Ме н и п п ъ. Итакъ три тысячи стадiевъ ¹⁾ было отъ земли до луны; это — наша первая остановка. Оттуда вверхъ къ солнцу около пятисотъ парасанговъ ²⁾, наконецъ, отъ солнца до самаго неба съ акрополемъ Зевса... да, пожалуй быстрокрылый орелъ пролетѣлъ бы это разстоянiе не скорѣе, чѣмъ за день.

Д р у г ъ. Ради Харитъ! Что это ты, Мениппъ, въ звѣздахъ изучаешь и производишь про себя какiя-то вычисленiя? Вотъ уже довольно долго я слѣжу за тобою и слышу, какъ ты толкуешь что-то странное о солнцѣ, лунѣ, о каких-то остановкахъ и парасангахъ...

М е н и п п ъ. Не удивляйся, дорогой! Если тебѣ и кажется, что я говорю о предметахъ слишкомъ возвышенныхъ и заоблачныхъ, то дѣло лишь въ томъ, что я составляю приблизительный подсчетъ пути, пройденнаго въ послѣднее путешествiе.

Д р у г ъ. Такъ развѣ ты, подобно финикiйцамъ, определяешь свой путь по свѣтиламъ?

М е н и п п ъ. Нѣтъ, клянусь Зевсомъ! Но я путешествовалъ среди нихъ самихъ.

Д р у г ъ. Гераклъ! Однако длинный же сонъ ты видѣлъ, если незаметно для себя проспалъ цѣлые парасанги.

М е н и п п ъ. Ты думаешь, дорогой, что я говорю о каком-то сновидѣнiи, а между тѣмъ я только что спустился отъ Зевса.

1) Стадiй равняется приблизительно 185 метрамъ.

2) Персидская мѣра длины, равная 35 стадiямъ.

Д р у г ъ. Что ты говоришь?! Мениппъ упалъ съ неба?

М е н и п п ъ. Да, и я стою передъ тобою, вернувшись только сегодня отъ великаго Зевса, гдѣ я видѣлъ и слышалъ много удивительнаго. А если ты не вѣришь, то я этому только радуюсь: значитъ, дѣйствительно, я испыталъ нѣчто поразительное.

Д р у г ъ. Какъ могу я не вѣрить, о божественный Олимпiецъ Мениппъ, я — всего лишь жалкiй смертный, живущiй на землѣ — не вѣрить тебе, мужу заоблачному или „одному изъ Небожителей“, по выраженiю Гомера! Но скажи мнѣ, если тебѣ не трудно, какимъ образомъ поднялся ты съ земли на небо, гдѣ сумѣлъ ты найти такую высокую лѣстницу? Вѣдь ты далеко не похожъ съ лица на пресловутаго фригiйца ¹⁾, такъ что довольно трудно предполагать, чтобы орелъ восхитилъ тебя, дабы ты сталъ виночерпiемъ Зевса.

М е н и п п ъ. Я давно замечаю, что ты смѣешься надо мною, и нисколько не удивляюсь, что мой необычный разсказъ представляется тебѣ похожимъ на сказку. И все же, мое восхожденiе обошлось безъ всякой лѣстницы и безъ того, чтобы быть возлюбленнымъ Зевса. Дѣло въ томъ, что у меня были свои крылья!

Д р у г ъ. Это ужъ слишкомъ! Ты превзошелъ Дедала, если, сверхъ всего прочаго, сумѣлъ скрыться отъ насъ, превратившись изъ человѣка въ ястреба или въ галку.

М е н и п п ъ. Правильно, дорогой мой! Твое сравненiе не такъ ужъ далеко отъ истины: я осуществилъ Дедалову затѣю и самъ смастерилъ себѣ крылья.

Д р у г ъ. Но какъ же, о величайшiй храбрецъ, ты не побоялся того, что и ты упадешь въ море и дашь ему отъ своего имени названiе Мениппiйскаго, какъ тотъ его сынъ — Икарiйскому?

М е н и п п ъ. Совсѣмъ нѣтъ! Икаръ прикрѣпилъ свои крылья воскомъ, который очень скоро растаялъ отъ солнечныхъ лучей; понятно, что крылья отвалились, а Икаръ, какъ и слѣдовало ожидать, упалъ. У меня же крылья были безъ воску.

¹) Ганимедъ.

Д р у г ъ. Нѣтъ, что ты говоришь! Не знаю почему, но понемногу ты заставляешь меня вѣрить своему разсказу.

М е н и п п ъ. Такъ вотъ, я и говорю: во-первыхъ, поймавъ огромнаго орла, а также коршуна, изъ самыхъ сильныхъ, я отрѣзалъ имъ крылья у самой спины... впрочемъ, если тебѣ некуда спѣшить, я лучше разскажу тебѣ обо всей затѣѣ съ самаго начала.

Д р у г ъ. Нисколько не спѣшу! Отъ твоихъ словъ я весь превратился въ ожиданiе и съ открытымъ ртомъ жду, чѣмъ кончится твой разсказъ. Ради Зевса, исправителя дружбы, не бросай меня привѣшеннымъ за уши въ самомъ началѣ своего разсказа!

М е н и п п ъ. Ну, хорошо! Въ самомъ дѣлѣ, некрасиво оставлять друга съ разинутымъ ртомъ, да еще подвѣшеннаго, какъ ты говоришь, за уши. Слушай же!

Присматриваясь ко всевозможнымъ житейскимъ явленiямъ, я очень скоро сталъ понимать, насколько они смѣшны, жалки и непостоянны — я говорю о богатствѣ, власти и могуществѣ; презирая всѣ эти блага и считая тщетную погоню за ними препятствiемъ для истинныхъ занятiй, я попытался вынырнуть изъ этой тины и оглянуться на мiръ. Первое время я былъ охваченъ сомнѣнiями; объ этомъ мiрѣ, который философы именуютъ космосомъ, мнѣ долго не удавалось узнать ничего — ни какъ онъ произошелъ, ни кто его создатель. Не вѣдалъ я также, гдѣ его начало и какова его конечная цѣль. Тогда я сталъ разсматривать его въ частностяхъ, но это только увеличило мои недоумѣнiя: глядя на звѣзды, разсыпанныя въ безпорядкѣ по небу, на самое солнце, я сгоралъ желанiемъ узнать, что они такое. Но наиболее непонятной и загадочной представлялась мнѣ природа луны: многообразiе ея формъ, казалось мнѣ, вызывается какою-то тайною причиной. Наконецъ, молнiя, пронизывающая тучи, низвергающiйся громъ, дождь, снѣгъ, падающiй градъ — все это было для меня неразрешимой загадкой. Вотъ въ этомъ настроенiи я и подумалъ, что лучше всего будетъ обратиться къ философамъ за разрѣшенiемъ всѣхъ этихъ вопросовъ, такъ какъ полагалъ, что они сумѣютъ возвѣстить мнѣ полную правду.

