Константинов соединял в себе многие таланты. Это был высокоодаренный конструктор, крупный ученый, замечательный экспериментатор, умелый организатор. А главное, это был просто умный, здравый человек, который при всей своей горячей увлеченности оставался объективным и видел все происходившее вокруг себя таким, каким оно было, а не таким, каким ему хотелось или хотелось его начальству видеть. Читая труды Константинова, как-то сразу чувствуешь вот эту его черту, и человек этот невольно к себе располагает. В сочетании с этими качествами энтузиазм и энергия представляются особенно ценными. Константинов был крупнейшим русским ракетчиком-практиком XIX века, но при всем безусловном новаторстве его работ надо отметить, что они были построены на солидном фундаменте трудов его предшественников.
Костя Константинов был еще маленьким мальчиком, игравшим в саду отцовского купеческого дома под Черниговом, еще только мельком, полусерьезно, скорее лаская, чем наставляя, говорили в доме этом о его будущих офицерских эполетах, когда в Петербурге трудами генерал-майора Александра Дмитриевича Засядко было сформировано первое в русской армии регулярное ракетное подразделение- так называемая «ракетная рота № 1». Впрочем, не будем забегать вперед: о первом русском ракетном генерале надо рассказать подробно...
Засядко, как и Константинов, родился на Украине, в деревне Лютенке, Полтавской губернии. В восемнадцать лет он был уже артиллерийским офицером. И, едва превратившись в военного человека, попал Александр в такую круговерть событий, так закружили его вихри жизни, что лучшей школы для молодого человека и придумать было нельзя. В двадцать лет он уже участник знаменитого Итальянского похода А. В. Суворова - невиданного во всей истории ратного искусства по дерзости, смелости и расчету. Он не какой-нибудь сторонний наблюдатель - боевой офицер, храбрость которого отмечена в боях за Мантую. Проходит несколько лет, и Засядко в армии другого великого полководца: под командованием М. И. Кутузова он сражается с турками под Рущуком и на Дунае.
Год 1812-й, вторжение Наполеона в Россию. Засядко уже полковник, командир артиллерийской бригады, георгиевский кавалер. К концу Отечественной войны у него шесть орденов и шпага «За храбрость». 15-я артиллерийская бригада, которой командовал Засядко, прошла путь от сожженной Москвы до парижских предместий.
| Александр Дмитриевич ЗАСЯДКО (1779-1837) - участник знаменитого Итальянского похода А. В. Суворова и герой Отечественной войны 1812 года, энтузиаст и практик ракетного дела в России. По инициативе генерал-майора Засядко было сформировано первое в русской армии ракетное подразделение - «ракетная рота № 1», геройски отличившаяся во время русско-турецкой войны 1828-1829 гг. при взятии Варны, Браилова и турецкой крепости Силистрия. |  |
Нет сведений, что в то горячее время Александр Дмитриевич интересовался ракетами. Скорее всего, не интересовался, не до ракет ему было. А между тем еще до начала войны, в 1810 году, военный ученый комитет при Главном артиллерийском управлении уже занимался ракетами: собирал все сведения о них, анализировал имеющиеся конструкции, изучал вопросы производства. Засядко воевал, а в Петербурге в пиротехнической лаборатории создавались боевые ракеты различного типа. В конце войны ракеты, изготовленные И. Картмазовым, одним из членов ученого комитета, испытывались на Волковом поле под Петербургом.
И вот долгожданная победа. Засядко - 36 лет. Он в расцвете сил и на вершине славы - боевой офицер, герой войны. Но, возвратившись в Петербург, герой, в глазах людей его круга, ведет себя довольно странно. Не дав себе и короткого отдыха, презрев все сладости бездумной столичной жизни, более чем когда-либо переполненной светскими празднествами по случаю великой победы, в которых по положению своему мог он принимать самое деятельное участие, никак не пожелав воспользоваться плодами своей заслуженной славы, Александр Дмитриевич продает доставшееся в наследство отцовское имение, а на вырученные деньги строит собственную пиротехническую лабораторию: страсть к изобретательству победила все соблазны. Он слышал о работах Конгрева, но отнюдь не собирается копировать английские конструкции. Напротив, даже с некоторой иронией относится к разговорам об английских «секретах», полагая их преувеличенными. «Вменяя всегда в священную себе обязанность и особенное счастье быть по возможности полезным службе...- пишет Засядко в докладной записке,- искал я открыть способ употребления ракет средством зажигательным, и хотя не имел никогда видеть или получить малейшие сведения, коим образом англичане делают и в войне употребляют, думал, однако же, что ракета обыкновенная, с должным удобством приспособленная, есть то самое, что они столь необыкновенным и важным открытием высказать стараются».
