— Есть! — кричит то один, то другой ныряльщик, и вот уже летит по воздуху черный комочек. Наконец слышу команду:
— К автобусу-у! Пора-а!
Было весело и так хорошо, как бывает с настоящими друзьями, когда и разговаривать интересно и молчать славно.
До старта оставалось два дня.
Мы, журналисты, приехали вместе с учеными на космодром, чтобы присутствовать при запуске первого спутника социалистических стран «Интеркосмос-1».
Потом будет много пусков. Уйдут в небо юбилейные «Интеркосмосы», поездки на космодром станут обыденными, но каждый раз в канун старта микроавтобус повезет всех на озера. Там, далеко от монтажно-испытательного корпуса и стартовой площадки, легче скоротать время, а здесь, в городке, оно будет тянуться бесконечно.
Мы возвращались, и часы казались неделями — так медленно отстукивали время стрелки хронометра.
Две недели яростного труда, последний рывок перед пуском... Потом спутник уходил в космос, и ученым оставалось только ждать, как будет работать аппаратура уже на орбите. Их прибор, их передатчик...
Мы разговариваем о чем угодно, кроме завтрашнего дня. Правда, изредка кто-нибудь срывается...
— Вы представляете...— Борис Вальничек делает паузу... — Через двенадцать часов...
— Не надо. Мы же договорились...
— Ладно, не буду.— Борис замолкает на минуту и предлагает мне:
— Погуляем?
Я киваю.
Мы выходим на улицу. Теплый тихий вечер. Молча идем по аллее.
О чем он думает?
Я искоса поглядываю на Вальничека. Он смотрит вперед, туда, где далеко-далеко горит огонек. Одинокий фонарь, который почему-то не погашен в этот поздний час.
Борис вспоминает Прагу? Или долгие месяцы, которые вели к космодрому?
— По остроумному замечанию одного французского ученого,— неожиданно говорит Борис,— взаимоотношения Солнца и Земли можно определить, как сюжет тонкой психологической драмы. Характеры героев достаточно ясны, однако никогда нельзя предугадать, как именно поступит один из них в конкретной ситуации.
Он думал о Солнце.
Я попробовал разговорить его:
— Спутник мне кажется ромашкой. По крайней мере, он похож на нее.
— Спутник похож на ласточку... Для меня это первая ласточка,— рассмеялся Борис.
Через десять дней после запуска я получил из Праги пакет. В нем была газета со статьей Бориса Вальничека, которая называлась «Первая ласточка».
Вечером мы ждали Сообщение ТАСС о запуске первого спутника «Интеркосмос».
Нас было четверо. Два конструктора и два журналиста. Радиоприемник был установлен в номере по настоянию технического руководителя запуска.
— Я хочу сам услышать сообщение, — несколько раз повторил он, — это очень важно...
Мы не стали допытываться, почему это так важно. Ясно, что для него создание первого «Интеркосмоса» — важная веха в жизни. Впрочем, технический руководитель не любил говорить о себе.
— О наших делах пусть судят другие,—сказал он однажды на пресс-конференции, и журналисты больше не обращались к нему, хотя на все встречи с прессой он обычно приходил. Сидел в сторонке и слушал.
Неожиданно технического руководителя позвали на пункт связи.
— Москва, — коротко ответил на наш вопрос дежурный.
Вскоре технический руководитель вернулся.
— Разговаривал с Кузьмичом,—сказал он. — Главный благодарит за работу.
— Вы давно работаете у Янгеля? — спросил я.
— С самого начала. Он сделал из меня конструктора...
* * *
— Сотрудники рассказывали мне, что перед поездкой на космодром вы приглашали их к себе...
— Да, сам я уже не мог бывать на космодроме так часто, как в первые годы.
— Болезнь мешала?
— Не только. К 69-му году наше конструкторское бюро стало одним из ведущих. Мы разрабатывали различные типы ракетно-космических систем, и, бесспорно, самое принципиальное, самое новое требовало постоянного внимания Главного конструктора. По должности положено заниматься основным. На все не хватало времени, да и помощники вполне справлялись со своими конкретными проблемами.
— И тем не менее вы приглашали к себе сотрудников, когда они собирались на космодром?
— Доброе слово перед дорогой приятно человеку.
— Михаил Кузьмич, если бы начать все сначала, какую бы вы избрали профессию?
— Параллельно с учебой в МАИ приобрел бы специальность летчика, а потом, работая конструктором, попытался бы стать космонавтом.
