Сканировал Игорь Степикин

СТАРТЫ ЗА ВОЛГОЙ
А. БАЧУРИН, лауреат Государственной премии СССР, кандидат технических наук


Крылья Родины, 1987, №6, с. 10.


Трагедия Хиросимы и Нагасаки, международная обстановка, сложившаяся сразу после окончания второй мировой войны, развернутая Западом "холодная война" поставили перед нашим государством задачу создания ракетно-ядерного щита Родины. ЦК ВКП(б) и Советское правительство в 1946 г. поручили решить ее трем "К" - физику-атомщику Игорю Васильевичу Курчатову, механику и математику Мстиславу Всеволодовичу Келдышу и специалисту в области ракетостроения Сергею Павловичу Королеву.

Советское послевоенное ракетостроение рождалось не на пустом месте: имелись теоретическое наследие, оставленное К. Э. Циолковским, практические работы Ленинградской ГДЛ и Московской ГИРД, объединенных в 1935 году в ракетное научно-исследовательское учреждение - РНИИ, были запуски в 1933 г. первых ракет с жидкостными реактивными двигателями, опыт боевого применения на фронтах Отечественной войны знаменитых "Катюш". Это давало уверенность в успехе создания отечественных баллистических ракет.

В 1946 г. были решены основные организационные задачи формирования новой отрасли промышленности. За Волгой, в Астраханской степи был создан ракетодром Капустин Яр. С самого начала советские ракетостроители ориентировались на свои довоенные разработки и опыт, однако ими были изучены и работы немецких ракетчиков, чьи "Фау-1" и "Фау-2" использовались для обстрелов территории Англии и на Западном фронте в 1944 -1945 годах. Пробные пуски трофейных ракет "Фау-2" состоялись в октябре-ноябре 1947 г. на ракетодроме Капустин Яр. Они проводились в основном для тренировки расчетов технической позиции и стартовой команды. Довелось участвовать в этих работах и мне.

В те годы на ракетодроме можно было увидеть весьма значительные личности. Твердое руководство главного маршала артиллерии Н. Н. Воронова, маршала артиллерии Н. Д. Яковлева и маршала инженерных войск М. П. Воробьева повседневно ощущалось на всех этапах создания ракетодрома. Нарком оборонной промышленности Д. Ф. Устинов строго спрашивал за нарушения сроков испытаний.

На стартовой позиции привлекал внимание Л. А. Воскресенский, правая рука Сергея Павловича в испытательном процессе. Главные конструкторы В. П. Глушко, В. П. Бармин, Н. А. Пилюгин, М. С. Рязанский часто лично проверяли качество нашей работы. А вот Сергей Павлович в своем потертом кожаном пальто, запыленных сапогах с короткими голенищами и серой фетровой шляпе держался как будто в тени. Но фактически он руководил всей круговертью испытаний. Это можно было понять, попристальнее взглянув на его поведение и действия. Под непосредственным руководством Сергея Павловича Королева я работал не один год. В 1947-1950 гг. Сергей Павлович еще не был для всех таким "СП", которого мы боготворили и которого побаивались.

Мои функциональные обязанности старшего техника отделения наведения включали в себя контроль вертикальности ракеты в момент ее установки на стартовом столе и в дальнейшем, при всех операциях на ракете. Перед пуском я проводил наведение ракеты на цель, то есть совмещал плоскость, проходящую через I - III ее стабилизаторы, с плоскостью стрельбы.

10 октября 1948 года был осуществлен старт первой баллистической ракеты отечественного производства, получившей название "Р-1". Противоречивые чувства охватили меня. С одной стороны было интересно, вид ракеты завораживающе притягивал к себе, и с какого-то момента я перестал что-либо видеть вокруг - перед глазами было только ее изящное черно-белое тело. С другой стороны, холодок страха потихоньку расползался в груди - это творение рук человеческих представляло собой грозное зрелище. Всего через три года после окончания Отечественной войны в стране было создано новое научно-техническое и производственное направление - советское ракетостроение.

На ракетодроме сложился дружный, квалифицированный коллектив испытателей, состоявший из представителей промышленности и специалистов из штатных подразделений ракетодрома. Практически все имели богатый фронтовой опыт. И эта наша принадлежность к фронтовому братству создавала удивительную атмосферу доброжелательности, взаимопомощи, взаимовыручки. Мы могли месяцами работать, забывая о времени суток, когда в тебе горит азарт достижения цели.

