В первый день нового года три обсерватории оповестили почти одновременно, что в движении планеты Нептун, самой отдаленной из всех обращающихся вокруг Солнца планет, замечена большая неправильность. Оджильви еще в декабре обратил внимание на непонятное замедление движения Нептуна. Подобное сообщение, однако, не могло заинтересовать мир, большая часть населения которого не знала даже о существовании планеты Нептун. Открытие еле заметного отдаленного пятнышка света в области упомянутой планеты также не вызвало особенного волнения ни в ком, если не считать астрономов. Однако люди науки обратили серьезное внимание на это сообщение даже раньше, чем стало известно, что новое тело быстро увеличивается и становится все ярче, что его движение совершенно не похоже на движение планет и что отклонение Нептуна и его спутника от орбиты становится совершенно необычным.

Немногие из людей, лишенных научной подготовки, способны представить себе всю изолированность солнечной системы. Солнце, окруженное пятнышками планет, пылью астероидов и бесплотных комет, плавает в беспредельной пустоте, почти непостижимой для воображения. За орбитой Нептуна, насколько мы можем судить, простирается пустое пространство, лишенное тепла, света и звука, абсолютная пустота, миллион миль, повторенные двадцать миллионов раз, — таково наименьшее расстояние, которое нужно пересечь, чтобы достичь ближайшей звезды.

И, за исключением немногих комет, менее материальных, чем тончайшее пламя, ничто не пересекало бездны этого пространства на протяжении времени, доступного человеческому познанию, пока в самом начале XX века не появилась странная, блуждающая звезда. Огромная масса материи, тяжелая, стремительная, неожиданно ринулась из черной безвестности небесной пустоты в пространство, освещенное Солнцем. На второй день звезда была ясно видна даже в слабый телескоп в виде пятнышка с еле уловимым диаметром в созвездии Льва, вблизи Регула. Скоро ее стало можно наблюдать и в бинокль.

На третий день нового года читатели газет на обоих полушариях были впервые оповещены о действительном значении этого необычного небесного явления. «Столкновение планет» — так озаглавила сообщение одна лондонская газета, публикуя высказанное Дюшеном мнение, что странная новая планета, вероятно, столкнется с Нептуном. Авторы передовиц распространялись на эту же тему.

Таким образом, третьего января в большинстве мировых столиц царило неясное ожидание какого-то неминуемого небесного явления. Когда вслед за заходом солнца на земле наступила ночь, тысячи людей обратили взоры на небо, чтобы увидеть все те же давно знакомые звезды.

В Лондоне наступал рассвет, созвездие Близнецов зашло, и звезды над головой бледнели. Настало обычное зимнее утро; еле просачивался хилый дневной свет; желтый блеск газа и свечей в окнах показывал, что люди уже просыпаются. Но новую звезду увидели все: зевающий полисмен; торопливая толпа на рынках, которая замерла с разинутым ртом; рабочие, спешившие на работу; молочницы и разносчики газет; измотанные, бледные кутилы, возвращающиеся домой; бездомные бродяги и часовые на постах; деревенские пахари, шагающие по полю; браконьеры, тайком пробирающиеся домой. Она была видна по всей сумрачной, пробуждающейся стране и за ее пределами. На море, ожидающим дня морякам, большая белая звезда внезапно появилась в западной части неба!

Она была ярче любой звезды на нашем небосклоне, ярче вечерней звезды в момент наибольшей яркости. Она сверкала, белая и огромная, через час после наступления дня — уже не мерцающая, светящаяся точка, а небольшой круглый сияющий диск. И там, куда еще не дошли научные знания, люди смотрели на нее со страхом и говорили о войне, о болезнях, предвещаемых этим огненным знамением в небе. Грубые буры, невежественные готтентоты, негры Золотого Берега, французы, испанцы, португальцы — все стояли под лучами восходящего солнца, ожидая заката странной новой звезды.