Я выбралъ среди нихъ лучшихъ - если свидетелями достоинства считать угрюмое лицо, блѣдность и пышную бороду — и, дѣйствительно, на первый взглядъ, они показались мнѣ людьми краснорѣчивыми и знакомыми съ небесными явленiями. Отдавъ въ ихъ распоряженiе себя и изрядное количество денегъ — часть я выплатилъ сразу, а остальное условился внести по окончанiи занятiй - я попросилъ ихъ объяснить мнѣ небесныя явленiя и устройство вселенной. И съ такимъ рвенiемъ принялись они счищать съ меня мое прежнее невѣжество, что привели меня въ еще большее замѣшательство, окативъ цѣлымъ дождемъ первопричинъ, цѣлей, атомовъ, пустоты, матерiй, идей и прочаго. Но всего печальнѣе было то, что мои наставники ни въ чемъ не соглашались другъ съ другомъ; напротивъ, каждый изъ нихъ оспаривалъ мнѣнiе другого, утверждая противоположное и стремясь къ тому, чтобы я призналъ его правоту и проникся его взглядами.

Д р у г ъ. Странныя ты вещи разсказываешь, будто мудрецы спорятъ другъ съ другомъ о существующемъ и объ одномъ и томъ же не имѣютъ одинаковаго мнѣнiя!

М е н и п п ъ. Да, дорогой! А какъ бы ты смѣялся, если бы послушалъ ихъ рѣчи, полныя обмана и шарлатанства. Твердо привязанные къ землѣ, ничѣмъ не возвышающiеся надъ нами, ползающими по ней, они видятъ не лучше своихъ сосѣдей, а иные, вслѣдствiе старости и немощности и вовсе близоруки. И тѣмъ не менѣе они утверждаютъ, что различаютъ границы неба; указываютъ размѣры солнца, проходятъ по надлуннымъ пространствамъ и, точно свалившись со звѣздъ, опредѣляютъ ихъ величину и форму. Часто, наконецъ, не будучи въ состоянiи отвѣтить даже на такой простой вопросъ сколько стадiевъ отъ Мегаръ до Аѳинъ, они точно знаютъ, каково разстоянiе между луною и солнцемъ; дерзаютъ опредѣлять его въ локтяхъ, измѣряютъ толщу воздуха, глубину океана, окружность земли, чертятъ круги, нагромождаютъ треугольники на квадраты, изучаютъ всевозможный сферы, даже само небо. И развѣ не доказываетъ ихъ тупости и полнаго невѣжества то, что, говоря о далеко не ясныхъ предметахъ, они не довольствуются уподобленiями, а съ настойчивостью поддерживаютъ свой взглядъ, и, отрицая за противоположнымъ всякое значенiе, чуть не клянутся, что солнце есть раскаленный шаръ ¹), что луна обитаема, что звѣзды пьютъ воду, которую солнце, словно на колодезной веревкѣ, черпаетъ изъ моря и поровну распредѣляем между ними. Нетрудно замѣтить, насколько противоположны ихъ взгляды; ради Зевса, посмотри самъ, близки ли ихъ ученiя, и не совершенно ли они противорѣчивы. Прежде всего у нихъ замѣчается полное разномыслiе по вопросу о мiрѣ: одни утверждаютъ, что онъ не созданъ и никогда не погибнетъ, другiе дерзаютъ говоритъ о демiургѣ и о самомъ способѣ созданiя имъ мiра; но всего больше я удивлялся тѣмъ, которые, признавая нѣкоего бога, творца всего, не могутъ объяснить ни того, откуда онъ явился, ни того, гдѣ онъ находился, когда творилъ мiръ: вѣдь невозможно мыслить время и пространство прежде всякаго бытiя...

Д р у г ъ. Но вѣдь это же просто наглые обманщики, Мениппъ!

М е н и п п ъ. А что бы ты сказалъ, если бы послушалъ ихъ разсужденiя объ идеяхъ, о безтѣлесныхъ сущностяхъ, или ихъ рѣчи о конечномъ и безконечномъ. Къ тому же между ними разгораются жестокiе споры, такъ какъ одни видятъ во всемъ существующемъ только конечное, другiе, напротивъ, полагаютъ, что оно безконечно. Далѣе, многiе утверждаютъ, что существуетъ большое число мiровъ и обрушиваются на тѣхъ, которые думаютъ, что мiръ единъ ²). Наконецъ одинъ изъ нихъ, далеко не миролюбивый человѣкъ, считаетъ раздоръ отцомъ всего мiропорядка ³).

А боги? Не знаю, стоитъ ли даже вспоминать взгляды этихъ людей на нихъ! Однимъ — божество представляется числомъ ⁴), другiе клянутся собаками, гусями и платанами ⁵); третьи, наконецъ изгнавъ всѣхъ другихъ боговъ, передаютъ власть надъ мiромъ единому божеству, такъ что мнѣ оставалось лишь огорчаться такой бѣдности въ богахъ. Впрочемъ, менѣе жадные признаютъ многихъ боговъ, причемъ дѣлятъ ихъ на разряды, называя одного бога первымъ и указывая остальнымъ вторыя и третьи мѣста въ соотвѣтствiи со степенью ихъ божественности. Иные, опять же, считаютъ божество безтѣлеснымъ и безформеннымъ, а другiе, напротивъ, не мыслятъ его иначе, какъ вещественнымъ. Равнымъ образомъ, далеко не всѣ изъ нихъ признаютъ промыселъ боговъ о человѣческихъ дѣлахъ: некоторые освобождаютъ боговъ отъ всякихъ заботъ, поступая съ ними подобно намъ, когда мы устраняемъ стариковъ отъ несенiя общественныхъ тяготъ. Словомъ боги у нихъ ничѣмъ не отличаются отъ тѣлохранителей ⁶), которыхъ комическiе поэты выводятъ на сцену. Но все это пустяки въ сравненiи съ тѣми, которые вовсе отрицаютъ существованiе боговъ и, бросая мiръ на произволъ судьбы, лишаютъ его владыки и вождя. Однако, выслушивая все это, я не дерзалъ оказывать недовѣрiе столь высоко-гремящимъ и прекрасно-бородымъ людямъ; но въ то же время, соглашаясь со словами одного, я не находилъ въ нихъ ничего, что не опровергалось бы рѣчами другого. И я оказывался въ томъ состоянiи, о которомъ говоритъ Гомеръ: часто я рѣшался повѣрить одному изъ нихъ какъ уже мною

...желанье иное владѣло⁷).