— Жалеете, что прошли не тот жизненный путь?
— Нет. Просто время ныне другое. Что касается летной профессии, так она помогла бы мне очень в моем конструкторском труде. Великое дело — самому почувствовать недостатки своей машины...
* * *
Когда мы всматриваемся в жизненный путь Янгеля, порой не верится, что к вершинам науки его тропа началась так далеко от Москвы. Не только географически — двадцатый век спрессовал расстояния. Необычайные социальные изменения пронеслись над землей. Именно они превратили сибирского паренька, жителя глухой деревеньки в Главного конструктора, депутата Верховного Совета СССР.
Мир очень изменился за последние полстолетия, и сравнить трудно детство Миши Янгеля с детством сегодняшних парнишек. Не тот кругозор, не те интересы и совсем иной объем знаний и представлений. Теперь имя Янгеля известно во всем мире тем, кто интересуется космосом и космонавтикой. Я убедился в этом, когда во время одной из командировок встретился с подростками — жителями ГДР.
Делегацию молодых ученых Института космических исследований Академии наук СССР пионеры Лейпцига встретили цветами. А потом вперед вышел мальчишка. На рукаве его куртки я увидел эмблему: «Клуб юных космонавтов имени Германа Титова».
— Мы знаем, что вы принимаете участие в исследованиях космоса,— сказал он,— однако пока никто из вас не летал за пределы Земли. Мы решили предоставить вам свой корабль, который через час стартует к Сатурну. Но прежде вам необходимо сдать экзамены, которые обязательны для каждого члена нашего клуба...
Естественно, мы не могли отвергнуть это предложение.
В специальном зале заседала «государственная комиссия». На столах — всевозможные приборы и аппаратура. Председатель комиссии роздал ученым и журналистам карточки с вопросами. Нам нужно было ответить на них.
Первым нас экзаменовал теоретик. Он предложил два десятка вопросов: «Задачи полета станции «Марс-3»?», «Где и когда произвела посадку станция «Луна-9»?», «Каковы особенности кораблей «Союз»?», «Расскажите о выдающихся конструкторах С. Королеве и М. Янгеле» и т, д. Отвечать пришлось подробно. В тех случаях, когда я что-то забывал, теоретик тактично подсказывал мне.
В карточке появилась первая отметка «сдано», и я направился к следующему экзаменатору.
За час мы побывали и у психолога, и у математика, и у конструктора. Прошли испытания на внимательность, меткость, выносливость, сообразительность... Наконец экзамены позади, и тех, кто их успешно сдал, пригласили в космический корабль.
Звучат доклады членов экипажа:
— Навигационная аппаратура подготовлена!
— Связь в порядке!
— Ветер — три балла, облачность высокая! В экипаже корабля восемь человек: командир, метеоролог, астроном, навигатор, связист, планетолог, бортинженер и, наконец, стюардесса, которая сразу же после посадки в корабль предложила нам мятные конфеты,
— Корабль «Сатурн-1» к старту готов!—доложил командир наземной службы.
— Старт разрешаю! —донеслось из репродуктора.
На экране телевизора мы увидели, как из дюз ракеты вырвался столб пламени.
Около часа продолжался «полет». Астроном подробно рассказал нам о звездах, планетолог познакомил с последними гипотезами о происхождении каналов на Марсе, бортинженер — об устройстве корабля...
— Почти каждый день с космодрома в Лейпциге «стартует» в разные уголки солнечной системы пионерский корабль, — рассказывал нам директор клуба.— Многие ребята в клубе увлекаются электроникой, астрономией, метеорологией. Я уверен, что из них вырастут прекрасные специалисты, в том числе и космической техники...
Возможно, кто-то из ребят Клуба юных космонавтов станет конструктором ракет, полетит в космос, но главное в другом — их путь в науку прям и открыт.
Потом ребята попросили нас рассказать о встречах с космонавтами и конструкторами космических кораблей и ракет. Я говорил о встречах с Янгелем, о его жизни. Рассказывал и понимал, что им, рожденным уже после полета Гагарина, трудно представить далекий сибирский край, крохотную деревушку, где грамотных-то было по пальцам перечесть, и мальчугана по имени Михаил.
Члены клуба имени Германа Титова летают к Сатурну, мечтают о марсианских равнинах, а Миша Янгель в свои десять лет даже не знал об их существовании. Его мир был окольцован рекой, текущей у хаты, и тайгой, которой нет конца и краю.
назад