А ДЕЛО БЫЛО ТАК

Трудная судьба проекта Н-1

ТРИУМФ проекта «Аполлон» и высадка американцев на поверхность Луны не были восприняты как сверхсенсация. К этому шло. О всех этапах долгого и трудного пути, успехах и огорчениях, рискованных испытаниях и опасных неполадках сообщалось подробно, без утайки и тенденциозности. И все-таки, когда эфир донес до Земли человеческий голос с другого небесного тела, планета отреагировала на это бурно и восторженно. Ну а что же мы, те, кто начал дерзновенный штурм космоса, запустил первые спутники, первыми «дотянулся» до загадочной Селены своими лунными ракетами, потряс мир полетом Юрия Гагарина? Как могло случиться, что в одночасье вдруг стали вторыми?

До какого-то момента, а точнее — рубежа, нам казалось, что лидерство в космосе мы сохраним навсегда. У «них» обязательно что-то сорвется, успокаивали мы себя, скептически относясь к их прогнозам. Благодушие обернулось «утратой темпов» и... престижа.

Журналистская судьба сводила меня с многими, кто создавал ракетно-космическую технику, был организатором наших космических программ, готовил космические экипажи. Всякое бывало: и доверительные беседы, и весьма сухие, ничего незначащие и не объясняющие суждения о происходящем, и раздраженное «Об этом говорить преждевременно». Уточняющие вопросы порой встречали непонимание, а то и испуг. Долгое время все то, что касалось космоса, скрывалось под грифом «Совершенно секретно».

Между тем вопросы оставались. Вакуум достоверной информации заполнялся слухами, вымыслами и домыслами, правда искажалась, один и тот же факт обретал множество «оттенков», а истина утопала в кем-то придуманных двусмысленных формулировках.

Я вовсе не собираюсь навязать читателю мысль, что все, о чем пойдет дальнейший рассказ, — истина в последней инстанции. Космические программы, конструкторские и инженерные замыслы и решения — это творчество. «Оно сродни искусству, у него своя душа, свои крылья» (это слова С.П.Королева), а потому трудно ожидать одинакового восприятия событий всеми, кто к ним в той или иной мере причастен.

И все-таки, что же приоткрыло время?

После запуска нашего спутника и полета Гагарина Америка находилась в шоке. От президента потребовали «космического реванша». Срочно была выработана программа высадки американцев на Луну. Ее объявили важнейшей национальной задачей, конгресс проголосовал за выделение миллиардных субсидий на поднятие престижа Америки. Шел 1961 год, май месяц.

Однако инженерные наброски и расчеты полета к Луне (не идея — конструкторский замысел и технические проработки) появились много раньше. Не в Америке — у нас. Наивно было бы подтверждать это ссылками на Циолковского, приводить убежденные доводы Цандера, труды Кондратюка. Существует стенограмма доклада С.П.Королева в Академии наук СССР, сделанного в апреле 1956 года.

«Реальной задачей, — говорил Сергей Павлович, — является разработка полета ракеты на Луну и обратно от Луны. Эта задача наиболее просто решается при старте со спутника, но она решается и при старте с Земли. Несколько труднее обстоит дело с возвращением на Землю той аппаратуры, которая будет установлена на спутнике или на ракете, пущенной к Луне. Не надо только думать, что высказанные мною предположения являются очень далекими...»

В конце 1957 года Королев выскажется более определенно: «Задача достижения Луны технически осуществима в настоящее время...» В начале 1958 года он изложил подробный план исследования Луны с перечнем технических проблем, которые должны быть при этом решены, и возможных вариантов их решения.

Можно было бы привести немало документов, которые позволяют проследить хронику нашего лунного проекта, вошедшего в историю под индексом Н-1. Впрочем, так называли ракету-носитель. Что касается кораблей, которые она должна была доставить в определенный район космоса, то у них было свое обозначение: Л-1 — для облета Луны и возвращения на Землю, Л-3 — для посадки космонавтов на Луну. Живое свидетельство тех, кто так или иначе был связан с этими проектами, позволяет, на мой взгляд, с большей глубиной прочувствовать и время, и события, и людские судьбы.

