю? Неужели вы не видите того, что являетесь пленниками даже в большей степени, чем люди долины?

Измученный, Чимал откинулся на спинку кресла, переводя взгляд с лица, полного холодной ненависти, на лицо, пустое от непонимания. Нет, они не следуют его мыслям. Ни в долине, ни за ее пределами нет никого, с кем он мог бы поговорить, найти общий язык. И холод одиночества подступил к нему вплотную.

— Нет, вы не понимаете, — сказал он, и в голосе его была безнадежность. — Великий Создатель поработал на совесть.

При этих словах их пальцы автоматически потянулись к деусам. Он только вздохнул.

— Наблюдательница Оружия, — приказал он, — вон там есть вода и питье. Принеси их сюда. — Она поспешила исполнить требуемое. Он ел медленно, запивая воду тепловатым чаем из термоса, а сам в это время думал, что же делать дальше.

Рука Главного Наблюдателя потянулась к коммуникатору на поясе, но Чимал успел дотянуться до нее и перехватить на полпути.

— Давай сюда и твой, — велел он Наблюдательнице Оружия. Объяснить, почему он это делает, он не беспокоился. Она так или иначе должна была повиноваться. На чью-либо другую помощь рассчитывать не приходилось. Теперь он совсем один.

— Здесь нет никого, кто был бы выше тебя, Главный Наблюдатель? — спросил он.

— Об этом известно всем, кроме тебя.

— Это известно и мне, ты прекрасно это знаешь. Но когда было принято решение об изменении курса, все исследователи согласились с ним, однако окончательное слово принадлежало тогда Главному Наблюдателю. Поэтому именно ты должен знать все детали этого мира: где находятся космические корабли, как ими пользоваться, что такое навигация, каково устройство школ, детали всех приготовлений ко Дню Прибытия — словом, все.

— Почему ты спрашиваешь меня об этом?

— Я не скрываю своих намерений. Здесь столько всяких людей, несущих какую-то ответственность — слишком много — что их невозможно заставить действовать одним лишь словом, сказанным Главным Наблюдателем. Должны существовать планы, указывающие все туннели и пещеры со всем их содержимым, должны быть учебники для школ и инструкции по пользованию космическими кораблями. Да что там, должна быть даже инструкция к проведению Дня Прибытия, когда долина будет открыта — где она?

Последний вопрос был произнесен с такой силой, что старик вздрогнул и взгляд его метнулся к стене и сразу в сторону. Чимал, однако, успел проследить за направлением этого взгляда: в том месте на стене висел красный шкафчик, над которым всегда горел красный свет. Он раньше обратил на это внимание, но никаких подозрений у него никогда не возникало.

Когда он встал, чтобы к нему подойти, Главный Наблюдатель бросился на него, размахивая руками. Он наконец-то понял, чего добивался Чимал. Борьба была короткой. Чимал схватил обе руки старика и скрутил их у того за спиной. Потом он вспомнил о собственном поражении и нажал на кнопку распределителя на экзоскелете Главного Наблюдателя. Моторы замерли, соединения замкнулись и старик оказался в плену. Чимал осторожно подхватил его и положил на кровать.

— Наблюдательница Оружия, выполняй свой долг, — отдал приказ старик, хотя голос его дрожал. — Останови его. Убей его. Я приказываю тебе это сделать.

Неспособная понять более чем частицу происходящего, девушка встала и беспомощно заметалась между ними.

— Не беспокойся, — сказал ей Чимал. — Все будет хорошо. — Легко преодолев ее слабое сопротивление, он заставил ее вернуться к креслу и обесточил и ее экзоскелет. Потом он связал ей руки за спиной.

Теперь, когда они не могли ему помешать, он подошел к шкафчику на стене и тронул дверцы. Они оказались заперты. Во внезапном приливе сил он рванул шкафчик и оторвал его от стены. Замок на нем был более декоративным, чем действенным, и разлетелся, когда Чимал швырнул шкафчик на пол. Наклонившись, он извлек из обломков красную с золотым книгу.

— День Прибытия, — прочел он и перевернул страницу. — Этот день наступил.

Основные инструкции, подобно всем прочим, были достаточно просты. Всю работу должны были сделать машины, их нужно было только активировать. Чимал мысленно продумал последовательность действий, надеясь, что на этот раз ему удастся дойти до конца. Боль и усталость подступали все ближе, и проигрывать больше было нельзя. И старик, и девушка молчали. Его действия так напугали их, что они были просто не в состоянии реагировать. Но все это изменится, как только он уйдет. Ему нужно было время. Он достал запасную одежду и с ее помощью связал их и заткнул им рты. Если кто-нибудь будет проходить мимо, они уже не смогут поднять тревогу. Швырнув коммуникаторы на пол, он раздавил их. Пусть ничто не сможет помешать ему.

