74

Встает Луна и мстит она за муки. Надменной отдаленности своей. Белла Ахмадулина

Если в США всю программу "Аполлон" называли "программой престижа" -необходимым ответом на старт Гагарина, то и программа Л-1 тоже была программой престижа: мы хотели обогнать американцев на промежуточной дистанции - облететь Луну раньше их, снять пропагандистские пенки, а там видно будет. Впрочем, почему "видно будет"? В 1964-1965 годах Королев был уверен, что высадка на Луну с помощью ракеты Н-1 - реальна. А пока строится суперракета, можно облететь Луну.

Надо сказать, что лунные пилотируемые программы Сергея Павловича уже не воспринимались в его ОКБ с тем единодушным восторгом, с каким воспринимался, скажем, "Восток". Находились критики, которые прямо говорили, что все это - дело несерьезное, авантюрное и бесперспективное. Верная королевская "гвардия" редела.

Понимая, что он не может справиться со всей космической тематикой, Сергей Павлович, как многодетный князь, начинает раздавать наделы. Полную самостоятельность получает на Урале Виктор Петрович Макеев со своими морскими ракетами. Спутники, сложность которых возрастает год от года, Королев передает Михаилу Федоровичу Решетневу, организующему в Красноярске собственное мощное конструкторское бюро. Межпланетные и лунные автоматы передаются Георгию Николаевичу Бабакину. Великая космическая империя Королева начинает дробиться на куски. И ладно, если бы одни идеи и чертежи. Уходят люди. Те, кто был рядом с ним долгие годы.

Все более ослабевают в это время и дружеские связи с "сопредельными государствами". Недавно шагающие в одном плотном, дружном строю, они рассыпались, разбредались. Нет рядом многолетнего соратника Глушко. Пусть трудно с ним и велики печали, им доставляемые, но ведь без него еще печальнее, двигатели-то его хороши, что тут спорить. И Рязанский, и Бармин, и Кузнецов оставались в стане друзей, но исчезало ощущение прочной спаянности, единства устремлений. Более всего привязан был Королев к Пилюгину. И очень хотелось, чтобы хоть Николай был рядом. Поэтому, когда Пилюгин пришел проситься в лунную программу, Королев не мог ему отказать.

Николай Алексеевич Пилюгин специализировался, как известно, на системах управления ракет и в дела, связанные с космическими объектами, встревать особенно не стремился. Когда начались работы над орбитальными и лунными "Союзами", Пилюгин в них участия не принимал, и система управления новыми кораблями разрабатывалась в ОКБ Королева. Вместе с гироскопами Кузнецова она вполне удовлетворяла проектантов и по размерам, и по весу. И тут Пилюгин неожиданно почувствовал себя обойденным. Он пришел к Королеву и сказал, что хочет работать по программе Л-1 и предлагает свою систему управления для облета Луны. Что оставалось делать Королеву? Оттолкнуть протянутую к нему руку старого друга? Королев согласился отдать ему часть системы. Люди Пилюгина приехали к проектантам Королева со своими разработками. Быстро выяснилось: то, что предлагают пилюгинцы, - тяжелее, требует больших затрат энергии, да и нет еще толком ничего, что можно было бы руками потрогать, а если и есть, то из старых разработок. Раушенбах пошел к Королеву и сказал, что, если дорабатывать то, что предлагает Пилюгин, будет потеряно года два, а то и три. Королев выглядел очень усталым, слушал Раушенбаха, глядя в сторону. Долго молчал. Потом сказал каким-то тусклым, не своим голосом:

754

— Ну что мне делать? Если я ему откажу, я останусь совсем один...

Феоктистов усадил пилюгинских специалистов и с цифрами в руках начал доказывать им, что они с крупным счетом проигрывают и по весам, и по энергетике.

На следующий день Пилюгин позвонил Королеву по "вертушке" и заявил, что Феоктистов ведет себя неприлично, лезет не в свои дела, мешает его людям, и, если это не прекратится, он отказывается дальше работать.

Королев нахмурился еще больше. Он сидел один в маленьком своем кабинете и задумчиво рисовал на клочке бумаги равносторонний треугольник. Угол верхний-"Пилюгин". Внизу слева три фамилии: "Раушенбах", "Черток", "Кузнецов". У нижнего правого угла: "Феоктистов", "Бушуев". В центре треугольника - "Королев". Потом вызвал проектантов и сказал, что Феоктистов отстраняется от всяких переговоров по энергетике аппаратуры, отныне он будет вести с Николаем Алексеевичем эти переговоры сам...