И в сотне обсерваторий чувствовалось сдержанное волнение, которое достигло высшей точки, когда два отдельных тела ринулись навстречу друг другу. Началась суетня, приготовления фотографических аппаратов и спектроскопов, чтобы запечатлеть небывалое, удивительное явление — гибель целого мира. Ибо это был мир, это была планета — сестра нашей Земли, гораздо больше нашей Земли, — и теперь она внезапно ввергалась в пламенную смерть. С Нептуном должна была столкнуться новая страшная звезда из мирового пространства, и жар от удара должен был мгновенно превратить два твердых тела в единую раскаленную массу. В тот день, за два часа до восхода Солнца, вокруг всего света обошла бледная, большая звезда, поблекшая лишь в момент своего захода на западе, когда Солнце встало. Повсюду люди дивились на эту звезду, но из всех, кто видел ее, больше всего удивлялись ей моряки — привычные наблюдатели звезд. Находясь далеко в море, они ничего не слышали о ее появлении и теперь глядели, как она восходит, подобно карликовой Луне, поднимается до зенита, висит над головой и потухает на западе, на исходе ночи.

И когда она снова взошла над Европой, толпы зрителей стали собираться повсюду: на пригорках, на крышах домов, на открытых местах, напряженно глядя на восток и созерцая восход новой большой звезды. Она восходила, предшествуемая белым сиянием, подобным блеску белого огня, и видевшие в предыдущую ночь первое появление звезды теперь разразились криками: «Она выросла! — кричали они. — Она стала ярче!» И действительно, серп Луны, заходившей на западе, был гораздо больше, но едва ли при всей своей величине сиял ярче маленького диска удивительной звезды. «Она стала ярче!» — восклицали толпившиеся на улицах люди. Но наблюдатели в темных обсерваториях переглядывались, затаив дыхание. «Она приближается, — говорили они, — приближается!»

И один голос за другим повторял: «Она приближается!» И телеграф выстукивал это известие, и оно передавалось по телефонной проволоке, и в тысяче городов перепачканные наборщики набирали слова: «Она приближается!» Люди, писавшие на службе, пораженные удивительным событием, бросали свои перья; люди, разговаривавшие в тысяче мест, вдруг находили страшную реальность в словах: «Она приближается!» Эти слова неслись вдоль просыпающихся улиц; выкрикивались на покрытых инеем дорогах мирных сел. Люди, прочитавшие эти слова на трепещущей телеграфной ленте, стояли в желтом свете открытых дверей и кричали прохожим: «Она приближается!» Хорошенькие женщины, румяные и нарядные, выслушивали новость, переданную им в шутливой форме во время танцев, и, притворяясь, что они очень заинтересованы, спрашивали: «Приближается? В самом деле? Как интересно! Каким умным, умным человеком надо быть, чтобы сделать такое открытие!»

Одинокие бродяги, скитаясь зимней ночью, поглядев на небо, бормотали в виде самоутешения: «Не мешало бы ей быть ближе, — ночь холодна, как милосердие. Впрочем, все равно: если она даже приближается, тепла и от нее, кажется, не больше. Одно и то же». — Что мне за дело до новой звезды? — кричала плачущая женщина, опускаясь на колени возле умершего.

Школьник, встав рано, чтобы готовиться к экзамену, пришел в замешательство, когда через покрытое морозным узором стекло окна увидел большую, ярко сияющую белую звезду. «Центробежность! центростремительность... — говорил он, подперев кулаком подбородок. — Если планета, потеряв свою центробежную силу, вдруг остановится, что тогда? Будет действовать сила центростремительная — и планета упадет на Солнце. И тогда... Окажемся ли мы на ее пути? Неужели...»

Дневной свет в тот день уходил своим обычным путем, и в его последние часы вместе с морозной темнотой вновь пришла странная звезда. Она была теперь так ярка, что увеличившаяся Луна казалась только бледной желтой тенью Луны, висящей на закате. В южноафриканском городе женился богач, и улицы были освещены в честь его возвращения с молодой женой. «Даже небеса иллюминованы», — сказал льстец.

Под тропиком Козерога влюбленная негритянская пара притаилась в камышах, где летали светляки. Им не были страшны ни дикие звери, ни злые духи, потому что они любили друг друга. «Это — наша звезда», — шептали они и чувствовали себя счастливыми от ее сладостного блеска.

