«Наука и жизнь» 1981, №11, с. 124-129.
сканировал Игорь Степикин
ВЕЧНЫЙ «САЛЮТ»
Владимир ГУБАРЕВ
Константин Петрович Феоктистов, как всегда, говорит негромко, очень четко и логично, отвечает на вопросы спокойно. А вопросы мои для конструктора не слишком, видимо, приятны.
— Не рискованно ли направлять новые экспедиции на «Салют-6»? Машина на орбите все же уже три года... Многое, наверно, нужно подремонтировать...
— Понимаю вас, — Феоктистов улыбнулся, — и должен сказать, что вы не одиноки — пожалуй, скептиков сейчас больше, чем оптимистов. Надо подправить систему терморегулирования — там насосы износились. Можно ли сделать такую работу? Одни специалисты считают, что нельзя, другие доказывают — следует попробовать. В любом случае мы выигрываем: приобретаем опыт. А следовательно, надо лететь...
— Рюмин и Попов благополучно прожили на борту полгода. И сделали немало для самой станции. Можно считать, что если экипаж «Союза Т-3» поработает успешно, то тогда пойдет пятая долговременная экспедиция?
— Надеемся на это, — ответил конструктор, — впрочем, продолжить разговор целесообразно в декабре, когда экипаж будет в «Салюте». Выполнят программу — будет пятая, нет — подумаем, что еще можно предпринять.
— Какая-то вечная получается станция. Бессмертная. Бывает, телевизор по два раза в год ломается, а тут сложнейшая машина в сложнейших условиях и столько лет работает безотказно... А вы сами хотели бы слетать на «Салют»?
— А вы? — Феоктистов улыбнулся.
Зазвонил телефон. Я узнал голос Благова.
— Это, конечно, я. Газета вышла?
— Вышла, вышла. Поздравляю!
Вечерний выпуск газеты публиковал списки новых лауреатов Государственной премии. Среди них был и заместитель руководителя полетом Виктор Благов — он работал с космическим радиотелескопом КРТ-10, вошел в коллектив, отмеченный премией.
— Через полчаса приеду за тобой, собирайся. — Голос Виктора радостный, возбужденный. — Мы сейчас у Олега, отметим и это событие.
— Ему же нельзя!
— А он во главе стола сидит, подшучивает над нами...
У Макарова было людно и весело. Сам хозяин, улыбающийся и хлебосольный, действительно сидел во главе стола, произносил тосты за лауреатов, но ограничивался лишь «Буратино», хотя трудно удержаться, когда на столе стоит настоящий португальский портвейн.
— Завтра очередная медкомиссия, — Олег улыбнулся, — теперь мы в полной власти медиков до самого старта...
Разговор перешел на только что окончившийся полет Попова и Рюмина.
— Гладко прошли, — заметил Вадим Кравец, — вам также нужно...
— Хотел и я слетать в длительную, — Олег задумался, — но тогда с Васей Лазаревым не получилось... Как-то обидно, два полета, а всего восемь суток набирается. Маловато.
— Зато какие полеты! — подхватил Благов. — Каждые твои сутки многих стоят.
— Жаль, у конструктора не получилось, — заметил Олег, — так он хотел... Да и надо было, для дела...
В этой экспедиции на «Салют-6», которую называют «инспекционной», хотел полететь и один из создателей станции. Ему, одному из создателей станции, нужно было собственными глазами взглянуть, что изменилось в ней за три года работы, ведь лучше один раз увидеть... Но неумолимые медики наложили вето...
— Одним конструировать станции, другим на них летать, — сказал Благов.
— И самому хочется?
— Не отказался бы, хотя хлеб у ребят трудный, — ответил Благов.
— А он разве легким бывает? — Олег встал, пошел в кухню, принес чайник. — Кому налить? В этом доме отличный чай хозяйка готовит... Кстати, у вас тоже работенка с потом, — обратился Олег к Благову, — приезжаю в Центр, смотрю и всегда думаю: как это вы управляетесь? И в конструкторской работе перегрузочки тоже дай боже, не каждый выдержит...
Олег вышел на балкон. Внизу лежала предпраздничная Москва. В такие дни город кажется иным, совсем незнакомым. Светился, словно кристалл, дворец «Олимпийский», перемигивались неоновые рекламы.
— О конструкторе я сказал специально для тебя, — заметил Олег, — ты знаешь, — он назвал фамилию ученого.
— Да.
— И как относишься к нему?
— Неоднозначно. На самой заре, двадцать лет назад, он был в центре внимания. Потому что рядом с ним был Королев, а тот высвечивал всех, кто окружал его...
— Это прошлое, — нахмурился Олег, — мы иногда судим только так о человеке. А это неверно. Кизим тебе понравился?
— Да.
— А у него трудная судьба. Он был одним, когда пришел в отряд, сейчас другой. Пятнадцать лет — это целая жизнь, а мы подчас не замечаем этого... И тот конструктор, он теперь совсем другой. Я его уважаю, потому что он среди немногих, кто думает о будущем. И сражается за него, хотя ему это совсем и не нужно, казалось бы... Все у него есть, все, а он не может успокоиться... Впрочем, чего мы будем стоить, если начнем успокаиваться, а?
«Союз Т-3» останавливается, зависает в пространстве. Затем включается двигатель, и корабль поднимается ввысь по невидимой космической дороге, которая вдоль и поперек исхожена баллистиками.
В эти минуты «Союз Т-3» напоминает путника, долго и настойчиво шедшего сквозь пустыню к заветному оазису, где можно передохнуть. Наконец корабль остановился у порога космического дома, будто удивленный, что столь трудный путь уже позади.
На панелях солнечных батарей вспыхивают красные звездочки световых бликов — это отражаются молнии, полыхающие в земном небе, или огни городов.
— Красивая машина, — говорит Олег Макаров.
— Большая космическая птица, — вторит ему Леонид Кизим.
— И хорошо везет, — заканчивает Геннадий Стрекалов.
— Хотя и третий раз в космосе, но все-таки к нему невозможно привыкнуть, — замечает Олег.
Второй раз Олег Макаров летит к «Салюту-6». Менее трех лет назад Владимир Джанибеков и он привели свой «Союз» к станции, тогда на ней работали Юрий Романенко и Георгий Гречко. Казалось бы, не очень давно был тот полет, а как много сделано за это время. К «Салюту-6» стартовали четырнадцать «Союзов», два «Союза Т», одиннадцать «Прогрессов», 582 суток работали на борту станции космонавты. И вот новый полет...
«Салют-6» заканчивал 18216-й виток вокруг планеты, когда степь на Байконуре вспыхнула оранжевым пламенем. Жаль, что «Маяки» — таков позывной тройки — не могли взглянуть перед стартом в иллюминаторы: корабль закрыт обтекателем. Огромное солнце медленно опускалось за горизонт, и Байконур разлился красками, словно демонстрируя всем красоту Земли. А через 520 секунд, когда корабль отделился от ракеты-носителя, они увидели иные краски — уже космические.
— Впрочем, любоваться Землей им пока некогда, — прокомментировал Владимир Аксенов, — начинается весьма ответственный период полета.
— Сразу после отделения, — присоединяется к разговору Юрий Малышев, — контроль и перевод всех систем в режим пилотируемого полета.
— Три витка находишься в скафандре...
— Около часа уходит на проверку герметичности отсеков, причем приходится ждать и зону связи с Центром управления, так как опрос многих систем ведется одновременно с борта и с Земли.
Юрий Малышев и Владимир Аксенов, которые входят в группу управления полетом, сейчас в центре внимания — все-таки они первыми пилотировали «Союз Т».
— Ребята давно готовились к полету на этой машине, — говорит Владимир Аксенов. — Кизим и Стрекалов с самого начала. Макаров в качестве космонавта немного попозже, но он принимал участие в проектировании «Союза Т». Программа этого полета никак не повторяет нашу, она совсем иная...
— Прежде всего начальные условия для работы использованы совсем другие, — добавляет Юрии Малышев. — Можно сказать, что они по новой дороге идут к «Салюту».
— О чем мы предупреждали их перед стартом? — переспрашивает Аксенов, — Ничего особенного... Все детали вашего с Юрой полета они прекрасно знали — ведь тогда они были в Центре управления, затем вместе анализировали итоги и наши предложения по режимам работы. Вот только с Геннадием у нас был долгий разговор. Нет, не о технике говорили, советовал ему, как лучше найти себя в первом полете, на что обратить внимание, как встретиться с невесомостью...