Положив ладонь на ручку двери, он посмотрел в огромные, обвиняющие глаза девушки.

— Я прав, — сказал он ей. — Ты увидишь сама. Впереди нас ждет много счастья. — Забрав инструкцию по проведению Дня Прибытия, он открыл дверь и вышел.

В пещерах все еще было мало людей, и это было очень хорошо: ему не пришлось прибегать к насилию. На полпути к своей цели он встретил двух девушек, спешивших на свои посты, но они лишь взглянули на него испуганными глазами. Он находился уже почти у входа в зал, когда услышал крики. Оглянувшись, он увидел красную одежду спешащего за ним наблюдателя. Случайность ли это — или человек был предупрежден? И в том, и в другом случае самое лучшее — продолжать идти. То была охота-кошмар, что-то из дурного сна. Наблюдатель шел на самой высокой скорости, какую только ему позволял развивать экзоскелет. Чимал умел ходить гораздо быстрее, но ему мешали раны и истощение. Он бежал впереди, то и дело замедляя шаг, спотыкаясь, а наблюдатель выкрикивал ему вслед угрозы и спешил за ним с упорством человека-машины. Но вот и они — двери в огромный зал. Чимал толкнул их, вошел и закрыл двери за собой, навалившись на них всем телом. Его преследователь забарабанил в двери с другой стороны.

Дверь была без запора, но под действием веса Чимала оставалась закрытой, пока он стоял переводя дыхание. Потом он открыл книгу, и на белые страницы закапала его кровь. Он еще раз просмотрел диаграммы и инструкции, потом оглядел расписанную комнату.

Слева от него находилась стена из массивных камней и валунов — другая сторона барьера, скрывающего его долину. Далеко справа находились огромные двери. А на полпути к стене скрывалось то место, которое он должен найти.

Он направился к нему. Двери за его спиной распахнулись, в них влетел исследователь и распластался на полу, но Чимал не оглядывался. Человек пытался подняться, моторы его костюма гудели. Чимал посмотрел на роспись и легко нашел нужную. То было изображение человека, стоявшего несколько поодаль от идущей толпы и более крупного, чем остальные. Возможно, то было изображение самого Великого Создателя: да, несомненно, именно так. Чимал заглянул в глубину этих честных глаз и, не будь его рот таким сухим, он, наверное, плюнул бы в них. Вместо этого его рука, оставляя за собой красный след, двинулась по стене, коснулась изображения.

Послышался щелчок, и панель упала. За ней что-то вспыхнуло. Тут наблюдатель оказался рядом с Чималом, и они упали на пол, их общий вес довершил начатое.

Атототл был старым человеком и, возможно, поэтому священники храма были о нем не слишком высокого мнения. Но в то же время он являлся касиком Квилапа, был не таким, как все, и люди должны были слушаться его. А он был вправе требовать послушания. Но несмотря на все доводы, командовали им. Ему велели идти вперед, и он, склонив голову в знак повиновения, шел, куда приказано.

Буря утихла, даже туман поднялся кверху. Если бы не мрачные воспоминания о прошедших событиях, можно было подумать, что идет самый обычный день. Но, конечно, день, в который идет дождь — земля под его ногами все еще была мокрой, вода в реке вышла из берегов. Солнце сияло, и с земли поднимались струйки пара. Атототл подошел к краю болота и присел на корточки, чтобы немного отдохнуть. Стало ли болото больше с тех пор, как он видел его в последний раз? Кажется так, но оно и должно увеличиться после дождя. Но скоро, как это бывало и раньше, оно снова уменьшится. Незначительное изменение, но он все равно должен запомнить его и рассказать о нем священникам.

Каким пугающим местом стал этот мир. Он бы даже предпочел покинуть его и отправиться в подземное царство смерти. Вначале — смерть первого священника и ночь вместо дня. Потом Чимал исчез, уведенный, как сказали священники, Коатлики, и это, конечно, было правильно. Он сам вернулся с Коатлики, сидя на ее спине — кроваво-красный и жуткий, но по-прежнему с лицом Чимала. Что это могло значить? А потом — буря... Все это было выше его понимания. У его ног зеленела молодая трава. Он вырвал из земли пучок и пожевал. Скоро он должен будет вернуться к священникам и рассказать им о том, что видел. Болото стало больше, он не должен об этом забывать, и никаких следов Чимала он не видел.

Он выпрямился и растер ноющий мускул на ноге. В это мгновение он услышал отдаленное ворчание. Что еще могло случиться? В ужасе он охватил себя руками, не способный бежать, и лишь смотрел на волны, дрожащие на поверхности воды. Потом ворчание послышалось вновь, на этот раз более громкое, и он ощутил, как мир колышется у него под ногами.