Профессор математики сидел в своей комнате, отодвинув в сторону лист бумаги: его вычисления были уже закончены. В маленьком белом пузырьке еще оставалось немного лекарства, — того самого, которое помогало ему бодрствовать и работать в течение четырех долгих ночей. Каждый день, спокойный, точный, сдержанный, как всегда, он читал лекции студентам и затем тотчас же возвращался к своим вычислениям. Лицо у него было строгое, немного похудевшее и изнуренное от лихорадочной работы. Некоторое время он казался погруженным в свои мысли. Потом подошел к окну и, ослепленный, отскочил, захлопнув его. На полпути к зениту, над скученными крышами, трубами и колокольнями города висела звезда.

Он взглянул на нее так, как смотрят в глаза честному противнику.

— Ты можешь убить меня, — сказал он, помолчав. — Но я могу вместить тебя, а стало быть, и всю вселенную, вот в этом крошечном мозгу. Я ничего не изменю даже теперь.

Он посмотрел на маленький пузырек.

— Нет, теперь не до сна, — сказал он.

На следующий день в полдень, точно, минута в минуту, он вошел в свою аудиторию, положил шляпу, как всегда, на край стола и осторожно выбрал большой кусок мела. Студенты всегда потешались над тем, что он может читать лекцию, только если вертит в пальцах кусочек мела, и однажды совершенно лишили его дара слова, спрятав мел. Теперь он посмотрел из-под седых бровей на поднимающиеся амфитеатром ряды молодых, свежих лиц и заговорил в обычной своей манере. — По некоторым обстоятельствам, не зависящим от моей воли, — сказал он и остановился, — я не смогу закончить тот курс, который наметил. Милостивые государи! Если кратко и ясно выразить сущность моей мысли, то нужно сказать, что человечество, кажется, жило напрасно.

Студенты переглянулись: не ослышались ли они? не сошел ли он с ума? Брови поднимались, губы кривились улыбкой, но одно-два лица напряженно смотрели на спокойное, обрамленное седыми волосами лицо профессора.

— Было бы интересно, — продолжал он, — посвятить сегодняшнее утро изложению вычислений, приведших меня к такому выводу. Постараюсь, насколько могу, объяснить вам. Предположим...

Он повернулся к доске, обдумывая диаграмму, как делал это обычно.

— Что значит «жило напрасно»? — шопотом спросил один студент другого.

— Внимание! — ответил тот, кивая на лектора.

И скоро они начали понимать.

В эту ночь звезда взошла позднее, так как движение на восток увлекло ее мимо созвездия Льва — к Деве. Блеск ее был так ярок, что когда она взошла, небо стало лучезарно-синим и все звезды скрылись при ее появлении, за исключением Сириуса и двух звезд Большой Медведицы. Звезда была белая и очень красивая. Во многих местах земного шара в эту ночь вокруг новой звезды заметили бледное кольцо. Звезда явно увеличилась. В ясном, преломляющем свет небе тропиков она, казалось, достигла почти четверти лунного диска. В Англии было попрежнему морозно, но свет заливал все, как в летнюю лунную ночь. В холодном ясном свете можно было разобрать обыкновенную печать, и в городах свет ламп казался желтым и бледным.

В эту ночь на земле никто не спал. Во всем христианском мире, над деревнями, в холодном воздухе стоял глухой рокот, подобный жужжанию пчел в кустах. В городах этот глухой рокот разрастался в звон. То был звон колоколов: с миллионов башен и колоколен призывали людей отказаться от сна, не грешить больше и собираться в церквах для молитвы. А над головою, по мере того как Земля вращалась и ночь проходила, взлетала ослепительная звезда.

