Анатолии ДОКУЧАЕВ
Операция "Оверфлайт"

"Крылья Родины", 1990, №10, с. 26; №11, с. 19-20.

На снимке — Сергей Сафронов

В 8 часов 53 минуты 1 мая 1960 года под Свердловском советские ракетчики уничтожили американский самолет-шпион, пилотируемый Френсисом Пауэрсом. Летчик выбросился с парашютом. Об этом в то далекое время рассказали все советские газеты, многие зарубежные издания. А вот о том, что через тридцать минут после первого ракетного пуска трагически погиб летчик-истребитель старший лейтенант Сергей Сафронов, летевший на перехват цели, не сообщалось. Самолет был сбит ракетчиками той же части...

Н. С. Хрущев нервничал на трибуне Мавзолея. Однако, сдерживая чувства, улыбался приветственно колоннам москвичей, вышедших на первомайскую демонстрацию. Ранним утром ему сообщили: иностранный самолет пересек на юге Государственную границу СССР и на большой высоте идет к Уралу. С какой целью запущен и кем? Есть ли на борту оружие? На эти вопросы у предсовмина ответа не было. Приняли решение — пресечь полет.

Никита Сергеевич подозвал находившегося на трибуне Маршала Советского Союза Бирюзова и распорядился:

Сергей Семенович, узнай, как дела... Маршал вернулся, но добрых вестей не принес. Затем тот, кто внимательно наблюдал за трибуной, мог заметить, как Хрущев тряс руку одному из военачальников. Покинув второй раз Мавзолей, главнокомандующий Войсками ПВО страны Бирюзов принес радостную весть — самолет сбит первой ракетой. И Хрущев тут же, на трибуне, поздравил маршала.

...Начало полного драматизма события — 5 часов 36 минут. В тот момент американский разведывательный самолет типа Локхид У-2, вылетевший с аэродрома Пешавар в Пакистане, вторгся в пределы СССР в районе Кировабада. А минут за пятнадцать до этого тридцатилетний пилот старший лейтенант военно-воздушных сил США Френсис Пауэрс, сунув пачку сигарет "Кент" в карман, привязался ремнями к спинке сиденья самолета. На черной обшивке машины, как и на серебристом комбинезоне летчика, не было никаких знаков, нашивок, с тем чтобы нельзя было установить государственную принадлежность "визитера". Чуть позже Френсис надвинул пластмассовый фонарь кабины, и самолет рванулся по крутой параболе вверх. Считанные минуты, и У-2 взмыл на высоту примерно 20 тысяч метров. Вскоре он приблизился к советской границе.

Задачу Пауэрс имел сложнейшую: пересечь территорию нашей страны от района Памира до Кольского полуострова в целях разведки военных и промышленных объектов с помощью фотографирования, вскрыть радиолокационную сеть. Чтобы не выдать себя, пилоту строжайше запретили поддерживать радиосвязь и с аэродромом в Пешаваре, и с американской базой в Инджирлике (Турция), где дислоцировалось шпионское авиационное подразделение "10-10". Поэтому на границе летчик передал два щелчка, Пешавар ответил одним: мол, продолжайте полет в соответствии с планом. Организаторы полета рассчитывали: высоты в 20-22 тысячи метров не одолеть.

Рассказывает бывший военный летчик майор в отставке Борис Грайрович Айвазян:

— Вспоминаю то время, и холодок — по коже... Каждодневно — боевая тревога. И это в центре страны. Беспокойство доставляли американские самолеты. 9 апреля один нарушил границу на юге. По струйным течениям запускались воздушные шары с разведаппаратурой. Сбивали их. Я тоже один уничтожил — с шестого захода. В полку шутили, мол, не смог с первого захода снять неподвижную цель. А ведь в неподвижности вся сложность, попробуй попади, когда "миг" несется с огромной скоростью на маленький шар, который, кажется, мчится на тебя. Мы постоянно находились на аэродроме, в высотнокомпенсирующих костюмах, в готовности немедленно взлететь. Особенно доставалось нам с капитаном Геннадием Гусевым — командиром эскадрильи перехватчиков: дежурили чаще других. МиГ-19 с РЛС не все тогда у нас освоили. А замкомполка Герой Советского Союза Александр Вильямсон часто говорил, не сегодня-завтра может быть реальный бой. В таком состоянии и встретили мы, уральцы, непрошеного гостя. Разумеется, такое же напряжение — у американцев. Разве не волновались причастные к полету? Пауэрс до пересечения нашей границы сделал 27 вылетов на У-2, пробыл в воздухе 500 часов, но пересекая границу, как он признался позже, нервничал и его одолевал страх.

Можно ли было пресечь шпионский полет до Урала? Разумеется, но только в районах дислокации зенитных ракетных комплексов.

