Сканировал Игорь Степикин
ТАК ПОЧЕМУ ЖЕ ВСЕ-ТАКИ МЫ НЕ ПОПАЛИ НА ЛУНУ?
Крылья Родины, 1991, №5, с. 24-25.
В "КР" № 5-90 мы подняли эту тему и получили много откликов читателей. Они просят встретиться с людьми, которые непосредственно готовили пилотируемый полет на Луну. Наши корреспонденты Игорь Афанасьев и Виктор Бандуркин попросили рассказать об этих событиях одного из исполнителей лунной программы полковника запаса Александра Анатольевича Воронина.
— Вы участвовали и в разработке этой программы?
— Нет, все программы формировали Мстислав Всеволодович Келдыш и Сергей Павлович Королев, а мы, собственно, были только исполнителями. Насколько я помню, Королев горел желанием попасть на Луну первым: чтобы быть впереди, чтобы перегнать... американцев, конечно. Ну и чисто по-человечески интересно было. Теоретические разработки, разумеется, Келдыша. А поскольку всем надо было объяснить, как материализовать теорию, — это мог сделать и сделал Королев. На старых кораблях — "Восток" и "Восход" — на Луну, безусловно, лететь было невозможно. Нужен был корабль с аэродинамическим качеством, способный совершать управляемый спуск. И Королев рассчитывал свой аппарат — собственно "Союз" — и для полета по околоземной орбите, и с тем прицелом, чтобы на нем же пойти на Луну и вернуться.
Когда мы начали вести лунную программу, я был заместителем начальника третьего (методического) отдела у Быковского и одновременно инструктором на тренажере. Горели энтузиазмом, работали очень много, а техники у нас было мало. Вся документация — бортовая и тренажерная — писалась от руки. Обычно вечером до полуночи готовишься к тренировке либо пишешь бортовую или методическую документацию, а утром опять на тренажеры. Работали как одержимые, дело-то небывалое.
— Как по-вашему, насколько реально выполнима была программа? Не выглядела ли она как-то эфемерно, не преобладал ли волюнтаристский подход?
— Нет, в выполнимости программы никто из ее создателей не сомневался. Я много раз бывал на советах главных конструкторов. Ни малейшего признака недоверия, хотя полемика возникала порой острая. Ведь советы главных — это разговор деловой. Каждый конструктор — а их там десятки — отвечает за разработку конкретной вещи. Ответственность высочайшая. Слукавить попросту немыслимо. В выступлениях излагали разные варианты, порой спорные. Космонавты говорили: "Дайте нам больше энергетики, больше возможностей по управлению кораблем!" Тогда главным конструктором систем управления был Пилюгин, "чистый" автоматик-приборист, неуступчивый, и с ним велась упорная борьба. Он сначала не хотел давать никакого управления человеку, но в конце концов сдался. Тогда ведь многие вообще не верили, что человек в космосе сможет управлять кораблем и нормально работать в невесомости.
— Как сейчас известно, корабль Л-1 прошел летные испытания в автоматическом варианте, и только неудачи с ракетой-носителем "Протон", с помощью которой он запускался, и отказ политического руководства от продолжения работ по программе помешали осуществлению полета человека на нем вокруг Луны. А корабль Л-3? Правда ли, что даже к моменту запусков ракеты Н-1 корабля практически еще не было в металле?
— Практически он был готов. По-моему, его даже запускали. Может быть, не полностью укомплектованным, но большинство его элементов — двигатели, система управления — были испытаны, в том числе и на орбите. Если бы программа развивалась дальше и ракета Н-1 сработала нормально, все системы корабля были бы готовы.
— По какой схеме предполагалось осуществить экспедицию Л-3: по одно— или двухпусковой?
— Просматривались оба варианта программы. Но основная схема была однопусковая, с помощью носителя Н-1 и космонавтов, и корабля Л-3. По второй схеме лунный корабль выводился отдельно, потом на околоземной орбите Л-3 стыковался с Л-1, а далее полет шел по обычной схеме. Собственно, космонавтов мы готовили по обоим вариантам. Не отбрасывался даже вариант с двумя пусками ракеты Н-1. Космонавтов мы тренировали к стыковкам как на окололунной, после взлета лунного модуля — что само собой разумеется, — так и на околоземной орбите.
— Можно ли сказать, что программа "Союз" должна была в своем развитии перейти в лунную программу? Так ли это было?
— Программы шли параллельно. У нас в этом вопросе проводится политика, которая мне не понятна до сих пор: мы всегда ведем несколько программ. Американцы все делают последовательно. Они считают деньги. А мы почему-то всегда распыляемся на несколько направлений. Это все усложняло жизнь, создавало нам проблемы: и тренажеры совершенно разные нужны, и специалисты, и бортдокументация. И экипажи — по "открытой" программе "Союз" и по секретным программам Л-1 (командир и исследователь) и Л-3 (командир и пилот "лунный") — тренировались параллельно. Их бросали то туда, то сюда. Эта неразбериха нам очень мешала. Мы просили руководство: "Дайте нам определенный экипаж для конкретной программы и назначьте срок, к которому его надо подготовить". Нам не отвечали. И если по программе "Союз" все было определено, то по лунной... Хотя, как стало теперь известно, каждый космонавт рвался, чтобы непременно первым попасть туда — это я точно знаю. Быковский (а вначале и Гагарин), Леонов, Хрунов, Горбатко, Макаров... Да буквально все.
— Готовились с энтузиазмом?
— Да, они очень много и напряженно готовились. Исключительно серьезно относились к тренировкам, чтобы — не дай Бог! — инструктор не сказал, что кто-то из них подготовлен хуже. Это больно задевало самолюбие каждого. Поэтому мы всегда старались, если у кого что-то не получается, не выносить это на люди, а лучше сказать ему: "Давай-ка поработаем еще". И работаем с ним столько, сколько надо, чтоб у него была высшая оценка.
