В |
Следопыты напились кофе и молча потянулись к выходу, привычными движениями натягивая на лицо кислородные маски. Феликс с Жилиным взяли ящик с гранатами и тоже пошли к выходу.
— Юра, ты готов? — спросил Жилин.
— Сейчас, сейчас, — ответил Юра.
Матти помог ему облачиться в куртку и сам подключил электрообогреватели к аккумуляторам.
— А теперь беги на улицу, — сказал он. — А то вспотеешь.
Юра сунул руки в рукавицы и побежал за Жилиным.
На дворе было совсем темно. Юра пересек наблюдательную площадку и спустился к танку. Здесь в темноте негромко переговаривались, слышалось позвякивание металла о металл. Юра налетел на кого-то. Из темноты посоветовали надеть очки. Юра посоветовал не торчать на дороге.
— Вот чудак, — сказали из темноты. — Надень тепловые очки.
Юра вспомнил про инфракрасные очки и надвинул их на глаза. Намного лучше от этого не стало, но теперь Юра смутно различал силуэты людей и широкую корму танка, нагретую атомным реактором. На танк грузили ящики с боеприпасами. Сначала Юра встал на подачу, но потом рассудил, что места в танке может не хватить и тогда его наверняка оставят в обсерватории. Он тихонько отошел к танку и вскарабкался на корму. Там двое в надвинутых на самый нос капюшонах принимали ящики.
— Кого это несет? — добродушно спросил один.
— Это я, — отозвался Юра.
— А, столичная штучка? — сказал другой. — Ступай в кузов, задвигай ящики под сиденья.
«Столичной штучкой» Юру назвали местные сварщики, которым он накануне помогал оборудовать танки турелями для ракетных ружей и демонстрировал новейшие методы сварки в разреженных атмосферах.
В кузове были все те же восемьдесят три градуса ниже нуля, поэтому тепловые очки не помогали. Юра с энтузиазмом таскал ящики по гремящему дну кузова и на ощупь запихивал их под сиденья, натыкаясь на какие-то острые твердые углы, торчащие отовсюду. Потом таскать стало нечего. Через высокие борта полезли молчаливые Следопыты и стали рассаживаться, гремя карабинами. Юре несколько раз чувствительно наступали на ноги, и кто-то надвинул ему капюшон на глаза. В передней части кузова послышался отвратительный скрип — по-видимому, Феликс пробовал турель. Потом кто-то сказал:
— Едут.
Юра осторожно высунул из-за борта голову. Он увидел серую стену обсерватории и блики прожекторов, скользящие по наблюдательной площадке. Это подходили остальные три танка центральной группы. Голос Феликса негромко сказал:
— Малинин!
— Я, — откликнулся Следопыт, сидевший рядом с Юрой.
— Петровский!
— Здесь.
— Хомерики!
Закончив перекличку (фамилии Юры и Жилина названы почему-то не были), Феликс сказал:
— Поехали.
Песчаный танк «Мимикродон» заворчал двигателем, лязгнул и, грузно кренясь, с ходу полез куда-то в гору. Юра посмотрел вверх. Звезд видно не было — их заволокло пылью. Смотреть стало абсолютно не на что. Танк немилосердно трясло. Юра поминутно слетал с жесткого сиденья, натыкаясь все на те же острые твердые углы. В конце концов Следопыт, сидевший рядом, спросил:
— Ну, что ты все время прыгаешь?
— Откуда я знаю? — сердито сказал Юра.
Он ухватился за какой-то стержень, торчавший из борта, и ему стало легче. Время от времени в клубах пыли, нависших над танком, вспыхивал свет прожекторов, и тогда на светлом фоне Юра видел черное кольцо турели и длинный ствол ракетного ружья, задранный к небу. Следопыты переговаривались.
— Я вчера ходил на эти развалины.
— Ну и как?
— Разочаровался, честно говоря.
— Да, архитектура только на первый взгляд кажется странной, а потом начинаешь чувствовать, что ты это где-то уже видел.
— Купола, параллелепипеды...
— Вот именно. Совершенно как Теплый Сырт.
— Потому никому и в голову не приходило, что это не наше.
— Еще бы... После чудес Фобоса и Деймоса...
— А мне вот как раз это сходство и странно.
— Материал анализировали?