Королев очень нервничал все это время. очевидно, он понимал, что дело не в достоинствах и недостатках тех или иных приборов, дело гораздо более серьезное: нарушались основополагающие принципы. Раньше он знал, что и для него, и для Николая, и для Вити-"крошки" на первом месте стояли интересы Дела. Собственные интересы, министерские амбиции, честь мундира фирм - все всегда отступало на задний план. А теперь тот же Николай берет его за горло и в интересы Дела вторгается нечто, самому Делу чуждое и вредное...

Сидят (слева направо): Семёнов, Р.Ударов, А.Г.Мрыкин, Н.А.Пилюгин, М.В.Келдыш, В.П.Мишин,
Л.А.Воскресенский, В.М.Рябиков, М.И.Неделин, С.П.Королёв, К.Н.Руднев, В.П.Глушко, В.П.Бармин;
стоят: А.Ф.Богомолов, П.Е.Трубачёв, В.И.Кузнецов, А.А.Васильев, К.Д.Бушуев, А.И.Носов, В.И.Ильюшенко,
А.И.Нестеренко, Г.Н.Пашков, М.С.Рязанский, В.И.Курбатов.

Работы по программе Л-1 действительно сильно затормозились вмешательством Пилюгина, но продолжались и после смерти Сергея Павловича. Беспилотные ЛОК называли "Зондами", очевидно в надежде запутать "вражескую" разведку: первые три "Зонда" - межпланетных автомата - были запущены при жизни Королева в апреле 1964-го - июле 1965 года. Они не имели ничего общего с серией "Зонд-4" - "Зонд-8" - лунными "Союзами", испытания которых закончились в 1970 году.

Фрэнк Борман, Джеймс Ловелл и Уильям Андерс впервые облетели вокруг Луны в декабре 1968 года. Мы могли повторить такой полет уже после того, как американцы высадились на Луну. Это делало программу Л-1 вовсе бессмысленной, и она была закрыта.

Георгий Николаевич Бабакин

Но в 1964 году Королев верил в Л-1. И в Л-3 он тоже верил. Очень хотелось ему доказать Глушко, что он сможет обойтись без него. Работы над Н-1 шли

756

полным ходом. Именно с этой ракетой Сергей Павлович связывал все свои планы на ближайшие годы и прежде всего планы достижения человеком Луны. Просчитанные варианты схемы полета на Луну убеждали, что наиболее выгодной является та, которую еще в 1918-1919 годах предложил Юрий Васильевич Кондратюк. По этой схеме на двухместном корабле, предназначавшемся для облета Луны, устанавливался лунный модуль - маленький аппарат, способный опустить на Луну и поднять с Луны одного космонавта, в то время как его товарищ ждал его на орбите спутника Луны. То есть это была та же схема, по которой позднее были осуществлены лунные путешествия американцев. Ни мы не умнее их, ни они не умнее нас - просто математические поиски наилучшего варианта приводили к "схеме Кондратюка", который первый это понял. Отличие неосуществленного советского проекта высадки и осуществленного американского заключалось в том, что у нас на Луну должен был высадиться один космонавт, а другой ждал его, кружась вокруг Луны, а у американцев на Луну летели вдвоем, а третий ждал в трехместном корабле.

Уже первые эскизы программы Л-3 - так кодировалась высадка человека на Луну - показали, что вписаться в те 85 тонн, которые могла поднять на орбиту "перевязанная" после совещания в Пицунде ракета Н-1, невозможно. Королев всегда умело преодолевал те трудности, которые возникали, когда оказывалось, что тот или иной аппарат весит больше, чем предполагалось. Великое техническое чутье подсказывало ему, где и что можно облегчить. Кроме того, у Главного существовали личные, неведомые его соратникам тайные резервы, которыми он, правда очень неохотно, пользовался, когда все другие были исчерпаны. Теперь этих резервов у Королева не было. Он требовал от Николая Дмитриевича Кузнецова форсажа двигателей - очень медленно подъемная сила ракеты стала ползти вверх. Уже после смерти Сергея Павловича этот рост остановился, чуть-чуть не достигнув отметки 100 тонн. Параллельно Королев буквально третировал Бушуева, отвечающего за весовые характеристики космических аппаратов. Поиски резервов веса превратились в некую маниакальную идею Королева. Он не жалел денег на премии за любые рационализаторские предложения, связанные с уменьшением веса. В анналы Подлипок вошла история об одном умельце, ухитрившемся получить премию за предложение высасывать воздух из трубчатых конструкций, поскольку и воздух тоже что-то весит. С упорством, всем известным, Королев ищет буквально граммы, но найти их становится все труднее.

- Однажды СП позвонил мне, - рассказывал Борис Евсеевич Черток, - и сказал каким-то убитым голосом:

- Я хочу с тобой ругаться...

