режиссер
Андрей
Тарковский
| «Сталкер», режиссер Андрей Тарковский | |
Когда я прочел «Пикник», мне хотелось, чтоб у него было продолжение. В какой-то мере фильм — это мое овеществленное желание. Но я не прыгаю от восторга. Почему? Видимо, что-то не так.
...Было бы интересно посмотреть фильм, не зная книги, а то невольно начинаешь сопоставлять, хоть и не стоило бы этого делать. Сопоставления получаются не в пользу Тарковского...
Эти тезисы о «Сталкере», я записал в марте 1980 года.
Неправильно спрашивать, почему Тарковский обратился к творчеству Стругацких, — куда разумнее спросить, почему он обратился к нему так поздно. Да, «Страна багровых туч» и даже «Стажеры» вряд ли могли заинтересовать будущего автора «Рублева» и «Зеркала», но уже из «Попытки к бегству» Андрей Арсеньевич сумел бы сделать великолепное кино. А он читал эту повесть именно тогда, когда она вышла. Он вообще всегда интересовался хорошей фантастикой, и у Стругацких читал просто все, что выходило. Да и общих знакомых было много, так что странно, даже очень странно, что они не познакомились раньше... Ведь и Стругацкие тоже интересовались хорошим кино, понимали в нем толк, и фильмы Андрея смотрели все.
Еще в октябре 65-го Аркадий Стругацкий где-то вычитал или услышал, что «Солярисом» займется Тарковский, тот самый, что снял «Иваново детство», а через год он вспомнил об этом по совершенно конкретному поводу, когда ему с братом поручили статью для «Советского экрана»: «Уточни, где было опубликовано сообщение о том, что Тарковский ставит «Солярис». Если найдешь такое упоминание в печати (кажется, это в «Сов. экране»), тогда вставь фамилию Тарковского. Не найдешь — не вставляй1. Говорят, Сытин заявил: «Этот фильм мы, конечно, не пропустим».
Виктор Сытин — это был такой старый советский фантаст казанцевского толка, писатель — никакой, но с огромным самомнением. Разумеется, он не был наделен полномочиями не пропускать что-то, тем более в кино, но, как незабвенный Лавр Федотович Вунюков, имел обыкновение вещать от имени народа. С «Солярисом» Сытин как раз промахнулся: именно этот фильм стал для Тарковского самым коммерчески успешным и самым политически благополучным. А вот на предыдущий — «Страсти по Андрею» свой унтер Пришибеев нашелся и не пущал фильм на экраны целых пять лет — почти до завершения «Соляриса». И на следующую его картину — «Зеркало» — тоже обрушился гнев власть предержащих. У больших художников легких судеб не бывает. Да и по времени все очень трогательно совпадало. 1966-й. Когда на Стругацких сочинили докладную записку в ЦК, тогда и на Тарковского поступил сигнал оттуда же — остановите, мол, этого безумца, снял два фильма — пусть отдохнет немножко. Так они и двигались параллельным курсом, правда, тогда еще вряд ли думали о совместной работе, но когда вышел «Солярис»...
Аркадий Стругацкий познакомился с Тарковским в июне 1972-го. Об этом записано в дневнике буквально следующее:
6.06.72. ...Обедал в ЦДЛ [...] В зале встретился с Андреем Тарковским, он подошел ко мне после того, как мы долго бросали друг на друга нерешительные взгляды через весь зал. Очень мило перекинулись любезностями, он пообещал пригласить меня на просмотр в «Мосфильм».
Вот после этого и был «Солярис».
«Фильм понравился нам обоим, — вспоминает Борис Стругацкий. — Резкие отзывы пана Станислава мы, в общем, понимали, но отнюдь не одобряли: отклонения от романа (которые так раздражали Лема) казались нам и интересными, и удачными, и вполне уместными. Но, разумеется, оба мы считали, что «Рублев» получился у Тарковского сильнее. Значительно сильнее. Причем более всего в «Солярисе» нас раздражала как раз и именно «фантастика»: картон, залипуха, утрата правдоподобия. Мы не так уж много говорили об этом, но все эти соображения понадобились нам потом, когда мы по поводу «Сталкера» всячески убеждали Тарковского: «Меньше фантастики, как можно меньше... и еще меньше. Только дух, аура, но ничего реально фантастического в кадре». Впрочем, если верить разнообразным воспоминаниям, мы были в этой борьбе не одиноки».
Резковатое, однако, мнение об одном из шедевров мировой кинофантастики. Но... Стругацкие имели на это право. Став с годами профессиональным фантастом, я тоже вполне понимаю теперь Бориса Стругацкого. Только уж слишком сильна память о том детском и юношеском восприятии фильма. На мой тогдашний взгляд, не было там ни картона, ни залипухи, а был восхитительно достоверный мир будущего и невероятный, сокрушающий эмоциональный удар. «Солярис» стал первым увиденным мною фильмом Тарковского, и просто ничего более сильного видеть до этого не приходилось. Ну а если подойти ко всему строго, то да, конечно, и в «Рублеве» какой-нибудь историк, крупный специалист по русской медиевистике обязательно анахронизмов и неточностей наковыряет. Я даже помню такие разговоры. Но это все от лукавого. Это называется алгеброй гармонию поверять.
Лучше двинемся дальше по хронологии событий.
В октябрьском номере «Авроры» за 1972 год закончилась публикация «Пикника на обочине». Те, кому небезразличны были Стругацкие, все их новые публикации читали сразу, как только могли достать. Тарковский, правда, снимал «Зеркало», и было ему немножечко не до того. «Пикник» прочел Валерий Харченко, будущий кинорежиссер, а тогда ассистент Андрея Арсеньевича. Валера пришел в полный восторг и сразу после Нового года поделился с Андреем: «Глянь, какая замечательная история, по-моему, отличное кино может получиться». Андрей прочел быстро и тут же согласился. 26 января 1973 года он сделал запись в своем дневнике, впоследствии названном «Мартирологом», то есть повествованием о мученике за веру: «Я только что прочел фантастическую повесть братьев Стругацких «Пикник на обочине» — из нее может получиться замечательный сценарий»2.
 | Андрей Тарковский |
Новый замысел западает в душу режиссера. Но у Тарковского все не быстро. Идея должна отлежаться.
Из переписки Стругацких
А.С. 04.10.74. Был вызван в Сценарную студию. Было объявлено, что Тарковский связался с ними на предмет экранизации ПнО3, а так как экранизации Сценарная студия не делает, то он договорился составить совместно с нами заявку без упоминания названия. Ему дали мой телефон (это было вчера), он должен мне позвонить, и мы, встретившись, обговорим все подробно.
О том, как составлялись зарубежные издания дневников, мы еще поговорим позже. Итак, слово Андрею Арсеньевичу:
6 января 1975 года, понедельник
Написал письмо Ермашу, в котором прошу его немедленно решать вопрос о моей дальнейшей работе. Я имел в виду одно из двух: «Идиот» или фильм о Достоевском. Скорее всего, он откажет, тогда я напишу ему еще одно письмо с заявками (параллельно со Студией) на «Смерть Ивана Ильича» и «Пикник». Только надо будет утрясти вопрос со Стругацкими.
Сегодня пурга. За ночь, должно быть, все заметет. Завтра Рождество.
7 января 1975 года, вторник
Чем-то мое желание делать «Пикник» похоже на состояние перед «Солярисом». Уже теперь я могу понять причину. Это чувство связано с возможностью легально коснуться трансцендентного. Причем речь идет не о так называемом «экспериментальном» кино, а о нормальном, традиционном, развивавшемся эволюционно.
В «Солярисе» эта проблема решена не была. Там с трудом удалось организовать сюжет и поставить несколько вопросов.
Мне же хочется гремучего сплава — эмоционального, замешанного на простых и полноценных чувствах рассказа о себе — с тенденцией поднять несколько философско-этических вопросов, связанных со смыслом жизни.
Успех «Зеркала» меня лишний раз убедил в правильности догадки, которую я связывал с проблемой важности личного эмоционального опыта при рассказе с экрана.
Может быть, кино — самое личное искусство, самое интимное. Только интимная авторская правда в кино сложится для зрителя в убедительный аргумент при восприятии.