Юре было неудобно, жестко и как-то одиноко. Никто не обращал на него внимания. Люди казались чужими, равнодушными. Лицо обжигал свирепый холод. В днище под ногами со страшной силой били фонтаны песка из-под гусениц. Где-то рядом находился Жилин, но его не было ни слышно, ни видно. Юра даже почувствовал какую-то обиду на него. Хотелось, чтобы скорее взошло солнце, чтобы стало светло и тепло. И чтобы перестало так трясти.
Быков отпустил Юру на Марс с большой неохотой и под личную ответственность Жилина. Сам он с Михаилом Антоновичем остался на корабле и крутился сейчас вместе с Фобосом на расстоянии девяти тысяч километров от Марса. Где был сейчас Юрковский, Юра не знал. Наверное, он тоже участвовал в облаве.
Хоть бы карабин дали, уныло думал Юра. Я же им все-таки турели варил.
Все вокруг были с карабинами и, наверное, поэтому чувствовали себя так свободно и спокойно.
Все-таки человек по своей природе неблагодарен и равнодушен, с горечью подумал Юра. И чем старше, тем больше. Вот если бы здесь были наши ребята, все было бы наоборот. У меня был бы карабин, я знал бы, куда мы едем и зачем. И я знал бы, что делать.
Танк вдруг остановился. От света прожекторов, метавшегося по тучам пыли, стало совсем светло. В кузове все замолчали, и Юра услышал незнакомый голос:
— Рыбкин, выходите на западный склон. Кузьмин — на восточный. Джефферсон, останьтесь на южном.
Танк снова двинулся. Свет прожектора упал в кузов, и Юра увидел Феликса, стоявшего у турели с радиофоном в руке.
— Становись своим бортом к западу, — сказал Рыбкин водителю.
Танк сильно накренился, и Юра расставил локти, чтобы не сползти на дно.
— Так, хорошо, — сказал Феликс. — Подай еще немного вперед. Там ровнее.
Танк снова остановился. Рыбкин сказал в радиофон:
— Рыбкин на месте, товарищ Ливанов.
— Хорошо, — сказал Ливанов.
Все Следопыты стояли, заглядывая через борта. Юра тоже посмотрел. Ничего не было видно, кроме плотных туч пыли, медленно оседающей в лучах прожекторов.
— Кузьмин на месте. Только тут рядом какая-то башня.
— Спуститесь ниже.
— Слушаюсь.
— Внимание! — сказал Ливанов. На этот раз он говорил в мегафон, и его голос громом покатился над пустыней. — Облава начнется через несколько минут. До восхода солнца остался час. Загонщики будут здесь через полчаса. Через полчаса включить ревуны. Можно стрелять. Всё.
Следопыты зашевелились. Снова послышался отвратительный скрежет турели. Борта танка ощетинились карабинами. Пыль оседала, и силуэты людей постепенно таяли, сливаясь с ночной темнотой. Снова стали видны звезды.
— Юра! — негромко позвал Жилин.
— Что? — сердито сказал Юра.
— Ты где?
— Здесь.
— Иди-ка сюда, — строго сказал Жилин.
— Куда? — спросил Юра и полез на голос.
— Сюда, к турели.
В кузове оказалось огромное количество ящиков. И откуда они здесь взялись? — подумал Юра. Мощная рука Жилина ухватила его за плечо и подтащила под турель.
— Сиди здесь, — строго сказал Жилин. — Будешь помогать Феликсу.
— А как? — спросил Юра. Он был еще обижен, но уже отходил.
Феликс Рыбкин тихо сказал:
— Вот здесь ящики с гранатами, — он посветил фонариком. Вынимайте гранаты по одной, снимайте колпачок с хвостовой части и подавайте мне.
Следопыты переговаривались:
— Ничего не вижу.
— Очень холодно сегодня, все остыло.
— Да, осень скоро. Погоды стоят холодные...
— Вот я, например, вижу на фоне звезд какой-то купол наверху и целюсь в него.
— Зачем?
— Это единственное, что я вижу.
— А спать можно?
Феликс над головой Юры тихо сказал:
— Ребята, за восточной стороной слежу я. Не стреляйте пока, я хочу опробовать ружье.
Юра сейчас же взял гранату и снял колпачок. На несколько минут наступила мертвая тишина.
— А славная девушка Наташа, правда? — сказал кто-то шепотом.