¹) Мнѣнiе философа Анаксагора.

²) Насмѣшка надъ Демокритомъ.

³) Ученiе Гераклита.

⁴) Пиѳагоръ.

⁵) Между прочими Сократъ.

⁶) Т.-е., вообще отъ статистовъ.

⁷) Одиссея, 9, 302.

Все это приводило меня въ полное недоумѣнiе и я не видѣлъ, отъ кого бы на землѣ мнѣ узнать истину. Тогда-то я и рѣшилъ, что единственный способъ избавиться отъ моего невѣжества — вооружившись крыльями, самому подняться на небо. Надежду на удачное выполненiе моего плана давали мнѣ, главнымъ образомъ, сила желанiя, а также баснописецъ Эзопъ, который утверждаетъ, что небо доступно не только орламъ и жукамъ, но даже верблюдамъ. Впрочемъ, я совершенно ясно понималъ, что у меня никоимъ образомъ не могутъ вырасти крылья, а потому я и рѣшилъ, что мнѣ необходимо приспособить крылья коршуна, или орла; вѣдь только они способны выдержать тяжесть человѣческаго тѣла.

Итакъ, поймавъ этихъ двухъ птицъ, я старательно отрѣзалъ у орла правое крыло, у коршуна — лѣвое, и привязалъ ихъ крѣпкими ремнями къ плечамъ. Приладивъ къ концамъ крыльевъ двѣ петли для рукъ, я сталъ испытывать свою силу; сначала просто подпрыгивалъ, помогая себѣ руками, затѣмъ, подобно гусямъ, леталъ надъ самой землей, слегка касаясь ея ногами во время полета. Однако, замѣтивъ, что дѣло идетъ на ладъ, я рѣшился на болѣе смѣлый шагъ: взойдя на Акрополь, я бросился съ утеса и... долетѣлъ до самаго театра ¹)! Такъ какъ мой полетъ прошелъ благополучно, я задумалъ подняться выше въ небеса: поднявшись не то съ Парнета, не то съ Гиметта, я перелетѣлъ на Геранею, оттуда на Акрокоринѳъ; затѣмъ, черезъ Фолою и Эриманѳъ, я достигъ Тайгета. Вскорѣ я уже настолько свыкся со своимъ дерзкимъ занятiемъ, что въ совершенствѣ выполнялъ смелые полеты и, не довольствуясь высотою, доступною птицамъ, рѣшилъ подняться на Олимпъ; оттуда, запасшись по возможности самой легкой ѣдой, я пустился прямо на небо. Въ первую минуту у меня закружилась было голова отъ огромной высоты, но и это я перенесъ съ легкостью. Прорвавшись сквозь множество облаковъ и очутившись, наконецъ, возлѣ луны, я почувствовалъ нѣкоторую усталость, особенно въ лѣвомъ крылѣ, отрѣзанномъ у коршуна. Въ виду этого я подлетѣлъ къ лунѣ и расположился на отдыхъ. Я глядѣлъ внизъ, на землю, и, подобно Зевсу у Гомера, могъ обращать взоры на Ѳракiю съ ея наездниками, на землю Мизовъ, или, по желанiю, разсматривать Элладу, Персiю и Индiю. И все это наполняло меня самой разнообразной и глубокой радостью.

¹Этотъ пробный полетъ Икаромениппъ совершилъ, слетѣвъ съ ю.-в. отвѣса Акрополя къ театру Дiониса, который расположенъ на склонѣ акропольской скалы.

Д р у г ъ. Не расскажешь ли, Мениппъ, и о томъ, что ты оттуда видѣлъ, чтобы намъ ничего не пропустить изъ твоихъ дорожныхъ впечатлѣнiй и узнать даже мелкiя подробности ихъ. Думаю, что я могъ бы услышать отъ тебя много любопытнаго о томъ, въ какомъ видѣ представились тебѣ сверху земля и все, что на ней существуетъ.

М е н и п п ъ. Ты совершенно правь, дорогой мой! Чтобы тебѣ легче было понимать меня, поднимись мысленно на луну, соверши со мной это путешествiе и, поставивъ себя на мое мѣсто, охвати взоромъ общее расположенiе вещей на землѣ. Прежде всего земля показалась мнѣ очень маленькой, значительно меньше луны, такъ что при первомъ взглядѣ я, какъ ни нагибался, не могъ найти ни высокихъ горъ, ни огромныхъ морей. Если бы я не замѣтилъ Колосса Родоскаго и башни на Фаросѣ, то я бы и вовсе не узналъ земли; только огромная высота этихъ сооруженiй и переливы океана подъ лучами солнца ясно указывали мнѣ, что я вижу передъ собою дѣйствительно землю. Однако, присмотрѣвшись пристальнѣй, я вскоре сталъ различать на ней проявленiя человеческой жизни, и не только жизнь цѣлыхъ народовъ и городовъ, но и дѣятельность отдѣльныхъ людей; и я видѣлъ, какъ одни плыли по морю, другiе сражались, третьи обрабатывали землю, четвертые судились; видѣлъ женщинъ, животныхъ, словомъ все, что питается отъ плодородной земли.

Д р у г ъ. Все это совершенно невѣроятно и ты самъ себѣ противорѣчишь. Вѣдь раньше ты говорилъ, что тебѣ пришлось разыскивать землю, такъ какъ, вслѣдствiе своей отдаленности, она казалась тебѣ чуть ли не точкою и, если бы Колоссъ не указалъ ее, то ты бы думалъ, что видишь передъ собою что-то другое. Такъ какимъ же образомъ ты, подобно какому-нибудь Линкею¹), внезапно оказался въ состоянiи все разсмотрѣть на земле, людей, животныхъ, чуть ли не гнѣзда комаровъ?

¹) Знаменитый герой, сынъ Афарея, участникъ похода Аргонавтов, обладавшiй способностью видѣть черезъ твердые предметы.