С 1815 года Александр Дмитриевич начинает разрабатывать ракеты и пусковые установки собственной конструкции. Прежде всего он изучает все написанное о ракетах, в том числе книги М. В. Данилова и А. П. Демидова, о которых я рассказывал. Разумеется, все нуждается в продуманном совершенствовании, и нужда эта не выдуманная, не каприз. Он помнит те неимоверные трудности, которые испытывали русские артиллеристы со своими тяжелыми орудиями в предельно сложных условиях Итальянского похода Суворова через Альпы. Этот добытый потом и кровью русских солдат опыт подсказывает ему: вот где ракеты были бы поистине незаменимы! Современной армии нужно мощное, но легкое, мобильное оружие, способное быстро менять свои позиции с учетом всех перипетий сражения. Конгрев ратовал за замену всей артиллерии ракетами, но не сразу сумел освободить новое оружие от того «артиллерийского наследия», которое мешало ему. Станки для запуска его ракет походили на орудийные лафеты, это были, по сути, те же пушки, и писали о них как о «больших тяжелых машинах, возимых разным числом лошадей». И прав был русский офицер Воронцов, наблюдавший их в бою, когда говорил, что «Конгревовы» станки «не суть иное, как дурная артиллерия». Нет, это должна быть артиллерия совсем другого рода!
Засядко конструирует легкий пусковой станок: деревянная тренога и труба, вращающаяся в горизонтальной и вертикальной плоскостях. В сложенном состоянии их мог нести человек, а того проще - навьючить станок на лошадь, никакой упряжки, никаких лафетов.
Почему весь упор англичанин делал на зажигательных ракетах? - рассуждал далее Александр Дмитриевич. Засядко конструирует помимо зажигательных «гранатные», то есть фугасные ракеты, расширяя возможности нового оружия.
После двух лет самоотверженной работы изобретатель, даже не испросив «вознаграждения за издержки», запрашивает у петербургского начальства разрешение официально испытать новое оружие. Опытные стрельбы проходят успешно. Теперь ракеты нужно передать в армию, научить артиллеристов обращаться с ними, создать специальные ракетные подразделения. Александр Дмитриевич уезжает в Могилев, где расквартирована Вторая русская армия фельдмаршала Барклая де Толли.
Всякий, кто бывал в Ленинграде, наверняка запомнил полукружье колоннады Казанского собора на Невском проспекте. У концов распахнутых крыльев этого величественного здания - два памятника: М. И. Кутузову и М. Б. Барклаю де Толли, одному из выдающихся военачальников Отечественной войны.
Князь Михаил Богданович был уже немолод, в его годы любые нововведения в армии встречаются если не враждебно, то с известной долей скептицизма, но ясный ум фельдмаршала быстро отделил запальчивую увлеченность изобретателя от действительных преимуществ нового оружия. После отъезда Засядко из армии он пишет ему: «В продолжение нахождения Вашего при Главной моей квартире для показания опытов составления и употребления в армии... ракет, я с удовольствием видел особенные труды и усердие Ваше в открытии сего нового и столь полезного орудия, кои поставляют в приятный долг изъявить Вам за то истинную мою признательность». И вот уже летит в Петербург на перекладных специальный рапорт Барклая де Толли: «...Полезность сих ракет неоспорима, равно как и необходимость иметь оные при войсках».
Талант и энергия Засядко победили. Он становится весьма авторитетным человеком в русской армии. В 38 лет он уже генерал-майор. Вскоре Александр Дмитриевич назначается начальником первого в России артиллерийского Михайловского училища. Ему поручается важнейшее дело: подготовка офицерских артиллерийских кадров русской армии. В руках этого энергичного человека постепенно сосредоточиваются те еще очень немногочисленные предприятия, которые определяют ракетный потенциал страны: Петербургская пиротехническая лаборатория - центр научно-исследовательских работ, основанный Петром I Охтенский пороховой завод - самый крупный поставщик взрывчатых веществ в России, наконец, Петербургский арсенал - хранилище оружия.
Военным историкам было бы трудно оценить все сделанное Засядко, если бы не русско-турецкая война 1828-1829 гг., которая стала экзаменом не только для ракет, но и для организационных и тактических принципов их производства и применения.
В конце марта 1826 года на Волковом поле - тогдашнем столичном полигоне - по инициативе Засядко создается специальное «ракетное заведение» для изготовления ракет. Понимая техническую слабость этого, в общем, довольно примитивного производства, Засядко тут же старается разместить его заказы на других, лучше оснащенных заводах и в мастерских Петербурга. Здравый смысл подсказал Александру Дмитриевичу, что не время организовывать в «заведении» полностью самостоятельное производство. Для этого потребовались бы годы, а русско-турецкие отношения явно накалялись, чутьем кадрового военного Засядко угадывал близкую войну. Он составляет план ракетных заказов: Охтенский завод поставляет пороховое сырье, Ижорский - медь, из которой на Петербургском казенном чугунолитейном заводе отливают трубы для пусковых станков. Обтачивают их на станках в мастерских Технической артиллерийской школы. Сегодня экономисты назвали бы это созданием сети предприятий-смежников. Тогда такой термин не существовал. Так что ракетчик Засядко преподал потомкам не только конструкторский и тактический урок, но и показал прекрасный пример в науке организации производства. Это позволило России в период 1825-1830 годов производить ежегодно более шести тысяч боевых ракет. Накануне войны, в 1827 году, Александр Дмитриевич назначается
| * После смерти А. Д. Засядко в 1838 году на утверждение «Положения для ракетного заведения» и его штата потребовалось 12 лет!
