«Наука в СССР» 1991 №1

Тот, кто попадает в стационар Института медико-биологических проблем Минздрава СССР, должен пройти до 33 различных проб и тестов.

— Самочувствие нормальное? — спокойный голос, неожиданно прозвучавший в наушниках, на мгновение остановил нарастающее волнение. И после ответного сигнала с моей стороны раздалась команда — "Пуск"!

Тут же кабина вздрогнула, и кресло, к которому были "прикованы" мои ноги, руки, туловище, голова, вдруг резко изменило положение. Неведомая сила начала вдавливать тело в спинку кресла...

"Прошли "единицу". Хорошо. Три "же" ...Пять "же"... Все идет нормально. Выходим на восемь "же"... — комментировал происходящее приятный женский голос. И хотелось расслабиться, отключиться любой ценой от давящего гнета тяжести. Мой невкусивший еще "прелести" космоса организм судорожно осваивался с непривычными физическими ощущениями (шутка ли, каждый орган, каждая клеточка тела стали весить в восемь раз больше обычного). Голова гудела, словно паровой котел, мозг готов был выскочить из черепной коробки. Но через лихорадочное сознание пробивалась одна-единственная мысль — "Ни в коем случае не расслабляться!".

Его жизненное кредо — "ни при каких обстоятельствах не падать духом".

Между тем мое тело испытывало нагрузки, более чем в два раза превышающие стартовые во время запуска космического корабля. А ведь это — всего лишь центрифуга, и через нее проходят абсолютно все космонавты. "Нелегок же их хлеб, что же ждет нас за пределами Земли?.."

Я почему-то вспомнил детство. Качели. Сильный взмах чьих-то рук. Отрыв от земли ... захватывающий дух полет, прямо в небеса...

Ситуация явно менялась к лучшему — я привыкал к необычному состоянию. Вот здесь, в снаряде центрифуги, облаченный в специальный костюм со шлемом на голове, обвешанный всевозможными датчиками, я почти физически ощущал свое приближение к космосу...

СТОИТ ЛИ ИГРА СВЕЧ?

Странная вещь, но человеку всегда почему-то хочется большего. Главное — преодолеть себя, пространство, земное притяжение — выйти на околоземные просторы, и он уже не раз оказывался один на один с космосом. На Луне ему удалось увидеть и пощупать неизвестный доселе лунный грунт. То, что долгое время считалось прерогативой писателей-фантастов, стало реальностью. И многим уже приходит в голову мысль об освоении галактических просторов.

Важным критерием отбора кандидатов в космонавты является реакция организма на специальные перегрузки, иногда отдаленно, а порой и впрямую моделирующие те, что ожидают человека на старте и в космосе.

Может быть, действительно пришла пора выходить за пределы планеты не только космонавтам-профессионалам, но и людям самых земных профессий?

Со стороны начинает казаться, что полет в космос становится приятной экзотической прогулкой и совсем недалеко то время, когда любой желающий сможет ее осуществить. Дело лишь в плате за удовольствие.

Да. Платить придется, и дорого. "На алтарь" космоса положено немало жизней. Так стоит ли игра свеч?

Такие мысли владели мной, когда я входил в двери Института медико-биологических проблем Минздрава СССР (ИМБП).

В стационаре, куда нас поместили, и госпитальные палаты, и кабинеты для врачей, и процедурные кабинеты, и исследовательские лаборатории внешне мало чем отличались от тех, с которыми приходится иметь дело, например, в городской лечебнице. Контраст представлял контингент "больных" — весь облик пациентов никаких видимых опасений за их жизнь не внушал. Отбор претендентов на полет в космос не допускал иного принципа, кроме того, что "экзаменующийся" должен быть и физически и психически здоровым человеком. Каждый твой орган, весь организм должны соответствовать неким обязательным, выявленным за многие годы работы "космических врачей" медицинским рамкам.