М е н и п п ъ. Хорошо, что ты мнѣ напомнилъ объ этомъ, а то я и не замѣтилъ, что забылъ упомянуть о самомъ важномъ обстоятельствѣ. Когда я понялъ, что вижу передъ собою землю, но не могу ничего разсмотрѣть на ней из-за большого разстоянiя, затруднявшаго мое зрѣнiе, то былъ крайне удрученъ и смущенъ своею безпомощностью. Я приходилъ въ отчаянiе и уже готовъ быль заплакать, какъ вдругъ сзади подошелъ ко мнѣ философъ Эмпедоклъ: весь въ пеплѣ и словно поджаренный онъ весьма напоминалъ собою головню. Сознаюсь, при видѣ его я перепугался, принявъ его за духа луны. Впрочемъ, онъ поспѣшилъ успокоить меня и сказалъ: „Мужайся, Мениппъ!

Я вѣдь не богъ — и безсмертнымъ меня ты считаешь напрасно¹).

Я — Эмпедоклъ, философъ. Лишь только я бросился въ кратеръ Этны ²), какъ дымъ вулкана охватилъ меня и забросилъ сюда; съ тѣхъ поръ я живу на лунѣ, питаясь росою, и странствую все больше по воздуху; я пришелъ, чтобы вывести тебя изъ затрудненiя: я вижу тебя огорчаетъ и мучаетъ то, что ты не можешь ясно разглядеть землю“.

¹) Одиссея, 16, 188.

²) По преданiю Эмпедоклъ, ради научныхъ изслѣдованiй, спустился въ кратеръ, гдѣ и погибъ.

„Милѣйшiй Эмпедоклъ, — воскликнулъ я — какъ это хорошо съ твоей стороны! Лишь только я вернусь въ Элладу, я не премину совершить тебѣ возлiянiе на моемъ очагѣ и, во время новолунiй, буду обращаться къ лунѣ съ троекратнымъ молитвеннымъ возгласомъ“.

„Клянусь Эндимiономъ, — отвѣтилъ Эмпедоклъ — не ради платы я пришелъ сюда, но потому что, видя твои страданiя, я отъ всей души сочувствовалъ тебѣ... Такъ вотъ, знаешь ли, что долженъ ты сдѣлать, чтобы прiобрѣсти остроту зрѣнiя“? „Нѣтъ, клянусь Зевсомъ, — возразилъ я — развѣ, что ты каким-нибудь образомъ снимешь пелену, застилающую мои глаза, такъ какъ сейчасъ они точно бѣльмомъ покрыты“. „А между тѣмъ — сказалъ онъ - моя помощь вовсе и не нужна тебѣ: вѣдь ты явился съ земли, имѣя прекрасное зрѣнiе“... „Что ты хочешь этимъ сказать, я не понимаю тебя“? „А развѣ ты не знаешь, продолжалъ онъ, что къ твоему правому плечу привязано крыло орла“? „Отлично знаю, сказалъ я, но что общаго между этимъ крыломъ и моимъ зрѣнiемъ„? „А то, что орелъ далеко превосходитъ своимъ зрѣнiемъ всѣхъ живыхъ тварей — лишь онъ одинъ можетъ прямо смотреть на солнце, въ томъ и примѣта настоящаго царя-орла, что онъ способенъ, не моргая, выносить яркiй свѣтъ солнечныхъ лучей“.

„Такъ говорятъ, подхватилъ я, и я уже начинаю жалѣть, что, поднимаясь сюда, не вырвалъ своихъ глазъ и не вставилъ на ихъ мѣсто орлиныхъ. Вообще я явился сюда наполовину готовымъ и былъ снаряженъ далеко не по-царски; я скорѣе похожъ на незаконнорожденнаго орленка, лишеннаго наслѣдства“. „Ни отъ кого другого, какъ отъ тебя зависитъ — сказалъ мнѣ Эмпедоклъ — чтобы одинъ изъ твоихъ глазъ сталъ совершенно царскимъ. Если бы ты согласился немного привстать и, удерживая въ покоѣ крыло ястреба, взмахивать только другимъ, то твой правый глазъ соотвѣтствующiй орлиному крылу, тотчасъ же сталъ бы дальнозоркимъ. Ну, а другой глазъ слабѣйшей твоей половины, никоимъ образомъ не будетъ видѣть острее“. „Довольно мнѣ и одного праваго глаза, если онъ будетъ зорокъ по-орлиному. Это мнѣ не помѣшаетъ хорошо видѣть. Мнѣ приходилось не разъ наблюдать, какъ плотники, выравнивая балки по отвесу, прищуриваютъ одинъ глазъ, чтобы лучше видѣть“. Съ этими словами я сдѣлалъ то, что мнѣ посовѣтовалъ Эмпедоклъ; онъ же, медленно удаляясь, незамѣтно разсѣялся, обратившись въ дымъ.

И лишь я ударилъ крыломъ — яркiй свѣтъ озарилъ меня, освѣщая передо мною все скрытое ранѣе. Нагнувшись внизъ, я превосходно видѣлъ землю, города, людей. Я увидѣлъ все, что они дѣлали, не только подъ открытымъ небомъ, но и въ своихъ домахъ, считая себя хорошо скрытыми: Птолемей спалъ со своей сестрой ¹); сынъ Лисимаха ²) злоумышлялъ противъ своего отца; Антiохъ, сынъ Селевка, потихоньку подмигивалъ Стратоникѣ, своей мачехѣ; я видѣлъ какъ жена Александра-Ѳессалiйца ³) убивала мужа; Антигонъ развратничалъ съ женой своего сына. Сынъ же Аттала отравлялъ своего отца. Далѣе, Арзакъ убивалъ женщину, въ то время какъ евнухъ Арбакъ заносилъ надъ нимъ свой мечъ. Спатина мидiйца, убитаго ударомъ золотой чаши въ високъ, волочили за ноги съ пиршества телохранители. Подобные же ужасы происходили во дворцахъ либiйскихъ, скиѳскихъ и ѳракiйскихъ царей; тотъ же развратъ, тѣ же убiйства, казни, грабежи, клятвопреступленiя и опасенiя быть преданными своими же домашними. Вотъ какое зрѣлище представляли дѣла царей! А жизнь частныхъ лицъ казалась еще болѣе смешной. Здѣсь я увидѣлъ Гермодора эпикурейца, приносящаго ложную клятву из-за тысячи драхмъ; стоика Агаѳокла, который обвинялъ передъ судомъ одного изъ своихъ учениковъ за неуплату денегъ; оратора Клинiя, крадущаго чашу изъ храма Асклепiя; киника Герофила, спавшаго въ публичномъ домѣ... Впрочемъ, стоитъ ли разсказывать обо всѣхъ этихъ грабителяхъ, сутягахъ, ростовщикахъ, взыскивающихъ свои ссуды? Пестрое, разнообразное зрѣлище!

