Г. ЧЕРНЕНКО

Признаться, я мало надеялся на: успех, когда шел по вытянутому, словно по линейке, Кировскому проспекту Ленинграда, всматриваясь в таблички с номерами домов.

Наверное, у меня было не больше одного шанса на успех из ста. Я это знал. Тот, кто меня интересовал, тридцать пять лет назад был совсем мальчишкой, и мало ли что могло произойти за эти три десятка лет: он мог сто раз «съехать» с квартиры и изменить адрес, уехать в другой город, наконец. Да сохранился ли сам дом?

Впрочем, я, кажется, слишком забежал вперед. Все началось в необычном архиве в одном из обыкновенных ленинградских домов. Владельцу архива — Георгию Ильичу Солодкову, теперь уже очень старому человеку — выпало редкое счастье более тридцати лет назад быть секретарем и поверенным в делах Константина Эдуардовича Циолковского.

Г. И. Солодков жил тогда в Москве, но часто по делам приезжал в Калугу к Циолковскому, а еще чаще получал от него письма. Писем накопилось много, более восьмидесяти, и Георгий Ильич всю жизнь бережно хранил их, пронеся через все жизненные невзгоды. Для биографов и исследователей замечательного ученого архив его бывшего секретаря, к слову сказать, совсем еще мало изученный, представляет немалый интерес.

Однажды, читая, с разрешения Георгия Ильича, эти письма, поблекшие от времени, написанные карандашом и не всегда разборчиво, я нашел пожелтевшую страничку, отпечатанную на машинке.

«Юным техникам Ленинграда от К. Циолковского», — прочел я. Это был отрывок из обращения великого ученого к юным изобретателям города на Неве, написанного 16 февраля 1933 года. К сожалению, повторяю, это был лишь отрывок. Георгий Ильич не запомнил, как он к нему попал и куда делась остальная часть текста.

Мне захотелось до конца прочесть это письмо К. Э. Циолковского к ленинградским ребятам. Больше того, из сохранившегося в архиве Солодкова отрывка было ясно, что обращение Константина Эдуардовича явилось ответом на письмо из Ленинграда. На чье письмо? Это было неизвестно.

К счастью, Константин Эдуардович имел обыкновение оставлять у себя копии своих писем и бережно хранить письма своих многочисленных корреспондентов. Теперь большая часть этой огромной корреспонденции находится в Москве, в архиве Академии наук, в специальном фонде под номером 555 (хорошо известном циолковедам). Многие письма к К. Э. Циолковскому и его ответные, к сожалению, бесследно пропали в тяжелые и тревожные годы. «Но возможно, — надеялся я, — интересующие меня письма сохранились». С такими мыслями я и обратился в Москву, в архив.

К. Э. Циолковский.

Не буду утомлять читателей рассказом о долгом ожидании ответа из архива. Скажу лишь только, что однажды из Москвы пришел объемистый пакет с полным текстом обращения К. Э. Циолковского и фотокопией неизвестного мне письма, написанного крупным, неровным почерком. Письмо было отправлено в 1932 году, скорее всего — осенью.

«Дорогой Константин Эдуардович! — читал я. — Всем юным техникам Ленинграда известны ваши труды в области дирижаблестроения. .. Наша ленинградская детская газета «Ленинские искры» просит Вас написать статью о том, как Вы начали конструировать, как тормозили Ваши изобретения и как на Вас смотрело царское правительство... Ребятам это будет очень интересно... Убедительно просим вместе со статьей Вашей прислать также свою фотокарточку. Я думаю, что это скромная просьба и Вы не откажете в ней нам. У нас в Ленинграде много авиамодельных кружков... Но беда вся состоит в том, что изобретатели, ученые, инженеры не идут к ребятам. Вы должны положить инициативу как ученый-изобретатель. Ждем Вашей статьи и фотокарточки. Передайте привет всем ребятам города Калуги от ленинградских юных техников.

Юный техник, юнкор «Ленинских искр» Филипп Щерба».

К. Э. Циолковский выполнил просьбу юнкора, но, странное дело, сколько я ни листал, сколько ни просматривал «Ленинские искры», письма ученого на страницах газеты не находил. Почему? Кто мне мог на это ответить? Пожалуй, лучше, чем сам Филипп Щерба, никто. Но где искать его теперь, спустя более чем три десятилетия? Естественнее всего было обратиться в редакцию «Ленинских искр». Я так и сделал, но, увы, даже самые старейшие сотрудники ничем не могли мне помочь. Они не только впервые слышали о письме К. Э. Циолковскому своего бывшего юнкора, но даже его фамилия им ничего не говорила.