ВЕТРОВ ГЕОРГИИ СТЕПАНОВИЧ,

доктор технических наук,

сотрудник ОКБ им. С. П. Королева:

— Создание ракеты-носителя Н-1 было выдающимся достижением коллектива, возглавляемого Сергеем Павловичем Королевым, и тех организаций, которые принимали участие в этом проекте. Весьма необычном и грандиозном. Сегодня он ушел в историю, однако, оглядываясь на прошлое, важно извлечь из него уроки и восстановить справедливость по отношению к коллективу ОКБ Королева. Тайна, которой до последнего времени была окутана Н-1, давала пищу для различного рода измышлений и субъективных оценок…

Характерной чертой Королева-конструктора было умение смотреть далеко вперед. Первые замыслы о тяжелых носителях появились в 1956 году, до первого полета межконтинентальной ракеты Р-7. Они обсуждались на Совете Главных и на правительственном уровне в июле 1957 года. Тогда идею создания тяжелого носителя сочли преждевременной. Но уже в 1960 году по инициативе Сергея Павловича было принято постановление об эскизных проработках по тяжелому носителю, а в 1962 году постановление по разработке эскизного проекта новой ракеты, которой присвоили индекс Н-1.

Работая над проектом, Королев понял: так называемая пакетная схема для тяжелого носителя непригодна. Тогда родилась идея создания ракеты по моноблочной схеме со сферическими баками большого диаметра. Это была фантастическая по тем временам конструкция. Возникла серьезная проблема транспортировки узлов с завода-изготовителя на Байконур. Представьте: максимальный диаметр нижней ступени составлял 17 метров. По железной дороге перевозить столь габаритный груз нельзя. А как быть?..

Поясню. Проигрывались несколько вариантов транспортировки: специальный самолет-гигант, дирижабль, сооружение водного канала от Каспия в район Байконура, строительство специальной автомагистрали, перенос заводских цехов на космодром, строительство нового космодрома. Нет, это не было прожектерством. Все просчитывалось, и искался оптимальный вариант. Его в конце концов нашли. Конструкция, как она была задумана, оказалась технологичной, сборку проводили в МИКе, на Байконуре.

В перспективе мощный носитель предполагалось использовать для пилотируемой экспедиции к Марсу. В проекте рассматривалась и возможность применения ядерных электрореактивных и водородных двигателей. В конструкцию Н-1 закладывались варианты использования верхних ступеней в качестве самостоятельных ракет-носителей для выведения в космос разнообразных грузов.

Эскизный проект был принят экспертной комиссией и рекомендован к разработке. Летные испытания, которые начались в феврале 1972 года, подтвердили правильность выбора технических решений, технологических и эксплуатационных характеристик ракеты. К сожалению, ни один из четырех пусков не был удачным. 15 мая 1974 года работы по Н-1 были приостановлены, а в марте 1976-го — прекращены...

По-разному объясняют трудную судьбу Н-1. На мой взгляд, одна из причин, помешавших осуществлению столь грандиозного проекта, — распыление сил и средств. Когда проект уже приняли к разработке, много средств было отвлечено на создание еще одного ОКБ. Возглавил его В.Н.Челомей, который пользовался особым расположением Н.С.Хрущева. В тот период интересы дела требовали кооперации трех ОКБ— С.П.Королева, М.К.Янгеля, В.Н.Челомея, чего настойчиво добивался Сергей Павлович, но... В это время Челомей начал проектировать свою ракету УР-700 на базе двигателей Глушко. Естественно, что такая разобщенность тормозила работы по Н-1.

Сошлюсь на мнение одного из организаторов космических программ, доктора технических наук, профессора Г. Н. Пашкова. «В ту пору было принято решение, которое фактически отодвигало «фирмы» С.П.Королева и М.К.Янгеля с первых на вторые роли... Появился проект, которому отдавалось предпочтение перед всеми остальными... Поражало, что автор брался завершить его всего за три года. Ему, естественно, по указанию Н. С. Хрущева немедленно были выделены средства, оголены большие программы, по которым уже существовали крупные заделы. Этих средств так не хватало Королеву...»

Специалисты «королевского» ОКБ написали докладную министру С.А.Афанасьеву. После борьбы мнений УР-700 в конце концов «зарубили», но время было потеряно.