Во всех городах улицы и дома светились огнями, пристани сияли, всю ночь дороги к возвышенным местам были освещены и полны народу. На всех морях, омывающих цивилизованные страны, стояли суда, наполненные людьми и животными, с машинами под парами, с надутыми парусами, готовые отплыть в океан и на север, потому что по всему свету телеграф уже разнес переведенное на сотню языков предупреждение профессора математики. Новая планета и Нептун сомкнулись в пламенном объятии и неслись стремглав, все быстрее и быстрее, к Солнцу. Уже огненная масса пролетала по тысяче миль в секунду, и с каждой секундой ужасающая скорость увеличивалась. Если это поступательное движение сохранится, она пролетит на расстоянии ста миллионов миль от Земли и вряд ли причинит ей вред. Но, следуя своему пути. она неизбежно пройдет близко от мощной планеты Юпитер, вращающейся со своими спутниками вокруг Солнца. С каждой минутой притяжение между огненной звездой и величайшей из планет становится все сильнее. Каков же будет результат этого притяжения? Юпитер неизбежно отклонится от своей орбиты к еще большему эллипсу, и огненная звезда, отвлекаемая его притяжением от своего падения к Солнцу, «опишет кривую» и либо столкнется с Землею, либо, во всяком случае, пройдет близко от нее. «Землетрясения, вулканические извержения, циклоны, бури на море, наводнения и неизбежное поднятие температуры, насколько я могу предвидеть, будут следствием этого явления», — пророчествовал профессор математики.

А над головой, как бы подтверждая его слова, сияла одинокая, холодная, синевато-белая звезда близящегося светопреставления. Многим, кто, до боли напрягая зрение, смотрел в эту ночь на звезду, казалось, что ее приближение заметно на глаз. И в эту же ночь неожиданно изменилась погода: мороз, охвативший Центральную Европу, Францию и Англию, сменился оттепелью.

Но если я сказал, что люди молились всю ночь напролет, садились на корабли, бежали в горы, — это не значит, что весь свет был охвачен ужасом из-за появления звезды. На самом деле все на свете шло своим обычным путем, и если не считать разговоров в свободное от работы время да ночного освещения, можно сказать, что девять человек из десяти были заняты своими будничными делами. Во всех городах все магазины, за исключением одного или двух, тут и там, открывались и закрывались в положенное время; врачи и гробовщики занимались своим делом; рабочие собирались на фабриках; солдаты маршировали; ученики учились; любовники стремились друг к другу; воры прятались и убегали; политики строили свои планы; печатные машины газет грохотали ночи напролет, и многие священники той или другой церкви отказывались открывать свои священные убежища, чтобы не поощрять того, что они считали безрассудной паникой. Газеты напоминали о тысячном годе: тогда ведь тоже ожидали конца мира. Звезда — в сущности не звезда, а только газ, комета; и даже если б это была звезда, все равно она не может столкнуться с Землей. Таких случаев еще не было. Всюду брал верх здравый смысл — презрительный, насмешливый, склонный высмеивать косный страх. Вечером, в семь часов пятьдесят минут по гринвичскому времени, звезда должна будет пройти в самом близком расстоянии от Юпитера. Весь мир увидит, какой оборот примет дело. Предостережения профессора математики рассматривались некоторыми как искусная самореклама. В конце концов благоразумные, немного погорячившись в споре, доказали незыблемость своих позиций и пошли спать. Преступники в больших городах, оправившись от страха, тоже вернулись к своим ночным занятиям. За исключением воющих кое-где собак, все животное царство перестало обращать внимание на звезду.

Наконец, когда наблюдатели во всех европейских государствах снова увидели восходящую звезду, — правда, она взошла на час позднее, но казалась не больше, чем в предыдущую ночь, — многие были склонны даже смеяться над профессором математики и считать, что предсказанная им опасность уже миновала.

Но скоро насмешки стихли: звезда росла. Она росла с грозным постоянством, час от часу; с каждым часом она становилась больше, приближаясь к полуночному зениту, и все ярче и ярче, пока не превратила ночь в день. Если бы звезда двигалась к Земле не по кривой, а по прямой, и если бы она не потеряла своей скорости под влиянием притяжения Юпитера, она должна была бы пролететь отделявшую ее от Земли бездну в один день. Но так как звезда двигалась по кривой, то ей требовалось целых пять дней, чтобы приблизиться к нашей планете. На следующую ночь звезда в Англии была величиной в треть лунного диска. Началась оттепель. Взойдя над Америкой, звезда была уже почти с Луну величиной, ослепительно белая и знойная. После ее восхода подул жаркий ветер. В Виргинии, Бразилии и в долине реки Святого Лаврентия она блестела сквозь клубы грозовых туч, сверкающих фиолетовыми молниями и сыплющих небывалым градом. В Манитобе были оттепель и опустошительное наводнение. На всех горах Земли в эту ночь снег и лед стали таять; все реки, берущие начало в горных местах, вздулись и забурлили, и скоро в их волнах понеслись деревья и трупы людей и животных. Вода поднималась с неизменным постоянством и, наконец, ринулась из берегов и понеслась вслед за бегущим населением речных долин.