- Не понял. Сейчас приеду, - я находился на другой территории нашего ОКБ, довольно далеко от кабинета Главного.

- Не надо. Я сам к тебе приеду.

- Кого собрать?

- Никого не собирай. Весовая сводка по Л-3 у тебя далеко?

- Она всегда передо мной...

-Ну и хорошо...

Он не был похож на человека, который приехал ругаться. Был спокоен, медлителен, выглядел очень усталым, если не больным. Секретарше сказал,

757

чтобы никого ко мне не пускала. Заглянул в заднюю комнату отдыха, убедился, что и там никого нет, сел напротив меня, взял со стола весовую сводку лунного корабля и долго ее разглядывал. Потом поднял на меня глаза и сказал тихо:

- Я знаю, что ты мне будешь сейчас доказывать, что нельзя, невозможно сбросить десять килограммов. А мне и не нужны твои десять килограммов. Мне нужна тонна.

- Но...

- Надо! Иначе всей этой работе вообще конец. Ее прикроют. Создана экспертная комиссия во главе с Келдышем. Надо сбросить хотя бы 500 килограммов. Нельзя, чтобы такая сводка, - он бросил бумагу на мой стол, - фигурировала на экспертной комиссии...

Как проходило заседание этой комиссии - неизвестно. Очевидно, Королев уломал комиссию: работы по программе Л-3 продолжались. Но известно, что в это время Королева оставляет еще один, в недавнем прошлом столь верный союзник -Мстислав Всеволодович Келдыш. Келдыш был убежденным противником программы Л-3.

- Какие же нервы надо иметь, чтобы одному высаживаться на Луну?! — горячился обычно невозмутимый Келдыш. - Представьте себе на минуту, что вы один на Луне! Это же прямая дорога в психиатрическую больницу!

Впрочем, тревожили Мстислава Всеволодовича не только проблемы прочности человеческой психики. Прекрасно разбираясь не только в теоретических, но и чисто инженерных вопросах лунной программы, Келдыш видел, что все здесь находится на пределе, резервов нет, запасы прочности практически отсутствуют. Келдыш говорил Королеву:

- Поймите, если все это сработает, - придется верить в чудеса!

В ОКБ программа Л-3 тоже была непопулярна. "Гвардия" роптала. "Л-3 - это программа на грани фантастики", - говорил Илья Лавров. Глеб Максимов написал в августе 1964 года Главному докладную, доказывая, что Л-3 делать не надо. Королев пересадил Максимова на другую территорию, подальше от себя. Молодежь докладные писать не решалась, но в курилках шли жестокие дебаты: утверждали, что негоже нам догонять американцев.

Все это знал и видел Королев. Он не мог не знать и не видеть, что просчитался с определением предполагаемого веса лунного корабля, что на этот раз его гениальная интуиция изменила ему. И даже если Н-1 "дотянут" до 100 тонн, хватит ли этого? Для двух человек, может быть, и хватит, но с невероятными трудностями. Проектанты лунного модуля показывали ему эскизы. Космонавт сидел в кабине едва большей, чем телефонная будка перед дисплеем. Оптика, показывающая, куда ему садиться, была в полу. Кабинка опускалась на четыре "ноги". Королев не мог не видеть: сооружение хлипкое, ненадежное...^78
78 Не могу не вспомнить собственного впечатления от американского лунного модуля, в котором мне довелось посидеть в 1973 году в Хьюстоне. Это пугающе хрупкое сооружение напоминало какое-то непомерно большое елочное украшение. Не знаю, можно ли пробить стенку модуля ударом кулака, но проткнуть карандашом можно без труда. Тем выше подвиг астронавтов, совершавших на таких аппаратах фантастические путешествия.

Да, все это Королев видит. Но он не может остановиться. В дневнике М.К.Тихонравова мелькает: "2 августа 1965 г. Совещание в 16.00 у СП."... "5 августа. В 16.00 у С.П. совещание". "16 августа КБ. Было принципиальное совещание у СП." "20 сентября КБ. В 15 часов совещание у С.П. Интересное". Совещаний много, но он мало прислушивается к доводам тех, кто возражает ему, - а раньше делал это всегда. Часто они кажутся ему перестраховщиками, пессимистами.

Последняя жертва, которую он кладет на алтарь Н-1, - многолетняя дружба с Воскресенским.

В окружении Королева было много людей талантливых, щедро одаренных способностями уникальными, но и среди них одной из самых ярких видится фигура Леонида Александровича Воскресенского.