¹) Птоломей Филадельфъ былъ женатъ, по обычаю египетскихъ фараоновъ, на своей родной сестрѣ Арсиноi.

²) Агаѳоклъ, казненный отцомъ по обвиненiю въ заговорѣ на его жизнь.

³)Ѳива.

Д р у г ъ. Было бы очень хорошо, Мениппъ, если бы ты разсказалъ мнѣ все это; повидимому, это зрѣлище доставляло тебѣ рѣдкое удовольствiе.

М е н и п п ъ. Разсказать все подробно, любезный другъ, невозможно. Даже и разсмотрѣть-то это было дѣломъ нелегкимъ. Впрочемъ, все наиболее существенное напоминало собою то самое, что, по словамъ Гомера, было изображено на щитѣ Ахилла ¹). Здѣсь были пиршества и браки, тамъ судъ, народныя собранiя; далѣе кто-то совершалъ жертвоприношенiе; рядомъ другой — предавался горю. Всякiй разъ, взглядывая на Гетику, я замѣчалъ сражающихся гетовъ, когда же оборачивался на скиѳовъ, то видѣлъ ихъ кочующими съ ихъ кибитками. Слегка переведя взглядъ въ сторону, я могъ наблюдать обрабатывающихъ землю египтянъ; финикiйцы путешествовали, киликiйцы совершали разбойничьи набѣги; лаконцы сами себя бичевали ²), аѳиняне... судились ³). Благодаря тому, что все происходило одновременно, ты можешь себѣ представить, какая получалась мешанина. Все равно какъ если бы, набравъ большое количество пѣвцовъ, или еще лучше, несколько хоровъ, приказать каждому участнику, вместо общей стройной мелодiи, тянуть свою арiю; тогда всякiй изъ соперничества и желанiя выделить свою партiю, стремился бы во что бы то ни стало перекричать своего сосѣда. Клянусь Зевсомъ, ты и представить себѣ не можешь, что это было бы за пѣснопѣние!

¹) Знаменитое описанiе щита Ахилла, см. Илiада, 18, 491 и сл.

²) Насмѣшка надъ стариннымъ спартанскимъ обрядомъ, въ силу котораго юноши подвергались бичеванiю передъ статуей Артемиды.

³) Любовь къ сутяжничеству аѳинянъ высмеивается Аристофаномъ, Менандромъ и другими писателями.

Д р у г ъ. Совершенно вѣрно, Мениппъ, смѣшное и безтолковое.

М е н и п п ъ. Такъ вотъ, дорогой мой, всѣ жители земли и являются подобными пѣвцами; на этой дисгармонiи строится жизнь людей — они не только поютъ нестройно, но они различны даже по своимъ одеждамъ, да и идут-то они всѣ вразбродъ; ихъ мысли противорѣчивы и все это до тѣхъ поръ, пока руководитель хора не сгонитъ кого-нибудь изъ нихъ со сцены, сказавъ ему, что онъ здѣсь болѣе не нуженъ ¹). Съ этого времени они теряютъ свои прежнiя различiя и, умолкая, перестаютъ тянуть свою безтолковую и нестройную пѣсню. И все, что происходить на этой пестрой и разнохарактерной сценѣ, дѣйствительно достойно смѣха. Но больше прежняго я смеялся надъ тѣми, которые спорятъ о границахъ своихъ владѣнiй и гордятся тѣмъ, что обрабатываютъ равнину Сикiона, владѣютъ землею у Мараѳона, въ сосѣдствѣ съ Эноей, и обладаютъ тысячью десятинъ въ Ахарнахъ ²). Въ самомъ дѣлѣ, вся Эллада представлялась мнѣ сверху величиною пальца въ четыре, а Аттика, соотвѣтственно съ этимъ, выглядѣла, по-моему, прямо точкой. И я задумался надъ тѣмъ, на какомъ пустякѣ строятъ наши богачи свои гордыя замашки: дѣйствительно, самый крупный землевладѣлецъ, казалось мнѣ, обрабатываетъ всего лишь эпикуровскiй атомъ³). Бросилъ я взглядъ и на Пелопоннесъ, и, замѣтивъ Кинурiю ⁴), вспомнилъ какъ много аргивянъ и лакедемонянъ пало въ однодневной битвѣ за обладанiе клочкомъ земли, размѣромъ не болѣе зерна египетской чечевицы. И, если я видѣлъ человѣка, гордаго своимъ золотомъ, своими восемью кольцами и четырьмя чашами, я не могъ удержаться отъ смѣха, такъ какъ весь Пангей ⁵) со всѣми своими рудниками былъ не больше просяного зерна.

¹) Продолжается сравненiе съ театральнымъ хоромъ, участники котораго носили одинаковыя одежды и при пѣнiи своихъ партiй двигались въ одномъ направленiи.

²) Крупное селенiе, расположенное въ плодородной части аѳинской равнины недалеко отъ Аѳинъ.

³) Физическое ученiе Эпикура является послѣдовательнымъ атомизмомъ.

⁴) Область на границѣ Лаконiи. Битва 546 г. до Р. X. передала ее въ руки спартанцевъ.

⁵) Гора въ Македонiи, богатая золотою рудою

Д р у г ъ. Какой ты счастливецъ, Мениппъ! Что за поразительное зрѣлище! Но скажи, бога ради, какими казались тебѣ сверху города и люди?

М е н и п п ъ. Я думаю, тебѣ не разъ приходилось видѣть муравьевъ: одни толпятся кучами, другiе выходятъ изъ муравейника, или возвращаются въ него; тотъ тащитъ въ домъ кусочекъ навоза, этотъ торопливо несетъ подобранную гдѣ-то кожуру боба или половину пшеничнаго зерна. Есть у нихъ, повидимому, въ соотвѣтствiи съ ихъ муравьиной жизнью и строители и народные вожди; есть пританы, музыканты и философы. Такъ вотъ, города, населенные людьми, показались мнѣ изумительно похожими на муравейники. Если же тебѣ это сравненiе людскихъ общежитiй съ муравьинымъ царствомъ кажется унизительнымъ, то вспомни о старыхъ преданiяхъ ѳессалiйцевъ и ты увидишь, что мирмидоняне ¹), этотъ воинственный народъ, превратился въ людей изъ муравьевъ.