Уверенности в том, что сможем гарантированно поразить цель, — вспоминает бывший летчик полковник в отставке Н. Горлов, — ни у кого не было — отсюда и нервное напряжение. Волновались от командующего истребительной авиацией генерала Евгения Яковлевича Савицкого до рядового пилота, ракетчика. Слишком высоко шла цель...

В тот день, 1 мая, на аэродроме боевое дежурство несли заместитель командира эскадрильи капитан Борис Айвазян и летчик старший лейтенант Сергей Сафронов. По сигналу боевой тревоги взлетели в 7 часов 3 минуты. Через 32 минуты были и аэропорту Кольцово — в Свердловске. А дальше... Предоставим вновь слово Б. Айвазяну — непосредственному участнику тех событий:

— В Свердловске самолеты срочно начали заправлять горючим. Быстрее наполнили баки истребителя Сергея. Как ведущий, я пересел в его машину в готовности взлететь по приказу на перехват противника. Однако взлет задержали на 1 час 8 минут (у летчика сохранился полетный лист. — А. Д.). На аэродроме случайно оказался самолет Су-9 — капитан Игорь Ментюков перегонял истребитель с завода в часть. Машина совершеннее МиГ-19, а главное — практический потолок у нее до 20 тысяч метров. Правда, к бою она не была готова, отсутствовало вооружение, летчик — без высотнокомпенсирующего костюма.

На КП, видимо, точно определили высоту самолета-незнакомца и поняли — достать его мог только Су-9. Капитану Ментюкову и поручили перехватить У-2 на подходе к Свердловску. По включенной рации я слышал переговоры между КП и летчиком. "Задача: уничтожить цель, таранить, — прозвучал голос штурмана наведения. Секунды молчания, а потом: — Приказал "Дракон" (фронтовой позывной Савицкого).

Не знаю, звонил сам Савицкий или приказ подкрепили его именем, но я понял: летчик обречен, шел на верную смерть. Таранить на такой высоте без высотнокомпенсирующего костюма, без кислородной маски... Видимо, иного хода у командования на тот момент не было. "А ракеты ?" — возразит иной читатель. Дело в том, что атака проводилась первоначально южнее Свердловска. Противник мог обогнуть город, обойти место дислокации ракетных дивизионов.

Включен форсаж, и капитан Ментюков вышел на высоту Пауэрса. "Расстояние — 10 километров, 8... Цель перед вами", — доносило радио. Ментюков цели не увидел, и его самолет стал резко обходить У-2 — скорости разные. Штурман растерялся и потребовал от летчика выключить форсаж. "Выключить форсаж нельзя", — ответил Ментюков. "Выключайте форсаж! — штурман уже кричал. — Приказал "Дракон"! Ментюков выключил форсаж, и самолет со снижением скорости потерял высоту. Набрать ее он уже не мог — заканчивалось горючее. "Идти на посадку", — последовала команда ему, а нам — взлет.

Взлетели. Пауэрс над нами, но где? Кручу головой — вокруг никого. В те секунды заметил взрыв и пять уходящих к земле точек. Эх, угадать бы тогда, что это был разваливающийся У-2! Я принял взрыв за самоликвидацию ракеты, тут же сообщил на КП. Самолет Пауэрса, понятно, не обнаружили, ведь его уже уничтожили ракетчики. Ну а если бы он продолжал полет, и мы обнаружили его? На высоту 20000 метров (потолок у "мига" на 2-3 тысячи ниже) за счет динамической горки поднялся бы. Правда, за секунду наверху увидеть самолет, прицелиться и открыть огонь — один шанс из тысячи. Однако и его пытались использовать...

Прервем рассказ Бориса Грайровича Айвазяна и перенесемся в зенитную ракетную часть, под Свердловск. Офицер наведения старший лейтенант Эдуард Фельдблюм, операторы во главе с сержантом Валерием Шустером уже прочно "держали" противника. И вот звучит доклад майора Михаила Воронова: "Цель уничтожена". Стартовый расчет сержанта А. Федорова сработал безошибочно.

А потом... Потом произошла задержка. Вторая и третья ракеты не сошли с направляющих. В чем дело? Поломка? Встали вопросы перед Вороновым. Тут же доклад на КП части полковнику Гайдерову. Находившийся с ним главный инженер части майор В. Боровцов порекомендовал: "Посмотрите на угол запрета". Случилось то, что бывает крайне редко: кабина наведения оказалась между ракетой и самолетом — у Воронова полегчало на сердце, причина задержки объективная. А тем временем ракета настигла цель.