В числе причин я бы назвал и монополию ОКБ В.П.Глушко на разработку мощных ЖРД, что мешало Королеву привлечь к работам другие конструкторские коллективы.

Перспективу развития мощных ракетных двигателей Валентин Петрович видел в применении синтетического горючего, которое вначале предполагалось использовать для Н-1 вместе с кислородом в качестве окислителя. Когда стало ясно, что двигатель с такими компонентами создать практически невозможно, Королев был поставлен перед трудным выбором. Глушко настаивал на использовании для Н-1 ЖРД на компонентах, которые приводили к существенному ухудшению летно-технических характеристик ракеты, резко повышали стоимость пусков и были неудобны в эксплуатации из-за высокой токсичности. В этих условиях Королев мог рассчитывать только на Н.Д.Кузнецова, хотя основной специализацией Николая Дмитриевича были авиационные моторы.

У Кузнецова не было нужной базы, стендов. Это могло обернуться большими потерями времени. Королев писал «суровые» письма Кузнецову и одновременно обращался к тогдашнему секретарю обкома В.И.Воротникову с просьбой помочь Николаю Дмитриевичу. Третье письмо тут же направлялось в Совмин В.Э.Дымшицу: «Трудно куйбышевцам. Помогите им!» Вот так Сергей Павлович старался «нажать на все кнопки».

Заметим, кстати, что в дальнейшем, будучи Генеральным конструктором ракеты-носителя «Энергия», Глушко отказался от предлагаемых им для Н-1 компонентов топлива и вернулся к тому, на чем настаивал Королев.

После смерти Сергея Павловича его преемником стал академик В. П. Мишин, на плечи которого легли основные трудности по завершению работы над проектом. Гарантией успеха был высокий профессионализм королевцев, но естественный ход событий был нарушен обидным для коллектива решением о свертывании работ над проектом...

МОЗЖ0РИН ЮРИЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ,

Герой Социалистического Труда, профессор,

Доктор технических наук, директор ЦНИИМаш:

— С Василием Павловичем Мишиным я познакомился, когда начал работать у главного конструктора В. Ф. Болховитинова. Это был 1940 год. Работали по вечерам, днем учился на 3-м курсе МАТИ. В начале войны я ушел добровольцем на фронт. Встретились уже в Германии: я — старший лейтенант, он — подполковник...

Секретность с космосом? Да, она была. Зачем, для чего? В те годы шло соревнование с Америкой по многим техническим направлениям. Американцы помпезно заявили о том, что первыми запустят спутник Земли, рекламировали себя, высокомерно полагая, что конкурентов у них нет. В тот период набирала силу «холодная война», и это тоже наложило свой отпечаток на время.

Королев рассуждал так: имеющаяся у американцев ракета «Авангард» слишком «слаба», чтобы с ее помощью развертывать серьезные космические— эксперименты. Американцы больше хвастают, а вот у нас есть носитель, который может вывести в космос большой и тяжелый спутник. Решили обогнать, поскольку есть такая возможность, а вот замыслы свои не стали рекламировать. Зачем!

Поначалу готовили тяжелый и сложный спутник. Но события разворачивались так, что американцы могли упредить нас. Тогда появился проект «ПС» — простейший спутник. Но даже он во многом превосходил замышляемое американцами. Запуск нашего «первого» всколыхнул мир.

Потом — Лайка. И тоже успех. Энтузиазм, дерзкие планы. Решили послать ракету на Луну. Первый раз промахнулись, но все равно это была удача. Вторая ракета доставила вымпел на лунную поверхность. А мы смотрели дальше, думали о межпланетных рейсах к Венере и Марсу. И не только думали, но и разрабатывали такие проекты. Словом, программ было много, и все на реальной основе.

Американцы стали готовить полет в космос человека. Сначала — вертикальный старт на большую высоту... Корабль «Меркурий» создавался небольшим и легким, у них не было тяжелого носителя.