(Примеч. автора.) |
Очевидно, человек этот обладал удивительной способностью убеждать всех в своей правоте и добиваться нужных ему решений. В Засядко видится прообраз Сергея Павловича Королева - человека еще более неудержимого напора и силы убеждения. Александр Дмитриевич добился вооружения ракетами Второй Армии и корпуса царской гвардии, разместил на заводах новые заказы, кои надлежало исполнять «сколь возможно поспешнейшим образом», доказал, что ракеты надо приготовлять не в Петербурге, а возможно ближе к фронтам будущих сражений, и организовал переезд «ракетного заведения» на юг России, в Тирасполь.
После начала войны «ракетная рота № 1» под командованием подпоручика Петра Петровича Ковалевского в составе Гвардейского корпуса принимала участие в штурмах нескольких турецких крепостей. Ракетчики особенно отличились в боях за Варну - крупнейший морской порт братской Болгарии. Сегодня Варна прославленный на весь мир черноморский курорт, и трудно представить этот солнечный, веселый город в суровой одежде высоких крепостных стен и башен. Легкие ракетные станки позволяли ракетчикам быстро менять позиции, не отрываясь от атакующей пехоты. 16 сентября 1828 года рота участвовала в штурме крепости, за что ее командир был награжден боевым орденом.
Ракеты использовались в боях под Шумлой и Браиловом, но, наверное, лучше всего новое оружие показало свои преимущества в штурме турецкой крепости Силистрия. Впрочем, тут дело не только в оружии. Важно, в чьих оно руках, умело ли им пользуются и в состоянии ли оно все свои преимущества выказать, коль скоро они у него есть. Ракетная победа под Силистрией была победой второго ракетного генерала, замечательного русского военного инженера Карла Андреевича Шильдера.
Шильдера называли «горячим нововводителем по военным предметам». Этот человек беспрестанно искал и приспосабливал к потребностям армии всевозможные технические новшества. Он совершенно свободен от шаблонов, не терпит повторений, каждая оборона или штурм для него - акт творчества; и в тактике и в технике его девиз - поиск. Если позволительно сравнивать энергию и силу убеждения Засядко с чертами характера Королева, то изобретательность и смелость в поддержке всего нового, которые отличают Шильдера, много лет спустя, усилившись во много раз, повторились в образе выдающегося военачальника-новатора, одного из самых талантливых строителей Советских Вооруженных Сил, маршала Михаила Николаевича Тухачевского.
Уроженец Белоруссии, Шильдер, подобно Засядко, совсем молоденьким офицером получает все возможности для раннего доказательства своих незаурядных талантов. В двадцать лет он участвует в знаменитом сражении под Аустерлицем. Его интересуют в военной науке прежде всего инженерные проблемы, пионерная (саперная) и фортификационная (создание оборонительных систем) работа. В годы Отечественной войны он талантливо решает задачу организации системы укреплений на реке Припяти. Теперь на Дунае ему предстояло осуществить собственный план наступления. Шильдер понял, что Силистрию не так трудно взять, как подобраться к ней. Русская армия должна была переправиться через Дунай. Шильдер предложил создать плавучую переправу на плашкотах - плоскодонных баржах. Задача осложнялась тем, что саперные работы надо было вести не только под огнем крепостных орудий, но и в зоне весьма активного действия турецкой речной флотилии, довольно многочисленной и хорошо вооруженной. Саперов могла поддержать артиллерия с берега, но Дунай - река широкая, и Шильдер чувствовал, что требуется дополнительное прикрытие с воды. Ракеты - вот именно то, что ему требовалось. Легкие станки не перегружали паромы. Во время ракетного залпа не было отдачи, как у обычных пушек, значит, паром не будет вертеться на воде после каждого выстрела, и можно вести прицельную стрельбу.
 | Карл Андреевич ШИЛЬДЕР (1785-1854) - замечательный русский военный инженер, участник Отечественной войны 1812 года и русско-турецкой войны 1828-1829 гг. Генерал К. А. Шильдер сконструировал и построил первую подводную лодку, вооруженную ракетными установками. Он первым в мире предложил использовать для пуска ракет электричество, предвосхитив методику современного запуска космических кораблей. |
Саперы не успели начать строительство переправы, как показалась турецкая флотилия. Не будем домысливать деталей боя, благо сохранились записи их непосредственного участника - русского офицера П. Глебова. Вот что он пишет, пусть немножко витиевато, но образно:
«Но в этот самый момент явился на сцену, и очень кстати, подпоручик Ковалевский со своими... ракетами, этими огненными змеями, которые своим гремучим и шипящим полетом в состоянии были поколебать не только заносчивое мужество азиатов, но и... прозаическую стойкость европейского строя. Надобно сказать, что силистрийские турки тогда еще и не имели понятия об этом огнестрельном снаряде, а поэтому и не мудрено, что удачное действие ракет привело турок в ужас и беспорядок, и они ударились наутек».
Осмелев, русские ракетчики на третий день с начала этой операции сами решили атаковать стоявшую на якоре турецкую флотилию, причем атаковать ночью. Очевидно, Шильдер понимал, что именно ночные ракетные залпы, огненные трассы летящих снарядов окажут на противника особенно сильное психологическое воздействие. Так и случилось. «Вслед за ядрами и гранатами,- пишет П. Глебов,- зашипели ракеты. Сперва одна полетела огненной змеей над темной поверхностью Дуная, за ней другая, и эта - прямо в канонерскую лодку. Искры, как будто от фейерверочного «бурака», блеснули от ракеты и обхватили весь бок неприятельской лодки. Потом показался дым, а за ним и пламя, как огненная лава, с треском взвилось над палубой. Все это было делом мгновения, и турецкий корабль, загоревшись, осветил дорогу нашим застрельщикам, которые тотчас же двинулись на своих... лодках к неприятельскому берегу».