Он был не намного моложе Королева — родился в Павловском Посаде 13 августа 1913 года, но был намного живее, подвижнее. Познакомились они

758

еще в Германии, где Воскресенскому очень хотелось запустить Фау-2, да Москва не дала тогда добро. Однако Леонид Александрович успокоиться не мог - ведь он ни разу еще не видел, как работает большой ракетный двигатель не на стенде, а на "живой" ракете, а увидеть ему очень хотелось. Не дожидаясь, пока построят стартовые площадки в Капустином Яре, он поставил в лесу рядом с КБ одну из первых, собранных в Подлипках Фау-2, заправил ее и запустил, правда, только на предварительную ступень. Однако "вырубить" эту проклятую ступень никак не удавалось, и ракета грохотала, пока ни сожгла все топливо. Стартовый стол раскалился докрасна, мог рухнуть вместе с ракетой, тут уж взрыв неминуем. Пожарники поливали что было мочи стартовый стол и все вокруг. Короче, понервничали здорово.

- Ты что, с ума сошел?! - накинулся на Воскресенского Королев, - а если бы она улетела?

В 1947 году такой "пуск" мгновенно был бы оценен как теракт, и голову бы сложил не один Воскресенский, а бывшему зеку Королеву тут уж "вышка" была бы обеспечена...

Может быть, вот за эту бесшабашную лихость и любил Королев Леонида Александровича. Вернее, за гармоничное сочетание лихости с великим трудолюбием, бесшабашности с даром прирожденного испытателя. Воскресенский испытывал все ракеты Королева начиная с Р-1 до Р-9. Он знал их все, как говаривал горьковский Егор Булычев, "и на вкус, и на ощупь". Никакого прочного "законченного высшего" образования у Леонида Александровича не было. Формально Королеву трудно было назначить его на инженерную должность, тем более на должность начальника отдела испытаний. На счастье Воскресенского отсутствие у него диплома мало смущало Сергея Павловича. Королев всегда предпочитал "корочкам" головы. У него даже было свое определение безмозглого специалиста: "человек, обремененный высшим образованием". В анкете Воскресенского другое смущало: сын попа. Отец Леонида действительно был священником церкви Ивана-воина на Якиманке⁷⁹. Сын попа носил боевой орден Красной Звезды, но все-таки... Замом к Воскресенскому Королев поставил Виктора Ключарева, человека с безупречным пролетарским происхождением. Виктор защитил кандидатскую диссертацию, а Воскресенскому потом без защиты присвоили степень доктора технических наук.
⁷⁹Воистину неисповедимы пути Господни: родителей автора в этой церкви венчал отец Л.А.Воскресенского.

Леонид Александрович Воскресенский

Да, он был доктором, в самом обиходном смысле этого слова. Он лечил ракеты, и никто не знал их недуги лучше, чем Леня-Воскрес - так называли его в ОКБ и в глаза, и за глаза многие годы. Он приезжал на полигон первым и уезжал последним. В общей сложности он провел в заволжских степях и казахских пустынях многие годы. Но при этом он категорически не был жителем медвежьего угла. Напротив, Леонид Александрович - человек истинно столичный. Он любил сходить с женой в театр или на концерт, любил вкусно поужинать с друзьями в "Арагви", небрежно

759

заказать им трех огромных карпов из фонтана на Речном вокзале в Химках или собрать их дома на неспешный уютный ужин с дорогим вином. Он отлично водил собственную "Волгу", играл в теннис, катался на горных лыжах. "Иногда он был похож на Владимира Высоцкого, - говорил мне Черток, - а иногда - на Булата Окуджаву". Первый брак его был недолог. После войны он вновь женился. Елена Владимировна - очень красивая, светская женщина - была ему под стать. В 51-м родился Андрей, в 55-м Мария, но дети не изменили образа их столичной жизни. Человек, проработавший с Воскресенским многие годы, говорил:

- В нем причудливо соединялись откровенный цинизм, истинная интеллигентность, большое чувство юмора и абсолютная надежность в дружбе, в человеческих привязанностях.

Королев в письмах к Нине Ивановне писал, как ему хочется поменять весь ритм своего существования, рисовал планы на будущее, но в конце концов так ничего и не изменил. Воскресенский ничего не обещал и не рисовал - он просто жил в свое удовольствие. Может быть, Королев завидовал ему? А может быть, он завидовал Королеву? Во всяком случае, очень разные люди, знавшие их хорошо, единодушно утверждают, что более близкого человека в ОКБ у Главного не было. Один из очень немногих Леня-Воскрес мог говорить ему "ты".