— Ну, а с командиром все детали полета тщательно анализировали много раз...
Об Олеге Макарове не говорили. Опыт у него, дай боже! Да и уходил он в космос спокойно — пульс почти не участился. Видно, с опытом появляется та уверенность и надежность, которая необходима в любом деле, а особенно в космическом...
В два часа ночи экипаж попрощался с Землей и стал готовиться ко сну. Первый маневр на орбите прошел хорошо. Корабль уверенно догонял «Салют-6».
Леонид Кизим остался в спускаемом аппарате, он устроился в кресле — предпочел быть поближе к пультам управления. Олег Макаров и Геннадий Стрекалов отправились в бытовой отсек, один прилег на диванчик, другой зафиксировался на потолке. Корабль не станция, тут комфорта поменьше, но космонавты, изрядно устав за минувший день — долгим и трудным он был, — заснули быстро.
Будить их не пришлось.
— Позавтракать успели? — поинтересовался оператор.
— Геннадию консервы мясные понравились. Говорит, что здесь они вкуснее, — замечает Макаров.
— О космическом завтраке мечтал много лет, — говорит Стрекалов.
— Скоро уже обед, — оператор улыбается, — но прежде кое-что надо сделать...
— К работе готовы, — ответил Кизим.
— Тогда примите данные на маневр, тут баллистики все уточнили, — сказал оператор.
— Да и мы времени не теряли, — заметил Макаров, — вчетвером все-таки соображали...
— Как вчетвером? — не понял оператор.
— А у нас тут мозг электронный работает, — рассмеялся Макаров. — Мы его эксплуатируем, раз уж с нами в космосе оказался.
— Нравится машинка?
— Первый класс!— ответил Макаров.
— Жаль, телевидения нет, — заметил Стрекалов. — Олег большой палец показал...
— Раз чувство юмора не потеряли, значит, все в норме, — откликнулся оператор. — Начнем...
«Земля» и экипаж «Союза Т-3» приступили к подготовке сближения и стыковки со станцией.
В канун старта мы говорили с Олегом Макаровым о его предыдущем полете к станции.
— Странное ощущение, когда открываешь люк в «Салют», — сказал он. — Чувствуется запах металла. При стыковке металл трется о металл, и хотя в отсеке воздух практически весь заменяется и, казалось бы, запах должен исчезнуть, но он чувствуется. Кстати, сейчас на борту «Салюта-6» есть ветка полыни. Ребята рассказывали, что аромат от нее удивительный. Леонид Попов и Валерий Рюмин оставили ее там для нас...
Хорошо, когда о тебе кто-то думает. И когда ты можешь подумать о другом... В одном из первых сеансов связи уже со станции «Салют» Макаров рассказал, что, открыв входной люк, они почуяли едва слышный запах полыни. Была зима, а ветка с Байконура хранила память о жарком лете, о Земле, о Попове и Рюмине, живших в космическом доме полгода.
Перед этим экипажем ставилось много разнообразных задач. Они, например, должны были провести всесторонние испытания корабля «Союз Т-3», с учетом рекомендаций первых его испытателей Ю. Малышева и В. Аксенова. Нужно было проверить корабль в автономном полете, а также исследовать новые режимы сближения и стыковки. В частности, с помощью «четвертого космонавта» — вычислительной машины.
Чуть менее пяти километров оставалось до станции, когда Олег Макаров передал:
— Скорость почти равна нулю. Не пора ли переходить в автомат?
На связь вышел Алексей Елисеев, руководитель полета:
— Переходите, разрешаю!
Управление взял на себя вычислительный комплекс. Экипаж внимательно следил за его действиями, страховал, но машина блестяще справилась с заданием. Более того, при подходе к «Салюту» был даже отменен режим «зависания». Сначала предполагалось, что «Союз Т-3» на расстоянии 150—200 метров как обычно остановится, «осмотрится» перед стыковкой, а затем начнется процесс причаливания. Но автоматика работала безупречно, корабль шел настолько точно и хорошо, что остановки в пути не потребовалось...
— По сравнению с длительными экспедициями на станцию, — говорит Благов, — этот полет короткий, но специфический. От экипажа требуется не только профессиональная подготовка по управлению кораблем и станцией, им пришлось освоить и специальности слесарей, электриков, электронщиков, настройщиков аппаратуры. Глубокие инженерные знания членов экипажа, их участие в проектировании и создании кораблей и орбитальных станций, уверен, помогут там, в космосе. Ну и ко всему они еще и испытатели новой транспортной машины...
— А на заключительной стадии, — добавляет Кравец, — вновь станут испытателями. Предстоит опробовать «Союз Т-3» и при посадке. А пока работа на борту комплекса.
— Это осенний лес, — говорит Кизим, — листья уже опали, и ветер раскачивает кроны...
— А по-моему, весна. Слышишь, как зажурчал ручей? Солнышко припекает... — Макаров подплыл к иллюминатору. — Такое же как здесь, жаркое...
Запел соловей. Потом к нему присоединился другой, где-то вдали откликнулся третий... И началось состязание: чье коленце звонче, шире и дольше. Стало не слышно шуршания вентиляторов, щелчков тумблеров, шипения воздуха, подаваемого в закоулки станции, — всего набора шумов и звуков, столь привычных для «Салюта-6». А соловьи поют звонче...
— Как весной на Шатуре, — замечает Стрекалов. — Удивительные там соловьи! Не уступают курским.
— Кажется, этих и записывали в Подмосковье, — соглашается Макаров. — Будем завтракать?
Они присаживаются к столу. Через несколько минут начнется рабочий день, и следующий раз вот так посидеть за столом удастся только перед сном — обедать будут на ходу. Кажется, еще лет десять назад, на первом «Салюте», кто-то из космонавтов внес рацпредложение: запасаться тубами, благо, в полетном костюме карманов хватает, и, не отрываясь от дела, перекусывать...
— До сеанса — две минуты, — предупредил Леонид Кизим. Он у главного пульта управления станции и готовится выйти на связь с Центром управления полетом. Олег Макаров пытается искать, где именно тот сбой в электрическом хозяйстве станции, который беспокоит специалистов, а Геннадий Стрекалов начинает очередную плавку в установке «Сплав».
Готова к работе и дежурная смена Центра управления.
Стрекалов плывет через станцию к кораблю : нужно перенести новые капсулы со сплавами. На несколько секунд задерживается у магнитофона: кассета, где записаны шум весеннего леса и хор соловьев, закончилась. Геннадий ставит новую: звучат старинные русские романсы. Каждая экспедиция привозила новые записи, и теперь дискотека «Салюта» обширна — в ней более сотни кассет.
Первое время медики рекомендуют космонавтам не делать резких движений, перемещаться по станции осторожно. От поворота головы, к примеру, возникают сильные болевые ощущения, начинает подташнивать. «Маяки» прислушивались, конечно, к советам врачей, но так как каждый организм по-своему воспринимает встречу с невесомостью, реакции сугубо индивидуальны, и прогнозировать их трудно, — решающее слово принадлежит самим космонавтам. «Маяки» адаптировались к невесомости быстро, и в программу полета можно ввести дополнительные эксперименты, сверхплановая работа поощряется и на орбите...
Разумеется, не в ущерб плановой.
Оператор Центра управления, который рассказал мне об этом, был человек с юмором:
— Станция в автономном полете, на ней экипажа нет, и вдруг начинает по телеметрии идти информация — на борту кто-то появился. Расспрашивали мы Попова и Рюмина, они утверждают, что не видели, чтобы кто-нибудь крутился возле «Салюта», когда они улетали. Ну, а если серьезно, то во время автономного полета станции мы стали принимать с нее какие-то непонятные сигналы. На работоспособность «Салюта-6» это не оказывало влияния, но мы привыкли иметь дело с точной информацией, и сбоев не любим... Тщательный анализ, проведенный специалистами, показал, что где-то есть неполадки: то ли в блоках, то ли в сети. И на «Союз Т-3» был взят набор кабелей, а перед Леонидом Кизимом, Олегом Макаровым и Геннадием Стрекаловым была поставлена задача: найти «нарушителя спокойствия» и ликвидировать дефект.