А потом, с треском и ревом, весь каменный барьер, перегородивший устье долины, начал скользить и оседать. Один за другим приходили в движение огромные валуны. Они двигались все быстрее и быстрее, пока не исчезли внизу. И тогда, когда долина открылась, вода начала отступать и разбиваться на тысячи ручейков, спешащих туда, куда столько времени не пускала их дамба. Они бежали и бежали, пока не осталось лишь пространство, заполненное тиной, в котором билось несколько серебряных рыбок и кое-где сверкали маленькие лужицы воды. Барьера больше не существовало, но возник выход из долины, обрамленный чем-то золотым и сияющим, полным света, с изображением фигур идущих людей по бокам. Атототл распростер руки перед этим чудом из чудес.

— Пришел день избавления, — сказал он, не испытывая больше страха. — Вот почему мы видели столько странных вещей. Мы свободны. Мы, наконец, можем покинуть долину.

Нерешительно он сделал шаг вперед по все еще болотистой земле.

Внутри зала звуки взрывов были оглушающими. Едва лишь послышались первые раскаты, исследователь откатился в сторону и в ужасе закрыл голову руками. Чимал, ища поддержки, ухватился за огромный прут — пол под ним ходил ходуном. Все было рассчитано. Барьер, скрывавший долину, поддерживался огромной каменной опорой, находившейся под самим залом. Теперь эта опора исчезла и скала оседала. Исчезал весь потолок. С прощальным грохотом опрокинулись последние валуны, отрыв путь воде. В отверстие полились солнечные лучи и впервые за все время озарили росписи.

Чимал мог видеть долину с горами за ней. На этот раз ему удалось.

Барьер исчез.

Его люди свободны.

— Вставай, — сказал он исследователю, скорчившемуся у стены. Он пнул его ногой. — Вставай, смотри и постарайся понять. Твои люди тоже свободны.

ЗВЕЗДЫ

1

Чимал пробирался по туннелям оси вращения. Он стонал, когда левая сторона его тела касалась одного из прутьев, и уже знакомая боль отдавала в руку. Рука почти не действовала и все время болела. На днях нужно будет вернуться к хирургической машине для новой операции — или отрезать эту проклятую конечность, если она ни на что не способна. Если бы в первый раз они все сделали верно, этого бы не случилось. А может быть, дело в том, что он слишком рано начал ею действовать. Но что сделано, то сделано. Он выполнит свой долг. И скоро у него появится время для лечения.

Лифт доставил его к месту, где действовало притяжение, и Матлатл открыл перед ним дверь.

— Курс верен, — сказал Чимал охраннику, протягивая ему книги и отчеты. — Орбита точно такая, какую рассчитал компьютер. Сейчас мы описываем огромную дугу. Это займет у нас годы. Но теперь мы на пути к Проксиме Центавра.

Человек кивнул, не пытаясь понять, о чем говорит Чимал. Это не имело значения. Чимал говорил скорее для себя: казалось, в последнее время он только этим и занимается. Он медленно побрел по коридору, и ацтек двинулся за ним.

— Как людям нравится новая вода, направленная в деревни? — спросил Чимал.

— У нее другой вкус, — ответил Матлатл.

— Если не говорить о вкусе, — возразил Чимал, пытаясь овладеть собой, — не легче ли стало пользоваться ею теперь, когда не нужно ее таскать? И не больше ли стало еды? Не излечились ли больные люди? Как насчет всего этого?

— Все стало другим. Иногда... бывает неверным, когда все становится другим.

Чимал не ожидал награды, во всяком случае не от таких застывших в своей скорлупе людей. Он будет следить за тем, чтобы они были здоровы и хорошо накормлены. Ради их детей, не ради их самих. У него не было времени наблюдать за ацтеками самому. Он выбрал Матлатла, самого сильного человека в обеих деревнях, в тот день, когда рухнул барьер, и сделал его личным телохранителем. В то время он понятия не имел о том, как станут действовать наблюдатели, и ему нужно было, чтобы кто-нибудь охранял его в случае нападения. Теперь необходимость в защите отпала, но он оставил его при себе в качестве информатора.

Да, беспокоится о нападении оснований не было. Наблюдатели были потрясены случившимся не менее людей долины. Когда первые ацтеки побрели через болото к тому месту, где раньше высились скалы, они застыли в непонимании. Две группы людей встретились и миновали одна другую, неспособные осознать в тот момент присутствие друг друга. Дисциплина была восстановлена только тогда, когда Чимал нашел Главного Наблюдателя и вручил ему инструкцию проведения Дня Прибытия. Связанный дисциплиной, старик не имел выбора. И День Прибытия начался.

Дисциплина и порядок снова сплотили наблюдателей, и они снова стали способны жить. Сейчас они выполняли важную задачу — обучение поколений. Если исследователи жалели о переменах, то простые наблюдатели — нет. Впервые, казалось, они жили полной жизнью.