То есть к началу 75-го режиссер уже считает этот замысел своим, он уже сроднился с «Пикником». Меж тем первый вариант написан был Стругацкими не для Андрея, а для Георгия (Тито) Калатозишвили, который, не будучи знаком с писателями, просил Тарковского вместе с авторами повести сделать для него этот сценарий. Сам же Андрей выступает пока соавтором сценария и, как он говорит Аркадию при встрече, художественным руководителем. На что тот ему прямо отвечает, что они с братом предпочли бы видеть режиссером его самого, а не Тито.
Самая первая киноверсия «Пикника» готова уже к февралю. Перед отъездом в санаторий Аркадий Стругацкий записывает в дневнике, что сценарий, оказывается, будут утверждать в Госкино (очень странно, что для него это откровение — без ведома Госкино с конца 20-х годов не запускался в СССР ни однн сценарий) и добавляет эмоционально: «Сволочи».
И наконец уже после возвращения Стругацкого из Кисловодска появляется запись у Тарковского:
27 марта, четверг
Ездил к Аркадию Стругацкому. Он очень рад, что я хочу делать «Пикник». Возможны три варианта сценария, одинаково перспективных.
Впрочем, это еще не означает, что вопрос с режиссером решен окончательно. Весь 75-й год Тарковский занимается несколькими делами сразу: помимо «Пикника» пишет сценарий по «Ариэлю» Беляева под названием «Светлый ветер» — специально для Валерия Ахадова, ездит по стране с показами «Зеркала», зарабатывая на жизнь, а также очень много сил и времени отдает пробиванию постановки «Гамлета» на сцене «Ленкома» — это его первый и очень желанный театральный опыт.
События развиваются следующим образом. В конце апреля Аркадий Стругацкий пишет заявку, согласовывает с Тарковским ее текст и начинает гоняться за одним из неуловимых мосфильмовских начальников — тогдашним главредом Василием Ивановичем Соловьевым, так как сценарий оформляется исключительно на Стругацких по чисто практическим соображениям: Андрей не хочет платить алименты со своей доли, а его доля — это треть гонорара по устной договоренности с соавторами.
14 мая приезжает в Москву Борис Стругацкий, главным образом именно ради встречи с Тарковским, 15-го они познакомятся, а 17-го Борис уедет обратно.
Тарковский прокомментирует эту встречу в своем «Мартирологе» 3 июня, уже будучи в Мясном (деревне в Рязанской области, где Тарковские купили старый дом и пытались ремонтировать его своими силами):
Вот мы все и согласовали со Стругацкими по «Пикнику». Видел Бориса. В отличие от Аркадия, он считает не зазорным продемонстрировать, что умен. Чувствуется, именно он в дуэте идеолог. Аркадий же трудяга и рубаха-парень. Однако не так все просто.
| «Сталкер» |  |  | «Сталкер» |
В октябре Аркадия Стругацкого очень активно зазывают на конференцию по международной программе CETI (Communication with Extra-Terrestrial Intelligence — «Связь с внеземным разумом»), которая должна состояться в Ставропольской астрофизической обсерватории в станице Зеленчукской. О, как романтично отправиться в путешествие по местам боевой славы Бориса! Вспомнить 60-й год, Северный Кавказ и Большой телескоп, для которого молодой астроном так долго искал место, а поставили агрегат именно в этой Зеленчукской. Но самое замечательное то, что приглашение на конференцию присылают и Тарковскому тоже — его уже записали в первые наши кинофантасты. Можно смеяться. А можно и гордиться. Скептически настроенный Борис немного удивляется серьезным намерениям Аркадия ввязаться в этот научный диспут, и он выдает на всякий случай брату свои пожелания:
Выступая, не увлекайся, будь сдержан и в меру ироничен. Ничего не утверждай, все излагай в сослагательном наклонении. Помни, что они там — профессионалы, а ты — дилетант, аматер, так сказать. Имей в виду, что там будут присутствовать очень, по слухам, ядовитые и ехидные люди, вроде Шкловского или Озерного, им палец в рот не клади, да и далеко не все ученые настроены к нам доброжелательно. Поэтому постарайся не говорить ничего такого, чего не мог бы немедленно при необходимости обосновать. Основа, конечно, наша старая: скорее всего, никакого иного Разума — во всяком случае, в человеческом понимании этого слова — во Вселенной нет. И рисковать не имеет никакого смысла. В лучшем случае, наш сигнал — это глас вопиющего в пустыне, а в худшем будет с нами, как с елочкой, которая высокая и стройная в лесу себе росла, а после много-много радостей детишкам принесла. Дуй до горы! Но если Тарковский не поедет, то лучше и ты не езжай. К тому два соображения: а) польза рекламы, б) если Тарковский поедет, то ты заведомо будешь не самым смешным в этой банде ядовитых умников и сухих ненавистников любой фантазии. Такие вот будут мои тебе заветы.
Тарковский в итоге откажется ехать. Аркадий Стругацкий будет некоторое время собираться все равно — видно, очень хотелось ему пообщаться с безумными контактерами и фанатами НЛО. Но в итоге и у него поездка сорвется.
Андрей все сидит в своей деревне и оттуда пишет письма с призывом поскорее начать работу над «Пикником».
Борис Стругацкий корректирует:
Работа с Тарковским, конечно, дело святое, но это же все пока на соплях! А СЗоД5 и наша прямая обязанность, и дело также святое, и зависит только от нас.
Уже к 1 февраля получен аванс и написан совсем новый сценарий. Вот подробный комментарий Аркадия Стругацкого:
Тарковский прочитал. Пришел, получил от меня деньги и выразил «ФЕ». Понять его было чрезвычайно трудно, однако смысл его претензий в следующем;
А) Ему не надо, чтобы был атомный взрыв. Гл. обр. потому, что а) это значит, что ученый вышел с заранее обдуманным намерением и оное претворил в жизнь, пронеся идею невредимой и неизменной через всю Зону; вот если бы он вышел с этой идеей и в ходе перехода ее изменил, тогда другое дело (или если бы он вышел с другой идеей, а в конце пришел к выводу о взрыве, тогда тоже другое дело); б) Зону вообще не надо взрывать (я сказал ему, что речь идет о Машине желаний, но он возразил, что это все равно), ибо она, Зона, есть квинтэссенция нашей жизни. Тут, естественно, у меня глаза на лоб полезли.
Б) Для него сценарий очень пестр, его надо ускучнять. Больше всего ему понравился телефонный разговор (только содержание должно быть другое) и сцена, где двое спят, а один на них смотрит. Эту сцену (сна) он хочет сделать очень длинной.
Впрочем, ближайшее его действие будет: утвердить это на худсовете как первый вариант, а потом все обсудить заново и дать нам конкретные указания. На чем и порешили. Этим он будет заниматься сам.
В этом месте любопытно начать подсчет вариантов. То, что Аркадий Стругацкий здесь условно называет первым, на самом деле уже второй. Дальше мы наверняка собьемся. Борис Стругацкий, например, насчитывал девять вариантов, Евгений Цымбал — ассистент по реквизиту и некоторое время второй режиссер на «Сталкере» — десять, Аркадий Стругацкий — одиннадцать. Но больше всех — двенадцать или тринадцать — насчитала Марианна Чугунова, кроме своей основной работы — ассистента по актерам — многие годы добровольно выполнявшая обязанности секретаря Тарковского и находившаяся в курсе всех его дел. Эту цифру, пожалуй, можно считать наиболее верной.
В 1976-м Стругацкие рассказывают всем друзьям, как они дико вкалывают над сценарием без видимой надежды на окончательный успех. Да, деньги пока дают, но тут работа не только и не столько за деньги, тут уже дело чести, тут уже азарт появляется и гордость — за то, что посягнули на нечто такое...
А на всякие немыслимые претензии Андрея Тарковского Борис Стругацкий, например, реагирует лаконично и мудро:
Ну, что тут скажешь? Гений, он гений и есть. Надобно потрафлять, я понимаю. [...] Ты уж, брат, терпи. Такая наша в данном случае доля.