Работа оказалась непростой. Сеансы связи теперь изобиловали электротехническими терминами. Параллельно с космонавтами трудились и специалисты, которые контролировали каждый этап работы.
— Пульт включил и выключил, — передает Макаров. — Все нормально показывает.
— Это согласуется и с нашими данными, — подтверждают с Земли.
— На связи «Маяк-3»! — слышен голос Стрекалова. — Пока Олег разъемами занимается, пригласите специалистов по скафандрам, они просили о встрече.
— Не забудьте о проверке нашего хозяйства, — напоминает конструктор, — как и предусмотрено программой...
— Не волнуйтесь, сделаем как надо. У нас вопросов к вам нет.
— Первый разъем отвинтил. — Это уже голос Макарова. — Все как надо. В следующем тоже без изменений... Ох, уж эти пришельцы!
Эти работы отнимают много времени у экипажа. Электрических сетей на станции много, и космонавты проверяют практически каждую из них. Там, где обнаружены неполадки, заменяют кабель новым.
Немало пришлось повозиться и с коррозией на трубах. Обычно влага оседает в холодных местах — за панелями. Уже четвертый год летает станция, надо внимательно осмотреть трубопроводы, а если замечена ржавчина, то взять образцы, чтобы на Земле специалисты могли тщательно изучить ее.
Геннадий Стрекалов сфотографировал иллюминаторы станции. На них много появилось микротрещин от ударов метеоритов. А стекло коварно: едва заметный дефект может очень быстро превратиться в трещину. Так что у конструкторов интерес к окнам станции особый. Зная об этом, во время выхода в открытый космос в своем первом полете Валерий Рюмин специально взял салфетку и попытался протереть ею иллюминатор, снять пробу «пыли». Но при наземных исследованиях ничего не удалось обнаружить на салфетке. Значит, изменяется, мутнеет само стекло под действием космического вакуума, солнечной радиации, резких температурных перепадов. Короче говоря, изучение иллюминаторов — обязательный пункт в программе полета «Маяков».
Большую помощь новому экипажу «Салюта» оказывают его прежние хозяева. Регулярно на связь выходят Леонид Попов и Валерий Рюмин.
— Где находятся укладки с биологическим материалом? — спрашивает Макаров.
— Найдите за 68-й панелью, — отвечает Рюмин.
— Там за шторкой кожаный ящик, — добавляет Попов, — за ним два мешка. Один с биологическими укладками, другой —с кассетами.
— А кинокамера где? — интересуется Стрекалов.
— На рабочем месте, — отвечает Рюмин, — не удивляйтесь, что не по инструкции — их приходится менять в процессе полета.
— Это точно, — замечает Макаров.
— Ты у нас космический академик, — смеется Рюмин, — сам инструкции пишешь...
— Было и такое, — охотно соглашается Олег.
Сегодня у него хорошее настроение. Причины тому есть — врезали новые насосы в систему терморегулирования. А ведь сколько часов спорили специалисты, мол, невозможно такое в невесомости сделать. А они вырезали трубки, подсоединили новые, и, честно говоря, особых затруднений не встретили. Бывает так... За ужином Олег немного пофилософствовал:
— О бессмертии думаю, — сказал Макаров, его друзья удивленно посмотрели на бортинженера. — Да, о простом человеческом бессмертии, — повторил Олег. — Представляете, живет себе человек и живет, о конце жизни не думает, старости своей не боится, одним словом — бессмертие...
— Это уже мистика, — заметил Стрекалов.
— Нет, я о человеческом говорю, а не о бессмертии души... Был такой ученый в Белоруссии — Купревич. У него по этой части, говорят, были интересные идеи... Жаль, пока маловато знаю...
— Ты хотел бы получить его? Бессмертие? — Кизим почему-то сделал кувырок над столом.
Макаров не ответил, подождал, пока Леня вновь подтянется к столу.
— Бессмертие? Не думал об этом, но однажды не отказался бы. На двоих, конечно...
Леонид и Геннадий догадались, что о втором своем старте подумал Макаров. Шесть лет назад это было, но, если разговор заходил о космосе, о полетах, Олег Макаров всегда, вольно или невольно, возвращался к событиям той весны, когда забросила его судьба с Василием Лазаревым прямо из космоса в горы Алтая.
В КБ Макарова частенько называли «специалистом по аварийным ситуациям». Со старта Гагарина пошло. Тогда с толстенным «гроссбухом» явился он в Центр управления полетом (впрочем, это название появилось спустя много лет), и тут же его окружили главные медики, главные конструкторы, в общем, начальство. Приказ был лаконичный: «Рассказывай!» И Макаров начал читать лекцию об отказах, которые могут быть и при старте, и в полете, и при возвращении. Его группа как раз и просчитывала все варианты, причем настолько скрупулезно, что даже сам Главный не смог найти упущений. А Королев был человеком дотошным... Перелистал он «гроссбух», взял с собой, несколько дней не отдавал. Потом вызвал к себе бригаду Макарова, сухо поблагодарил за работу и добавил: «Хорошо бы обойтись без вас!»
Но дело, по сути, только началось. Макаров всегда знал, как идут дела на космодроме, нет ли сбоев. Его заставляли комментировать самые разные аварийные ситуации. Например, такую: что делать, если тормозная установка не включится и корабль останется на орбите? Олег пояснил — расчеты показывают, что в случае отказа ТДУ восемь суток космонавт будет летать, затем сядет где-нибудь на земном шарике (он так и сказал: «на земном шарике»), а точное место посадки никто пока определить не может... Его слушали внимательно, но только до того мгновения, когда пришло долгожданное: «Гагарин на Земле!» Сразу же Олег был забыт вместе со своим «гроссбухом»... Но, однако, наступил момент, когда о нем пришлось вспомнить...
На связи был Петр Климук. Голос его звучал привычно, успокаивающе:
— 100 секунд полета. Тангаж и рысканье в норме...
— 140 секунд полета. Давление в камерах сгорания устойчивое...
— 260 секунд. Норма.
— 340 секунд. Все без изменений...
Петр сообщал расчетные данные. Он не знал, да и все, кто был тогда на космодроме, тоже не ведали, что у корабля Макарова и Лазарева уже сработала аварийная система.
Космонавты в этот момент не слыхали Климука. Он вызывал их сначала спокойно, а потом в голосе появились тревожные нотки. А в этот момент автоматы уже произвели отстрел приборного отсека, и спускаемый аппарат летел по инерции ввысь.
Табло «авария» зажглось неожиданно: на участке работы третьей ступени произошли неполадки, и тотчас же сработали пиропатроны, которые отделили «шарик», оторвали пилотируемый корабль от ракеты, не пожелавшей разделиться на части.
— Держись, — Макаров понял, что случилось, — скоро начнем падать. Перегрузочки будут изрядные...
— Ты считал?
— Почти под двадцать единиц, — ответил Макаров, — веселенькое дельце... Только неясно, куда падаем... То ли в Индию, то ли в Китай...
Они замолчали. «Шарик» достиг верхней точки траектории, на несколько секунд они почувствовали невесомость, но тут же она исчезла. Аппарат начал падать.
Перегрузка становилась все ощутимей. Она росла медленно и неумолимо.
Олег усмехнулся, вспомнив, сколько различных аварийных ситуаций, в том числе и эту, приходилось подсчитывать ему. И вот теперь самому и приходится убеждаться в точности расчетов...
А перегрузка все росла. Уже потом кто-то из журналистов придумал образное сравнение: на человека въезжает «Запорожец» в нужно его удержать — вот что такое десять единиц перегрузки. А если не «Запорожец», а «Волга» и четыре человека в ней?
На космодроме уже поняли, что произошло... Связь, главное — связь! На борту их должны слышать, но как услышать экипаж, узнать, что с ними?
Повернуть голову Олег не мог — не хватало сил. Он попытался шевельнуть рукой, но пальцы не слушались. Перегрузка пыталась раздавить их... «В таких случаях капилляры не выдерживают, и на теле выступают капельки крови», — подумал Макаров.
— Под вами горы, — передавал космодром, — будьте осторожны... Горы... Горы...
Они смогли ответить лишь через несколько минут. Спускаемый аппарат уже снижался на парашюте.