Феликс сделал движение. Турель скрипнула.
— Зря она так коротко стрижется, — отозвались с западного борта.
— Много ты понимаешь...
— Она на мою жену похожа. Только волосы короче и светлее.
— И чего это Сережка зевает! Такой лихой парень, не похоже на него.
— Какой Сережка?
— Сережка Белый, астроном.
— Женат, наверное.
— Нет.
— Они ее все очень любят. Просто по-товарищески. Она ведь на редкость славный человек. И умница. Я ее еще по Земле немножко знаю.
— То-то ты ее за бульоном гонял.
— А что такого?
— Да нехорошо просто. Она всю ночь работала, потом завтрак нам готовила. А тебе вдруг приспичило бульона...
— Тс-с-с!
В мгновенно наступившей тишине Феликс тихо сказал:
— Юра, хотите посмотреть на пиявку? Смотрите!
Юра немедленно высунулся. Сначала он увидел только черные изломанные силуэты развалин. Потом что-то бесшумно задвигалось там. Длинная гибкая тень поднялась над башнями и медленно закачалась, закрывая и открывая яркие звезды. Снова скрипнула турель, и тень застыла. Юра затаил дыхание. Сейчас, подумал он. Сейчас. Тень изогнулась, словно складываясь, и в ту же секунду ракетное ружье выпалило.
Раздался длинный шипящий звук, брызнули искры, огненная дорожка протянулась к вершине холма, что-то гулко лопнуло, ослепительно вспыхнуло, и снова наступила тишина. С вершины холма посыпались камешки.
— Кто стрелял? — проревел мегафон.
— Рыбкин, — сказал Феликс.
— Попал?
— Да.
— Ну, в добрый час, — проревел мегафон.
— Гранату, — тихо сказал Феликс. Юра поспешно сунул ему в руку гранату.
— Это здорово, — с завистью сказал кто-то из Следопытов. — Прямо напополам.
— Да, это не карабин.
— Феликс, а почему нам всем таких не дали?
Феликс ответил:
— Юрковский привез всего двадцать пять штук.
— Жаль. Доброе оружие.
С восточного борта вдруг начали палить. Юра азартно вертел головой, но ничего не видел. Зашипела и лопнула над развалинами ракета, пущенная с какого-то другого танка. Феликс выстрелил еще раз.
— Гранату, — сказал он громко.
Пальба с небольшими перерывами продолжалась минут двадцать. Юра ничего не видел. Он подавал гранату за гранатой и вспотел. Стреляли с обоих бортов. Феликс со страшным скрежетом поворачивал ружье на турели. Затем включили ревуны. Тоскливый грубый вой понесся над пустыней. У Юры заныли зубы и зачесались пятки. Стрелять перестали, но разговаривать было совершенно невозможно.
Быстро светало. Юра теперь видел Следопытов. Почти все они сидели, прижавшись спиной к бортам, нахохлившись, плотно надвинув капюшоны. На дне стояли раскрытые пластмассовые ящики с торчащими из них клочьями цветного целлофана, в изобилии валялись расстрелянные гильзы, пустые обоймы. Перед Юрой на ящике сидел Жилин, держа карабин между колен. На открытых щеках его слабо серебрилась изморозь. Юра встал и посмотрел на Старую Базу. Серые изъеденные стены, колючий кустарник, камни. Юра был разочарован. Он ожидал увидеть дымящиеся груды трупов. Только присмотревшись, он заметил желтоватое щетинистое тело, застрявшее в расщелине среди колючек, да на одном из куполов что-то мокро и противно блестело.
Юра повернулся и посмотрел в пустыню. Пустыня была серая под темно-фиолетовым небом, покрытая серой рябью барханов, мертвая и скучная. Но высоко над ровным горизонтом Юра увидел яркую желтую полосу, клочковатую, рваную, протянувшуюся через всю западную часть неба. Полоса быстро ширилась, росла, наливалась светом.
— Загонщики идут! — заорал кто-то еле слышно в реве сирен.
Юра догадался, что желтая яркая полоса над горизонтом это туча пыли, поднятая облавой. Солнце поднималось навстречу загонщикам, на пустыню легли красные пятна света, и вдруг осветилось огромное желтое облако, заволакивающее горизонт.
— Загонщики, загонщики! — завопил Юра.