Меж тем пока Стругацкие пашут, света белого не видя, ситуация совсем не так безоблачна. Не со стороны гения, а со стороны ненавидящих его чиновников. Начались бесконечные проволочки с подписанием фильма в производство. Того и гляди — вообще всё остановят. И тогда по хорошо известной в стране советов методе Тарковский пишет письмо на съезд партии о том, что ему не дают работать. Марианна Чугунова отправляет его с Центрального телеграфа как заказное письмо с уведомлением о вручении. Ну повезло «Сталкеру», что так совпало! Хоть в чем-то, хоть один раз, а повезло. XXV съезд КПСС открывается 24 февраля. И уже через несколько дней звонят Чугуновой из приемной Николая Трофимовича Сизова — генерального директора «Мосфильма» — и просят, чтобы она немедленно сбегала к Тарковскому домой (у него в новой квартире на Мосфильмовской тогда еще не было телефона), потому что его срочно вызывают в Госкино. Сам председатель Филипп Тимофеевич Ермаш сказал: «Мы вас запускаем. Но с чем? Что у вас есть?» А у него из готового к работе в это время был только «Светлый ветер», о котором те категорически слышать не хотели, и сценарий Струтацких — он назывался тогда «Машина желаний».
Вот так и запустили «Сталкера».
В разговоре с Ермашом был и другой любопытный нюанс. Там рассматривались еще два варианта: «Идиот» — давняя мечта Тарковского и «Уход Толстого» (к 150-летию Льва Николаевича). Когда остановились на «Машине желаний», Ермаш предупредил: «Имейте в виду, что Стругацкие — сложные люди. В сценарии для детской киностудии (имелся в виду «Бойцовый Кот») они протаскивали сионистскую идею о том, что все евреи должны вернуться к себе на родину и воевать за ее интересы». Вот так. Ни больше, ни меньше. Тарковский сдержал эмоции. Все было слишком серьезно для него. Вроде впрямую на него еще баллон не катили. У Ермаша еще не было личной ненависти к Андрею (это пришло года через полтора, после главных скандалов на «Сталкере»), но как усердный и опытный чиновник, сталкиваясь с такой литературно-артистической гнилой интеллигенцией, он по привычке притормаживал до получения официального письма сверху. Решения принимались в ЦК, а за их провал отвечали в министерствах. Вот и не торопились ничего подписывать Филипп Ермаш и его главред Даль Орлов, но за Андрея выступал Сизов, по слухам, копающий под Ермаша. Поэтому игра стоила свеч, съезд подвернулся вовремя, и теперь надо было не уступать занятых позиций.
Итак, задача стала куда более практической, а требования Тарковского оставались все такими же расплывчатыми и зыбкими, и Борис Стругацкий в какой-то момент взмолился:
Пусть он изложит на бумаге ну хотя бы план сценария, как он его видит. Если все опять ограничится разговорами, мы не сможем действовать последовательными приближениями. А ведь нужно, грубо говоря, чтобы в первом варианте было, скажем, две подходящие сцены, во втором — пять, в третьем — десять и т.д. Попробуй убедить его взять в ручки перышко и перышком по бумажечке тяп-тяп-тяпоньки и чего-нибудь натяпать. И у него станет в голове яснее, и у нас.
Насколько известно, убедить так и не удалось. Однако третий вариант «Машины желаний» был закончен к концу марта. Приехала Марианна Чугунова и забрала его.
На апрель и май возникла пауза, связанная с подбором и формированием съемочной группы, и Стругацкие могли себе позволить вернуться к работе над «Жуком в муравейнике» в Ленинграде.
Дальше Аркадий Натанович, судя по дневнику, занимался всякими мелочами: рецензии, заявки, письма по начальству, сочинял пьесу «Без оружия» (инсценировку «Трудно быть богом»). И неустанно встречался с Тарковским. А Борис Натанович пребывал в том же режиме с поправкой на свой специфический летний отдых.
В начале апреля Аркадий Стругацкий пишет буквально следующее:
 | «Сталкер» |
16 апреля, в пятницу, Андрей у Ермаша. Наконец решены все основные вопросы: сценарий утвержден, Стругацким не только выписали очередную часть гонорара, но и определили на зарплату на подготовительный период (три месяца) для работы над режиссерским сценарием — по 150 рублей в месяц, между прочим, не такие плохие деньги. С этой информацией Андрей ввалился к Аркадию часа в три пополудни и при активной поддержке Елены Ильиничны добрые новости отмечались обильными возлияниями с хорошей закуской часов до десяти вечера. Андрей все порывался уйти, однако с каждым часом все меньше оставалось шансов на то, что его появление порадует жену Ларису. В конце-то концов, от Вернадского до Мосфильмовской ехать всего ничего, тем более на такси... А повод был более чем достойный — эту дату можно считать еще одним днем рождения «Сталкера», так как именно 16 апреля Андрей согласовал с Аркадием новое название. Диалог состоялся примерно такой (в устном изложении Стругацкого):
«Я, — говорит, — придумал грандиозное название, всем будет понятно!» — «Какое?» — «Сталкер!» «Серьезно? — говорю. — В чем же его грандиозность? В том, что зрители поймут?» «Зрителю плевать. Зрители все равно дураки, — непочтительно отозвался он, — но прочитают киноафишу и подумают: «Вот идет хороший боевик. «Сталкер»! Так оно и будет — «Сталкер»!» — Потом спохватился и спросил: — Вы-то согласны?» Я говорю: «А нам наплевать...»
И еще одна забавная деталь того дня: заместитель Ермаша Павленок, по общему кинематографическому мнению, гораздо больший мракобес, чем сам Ермаш, на прощание взял Андрея под руку и публично объявил, что Стругацкие наконец прочно входят в советское кино. Ну как было не выпить за такое!
Обещанные деньги заплатят только в конце лета, на жалованье сценаристов зачислят вообще с октября, зато у Стругацких будет время подумать. И Борис резонно предложит оформлять договор на каждого в отдельности. Они при этом меньше теряют на подоходном налоге, прогрессивном по тогдашнему закону, а сумма-то общая немаленькая — шесть тысяч.
| Борис Стругацкий |  |
Кстати, коли уж мы заговорили о деньгах, забежим немного вперед и закроем эту тему. Говоря по совести, сценарий, во всем множестве его вариантов писали «перышком по бумажечке», безусловно, Стругацкие. Вдвоем. Андрей при всем нашем уважении и восхищении его гением, фактически до начала съемок написал там считанные строчки, ограничиваясь в основном бесконечными вычеркиваниями. И только очень много слов говорил, всякий раз разных, чем не только не помогал, но, безусловно, и мешал созданию сколько-нибудь завершенного варианта. Так что году к 80-му под окончательный расчет по уже двухсерийному фильму Борис в состоянии крайнего утомления заметит Аркадию, что как-то и не совсем понятно, где тут теперь доля Андрея. И будет, в общем, прав. Однако Аркадий сочтет невозможным менять правила игры и предложит всю долю Тарковского вычесть из его половины, если брат не согласен. Конечно, Борис отрулит назад, на чем история и закончится. О ней, быть может, и рассказывать не стоило бы, если бы не одно обстоятельство. В 1977-м во время съемок жена Андрея Лариса Павловна, невзлюбившая за что-то Аркадия Стругацкого (справедливости ради скажем, что она точно так же невзлюбила практически и всех остальных участников съемочной группы, за исключением двух-трех особо приближенных), спросила Андрея, почему это у него только треть сценарной доли, а не половина? Ведь братья Стругацкие — это один автор. Человека два, а писатель один — не платят же им двойные гонорары в издательствах. Аргумент был хитрый и вызвал большое напряжение в отношениях между Аркадием Стругацким и Тарковским. Но тогда Андрей сумел не поругаться с ним, несмотря на жесткий прессинг со стороны Ларисы Павловны. Разделение гонорара осталось, разумеется, прежним. Но как же люто возненавидела она Аркадия после этого!
Вернемся в 1976-й. Летом Андрей уехал в Среднюю Азию — искать натуру — и нашел потрясающее место. В Таджикистане, но немного ближе к Ташкенту, чем к Душанбе, — маленький город Исфара в Ферганской долине и лунный пейзаж вокруг него. Привез множество фотографий, и они с Аркадием вместе набрасывали маршрут Сталкера.
 | Аркадий Стругацкий |
В июле еще предполагалось, что съемки начнутся в октябре. Тогда же возникают первые, по-настоящему конкретные пожелания Тарковского. В почти стенографической записи Аркадия Стругацкого можно видеть, насколько они близки (местами) к будущему фильму:
1. Обыденность и «ненужность» (для сталкера) жены в 1-й сцене. Игнорирование?
