«Флаг Родины» 7.05.1996

В апреле нынешнего года исполнилось 35 лет нашей пилотируемой космонавтике. И когда средства массовой информации сообщают об очередном старте, — это уже никого не удивляет. Привыкли... Работа же космонавта за это время не стала легче и по-прежнему требует немалого мужества. Подтверждением тому служит и рассказ Героя России космонавта Елены Кондаковой о ее «командировке» за пределы Земли.

Правда, в интервью, которое взял у Кондаковой корреспондент журнала «Воин», Елена Владимировна показала свою работу в космосе настолько приземленно-обыденно, что невольно создается впечатление намеренного неприятия ею высоких слов, звонких выражений. Но, может быть, именно скромность и является самой главной убедительной силой ее суждений о своей, конечно же, трудной, опасной и в то же время, несомненно, героической профессии!

Впрочем, судите сами.

Елена Владимировна Кондакова родилась в Подмосковье. Окончила МВТУ имени Н. Э. Баумана по специальности «Производство летательных аппаратов». Она — инженер-механик. Работала в НПО «Энергия». В отряде космонавтов с 1990 года. Такие вот анкетные данные можно почерпнуть из ее документов. Они и продиктовали первый вопрос журналиста к Кондаковой.

— А чем все-таки объяснить ваш выбор вуза? Чувствовали призвание или сказалось влияние семьи?

Объяснение тут самое простое. Мне проще давались точные науки, с ними никогда проблем не было. Старший брат кончал МВТУ. Он предлагал мне идти на экономический факультет, я — ему: «Ты что, бухгалтером быть?!»»

На выбор профессии повлияли брат и отец, имевшие отношение к авиационной технике. Я поступила в филиал Бауманского по месту жительства в Подлипках, и знала, что после окончания получу распределение на наше предприятие. Это и сыграло свою роль.

— Признайтесь, когда поступали в институт, у вас было тайное желание полететь в космос?

— Не было. В 60-е, в 70-е годы, когда космонавты для нас были героями, мы понимали, что не так все просто: захотел и стал...

— Значит, и мечты не было?

— Нет.

— Как же вы попали в отряд космонавтов?

— Мне очень долго пришлось уговаривать мужа (летчика — космонавта В. Рюмина), чтобы он дал добро на прохождение медицинской комиссии. Поскольку сам через все это прошел, он был категорически против. Главный его довод: «Все равно ты не пройдешь». Я ему в ответ: «Не пройду — хоть здоровье проверю». В итоге — с подругой уговорили его.

— Ну, и... прошли?

Может быть, потому что это не стояло во главе всех моих желаний — попасть в отряд, я и прошла.

— А подружка?

— Она оставила эту затею...

Кое-кто сейчас подозревает Кондакову в протекционизме: дескать, в космос ей помог полететь муж. Но давайте зададимся хотя бы такими вопросами. А кто за нее по 6-7 часов трудился в гидробассейне, испытывал на центрифуге перегрузки, в 5-8 раз превышающие вес тела? Кто более десяти часов налетал на Л-39, прыгал с парашютом? Да и зачем мужу отправлять жену на полгода в космос? Чтобы «отметиться», достаточно было полетать неделю, к тому же на «Шаттле»»..

— А сколько времени занимает подготовка к полету?

— Полтора года идет общекосмическая подготовка, обязательная для всех. Потом учеба в группах, изучаются системы корабля, станции... С утра и до вечера. Перед полетом хорошо, если не каждая суббота была занята...

— Вы у нас космонавт за каким очередным номером?

— 80-й по Союзу и 8-й по России.

Любопытно, что американцы долгое время не задействовали женщин в космических программах. В 1969 году они побывали на Луне, а первую женщину отправили в космос только в 1983 году (С. Райд). В последующем, словно наверстывая упущенное, стали включать в экипажи одну-две, а то и три космонавтки. После гибели «Челленджера» в 1986 году (экипаж — 7 астронавтов, из них 2 женщины) космические полеты на какое-то время прекратились. После их возобновления в состав одного из экипажей была включена темнокожая женщина, видимо, чтобы избежать упрека в расовой дискриминации. Общее число женщин, побывавших на орбите (некоторые и не раз), перевалило за два десятка, но ни одна из них даже в суммарном подсчете не работала в космосе больше месяца...

— А кто входил в состав вашего экипажа?