В 1964 году на Байконуре началось строительство стартового комплекса для суперракеты Н-1. Из ракеты бумажной она начала превращаться в ракету металлическую. Воскресенский поставил перед Королевым вопрос о необходимости отработки первой ступени ракеты на испытательном стенде. Королев разъярился: Воскресенский прекрасно знал, что такого стенда не существует, и чтобы построить его, потребуется не один год. Не говоря уже о том, что денег на него нет и не будет. Да, Воскресенский знал это, но заявил, что начинать пуски новой машины без стендовых испытаний он не будет.

- Я, как заместитель Главного конструктора по испытаниям, не подпишу ни одной бумаги, пока мне не построят стенд, - твердо сказал Леонид Александрович.

Воскресенский был абсолютно прав. У нас в разных областях жизни научились экономить так, что "экономия" эта оборачивается огромными убытками. Не минула горькая чаша сия и ракетную технику. Зачем делать испытательные стенды? Будем сразу пускать готовую ракету и от старта к старту ее отрабатывать. Подобный метод "проб и ошибок", возможно (хотя вряд ли), экономически выгоден, когда испытываются конструкции сравнительно недорогие. Когда американцы истратили на лунную программу "Аполлон" 25 миллиардов долларов, все наши газеты, с непонятной истовостью защищая интересы американских налогоплательщиков, горестно сетовали на то, какие огромные средства "вбиты в пыль лунных морей". (Я тоже об этом писал.) Но средства эти янки вбили не только в пыль, но и в строительство разнообразных испытательных стендов, которые по сию пору используются и многократно себя окупили. Воскресенский понимал, что швыряться ракетами высотой более ста метров - себе дороже станет. И правота его подтвердилась во время испытательных полетов Н-1 уже после смерти героя этой книги.

Возможно, Королев злился и атаковал Воскресенского особенно упорно именно потому, что и сам понимал, что Леня-Воскрес прав. Но заместитель по испытаниям отбил все эти атаки Главного. Разговоры по душам тоже не помогли. В 1964 году Воскресенский подает в отставку, и Королев принимает ее. Это была огромная потеря для ОКБ. Формально он числился консультантом, но это уже не тот Воскресенский, который был так нужен Королеву...

16 декабря 1965 года Леонид Александрович ходил с Еленой Владимировной на концерт, был очень весел, острил. Умер за ужином мгновенно от кровоизлияния в мозг.

Хоронили Леонида Александровича на Новодевичьем кладбище. Рассказывают, что Королев плакал и слез не стыдился. Кто-то вспомнил грустную шутку Воскресенского: "Никогда не жалейте денег на похоронные венки. Эти деньги вы даете взаймы".

Жить Королеву оставалось меньше месяца...

760

Сотни раз, обрастая все новыми деталями и подробностями, пересказывалась и публиковалась знаменитая история о лунном грунте, робких астрономах и решительном Главном конструкторе. В течение многочасового совещания Королев никак не мог добиться ответа специалистов на простой и ясный вопрос: Луна твердая или покрыта толстым слоем пыли, в которой космический аппарат может утонуть, как в болоте?

Было сказано очень много слов, но ответа не было. Тогда Королев встал и сказал:

— Итак, товарищи, давайте исходить из того, что Луна твердая?

- Но кто может поручиться? Кто такую ответственность на себя возьмет?

- Ах, вы об этом... - поморщился Сергей Павлович. - Я возьму.

Он вырвал из блокнота листок бумаги и размашисто написал: "Луна твердая. С. Королев".

Если это и легенда - а жизнь и труд Главного конструктора, особенно в последние годы его жизни, обрастали множеством легенд, то она очень похожа на правду: характер здесь отражен точно. Абсолютно достоверно лишь то, что Королеву действительно очень хотелось узнать, какая она, Луна: твердая или зыбучая?

В декабре 1961 года несколько известных наших астрономов получают личное приглашение президента Академии наук СССР Келдыша на совещание. Если бы пригласил Королев, вряд ли кто-нибудь приехал: никто секретного Королева не знал. Приехали А.Г.Масевич, Д.Я.Мартынов, Ю.Н.Липский, М.М.Кобрин, старейшина наших астрономов А.А.Михайлов из Пулкова, Н.П.Барабашов из Харькова, B.C.Троицкий из Горького. Келдыша не было. Встречу проводил Королев.

- Нам предстоит посадить наши космические аппараты на Луну, и вы понимаете, что нам нужно знать свойства лунного грунта, а никаких данных от астрономов мы не имеем, - сказал Сергей Павлович.

Началось тягучее обсуждение.

- Очевидно, Луна твердая...

— Да, но Томас Голд утверждает, что слой пыли имеет большую толщину...

— Как будто это подтверждают и денситометрические измерения Копала...

Возможно, здесь Королев и написал свою легендарную записку...