2. Как выразить, что сталкер на этот раз не профессионал, не преступник, а идет в Зону с мольбой?
3. Как и куда вставить информационную часть? Игнорировать!
4. Идея о цели существования человечества: здание искусства.
5. Стихи должны быть хорошими, но ни к селу ни к городу.
6. Туман при проезде через шлагбаум.
7. Уточнить мотивации профессора: отказ от взрывания Зоны. Профессор ужасается, что берет на себя функции бога: своей волей уничтожить последние надежды миллионов людей.
8. Финальная сцена: счастье не так добывается. После Зоны я стал лучше и больше не пойду.
9. Сцена, когда сталкер отказывается идти к Машине желаний.
10. Грозное чудо в начале маршрута, чтобы осведомить зрителя об ужасах. И где-то приятная странность: во время отдыха — солнце, жара, и вдруг рядом сугроб — он тает.
11. Вместо Золотого Круга (символ) — место, где исполняются желания, найти название места. Нужно визуально описать место, где сбываются желания. Снег, хлеба, женщины?
12. Найти способ без танков сохранить разговор об «углублении».
13. В разговоре писателя со сталкером и профессором — поливание науки.
14. Причина, почему остался писатель. Устал! И никаких домов.
В письме брату Аркадий Стругацкий еще подчеркнет отдельно, что не нравится Тарковскому атомная мина, но тут же и добавит: уступать нельзя.
Вот любопытная маленькая иллюстрация примерно к этому периоду работы над сценарием. Вспоминает Мариан Ткачев:
Натаныч как-то позвонил: приезжай, будет Андрей, мы тут закончили сценарий, надо это отметить. Я приехал. Все знают, что Тарковский был уникально необязателен. Натаныч уже думал, что-нибудь случилось, и тут он явился, поцеловались, Натаныч достал папку, тот небрежно так открыл, полистал, бросил на диван и сказал: ну, теперь это надо выкинуть и снимать кино. Выражение лица у Натаныча было такое, какого я больше никогда не видел, при всем при том, что он был человек бывалый. Но в итоге они остались довольны. «Сталкер» — замечательный фильм. И все-таки мне очень жалко книгу...
Осенью Андрей Тарковский, не торопится возвращаться в Москву из Мясного, так как, жутко опаздывая по срокам, лихорадочно работает там над сценарием «Гофманианы», и ходят слухи, что он начнет снимать только с января. Так оно и случится.
Борис Стругацкий реагирует бодро:
И даже неплохо, что А.Т. собирается снимать с января. Значит, до января у нас есть возможность раза три встретиться по 10 дней за раз и накатать повестуху.
Тарковский уезжает в октябре в Таллин по совершенно другим делам, но это будет как знак судьбы. Не позднее 5 октября Марианна Чугунова привозит Аркадию Стругацкому фотографии трех основных актеров: Сталкера — Кайдановского, Профессора — Гринько и Писателя — Солоницына, чтобы они писали очередной вариант сценария, ориентируясь уже на конкретных людей.
И так до самого конца года они продолжают обсуждать поправки к сценарию и схему возможной своей работы на съемках — с дежурствами по очереди или как-то иначе, — обсуждают еще и публикацию сценария в «Искусстве кино», от которой в итоге отказываются: не надо до — только после фильма!
21 октября Тарковский записывает вполне определенно:
Планирую запускаться со «Сталкером» 26 января. [...] Вчера был у меня Аркадий С. Доделали сценарий почти до конца.
Боже, какой это вариант?! Но ключевое слово — почти. 10 ноября — еще одна запись, несколько неожиданная:
Что надо сделать в Москве:
1. Написать план сценария и послать его Стругацким в Ленинград. Получил письмо от Аркадия. У меня такое ощущение, что он ленится...
Никто, конечно, не ленился, просто Стругацкие безумно устали от бесконечных переделок и невразумительности режиссерского видения фильма. Успел устать и Тарковский. От жизненной суеты, редакторского занудства и бюрократических проволочек. А впереди ему еще предстоял съемочный период. И какой!
Ну что же, с Новым годом, дорогие товарищи? Прежде чем поздравить друг друга, братья отправятся в Комарово с намерением все-таки поработать над «повестухой», однако, созвонившись с Тарковским, вынуждены будут писать очередное дополнение к сценарию, каковое и закончат торжественно к 19 декабря.
Страна в этот день не менее торжественно отмечает 70-летний юбилей «лично товарища» Л.И.Брежнева.
А Стругацкие просто делают выдох и все-таки готовятся встречать новый и очень важный для них год — первый год съемок «Сталкера».
В самом начале 1977-го Аркадий Стругацкий пишет:
3 января. Тарковский болен, мы не виделись, следственно, сценария он еще не читал.
И наконец после долгого перерыва:
21 февраля. 15-го Тарковский начал съемки. Павильон, сцена самая первая, с женой сталкера. [...] С Зоной имеет место неприятность: в том районе как на грех имело место землетрясение в 9 баллов и все основательно напортило и разрушило. Тарковский пока в нерешительности, что делать: искать ли новую Зону или посмотреть, как сгладятся последствия на старой.
Исфара-Баткентское землетрясение 31 января 1977 года было весьма серьезным, с человеческими жертвами, но, по мнению Георгия Рерберга, главного оператора, работавшего на первом «Сталкере», а до того на «Зеркале», стихийное бедствие не испугало бы Тарковского — следы разрушений могли пойти лишь на пользу картине, хоть и создавали массу технических и бытовых сложностей для съемочной группы. Ему просто не очень нравилась эта натура сама по себе, его все время тянуло куда-то в среднюю полосу — к зелени, к воде, к траве. В итоге Исфара отпала по чисто бытовым причинам — после землетрясения там некуда было поселить съемочную группу. Сроки начала съемок были отодвинуты на три месяца — до 15 мая. Стали искать альтернативу. Кроме Исфары смотрели еще Крым, Кобустан в Азербайджане (вместо лунного пейзажа — марсианский, как сказал Цымбал, но там также было совершенно негде жить) и, наконец, окраину Запорожья — шлаковые отвалы металлургического завода, жутковатые и притягательные в своем мрачном унынии.
Натуру выбирают очень долго — конец февраля, весь март, большую часть апреля. Сам Тарковский, занятый репетициями в «Ленкоме», уезжает на поиски лишь в середине апреля. И только к концу месяца, когда реальными стали перспектива консервации картины или перенос съемок на следующий год, выбор был сделан. Андрей успевает параллельно заниматься какими-то другими делами. Например, из письма Аркадия Стругацкого от 13 марта мы с удивлением узнаем, что Тарковский рекомендует ему уговорить Григория Кроманова снимать «Отель «У погибшего альпиниста» на «Мосфильме», а с «Таллинфильмом» он, дескать, разберется сам. Выходит, на определенном этапе Тарковский имел некое отношение и к этой картине.
В общем, все дороги ведут в Эстонию, и когда там, в окрестностях Таллина Георгий Рерберг, в некоторой растерянности обходя большую территорию пионерского лагеря (хорошее соседство), наткнется на заброшенную электростанцию, точка будет поставлена: идеальное (вроде бы) сочетание привычной и любимой природы с мрачноватой потусторонностью. Вот только сценарий!.. Какой там вариант? Шестой? Восьмой? Сценарий снова поплывет. Не на такую натуру он был написан.
7 мая Андрей Арсеньевич с Евгением Цымбалом и Марианной Чугуновой выехали в Таллин. Через несколько дней подтянутся остальные. Съемки начнутся 20 мая и продолжатся до конца месяца. Затем — первый материал, первая остановка, первые оргвыводы...
Съемки эти сами по себе были куда фантастичнее сценария и фильма. Это был сплошной праздник, и это была непрерывная мука, неимоверное испытание, это было средоточие всевозможных катастроф и череда волшебных откровений. Рассказать об этом на нескольких страницах все равно не получится, читайте лучше книгу «Рождение «Сталкера», которую пишет Евгений Цымбал. Сегодня он знает об этом фильме больше, чем кто-нибудь, исключая, пожалуй, только Марианну Чугунову. Потому что сам участвовал в съемках и много лет собирает всю информацию, имеющую отношение к «Сталкеру».