Между тѣмъ, насмотрѣвшись достаточно на все это и отъ всего сердца насмеявшись, я ударилъ крыльями и полетѣлъ

... въ чертоги Зевса Эгидодержавнаго, къ сонмищу прочихъ безсмертныхъ2).

1) Овидiй, Метаморфозы, 7, 638 сл. (пер, Фета),

2) Илiада, 1, 222

Однако, не успѣлъ я еще взлѣтать на высоту одного стадiя, какъ Селена сказала мнѣ женскимъ голосомъ:

„Счастливаго пути, Мениппъ! Исполни для меня небольшое порученiе, когда будешь у Зевса“. „Охотно, отвѣтилъ я, это не доставить мне никакого труда, если только не придется чего-либо отнести ему“. „Порученiе мое не тяжелое, Мениппъ, — возразила Селена — это лишь просьба Зевсу съ моей стороны. Видишь ли, я возмущена нескончаемой и вздорной болтовней философовъ, у которыхъ нѣтъ иной заботы, какъ вмѣшиваться въ мои дѣла, разсуждать о томъ, что я такое, каковы мои размѣры, почему иногда я бываю разсѣчена надвое, а иногда имѣю видъ серпа. Одни философы считаютъ, что я обитаема, другiе — что я ничто иное, какъ зеркало, подвѣшенное надъ моремъ, словомъ, каждый говоритъ обо мнѣ, что взбредетъ ему въ голову. Наконецъ, иные разсказываютъ, что самый свѣтъ мой краденый и незаконный, такъ какъ онъ приходить ко мнѣ сверху, отъ солнца. Этимъ они безпрестанно ссорятъ меня съ Солнцемъ, моимъ братомъ, и возстановляютъ насъ другъ противъ друга. Мало имъ развѣ тѣхъ небылицъ, которыя они разсказываютъ о солнцѣ, что оно-де и камень и раскаленный шаръ... А между тѣмъ, развѣ я не знаю, какiя позорныя и низкiя дѣла совершаются по ночамъ этими философами, которые днемъ выглядятъ такими угрюмыми и доблестными, что своей благородной внѣшностью привлекаютъ вниманiе толпы? Я отлично вижу всѣ ихъ продѣлки и все же молчу, такъ какъ считаю некрасивымъ проливать свѣтъ на ихъ ночное времяпрепровожденiе и выводить на показъ ихъ жизнь. Напротивъ, видя, какъ они развратничаютъ, воруютъ, совершаютъ подъ прикрытiемъ ночного мрака всяческiя преступленiя, я тотчасъ привлекаю облако и скрываюсь за нимъ, чтобы не выставлять на общiй позоръ стариковъ, выделяющихся среди другихъ своей добродѣтелью и своими длинными бородами. Они же, безъ всякаго стѣсненiя, продолжаютъ терзать меня своими рѣчами и всячески оскорбляютъ меня, такъ что, клянусь Ночью, я не разъ хотѣла поселиться какъ можно дальше отсюда, чтобы избѣжать ихъ злого языка - сплетника.

Такъ вотъ, не забудь передать обо всемъ этомъ Зевсу и прибавь еще, что я не согласна оставаться дольше въ здѣшнихъ мѣстахъ, если онъ не разотретъ въ песокъ философовъ и не заткнетъ рта этимъ болтунамъ; пусть Зевсъ разрушитъ Стою, поразитъ громомъ Академiю и прекратитъ безконечные разговоры перипатетиковъ. Только тогда я прiобрѣту покой и освобожусь отъ ихъ ежедневныхъ измѣренiй“. „Все будетъ исполнено“, отвѣтилъ я, и съ этими словами отправился прямо вверхъ къ небу, по дорогѣ,

Гдѣ не замѣтишь работъ, ни людей, ни воловъ землепашцевъ¹).

¹) Одиссея, 1, 170

Скоро луна, заслонявшая отъ меня землю, стала казаться мнѣ маленькой. Оставивъ вправо солнце и продолжая свой полетъ среди звѣздъ, я на третiй день приблизился, наконецъ, къ небу. Я надѣялся, что мнѣ удастся сразу же проникнуть туда: мое превращенiе въ орла, хотя и не полное, думалъ я, легко позволить мнѣ пройти неузнаннымъ, такъ какъ орелъ издавна близокъ Зевсу. Все же я опасался, что меня сейчасъ же выдастъ мое лѣвое крыло, крыло коршуна, а потому я счелъ за лучшее, не подвергая себя лишней опасности, подойти къ дверямъ и постучаться.

Гермесъ услышалъ стукъ, спросилъ мое имя и торопливо пошелъ докладывать обо мнѣ Зевсу ¹). Немного спустя меня пригласили войти. Перепуганный и дрожащiй я вошелъ и засталъ всѣхъ боговъ: они возсѣдали въ креслахъ и слѣдили за мною не безъ нѣкотораго безпокойства. Ихъ нѣсколько смутило мое неожиданное прибытiе, вызвавшее опасенiе, какъ бы такимъ же образомъ не прилетѣли къ нимъ всѣ люди, И вотъ Зевсъ, грозно бросая на меня пронзительные и титаническiе взгляды, спросилъ:

Кто ты таковъ, человѣкъ, кто отецъ твой, откуда ты родомъ¹)?

площади, улицы — все полно было имени Зевса.

¹) Одиссея, 10, 98.

²) Сыновья Ифимидеи и Алоя, гиганты, собиравшiеся взгромоздить Оссу на Олимпъ, чтобы достичь неба съ его богами. Они были поражены стрѣлами Аполлона

³) Аѳинскiй праздникъ въ честь Зевса Милихiя. Его перестали справлять со времени дiадоховъ. Возстановлено празднованiе Адрiаномъ (117-138 г. по Р. X.).

4) Знаменитый храмъ Зевса въ Аѳинахъ около Акрополя, начатый при Писистратѣ (ок. 515 г.) и законченный императоромъ Адрiаномъ въ 129 г. по Р. X.

⁵) Неизвѣстно, какой случай имѣется въ виду. Храмъ послѣ разгрома этолянами въ 219 г. до Р. X. находился въ упадкѣ.