Через два месяца Сергей Павлович приглашает астрономов к себе в ОКБ, показывает гагаринский корабль, рассказывает о ближайших перспективах исследования планет. На этот раз разговор получился более предметный. К этому времени с помощью метода дискретных радиоисточников ученым из Радиофизического института в Горьком (НИРФИ) удалось получить и осмыслить некоторые данные о лунной поверхности, ее плотности, пористости, раздробленности, температуре.

— Наиболее вероятно, — сказал руководитель нижегородцев Всеволод Сергеевич Троицкий, - что Луна покрыта довольно прочной пористой породой типа базальта, слегка припорошенной пылью. Ваш аппарат и человек не провалятся и не утонут...

Королев тут же заключает договор с НИРФИ. Согласно этому документу, все работы должны быть завершены к концу 1966 года. Феоктистов недоволен: "Когда они представят свой отчет, мы уже обследуем Луну вдоль и поперек". Но Королев договор подписывает, и с конца 1963 года Троицкий разворачивает в Крыму на Карадаге свои работы.

Мягкой посадкой на Луну, с которой Королев связывает свои планы на будущее, он начинает заниматься уже тогда, когда только отрабатывается - со многими неудачами - старт с промежуточной орбиты. Лишь "Луне-4" в начале апреля 1963 года удается уйти с орбиты спутника к Луне, но в Луну и она не попадает: пролетает в 8500 километрах в стороне. Почти целый год Королев к лунной программе не возвращается, затем предпринимает несколько "пристрелочных" попыток

761

запустить уже новые автоматические станции, предназначенные для мягкой посадки. Как и прежние, они должны стартовать на орбиту искусственного спутника Земли, с нее разгоняться, чтобы преодолеть притяжение нашей планеты, затем тормозиться у Луны, а перед самым ударом на автомате должен надуваться большой "мячик", внутри которого и упрятана вся аппаратура. Поскакав по Луне, "мячик" в конце концов успокаивается, опадает, вылезают антенны, включаются телекамеры. Техника совершенно в духе Королева: точнейший радиовысотомер прекрасно соседствует с "Ванькой-встанькой", как называли проектанты прыгающий "мячик" с аппаратурой, который из-за смещения центра тяжести действительно походил на старинную русскую игрушку.

Старты 1964 года по программе Е-6 закончились неудачно. Точнее, не закончились, а начались: автоматы не долетали до Луны.

Сергей Павлович целиком поглощен "Восходом-2", когда выясняется, что в середине марта 1965 года есть очень подходящее "окно" для запуска лунника, и аппарат, в принципе, готов. Королеву эта лишняя головная боль уж совсем ни к чему. "Тут еще вклинилась работа по попытке мягкой посадки на Л. - это наша старая тема, как ты знаешь,- пишет Сергей Павлович Нине Ивановне 27 февраля 1965 года, - она долго была отложена, а тут в марте (именно сейчас?!) самое удобное время сработать.

Я не думаю, чтобы получилось что-то хорошее, но начальство и мои все товарищи настаивают на том, чтобы эта работа тоже шла. Я, правда, ей совсем не занимаюсь, но, видимо, сейчас тоже придется, так что работы хватает".

Какие странные "некоролевские" ноты в этом письме. Не помню, чтобы еще где-нибудь так отчетливо звучало неверие в успех: "Не думаю, чтобы получилось что-то хорошее". Он явно сожалеет о том, что ему "придется заниматься" лунником. Письмо усталого человека.

7 марта опять сомнения: "...12-го будет в сторону Л., конечно, очередная попытка, и как-то она пройдет?!"

Лунник выходит 12 марта на орбиту, но сходить с нее не хочет, превращается в спутник. Уже по заведенной традиции врать во время неудач его нарекают в газетах "Космосом-60". "12-го снова неудача и опять по линии Коли⁸⁰ и его партнеров. А начало было очень хорошим. Какая же это беда нас преследует уже 3-й раз. А сколько было вложено труда!" - пишет Королев жене 14 марта.
⁸⁰Н.А.Пилюгин

Майское "окно" для Луны Сергею Павловичу не нравится: затевать старт на День Победы, а тут еще космодром награжден орденом Ленина, гулянье идет на полную катушку, и вдруг лунник какой-то надо пускать. Но пустили и в Луну попали. Именно попали, а не сели: аппарат разбился о скалы лунного Моря Облаков.

Через месяц Королев снова приехал на космодром, чтобы попробовать еще раз. Он очень устал, но бодрился, писал Нине Ивановне: «Здесь у меня все идет нормально, по графику, даже жара и та по графику: было 36°, вчера 37°, а сегодня обещают +40° в тени. Как говорится, "в среднем" я переношу этот тепловой заряд довольно хорошо». Хуже он перенес сообщение, что не прошла коррекция орбиты и автомат пролетел в 160 тысячах километров от Луны. Окрестить его очередным "Космосом" трудно: это не спутник. Так в справочных таблицах появилась "Луна-6".