В стационаре ты проходишь до тридцати трех различных проб и тестов. Изо дня в день, иногда по пять-шесть часов в сутки, тебя прослушивают, прощупывают, зондируют и просвечивают, выискивая прежде всего эти самые недопустимые нарушения. Они могут не быть патологией и совершенно не мешать в обыденной, земной жизни, но тут вызывают повышенное внимание и могут стать причиной списания. Не менее важным критерием отбора является реакция организма в целом и отдельных органов на специальные нагрузки, иногда отдаленно, а порой и впрямую моделирующие те, что ожидают человека на старте и в космосе.

	Реакция организма на специальные нагрузки, на велоэргометре в частности, — вероятный показатель того, что ожидает человека на старте и в космосе. При всевозможных вращениях, медленных и скоростных перепадах внешнего давления, при перераспределении кровообращения в положении "вниз головой" и тому подобных "аттракционах" врачей интересовало состояние вестибулярного аппарата и сердечно-сосудистой системы. Длинный ряд тестов замыкает центрифуга. Наитруднейшее по степени сложности испытание врачи назначают последним, когда здоровье пациента не вызывает сомнений.

Врачей интересует поведение вестибулярного аппарата, сердечно-сосудистой и выделительной систем во время нагрузок на велоэргометре, всевозможных вращений, медленных и скоростных перепадов внешнего давления, при перераспределении кровообращения в положении "вниз головой" и тому подобных "аттракционах". На космический отбор работают лучшие медицинские силы, но если возникают какие-то сомнения, спорные вопросы, то обследуемый попадает в руки "светил".

— А что же вы хотели? — восклицает психолог И.Б. Русакова, которая по итогам личностного психологического теста (включающего ответы почти на шестьдесят вопросов) рассказала обо мне столько, что стало как-то не по себе. — Слишком велика может быть цена ошибки, — продолжает она. — В случае ЧП в космосе ставится под удар вся программа, на которую затрачены значительные государственные средства, труд сотен коллективов специалистов.

Поэтому-то надежность и еще раз надежность. Максимальное исключение любых, самых невероятных ситуаций...

Еще в начале пребывания в стационаре мы с ужасом узнали о том, что перед полетом в обязательном порядке удаляют подозрительные гланды, зубы — потенциальные источники воспалительных процессов. Я никогда не забуду, как один космонавт с улыбкой рассказывал о сделанных операциях: помимо перечисленных ему еще исправляли носовую перегородку и что-то вырезали на ноге. Вот такая "развлекательная" прогулка!

В стационаре предельно деловая и доброжелательная обстановка. Как-то получалось, что к трудным (в моральном и физическом отношении) пробам ты оказываешься незаметно готовым. И все это благодаря постоянной работе с тобой, заботе врачей и медицинского персонала. Оптимистический настрой создавали и сами претенденты на "чемпионский титул", состязающиеся в остроумии. Смех разряжал нервное напряжение. И трудные пробы, которых боялся, как черта, проскакивали шутя и играя. Душевный комфорт поддерживался и тем, что ты имел право, скажем, отложить на время тот или иной тест, если по какой-то причине считал себя не подготовленным. Ничем не ограничивалась и свобода передвижения: в любой момент ты мог отлучиться из стационара, съездить в город, а на выходные и праздники вовсе покинуть "милые пределы".

Эта свобода и деловое, серьезное отношение к тебе со стороны врачей достигают цели: ты вдруг начинаешь испытывать чувство высокой ответственности за свое здоровье, за то, в каком состоянии придешь на очередную пробу. И приходишь подтянутый физически и психологически настроенный на лучшее. Неприятные в условиях будней элементарные физиологические анализы или глотание зондов с внутривенной урографией принимаешь как жизненно необходимое. Я не говорю уже о неизвестных простым смертным так называемых ортостатических пробах, креслах вращения Кука, барокамерах, центрифугах, специальных психологических тестах, перед которыми здесь испытываешь "священный ужас".