Весь горизонт — прямо, справа, слева — покрылся черными точками. Точки появлялись, и исчезали, и снова появлялись на гребнях далеких барханов. Уже сейчас было видно, что танки и краулеры идут на максимальной скорости и каждый волочит за собой длинный клубящийся шлейф. Вдоль всего горизонта сверкали яркие быстрые вспышки, и непонятно было — то ли это вспышки выстрелов, то ли разрывы гранат, а может быть, просто сверкание солнца на ветровых стеклах.
Юру пнули в бок, и он сел, споткнувшись, на ящики. Феликс Рыбкин лихо разворачивал на турели свой длинный гранатомет. Несколько Следопытов кинулись к левому борту. Загонщики стремительно приближались. Теперь до них было километров пять-семь, не больше. Горизонт заволокло совершенно, и было видно, что перед загонщиками катится по пустыне дымная полоса вспышек. Мегафон проревел, перекрывая вой сирен:
— Весь огонь на пустыню! Весь огонь на пустыню!
С танка начали стрелять. Юра видел, как широченные плечи Жилина вздрагивают от выстрелов, и видел белые вспышки над бортом, и никак не мог понять, куда стреляют и по кому стреляют. Феликс хлопнул его по капюшону. Юра быстро подал гранату и сорвал колпачок со следующей. Тупо и упрямо выли сирены, грохотали выстрелы, и все были очень заняты, и не у кого было спросить, что происходит. Потом Юра увидел, как с одного из приближающихся танков сорвалась длинная красная струя огня, похожая на плевок, и утонула в дымной полосе перед цепью загонщиков. Тогда он понял. Все стреляли по этой дымной полосе: там были пиявки. И полоса приближалась.
Из-за холма, кормой вперед, медленно выкатился танк Кузьмина. Танк еще не остановился, когда кузов его распахнулся и оттуда выдвинулась огромная черная труба. Труба стала задираться к небу, и когда она застыла под углом в сорок пять градусов, Следопыты Кузьмина горохом посыпались через борта и полезли под гусеницы. Из кузова повалил густой черный дым, труба с протяжным хрипом выбросила огромный язык пламени, после чего танк заволокло тучами пыли. На минуту стрельба прекратилась. На гребне бархана, метрах в трехстах, ни к селу ни к городу вспучился лохматый гриб дыма и пыли.
Феликс опять шлепнул Юру по капюшону. Юра подал ему сразу одну за другой две гранаты и оглянулся на танк Кузьмина. В пыли было видно, как Следопыты с натугой выволакивают трубу из кузова. Юре даже показалось, что сквозь рев и треск выстрелов он слышит невнятные проклятья.
Дымная полоса, в которой вспыхивали огоньки разрывов, надвигалась все ближе. И, наконец, Юра увидел. Пиявки были похожи на исполинских серо-желтых головастиков. Гибкие, необычайно подвижные, несмотря на свои размеры и, вероятно, немалый вес, они стремительно выскакивали из тучи пыли, проносились в воздухе несколько десятков метров и снова исчезали в пыли. А за ними, почти по пятам, неслись, подскакивая на барханах, широкие квадратные танки и маленькие краулеры, сверкающие огоньками выстрелов. Юра нагнулся за гранатами, а когда он выпрямился, пиявки были уже совсем близко, огоньки выстрелов исчезли, танки замедлили ход, на крыши кабин выскакивали люди и размахивали руками, и вдруг откуда-то слева, огибая машину Кузьмина, на сумасшедшей скорости вылетел песчаный танк и пошел, пошел, пошел вдоль пыльной стены, через самую гущу пиявок. Кузов его был пуст. Вслед за ним из пыли выскочил второй такой же пустой танк, за ним третий, и больше уже ничего нельзя было разобрать в желтой, непроглядно густой пыли.
— Прекратите огонь! — заревел мегафон.
— Дави! Дави! — отозвался мегафон у загонщиков.
Пыль закрыла все. Наступили сумерки.
— Берегись! — крикнул Феликс и пригнулся.
Длинное темное тело пронеслось над танком. Феликс выпрямился и круто развернул ракетное ружье в сторону Старой Базы. Внезапно сирены замолкли, и сразу стал слышен грохот десятков двигателей, лязг гусениц и крики. Феликс больше не стрелял. Он потихонечку передвигал ружье то вправо, то влево, и пронзительный скрип казался Юре райской музыкой после сирен. Из пыли появилось несколько человек с карабинами. Они подбежали к танку и поспешно вскарабкались через борта.