На базе Р-7 — «семерки» можно было решать более сложные задачи. Поэтому Королев задумал осуществить полет человека вокруг Земли. Начали делать «Восток». Тогда его называли «шариком». Корабль проходил испытания в автоматическом варианте, затем с собачками и манекеном. И снова все делалось без широкой огласки, но обстоятельно и с большим энтузиазмом. Хотели быть первыми. Тем более что могли. Да и задумали все это мы много раньше американцев.

Увлеченность подготовкой к первому полету человека в космос видна уже из такого примера. Однажды «шарик» с собачкой при аварийном выводе на орбиту унесло в район падения Тунгусского метеорита на реку Подкаменную Тунгуску. Его судьба представлялась предрешенной, ибо в корабль закладывались 10 кг тола и была предусмотрена специальная система подрыва при нештатном входе в атмосферу. Даже если эта система не срабатывала, часовой механизм подрывал «шарик» через 60 часов. За этим тоже стояла секретность.

Так вот: не прошло и 10 минут, как получаем шифровку; «Запеленгован ваш шарик на земле». «Как так? — недоумение. — Неужели не взорвался?» Подтверждают: «Пеленг был по трассе полета».

С Байконура срочно вылетает экспедиция из 14 человек, чтобы спасти собачку. Маршрут через Красноярск. Погоды нет, туман, самолет не выпускают. Военный комендант не хочет брать ответственность на себя. Вылетели без разрешения. Двоих разработчиков системы подрыва вызвали из Ленинграда, других специалистов — из Куйбышева, подняли ночью и самолетами доставили в Красноярск. Оттуда не без приключений прибыли на место. И что же? Собачка действительно жива. В устройстве подрыва перегорел кабель и замкнул цепь.

Старт Гагарина! Триумф. Планета ликует. Потом — суточный полет Титова, групповой полет, многосуточный, первая женщина-космонавт, многоместный корабль, выход в открытый космос... У нас уверенное лидерство по автоматическим и пилотируемым кораблям. В начале 60-х годов уже велись разработки ракеты «Протон» (сегодня она выводит на орбиты «Кванты» и «Мир»), прорабатывался проект сверхтяжелого носителя на кислороде и керосине. Когда США обнародовали свою лунную программу, мы прикинули наши возможности и решили и здесь не упускать первенства. Задача представлялась сравнительно простой и не столь дорогой.

Королев предложил проект ракеты-носителя Н-1. Просчитав ее возможности, поняли: надо «поднять» полезный вес до 90 тонн. Получалось, что для такой ракеты потребуется установить на первой ступени по контуру 24 двигателя с тягой по 150 тонн. Однако дальнейшие расчеты показали, что этих 90 тонн не хватит, нужно минимум 95. Число двигателей увеличили до 30, но понадобилось еще «чуть-чуть», чтобы хватило энергетики. И здесь выход был найден: заправка переохлажденным кислородом и керосином позволяла взять на борт больше топлива.

Схема получалась сложной. Три ступени требовались для выхода на опорную околоземную орбиту. Затем включалась разгонная ступень — блок «Г», которая выводила корабль к Луне. Там включался тормозной блок «Д», и корабль переходил на орбиту Луны. Блок «Е» использовался для посадки капсулы с одним космонавтом, второй оставался в лунном орбитальном корабле (ЛОКе). Программа пребывания на Луне была рассчитана на трое суток. Затем старт с Луны, стыковка с ЛОКом, переход, разгон, полет к Земле, торможение в атмосфере. Получалась система из семи ступеней.

С самого начала реализации проекта встала проблема двигателей. Какие выбрать компоненты топлива? Глушко сделал 150-тонник для «Протона» на азотном тетраксиде и предлагал свой двигатель с тягой 600 тонн на тех же компонентах для Н-1. Королев считал, что необходим двигатель на жидком кислороде. Он понимал, что 1,5 тысячи тонн «азотной смеси» при аварии очень опасны — это мощная газовая атака.

Глушко не хотел уступать. Королев настаивал. Заседала комиссия под председательством М.В.Келдыша. Она высказалась за кислород. Глушко отказался участвовать в проекте. Тогда-то Королев и обратился к Кузнецову. Николай Дмитриевич взялся сделать 150-тонник. И сделал его. Но «переболел всеми болезнями», связанными с новым профилем работы. И это, естественно, сказалось на сроках...