Тогда и Додона и Писа ¹) блистали и пользовались всеобщимъ почетомъ, а жертвенный чадъ застилалъ мнѣ глаза. Но съ тѣхъ поръ, какъ Аполлонъ основалъ въ Дельфахъ прорицалище, Асклепiй — въ Пергамѣ лѣчебницу, во Ѳракiи появился храмъ Бендиды ²), въ Египтѣ — Анубиса, въ Эфесѣ — Артемиды, съ этого времени всѣ бѣгутъ къ новымъ богамъ, справляютъ въ ихъ честь празднества, приносятъ имъ гекатомбы... Что же касается меня, состарившагося бога, то они думаютъ, что достаточно почитаютъ меня, если каждыя пять лѣтъ приносятъ мнѣ жертвы въ Олимпiи ³). И мои алтари стали холоднѣе законовъ Платона ⁴) или силлогизмовъ Хрисиппа“ ⁵). Бесѣдуя такимъ образомъ, мы подошли къ тому мѣсту, гдѣ Зевсу следовало сѣсть, чтобы выслушивать молитвы. Здѣсь находился цѣлый рядъ покрытыхъ крышками отверстiй, весьма напоминающихъ колодцы; возлѣ каждаго изъ нихъ стоялъ золотой тронъ. Сѣвши на тронъ возлѣ перваго отверстiя и снявши съ него крышку, Зевсъ сталъ прислушиваться къ молитвамъ, которыя доносились къ нему со всѣхъ мѣстъ земли и отличались большимъ разнообразiемъ. Я самъ могъ слышать ихъ, такъ какъ вмѣстѣ съ Зевсомъ наклонился надъ отверстiемъ. И вотъ, напримѣръ, каковы были эти молитвы: „О, Зевсъ, дай мнѣ достигнуть царской власти“, „О, Зевсъ, пусть произрастутъ лукъ и чеснокъ“, „О, боги, да умретъ мой отецъ какъ можно скорѣе!“ А другой говорилъ: „О, если бы я могъ получить наслѣдство послѣ жены!“ „О, если бы мнѣ удалось скрыть козни противъ брата!“, „Дайте, боги, мнѣ побѣдить на судѣ", „Пусть я буду увѣнчанъ на Олимпiйскихъ состязанiяхъ“. Возносили свои молитвы мореплаватели; одни молили о сѣверномъ вѣтрѣ, другiе - объ южномъ; земледѣлецъ просилъ о ниспосланiи дождя, валяльщикъ - о солнечномъ свѣтѣ.

¹) Городъ въ Элидѣ, въ округѣ котораго находилась Олимпiя, центръ все-эллинскаго культа Зевса.

²) Ѳракiйская богиня луны. Ея культъ еще въ V в. до Р. Х. проникъ въ Аттику, гдѣ она была отождествлена съ Артемидою и Гекатою.

³) Во время знаменитыхъ „Олимпiйскихъ игръ“, по которымъ велось общегреческое лѣтосчисленiе.

⁴) „Законы“ Платона, последнее сочиненiе философа, въ которомъ нѣтъ уже теплоты чувства и силы, оживляющей его болѣе раннiя сочиненiя.

⁵) Главный представитель стоицизма въ III в. до Р. X.

Зевсъ все это выслушивалъ; тщательно взвѣшивая каждую молитву, онъ исполнялъ ихъ далеко не всѣ, а

то благосклонно взиралъ на мольбу, то качалъ головою¹).

Справедливымъ молитвамъ онъ позволялъ подниматься вверхъ черезъ отверстiе и помѣщалъ ихъ по правую сторону себя, а мольбы несправедливыя отгонялъ назадъ неисполненными, сдувая ихъ внизъ, чтобы онѣ не могли приблизиться къ небу. Между прочимъ, относительно одной молитвы, я замѣтилъ въ немъ нерѣшительность: дѣло въ томъ, что два человѣка молили его какъ разъ о противоположномъ, обѣщая принести одинаковыя жертвы. И вотъ Зевсъ, не зная, чьей просьбѣ отдать предпочтенiе, испытывалъ чисто-академическую нерѣшительность; не будучи въ состоянiи принять какое-либо рѣшенiе, онъ предпочелъ подобно Пиррону, "удержать суждение“. Достаточно позанявшись молитвами, Зевсъ пересѣлъ на сосѣднiй тронъ, снялъ крышку съ другого колодца и сталъ слушать произносившихъ клятвы. Покончивъ съ этимъ дѣломъ и поразивъ громомъ эпикурейца Гермодора, Зевсъ перешелъ къ следующему трону, гдѣ занялся предсказаниями, оракулами и знаменiями. Затѣмъ онъ направился къ колодцу съ жертвоприношенiями, черезъ который поднимался дымъ отъ жертвъ и возвѣщалъ Зевсу имена всѣхъ совершавшихъ жертвоприношенiя. Исполнивъ все это, Зевсъ далъ указанiя вѣтрамъ и погодамъ, разъяснивъ, что надлежало имъ делать. „Сегодня пусть будетъ дождь въ Скиѳiи; въ Либiи пусть гремитъ громъ; въ Элладѣ идетъ снѣгъ. Ты, Боррей, дуй въ Лидiи, а ты, Нотъ, оставайся спокоенъ; Зефиръ же долженъ поднять бурю на Адрiатическомъ морѣ; и пусть около тысячи мѣръ града выпадетъ въ Каппадокiи“.

1) Илiада, 16, 260.

Приведя въ порядокъ всѣ свои дѣла, Зевсъ направился со мною на пиръ, такъ какъ уже наступило время обѣда. Меня встрѣтилъ Гермесъ и устроилъ на ложѣ возлѣ Пана, Корибантовъ, Аттиса и Сабазiя, боговъ, не пользующихся полными правами гражданства на небе, да и вообще довольно сомнительныхъ. Деметра раздала намъ хлѣбъ, Дiонисъ — вино, Гераклъ — мясо, Афродита — миртовыя ягоды, а Посидонъ — какую-то рыбешку ¹). Потихоньку я отвѣдалъ также и амброзiи и нектара. Милѣйшiй Ганимедъ, замѣчая, что Зевсъ не смотритъ въ мою сторону, всякiй разъ, изъ человѣколюбiя, наполнялъ для меня нектаромъ одну-другую чарочку. Боги, согласно словамъ Гомера и моимъ личнымъ наблюденiямъ, ни хлѣба не ѣдятъ ²), ни вина темнаго не пьютъ, но лишь угощаются амброзiей и напиваются нектаромъ. Все же наибольшую радость имъ доставляетъ чадъ, поднимающiйся отъ жертвъ, чадъ, смѣшанный съ запахомъ сжигаемаго мяса, и жертвенная кровь, которую совершающiе жертвоприношенiе возливаютъ на алтари. Во время обѣда Аполлонъ игралъ на киѳарѣ, Силенъ плясалъ кордакъ ³), а Музы, стоя поодаль, пропѣли намъ кое-что изъ Ѳеогонiи Гесiода и первую оду изъ гимновъ Пиндара.