— Что случилось? — спросил Жилин.
— Краулер перевернулся, — быстро ответил кто-то.
Другой, нервно рассмеявшись, сказал:
— Медленное и методическое движение.
— Каша, — сказал третий. — Не умеем мы воевать.
Грохот моторов надвинулся, мимо медленно и неуверенно проползли два танка. У последнего за гусеницей тащилось что-то бесформенное, облепленное пылью.
Удивленный голос вдруг сказал:
— Ребята, а сирены-то не воют!
Все засмеялись и заговорили.
— Ну и пылища.
— Словно осенняя буря началась.
— Что будем делать, Феликс? Эй, командир!
— Будем ждать, — негромко сказал Феликс. — Пыль скоро сядет.
— Неужели мы от них избавились?
— Эй, загонщики, много вы там настреляли?
— На ужин хватит, — сказал кто-то из загонщиков.
— Они, подлые, все ушли в каверны.
— Здесь только одна прошла. Они сирен боятся.
Пыль медленно оседала. Стал виден неяркий кружок солнца, проглянуло фиолетовое небо. Затем Юра увидел мертвую пиявку — вероятно, ту самую, которая перепрыгнула через кузов. Она валялась на склоне холма, прямая, как палка, длинная, покрытая рыжей жесткой щетиной. От хвоста к голове она расширялась, словно воронка, и Юра разглядывал ее пасть, чувствуя, как по спине ползет холодок. Пасть была совершенно круглая, в полметра диаметром, усаженная большими плоскими треугольными зубами. Смотреть на нее было тошно. Юра огляделся и увидел, что пыль почти осела и вокруг полным-полно танков и краулеров. Люди прыгали через борта и медленно шли вверх по склону к развалинам Старой Базы. Моторы затихли. Над холмом стоял шум голосов, да слабо потрескивал неизвестно как подожженный кустарник.
— Пошли, — сказал Феликс.
Он снял с турели ружье и полез через борт. Юра двинулся было за ним, но Жилин поймал его за рукав.
— Тихо, тихо, — сказал он. — Ты пойдешь со мной, голубчик.
Они вылезли из танка и стали подниматься вслед за Феликсом. Феликс направлялся к большой группе людей, толпившихся метрах в пяти ниже развалин. Люди обступили каверну — глубокую черную пещеру, круто уходившую под развалины. Перед входом, уперев руки в бока, стоял человек с карабином на шее.
— И много туда... э-э... проникло? — спрашивал он.
— Две пиявки наверняка, — отвечали из толпы. — А может быть, и больше.
— Юрковский! — сказал Жилин.
— Как же вы их... э-э... не задержали? — спросил Юрковский укоризненно.
— А они... э-э-э... не захотели задержаться, — объяснили в толпе.
Юрковский сказал пренебрежительно:
— Надо было... э-э... задержать! — он снял карабин. — Пойду посмотрю, — сказал он.
Никто не успел и слова сказать, как он пригнулся и с неожиданной ловкостью нырнул в темноту. Вслед за ним тенью скользнул Феликс. Юра больше не раздумывал. Он сказал: «Позвольте-ка, товарищ», — и отобрал карабин у соседа. Ошарашенный сосед не сопротивлялся.
— Ты куда? — удивился Жилин, оглядываясь с порога пещеры. Юра решительно шагнул к каверне. — Нет-нет, — скороговоркой сказал Жилин, — тебе туда нельзя. — Юра, нагнув голову, пошел на него. — Нельзя, я сказал! — рявкнул Жилин и толкнул его в грудь. Юра с размаху сел, подняв много пыли. В толпе захохотали. Мимо бежали Следопыты, один за другим скрывались в пещере.
Юра вскочил, он был в ярости.
— Пустите! — крикнул он. Он кинулся вперед и налетел на Жилина, как на стену. Жилин сказал просительно:
— Юрик, прости, но тебе туда и правда не надо.
Юра молча рвался.
— Ну, что ты ломишься? Ты же видишь, я тоже остался.
В пещере гулко забухали выстрелы.
— Вот видишь, прекрасно обошлись без нас с тобой.