Вначале считалось, что тридцать двигателей в одной связке — это хорошо, поскольку можно методически увеличивать надежность такой большой связки путем отключения в полете дефектных двигателей. При этом выключался и нормально работающий, расположенный симметрично. Однако гладко было только на бумаге. Как показал опыт, система аварийного выключения «Корд» не успевала диагностировать «заболевающий» двигатель и выключать его. Двигатель взрывался. А это означало, что рушится идея обеспечения надежности многодвигательной связки.

Работы над проектом Н-1 в 1964 -1966 годах проводились в сложных условиях. Производственных мощностей не хватало: планировали изготавливать в год четыре экспериментальные ракеты Н-1, а могли сделать только полторы. Сроки затягивались. Комплектация срывалась. Трудно решался вопрос о создании необходимых стендов и экспериментальных установок. Главные конструкторы давали серьезные послабления к требованиям экспериментальной наземной отработки: «Долго и дорого, — говорили они. — Будем отрабатывать в лёте».

Испытания выявили ряд тревожных моментов. А уже октябрь 1966 года, уже утверждены сроки высадки первого советского космонавта на Луне — третий квартал 1968 года. Мне было ясно, что задача ставится нереальная, объем предстоящих работ превышает производственные мощности отрасли в 2— 2,5 раза. На совещании Главных конструкторов и кураторов высказал свои сомнения. К ним отнеслись критически. Заместитель Королева по конструкции Сергей Осипович Охапкин (Мишин был в отпуске) заявил Д. Ф. Устинову: «Мы хотим решить эту задачу, мы можем ее решить, и мы решим ее в эти сроки, если нам помогут».

В феврале 1967 года было подписано решение правительства о форсировании работ по Н-1 и Л-3. Однако необходимого материально-технического обеспечения у проектов не было. Пошли сдвижки сроков. Стенды в нужном объеме не строились. Предполагали, что обойдемся старым методом — отработкой в процессе опытных пусков. Но это давало эффект, когда изделия были простыми и дешевыми. Сейчас же это был просчет. Американцы потратили 15 миллиардов долларов на создание экспериментальной базы, мы — около одного.

...Начались летные испытания ракеты Н-1 в полной комплектации с лунным и посадочным кораблями. 21 февраля 1969 года первый пуск. Все шло штатно. Но на 70-й секунде — пожар и взрыв. Мишин успокаивал: «Для первого пуска нормально».

3 июля 1970 года — второй пуск. Ракета оторвалась от старта, за короткие секунды поднялась на 100 метров, и тут взорвался двигатель. Система «Корд» отключила все движки, носитель рухнул, разворотив стартовый комплекс...

Что дальше? Предусмотрели «заваливание» ракеты по тангажу в самом начале полета чтобы уберечь старт в случае подобного отказа.

27 июля 1971 года — третья проба. Запуск. Подъем. Началось вращение вокруг продольной оси. Через семь секунд, когда угол поворота достиг 10 градусов, автоматика отключила двигатели.

23 декабря 1972 года — четвертый пуск. За десять секунд до выключения 1-й ступени начались продольные колебания с увеличивающейся амплитудой. Потом — разрушение конструкции и взрыв...

Следует сказать, что одним из этапов реализации программ с Н-1 был задуман облет Луны человеком. Для отработки системы управления кораблем при входе в плотные слои атмосферы со скоростью, близкой ко второй космической, подготовили 7 кораблей типа «Союз». Тогда их называли «Зондами». Отрабатывали вход в атмосферу с рикошетированием и повторным входом. Для этого использовали носитель «Протон» и блок «Д» корабля Л-3. Посадка предусматривалась в Казахстане. Два пуска проводились с приводнением в Индийском океане. Получилось. В один из «Зондов» тайно засунули черепаху. Она вернулась живой.

К 50-летию Октября — 1967 г. — собирались облететь Луну на пилотируемом корабле. Но американцам удалось это сделать раньше. Повторять не имело смысла...