«Горы... Горы... Внимательнее... Горы... Группа поиска в воздухе... Вас скоро найдут...»
— Дышишь? — спросил Василий.
— Культурно давило, — Макаров позволил себе усмехнуться. — Не завидую нам...
— Мне показалось, что все кончено...
— Приятного мало...
— Пожалуй, сейчас не до инструкций, — сказал Лазарев, — не буду отстреливать парашют... Не буду... — он словно уговаривал себя.
Они приземлились на склоне горы.
Когда выбрались из аппарата и спрыгнули в снег, утонув в нем по пояс, увидели, что парашют действительно нельзя было отстреливать. Он зацепился за кустарник и держал «шарик». А внизу — пропасть...
Через пару часов над ними появились вертолеты, но забрать космонавтов удалось лишь на следующее утро.
Они разожгли костер, просидели у огня до рассвета. Почти не разговаривали. Ни о прошлом, ни о будущем. Просто сидели два человека и молчали.
Над ними блестели весенние звезды, яркие и крупные. Они всегда такие в горах.
Утром пришли вертолеты...
К новому старту Макаров и Лазарев начали готовиться после отпуска. Медики подтвердили, что оба благополучно перенесли аварийный спуск, хотя перегрузки превысили допустимое значение. Олег Макаров слетал на «Салют-6» в январе 1978 года. А летом 80-го он уже готовился по программе полета «Союза-Т». Дублером командира был назначен Василий Лазарев.
До возвращения Леонида Кизима, Олега Макарова и Геннадия Стрекалова оставалось всего несколько часов.
— Завершаем проверку герметичности, — сообщил Леонид Кизим.
— А к станции уже привыкли, — это голос Геннадия Стрекалова, — расставаться немножко грустно...
— Ничего не забыли? — интересуется оператор.
— Вернемся домой — разберемся, — отвечает Олег Макаров. — Не волнуйтесь, работаем по программе...
Корабль готовится к отходу от станции.
Включены телекамеры, медленно расходятся два космических аппарата.
— До свидания, «Салют!» — звучит из космоса. — Мы надеемся еще вернуться сюда...
— Ждем вас на Земле, — звучит в эфире. На связи с экипажем Владимир Шаталов. — Условия в районе приземления хорошие, поисковые группы наготове. Действуйте, как учили... Ждем вас, желаем экипажу мягкой посадки.
— Спасибо, — говорит командир. — Берем пример с Олега. Он уже дважды спускался с орбиты...
— Точнее — трижды, — замечает Макаров.
Первый пилотируемый полет «Союза-Т» показал, что на участке спуска, как и предусматривали создатели корабля, он бережнее, «мягче» несет свой экипаж. Специальная система автоматики управляет спуском...
— Зафиксировано включение тормозного двигателя, — приходит сообщение из района Атлантики.
Связь вновь пропадает. Мы должны услышать голоса «Маяков», когда спускаемый аппарат приблизится к границам нашей страны.
Тогда месяц назад дома у Олега Макарова зашел разговор о том, какие минуты космического полета самые волнующие. Мнение было единодушное: посадка!
— Я долго пытался подыскать сравнение с чем-то привычным, но так и не придумал, — сказал один из конструкторов. — Аппарат попадает в челюсти сказочного чудовища, и оно пытается его разгрызть... — Макаров рассмеялся. — Атмосфера планеты не любит ни выпускать корабли, ни принимать их. Вот и приходится с ней воевать...
— «Маяки», на связь! — вызывает Центр управления.
— Все нормально, — доносится из космоса голос Леонида Кизима. — Идем штатно.
Красная точка — корабль — замирает на экране главного зала Центра управления. И сразу поступает сообщение из района приземления:
— Наблюдаем объект!
Через несколько минут вертолеты идут на посадку к спускаемому аппарату, который, как островок в океане, лежит на белоснежной степи.
А «Салют-6» в это время завершает 18420-й, виток вокруг планеты. Экипаж пятой долговременной экспедиции продолжает готовиться и ждет решений.
«Наука и жизнь» 1981, №12, с. 60-66.
Первая ступень включается рывком, так по крайней мере им кажется, потому что двигатели набирают свою силу стремительно, словно опасаясь опоздать куда-то... Они отрывают от стартового комплекса многотонную ракету медленно, и со стороны видится, что она идет гладко, разрезая надвое черное небо. Ее полетом невольно любуешься, потому что есть в этом ракетном прыжке ввысь нечто поражающее воображение, а потому прекрасное. Но иные ощущения у тех двоих, что летят на вершине этого колосса, извергающего огонь. В реве двигателей они пытаются услышать непривычные звуки, те, которые неведомы им, а потому представляют опасность. Валерий Рюмин рассказывал, что при третьем его старте какая-то странная была вибрация у первой ступени, и это насторожило его, а когда наконец-то «боковушки» отделились, — он вздохнул с облегчением.
Десять минут разделяют Землю и космос. Казалось бы, путь не столь далекий, во от каждого, кто решил пройти по этой дороге, требует он всей жизни. Виктор Савиных, бортинженер «Союза Т-4», стал сотым человеком, который покинул планету, и к своему старту он шел столь же долго, как и все, кто раньше него на Байконуре и мысе Канаверал услышали долгожданное: «Есть контакт подъема!».
Виктор служил в армии в Свердловске. Как-то на утреннем построении внезапно на полную громкость включились громкоговорители. «Передаем сообщение ТАСС!» — зазвучал голос Левитана. Первый человек в космосе — это казалось фантастикой! Мог ли думать в армии в то солнечное апрельское утро Виктор Савиных, что через двадцать лет ему предстоит пройти дорогой Гагарина? Конечно же, не думал. Лишь спустя много лет, когда попал работать в конструкторское бюро Сергея Павловича Королева, понял, что не боги горшки обжигают. Постоянно видел рядом Николая Рукавишникова, уже прославленного космонавта. А ведь не богатырь, не сказочный герой, обыкновенный человек среднего роста. Виктор рискнул: «Прошу зачислить в отряд космонавтов», — почти все молодые инженеры, кто работает в КБ, пишут подобные заявления. Но главное начинается потом, попробуй, например, пройти медицинские комиссии, — пожалуй, лишь один из ста благополучно минует их. Виктору повезло — так он считает. Медицину удалось преодолеть...
В Звездный городок Савиных попал сначала как специалист по системам станции. Знакомил будущие экипажи с приборами, которые создавались в КБ. Подружился с космонавтами. К ним приглядывался, да и они его изучали, словно чувствуя, что рано или поздно с этим пареньком кому-то придется лететь. Владимир Коваленок так и сказал:
— Виктора давно знаю... Когда предложили мне начать вместе с ним подготовку, ни секунды не сомневался — с Виктором лететь в космос можно спокойно. Надежный он человек и специалист. А в нашем деле это главное.
Незадолго перед четвертой основной экспедицией на «Салют-6» Валентин Лебедев повредил колено, и появилась необходимость срочно его заменить. Несколько человек вызвались вновь уйти в длительный полет. Стартовал Валерий Рюмин. Но среди тех, кто готов был совершить полугодовую экспедицию, находился и Владимир Коваленок. Мы часто виделись с ним в то время, и как-то я рискнул посоветовать:
— У вас заметно пристрастие именно к длительным экспедициям, а может быть, имеет смысл тренироваться с экипажами посещения?
— Уже определилась специализация в нашей профессии, — ответил Коваленок.— У меня особый интерес к космосу, а за неделю не справлюсь — подольше надо летать... Пожалуй, только после первого месяца полета почувствовал, что начинаю работать на орбите в полную силу. Все замечаешь, можешь углубленно изучать те или иные явления... Короче говоря, я отношусь к космонавтам-стайерам, предпочитаю длинные дистанции.-И Владимир вновь улыбнулся.
Есть в биографии у Коваленка и Савиных общее, что роднит обоих. Это не только приверженность космонавтике, а какая-то обстоятельность, степенность, даже неторопливость, присущая человеку, выросшему в деревне. У Коваленка и Савиных родители и сейчас деревенские жители — у Владимира в Белоруссии, у Виктора — в Кировской области.
После своего стосорокасуточного полета Владимир Коваленок побывал на родине.