А здесь — лишь несколько эпизодов глазами братьев Стругацких.
18 мая Аркадий отправил очередной вариант сценария с уезжающим в Таллин Анатолием Солоницыным, уверенный, что съемки там уже идут. На деле они начались двумя днями позже и продолжались десять дней. После просмотра отснятого материала Тарковский заявил, что все снятое — брак, и уехал в Москву разбираться с его причинами.
А в это время, в самом начале июня, Борис Стругацкий, путешествующий вместе с друзьями по Эстонии на двух машинах, не без труда, всеми правдами и неправдами нашел-таки по описаниям поселок Ягала, ближайший к месту съемок, укрывшийся в глубине погранзоны, что начинается от поворота к морю на 27-м километре Ленинградского шоссе, и знаменитую натуру буквально метрах в трехстах от поселка увидеть удалось. Но, ко всеобщему великому сожалению, помимо натуры была там лишь полная и удручающая пустота. Местное начальство, бывшее слегка в курсе, объяснило, что как проявили отснятое, так и выяснилось, что камера выдает брак. Поэтому творцы уехали в Москву выяснять причины брака и камеру чинить... А вся группа, за исключением двух-трех человек, получив выходные после двух недель безостановочной работы, отдыхала в городе. Ну, побродил писатель с друзьями по красивому и страшноватому месту, пофотографировались они вдосталь да и покатили восвояси не солоно хлебавши.
В июле на съемках начинает работать практикантом Константин Лопушанский. В течение семестра он слушал лекции Тарковского по режиссуре на Высших курсах, и для него именно эти съемки стали главной школой кино на всю жизнь. По его словам, был такой эпизод: подъезжает на площадку такси, и выходят из него братья Стругацкие, оба. Живые кумиры. Лопушанский аж замер от восторга, именно тогда он понял, что обязательно сделает хотя бы один фильм по их книге. Никакого внятного общения между ними в тот раз не произошло, а теперь уже невозможно установить, кто в действительности приехал на натурную площадку вместе с Аркадием Натановичем. И то, что Лопушанский видел двоих Стругацких, мы бы, конечно, с удовольствием списали на проделки Зоны, если б не знали уже, что со Стругацкими такое случалось постоянно. Они просто таскали Зону повсюду за собой.
В июле Андрей Тарковский начинает сам переделывать диалоги, извиняется за это в письмах и по телефону и просит Аркадия приехать. На свою голову, как он, Аркадий, потом скажет.
Стругацкий выехал в Таллин 22 июля вместе с Еленой Ильиничной. Поселяют их в очень современной, выстроенной пять лет назад гостинице «Виpy» в номере на двенадцатом этаже с красивым видом на панораму города и море на горизонте. На съемку, разумеется, возят.
Основная часть группы жила в препаршивейшей гостинце «Ранна» в рабочем районе Копли, актеры — в приличном отеле «Палас» времен буржуазной Эстонии в самом центре, а Евгений Цымбал — вообще во флотской гостинице «Нептун». Сам Тарковский поселился отдельно в частном секторе — для него и Ларисы специально снимают двухэтажное бунгало в элитном курортном месте Пирита. Скорее всего, там и обсуждался сценарий.
Свои впечатления от увиденного Аркадий Стругагхкий излагает через неделю в письме брату:
Ситуация со съемками была нерадостной. Километр пленки операторского брака, метров четыреста без брака, но Андрею не нравится. Пленка на исходе, дублей снимать нельзя. В группе паника. Кончаются деньги. Просрочены все сроки. Оператор сник и запил.
Речь, надо понимать, о Рерберге. Говорят, что слухи о его запое, мягко говоря, преувеличены. Если он и выпивал, то чаще всего вместе с самим Тарковским и художником Александром Боимом, причем далеко не всегда инициатива принадлежала Рербергу. А резкость тона в письме Стругацкого неудивительна. Конфликт у них начался в конце июня и нарастал до начала августа. Его неустанно подогревала Лариса Павловна. Справедливости ради приведем и слова Георгия Рерберга об Аркадии Стругацком:
...Когда я разговаривал с Андреем по поводу диалога «Откуда я знаю, что я действительно хочу, когда я хочу, или не знаю, что не хочу, когда хочу...», это было невозможно прочесть, не то что воспринимать на слух. Я сказал ему об этом. Кончилось это тем, что один из Стругацких пришел ко мне и сказал, чтобы я не лез в драматургию. Я в ответ попросил его выговорить эту фразу — то, что они написали. И сказал, что не могу не лезть в такую драматургию. Положение было серьезное, и надо было что-то делать.
Фраза Стругацких, конечно, цитируется неточно, но приводить ее из опубликованного сценария так же бессмысленно — мы же не знаем, по какому из многочисленных вариантов читал эти слова Рерберг. Хочется лишь добавить, что в своем замечании Аркадий Стругацкий оказался не одинок: один крупный режиссер в Италии сказал про Рерберга: «Впервые вижу оператора, который вмешивается в драматургию». Георгий Иванович был, конечно, выдающийся мастер и, возможно, со своей операторской колокольни в чем-то и был прав, но подозреваю, что любой писатель на месте Стругацкого сказал бы ему то же самое.
Вот еще несколько свежих впечатлений автора:
Присутствовал на съемке двух кадров: мертвецы в закутке перед терраской и Кайдановский — Сталкер роняет в колодец камень. Даже мне, абсолютному новичку, было ясно, что все недопустимо медленно делается и обстановка в высшей степени нервная.
Некоторое время не понимал, зачем я здесь. Теперь разобрался — дело не в диаложных поправках, которые мне предстоит произвести, а в том, что я — единственный здесь заинтересованный человек, с которым Тарковский может говорить откровенно и достаточно квалифицированно6.
Позавчера утром он улетал в Москву, вчера вечером прилетел. С неожиданной легкостью удалось выправить дела. Ермаш без звука подписал приказ о переводе «Сталкера» в двухсерийную картину с соответствующими дотациями в деньгах, пленке и времени. И есть в этом еще одна большая благодать: все кадры, которые Андрей снимает, занимают вдвое больше физического времени, чем предполагалось по режиссерскому сценарию7.
Все равно Тарковский неспокоен. Терзается творческими муками. Уверяет меня, что снимает все не то и не так: Слушать его необычайно интересно [...]
P.S. Да, вот еще что. Днями, видимо, будет в Таллине Кроманов.
И еще один эпизод той же поры (уже из устных рассказов):
Должен вам сказать, если кто не был на съемках, — скучнейшее дело! Сидит Кайдановский в яме и кусает травинку, а на него наезжает киноаппарат. Долго выясняют, так он наезжает или не так, потом начинают свет ставить — огромные блестящие зеркала, — такой или не такой. Солнце скрылось — давайте «юпитеры»! Кайдановский не так повернул голову! Кайдановский съел уже всю траву по краям ямы, немедленно давайте новую! И так далее, и так далее... А вся эта сцена, между прочим, в фильме продолжается едва ли не двадцать секунд!
Вообще обстановочка на съемке бывала разная: и нервной, и напряженной, и веселой, и очень веселой. И запивал там отнюдь не только оператор. У них по этой части многие отличиться могли. Потому что тон задавали первые лица — Андрей Арсеньевич и Аркадий Натанович. У них иногда без допинга ну совсем сценарий не получался. А после допинга бывало всякое. В том числе и непредсказуемые последствия. Например, захотелось Тарковскому на машине покататься — там же на съемочной площадке ГАИ не бывает, — сел он в машину Кайдановского, дал задний ход и сразу в дерево. Правда, это было уже без Стругацкого и к главным событиям отношения не имело...
Главные события, слух о которых прокатился по всей стране, а затем и по всему миру, случились в начале августа.
Борис Стругацкий, который по каким-то своим причинам (сегодня уже и не вспомнить) еще раз приехать в Таллин не мог, как раз в те дни прислал трогательное письмо:
Очень мне завидно, как Вы там с Тарковером8 творчески общаетесь. Сожалею, что не присутствую при сем, хотя мичманом-осветителем.