...Перед Пауэрсом лежал Свердловск. Как позднее вспоминал летчик, он вновь включил фотоаппараты, другую разведаппаратуру и повернул на 90 градусов к юго-восточной границе города. К тому времени было преодолено более половины шпионского маршрута. В Вашингтоне было воскресенье, 1 час 53 минуты. Часы в Москве показывали 8 часов 53 минуты утра. И вдруг... Фрэнсис на суде рассказывал:

— Неожиданно я услышал глухой взрыв и увидел оранжевое сияние. Самолет наклонился вперед носом, и, как кажется, у него отломились крылья и хвостовое оперение. Точно я не знаю, в каком положения падал мой самолет, я видел во время падения только небо.. У меня мелькнула мысль, что, может быть, взорвался двигатель, но я как раз смотрел вперед и видел, что двигатель был в порядке. Я думаю, что это произошло на высоте приблизительно 68 тысяч футов...

Ракета взорвалась позади самолета, ее осколки пробили хвостовое оперение и крылья, но не затронули кабину. Машина клюнула носом. Фрэнсис схватился левой рукой за ручку дросселя, правой держась за штурвал. Самолет сотрясали сильные удары, бросал пилота по кабине. Крылья оторвались. Задрав нос к небесам, изуродованный фюзеляж штопором шел к земле. Пауэрс даже не попытался взорвать самолет (кнопка находилась рядом с креслом), хотя в соответствии с инструкцией ЦРУ обязан был это сделать. Три фунта циклонита разнесли бы на мелкие куски не только машину, но и пилота. И он решил выбраться из падающей машины. Это ему удалось, и он воспользовался парашютом. А за секунды до этого капитан Николай Шелудько — командир соседнего зенитного ракетного дивизиона получил приказ обстрелять У-2 еще раз — требовалась гарантия в поражении. Дивизион дал залп. Ракеты уже пришлись по обломкам самолета. И тут случилось...

На экранах локаторов цель растворилась в помехах. Офицер наведения боевого расчета Воронова старший лейтенант Фельдблюм решил, что их приметил противник, увильнувший каким-то образом от ракеты, — выбросил контейнер с металлическими лентами. Воронов согласился с этой оценкой. Сам Михаил Романович рассказывает так:

— На самом деле экран забили обломки самолета, тем более, что после залпа дивизиона Шелудько их стало еще больше. Через минуты мы поняли это, да и осколки уже падали на землю. Доложили на КП части, оттуда выше. Но там сочли, что все же противник, прикрываясь помехами, продолжал полет. Словом, окончательный доклад об уничтожении "У-2" последовал только тогда, когда был задержан Пауэрс, примерно через полчаса.

Более 30 минут после уничтожения цели на КП считали, что цель продолжает полет. Специалистов радиотехнического батальона (его возглавлял подполковник И. Репин) также смутили пассивные помехи. А поэтому перед летчиками-истребителями Борисом Айвазяном и Сергеем Сафроновым, вышедшими в новый район, задача стояла прежняя — при обнаружении атаковать противника. На очередном вираже, поясняет Айвазян, я передал Сергею команду оттянуться, мол, если в 2 — 3 минуты не обнаружим вражеский самолет, будем садиться, причем с прямой, то есть без традиционного круга над аэродромом. Сафронов не отозвался, связь с ним оборвалась. Айвазян увидел в чистом небе необычное облако, резко спикировал. Это ему спасло жизнь.

В беседе с Борисом Грайровичем я поинтересовался: "Опыт помог?" "В какой-то мере, но больше — случайность, — ответил он. — Необычное облачко вселило в меня тревогу, однако не предположение о том, что загорелся самолет Сергея. Не было для этого причин. От чего он может загореться? А резко спикировал потому, что привычка сказалась. Во время учебных полетов месяцев шесть выполнял роль "цели", меня перехватывали товарищи по полку. Чаще просили подольше подержаться на высоте. Садиться порой приходилось почти с пустыми баками, все время увеличивая угол падения. В тот раз я так и решил приземлиться, применив наработанный прием. "Захватить", видимо, ракетчикам было меня трудно — резкое пикирование есть резкое пикирование..."

В зенитном ракетном дивизионе, которым командовал майор А. Шугаев, восприняли появившуюся отметку от истребителей за вражескую цель, которая снизилась до 11 тысяч метров. Доложили на КП, оттуда пришло распоряжение генерал-майора И. Солодовникова на открытие огня... по "мигам". Об уничтожении У-2 майор Воронов доложит чуть позже.

Старший лейтенант Сафронов погиб на виду у многих уральцев — жителей Верхнего Уфалея, спешивших на первомайскую демонстрацию. Самолет Сергея упал в десяти километрах от аэродрома, неподалеку на парашюте опустился и он сам — мертвый, с огромной раной на боку. Возможно, катапульта сработала от детонации, а может пилот сам сумел в последние мгновения привести ее в действие — установить это многочисленные комиссии не смогли. Сергею Сафронову не исполнилось и тридцати, ровесник Френсиса Пауэрса. Родом — из подмосковного города Гусь-Хрустальный. Окончил Борисоглебское училище летчиков имени В. П. Чкалова. Освоил Ла-5, три модификации "мигов".