Одновременно с работами по проектам Н-1 и Л-3 создавался автоматический аппарат для доставки грунта с Луны. Энергетики хватало. Георгий Николаевич Бабанин разработал посадочно-взлетную ступень. Запуск «Луны-15» практически совпадал по времени с экспедицией на «Аполлоне-11». Американцы заявили протест: мол, существует опасность столкновения на орбите Луны. Мы все просчитали и ответили: «Гарантируем». Если бы этот старт удался, мы на два дня раньше американцев доставили бы на Землю лунный грунт. Но... Тогда еще плохо знали гравитационное поле Луны и при посадке попали в гору...

Закономерен вопрос: «Почему были закрыты проекты Н-1 и Л-3 и прекращены работы по сверхмощному носителю?» Причин несколько. Во-первых, после четырех аварийных пусков стало ясно: для осуществления безопасной высадки человека на Луне требуется пройти долгий и тщательный путь отработки ракеты-носителя и всех элементов экспедиционного комплекса. Затраты оценивались суммой более 10 млрд. рублей. Во-вторых, в результате доставки лунного грунта советскими автоматическими аппаратами и американскими пилотируемыми кораблями практически полностью обесценивалась научная значимость задуманной экспедиции.

Однако, отказываясь от полета на Луну, казалось бы, не было смысла прекращать работы по сверхмощному носителю, тем более что ход развития космической техники указывал на необходимость в будущем иметь ракету такой размерности. Я был сторонником продолжения отработки Н-1 и на совещании у Д.Ф.Устинова выступил в ее защиту, но не убедил...

А что показало время? Отвечая на этот вопрос с современных позиций, можно сказать, что решение о закрытии проекта Н-1 было правильным. В то время — да и сейчас тоже — не было конкретных полезных нагрузок под Н-1, а практика показывает, что нельзя создавать носитель без привязки к целевым задачам. Даже для многоразового орбитального корабля «Буран» нельзя было использовать Н-1 без существенной переделки...

Развитие космической техники очень динамично, конструктивные решения быстро устаревают и становятся нерациональными или просто непригодными для решения будущих задач. К примеру, американцы, имея превосходный и отработанный носитель «Сатурн-5», не использовали его для проекта «Спейс Шаттл», хотя по размерности он им подходил. Для программы СОИ они также рассматривают другие проекты сверхтяжелых носителей. Поэтому разработка В.П.Глушко и Б.И.Губановым мощного носителя «Энергия», по-моему, не есть проявление их индивидуальных особенностей в ущерб государственным интересам. Эта космическая техника создает прочный фундамент для реализации целого семейства унифицированных перспективных носителей типа «Циклон» и более мощных — «Вулкан».

ВАХНИЧЕНКО ВЛАДИМИР ВАСИЛЬЕВИЧ,

кандидат технических наук:

— Носитель Н-1, известный также как изделие 11А52, поражал своими масштабами. Стартовая масса почти в десять раз превышала нынешнюю ракету «Союз». Коническая сигара высотой 100 и диаметром у основания 17 метров впечатляла. Диаметр обтекателя корабля Л-3 — 6 метров, причем полезный груз занимал треть общей длины носителя.

Н-1 имела три ступени с последовательным размещением ракетных блоков. Между ступенями — переходные отсеки-фермы, по которым четко просматривались границы каждого блока и число ступеней. Внешне чертеж общей компоновки носителя очень напоминал детскую игрушку — гирлянду шариков. Шесть баков носителя имели форму сфер диаметром от 12,8 до 4,9 метра. Такое решение объясняли тем, что у сферической емкости минимальная площадь поверхности по отношению к объему, минимальная толщина оболочки при нагружении внутренним давлением, минимум теплопритоков, теплоизоляции и т. п.

Однако эти доводы, на мой взгляд, не компенсировали главный недостаток: сферические емкости можно закомпоновать только по схеме с «подвесными» баками, которая, как известно, по конструктивному совершенству уступает широко используемой схеме с «несущими» топливными баками. В принятом варианте мы получили конструкцию с двойной оболочкой. Выражаясь инженерной терминологией — «мокрой» и «сухой». К тому же изготовление баков шести типоразмеров потребовало разработки и создания уникальных сварочных стапелей и штампов.

Бесспорно, выбор для столь огромного носителя нетоксичных компонентов топлива — кислорода и керосина — дальновидное и рациональное решение. И хотя эта «композиция» относится к взрывоопасным, накопленный опыт, низкая стоимость, имеющаяся производственная база, а главное — экологическая чистота компонентов делали такой выбор оправданным.