Умелые действия ракетчиков помогли саперам навести мост, русская армия переправилась через Дунай и осадила крепость. И тут ракетчики действовали тоже весьма активно. В одной из боевых сводок особо отмечается: «Действие нашей артиллерии и ракет в течение последующих суток было также весьма гибельно для неприятеля. Город беспрестанно загорался, и одной прошедшей ночью было в оном до 7 пожаров».
Ракеты под Силистрией были тактической новинкой Шильдера. После окончания войны в 1834 году Карл Андреевич вновь показал себя новатором, но узнали об этом через 40 лет уже после смерти Шильдера. (Силистрия отомстила ему: именно под этой крепостью, во время новой войны с турками 1 июня 1854 года выдающийся военный инженер был тяжело ранен. Ему ампутировали ногу, но все усилия медиков спасти его жизнь оказались тщетными: через десять дней Карл Андреевич скончался.)
Сорокалетнее забвение нового проекта Шильдера объясняется вовсе не равнодушием или невнимательностью современников. Дело в том, что новое это изобретение было столь фантастично и, одновременно, сулило столь серьезные военные преимущества для российского флота, что те немногие доверенные люди из числа высших армейских чинов, которые были посвящены в тайну, сочли необходимым приложить все усилия для строгого засекречивания проекта. Специальное предписание, датированное 14 июля 1837 года, требовало, чтобы проекты генерала Шильдера «сохранялись в тайне и никаких сведений о них не было бы сообщаемо иностранцам». Ведь речь шла не более и не менее как о подводном ракетоносце.
По проекту Шильдера на Александровском литейном заводе в Петербурге была построена бронированная подводная лодка. Она весила около 16 тонн и вмещала экипаж в 10-12 человек. Этот гигантский для своего времени подводный корабль обогнал даже стремительную фантазию Жюля Верна: плавание его «Наутилуса» по страницам романа «20 тысяч лье под водой» началось лишь в 1870 году.
Лодка Шильдера могла погружаться на глубину до 12 метров, а для пополнения запасов воздуха достаточно было лишь на 30 секунд поднять над водой трубу воздухозаборника. Но главное - ее вооружение: ракетные установки, расположенные по бортам подводного корабля, позволяли вести огонь как по подводным, так и по надводным целям.
В этой удивительной по своей инженерной смелости работе есть еще одна конструкторская «изюминка». Все известные в ту пору ракеты запаливались, если можно так сказать, «живым» огнем. Под водой это сделать было невозможно, и Шильдер впервые в истории ракетной техники предложил воспламенять пороховой заряд с помощью электричества. Изобретение было по достоинству оценено специалистами. «Применение гальванизма к воспламенению мин, придуманное и введенное в употребление Карлом Андреевичем,- говорится в одном из отзывов,- составляет одну из неоценимых услуг, оказанных им военно-инженерному искусству в России».
Электротехника в тридцатые годы XIX века переживала пору воистину младенческую, и, рассматривая новинку Шильдера сегодня в перспективе всей последующей истории ракетостроения, ее можно с полным правом назвать выдающимся изобретением.
И в наше время эта работа Шильдера недостаточно известна, особенно зарубежным историкам науки и техники. В 1960 году журнал «Зольдат унд техник» (ФРГ) утверждал, что впервые додумались применить ракеты фашистские подводники в 1942 году - проект Шильдера существовал к тому времени уже 108 лет.
Перешагнув в следующий век, Карл Андреевич стал соавтором и «Востоков» и «Сатурнов» - всех ныне существующих боевых, исследовательских и космических ракет, потому что у всех у них в основе системы пуска - электрическая цепь.
Вот такие замечательные предшественники были у Константина Ивановича Константинова. Безусловно, своими успехами, победами и находками он в чем-то был обязан Засядко и Шильдеру, недаром пословица говорит, что «начать - полдела сделать». Впрочем, Константинов - не просто талантливый продолжатель, наследник, умело приумноживший полученное им богатство. Тем-то и замечательны были все эти люди, что каждый из них непременно давал ракетному делу что-то свое, развивая достигнутое, привносил новое. Короче - все три генерала были по-настоящему творческими людьми.
У Засядко были - Суворов, ослепительный снег итальянских Альп, Кутузов и Барклай, турки на Дунае и ракеты. У Шильдера - остановленный и переломанный им строй наполеоновской гвардии, хитроумная система противоминных подкопов - новая тактика «подземной войны», талантливый ученик Эдуард Тотлебен, который еще не знает, что ему суждено стать героем Севастопольской обороны, подводная лодка и ракеты. У Константинова - ракеты. Всю жизнь ракеты.