— Односельчане мой полет восприняли своеобразно. Они на опыте многих своих земляков убедились, что каждому человеку в нашей стране любая дорога открыта. В соседней деревне один даже стал президентом Академии наук Белоруссии. Но все-таки наши мужики, видимо, считали, что до космоса дорога дальше, чем до академии, расспрашивали меня с особым интересом. Крестьяне — народ расчетливый, вот и спрашивают: «А зачем летаешь?» Старики у нас философы, им в двух словах не ответишь... А когда я сделал им подробный отчет, подытожили: «Значит, деньги зря не прожигаете!» Скажу прямо: услышать это было не менее приятно, чем получить высокую оценку Госкомиссии...
Над Казахстаном еще царила ночь, а космос встретил их ярким солнцем. Оно уже высветило ореол планеты, ослепительные лучи ударили в иллюминаторы. Корабль летел навстречу нашему дневному светилу... Летел в поисках ветерана космических трасс — орбитальной станции «Салют-6».
На высоте 350 километров двум людям так и не удалось попить чаю, потому что горячей воды не было. Хотелось по-домашнему присесть у стола, поговорить о минувшем, еще раз вспомнить волнения и радости, нахлынувшие в те минуты, когда открылась дверь в их нынешний дом, и, как положено новоселам, отпраздновать переезд в эту космическую квартиру.
Они не успели включить подогреватель — неимоверно устали, ведь минувшие сутки соединили в себе три рабочих дня. К тому же постоянно давала о себе знать невесомость, болью стучавшая в висках, и при столь неприятных ощущениях хотелось только недвижно лежать. А неумолимая полетная инструкция и голос оператора Центра управления предписывали работу, работу, работу... И сколь бы тщательно ни готовились они именно к этим первым дням своего полета (наверное, сотни раз «проходили» его во время тренировок), Все-таки избавиться от ощущения, что хорошо бы закрыть глаза и подремать немного, было трудно.
— Что самое неприятное в космосе? — Коваленок спросил самого себя вслух. — Когда хочется отдохнуть, а ты прекрасно знаешь, что еще часов двенадцать не сможешь этого сделать...
Виктор Савиных улыбнулся. Нравится ему в командире и умение в любую минуту, пусть самую напряженную, пошутить, отвлечься. Владимир что-то говорит, даже напевает знакомую мелодию, а глаза смотрят на пульт, усыпанный транспарантами, кнопками, индикаторами, должна включиться система регенерации, все команды уже поданы. Загорается знакомый огонек, и это значит, что дышать и жить в «Салюте-6» можно долго.
Они «оживляют» станцию.
Виктор хорошо изучил ее, но насколько же макет отличается от реального «Салюта»! Здесь 45 пультов, на Земле, он считал, что их не так уж много, но сейчас понимает — это огромное количество. Каждый пульт нужно включить, проверить, просто потрогать руками — голова кругом идет от этого обилия техники. А Владимир Коваленок по-хозяйски осматривается, потом отталкивается и стремительно улетает в глубь станции. Уже оттуда кричит:
— Не бери с меня пример, я привык... А ты поосторожней, Виктор!
Савиных прекрасно понимает, что хотя командир и не был в «Салюте» два года, привычка осталась — она не может исчезнуть. Хотя Рюмин, Ляхов и Попов кое-что из «мебели» и переставили, командир попал в родную стихию. Вот и работает ладно, легко и быстро. Уже тянет Владимир воздуховод в корабль...
Зашуршали вентиляторы, вспыхнули светильники, ожили пульты.
— Теперь отдыхать, — распоряжается Центр управления, — еще раз поздравляем вас с началом нового этапа работ.
— Спасибо. Вас тоже поздравляем, — слышится с орбиты, — не забудьте разбудить, можем и проспать...
— Ну уж за это не волнуйтесь, — смеется оператор, — спокойной ночи, а точнее, дня!
«Салют-6» уходит из зоны радиовидимости наземных измерительных пунктов. Корабли в океане будут принимать телеметрию с борта, она поступит в Центр управления, и его службы тщательно проанализируют состояние бортовых систем. «Земля» не будет беспокоить экипаж, даже если пройдет расчетное время завтрака, оператор не станет их будить — пусть хорошенько отдохнут космонавты: слишком трудный день позади.
Впрочем, нежданно выпали в минувшие сутки полчаса, когда напряжение спало, и целых 25 минут Коваленок и Савиных ничего не делали. Так приказала «Земля»... Корабль шел на стыковку настолько четко, что к своей станции назначения — «Салюту-6» — прибыл раньше, еще над Атлантикой. Завис «Союз Т-4» (кстати, и этот режим стыковки теперь проверен) в пространстве, а в двухстах метрах летел комплекс «Салют-6» — «Прогресс-12». Орбитальный комплекс был освещен Солнцем, и хотя Коваленок и Савиных уже видели его в полете — первый — воочию, второй — по съемкам, но они не могли сдержать своего восхищения. Очень красива станция да фоне разноцветной Земли — как раз они подлетали и к Африке. А потом оба космических аппарата нырнули в тень и уже засветились огни стыковочного узла.
Космонавтам часто приходится встречаться со студентами и школьниками, рабочими и колхозниками, рассказывать о полетах, о вкладе космонавтики в развитие народного хозяйства страны, о перспективах исследования космоса.
На какой-то из таких встреч один из школьников спросил:
— А почему так трудно отвернуть в невесомости гайку? Или болт?
— Учи физику, — Коваленок улыбнулся, — ее законы в невесомости напоминают о себе лучше, чем на Земле...
Этот школьник вспоминался сейчас, когда болты и гайки доставляют немало хлопот. «Фотоны» начали ремонтные работы на станции. Выручают только специальные инструменты.
Еще в самом начале полета первой станции был такой случай. Надо было вскрыть панель — всего шесть шурупов крепили ее. Отвертка среди бортового инструмента, конечно же, нашлась, и космонавты полагали, что минут через десять справятся с работой. Полтора часа бились они с шурупами, но так и не удалось ничего сделать: невозможно было зафиксироваться, и, согласно законам физики, пытаясь отвернуть шуруп, человек вращался в обратную сторону... Пришлось ту злосчастную панель отрывать...
Другое дело теперь — изобретательные инженеры и рабочие создали прекрасный комплект инструментов, специально приспособленных для работы в невесомости. Вот, например, сейчас Коваленок и Савиных разгружают «Прогресс-12», пользуясь специальным ключом: отворачивая гайки, за него можно держаться, фиксироваться. Работа идет быстро.
Появилась у экипажа даже дрель. Казалось бы, дело простое — просверлить отверстие. Но в невесомости это обычное дело превращается в сложнейшую операцию. Нужно, чтобы усилие не передавалось на космонавта, необходимо избавиться и от стружки, иначе она может попасть в дыхательные пути человека. Космическая дрель сконструирована таким образом, что сверло «само себя вталкивает» в металл, а пластырь «впитывает» всю стружку. Потом космонавт скатывает этот пластырь — он чем-то напоминает жевательную резинку — и выбрасывает. Даже как-то неудобно называть «дрелью» это непростое устройство.
...Они готовились к встрече гостей. И хотя минувшие дни для Владимира Коваленка и Виктора Савиных прошли в трудной и хлопотной работе, казалось бы, времени свободного совсем не оставалось, но нет-нет и в сеансах связи интересовались они: как там дела у ребят?
А когда оператор рассказывал, что у экипажа посещения подготовка идет по графику, «Фотоны» заверяли:
-— Пусть не беспокоятся, к их приезду все будет в порядке...
Перед стартом Коваленка в Савиных они со своими будущими гостями сидели в холле гостиницы «Космонавт» на Байконуре. По традиции им показывали фильм «Белое солнце пустыни». Пора расставаться.
— До встречи в «Салюте», — сказал Гуррагча.
Виктор Савиных обнял друзей.
— Мы постараемся не подвести, к вашему прилету подготовим квартиру на орбите...
И действительно подготовили. Заменены фильтры в системе терморегулирования и регенерации воды, подправлено энергетическое хозяйство станции, отремонтированы различные системы и, наконец, завершена разгрузка «Прогресса-12». В отсек грузового корабля загрузили отходы, и затем он отошел от «Салюта-6», освободив стыковочный узел, к которому должен причалить «Союз-39».