Журналист Валерий Шаров — один из претендентов на полет в космос.

Голова гудела, мозг готов был выскочить из черепной коробки. Но через лихорадочное сознание пробивалась одна мысль: «Ни в коем случае не расслабляться!»

В физическом отношении самым серьезным и запомнившимся испытанием для меня была центрифуга. Она стала как бы промежуточным этапом между известными мне земными ощущениями и пока незнакомыми космическими. Ее, между прочим, и назначают последней в длинном ряду испытаний, когда здоровье уже не вызывает сомнения у врачей. И неспроста после первого вращения на четырех "же" милейшая и внимательная И.Ф. Виль-Вильямс — врач-исследователь, командующая этим испытанием, всякий раз спускается из "центра управления" к кабине центрифуги и заботливо осматривает, расспрашивает тебя о самочувствии перед очередной нагрузкой. Преодоление их — дело нелегкое. Недаром врачи ставят центрифугу на первое место среди прочих и равных "процедур" по степени сложности. Но есть в стационаре испытание и потяжелее — морального плана. В любой момент, после любой пробы тебя могут забраковать. Поэтому человек находится в непроходящем состоянии мучительной неопределенности и колоссального эмоционального напряжения.

ПУТЬ В КОСМОС НЕ УСТЛАН РОЗАМИ

Еще совсем недавно, год назад, ни один журналист не мог себе позволить хоть что-нибудь сказать в прессе о "кухне" подготовки космонавтов. Так в общих чертах, или языком Эзопа, или не говорить вовсе. А уж о том, чтобы фотографировать, к примеру, двухэтажное здание на улице Габричевского, незаметно расположившееся на отдаленной окраине города Москвы, и то, что в нем происходило, и мечтать было нельзя.

Оставшиеся по эту сторону надежды готовились к очередным испытаниям и верили каждый про себя в свою звезду удачи.

Теперь иные времена. И благодаря космическому конкурсу советских журналистов здесь спокойно фотографируют, снимают фильмы, пишут обо всем в газетах и журналах. Частыми гостями стационара стали и наши зарубежные коллеги. Вот что значит эпоха гласности.

Обыденно звучат здесь имена известных героев космоса — пациентов местных медиков: такой-то побил все рекорды длительности вращения на кресле Кука, такому-то тут делали прокол гайморовой пазухи, в этой комнате находился Юрий Гагарин — первый космонавт Земли... Волей—неволей и ты постепенно каким-то образом начинаешь чувствовать свою причастность к загадочному миру "небожителей".

Через неделю моего пребывания в стенах стационара рядом со мной, в соседней палате, поселились двое из них — два Александра — Лавейкин и Иванченков, поступившие на очередное годовое медицинское освидетельствование. В беседах с ними — в холле у телевизора, за обеденным столом — постепенно, шаг за шагом начал приоткрываться передо мной особый мир космонавтов—профессионалов.

Путь в космос для подавляющего большинства из них отнюдь не устлан розами. Тяжелейшие физические и моральные нагрузки. Полета приходится ждать годами (известен случай восемнадцатилетнего ожидания!). И, к сожалению, не всегда решающее значение имеют здоровье и профессиональные качества...

Теперь я нахожу объяснение негативному отношению к полету в космос советского журналиста, проявленному некоторыми руководителями Центра подготовки космонавтов, да и самими космонавтами. Это и понятно — за полгода попасть в космос — мало кому удавалось из профессионалов. И все-таки нас очень волновала возможность опередить японского журналиста.

— Неужели нельзя подготовиться к полету раньше, за какие-нибудь три—четыре месяца? — спросили мы у Александра Сереброва.

— Чего там, конечно можно подготовиться, — ответил тот, чуть подумав.

— А что самое сложное в подготовке? — не понимая всех тонкостей подготовительной операции, продолжали спрашивать мы.