В обращении с космонавтами нужен тонкий подход, надо находить оптимум взаимоотношений с каждым, чтобы не было никаких обид ни среди них, ни среди инструкторов. Тогда каждый стремился, как, впрочем, и сейчас, попасть именно в первый экипаж. А самое сложное в космическом полете — это изнурительная подготовка человека к нему. Там все в наддутом скафандре, "в особых случаях", "в нештатных ситуациях". В полете, вероятнее всего, таких ситуаций не будет, но мы вынуждены к ним готовиться. По себе это знаю: участвовал в тренировках вместе с космонавтами как инструктор и сам готовился поступить в отряд. При этом уходит очень много сил, а после отмены программы или снятия человека с подготовки обидно, что труд и силы потрачены впустую. После тренировок сам космический полет кажется отдыхом.
— Имела ли подготовка космонавтов по программе Л-3 какие-то особенности?
— Могли возникнуть трудности с посадкой на Луну. Представьте такое: попал при этом на склон, перевернулся — и все, уже не вернешься. Обеспечили космонавта директорным управлением, а времени выделили мало. Ему давалось три-пять секунд на то, чтобы определиться, выбрать ровный участок для посадки и нажать кнопку, чтобы, скажем, немного уйти от кратера, если корабль идет на его склон. Фактически все-таки времени было чуть больше, но мы их тренировали на три секунды, чтобы им не жилось хорошо... На тренажерах мы проверяли космонавтов, и они справлялись. Так что тут три секунды, собственно, даже много. Космонавт обычно определялся за полторы-две секунды, потом нажимал кнопку, и корабль сразу же садился в нужную точку.
— С какими еще трудностями вам приходилось сталкиваться?
— Были проблемы с тренажерами. Как всегда, все нужно было добывать, выпрашивать. С документацией возникли проблемы. Ведь промышленность до сих пор очень запаздывает с ее поставкой. Говоришь: дайте нам хотя бы простое техописание изделия, а все остальное будем делать сами. Все равно опаздывают. Мы даже ставили вопрос об этом в Совмине, в ВПК. Иногда окончательно выправленный вариант бортдокументаций мы вынуждены были давать космонавтам прямо на старте! Ну это же безобразие. Ведь нужно минимум три месяца, чтобы человек с ней поработал и знал, что там написано. А то переиначат все, а космонавту приходится в полете открывать ее, читать и делать все по бумажке: делай раз! делай два! — и смотри, что получилось. Было такое в полете В. Комарова. В документации значилось: выключение режимов — работа всех систем прекращается. Когда у него на орбите начал вращаться корабль, он нажал кнопку "выключение режимов", а вращение продолжалось. Оказывается, в последний момент поставщики переделывали какие-то электроцепи, а в документацию не внесли. Такого момента на Земле нигде не было — ни на тренажерах, ни в бортдокументации. В корабле сделали все по-другому, а нам ничего не сказали. Но Комаров, как известно, погиб по иной причине — в корабле оказалась совершенно другая, гораздо более опасная неисправность. Если бы мы это вовремя не заметили и пустили второй корабль с большим экипажем, было бы еще три покойника. Однако до сих пор у нас остается проблема с оперативностью внесения изменений в бортдокументацию...
— Как вы считаете, почему закрыли программу?
— Дело в том, что надежность нашей программы (вероятность ее безаварийного выполнения) была недостаточно высока. И когда американцы слетали на Луну, в больших верхах, опять-таки с политической точки зрения, возникли опасения: "А вдруг где-то сбой произойдет, и мы окажемся в очень нехорошем положении?" Это одна из предполагаемых причин, почему ее закрыли. Вопрос надежности очень острый! И хотя вся техника была многократно проверена и вероятность безопасного завершения программы, ну, допустим, 0,8 или 0,9 — она, даже по нашим временам, очень маленькая, — но первые корабли так и летали: в "верху" продолжали сомневаться в успешном исходе программы. Сейчас она должна быть 0,99, как у "Бурана" или "Шаттла". Но сегодня и технология, и элементная база другие: таких значений достигнуть можно. А тогда, с точки зрения руководства, надежность была не очень высокой. Решение о закрытии программы было скорее политическое. И конструкторы, и космонавты примерно до 1972 г. были за продолжение программы.
— Наша лунная программа не состоялась. Но хоть какую-то пользу от нее страна получила?
— По большому счету — слишком малую. Ни технические решения, ни материалы, использованные в лунной программе, до остальной советской космонавтики не дошли. Тогда все было закрыто секретностью. Когда программу закрыли и к руководству пришли новые люди, начали все подряд уничтожать, всю документацию, тренажеры, готовые изделия. У американцев, к примеру, существует преемственность. В 1973 году, когда я был в США по программе "Союз" — "Аполлон", мне предложили "полетать" на тренажере "Шаттла". Так они этот тренажер сделали из другого, "лунного". Использовали все: приводы, телекамеры, телевизоры в кабине летчиков. Только вместо лунного ландшафта поставили взлетно-посадочную полосу и набрали новую математику по другим алгоритмам. И вместо кабины лунного модуля стала кабина "Шаттла". А у нас, к сожалению, тренажеры поломали, две полностью готовые ракеты Н-1 пустили под копер и программу "Буран" делали практически заново, с нуля. Раньше об этом не думали, а теперь говорят: "Денег на космос нет..." Хорошо, хоть вспомнили о программе, заговорили о ней. Об этом нужно знать не только потому, что это наша история, но и для того, чтобы в будущем не повторять подобных, слишком дорогих ошибок.