— Ждем гостей, — передал Владимир Коваленок.
— Надо только влажную уборку провести, — добавил Виктор Савиных, — но это мы сделаем, когда они уже будут в пути.
У «Фотонов» идут десятые сутки полета, а станция «Салют-6» находится в космосе 1271 день. Накрутила 20 тысяч витков вокруг планеты. Во время юбилейного витка на связи с экипажем был заместитель руководителя полета Валерий Рюмин.
— Сердечно поздравляю вас с двадцатитысячным витком «Салюта», — сказал он.
— И мы тебя, — ответил Коваленок, — добрая треть из них принадлежит тебе, Валерий. Не соскучился по станции?
— Стараюсь быть с вами...
— Мы это чувствуем. На юбилейном витке Виктор вел медицинское исследование, а я как раз посмотрел на орхидеи. Новый росток появился... Приятно... А у вас погода получше стала? Потеплело?
— Весна, Солнце, воробьи чирикают. Но вам ведь оттуда виднее...
В воскресенье Коваленок и Савиных ждали старта своих гостей — «Памиров». Станция пролетала над Байконуром. Валерий Рюмин сообщил на борт:
— До старта 16 минут... У вас подготовка по плану?
— Вчера в час ночи все закончили,-говорит Владимир Коваленок.
— Молодцы, что закончили, но плохо, что поздно легли.
— К встрече отдохнем... Ну, Валерий, полярные сияния начались, надо ознакомиться и приготовить несколько из них для гостей...
— Где сияния?
— Над Канадой и Гренландией... Вчера блок серебристых облаков нашли. Как раз подходили к Британии.
— А емкости все нашли? — спрашивает Рюмин.
— Конечно, — отвечает Коваленок, — сегодня сумку искал, в такой лабиринт залез! Там уйма всего... Большая все-таки у нас квартирка!
— Ведер маловато для твердых отходов, — замечает Савиных.
— Это точно, — соглашается Рюмин, — в крайнем случае там есть резиновые мешки, их можно использовать.
Оператор Центра управления полетом объявляет по громкой связи: «До старта пять минут!», — космонавты слышат его слова.
— Мы мешать не будем, — говорит Коваленок, — передайте наши добрые пожелания «Памирам».
Диалог «Рюмин — экипаж» прекращается. «Фотоны» прислушиваются к радиопереговорам с Владимиром Джанибековым и Гуррагча.
— Все хорошо, к старту готовы, — докладывает командир «Союза-39».
— Внимание! Все предстартовые команды прошли! — сообщает оператор.
В воскресенье Владимир Джанибеков и Жугдэрдэмидийн Гуррагча повели свой «Союз» к станции. У них был вечерний старт, ракета еще шла в темноте, когда отделился обтекатель. Сначала они увидели звезды, а затем метнулась в иллюминаторе ниточка космической зари и в корабль вошел день. «Салют-6» в это время летел над Тихим океаном, и гигантское по нашим земным понятиям расстояние разделяло оба экипажа.
— Замечаний по системам нет, — доложил оператор, — приступайте к тесту «Иглы»... Идем по программе...
— На борту — норма, — подтверждает командир.— Как у «Фотонов»?
— Они уже не чувствуют себя в одиночестве. Веселее, говорят, в космосе стало...
— Приятно летать, когда знаешь, что тебя ждут друзья и братья.— это голос первого монгольского космонавта.
Только около трех часов ночи они легли спать, а утром «Союз-39» начал сближение со станцией. Через сутки «Памиры» перешли в «Салют», и семь дней работала четверка космонавтов вместе. А затем пришла пора расставания.
Во время расстыковки корабля экспедиции посещения со станцией основной экипаж обычно лишь наблюдает за ее ходом. Но Коваленку и Савиных на этот раз пришлось прийти на помощь своим товарищам. Команда на расстыковку в расчетное время не прошла — была нарушена очередность выдачи команд. Ситуация сразу же осложнилась.
— Режим не прошел и второй раз, — доложили «Памиры».
На связи Алексей Елисеев.
— Мы просмотрели ленты, и нам все ясно. Вы можете оценить ориентацию?... Будем работать по порядку. Сначала «Памиры»...
Джанибеков сообщил данные по тангажу, курсу, крену корабля.
— «Фотоны», теперь ваша оценка, — сказал Елисеев.— Где находится центр Земли относительно центра экрана?
Коваленок сразу четко охарактеризовал состояние комплекса, его положение в пространстве.
— Подождите немного, — передал Елисеев, — будьте на связи...
Впервые возникла такая ситуация на орбите. И надо быть предельно осторожным.
В космосе — тишина.
В такие минуты особая ответственность ложится на руководителей полета.
— «Памиры», «Фотоны»! — звучит голос Елисеева.— Мы сейчас выдадим команду на расстыковку со стороны станции. Условия для нее благоприятные. Сообщите нам о прохождении команды. «Фотоны», постоянно передавайте курс, крен, тангаж.
— Есть!
— «Памиры»! Сразу после расстыковки ориентируйте корабль, — распоряжается Елисеев. — Идем на спуск без промежуточного витка.
— Мы готовы!
И вновь голос Елисеева:
— 17 минут 55 секунд выдана команда на расстыковку!
И сразу же доклады с орбиты:
— Есть разгерметизация стыка!
— Наблюдаем отход корабля!
— Дальше по программе, — голос Елисеева стал мягче,-работаем спокойно...
Много приходилось видеть стартов, посадок, стыковок и расстыковок. Привыкли мы уже к тому, что проходят они четко, гладко, «штатно», как говорят специалисты. Но за этими буднями готовность к любым неожиданностям, умение собраться в трудную минуту, принять верное решение. Готовность самих космонавтов и тех, кто работает вместе с ними, находясь на Земле...
Второй месяц продолжается космическая вахта Владимира Коваленка и Виктора Савиных. Немало волнующих событий случилось за их экспедицию: и прилет советско-монгольского экипажа, и работа с грузовым кораблем, и разнообразные научные исследования, которые «Фотоны» проводят с удовольствием. Но все-таки праздник 20-летия со дня старта Юрия Гагарина особенно взволновал их. Встречи в родном городе Юрия Гагарина, торжества в Москве и Калуге, телевизионные передачи и праздничные концерты, поздравления товарищей по отряду-обо всех деталях праздника подробно рассказывалось в радиопереговорах Центра управления, и экипажа «Салюта-6».
— У нас такое ощущение, словно мы везде присутствовали, — заметил Коваленок.
— А так и было, — подтвердил оператор.
К памятнику Юрия Гагарина в Москве пришли школьники. Каждый из них нес букет цветов. Гвоздики легли на серый мрамор у подножия колонны, на вершине которой стоит первый космонавт планеты. Потом пионеры выстроились и дважды отсалютовали Гагарину.
— За Коваленка и Савиных, — пояснила пионервожатая — И цветы тоже — ведь они сами не смогли прийти сюда.
Мальчишки загалдели разом, говорили о космосе так, словно завтра им предстоит самим уйти в это чистое апрельское небо и работать там, за этой синевой, среди немигающих звезд. Впрочем, они имеют право на такую мечту — она вполне реальная, потому что люди трудятся в «Салюте-6» ради того, чтобы космос стал будничным, привычным...
Приобщение к будущему — одна из характерных особенностей современной космонавтики. И это прекрасно понимают ученые, педагоги, комсомольские работники. Среди школьников и учащихся профессионально-технических училищ проводится конкурс на лучший проект космического эксперимента. Причем победителей ждет необычный приз: лучшие эксперименты будут проведены космонавтами на борту станции «Салют».
«Фотоны» с интересом услышали сообщение о конкурсе.
— Желаем ребятам успеха, — сказал Владимир Коваленок.— Жаль, что не нам, а будущим экипажам придется осуществлять их идеи. Но мы уверены, что предложенные ребятами проекты будут оригинальны...
— Кстати, один конкурс ребята уже выиграли у взрослых.-Виктор Савиных улыбается.— До сих пор их рисунки летают на «Салюте».