А. Стругацкий пишет 9 августа уже из Москвы, куда накануне срочно прибыли самолетом:
...Вкалываю с Андрюшкой: днем он на съемках, вечером у нас обсуждения, что надобно улучшить, а в результате я написал уже за 20 страниц нового сценарного текста и являюсь непрерывно просим писать дальше и исправлять уже написанное. Прилетели же мы по чудовищному поводу: все, что Андрей отснял, превращено в проявочной лаборатории «Мосфильма» в технический брак: 6 тыс. метров пленки из 10 тысяч, при потере 300 тыс. рублей из 500. Кроме нашего фильма, на студии тем же порядком загублено еще три. Дело пахнет Госконтролем и даже прокуратурой. Ну, поглядим, чем все кончится.
Понятно, какие поползли слухи. Тем более в интеллигентской среде, тем более по поводу полуопального Тарковского: сведение счетов, политическая диверсия, козни КГБ, происки ЦК... Дескать, такую антисоветчину наснимал, что даже не арестовать приказали, а сразу уничтожить! И мы, молодые дураки, поклонники Тарковского и Стругацких, помню, охотно верили во все это. И если кто-нибудь постарше и более рассудительный говорил про случайность или царивший в стране всеобщий бардак, мы только ухмылялись многозначительно: мол, знаем мы эти случайности, и со старшим товарищем все понятно — ему объяснили, что надо так говорить.
Теперь, когда прошли годы и скрывать уже нечего и не от кого, можно развеять этот, быть может, главный миф, связанный со «Сталкером».
Не было там никакого, ничьего, ни малейшего злого умысла. Было головотяпство, надежда на извечный российский авось, было желание угодить начальству, сэкономить, возможно, даже украсть что-то по-крупному, но главной была все-таки Ее Величество Слепая Случайность. Или судьба. Это кому как больше нравится.
И потому Аркадий Натанович сказал: «Напрасно ты со мной, Андрей, связался. Всегда там, где Стругацкий берется за дело, все рушится. В том числе и в кинематографе...»
А другу Манину в Москве он еще жестче тогда сформулировал: «Знаешь, Юра, мы точно вызвали на себя какие-то космические силы и теперь не властны над тем, что сами начали». И Манин сразу вспомнил, как этот мотив был разработан ими в «За миллиард лет до конца света». «Художники, которые так чувствуют свою работу, вряд ли смогут сойтись надолго, — подумал он тогда, но не стал говорить вслух, — их пути с Тарковским разойдутся, потому что жизнь требует слишком многих повседневных компромиссов».
Комментирует Евгений Цымбал
На точно таком же типе пленки до «Сталкера» Георгий Рерберг снял совместные с японцами «Мелодии белой ночи». И все было прекрасно. Но тогда обработка была в Японии. Там они исследовали пленку, подбирали режимы — это уже дело лаборатории. И получали напечатанный на «Кодаке» блестящий материал, который главный инженер студии Коноплев показывал всем как пример мастерства и профессионализма. Было заманчиво использовать ту же пленку. Где, когда, через какую третью страну купили эту партию и в чем там было дело — никто не знает. Есть версия, что это была какая-то экспериментальная партия пленки, для нее нужна была дополнительная ванна и дополнительные химикаты. Но никто же не знал, включая, скорее всего, Коноплева, купившего ее где-то по дешевке. Была же специальная премия за экономию валюты — вот об этом все знали. А подробности... Они уже никогда не будут известны. Эта тайна умерла вместе с Коноплевым. Однако после «Сталкера» некоторое время все старались обрабатывать «Кодак» не на «Мосфильме», а в «Останкине» или на «Ленфильме»...
Только через месяц, с 20 сентября съемочный процесс возобновился. Вместе Рерберга был теперь Леонид Калашников и с ним в качестве художника-постановщика пришел Шавкат Абдусаламов, заменивший Александра Боима. Рерберга «ушли» не из-за пленки. Главное, он теперь совсем не устраивал Тарковского и, что еще важнее, — Ларису Павловну, а его не устраивал Стругацкий. Не случайно Георгий Иванович пытался подарить Калашникову ручку — с пожеланием переписывать сценарий. Калашников честно сделал все, что мог, но эта «спасательная» команда, к сожалению, оказалась недолговечной — до первых, еще октябрьских морозов и снегопадов, в считанные дни превративших летнюю натуру в зимнюю. То, что снимали в сентябре и октябре, принято называть вторым «Сталкером». Из отснятого тогда материала в фильм не вошло ни метра.
А для нас самое существенное, что в августе Тарковский объявил о принципиальном, радикальном, кардинальном изменении главного героя. Как его изменить, он якобы еще сам не знал, это предстояло выдумать Стругацким. Но в одном Андрей наконец признался честно: супермен и бандит ему не нужен.
О приступе отчаяния Стругацких, когда Аркадий примчался к Борису в Питер, словно ошпаренный, и не было слов — одни только жесты. О том переломном моменте в работе над «Сталкером» написано столько!.. И кинокритиками, и фантастоведами, и просто журналистами. Да и сами авторы во всевозможных интервью рассказывали, как правило, именно об этом. Я же считаю, что ничего особенного на данном этапе как раз и не произошло. Ну сделали из уродливого уголовника — юродивого паломника. Подумаешь, бином Ньютона! В своей работе им уже не раз и не два случалось выворачивать собственный замысел наизнанку. Бывали кризисы и пострашнее. А тут задача получилась если и не совсем техническая, то уж, во всяком случае, рутинная — в конце концов, девятый вариант, и все уже делается на автомате.
А главное — наверное, все-таки это главное, — они именно теперь приводили написанный сценарий в состояние равновесия. Тарковскому изначально чужд был Рэдрик Шухарт, назови его хоть Аланом, хоть просто Сталкером. Ситуация, придуманная в самом первом варианте сценария, требовала фигуру притчевую, символическую и уж ни в коем случае не олицетворяющую мировое зло.
Есть еще один миф о «Сталкере»: якобы Стругагхкие написали сценарий, очень близкий к тексту повести, а Тарковский, последовательно над ним издеваясь, довел текст ровно до того, что и было воплощено на экране. Ходили даже слухи, что первый запорченный на проявке вариант был точной экранизацией «Пикника».
Так вот: не было никакого другого сценария. Стругацкие наступили на горло собственной песне еще в 1974-м. И даже, строго говоря, не наступали вообще, а сразу, уже наученные Германом, добровольно запели совершенно новую песню. Они сознательно писали абсолютно оригинальное произведение на базе четвертой части «Пикника» и с заведомо новыми персонажами. А уж Тарковский просто в течение трех лет подгонял это произведение под свой вкус по загадочным, непостижимым, понятным лишь ему одному (и то не всегда) принципам.
Так что изменение образа Сталкера — это была, конечно, задачка не из простых, зато со всей очевидностью последняя — как финишный спурт: тяжело, зато коротко, и уже ясно, что победа близка. Пубть даже и не победа, в любом случае — финиш...
Можно сказать, авторы в целом легко пережили трансформацию своего героя. Он уже давно был для них не очень своим. Теперь они окончательно отказались от отцовства в пользу Тарковского и вздохнули с облегчением. Две половинки одного целого наконец сошлись. С тринадцатой попытки. Или какой там?
Из письма А. Стругацкого от 3 сентября 1977года
Новый вариант Тарковскому очень понравился. Разумеется, тут же взыграла в нем творческая жилка, принялся он дополнять и уточнять, дал мне десяток инструкций и укатил в Москву утверждать новый вариант. Вчера вернулся. Начальство вариант приняло, послало на утверждение в Госкино. Мы сейчас будем доделывать его применительно к условиям отступающей натуры и перехода отчасти на декорации. Это уже не сильно сложно.
Чувствуете, какой спокойный тон? Никакой истерики. И даже через месяц все так же уверенно и размеренно:
Из дневника. 12.10.77
Вчера звонил из Таллина Андрюха. Предстоит работа.
А вот кому было по-настоящему трудно в том августе, да и через год тоже не сильно легче, — это Александру Кайдановскому.
Рассказывает Евгений Цымбал
На втором «Сталкере» у Саши иногда были моменты, когда, возвращаясь со съемок, он просто дрожал от ярости. Он до каких-то физиологических реакций, чуть ли не до тошноты не хотел быть таким, каким его заставлял быть Тарковский. Кайдановскому очень не нравилось то, что Андрей заставлял его выворачивать из себя то, чего он категорически не хотел никому показывать. На съемке Саша все это послушно делал, но после съемки у него было состояние, которое я бы назвал компенсацией. Он страшно хотел быть таким, каким он был в жизни и каким хотел быть всегда. Цельным, твердым, жестким, реактивным. Иногда это вырывалось в какое-то экстремальное поведение.