¹) Каждый богъ приносить то, что такъ или иначе связано съ нимъ миѳами. Деметра — богиня растущаго хлѣба; Дiонисъ — богъ виноградной лозы. Гераклъ въ комедiи постоянно выводится какъ страшный обжора. Миртъ — священное дерево Афродиты. Посидонъ, какъ властитель моря, предлагаетъ на общую трапезу рыбу.

²) Илiада, 5, 342.

³) Весьма свободный танецъ, усвоенный аттической комедiей.

Насытившись, мы встали из-за стола, чтобы отдохнуть, такъ какъ всѣ уже изрядно подвыпили.

Прочiе боги, равно какъ и мужи, бойцы съ колесницы, Спали всю ночь; лишь меня не обрадовалъ сонъ безмятежный1).

Долго еще меня мучили разныя мысли: смущало меня и то, почему у Аполлона за такое долгое время не отросла борода, и отчего на небѣ бываетъ ночь, хотя вѣдь тамъ постоянно пребываетъ солнце: и сейчасъ Гелiй присутствовалъ за обѣдомъ...

Однако, въ концѣ-концовъ, мнѣ удалось немного вздремнуть.

Проснувшись на слѣдующее утро, Зевсъ повелѣлъ созвать собранiе. Когда сошлись всѣ боги, Зевсъ такъ началъ свою рѣчь: „ Вчерашнее прибытiе гостя-чужестранца послужило поводомъ настоящаго собранiя. Я уже давно собирался обсудить съ вами повѣденiе нѣкоторыхъ философовъ, а жалобы Селены заставили меня не откладывать далѣе разсмотрѣнiе этого вопроса. Дѣло заключается въ слѣдующемъ. Появился на землѣ особый видъ людей, который сравнительно недавно прiобрѣлъ большое влiянiе на человѣческое общество, людей праздныхъ, сварливыхъ, тщеславныхъ, вспыльчивыхъ, лакомыхъ, глуповатыхъ, надутыхъ спесью, полныхъ наглости, словомъ людей, представляющихъ, по выраженiю Гомера,

... земли безполезное бремя²).       

¹) Пародiя на начало 2-й пѣсни Илiады.

²) Илiада, 18, 104.

Эти господа распредѣлились на общества, придумали самые разнообразные лабиринты разсужденiй и называютъ себя стоиками, академиками, эпикурейцами, перипатетиками и другими, еще более забавными именами. Прикрываясь славнымъ именемъ добродетели, приподнимая брови, длиннобородые, они гуляютъ по свѣту, скрывая свой гнусный образъ жизни подъ прикрашенною внѣшностью. Въ этомъ они какъ нельзя более напоминаютъ актеровъ въ трагедiяхъ: снимите съ нихъ маску и шитыя золотомъ одѣянiя — и передъ вами останется жалкiй человѣкъ, который за семь драхмъ готовъ играть на сценѣ. Несмотря на то, что они таковы, философы эти презираютъ всѣхъ людей, о богахъ толкуютъ самымъ неприличнымъ образомъ и, окружая себя молодежью, легко поддающейся обману, съ трагическимъ паѳосомъ разсказываютъ общеизвѣстныя истины о добродетели и учатъ искусству безнадежно запутывать разcужденiя. При своихъ ученикахъ они расхваливаютъ постоянство, твердость, умѣренность, поносятъ богатство и наслажденiе. Но вотъ они остались наединѣ сами съ собою... трудно описать, чего только они несъѣдаютъ, какому разврату не предаются, съ какимъ наслажденiемъ обсасываютъ грязь съ оболовъ¹)!

Но возмутительнѣе всего то, что, совершенно не заботясь о пользѣ государства или частныхъ лицъ, оказываясь безусловно лишними и безполезными,

Какъ на войнѣ среди воиновъ, такъ и въ собраньи народномъ ²),

¹) Мелкая аѳинская монета, равная приблизительно 4 копейкамъ.

²) Илiада, 2, 246.

Вотъ почему не слѣдуетъ медлить съ разсмотрѣнiемъ ихъ поведенiя, ибо, разъ только философамъ удастся убѣдить человечество въ своей правотѣ, всѣ вы будете принуждены жестоко голодать. Кто же въ самомъ дѣлѣ станетъ приносить намъ жертвы, если рѣшитъ, что онѣ не достигаютъ цѣли? Что касается жалобъ, представленныхъ противъ философовъ Селеною, то вы всѣ слышали ихъ отъ нашего гостя. Обо всемъ этомъ предлагаю вамъ, боги, подумать и принять рѣшенiе наиболѣе полезное для людей и наиболѣе безопасное для насъ“.

Не успѣлъ Зевсъ кончить, какъ въ собранiи поднялся страшный шумъ и отовсюду стали раздаваться возгласы: „Порази ихъ громомъ, сожги, уничтожь! Въ пропасть ихъ! Низвергни ихъ въ тартаръ, какъ гигантовъ!" Возстановивъ тишину, Зевсъ сказалъ: „Будетъ поступлено съ ними согласно вашему желанiю: всѣ философы вмѣстѣ со своей дiалектикою будутъ истреблены. Однако привести въ исполненiе кару сегодня же невозможно; какъ вы всѣ знаете, ближайшiе четыре мѣсяца священны, и мною уже объявленъ божiй миръ. Въ будущемъ же году въ началѣ весны они жестоко погибнуть отъ страшнаго перуна“.

Молвилъ и сдвинулъ Кронидъ въ знакъ согласiя темныя брови ¹)...

„Въ отношенiи же Мениппа — добавилъ Зевсъ — я рѣшилъ сдѣлать слѣдующее: необходимо отнять у него крылья, чтобы впредь онъ къ намъ больше не являлся, и пусть Гермесъ сегодня же спуститъ его на землю“.

Сказавъ это, Зевсъ распустилъ собранiе, а Килленiй ²), ухвативъ меня за правое ухо, доставилъ вчера вечеромъ въ Керамикъ ³).

Теперь, дорогой мой, ты услышалъ решительно все, что я видѣлъ и узналъ на небе. Прощай! Я тороплюсь въ Стою, чтобы сообщить прогуливающимся тамъ философамъ всѣ эти радостныя извѣстiя.

¹) Илiада, 1, 528.

2) Эпитетъ Гермеса, который, по преданiю, родился на горѣ Килленѣ въ Аркадiи.

3) Предмѣстье Аѳинъ.