На южноатлантическом и аргентинском побережьях приливы были сильней, чем когда-либо на памяти людей, и во многих местах бури гнали воду на много миль вглубь страны, затопляя целые города. За ночь зной стал так велик, что восход солнца казался приближением тени. Начались землетрясения. Они прокатились по всей Америке, от Полярного круга до мыса Горн, сглаживая горные склоны, разверзая землю, обращая дома и стены в щебень. После одной такой могучей судороги рухнула половина Котопахи, и разлился жидкий поток лавы — такой глубокий, широкий и быстрый, что в один день достиг моря.

А звезда подвигалась над Тихим океаном, имея в кильватере побледневшую Луну и волоча за собой, как шлейф, грозовые бури и растущую волну прилива. Эта волна тяжело катилась за ней, пенясь, захлестывая острова и начисто смывая с них людей, пока не поднялась клокочущей страшной стеной в пятьдесят футов высоты — в ослепительном свете, с жарким, как от раскаленного горна, дыханием, с голодным воем — над всем азиатским побережьем, и ринулась вглубь материка на равнины Китая. На мгновение звезда, теперь более горячая, громадная и яркая, чем самое жаркое Солнце, с беспощадным блеском озарила обширную населенную страну, ее города и села с пагодами и деревьями, дороги, необозримые возделанные поля и миллионы лишившихся сна людей, в беспомощном страхе глядящих в добела накаленное небо. Потом появился глубокий, нарастающий шум воды. И в эту ночь участью миллионов людей было бежать куда попало, задыхаясь, с помутившимся от страха сознанием быть настигнутыми сзади стремительной белой стеной воды — и погибнуть.

Китай был освещен раскаленным, белым светом, но над ним, Японией, Явой и всеми островами Великого океана большая звезда имела вид шара из тусклого красного пламени — от пара, дыма и пепла, извержением которых ее приветствовали вулканы. Вверху — лава, горящие газы и пепел, внизу — кипящие потоки и вся Земля, содрогающаяся и гудящая от толчков землетрясения.

Вскоре вечные снега Тибета и Гималаев начали таять, и вода по десяткам миллионов углубляющихся, спускающихся русел устремилась в долины Бирмы и Индостана. Переплетшиеся растения индийских джунглей всплыли сразу в тысяче мест, а внизу, в волнах быстро бегущих потоков, плыли какие-то темные тела, цепляясь за стволы деревьев и все еще пытаясь бороться, в свете кроваво-красных языков пламени. В панике множество мужчин и женщин стремилось по широкой водной дороге к последней человеческой надежде — к открытому морю.

Теперь звезда все увеличивалась, — с ужасающей быстротой становилась она все больше, жарче и ярче. Океан под тропиками перестал фосфоресцировать, и пар призрачным вихрем клубился над темными, вздымающимися волнами, на которых чернели пятна подбрасываемых бурей кораблей.

Тогда произошло чудо. Тем, кто в Европе ожидал восхода звезды, казалось, что Земля остановилась в своем беге. Везде — на открытых местах, на равнинах и плоскогорьях — люди, спасавшиеся здесь от наводнения, падающих домов и подмытых, обваливающихся утесов, напрасно ожидали этого восхода. Час проходил за часом в томительном ожидании, а звезда все не всходила. Снова люди увидели старые созвездия, которые они считали для себя исчезнувшими навсегда. В Англии было жарко, но небо было ясное, хотя почва еще колебалась; в тропиках Сириус, Капелла и Альдебаран показались сквозь пелену пара. И когда, наконец, большая звезда взошла — почти на десять часов позже, чем обычно, — вслед за ней немедленно встало Солнце, и в центре белого сердца звезды виднелся черный диск.