В этом доме в Калуге долгие годы жил К. Э. Циолковский. Сейчас здесь находится мемориальный музей.

И тогда-то я решил ухватиться за нить, которой поначалу не придал особого значения (ведь тридцать пять лет!). Я вспомнил, что в конце письма Филиппа Щербы была приписка: «Мой адрес: Ленинград, улица Красных Зорь, дом ³⁵/75, квартира 10».

Улица Красных Зорь — нынешний Кировский проспект, на Петроградской стороне. И я отправился («Слишком поздно!» — думалось) по адресу, указанному мне самим юнкором.

Высокий с лепными украшениями старинный дом под нужным мне номером стоял целым и невредимым. В волнении забыл о лифте и не заметил, как очутился на шестом этаже перед квартирой № 10. Дверь открыла высокая пожилая женщина.

— Скажите, пожалуйста, — спрашиваю, — не проживает ли здесь кто-нибудь по фамилии Щерба?

— Проживает Анна Зиновьевна Щерба.

— А Филипп?! — вырывается у меня.

— Филипп Зиновьевич погиб на фронте, Анна Зиновьевна — его сестра.

Погиб... Коротко объясняю цель своего визита и через несколько минут звоню Анне Зиновьевне на работу и договариваюсь о дне встречи.

В этот день меня явно ждали. На столе в большой комнате были аккуратно разложены старые фотографии, какие-то листки бумаги. Мы познакомились, и вот что я услышал.

Два увлечения уживались в Филиппе: техника и юнкоровская работа. Было еще и третье — история. После фабзавуча он пошел работать на завод, а уже оттуда — в Ленинградский университет на исторический факультет. Война грянула в год окончания университета. Едва сдав последние экзамены и даже не успев получить новенький диплом, Филипп вместе со всем курсом ушел защищать Ленинград. У Анны Зиновьевны сохранился тетрадный листок — письмо с фронта, написанное летом 1941 года.

«У меня особых новостей нет, — сообщал родным Филипп. — К артиллерийской канонаде привык. Враг от нас недалеко. Наша артиллерия бьет фашистов здорово. В ближайшее время должно произойти мое боевое крещение. Пока на нашем участке фашистов еще не видно. Но готовимся их встретить. Настроение хорошее. У нас все сделано, чтобы встретить врага...»

Из боя Филипп Щерба не вернулся. ..

Так я узнал о героической судьбе юнкора. Листая страницы «Ленинских искр», я часто встречал его заметки и корреспонденции о пионерской жизни, о делах и заботах юных изобретателей. Осенью 1932 года вся страна отмечала 75-летие со дня рождения К— Э. Циолковского. В Калуге и в Москве торжественно чествовали юбиляра. Тогда-то, очевидно, и решил написать в Калугу ленинградский юнкор. Константин Эдуардович ответил (отвечать всем своим многочисленным корреспондентам было его правилом), но ответ этот почему-то не дошел и не был опубликован в газете ленинградских пионеров.

«Вы хотите совета! — писал Константин Эдуардович. — Наука содержит склад знаний всех времен и народов. Это сокровище, и его нужно приобретать, насколько у каждого хватит сил... Чем сложнее изобретательская деятельность, тем требуется больше знания... С одними знаниями, без творческих способностей изобретать и открывать нельзя...

К. Э. Циолковский был страстным велосипедистом.

Но не пренебрегайте и не отстраняйте... тех, кто к ней (науке) не имеет склонности. Такие в жизни могут, по приносимой им пользе, перегнать очень знающих людей. Среднему ученику я советую учиться и изобретать... Не беда, если будем изобретать давно известное. Тут сила в подготовке, в самодеятельности. Хоть под старость откроем что-нибудь новое...

Работайте, но сохраняйте свои силы, здоровье и счастье.

К. Циолковский.

Прилагаю фотографию и книжки».

Наверное, ни одному большому ученому ребята не писали так много и охотно, как К. Э. Циолковскому. И самое замечательное то, что Константин Эдуардович — этот всегда очень занятый научной работой человек — находил время не только внимательно читать письма ребят, но и обязательно им отвечать.