И, продолжая задумываться, вдруг понимаешь, что это умение Тарковского заставить человека стать другим касалось не только Саши, не только актеров, но и всех зрителей фильма. Именно это и делает с нами «Сталкер» — выворачивает из каждого то, чего он категорически показывать никому не хочет. Отсюда, очевидно, такая агрессивная реакция у многих. Например, оператор Борис Прозоров (в 1977-м он был механиком съемочной аппаратуры в группе у Тарковского) честно признается: «Когда я посмотрел «Сталкера» впервые, просто пришел в ярость. Это было кино абсолютно про другое. И только потом я смог его оценить».
Лично со мною произошло примерно то же самое, хотя, конечно, у меня студента, и у него, профессионала, участника съемочного процесса, были совершенно разные ожидания. И я никогда не стал бы так нескромно выносить в эпиграф собственные слова, если бы они не выражали точку зрения огромного числа поклонников братьев Стругацких и просто любителей фантастики, и просто зрителей, привыкших к упрощенному киноязыку, и, наконец, даже значительной части поклонников самого Тарковского, ожидавших от-него чего-то, не более далекого от Стругацких, чем его же «Солярис» — от Лема. Тарковский со «Сталкером» удивил всех: одних расстроил, других восхитил. Но заглянуть в глубь себя и переменить свое первое мнение сумели далеко не все. И захотели не все. И дело тут не в возрасте и даже не в уровне интеллекта. Тут надо обладать чем-то, что сродни музыкальному слуху: либо есть он, либо нет его.
Такой уж это фильм — «Сталкер».
Вернемся к хронологии событий.
Из дневника А. Стругацкого
26 октября, среда
Вчера был Тарковский. Обсудили с ним предложение «Мосфильма» по 2-х-серийному «Сталкеру». Вчера же предложение выполнил на 5 стр. Сегодня утром приехала М.Чугунова, забрала. Будем печатать. В пятницу Тарковский обещал положить готовый вариант на стол Ермашу.
И дальше начинаются сплошные финансовые и организационные хлопоты, в которых Аркадий Натанович принимает живейшее участие, но о сценарии больше — ни полслова.
Есть, например, такой замечательный абзац из его письма брату от 3 февраля 1978 года:
Тарковский вернулся из Парижа. «Зеркало» вызвало фурор. Наше посольство во Франции в восторге, прислало в Госкино соответствующую реляцию. Но здесь со «Сталкером» тянут по-прежнему, хотя Андрей утверждает, что со дня на день ждет приказа на запуск. Сизов держит ярую мазу за него (после Парижа особенно). Есть уже новый директор картины, новые сотрудники. Ждем.
20 февраля выходит приказ о повторном запуске «Сталкера» в производство. А это значит, что можно и денежки получить. За вторую серию. Это всегда поднимает настроение. Правда, реально придется ждать месяца два — аванса, потом месяца четыре — полного расчета. Гораздо раньше — 7 апреля, — почти сразу после своего дня рождения Андрей попадет в больницу с инфарктом. «Доконали», — напишет в письме Борис Стругацкий.
Однако уже 18 апреля Тарковскому разрешают садиться в постели, он бодр, работает и предполагает начать режимные съемки в середине июня.
На самом деле съемки начались в июле, шли быстро и закончились к середине декабря. Сценарий практически не менялся. На третьем — завершающем — «Сталкере» даже присутствие Стругацких не требовалось.
В начале 1979 года А.Стругацкий и А.Тарковский общаются в основном по телефону. Андрей держит Аркадия в курсе по срокам монтажа и озвучания, по уже начинающимся придиркам и попыткам начальства подправлять снятый материал. Первый просмотр планируется в конце марта, а выход в прокат лишь на 1980 год.
Аркадий Стругацкий впервые посмотрит «Сталкера» 25 мая на «Мосфильме». Он сможет позвать туда человек десять: Маниных, Миреров, Ткачева, Лукина, Бовина... и ближайших родственников — будут Елена Ильинична, дочка Наташа с мужем и дочка Маша — уже без мужа. Впечатления, разумеется, разные, но почти все едины в одном: мешает уже имеющееся представление о любимой книге. Так что восторги умеренные, но все равно это событие, и со студии они все отправятся в ресторан ЦДЛ.
15 июня состоится официальная премьера в Доме кино. На эту церемонию Аркадий Стругацкий торжественно наденет пиджак (галстук, по существующей легенде, найти так и не сумеет) и будет перед фильмом выступать со сцены. На этот раз он выклянчит у Тарковского двадцать мест для своих знакомых. Потом планировалась еще одна премьера — в Доме ученых. Показы такого рода идут до конца года.
А с большим прокатом все очень туманно и о потиражных говорить пока не приходится. После короткой апрельской поездки в Италию Тарковский в июле уезжает туда на два месяца — всерьез, в командировку, писать сценарий «Ностальгии» и снимать будущее «Время путешествия». Слава богу, его выпускают, может быть, уже с тайной надеждой на невозвращение. А «Сталкера» вполне успешно продают для проката в разные страны. Но за это в Советском Союзе авторам, кажется, вообще не платят ни копейки.
Примерно через две с небольшим недели после смерти Александры Ивановны Стругацкой (18 сентября) умирает мать Андрея Тарковского (5 октября). Вот такие невеселые совпадения.
Андрей и Аркадий встречаются 20 октября — просто чтобы вместе выпить. Вообще они довольно часто видятся в конце того года. Но о серьезной совместной работе речи пока нет — личный кризис у обоих.
Зато была одна несерьезная работа — за год до этого — еще в ноябре-декабре 1978-го. Ее нашел Андрей исключительно ради денег. За какие-нибудь две недели они вдвоем накропали сценарий полнометражного криминального боевика для киностудии «Узбекфилъм» под названием «Берегись, Змей!». Самое интересное, что фильм был снят Захидом Сабитовым в 1979-м, и Андрей там даже значится в титрах. Аркадия не вписали из каких-то высших (налоговых?) соображений — опять высчитывали оптимальную цифру. Я все допытьшался у Марианны Чугуновой — она одна из немногих, кто вообще помнит про этот фильм, — не осталось ли каких черновиков, ведь так интересно хоть краем глаза глянуть, что пишут на заказ два гения в соавторстве. Но Марианна заверила меня, что интересного там не было ровным счетом ничего. Во-первых, бешеный темп и полное равнодушие к результату. А во-вторых, они же всю дорогу не просыхали оба. Однажды, когда Андрей уезжал ночью после работы с Аркадием, он вдруг вздумал учить таксиста, как правильно водить машину, за что был бит и выброшен из автомобиля. Домой добрел пешком, на автопилоте, в общем, все обошлось. Короче, каким был змей в фильме у Сабитова, история кино умалчивает, но Аркадий с Андреем в ту зиму кричали «Берегись!» конкретно змею зеленому.
А вот две записи из дневника Тарковского в декабре 1979 года (конечно не про «Змея», вышедшего к тому времени в прокат):
3.12.79
Услышал сплетню, что «Сталкер» пойдет третьим экраном и вообще без всякой рекламы и прессы — как «Зеркало». Нея Зоркая сказала мне вчера в Доме кино, что лично она сделает фильму прессу. Напомнил Аркадию Стругацкому, что он собирается писать Зимянину.
29.12.79
МК КПСС послал какое-то полузакрытое письмо на киностудию «Мосфильм», где осуждается низкий художественный уровень фильмов, выпущенных «Мосфильмом» и как пример названы три: «Кот в мешке», «Молодость с нами» и «Сталкер». Картина запланирована на второй квартал 80-го года при 200 с чем-то копий.
Эх, разыскать бы этот документ эпохи!
А у Стругацких свое продолжение темы. Уже в январе 1980-го они планируют издать сценарий в сборнике «НФ» (выпуск 25) издательства «Знание». Для них в тот период очень важна каждая публикация. Составляет сборник Бела Клюева — вот и удалось пробиться. Но выйдет он, к сожалению, лишь в конце 1981-го. Там будет небольшая врезочка, написанная Аркадием Стругацким, где он назовет себя и брата подмастерьями Тарковского. Они всегда и всюду настаивали на этом, хотя, на мой взгляд, это излишняя скромность.