«Фотон-2» имеет в виду посылку с Земли, которая была доставлена на станцию во время экспедиции Юрия Романенко и Георгия Гречко, В грузовом корабле они обнаружили несколько рисунков, сделанных и именитыми художниками и ребятишками. Два рисунка особенно понравились космонавтам. На листках бумаги были изображены кленовый лист и ромашка... Так и не вернулись эти ребячьи послания на Землю, один экипаж длительной экспедиции оставлял их другому. Как и ту ветку полыни с Байконура, которую захватили в свой полет Коваленок и Иванченков.
— Я вчера на Луну насмотрелся,-сообщает Виктор Савиных, — калибровку спектрометра вел. Передайте в Минск, что МСС-2 готов к работе.
...МСС-2 — это, малогабаритный скоростной спектрометр, который рождался в Институте физики Академии наук Белоруссии. Один из его создателей, член-корреспондент АН БССР Л. И. Киселевский, рассказал:
— Прибор регистрирует спектры подстилающей поверхности в видимом диапазоне электромагнитного излучения. Это — продолжение исследований, которые были начаты в Ленинграде под руководством члена-корреспондента АН СССР К. Я. Кондратьева. Но наша камера уже не ручная, а стационарная. Она закреплена на одном из иллюминаторов «Салют-6». Еще на «Салюте-4» мы получили около 40 тысяч спектров, а на действующей станции — значительно больше. Это спектры Земли, переходной области Земля-космос, различных образований в атмосфере. Космонавты говорят, что работать с прибором легко. Нам приятна эта оценка.
Кстати, еще Петр Климук и Виталий Севастьянов на «Салюте-4» много работали с аналогичным прибором и, в частности, спектрографировали серебристые облака. При обработке спектрограмм выяснилось, что загадочные облака состоят из ледяных частиц. Потом появилась идея таким же способом находить в океане пятна планктона, куда собирается рыба. Родилась еще одна народнохозяйственная программа исследований для орбитальных станций. Петр Климук, Виталий Севастьянов, Георгий Гречко, Владимир Коваленок приезжали в Минск, чтобы участвовать в разработке приборов и методики спектрографических наблюдений.
— Мы считаем их своими сотрудниками, — говорят белорусские физики, — вместе работаем, подводим итоги проведенных исследований, намечаем будущие эксперименты. Физики и космонавты вместе с ботаниками изучают возможности оценки из космоса биомассы различных растительных сообществ. Задача чрезвычайно важная. Если удастся, например, из космоса «пересчитать» зеленую массу лиственных деревьев, то можно будет судить о продуктивности лесов. Одно из препятствий — нестабильность спектров. Так, например, тот или иной вид растительности при прямом солнечном освещении отражает какое-то определенное количество солнечных лучей, если же есть облака — другое. К тому же растительность разнообразна — трава, кустарники, большие деревья. Каждый из этих «этажей» отражает лучи по-своему. А в космосе приборы регистрируют какой-то суммарный результат. Но все-таки эту сложную задачу можно решить, и именно с участием космонавтов. А после того, как методики исследований будут выверены, появится возможность продолжить наблюдения со спутников Земли — с помощью автоматической аппаратуры...
Так случилось, что у Владимира Коваленка и Виктора Савиных образовалось два свободных дня. Обычно Центр управления полетом жестко планирует работу экипажа на ближайшие четверо суток: действия командира и бортинженера расписаны с точностью до минуты. Одновременно верстается и двухнедельная программа. Космонавты хорошо представляют, какие именно эксперименты предстоит им проводить, допустим, в будущий вторник или четверг. А тут целых два дня без забот!
— В полете необходима психологическая разрядка, — поясняет Виктор Благов.— Первый месяц у экипажа был очень трудный. Они провели комплекс ремонтных работ, затем готовились к приему экспедиции посещения, вместе с советско-монгольским экипажем осуществили разнообразные эксперименты и исследования. В общем, напряжение было велико, и к концу дня становилось заметно, насколько устают Владимир и Виктор. Нет, они не жаловались, но медики и операторы чувствовали это... Сразу после возвращения советско-монгольского экипажа на Землю была проведена коррекция орбиты комплекса — он поднялся повыше, и уже можно было расширить программу научных исследований. Мы составляли ее таким образом, чтобы не слишком нагружать экипаж, и заботились о разнообразии их работы. Все эксперименты и исследования, которые необходимо было выполнить за второй месяц полета, Коваленок и Савиных осуществили. И мы решили подарить экипажу два свободных дня...
— Распорядок этих дней,-передал Коваленок, — мы предложим сами.
— У нас есть чем заняться, — добавил Савиных.
Эти фразы изрядно расстроили многих специалистов в Центре управления полетом. Они рассчитывали, что наконец-то Рюмин и Благов расщедрятся — у них можно будет «выпросить» пару сеансов связи, чтобы уточнить некоторые данные у экипажа. Специалисты уже написали (слух о двух свободных днях распространился по Центру молниеносно!) аргументированные заявки, посыпались напоминания о неотложных вопросах к экипажу...
А заместители руководителя полетом лишь отшучивались:
— Теперь мы посмотрим, кого из вас предпочитают «Фотоны». Все в их власти: захотят с вами поработать, хоть с утра и до вечера беседуйте с ними...
Одни лишь медики не волновались. Три часа в сутки принадлежат им: космонавты должны заниматься физическими упражнениями. «Первое, что хочется сделать после приземления, — убежать в ближайшую деревню,-сказал однажды Владимир Коваленок.— А без каждодневных тренировок и стоять-то на земле трудно, не то что ходить...»
— Три часа, как и положено, физкультура, — передает Коваленок, — а затем визуальные наблюдения. Теперь отведем душу...
— Надо хоть планетку нашу рассмотреть, — это голос Савиных.— Бывает, сутки летаешь, а в иллюминатор некогда и заглянуть.
А ведь действительно некогда. Сколько работ прокручивают космические труженики, причем работ самых разных, требующих самого разного знания, разной квалификации.
Вот они, скажем, кристаллографы. Пять суток Коваленок и Савиных стараются плавать по станции осторожно, не отталкиваться от стен и потолка... Каждое движение строго контролируется — в печи «Сплав» растет кристалл, и нельзя нарушать этот процесс лишними возмущениями. Вот и парят в своем космическом доме два человека 140 часов: именно столько рождается полупроводниковый материал — сплав кадмий-ртуть-теллур.
Технологическими экспериментами космонавты занимаются с большим интересом — сразу отчетливо виден результат труда. И говорят, результаты получены неплохие — кристаллы кадмий-ртуть-теллур, выращенные на орбите, превосходят образцы, которые производятся в земных условиях. Причем от экспедиции к экспедиции удается вырастить кристаллы все более высокого качества.
А сейчас они мастера-оптики: впервые на борту станции отливают стеклянную линзу. В земных условиях очень трудно добиться идеальной поверхности линзы, а в условиях невесомости это возможно.
А теперь — астрофизика, работа с гамма-телескопом «Елена». Затем приходит очередь голографии. И радиоастрономии — экипаж приступает к наблюдениям на субмиллиметровом телескопе. Кстати, предполагалось, что этот телескоп будет работать в космосе около года. Но он уже почти четыре года находится на орбите и, представьте себе, работает.
Ну и, конечно же, биология. В разнообразных установках — «Оазис», «Светоблок», «Базон» и «Малахит» — выращиваются высшие растения. Проводится и новый опыт-изучается влияние магнитного поля на их развитие. Лишь один из экспериментов никак не удается довести до конца — лук выпустить стрелку никак не успевает. Уж больно его любят космонавты, особенно охоч до зеленых перьев Коваленок.
— Сюда бы большие оранжереи и только с луком! — смеется он.
Биологи лишь напоминают, чтобы космонавты записывали, как быстро растет лук, а затем великодушно разрешают воспользоваться новым урожаем с космического огорода. На борту 12 луковиц, так что зелень появляется в меню экипажа регулярно. Тем более, что экспедиции посещения пополняют запасы...
Снова над космодромом звучит «Подъем!», и вновь яркий огненный шар понес ввысь двух людей планеты — нашего соотечественника Леонида Попова и первого космонавта Румынии Думитру Прунариу.
В космос уходил легендарный теперь уже корабль «Союз», ведь цифра «40» — последняя в его послужном списке.
Леонид Попов и Думитру Прунариу проверяют системы сближения со станцией. Привычная по земным тренировкам работа, да и опыт у командира корабля огромный-185 суток за пределами Земли.
— Можно переходить в бытовой отсек?