Главный Наблюдатель руководил операциями, как это предписывалось. Инструкции и правила были для всего, и нужно было им повиноваться. Чимал не вмешивался в это дело. Но он всегда помнил о том, что его кровь застыла на страницах инструкции о проведении Дня Прибытия, которую носил с собой Главный Наблюдатель. И ему было этого достаточно. Он сделал то, что должен был сделать.

Проходя мимо классной комнаты, Чимал посмотрел на людей, склоненных над обучающими машинами. Они очень мало что понимали. Но это не имело значения: машины были сделаны не для них. Лучшее, что они могли сделать, это лишить этих людей того абсолютного невежества, в котором они жили. Лучшие условия, облегчение жизни. Они должны быть здоровыми ради будущего поколения. Машины были сделаны для детей — те поймут, как ими пользоваться.

Дальше были расположены отсеки детей. Сейчас они были еще пусты, но ждали своего часа. Ждали своего времени и палаты для будущих матерей, веселые и сверкающие. Недалек тот день, когда они начнут заполняться. Никто не высказал протеста, когда было объявлено о новом порядке браков. Все шло так, как было намечено.

Внутри послышался какой-то звук, Чимал обернулся и увидел в окошко Наблюдательницу Оружия, сидящую на стуле у дальней стены.

— Принеси еду, Матлатл, — приказал он. — Я скоро приду. А вначале отнеси эти вещи ко мне.

Человек автоматически поднял руку в том приветствии, которым возвещал о готовности к послушанию священников, и вышел. Чимал подошел к девушке и сел рядом с ней. Ему пришлось много работать, потому что прокладка нового курса и выход на новую орбиту лежал всецело на нем. Может быть, теперь он сможет обратиться к хирургам, хотя для этого ему придется несколько дней оставаться в постели.

— Сколько мне здесь нужно находиться? — спросила девушка, глядя на него столь знакомым затравленным взглядом.

— Нисколько, если ты этого не хочешь, — ответил Чимал, слишком усталый, чтобы спорить. — Ты думаешь, я делаю это ради собственного удовольствия?

— Я не знаю.

— Тогда попытайся подумать. Ну какое удовольствие я могу получить от того, что ты смотришь картинки и фильмы о детях и беременных женщинах?

— Я не знаю. Есть столько вещей, которые невозможно объяснить.

— И множество имеющих объяснение. Ты — женщина, нормальная женщина, несмотря на твое воспитание. И я хочу дать тебе возможность почувствовать себя женщиной. Я думаю, что жизнь обделила тебя.

Она сжала кулаки.

— Я не хочу думать, как женщина. Я — наблюдательница. Это мой долг и моя гордость. И ничего другого я не желаю. — Огонек гнева погас так же быстро, как и разгорелся. — Пожалуйста, позволь мне вернуться к своей работе. Разве женщин долины не достаточно для того, чтобы сделать тебя счастливым? Я знаю, ты считаешь меня, наших женщин глупыми. Но такие уж мы есть. Неужели ты не можешь позволить нам остаться такими?

Чимал посмотрел на нее. Первый раз за все время она была ему понятна.

— Прости меня, — сказал он. — Я пытался сделать из вас тех, кем вы не созданы быть. Я изменился сам и мне казалось, что измениться может каждый. Но то, кем я стал, было запланировано Великим Создателем так же, как запланированы вы. Для меня желание измениться и понимание — самые важные вещи в мире. Я должен был понять, что ваше... подавление столь же важно для вас.

— Да, это так. — С внезапной решимостью она расстегнула одежду и указала на серый пояс, стискивающий ее тело. — Я несу наказание за нас обоих.

— Да. Я понимаю, — сказал он. Дрожащими пальцами она застегнула одежду и поспешила отвернуться. — Мы все должны понести наказание за жизни сотен тех, кто умер, чтобы доставить нас сюда. По крайней мере, это уже окончательно.

Чимал посмотрел на ряды пустых кроваток и ясель и с особой силой ощутил свое одиночество. Что ж, оно не слишком отличается от того, к которому он уже успел привыкнуть. И скоро они появятся, дети.

Через год здесь будут дети, через несколько лет воздух будет звенеть от их болтовни. Чимал вдруг почувствовал огромную близость между ним и этими, еще не рожденными, детьми. Он видел, как они смотрят на мир, размышляют о нем. Он слышал их вопросы.

И на этот раз они получат ответы на свои вопросы. Пустые годы его детства никогда больше не повторятся. Машины ответят на все их вопросы — и он тоже.

От этой мысли он улыбнулся. Он видел в этой пустой комнате пытливые детские глаза. Да, дети.

Терпение, Чимал, несколько коротких лет — и ты никогда больше не будешь один.