19 мая А.Стругацкий выступает в кинотеатре «Мир» на Цветном бульваре — открывает широкий прокат «Сталкера» в Москве. Народ буквально ломится, и не только на премьеру. Стоят длиннющие хвосты и в кассы предварительной продажи. Точно такая же ситуация в «Прогрессе» и в «Янтаре». А идиотизм (точнее, продуманное вредительство) заключается в том, что фильм идет только в трех кинотеатрах. Ну очень широкий прокат!
Автор этих строк посмотрел «Сталкера» 24 марта в ДК «Правда». Это был такой полупросмотр, на часть мест продавали билеты, и кто-то из знакомых вовремя подсказал. А сеанс был дневной — в ущерб лекциям и семинарам.
Дальше целый год А.Стругацкий рапортует брату в письмах о проблемах и успехах «Сталкера» в Москве, а главное, об успехах за рубежом, на фестивалях и в тамошнем прокате. Б.Стругацкий в ответ рассказывает питерские новости — такие, например:
07.06.80
«Сталкер» у нас победно шествует по трем экранам (новый фильм «С любимыми не расставайтесь» — по девятнадцати; впрочем, фильм неплохой). Очереди, толпы, слухи, что вот-вот снимут. И огромное количество разочарованных. Ходят слухи: Стругацкие излупцевали Тарковского за издевательство над своим творчеством. Впрочем, потрясенных и начисто обалделых тоже много. Такие смотрят по два, по три раза, и с каждым разом фильм нравится им все больше.
| «Сталкер» |  |
А Тарковский, будучи в Италии, заканчивает с Тонино Гуэррой сценарий «Ностальгии» и в конце лета уже рассказывает об этом А.Стругацкому, главная роль отводится Солоницыну. Братья Стругацкие в новых планах киномастера никак не обозначены.
Но потом наступает 1981-й и вдруг все меняется.
В самом начале января звонит и приезжает Тарковский, они долго говорят обо всем на свете, и под занавес он вдруг предлагает написать втроем новый сценарий без всякой литературной основы. Идея в разговоре родилась, может, и не слишком оригинальная, но плодотворная и, главное, близкая им обоим. Вот как А.Стругацкий излагает ее в письме брату:
Сюжет: жил человек, весьма могучий, влиятельный, стоического типа. Вдруг узнает, что заболел, что жить остается всего год. Переоценка ценностей. Ввергает себя в вихрь удовольствий, бросив все, чему поклонялся. Только вошел во вкус, как его то ли вылечили, то ли объявили, что вышла ошибка. Его поведение после этого. Возможны варианты. Идея фильма: проанализировать понятие смысла жизни9. По его словам, руководство «Мосфильма» — за. Готовы заключить договор. Вопрос: что мне ответить Тарковскому? По получении письма позвони.
В общем, сценарий очень «Стругацкий» по теме и очень «тарковский» по стилистике.
Но он будет полностью забракован.
Больше того, в ходе этих бесконечных встреч они вдруг решат сделать разработку по «Жуку в муравейнике», и Андрей в лучших своих традициях попытается вывернуть замысел наизнанку. Вот запись в его «Мартирологе» от 22 января:
Поработали с Аркадием. Я раздолбал его план, и мы придумали другой. Странник, который отказывается убивать Абалкина. (Все наоборот.) Где бы Странник ни собирался уничтожить себя, о его перемещениях известно.
Вера против знания («Смерть Ивана Ильича»).
«Ловец ангелов» — хуже10.
25 февраля 1981 года Аркадий Стругацкий записывает для себя на папке со сценарием: «Встреча с Тарковским. Возникла идея «Ведьмы».
Через два дня, 27 февраля, он пишет брату: «Тема изменилась. О ведьме. Она шарлатанка, а все сбывается. Потому что люди ей верят. Пытаюсь что-то накропать. Андрей торопит. Ему всё семечки, а у меня голова кругом идет. Завтра встречаемся, а затем мне писать сценарий».
Еще через два дня, 1 марта, он пишет на той же папке: «Встреча с Тарковским. Фабула «Ведьмы» определилась. Надо писать болванку. Очередная встреча 7-го или 8-го».
Вот тут уже истинный знаток творчества Тарковского должен догадаться, о чем речь, потому что даже на DVD-боксах русской версии «Жертвоприношения» цитируется фраза мэтра о том, что в первом варианте это была «Ведьма», и даже чудесное исцеление поминается.
Кстати, о чудесном исцелении. Главному герою «Ведьмы» ставят диагноз «рак печени» и обнаруживают метастазы в легких. Андрей умрет через пять с половиной лет от рака легких. Еще через пять лет умрет Аркадий — от рака печени.
Материалисты (я и сам материалист), конечно, скажут: не бог весть как сложно было угадать! Но, учитывая отношение к мистике их обоих, я не мог не написать об этом.
Второй вариант сценария на сорок страниц — вполне узнаваемая заготовка для будущего «Жертвоприношения» — датирован 23 марта 1981 года. А 31 марта Аркадий Стругацкий пишет брату:
Сделал для Тарковского второй вариант сценария, опять не то, что ему снилось, пять часов проговорили, буду делать третий вариант. Кстати, он рассказывал, какой успех у «Сталкера» в Милане, — очереди, и публика приветствует друг друга подъемом сжатого кулака и возгласом «Сталкер»!
Борис Стругацкий откликается:
Ужасно завидую, что ты работаешь с Тарковским.
Аркадий отвечает:
Насчет Тарковского не завидуй, это очень каторжная и неверная работа, но отступать теперь я не хочу, уж с очень большим триумфом идет по миру наш «Сталкер», только что он имел совершенно восторженный прием в Швеции. Надо бы закрепить позиции.
Эти слова написаны 16 апреля 1981 года. Третий вариант сценария, датированный апрелем или позже, пока не обнаружен. Упоминаний в дневниках и письмах Струтацких больше нет.
У Тарковского тяжелейшие времена. Чего стоит хотя бы такая запись:
3 апреля 1981 г[ода], пятница. Москва
В доме ни копейки денег. Вчера приходила женщина из Мосэнерго и требовала оплаты счетов за электричество. Завтра мой день рождения — Лариса обзванивает всех знакомых, с тем чтобы не приходили, т.к. празднование отменяется. [...]
Сейчас пришли из Мосэнерго и отключили электричество. [...]
Нет никаких свидетельств о том, что они виделись после апреля. Хотя до отъезда Андрея — навсегда — остается еще почти год.
Есть версия о том, что Андрей не хотел подставлять Аркадия, — у того хватало своих проблем и без КГБ. Есть версия, что он просто утратил интерес (временно) к этому сценарию. Так бывало. Все-таки уже подступал период серьезной работы над «Ностальгией». Существует и версия о какой-то размолвке.
В зарубежных изданиях «Мартиролога» есть несколько пассажей о Стругацком, которые категорически не хочется здесь цитировать, потому что некоторые из них, противореча известным фактам, заставляют сомневаться в достоверности остальных и наводят на вполне определенные мысли. К несчастью, есть основания предполагать, что Лариса Павловна Кизилова уничтожила ряд записей, сделанных ее мужем.
И мы не знаем сегодня, что произошло между Стругацким и Тарковским. Ясно одно: Ларисе Павловне удалось их поссорить. Сценарий «Жертвоприношения» написан ими вдвоем, это отчетливо видно даже из доступного нам самого первого варианта. Но ни в титрах картины, ни в одном из интервью Тарковский так ни разу и не упомянул об этой совместной работе. (Впрочем, данный факт не единичен. Подобная же история произошла у Тарковского и с Ольгой Сурковой, вместе с ним работавшей над книгой «Запечатленное время».) Аркадий Стругацкий был сильно обижен на него, когда увидел фильм, о чем и сказал Юрию Манину, отдавая тому папку с двумя первыми вариантами «Ведьмы» — вроде как почитать, а получилось, на долгое хранение. Именно в архиве Юрия Ивановича Манина мне и удалось найти эти уникальные рукописи, которые считал утраченными даже сам Борис Стругацкий.