Настроение у всех было очень мрачное. Ребята в ОКБ немного повеселели, лишь когда в июле "Зонд-3" передал на Землю 25 фотографий обратной стороны Луны. А потом опять неудача: стартовавшая 4 октября, в счастливый день запуска первого спутника (и две копеечки по копеечке лежали в кармане пиджака на счастье, и пальто драповое, счастливое, одевал на старт), "Луна-7" через три дня разбилась в Океане Бурь западнее кратера Кеплера.

762

Последний раз я виделся с Сергеем Павловичем в первых числах декабря 1965 года в его рабочем кабинете в Подлипках. На небольшом круглом, если память мне не изменяет, столике лежал кусок толстого плексигласа в половину газетного листа величиной, на котором хаотично были разбросаны и как-то хитро закреплены темные, похожие на шлак камни. Сбоку красовалась фантастическая табличка: "Лунные породы". Это были лабораторные образцы, синтезированные на основании теоретических разработок радиоастрономов и геофизиков. Я, конечно, заинтересовался, и разговор пошел о предстоящем вскоре запуске "Луны-8".

Сейчас, вспоминая все наши встречи, я понимаю, что никогда Королев не говорил со мной так взволнованно, так откровенно. Я не могу ручаться за точность слов, потому что бывают моменты, когда достать блокнот или включить магнитофон оскорбительно для собеседника. Есть журналисты - и я не осуждаю их, которые фотографируют, скажем, мать, рыдающую над убитым сыном. Я не могу. Вот и записывать за Королевым я не мог тогда: этот замкнутый, редко пускающий кого-нибудь к себе в душу человек доверился мне в те минуты, перестав видеть во мне журналиста. Несколько мгновений мы были вместе.

- Я видел очень много ракетных стартов - это захватывающее зрелище, - говорил Сергей Павлович, - но тут - нечто совсем другое, однако ничуть не меньшее по напряжению. Впечатление, что ты идешь в темноте, протянув вперед руки, чтобы не натолкнуться на стену, и знаешь, что стена вот где-то рядом, ты ее не чувствуешь, но ощущаешь, вот сейчас, сейчас... Это ощущение почти физическое...

После этих слов мне показалось, что та невидимая стена, никогда не позволявшая мне подойти к нему на расстояние более близкое, чем он мне отмерил, чуть отодвинулась, и я попросил:

- Возьмите меня в Крым. Я - везучий, и все будет хорошо...

- Везучий? А я не фаталист, - сразу окоротил меня Королев. Потом подумал и сказал уже мягко: - Запуск каждой "Луны" учит очень многому. Мы выбрали все возможные ошибки. "Луна-8" должна сесть. Ну, в самом крайнем случае -"Луна-9"... А что касается вашей поездки, надо подумать. Позвоните мне завтра утром...

С нетерпением ждал я следующего утра: очень хотелось слетать с Сергеем Павловичем в Крым. Звонил по "кремлевке" из кабинета главного редактора "Комсомолки".

- Тут ряд товарищей считают, что вам не нужно ехать, - раздраженно сказал Королев. Он не за меня, конечно, расстраивался: ему было неприятно признавать, что он не в силах сам разрешить эту поездку...

Это была наша последняя встреча. Больше я Сергея Павловича никогда не видел. Только в гробу, в Колонном зале...

Королев руководил подготовкой лунника в Тюратаме и только после старта полетел на НИП-10 в Крым, чтобы на месте убедиться, что коррекция траектории прошла успешно. Итак, теперь ясно, что автомат мимо ("в целях исследования космического пространства" - как писали в газетах) Луны не пролетит.

В Центре управления всем руководил Богуславский. Всегда немногословный Келдыш стал еще молчаливее. Королев посадил рядом с собой Чертока, который должен был объяснять ему секунда за секундой все телеметрические тонкости.

Тормозная двигательная установка сработала отлично. Как выяснилось потом, сломался небольшой пластмассовый кронштейн, и, когда "мячик" стал раздуваться, острый край этого кронштейна проткнул баллон. Лунник разбился чуть западнее кратера Кеплер.

- Когда я смотрел на С.П., - рассказывал Борис Евсеевич Черток, - то не знал, кого жалеть больше: лунный автомат, осколки которого валялись в пыли где-то там, за четыреста тысяч километров от нас, или этого большого, сильного человека, который был огорчен сверх всякой меры...