Юра стиснул зубы и отошел. Он молча сунул карабин опомнившемуся загонщику и понуро остановился в толпе. Ему казалось, что все на него смотрят. Срам-то, срам какой, думал он. Только что уши не надрали. Ну, пусть бы один на один — в конце концов Жилин это Жилин. Но не при всех же... Он вспомнил, как десять лет назад забрался в комнату к старшему брату и раскрасил цветными карандашами чертежи... Он хотел, как лучше. И как старший брат вывел его за ухо на улицу, и какой это был срам!
— Не обижайся, Юрка, — сказал Жилин. — Я нечаянно. Совершенно забыл, что здесь тяжесть меньше.
Юра упрямо молчал.
— Да ты не беспокойся, — ласково сказал Жилин, поправляя его капюшон. — Ничего с ним не случится. Там ведь Феликс возле него, Следопыты... А я тоже сгоряча решил, что пропадет старик, и кинулся, но потом, спасибо тебе, опомнился...
Жилин говорил еще что-то, но Юра больше не слышал ни слова. Уж лучше бы мне надрали уши, в отчаянии думал он. Лучше бы публично побили по лицу. Мальчишка, сопляк, эгоист неприличный! Правильно Иван сделал, что треснул меня. Не так еще меня надо было треснуть. Юра даже зашипел сквозь зубы, так ему было стыдно. Иван вот заботился и обо мне и о Юрковском, и он нисколько не сомневается, что и я тоже заботился о Юрковском и о нем... А я?.. То, что Юрковский прыгнул в пещеру, я воспринял только как разрешение на геройские подвиги. Ни на секунду не подумал о том, что Юрковскому угрожает опасность. Жаждал, дурак, сразиться с пиявками и стяжать славу... Хорошо еще, что Иван не знает.
— Па-аберегись! — завопили сзади.
Юра машинально отошел в сторону. Сквозь толпу к пещере вскарабкался краулер, тащивший за собой прицеп с огромным серебристым баком. От бака тянулся металлический шланг со странным длинным наконечником. Наконечник держал под мышкой человек на переднем сиденье.
— Здесь? — деловито осведомился человек и, не дожидаясь ответа, направил наконечник в сторону пещеры. — Подведи еще поближе, — сказал он водителю. — А ну, ребята, посторонитесь, — сказал он в толпу. — Дальше, дальше, еще дальше. Да отойдите же, вам говорят! — крикнул он Юре.
Он прицелился наконечником шланга в черный провал пещеры, но на пороге пещеры появился один из Следопытов.
— Это еще что? — спросил он.
Человек со шлангом сел.
— Елки-палки, — сказал он. — Что вы там делаете?
— Да это же огнемет, ребята! — догадался кто-то в толпе.
Огнеметчик озадаченно почесал где-то под капюшоном.
— Нельзя же так, — сказал он. — Надо же предупреждать.
Под землей вдруг стали стрелять так ожесточенно, что Юре показалось, что из пещеры полетели клочья.
— Зачем вы это затеяли? — спросил огнеметчик.
— Это Юрковский, — ответили из толпы.
— Какой Юрковский? — спросил огнеметчик. — Сын, что ли?
— Нет, пэр.
Из пещеры один за другим вышли еще трое Следопытов. Один из них, увидев огнемет, сказал:
— Вот хорошо. Сейчас все выйдут, и дадим.
Из пещеры выходили люди. Последними выбрались Феликс и Юрковский. Юрковский говорил запыхавшимся голосом:
— Значит, вот эта вот башня над нами должна быть чем-то вроде... э-э... водокачки. Очень... э-э... возможно! Вы молодец, Феликс. — Он увидел огнемет и остановился. — А-а, огнемет! Ну что ж... э-э... можно. Можете работать. — Он благосклонно покивал огнеметчику.
Огнеметчик оживился, соскочил с сиденья и подошел к порогу пещеры, волоча за собой шланг. Толпа подалась назад. Один Юрковский остался возле огнеметчика, уперев руки в бока.
— Громовержец, а? — сказал Жилин над ухом Юры.
Огнеметчик прицелился. Юрковский вдруг взял его за руку.
— Постойте. А собственно... э-э... зачем это нужно? Живые пиявки давно... э-э... мертвы, а мертвые... э-э... понадобятся биологам. Не так ли?
— Зевес, — сказал Жилин. Юра только повел плечом. Ему было стыдно.