Сыну Сергея Сафронова — Александру сейчас уже больше, чем на момент гибели отцу. Мать — Анна Васильевна воспитала его совместно с Борисом Грайровичем Айвазяном, за которого впоследствии вышла замуж. Иногда они ездят в Пермь, где на воинском кладбище покоится Сергей Сафронов, возлагают на могилу цветы.

Похоронить Сергея на воинском кладбище решили его друзья — летчики. За прахом в Свердловск был направлен командир звена капитан А. Железнов. "Похоронили его с почестями, — вспоминает Анатолий Георгиевич, ныне офицер запаса, заслуженный военный летчик СССР. — Жаль только что об этом не узнала страна, умолчали тогда о смерти боевого летчика, погибшего при выполнении ответственного задания..."

В мае шестидесятого был обнародован указ о награждении воинов за уничтожение самолета-шпиона (первый Указ, подписанный Л. Брежневым, который тогда стал Председателем Президиума Верховного Совета СССР). 21 человек удостоился орденов и медалей. Ордена Красного Знамени — старший лейтенант Сергей Иванович Сафронов (слово "посмертно" было опущено) и командиры зенитных ракетных дивизионов Николай Иванович Шелудько и майор Михаил Романович Воронов. На Воронова главнокомандующий Войсками ПВО страны маршал Бирюзов два раза писал представление на звание Героя Советского Союза, но дважды разрывал уже подписанный им документ, чертыхался: доложил бы, мол, на десять минут раньше... На пути к званию вставал летчик Сергей Сафронов.

Как сложились судьбы главных действующих лиц того памятного события? О судьбе старшего лейтенанта Сергея Сафронова читатель уже знает. Другие летчики и ракетчики на сегодняшний день живут в разных уголках страны. Все офицеры — в отставке, некоторые умерли. Напарник по полету со старшим лейтенантом Сафроновым Борис Грайрович Айвазян — москвич. В 1960 году он уволился в запас. Окончил Московский лесотехнический институт, работал в НИИ. Сейчас он доцент кафедры вычислительной техники Московского коммерческого института.

Ну, а судьба Пауэрса? Шпионский полет более чем возмутил Хрущева. Узнав, что американский летчик захвачен, он в гневе закричал: "Повесить!" Понятно, сказано, что называется, в сердцах. Это было уже вне его сил. Судебный процесс проходил открыто, причем скорее не только над конкретным человеком, а над тогдашней политикой США. На суде присутствовали родные Пауэрса. Приезд отца финансировал журнал "Тайм" в обмен на исключительное право в предоставлении рассказа о полете. Жена Пауэрса Барбара заключила соглашение с журналом "Ныосуик". Причем Френсис, по воспоминаниям очевидцев, сильно расстроился, узнав, что она опубликовала факсимильные варианты их личной переписки.

Военная коллегия Верховного Суда СССР на открытом заседании 19 августа 1960 года признала его виновным в преступлении, предусмотренном Законом "Об уголовной ответственности за государственные преступления" и приговорила к 10 годам лишения свободы. Первые три года Пауэрс должен был отбывать во Владимирской тюрьме. Сначала он "сидел" один, затем, по его просьбе, к нему "приобщили" заключенного, знающего английский язык.

10 февраля 1962 года на мосту Глиникер-Брюкке, соединяющем тогда столицу ГДР с Западным Берлином близ Потсдама, советская сторона обменяла Пауэрса на советского разведчика Рудольфа Абеля, приговоренного в 1957 году к 30 годам каторжной тюрьмы.

После возвращения в США пилота подвергли тщательному допросу в следственной комиссии, проверке на детекторе лжи. Он был полностью реабилитирован. Видимо в ЦРУ посчитали: в противном случае возникли бы трудности с набором новых специалистов в шпионское ведомство. В октябре шестьдесят второго Пауэре подал рапорт об освобождении его от работы в ЦРУ и перешел на работу летчика-испытателя самолетов Локхид-У-2. В 1970 году после того, как он написал книгу воспоминаний "Операция "Оверфлайт" (Операция "Перелет"), вызвавшую неудовольствие многих руководителей разведки США, летчика уволили. Не имея возможности получить работу в американской гражданской авиации, Пауэрс нанялся пилотом в радиотелекомпанию в Лос-Анжелесе и погиб при катастрофе вертолёта. Сообщение об этом появилось в американской печати 2 августа 1977 года.