763

В Москве готовился большой разнос. "Луна-8" была первым аппаратом программы Е-6, который изготовлялся по чертежам ОКБ Королева не на его опытном производстве, а на бывшем заводе Лавочкина, который принадлежал теперь КБ Георгия Николаевича Бабакина. Завод был очень хороший, с высокой культурой производства, и, хотя, как выяснила специально назначенная комиссия, при изготовлении злосчастного кронштейна не проводился предписанный технологами пооперационный контроль и допускались некоторые другие нарушения, Королев понимал, что бить будут не безвинного новичка Бабакина, а его. И, очевидно, бить будут крепко. По сведениям, которыми уже располагал Сергей Павлович, Леонид Васильевич Смирнов был очень недоволен, а когда узнал, что и Леонид Ильич Брежнев тоже недоволен, пришел просто в ярость. Доклад на ВПК должен был делать Черток как технический руководитель программы Е-6. Королев "тренировал" своего зама: какие плакаты рисовать, что говорить и как говорить, а что можно и опустить. Наставлял и слушал варианты. Как говорил Черток - Королеву не нравилось. Поехали в Кремль.

По регламенту Борису Евсеевичу отвели сначала двадцать минут на доклад, но потом сократили до пятнадцати.

- Сейчас Черток доложит нам, что там у них происходит с мягкой посадкой... -в голосе заместителя Председателя Совета Министров уже звучало нескрываемое раздражение. - Прошу вас, Борис Евсеевич...

Сидевший рядом с Чертоком Королев положил руку ему на колено и совершенно неожиданно сказал:

- Леонид Васильевич, позвольте мне сказать...

- Почему? У нас в повестке дня отчет Чертока. - Леонид Васильевич знал, что Королев никогда не подставляет под удар своих людей. И то, что Королев, в сравнении с Чертоком, оратор куда более сильный, Смирнов тоже знал. Поэтому ему не хотелось выпускать Королева: - Вот Борис Евсеевич нам доложит, мы его послушаем, обсудим ваши дела, и вы тоже сможете потом выступить...

- Я имею право, как Главный конструктор, выступить раньше, чем начнет говорить мой заместитель? - тон Королева не предвещал ничего хорошего, но Смирнов не испугался, он понимал, что он формально защищен этикетом совминовского аппарата:

- Вы нарушаете повестку дня, - холодно и спокойно сказал Смирнов.

- И все-таки я очень прошу дать мне слово, - Королев все ниже опускал подбородок. Смирнов понял: это - к бою.

- Господи, да пусть говорит, — устало буркнул кто-то из челомеевцев. Все загудели. Смирнов быстро сообразил, что Королев, уловив поддержку зала, будет теперь еще больше упорствовать, а создавать впечатление, будто он его, Смирнова, давит и задавить может, нельзя ни в коем случае.

- Ну как, товарищи? Разрешим Сергею Павловичу, раз уж он так настаивает?.. - с добродушием в голосе спросил Леонид Васильевич.

Все одобрительно загудели.

Королев вышел из-за стола, прошел поближе к председателю.

- Видите ли в чем дело, товарищи... - начал Сергей Павлович голосом доброго сказочника, в котором проскальзывали лукавые нотки. - Черток сейчас будет вам все долго и мутно объяснять, как оно было и почему не получилось. Но это все не важно. Поэтому я не хочу даже, чтобы он разворачивал свои плакаты. Поймите главное: идет процесс познания. Да, мы ошибаемся, делаем глупости, иногда случаются неудачи серьезные. Поймите, мы сейчас ворвались в область, нам неизвестную, никому неизвестную. Но от пуска к пуску мы приближаемся к успеху. Я верю в него. Мы настолько близки к победе, что я могу гарантировать: следующая попытка будет удачной. Идет процесс познания, - еще раз повторил Королев, сделал короткую паузу и добавил: - И мне кажется, нет нужды всем нам тратить время и слушать Чертока...

Через много лет Черток скажет: "Если бы я выступил тогда, проект Е-6, возможно, прикрыли бы..."

764

Королев не обманул Военно-промышленную комиссию: "Луна-9" села в районе Океана Бурь между кратерами Галилей и Кавальери - жил такой итальянский математик в XVII веке. Это случилось 3 февраля 1966 года - через 20 дней после гибели Сергея Павловича.

Молодежь на НИПе-10 начала было поговаривать, что вроде бы пионерское это достижение надо посвятить памяти Главного конструктора, но наверху посоветовались и сочли, что вряд ли нужно это делать. Надвигался ХХIII, заведомо исторический, съезд КПСС, и весь народ встречал его новыми трудовыми свершениями. При чем тут Королев? Конечно же, "Луну-9" следует посвятить грядущему эпохальному форуму.

На том и порешили.