Пеньков залпом допил чашку, отдулся и задумчиво сказал:
— Выпить, что ли, еще чашку кофе?
— Давай я налью, — сказал Матти.
— А я хочу, чтобы Наташа, — сказал Пеньков.
Наташа налила ему кофе. За окном была черная, кристально ясная ночь, какие часто бывают в конце лета, накануне осенних бурь. В углу столовой беспорядочной кучей громоздились меховые куртки, аккумуляторные пояса, унты, карабины. Уютно пощелкивали электрические часы над дверью в мастерскую. Матти сказал:
— Все-таки я не понимаю, уничтожили мы пиявок или нет?
Сережа оторвался от книжки.
— Коммюнике главного штаба, — сказал он. — На поле боя осталось шестнадцать пиявок, один танк и три краулера. По непроверенным данным, еще один танк застрял на солончаках в самом начале облавы, и извлечь его оттуда пока не удалось.
— Это я знаю, — объявил Матти. — Меня интересует, могу я теперь ночью сходить в Теплый Сырт?
— Можешь, — сказал Пеньков, отдуваясь. — Но нужно взять карабин, — добавил он, подумав.
— Понятно, — сказал Матти необычайно язвительно.
— А зачем тебе, собственно, ночью на Теплый Сырт? — спросил Сергей.
Матти посмотрел на него.
— А вот зачем, — сказал он вкрадчиво. — Например, приходит время товарищу Белому Сергею Александровичу выходить на наблюдения. Три часа ночи, а товарища Белого, вы сами понимаете, на обсерватории нет. Тогда я иду в Теплый Сырт на Центральную метеостанцию, поднимаюсь на второй этаж...
— Лаборатория Восемь, — вставил Пеньков.
— Я все понял, — сказал Сергей.
— А почему я ничего не знаю? — спросила Наташа обиженно. — Почему мне никогда ничего не говорят?
— Что-то Рыбкина давно нет, — задумчиво сказал Сергей.
— Да, действительно, — сказал Пеньков глубокомысленно.
— Уж полночь близится, — заявил Матти, — а Рыбкина все нет.
Наташа вздохнула.
— До чего вы мне все надоели, — сказала она.
В тамбуре звякнула дверь шлюза.
— Вот он сейчас придет, он нам посмеется, — сказал Пеньков.
В дверь столовой постучали.
— Войдите, — сказала Наташа и сердито посмотрела на ребят.
Вошел Рыбкин, аккуратный и подтянутый, в чистом комбинезоне, в белоснежной сорочке, безукоризненно выбритый.
— Можно? — спросил он тихо.
— Заходи, Феликс, — сказал Матти и налил кофе в заранее приготовленную чашку.
— Я немного запоздал сегодня, — сказал Феликс. — Было совещание у директора.
Все выжидательно посмотрели на него.
— Больше всего говорили о регенерационном заводе. Юрковский приказал на два месяца прекратить все научные работы. Все научники мобилизуются в мастерские и на строительство.
— Все? — спросил Сергей.
— Все. Даже Следопыты. Завтра будет приказ.
— Полетела моя программа, — уныло сказал Пеньков. — И почему эта наша администрация никак не может наладить работу?
Наташа сказала с сердцем:
— Молчи, Володя! Ведь ты же ничего не знаешь!..
— Да, — сказал Сергей задумчиво. — Я слыхал, что с водой у нас неважно. А что еще было на совещании?
— Юрковский произнес большую речь. Он сказал, что мы заблудились в повседневщине. Что мы слишком любим жить по расписанию, обожаем насиженные места и за тридцать лет успели создать... как это он сказал... «скучные и сложные традиции». Что у нас сгладились извилины, ведающие любознательностью, чем только и можно объяснить анекдот со Старой Базой. В общем говорил примерно то же, что и ты, Сергей, помнишь, на прошлой декаде? О том, что кругом тайны, а мы копаемся... Очень была горячая речь — по-моему, экспромтом. Потом он похвалил нас за облаву, сказал, что приехал нас подталкивать, и очень рад, что мы сами на эту облаву решились... А потом выступил Пучко и потребовал голову Ливанова. Кричал, что покажет ему «медленно и методично»...
— А что такое? — спросил Пеньков.
— Очень сильно покалечили танки. А через два месяца нашу группу переводят на Старую Базу, так что будем соседями...