Нет, Константинов вовсе не был узким специалистом, замкнувшимся в добровольном заточении однообразных интересов. Свое первое крупное изобретение - электробаллистическую установку - он подарил артиллерии, он пишет статьи о воздухоплавании, «о газовых машинах», «о гуттаперче», о буквопечатающем телеграфе, о механизированной и автоматизированной кухне, оборудованной «...механическими приспособлениями для месения теста, приготовления хлеба, пирогов и пирожков с отстранением почти совершенно прикосновения к тесту руками, для искусственного замораживания, охлаждения воды и выверчивания мороженого». Его все на свете интересовало. По свидетельству людей, долго знавших Константинова, его отличала «необыкновенная начитанность, восприимчивая память, сохранившая отпечатки всего им виденного, читанного или слышанного, при весьма обширном и основательном образовании». Константинов был из породы «всезнаек», но не тех «всезнаек», которые с легкостью порхают, лишь чуть задевая поверхность истины, и любят демонстрировать свое «всезнайство» в гостиных, повергая слушателей в восторг своей глобальной осведомленностью (и в наше время таких немало, и в школах есть, и в институтах, везде). Константинов был «всезнайка» серьезный, потому что во всем многообразии мира существовало нечто, чему он посвятил свою жизнь и что требовало от него универсальных знаний, оригинального ума, стремления к неизвестному, творческого воображения. Это была ракета.
| Константин Иванович КОНСТАНТИНОВ (1817 - 1871) - крупнейший русский ученый в области артиллерии, приборостроения и автоматики, выдающийся ракетчик-практик XIX века, заложивший основы расчета и проектирования ракет. Им был создан ряд конструкций боевых ракет и пусковых установок к ним, а также разработан и научно обоснован технологический процесс изготовления ракет с применением автоматического контроля и управления отдельными операциями. |  |
«Всезнайка» упорно учился. Он с блеском окончил Михайловское артиллерийское училище и был оставлен на два года «для продолжения изучения высших наук», сейчас бы сказали - в аспирантуре. И еще четыре года учебы: Константинова командируют за границу «для собирания полезных сведений, до артиллерии относящихся». Не только Засядко и Шильдер были его учителями. Он прекрасно знал всю европейскую литературу по артиллерии и ракетам, посещал, где было возможно, заводы, мастерские, полигоны - учился. Знал все ракеты Конгрева, ракеты для заброски линя на гибнущие корабли английского капитана Треугруза и немца Штейлера, ракетные снаряды австрийца Агустина и датчанина Шумахера, вертящиеся ракеты англичанина Гейла - и у них учился. Учился на чужих ошибках, чтобы своих было меньше. Во всей деятельности его проглядывается стремление давать на вопросы математически точные ответы, не прикидывать «на глазок», лишь до определенных пределов доверять жизненному опыту. Его возмущало, когда на том месте, где требовалось быть знанию, обнаруживал он в людях одно самодовольство: «Я на своем веку, слава богу, пороха понюхал, не вам меня учить». Учителя Константинова шагали под знаменами Суворова, последователи Константинова примыкают к годам первой мировой войны. Ему было особенно трудно, потому что он принадлежал двум эпохам. Трагизм его жизни в том, что первой он был уже не нужен, а второй - еще не нужен. Это он чувствовал, умирая в Николаеве. И едва ли не целый век потребовался, чтобы стало ясно, как нужен он был и своему и будущему времени, как высок подвиг его жизни.
Можно было бы рассказать о новых, усовершенствованных ракетах Константинова и объяснить логику мысли, которая двигала вперед его конструкторские труды. Интересно, что в движении этом он ни разу не вильнул, редко заходил в тупики. Теперь, из XX века, это хорошо видно: он шел ясной и прямой дорогой к современной ракетной артиллерии.
Не только сами ракеты, их производство и применение волнуют его. По характеру мышления Константинов стратег. Кажется, посадили тебя делать ракеты, ну и делай себе на здоровье, благо это тебе нравится. А он думает о реорганизации армии, мечтает о ракетных войсках (которые появятся только через сто лет), пишет: «Нам кажется, что выгоднее организовать из ракетчиков самостоятельное оружие, одаренное особенными качествами, которое зависело бы от главноначальствующего подобно тому, как подчиняется ему каждое из отдельных оружий, составляющих различные рода войск». Отличительные черты работ Константинова - широта кругозора, охват темы целиком, осмысление предназначения ракетного оружия сегодня и в будущем.
 | Созданная в 1844 году электробаллистическая установка К. И. Константинова позволяла определить скорость артиллерийского снаряда в любой точке его траектории и помогала выбрать наиболее оптимальную форму и вес снаряда. На основе этого прибора К. И. Константинов сконструировал в 1847 году так называемый «ракетный баллистический маятник», позволивший обнаружить закон изменения движущейся силы ракеты в полете. |
Константинов еще только готовился к поступлению в Михайловское училище, когда Засядко конструировал свои ракеты, а Шильдер громил турок на Дунае. Их неоспоримые успехи в соединении с его молодостью, казалось бы, могли породить лишь слепое восхищение, стремление к подражанию - в лучшем случае. Он действительно восхищался победами ракетной роты, но восхищение это не убивало в нем разумного критического настроя. Ракеты были оружием кустарным, изготовлялись вручную, на глазок и уже поэтому не были одинаковыми: каждая хоть и немного отличалась от другой. Технология изготовления - вот причина разброса по дальности и кучности стрельбы, здесь корни всех скрытых пороков нового оружия. Требовалось, как он писал, создать «математическую теорию конструкции и стрельбы ракет». Теория требовала практической проверки, и Константинов стал первым в мире инженером, который понял, что качество ракеты нуждается в объективной научной оценке. Он ясно формулировал свое научно-техническое кредо: «Секрет приготовления боевых ракет заключается прежде всего в овладении способами фабрикации, производящими идентичные результаты, и это не только относительно физических и химических свойств материалов, из коих сделаны эти части, и, наконец, в удобстве производить многочисленные испытания при текущей фабрикации, без потери времени, по мере представляющейся в том надобности».
