ДАТА

Профессор Георгий КАТЫС уверен, что исследования околоземного пространства принесли бы большие результаты, если бы тридцать лет назад не распустили отряд космонавтов Академии наук, созданный Сергеем Королевым.

— Если бы Сергей Королев не умер всего в шестьдесят лет, космонавтика развивалась бы в нашей стране иначе?

— Безусловно. Я не сомневаюсь, что отряд Академии наук, который я возглавлял, занял бы главное место, и это придало бы совсем иное лицо нашей космонавтике.

— Как началась история вашего отряда?

— В начале 1953 года в МВТУ я стал кандидатом наук, и меня направили в закрытый НИИ, в лабораторию испытаний ракетных топлив. Там я и познакомился с Сергеем Королевым и Валентином Глушко, часто бывал у них.

Сергея Павловича заинтересовали мои работы по тепловизионной системе, а Валентина Петровича привлекли исследования температурного поля.

В 1962 году после защиты докторской диссертации я стал заведующим лабораторией в отделе академика Петрова.

Во время одной из бесед с Сергеем Королевым я рассказал ему о своем желании стать космонавтом-ученым. Сергей Павлович поддержал меня и порекомендовал обратиться непосредственно к Хрущеву. Подчеркнул, что я могу рассчитывать на его поддержку. Он одобрил мое предложение о проведении глобального эксперимента с борта космического корабля.

Речь шла о построении подробного информационного портрета Земли с помощью оптико-электронных систем, которые были созданы в моей лаборатории.

В своем письме Хрущеву я довольно подробно изложил свою точку зрения на освоение космоса и на ту роль, которую может сыграть космонавт-исследователь. Естественно, я предлагал в этом качестве себя.

— Интересно, дошло ли письмо до самого Хрущева?

— Не знаю. Однако события развивались стремительно. Письмо я отправил 17 июля, и месяца не прошло, как я был направлен на медкомиссию, которую успешно прошел в том же 1962 году. Однако в отряд космонавтов я был зачислен позже как представитель Академии наук СССР. Я начал подготовку к полету на новом трехместном космическом корабле. Вскоре в нашей группе появился Константин Феоктистов.

Мне рассказали, что он представитель ОКБ-1, кандидат технических наук. Я понял, что мы будем претендовать на место в корабле.

В начале июля были сформированы два экипажа для полета на «Восходе». В основной вошли Волынов, Катыс, Егоров, в дублирующий — Комаров, Феоктистов,Сорокин-Лазарев.

Тренировки шли весьма интенсивно. Я принимал участие во всех: прыгал с парашютом, летал в невесомости на истребителе, а затем и на Ту-104, отрабатывал посадку на воду и так далее.

— У вас сомнений не было, что полетите?

— Они начали появляться все чаще после того, как мне предложили вступить в КПСС, а я отказался, объяснив, что не могу получать партбилет, так как его носили и, возможно, еще носят те, кто оклеветал, а потом расстрелял моего отца в 1937 году.

— Неужели в этот момент вы не поняли, что вам не суждено полететь?

— Мне было ясно, что генерал Каманин сделает все возможное, чтобы избавиться от меня. В конце концов он добился, чтобы меня переместили из основного экипажа в дублирующий.

— А как на это среагировал Королев?

— У нас с ним состоялся разговор перед стартом «Восхода-1». Он начал так: «Георгий Петрович, вы — доктор наук, вы должны выполнить во время космического полета солидные научные исследования. Только тогда ваш полет будет иметь смысл. Ну зачем вам участвовать в этом суточном полете? Вы же ничего исследовать за это время не сможете.

Одни сутки — это только время адаптации, то есть время привыкания организма к невесомости.

Вам нужно лететь в космос на 10 — 15 дней с соответствующей тщательно проработанной научной программой и со специальной научной аппаратурой, чтобы привезти солидные научные результаты. Пусть на сутки летит мой конструктор Феоктистов, который все уши мне прожужжал разговорами об этом своем полете».

Эти слова Королева, конечно, напоминали попытку подсластить горькую пилюлю. Однако железная логика в рассуждениях имелась.

Во время той беседы он предложил мне разработать программу для научных исследований «Восхода-3», до полета которого оставалось, по планам Королева, чуть больше года. Эта встреча произвела на меня неизгладимое впечатление.

Помню его скромный кабинет на космодроме и его самого в простой синей безрукавке. Он увлеченно говорил о целях и задачах очередного космического эксперимента. Было видно, что он уже глубоко обдумал свои замыслы.

В завершение беседы Сергей Павлович сказал: «Я полностью отдаю вам, Георгий Петрович, «Восход-3» для проведения научных экспериментов и исследований в космосе. Действуйте оперативно. Широко привлекайте смежников. Я готов оказать вам максимальную помощь».

Я с энтузиазмом воспринял его слова.

— Вы встречались с Юрием Гагариным?

— Конечно. Кстати, после полета «Восхода-1» мы вместе отдыхали в Сочи. Много беседовали о будущей научной экспедиции «Восхода-3».

Однажды Юрий Алексеевич предложил нам полететь вместе: он — командиром, а я — ученым-исследователем. Конечно же, я горячо поддержал эту идею. Вместе мы пошли к Королеву. Но он сразу же сказал: «Вам, Юрий Алексеевич, мы готовим совершенно другую перспективу».