— Мы прилетели на станцию втроем: Викторенко, я и представитель Европейского космического агентства, немец Ульф Мербольд. На борту в это время работали Поляков, Мусабаев и Маленченко.

Мербольд через месяц, 4 ноября, с Маленченко и Мусабаевым вернулись на Землю. Остались Александр Викторенко, Валерий Поляков и я.

— Как же подбираете экипаж — по каким-то психологическим параметрам?

— По-моему, это всегда делается условно. У нас в полете был хороший коллектив, знали друг друга давно. Были нормальные человеческие отношения, без нервотрепки.

— Неужели за полгода ни разу не поругались?

— Всякое бывало, но видимо, присутствие женщины сыграло свою «тормозящую роль: сдерживались и не ругались.

— Сколько же площади приходится на каждого космонавта?

— Очень много. Сжатое пространство в транспортном корабле, но в нем пребываем недолго. Сегодня, например, стартуем, завтра стыкуемся. А сама станция довольно большая по размерам.

— Но отдельной комнаты у вас там не было?

— Была. Сейчас на станции «Мир» предусмотрены небольшие каютки для командира и бортинженера. Третий член экипажа Валера Поляков ушел в другой модуль и там устроил себе жилище.

Эта каюта напоминает пенал. Спим мы стоя, привязав спальник к стенке.

— А сколько длится сон в космосе?

— Сколько и на 3емлe. У меня, например, никакой разницы не было. Каждый день по часам расписан...

— И сны снились?

— Снились.

— И что, вполне реальные, земные?

— Абсолютно. Как на Земле, так и в космосе. Никакого различия я не почувствовала. Я к снам отношусь так: снится — и снится. Большей частью, когда просыпаешься, уже не помнишь, что снилось.

— Во время полета были у вас чисто земные желания? Картошки поджарить, например, в лес сходить?..

— Нет, не было. Муж смеялся: «Я специально выбрал такое время года. Дачный сезон закончен. Все заготовки сделаны. Грибная пора закончена. Можно и отпустить на зиму»

— Скажите, а привязка в космосе — к земному времени?

— Живем — по московскому времени. По графику — сон с 23 до 8 утра. Обычно в 23 часа считается отбой. Но пока книжку почитаешь, пока зубы почистишь — время за полночь.

— А что, и книги были на борту?

— У нас довольно неплохая библиотека скопилась за девять лет, пока станция летает.

— Интересно, из чего же состоит библиотека?

— Детективы самые разные, приключения, историческая литература, любовные романы... Все, что угодно! Около двухсот томов ш На полет хватает.

— Во время полета вы не ощущали информационного голода?

— Нельзя сказать, что мы были настолько обособлены и уединены, потому что в течение дня, когда не было глухих зон, у нас регулярно, через полтора часа, была связь с Землей. Иногда думаешь: скорее бы все закончилось, чтобы не выходить на связь, спокойно заняться своей работой.

Ребята, которые находятся на связи с нами, как только кончалась служебная информация, всегда рассказывали все новости. Если было мало времени, сами рассказывали, если времени было достаточно, они пускали выдержки из НТВ, из программы «Время». Информационно мы не страдали.

— Информация была дозированной? Или сообщали обо всем?

— Что-то скрывали.

— Война в Чечне?

— Нет, об этом нам говорили. Скрывали всякие неприятности личного характера. Например, то, что у мужа брат умер, у меня тетя умерла. Я об этом узнала, вернувшись на Землю.

Когда у Саши Викторенко умерла мать, долго решали, говорить ему об этом или нет, потому что как раз в это время они должны были с Сашей Серебровым выходить в открытый космос — предстояла ответственная работа. Пришли к выводу, что лучше сказать, не откладывая.

— С домашними вы регулярно имели связь?

— Каждый вечер, как правило. Обычно это было во время сеансов связи. Когда официальная информация кончалась, ребята давали минут пять для общения с домом.

— Для этого родственникам не надо было ехать в ЦУП? Звонили домой?

— Да. Сейчас возможности в ЦУПе такие, что можно позвонить домой.

— Вы вели в полете дневник?

— Писала почти ежедневно, сначала заставляя себя, потом втянулась.

— Может быть, дадите кусочек для печати?

— Не-а. Там много личного, не для широкой публики. Я писала... для мужа: это была своего рода отдушина...