О чем говорит Константин Иванович? О создании научно-исследовательского центра с хорошей производственной базой - ведь так это теперь называется. «Способы фабрикации» не дают ему покоя. Он критически переосмысливает все существующие технологические процессы - это трудно: глаз привыкает, вроде бы все нормально. Вот бочки, в которых готовят пороховую смесь. Помогая перемешиванию, бочки стоя вращаются. Но ведь удельный вес веществ, из которых состоит пороховая смесь, различен. Значит, при вращении более тяжелые частицы центробежная сила отгонит к стенке, а более легкие окажутся в центре. Значит, сколько ни перемешивай, однородной смеси, «производящей идентичные результаты», не получится. Проверить. Так и есть,- состав пороха разный, стало быть, и в ракетах, которые набивают порохом из этих бочек, он тоже разный. Так что же удивляться тому, что ракеты эти по-разному летают?
Это только один пример, может быть, самый простой. Установил вращающиеся бочки лежа - и однородность смеси повысилась.
Константинов понимает: качество складывается по крупинкам, его определяет множество факторов.
Нельзя перевооружить армию, не перевооружив производство. Он устанавливает новые обрезные станки, сверлильные машины, пуансоны для пробоя отверстий под заклепки, заказывает французской фирме Фарко мощные гидравлические прессы для набивки, ракет. И на станине этих прессов выступают отлитые буквы: «Systeme de general Konstantinoff» - «Система генерала Константинова». В лаборатории появляются невиданные инструменты: лекала, проймы, шаблоны. Просто не узнать теперь «ракетное заведение». Даже в официальном донесении, сама форма которого осуждает восторженные эмоции, слышится ликующая нотка: «С вступлением в 1850 году в командование ракетным заведением полковника Константинова, офицера, одаренного отличными способностями и обширными познаниями, ракетное делопроизводство сделало у нас замечательные успехи».
Но ведь для того, чтобы появилось такое донесение, требовалось доказать, что труды его не пустые, что успехи действительно замечательны.
Впервые в мире Константинов строит то, что называется теперь ракетным испытательным стендом, конструирует баллистический маятник - специальный прибор, измеряющий реактивную тягу установленной на нем ракеты. Пусть в опыте не соблюдаются действительные условия полета - это он понимает. Требуются поправочные коэффициенты.
Но важно, что прибор «доставил нам многие указания, относящиеся до влияния соразмерности составных частей ракетного состава, внутренних размеров ракетной пустоты, числа и размеров очков - на порождение движущей силы и образа ее действия».
Испытания ведутся широким фронтом. Едва став во главе ракетного заведения, Константин Иванович уже к началу 1851 года провел анализ 120 ракетных систем, определил наилучшие рецепты пороховых смесей, исследовал процессы истечения газов из ракетной камеры.
Можно условно разбить научно-исследовательские работы Константинова на этапы, но только условно, потому что, в принципе, он их никогда не прекращал. Его интересовало все до ракет относящееся. Например, стабилизация ракет в полете,- когда он интересовался этой темой? Всегда. Вновь и вновь к ней возвращался, изучал влияние ветра, придумывал разные конструктивные ухищрения, критически разбирал идею вращения ракеты в полете за счет истечения части пороховых газов через специальные сопла, раньше других понял и объяснил, что идея имеет большие изъяны, очень ясно и точно объяснил: «При всех этих способах, тщательным исследованием предмета можно убедиться, что вращательное движение ракеты около оси... поглощает... часть движущей силы; этим уменьшается действие движущей силы по направлению полета, а поэтому скорость...»
Любил наблюдать полет ракет. И в эффектном этом зрелище отыскивал его взгляд то, что пряталось от других. Он подметил, что полет ракеты отличен от движения обычного снаряда. Снаряды летели, словно привязанные к невидимому пунктиру траектории, ракеты были свободнее. Увы, свободнее, поскольку эта свобода и мешала точности стрельбы. Отчего так? Вес снаряда в полете неизменен, вес ракеты ежесекундно меняется: порох горит, газы истекают. И в зависимости от того, как он горит, где, по какой поверхности, меняется положение центра тяжести всей ракеты. В снаряде же центр тяжести всегда на одном месте,- оттого и устойчив его полет. Значит, прицельность - характеристика чисто внешняя, связана с тем, как организован чисто внутренний процесс горения пороха в ракете. Так Константин Иванович вплотную подошел к теории движения тела переменной массы, созданной замечательным русским ученым Иваном Всеволодовичем Мещерским через 26 лет после смерти Константинова.
В середине XIX века Константинов доказывал, что ракеты не целесообразно применять там, где скорости невелики, что как двигатель для саней, лодок и экипажей ракета бесперспективна. Подумать только, в эту истину уверовали лишь в начале 30-х годов нашего века, после бездны затраченных средств и трудов!