Это произошло над Азией, когда звезда начала опускаться, следуя движениям небесного свода. Вдруг, когда она висела над Индией, свет ее затуманился. Вся индийская равнина, между устьями Инда и Ганга, этой ночью представляла собой покрытое сверкающей водой пространство, над поверхностью которого поднимались храмы и дворцы, плотины и холмы, черные от усеявших их людей. На каждом минарете гроздьями висели люди. Они падали один за другим в мутную воду, когда жара и страх, наконец, одолевали их. По всей стране раздавался сплошной вопль. И вдруг тень пробежала через это горнило отчаяния, — дуновение холодного ветра, рой облаков, струя охлаждающегося воздуха. Смотревшие вверх на звезду, почти ослепленные люди заметили в ярком свете звезды черный диск. Это была Луна, появившаяся между звездой и Землей. И как будто в ответ на вопли людей, просивших у бога пощады, на востоке со странной, необъяснимой быстротой вынырнуло Солнце. И звезда, Солнце и Луна все вместе пронеслись по небу.

Тогда жители Европы увидели, как звезда и Солнце появились почти одновременно и стремглав помчались в пространство. Их движение замедлилось, и, наконец, они остановились, слившись в одно блестящее пламя в зените. Луна больше не затемняла звезды и скоро перестала быть заметной в ярком блеске неба.

И среди тех, кто уцелел и взирал вокруг с мрачным отупением, порожденным голодом, усталостью, жарой и отчаянием, нашлись люди, понявшие значение этих явлений. Звезда и Земля сошлись на самое близкое расстояние друг к другу, проплыли рядом, и потом звезда пронеслась мимо Земли. Она удалялась все быстрее и быстрее. Это была последняя фаза ее стремительного полета к Солнцу.

Потом облака сгустились и скрыли небо; гром и молнии окутали весь мир; по всей земле пролились такие ливни, которых люди никогда не видывали, а там, где вулканы извергали красное пламя к балдахину облаков, с неба низринулись потоки грязи. Повсюду реки выходили из берегов, оставляя покрытые грязью и тиной развалины, и земля, как взморье после бури, была усеяна трупами людей и животных и всем, что только всплывает наверх. Много дней вода струилась по земле, смывая почву, деревья и дома, наполняя глубокие впадины и вырывая огромные овраги. Это были дни мрака, сменившие дни звезды и зноя. Все это время в течение многих недель и месяцев без перерыва продолжались землетрясения.

Но звезда прошла, и изголодавшиеся люди понемногу пришли в себя и вернулись к своим разрушенным городам, опустошенным житницам и залитым полям. Те немногие суда, которым удалось спастись от бурь, подошли к берегу, полуразбитые, осторожно пробираясь среди новых скал и отмелей, выросших в ранее хорошо знакомых гаванях.

И когда бури прошли, люди заметили, что повсюду дни стали жарче, чем раньше, Солнце больше, а Луна, уменьшившись до одной трети своей прежней величины, совершает свой оборот вокруг Земли в течение восьмидесяти дней.

В задачи этой повести не входит описание установившихся среди людей новых братских отношений; того, как уцелели от катастрофы законы, книги, машины; странной перемены, происшедшей с Исландией, Гренландией и побережьем Баффинова залива: такими зелеными, цветущими стали эти места, что приплывшие туда моряки с трудом поверили своим глазам. Эта повесть не рассказывает и о том, как в результате потепления Земли люди расселились к северу и к югу, ближе к полюсам. В задачу этой повести входит только рассказ о появлении и исчезновении звезды.

Марсианские астрономы, — потому что на Марсе есть астрономы, хотя марсиане — существа, сильно отличающиеся от людей, — были, естественно, глубоко заинтересованы этими явлениями. Конечно, они рассматривали их со своей точки зрения. Один из них писал: «Принимая во внимание величину и температуру метательного снаряда, пущенного через нашу солнечную систему к Солнцу, надо удивляться, что на Земле, едва не задетой снарядом, имели место сравнительно незначительные разрушения. Все известные нам очертания континентов и водных пространств остались прежними, и, повидимому, произошла лишь одна перемена: исчезла белая окраска (вероятно — льды) вокруг земных полюсов».

Это только показывает, какими ничтожными кажутся величайшие людские бедствия, если смотреть на них с расстояния нескольких миллионов миль.