— Разрешаем, — отвечает Земля.
Космонавты открывают люк, что соединяет спускаемый аппарат и бытовой отсек, и по очереди вплывают в него. Здесь уже можно снять скафандры.
Программа предусматривает обед, хотя время в Москве близится к полуночи. Впрочем, в космосе экипажам часто приходится жить по перевернутому времени — бывает, ужинают на рассвете, а завтракают ближе к вечеру, Леонид и Думитру на аппетит не жалуются. К следующему сеансу связи еле-еле успели управиться с едой. В 5.30 утра легли спать — вечером предстоит сближение со станцией и стыковка.
Коваленок и Савиных в полете уже 63-и сутки. В момент старта «Союза-40» они, конечно, внимательно прислушивались к тому, что происходило на Байконуре, и даже прекратили на какое-то время свою изобретательскую деятельность.
Как известно, есть на станции «бегущая дорожка». Она необходима космонавтам, чтобы тренировать мышцы. У Коваленка и Савиных впереди встреча с Землей после долгой разлуки, и потому физическая подготовка имеет особое значение. Чтобы повысить интенсивность физических упражнений, их эффективность, космонавты решили «утяжелить» себя — сделали приспособления, которые позволяют еще больше нагрузить мышцы. В ход пошли резиновые жгуты, и в одном из телесеансов Коваленок и Савиных показали даже, как можно бросать молот на орбите. Медики по достоинству оценили предложения космонавтов и приняли их с радостью.
— Теперь занятия на «беговой дорожке» — это уже не ходьба, — сказал Коваленок, — а бег с препятствиями!
Они проснулись чуть позже, чем обычно. Позавтракали, осмотрели станцию — все ли готово к приему советско-румынского экипажа. Провели последнюю влажную уборку. Во время обеда -он проходил в зоне радиосвязи — потолковали с дежурной сменой о программе работ на завтра.
— Ждем ребят... Сейчас начнем подготовку станции к сближению...
— Пора, — отозвался оператор, — «Днепры» через несколько минут включают двигатель...
«Союз-40» прикорнул у причала космической станции. Пока он отдыхает. Леонид Попов и Думитру Прунариу уже через несколько минут после встречи с Владимиром Коваленком и Виктором Савиных вернулись в корабль и начали его консервацию. Теперь системы «Союза» находятся в дежурном режиме, их питает энергией станция — отдохни, корабль, ведь предстоит еще возвращение на Землю.
Полет советско-румынского экипажа — это последняя строка в славной биографии «Союза» — 14 лет бороздил этот корабль-работяга космические просторы, а сейчас уступает место «Союзу-Т», своему более современному собрату.
Мы следили за стыковкой «Союза-40» и «Салюта-6» в Центре управления. Рядом стояли три прославленных наших космонавта.
— А ведь «Союз» — это наша слава и гордость. Много людей — конструкторов, рабочих, космонавтов — отдали ему годы жизни, — заметил Олег Макаров.
— На нем приятно летать. Не доставляет хлопот ни космонавту, ни Центру...— подхватил Валерий Кубасов.
— Легко меняет орбиты, верная машина, — добавил Владимир Аксенов.
Они замолчали, каждый, видимо, думал о своем, но все трое — о корабле. Им не только посчастливилось летать на нем, но и создавать «Союз». Это была молодость космонавтики и начало жизненного пути каждого из них в конструкторском бюро, что носит до нынешнего дня почетное звание — «королевское».
Рождение «Союза»...
Еще предстоит написать книги о корабле, собрать рассказы тех, кто был занят в этом дерзком проекте, — в то время еще не был готов «Восток», вынесший на орбиту Юрия Гагарина, и лишь в чертежах проступали контуры «Восхода», из которого вышел в открытую вселенную Алексей Леонов, а уже в проектном отделе КБ Королева задумывались о корабле, которому суждено будет заменить «Восток».
Рождение «Союза»...
Он казался изящным, красивым и очень большим, даже величественным по сравнению с «Востоком». А его способность маневрировать в космосе поражала воображение.
«Союз» — первая сварка и первая стыковка на орбите, первый управляемый спуск и первая экспериментальная станция. С помощью этого корабля были решены принципиальные проблемы космонавтики и определены магистральные пути ее развития.
«Союз» — вечный памятник В. Комарову, Г. Добровольскому, В. Волкову и В. Пацаеву. Они отдали жизнь во имя того, чтобы сегодня «Союзы» совершали регулярные рейсы между Землей и «Салютом». Чтобы стала реальностью одна из самых славных страниц в биографии «Союза» — серия полетов международных экипажей по программе «Интеркосмос».
И, конечно, «Союз» — это и новый транспортный корабль «Союз-Т», многое перенявший у своего предшественника.
Рождение «Союза»...
Молодой инженер записался на прием к Главному конструктору. В списке было человек двадцать, его очередь, кажется, семнадцатая, но народ выходил быстро и ждать долго не пришлось: Сергей Павлович Королев принял молодого инженера примерно через полчаса.
— Что у вас?
Инженер положил перед Главным заявление с просьбой о зачислении в отряд космонавтов.
— Зачем хотите лететь? За славой? — резко спросил Королев.
— Технику, которую создаем, надо испытывать самим.
— Это правильно, — согласился Сергей Павлович.— Мы должны думать о будущем, о новых кораблях, которым не было бы тесно в космосе...— Королев увлекся и начал рассказывать молодому инженеру о полетах к планетам, о будущих больших станциях.— Вот только жаль, старый я, — вдруг добавил академик.
Инженер сидел пораженный и озадаченный, что столь знатный человек уделяет ему, мальчишке, столько времени. В конце разговора Королев кивнул на заявление:
— Позвоните мне через три месяца, будем создавать отряд из специалистов.
Инженер вернулся в отдел и записал в календарь: «Такого-то числа позвонить Главному». Через три месяца, день в день, он снял трубку и набрал номер секретаря Королева. К его удивлению — так не было принято,-она сразу же соединила с Главным.
— Сегодня утром я подписал ваше заявление, — сказал Королев и положил трубку. Инженер не успел даже поблагодарить.
Так Алексей Елисеев попал в отряд космонавтов и начал готовиться к полетам на «Союзах». Создавался корабль, и одновременно из числа его творцов готовились космонавты-инженеры, глубоко знающие эту сложную технику.
... — «Днепры», закончили работу с «Союзом»? — спрашивает Алексей Елисеев.
— Приборы в станции, — отвечает Леонид Попов.
— У вас сегодня по программе «Интерферон», — напоминает руководитель полета.
Так уж сложилось, международная программа исследований на борту «Салюта-6» начинается с медико-биологических экспериментов. Затем пройдут съемки Земли, наблюдения, технологические опыты.
— Мы уже вводим в курс дела Леонида и Думитру, — говорит Коваленок, — правда, Леня с критических замечаний начал, мол, перестановок много...
— Ребята изрядно поработали, — откликается Попов, — но порядка, пожалуй, побольше, чем у нас...
Валерий Рюмин прислушивается. Улыбается.
— Володя, у меня такое чувство, что он не вас критикует, а меня...
Хорошее настроение и у космонавтов и у работников Центра управления. Полет идет гладко, без сюрпризов.
Через несколько дней Леонид Попов и Думитру Прунариу, четко выполнив свою программу, вернулись на Землю. Вслед за ними покинули станцию Владимир Коваленок и Виктор Савиных.
В Центре управления мы следили, как их корабль медленно отходит от «Салюта-6».
— Теперь будет и продолжение. — Я услышал голос Олега Макарова. Оказывается, он стоял рядом.
— Продолжение чего? — не понял я.
— «Салюта-6»...
— Не понимаю...
— Решено «Салют» подержать на орбите, пусть полетает. Может быть, он действительно вечный? Во всяком случае, по нашим инженерным меркам... И может быть, еще экспедицию туда организуем, а?
И Макаров задумчиво посмотрел на главный экран, на цифровом табло которого высвечивалось: «Дата: 18.02.81», «Время: 17.26.35». «Сутки полета: основного экипажа — 75, «Салют-6» — 1326...» А на большой карте две яркие красные точки — станция и корабль — медленно удалялись одна от другой. Экипаж пятой долговременной возвращался на Землю, «Салют-6» начинал очередной виток вокруг планеты.