Уже разыскивая следы юнкора «Ленинских искр», я неожиданно для себя узнал, что К. Э. Циолковскому писали и другие ленинградские ребята. Двенадцатилетний ленинградец Андрюша Островский за тридцать лет до полета Гагарина в письме Циолковскому вполне серьезно и по-деловому обсуждает возможность полета человека в космическом пространстве.

«Глубокоуважаемый Константин Эдуардович, — пишет Андрюша. — У нас ребята думают, что на планеты возможно отправить ракету без людей, но с людьми отправить ракету нельзя, по-ихнему никто никогда не согласится лететь в огненном снаряде в пустоте с чудовищной скоростью. Я же... думаю, что... воду запасти можно, углекислоту поглощать поташем можно. Обогревать ракету будет солнце и электричество. Для еды консервы взять можно, а места в ракете для всего хватит — большая она, как вагон поезда будет. Можно сделать для всего отдельную посредине каюту, а по бокам машинные отделения... Если разрешите, сделаю о Вас и Ваших работах доклад в школе. Буду распространять Ваши мысли. Вы — смелый пионер звездоплавания, помните, что у Вас есть смена и она осуществит Ваши великие мысли: завоюет мировое пространство».

Константин Эдуардович ответил Андрюше, послав ему несколько своих научных книжек и брошюру «Звездоплавателям».

Боря Михлин (в то время он учился в шестом классе одной из ленинградских школ) сообщает Циолковскому, что работает над проектом вездехода для путешествий по неизведанным планетам.

За советом к великому ученому обращались, конечно, не только ленинградские ребята.

«... Решили заниматься звездоплаванием, — писали ребята из Горького. — Материалы для ракет у нас имеются, но мы не умеем их строить. Еще у нас нет взрывчатых веществ, и мы не умеем их приготовлять. Поэтому мы просим Вас прислать нам руководство по постройке космических ракет и по приготовлению взрывчатых веществ».

Константин Эдуардович со своей знаменитой слуховой трубой.

А вот письмо челябинского школьника Васи Сомова — еще одного энтузиаста космических полетов:

«Добрый день, Константин Эдуардович Циолковский... Я к Вам обращаюсь с большой просьбой. Я сделал металлическую ракету длиной 50 сантиметров, но не знаю, как ее запускают, какими взрывчатыми веществами. Я думаю, что порохом ее пускать нельзя, и притом она не будет развивать такую скорость, которую нужно на преодоление земного тяготения. Я Вас прошу от всех сил, чтобы Вы написали мне, как это сделать».

И, как всегда, Константин Эдуардович вполне серьезно отнесся к просьбе своего юного «единомышленника»: в ответ из Калуги ушла бандероль с книжкой «Космическая ракета. Опытная подготовка».

Володя Ловля из Твери пишет, что прочитал статью Циолковского о полете ракеты в межпланетном пространстве. «Но вот здесь я и не понимаю... от чего она будет отталкиваться?» Ребята из маленького поселка просят прислать подробное описание ракеты «с чертежами и перечислением тех материалов, которых недостает для того, чтобы покинуть Землю и лететь на другие планеты».

Письма с вопросами и просьбами шли отовсюду, и во все концы расходились ответы замечательного ученого и мудрого учителя.

Тридцать с лишним лет назад К. Э. Циолковский писал в Свердловск «юнтехам» Урала: «Смешно, что мне жалуются ребята чуть не с десяти лет: их-де изобретения и мысли не осуществляются или не принимаются. Как же мы-то терпели многие десятки лет и едва-едва кое-чего достигли. Мы же не имели детских технических станций и тех хороших условий, в которые поставлены вы.

Берегите силы... всегда учитесь и никогда, никогда не падайте духом.

И вы, наверное, достигнете успехов в своих стремлениях быть полезными людям».

Константин Эдуардович считал, что новое поколение легче воспримет его идеи, а став взрослым, осуществит их. «На них — писал когда-то К. Э. Циолковский о «юных летателях», — я возлагаю самые смелые надежды».

Ученый не ошибся. Прошли годы, и те, в кого К. Э. Циолковский так верил, проложили первые орбиты вокруг Земли, открыли путь к Луне и далекой загадочной Венере.