Практика опережала теорию, умели больше, чем понимали, и все-таки ни одно свое наблюдение или открытие не торопился Константин Иванович поскорее «внедрить», хоть подчас уверен был совершенно, что прав. Правоту должен был подтвердить опыт - это закон. Все изменения в чертежах «делались с самой крайней осторожностью и ни одно изменение в фабрикации или в самой конструкции ракет не вводилось, как бы оно ни было незначительно, без должных опытов».
Как современен этот подход! Какая продуманность, какая логика в действиях нашего ракетного генерала! Удивительно ли, что ракеты Константинова были самыми совершенными в мировой ракетной технике второй половины XIX века?! Прочитав книгу Константинова, французский генерал Сюзанн признал, что факты, приведенные русским ученым, «изорвали почти все завесы, в особенности в том, что касается до французских ракет». А французы всё секретили свои работы, запрещали всякие публикации о ракетном арсенале в Меце или публиковали вымышленные данные о чудо-ракете с дальностью в 8 километров. Константинов понимал: ложь, нет у них таких ракет, просто пугают. Так и оказалось: предельная дальность французских ракет редко превышала 3 километра, наши летали и за четыре.
Когда испанцы решили создать в Севилье свое «ракетное заведение», они потребовали от поставщиков оборудования, чтобы все станки, прессы и приборы были выполнены по чертежам генерала Константинова.
В 1848 году англичанин Ноттинген предложил русскому военному министерству купить «непревзойденное и самое мощное оружие» - ракеты англичанина Вильяма Гейла. Константинову поручили разобраться с этим делом.
Константинов уважал Гейла. В принципе они были единомышленники. Он тоже, как и Константин Иванович, боролся с кустарщиной в производстве, искал способы повысить точность стрельбы и многого добился: ракеты Гейла были лучше, чем у Конгрева. Но при всем уважении к англичанину Константинов объективно оценивал его работы. Он видел: ракеты Гейла хуже наших, но понимал: чтобы убедить министерских генералов, одного доклада мало. Предложил устроить совместные стрельбы наших и английских ракет. Назначили специальную комиссию, поехали на Волкове поле стрелять. В отчете комиссии убедительные цифры: из 10 ракет Гейла в цель не попала ни одна; из 10 ракет Константинова - четыре.
Да, русские ракеты были самыми совершенными. Они доказали это и на Дунае в войне с турками летом 1854 года, и на Кавказе в сражении при Кюрюк-Дара, когда умелое использование ракет позволило 18-тысячному русскому отряду разгромить 60-тысячную турецкую армию, и даже единичные случаи применения ракет в Севастопольской кампании тоже доказывали, что оружие это может быть весьма эффективным. Константинов знал об этом, читал донесения командиров.
Артиллерийский офицер Врочинский докладывал: «...Есть много случаев, когда ракеты бывают незаменимы... Оружие это может быть сильным вспомогательным средством для артиллерии, лишь только оно было бы употреблено там, где должно и как должно...»
«Я не слепой защитник ракет,- писал ученик Константинова поручик Иогансен,- не фанатик в этом деле, всегда готов сознать их недостатки, но где однажды убедился в их пользе, там считаю долгом по возможности переубедить каждого, иначе их понимающего».
Милый поручик! Но ведь «переубедить каждого» невозможно! Сколько раз уже пробовал это сделать Константин Иванович...
Генерал понимал: самая совершенная теория, самые доказательные опыты не помогут делу, если не будет людей, ему преданных. Поэтому Константинов никогда не отделял научную работу от преподавательской. Преподавать стал рано: в 20 лет уже обучал ракетчиков в дивизионной фейерверкерской школе, в 21 год был помощником заведующего учебной лабораторной команды, в 28 - назначен командующим «школой - мастеров и подмастерьев порохового, селитренного и серного дел» при Охтенском пороховом заводе и продолжал преподавать, когда эта школа была преобразована в специальную Пиротехническую школу. Уже генералом читал лекции в Артиллерийской академии. 10 июля 1861 года Константин Иванович прочел лекцию о боевых ракетах в Парижской Академии наук. В том же году во Франции вышла его книга «О боевых ракетах», переизданная в Петербурге три года спустя. Ему очень нужны единомышленники, много единомышленников. Удивительно: чем лучше, совершеннее становились его ракеты, тем все труднее и труднее приходилось ему в борьбе за утверждение нового оружия.