— Выдержать трудности конкурентной борьбы, а это не всем удается. Такова реальность, и с ней следует считаться.

Люди везде остаются людьми, и было бы наивно требовать от них сверхчеловеческого.

В любой момент, после любой пробы тебя могут забраковать. Поэтому человек находится в непреходящем состоянии мучительной неопределенности.

Своеобразными довесками к "подаркам" земным могут стать и неожиданные сюрпризы, которые ждут любого космонавта на орбите...

Попробуйте себе представить те чувства, которые испытал Саша Лавейкин, когда во время выхода в открытый космос задел скафандром за край люка и услышал хруст, очень напоминающий треск разрываемой ткани. В таких случаях из скафандра может выйти весь воздух. Космонавт был уверен, что произошло разрушение скафандра. Слава Богу, тревога оказалась ложной и ничего худого не случилось, но сколько пережил человек.

Невозможно не уважать тех ребят, которые, пройдя в свое время полный курс медицинских обследований и оказавшись полностью годными для спецподготовок, из года в год проходят переосвидетельствование и продолжают верить в свою счастливую звезду.

Особые чувства вызвал у меня ученый-геофизик из Ленинграда Г. Иванян, который еще двадцать лет назад в числе других пройдя все пробы, был готов к полету. Однако катастрофа, произошедшая в июне 1971 г. с орбитальной станцией "Салют" и гибель трех космонавтов — В.Н. Волкова, В.И. Пацаева и Г.Т. Добровольского, резко приостановила путь исследователя в космонавты. Гурген в очередной раз, накануне своего пятидесятилетия, предпринял отчаянную попытку переломить судьбу — на этот раз вместе с журналистами. Успешно пройдя творческий конкурс и дойдя до стационара, он к сожалению, не сумел преодолеть нелегкие барьеры испытаний. Увы, не удалось. Он покидал стационар, мужественно приняв очередной удар судьбы. Открыто улыбаясь остающимся еще на дистанции журналистам, желал всем успеха. А мне было отчаянно обидно за человека, столько лет идущего к осуществлению своей мечты. Но, видимо, ушло его время... Мы же, оставшиеся по эту сторону надежды, готовились к очередным испытаниям и верили каждый про себя в свою звезду удачи.

Я покидал стационар 13 марта 1990 года. На следующий день должна была состояться Высшая экспертная комиссия и выдать заключение.

Поддержка необходима, так как преодолен самый трудный этап испытаний — на центрифуге.

По странной иронии судьбы месяц назад, 13 февраля, я вошел в эти стены. Заботливая Л.М. Филатова — терапевт из ИМБП — сказала тогда, что можно прийти и в более "счастливый" день. Но я почему-то не испытывал никакого трепета перед мистическим числом. Мной владело непонятное "олимпийское" спокойствие. Оно не поколебалось даже тогда, когда мне досталась "несчастливая" кровать — все лежавшие на ней до меня журналисты сошли с дистанции. Уходя, я мало думал обо всей этой чепухе и старался не думать вовсе о завтрашнем "судьбоносном" дне. Меня встретило ясное весеннее утро, и я вдруг вспомнил интересный разговор с психологом М. Новиковым.

— Стремление человека в космос, — говорил он, — в большей мере связано с расширением внутренней географии, с желанием выйти за границы своей колыбели. Ведь возможности великих географических открытий никогда не давали покоя человеку. Ему недостаточно преодолеть земное притяжение, ему необходимо попробовать свои силы в неизвестных пределах Вселенной. Мозг человека подобен расширяющейся Вселенной и там есть свои черные дыры, где сконцентрированы колоссальные сгустки энергии, для освобождения которой нужны крайние состояния. Выдающимися людьми становятся те, кому удается не покорить, а освободить эту энергию. Космос в значительной степени может способствовать этому.

Валерий ШАРОВ

Фото А. Карзанова