Куда сложнее решался вопрос с самими двигателями. Задел готовых ЖРД на кислородно-керосиновом топливе был неприемлем из-за их малой «размерности» и недостаточного совершенства. Нужен был новый двигатель с уровнем тяги, на порядок превышающим достигнутый к тому времени. Задача сложнейшая, требующая конструкторского риска, концентрации усилий, дополнительного времени. Более простым и коротким представлялся путь создания двигательной установки из нескольких десятков ЖРД. То, что пошли этим путем, видимо, и сыграло роковую роль в судьбе Н-1.

Принятию такого решения, на мой взгляд, во многом способствовал отказ ОКБ, возглавляемого Валентином Петровичем Глушко, от разработки ЖРД для носителя Н-1. Авторитет Глушко был высок: ни одна отечественная ракета не летала без двигателей этого ОКБ. Для другого коллектива быстрое создание двигателя тягой 700-900 тонн было явно нереальной задачей. Это хорошо понимал Королев, заказав Кузнецову двигатель тягой 150 тонн.

Почему ведущее в стране ОКБ по разработке ЖРД не приняло участие в «лунном проекте»? Много говорят о конфликте между Глушко и Королевым с акцентом на личностные и человеческие моменты их взаимоотношений. Мне в этой связи вспоминается беседа с Валентином Петровичем, которая состоялась в 1967 году в его рабочем кабинете в Химках. Речь шла о возможном использовании в конструкции Н-1 двигателей, разработанных для носителя «Протон», тягой 150 т, которые он считал наиболее подходящими для такого носителя.

То был трудный период для Кузнецова — аварии на стендах следовали одна за другой. За всем этим ревниво следил Глушко. В беседе он коснулся этих проблем, заметил, что очень сомневается в возможности завязки устойчивого рабочего процесса в камере сгорания такой размерности на кислородно-керосиновом топливе — взрывоопасном и несамовоспламеняющемся. Мне кажется, что именно эта неуверенность и нежелание идти на риск помешали ему взять на себя разработку двигателя для носителя Н-1.

Эта версия хорошо согласуется с тем, что его ОКБ отказывалось от разработки однокамерных ЖРД на кислороде и керосине, о чем свидетельствуют четырехкамерный двигатель для «Востока» и четырехкамерный же для «Энергии».

Говоря о судьбе Н-1, нельзя умолчать и о том, что при создании носителя был нарушен неписаный закон ракетостроения — обязательная огневая отработка на стенде ракетных ступеней. В целях экономии времени и средств было решено не строить стенд для первой ступени, что предопределило перенос центра тяжести отработки на этап летных испытаний. В ошибочности такого решения роковую роль сыграла недооценка масштабного фактора — большой размерности носителя, каждый пуск которого был событием в жизни страны. Раньше при создании малых носителей и боевых ракет многие «огрехи» наземной отработки устранялись в ходе летных испытаний. И не беда, что для некоторых ракет требовалось провести 40-50 пусков, прежде чем они «научатся» летать. Для Н-1 этот путь был непригоден.

После первой аварии, когда Главный конструктор В.П.Мишин еще надеялся на «чудо», рекомендации головного института по «лечению» Н-1 были однозначны: обязательное введение огневого контроля двигателей и ступеней до сборки в составе носителя. Лучше авария на стенде, чем в полете. И хотя эти рекомендации хорошо согласовывались с опытом американцев по разработке «Сатурна-5», они были отвергнуты.

Аварийные пуски продолжались, а чудо не происходило. Прислушавшись к рекомендациям института, Кузнецов приступил к модернизации двигателя, оценив все преимущества многоразовой конструкции. Вскоре был изготовлен и прошел огневую первый отечественный ЖРД фактически в многоразовом исполнении. К пятому пуску все двигатели были доведены. В необходимости такой же модернизации ступеней убедить Главного конструктора не удалось. Исчерпав «кредит доверия» после четырех аварийных пусков Н-1, наш «лунный проект» был закрыт.