Константинов понимал: артиллерия тоже не стоит на месте и успехи ее несомненны. В 1860 году в русской армии появились новые нарезные орудия. Дальность достигала 3,5 километра, прицельность выросла в пять раз. Все это факты неопровержимые. И они искренне радовали Константина Ивановича и как человека военного, отдавшего армии всю жизнь, и как патриота. Но при чем здесь ракеты?! Ужели ракеты плохи только потому, что пушки хороши?! Генерал, как и тот молоденький поручик, тоже не был фанатиком. «Мы всегда воздерживаемся от превозношения в каких бы то ни было случаях действия ракет над действием обыкновенной артиллерии,- писал Константинов.- От нас весьма далека мысль, чтобы ракеты могли соперничать с обыкновенной артиллерией». Он признавал: «Верность стрельбы наших ракет заставляет желать еще многого». Он даже соглашался с некоторыми своими оппонентами: да, действительно, «ракетные батареи должны быть употребляемы лишь в решительные моменты и сколько возможно не должны оставаться долго в бою». Но при всем при том никто не может поколебать его твердой убежденности: «Ракеты... есть оружие, могущее быть полезным в военном деле даже в своем нынешнем состоянии и сверх того подлежащее усовершенствованиям, которые призовут его оказать важные услуги военной силе нашего отечества». В это он верил свято. Но как доказать это начальнику штаба всей русской артиллерии генералу Крыжановскому, который считает, что ракеты - это «игра, которая не стоит свеч», что двух ракетных батарей вполне достаточно для всей русской армии?!
«Не лишайте Россию весьма полезного предмета» - это не просьба, это крик души Константина Ивановича.
«Высочайший указ» от 30 апреля 1856 года повелевал ракетную батарею расформировать, часть личного состава передать в «ракетное заведение», а других - откомандировать в артиллерию. Само «ракетное заведение» было решено в Петербурге не расширять, а перевести в Николаев. После долгой волокиты в конце 1862 года были наконец отпущены деньги на строительство Николаевского ракетного завода на речке Ингул. В 1864 году петербургское «ракетное заведение» прикрыли совсем, хотя строительство в Николаеве не было даже начато: для этого потребовалось еще два года. В продолжение следующих пяти лет в России не было изготовлено ни одной боевой ракеты. Это было самое большое поражение, которое испытали русские ракетчики за всю свою историю. Поражение от скудоумия и недальновидности, от бюрократизма чиновничьего аппарата царской России и невежества людей, которым было доверено будущее армии.
Впрочем, справедливости ради надо сказать, что неверие в возможности боевых ракет было характерно не только для русских военных чиновников. В 1867 году расформировывается ракетный корпус в австрийской армии, хотя австрийские ракетчики доказали совершенство новой техники во время войны с Италией и Венгрией в 1848-1849 гг. В 1872 году расформирована ракетная часть в прусской армии. Дольше других держались англичане: ракетные подразделения существовали в их колониальных войсках до 1885 года.
В 1867 году Константинов окончательно перебрался в Николаев. Он приехал смертельно усталым от заседаний, комиссий, споров, от сознания невозможности доказать другим вещи для него очевидные. Последним его доказательством была ракета системы 1862 года - лучшая из всех его ракет, вобравшая в себя все его знания и опыт. Он надеялся начать выпуск этих ракет на новом заводе. А время шло. Медленно текли дни, недели, месяцы, складывались в годы ожидания и надежды. Он работает в недостроенных заводских корпусах, в домашней лаборатории, совершенствует, «доводит», как говорят инженеры, свою последнюю ракету. Он очень верит в нее. «В ракетном деле, после многолетних упорных усилий, которым многие из нас посвятили почти всю жизнь, приближающуюся уже к ее крайнему пределу, мы, можно сказать, находимся накануне окончательного успеха». Он верит! Он не сдается! Михайловскую премию - высшую награду за развитие артиллерийских наук - присудили Константину Ивановичу, чтобы как-то задобрить, чтобы хоть ненадолго оставил он в покое Петербург с этими своими ракетами...
На Николаевском заводе в новых цехах устанавливали привезенные им из Петербурга новенькие станки и прессы. Он редко показывался на стройке - болел. Так хотел увидеть свой завод наконец завершенным, готовым к работе, к продолжению дела всей его жизни. И не увидел. Константинов умер 12 января 1871 года. Ему не было и 52 лет. А завод пустили уже глубокой осенью...
Ну, вот и подошел к концу рассказ о трех ракетных генералах. Генералов было, конечно, больше. Я мог бы рассказать вам и о других, тех, кто продолжил дело этих трех,- о Викторе Васильевиче Нечаеве или Михаиле Михайловиче Поморцеве,- это были очень талантливые инженеры-ракетчики. Но все-таки их вклад в русскую ракетную технику много скромнее.
Я предугадываю, что кто-нибудь из моих читателей сочтет рассказ о трех ракетных генералах отступлением от темы. Они могут сказать, что, строго говоря, Засядко, Шильдер и Константинов строили дорогу не на космодром, а на военный полигон, что их труды венчает не спутник, а те грозные ракетные установки, которые проносятся в дни парадов на Красной площади. Это неверно. Ракета стала оружием прежде, чем она устремилась в космос. Даже больше: ракета стала оружием для того, чтобы она смогла устремиться в космос. «Катюши» приблизили 9 мая 1945 года - День Победы. Но тем самым они приблизили и 12 апреля 1961 года - день Гагарина.
Три ракетных генерала добывали материал, совершенно необходимый для постройки дороги на космодром: опыт. Никакие фантастические проекты не могли заменить его. Огненные хвосты ракет перечеркивали неверие и скептицизм. В арсеналах хранилось не просто оружие - хранились собранные по крупицам знания, наблюдения, догадки. Без этих накоплений невозможно движение вперед, движение по трудной дороге на космодром.
И еще я рассказал о трех генералах, чтобы вы узнали, какие замечательные люди жили в нашей стране, и сохранили память о них, потому что они достойны нашей памяти.