В силу того, что ракетная техника только осваивалась, случались и кризисные ситуации, особенно на старте. Мы были свидетелями буквально героических поступков наших коллег. Например, бывало, что из-за задержки старта уже заправленной ракеты из камеры сгорания парами топливной смеси вышибалось устройство зажигания. И тогда Леонид Воскресенский, Арвид Палло или Игорь Золотенков выскакивали из-за аппарели, подбегали к ракете, хватали за стойку зажигалку, вставляли ее снова в камеру сгорания и держали в ней до тех пор, пока не запускался двигатель. И этот смертельный номер считался в то время рядовым событием.

Очень ценился юмор, легкий розыгрыш. Помню, как на некоторое время "героями" стали я и научный сотрудник. Это было в 1949 году. К старту готовилась уже заправленная ракета с аппаратурой. Оставались три-четыре операции перед пуском. Для выполнения их на верхнем мостике на высоте около 12 м работали Г. Дядин из электроогневого отделения и я. В мои обязанности входило наведение ракеты в цель с помощью панорамы. Закрепив ее на гироплате, я прилаживался к окуляру, чтобы подавать команды стартовикам, которые должны были довернуть ракету в цель.

Подняв голову от окуляра, я нечаянно увидел Дядина. Он вдруг изменился в лице, побледнел, бросился к своему трапу и стал быстро спускаться вниз. Вслед затем я заметил бегущую от ракеты "публику", которая хоть и не имела никакого отношения к пуску, но всегда как-то проникала на старт. Взглянув на ракету, я увидел, как в районе чуть выше мостика двигателистов на ней медленно раздувался тороидальный пояс. Еще не успев как следует испугаться, я бросился вниз по трапу. Когда достиг вздутия на ракете, это было на высоте около 5 м над землей, я вдруг получил сверху сильный удар, сбивший меня с трапа.

Ударившись боком о бетон, я вскочил и побежал от ракеты. Рядом со мной мчался научный сотрудник. Это он, сорвавшись с трапа, сбил и меня. Когда мы оказались в аппарели, кто-то, наконец, перекрыл магистраль подачи кислорода - в ней был свищ, через который пары газа поступали в тело ракеты и раздували ее корпус. Аварию предотвратили. Но научный сотрудник и я еще долго были объектами анекдотов.

В 1949 году, осенью, мы сдавали на вооружение "Р-1" и готовились к испытаниям ракеты "Р-2". Погода выдалась сырой. Сильный ветер с запада приносил частые заряды мелкого дождика. В то время основными средствами контроля полета ракеты, в том числе для измерения параметров ее траектории, были оптические приборы: кинотелескопы, кинотеодолиты, другая аппаратура. Поэтому безоблачные ночи давали наилучшие условия наблюдения. Но сроки испытаний затягивались из-за непогоды. Вся стартовая команда жила в режиме постоянного напряжения. Специальным наблюдателям за небом Сергей Павлович дал команду: "Если десять звезд увидите, а о девяти будете догадываться, командуйте: "Подъем стартовикам!"

Более недели мы были в ожидании, затем наступили прекрасные осенние дни. Работали мы на старте профессионально, лихо. Впервые были почти вдвое сокращены сроки подготовки ракеты к пуску. Серию отстреляли удачно, с хорошими показателями попадания в цель. Ракета "Р-1" стала боевым оружием.

Весной 1950 года начались испытания "Р-2", значительно превышавшей дальность своей предшественницы. В ракете "Р-2" уже просматривались контуры элементов межконтинентальных ракет (МКБР). Мне запомнилось, что у Сергея Павловича было очень хорошее настроение, чувствовалось, что испытаниям этого своего "детища" он придавал большое значение. Как-то в присутствии моих коллег-стартовиков "СП" сказал: "Аркадий, если все ракеты серии попадут в цель - с меня дюжина шампанского". То, что "СП" обратился ко мне по имени, было наилучшим подтверждением хорошего у него настроения. Обычно он был официален в обращении.

Все ракеты серии показали высокую точность, но шампанского я не получил. Сразу после окончания испытаний уехал на подготовительные курсы в Москву для поступления в высшее учебное заведение. Затем были 6 лет учебы. Когда в 1956 году я снова встретился с Сергеем Павловичем на космодроме Байконур, он был уже "СП" для всех. Впереди предстояла большая, сложная и интересная работа.