Я продолжал интенсивно готовить научную программу «Восхода-3». В основном это были исследования и эксперименты по зондированию Земли, изучению природных ресурсов.

Конечно, это была программа для группы космических кораблей, полет «Восхода-3» должен был стать лишь началом, стартом комплекса научных космических исследователей. Вполне естественно, для ее выполнения требовались высококлассные специалисты.

— Вы же предлагали создать отряд космонавтов Академии наук СССР?

— К сожалению, дело двигалось медленно. Только в конце апреля 1965 года президент АН СССР Мстислав Келдыш принял решение создать такой отряд. В него предполагалось отобрать физиков, астрономов, биологов, геологов и представителей других специальностей.

— Но ведь у академии опыта отбора космонавтов не было?

— Поэтому формированием этой группы пришлось заняться мне.

Но это было чуть позже, а пока по просьбе Королева я форсировал работы по подготовке полета «Восхода-3». Борис Волынов был утвержден командиром корабля, а я — исследователем. Полет планировался на 15 суток. Однако вскоре начали проявляться всевозможные трудности.

Смежники не успевали создать новую систему жизнеобеспечения, в КБ начали делать новый корабль «Союз», да и военные потребовали, чтобы вся программа полета была подчинена только их целям, мол, не наука им нужна, а разведывательные данные. Единственный человек, который мог отстаивать нащу точку зрения, был, конечно же, Королев.

Ему помогали академики Келдыш и Петров. Но тут случилась трагедия — не стало Сергея Павловича. И сразу же все изменилось: научная программа «Восхода-3» была заменена военной, а нас отстранили от подготовки к полету. Академик Мишин, сменивший Королева, не смог противостоять военным, ведь такого авторитета, как у Сергея Павловича, у него не было.

— Но ведь «Восход-3» так и не полетел?

— Военные не смогли создать для космического корабля ничего путного. Ясно, что это была авантюра, и она провалилась.

— А в Америке в то время была группа ученых-космонавтов?

— Группа астронавтов-ученых появилась в 1964 году. У нас — на три года позже. Но если в США нашим коллегам уделялось особое внимание, то к нам отношение было предвзятое.

— Насколько мне известно, в вашей группе не было ни одного члена партии.

— Да, это так. Наша группа в Центре подготовки космонавтов была воспринята как инородное тело, но тем не менее она просуществовала до 1974 года.

Из разных институтов и университетов были отобраны 24 молодых ученых. Все они были направлены на медкомиссию. Активное участие в формировании группы принимал Мстислав Всеволодович Келдыш.

Его настойчивость помогла преодолеть негативное отношение военных и ОКБ-1 к созданию этой группы. Там считали, что вполне достаточно для космических полетов военных летчиков и инженеров из конструкторского бюро.

Естественно, медики сделали все возможное, чтобы забраковать кандидатов от Академии наук. И все-таки 19 человек были допущены для подготовки в ЦПК. Из них генерал Каманин, которому подчинялся центр, лично отобрал четырех человек, которые и приступили к тренировкам.

— Я знаю, что никто из них не полетел в космос, поэтому назовите их.

— Мне выпала честь руководить молодыми, талантливыми учеными. Это Рудольф Гуляев, Ординард Коломийцев, Марс Фаткуллин и Валентин Ершов. Первые трое были из Института земного магнетизма, ионосферы и распространения радиоволн (ИЗМИРАН), а Ершов — из Института прикладной математики. Трое ученых из ИЗМИРАНа должны были участвовать в проведении исследований солнечно-земных связей, а Ершов взял бы на себя навигационное обеспечение облета Луны.

Я пытался долгое время включить членов группы в конкретные программы предполетной подготовки, но везде встречал стену безразличия. Да и время было весьма неудачное: на нашу космонавтику посыпались всяческие неприятности, аварии и катастрофы. А когда речь зашла об экономии средств на космос, то первой жертвой экономии стала группа космонавтов Академии наук.

В ЦК партии, где космонавтику курировало несколько отделов, никто не стал нас поддерживать, так как в группе не было ни одного члена партии, хотя я наивно полагал, что партийность и космос — вещи далекие друг от друга.

— Как сложилась ваша судьба в дальнейшем?

— От космоса я никогда не уходил. Просто отошел подальше от кораблей, от экипажей, от Центра подготовки космонавтов и от той суеты, что царила там. С начала 70-х годов стало ясно, что лидирующую роль в космосе станут играть автоматические аппараты и станции. Для них мы и начали создавать уникальную аппаратуру. Были разработаны специальные системы зондирования Земли. Они используются на искусственных спутниках.

А затем мы создали принципиально новых роботов для исследования планет и разных космических тел, в частности «шагающие аппараты», получили авторское свидетельство на них. Наш колесно-шагающий самоходный аппарат обладает очень высокой проходимостью. Щели, уступы, впадины, трещины на любой планете не преграда для него. Он не может туда провалиться, так как видит, куда ставит свою опору. На этом аппарате можно установить и специальную кабину, и тогда из автомата-робота он превращается в обитаемый отсек.

— В общем, вы всегда готовы к полетам на орбиту?

— Признаюсь: всегда готов! Мне 80 лет, но если бы сегодня представилась возможность, я с удовольствием отправился бы куда-нибудь в космос. Эта мечта прошла со мной через всю жизнь.

Беседовал Виталий ГУБАРЕВ