Еще накануне не верилось, что это может произойти. Ведь был раскручен гигантский маховик работ многотысячных коллективов НИИ, КБ и заводов по всей стране. В то время представлялось более разумным по-хозяйски довести начатое до конца. Тяжелый носитель открывал новые перспективы в освоении ближнего и дальнего космоса.

Помню, первая реакция на сообщение о прекращении всех работ — чувство несправедливого решения. Обида за дело, которому отданы многие годы, за коллективы, не вкусившие плоды своих многолетних трудов, неуверенность в том, что после такого «провала» вряд ли причастным к нему поручат новый проект подобного масштаба. Но здесь я ошибался: новый проект был вскоре заказан практически тем же коллективам. Шел 1976 год...

И еще об этом грандиозном проекте. Велись конструкторские и инженерные проработки, связанные с носителем и лунным кораблем, но уже в марте 1968 года была утверждена программа подготовки космонавтов для полета на Луну. Правда, тренировки в Звездном начались еще в январе. Полагая, что потребуется несколько основных и столько же дублирующих экипажей, генерал Н.П.Каманин отдал распоряжение включить в группу подготовки восемнадцать человек.

Несколько раньше в спортивном зале ЦПК появился тренажер, имитирующий условия передвижения по Луне, где сила тяжести в шесть раз меньше земной. В Институте авиационной и космической медицины, относящемуся к ВВС, на центрифуге отрабатывали навыки ручного управления космическим кораблем при вхождении в атмосферу Земли после завершения лунного рейса. К марту 1968-го определилась и ведущая четверка космонавтов, в которую вошли В.Быковский, А.Леонов, Н.Рукавишников и В.Кубасов. Вместе с ними автору этих строк довелось работать на обоих тренажерах. Замысел послать журналиста в космос родился у Королева еще в 1964 году. Тогда, получив «добро» медиков и пройдя общую подготовку, я приобщался к тому, что открывало путь к заветной мечте. Трудная и даже драматичная судьба у ракеты Н-1 -основы всей нашей лунной программы того времени. И я не собираюсь ставить точку на сказанном. Но вот о чем думаешь, бросая взгляд в прошлое. Неудача-это еще не поражение. В конце 60-х и начале 70-х годов у нашей космонавтики было немало неприятностей. Порой даже казалось, что вся идея космических полетов близка к полной дискредитации. Вспомним гибель В. Комарова и экипажа в составе Г.Добровольского, В.Волкова и В.Пацаева. Вспомним скептические насмешки, когда не удавалось выполнить запланированные стыковки на орбите... Разное случалось. В результате, как водится, последовало несколько «ритуальных отставок» ведущих конструкторов...

К счастью, эта болезнь не стала хронической. Задуманные еще Королевым долговременные орбитальные станции утвердились в космосе. Уже сменилось несколько поколений этих форпостов науки. Прошли успешные испытания «Энергия» и «Буран». Существуют объективные оценки многих достижений. Сегодня главная наша забота — сделать их как можно более эффективными с точки зрения решения не только фундаментальных, но и прикладных задач.

Любопытен и взгляд на наши дела со стороны.

«У Запада нет ничего похожего, более того, он не сможет подтянуться до этого уровня по крайней мере в течение ближайших десяти лет. Потенциальная полезная нагрузка «Энергии» настольно велика, а затраты на выведение на орбиту тонны веса настолько малы, что это событие знаменует наступление эры широкомасштабного освоения и эксплуатации космического пространства.

В то время как американцы заняты в основном краткосрочными престижными проектами, подобными программе полетов на Луну, или экспериментами на грани фантастики типа программы «звездных войн», Россия упорно, постепенно продвигается вперед. Она делает это в соответствии с целенаправленной концепцией, концентрируя свои усилия на расширении возможностей использования космоса как богатейшего источника природных ресурсов».

Я привел слова Кейта Хиндли. С ним можно соглашаться либо нет. Но то, что мы сегодня имеем довольно обширную, четкую и конкретную программу работ в космосе на период до 2005 года, — это факт неоспоримый. А вот то, что нам не удалось быть первыми на Луне, лично меня очень огорчает.

Могли ведь!..

Полковник М. РЕБРОВ,

Специальный корреспондент «Красной звезды».

Рис. А. ПАНИНА.