— А Юрковский уезжает? — спросил Матти.
— Да, сегодня ночью.
— Интересно, — задумчиво сказал Пеньков, — зачем он возит с собой этого сварщика?
— Турели варить, — сказал Матти. — Говорят, он собирается провести еще несколько облав — на астероидах.
— С Юрковским у меня был инцидент, — сказал Сергей. — Еще в институте. Сдавал я ему как-то курс теоретической планетологии, и он меня выгнал очень оригинальным способом. «Дайте, — говорит, — товарищ Белый, вашу зачетку и откройте, пожалуйста, дверь». Я с большим удивлением иду и открываю дверь. Тут он кидает мою зачетку в коридор и говорит: «Идите и возвращайтесь через месяц».
— Ну? — сказал Пеньков.
— Ну, я и пошел.
— А что это он так грубо? — спросил Пеньков с неудовольствием.
— А я молодой был тогда, — сказал Сергей. — Наглый...
— Ты и сейчас хорош, — заметила Наташа.
— Так перебили мы все-таки пиявок или нет? — спросил Матти.
Все посмотрели на Феликса.
— Трудно сказать, — сказал Феликс. — Убито шестнадцать штук, а мы никак не ожидали, что их будет больше десяти. Практически, наверное, перебили.
— А ты пришел с карабином? — спросил Матти.
Феликс кивнул.
— Понятно, — сказал Матти.
— А правда, что Юрковского чуть из огнемета не сожгли? — спросила Наташа.
— И меня вместе с ним, — сказал Феликс. — Мы спустились в каверну, а огнеметчики не знали, что мы там. С этой каверны мы начнем работу через два месяца. Там, по-моему, сохранились остатки водопровода. Водопровод очень странный — не круглые трубы, а овальные.
— Ты еще надеешься найти двуногих прямостоящих? — спросил Сергей.
Феликс помотал головой.
— Нет, здесь мы их не найдем, конечно.
— Где здесь?
— Возле воды.
— Не понимаю, — сказал Пеньков. — Наоборот! Если их нет здесь, здесь, у воды, значит их вообще нет.
— Нет-нет-нет, — сказала Наташа. — Я, кажется, понимаю. У нас на Земле марсиане стали бы искать людей в пустыне. Это же естественно. Подальше от ядовитой зелени, подальше от областей, закрытых тучами. Искали бы где-нибудь в Гоби. Так, Феликс? Я хочу сказать, что я тоже так думаю.
— Значит, мы должны искать марсиан в пустынях? — сказал Пеньков. — Хорошенькое дело! А зачем же им тогда водопроводы?
— Может быть, это не водопроводы, — сказал Феликс, — а водоотводы. Вроде наших дренажных канав.
— Ну, это ты, по-моему, слишком, — сказал Сергей. — Скорее уж они живут в подземных пустотах. Впрочем, я сам не знаю, почему это, собственно, скорее, но все равно — то, что ты говоришь, это слишком уж смело... Ненормально смело.
— А иначе нельзя, — сказал Феликс тихо.
— Мать честная! — сказал Пеньков и вылез из-за стола. — Мне ведь пора!
Он пошел через комнату к груде меховой одежды.
— И мне пора, — сказала Наташа.
— И мне, — сказал Сергей.
Матти принялся убирать со стола. Феликс аккуратно подвернул рукава и стал ему помогать.
— Так зачем у тебя так много часов? — спросил Матти, косясь на Феликсовы запястья.
— Забыл снять, — пробормотал Феликс. — Теперь это, наверное, ни к чему.
Он ловко мыл тарелки.
— А когда они были к чему?
— Я проверял одну гипотезу, — тихо сказал Феликс. — Почему пиявки нападают всегда справа. Был только один случай, когда пиявка напала слева — на Крейцера, который был левша и носил часы на правой руке.
Матти с изумлением воззрился на Феликса.
— Ты думаешь, пиявки боялись тиканья?
— Вот это я и хотел выяснить. На меня лично пиявки не нападали ни разу, а ведь я ходил по очень опасным местам.
— Странный ты человек, Феликс, — сказал Матти и снова принялся за тарелки.
В столовую вошла Наташа и весело спросила:
— Феликс, вы идете? Пошли вместе.
— Иду, — сказал Феликс и направился в переднюю, на ходу опуская засученные рукава.