Тридцать лет назад, 4 октября 1957 года, человечество сменило масштабы своей активности, шагнуло, как мы вскоре научились говорить, в бескрайние просторы космоса. В тот день в казахстанской степи, в ракетном оазисе, который позже будут называть космодромом Байконур, был запущен первый советский искусственный спутник Земли. Первый в мире спутник, первая построенная человеком машина, ставшая в ряд с монопольными творениями самой Природы, ставшая небесным телом, из того же реестра, что Луна, Венера или сама Земля. От понятных каждому и, так сказать, естественных машин, бегающих по тверди, плавающих в воде или летающих, опираясь на воздух, техника сделала свой первый шаг к машинам космическим, живущим по законам небесной механики и, в частности, умеющим покрывать пространство под действием гравитационных сил, без сжигания угля или бензина. Сейчас мы к этому уже привыкли, а тогда рекорды первого спутника просто захватывали дух: он сам по себе, подобно колесу вечного двигателя, крутился на орбите три месяца, сделал 1400 оборотов вокруг Земли и в итоге бесплатно, не расходуя энергии, пролетел над ней чуть ли не 60 миллионов километров. Нужно 30 лет совершать ежедневные рейсы Москва — Париж и обратно, чтобы налетать такое расстояние.

Рассказывает Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственных премий академик В. БАРМИН.

— Какой конкретно областью вы лично, Владимир Павлович, занимались в первых наших космических проектах?

— Я входил в сформировавшуюся в свое время так называемую "Большую шестерку", в группу из шести главных конструкторов, коллективы которых создавали основные компоненты всего космического комплекса: ракету-носитель, ракетные двигатели, автоматику и системы управления, гироскопические системы, радиотехнические и, наконец, то, что на профессиональном жаргоне называли "наземкой" — стартовое оборудование. Возглавлял "шестерку", а значит, синтезировал всю работу Сергей Павлович Королев, он же руководил разработкой ракеты-носителя. Работы по двигателям вел В. П. Глушко, по системам управления — Н. А. Пилюгин, радиотехнические системы вел М. С. Рязанский, гироскопы — В. И. Кузнецов, наш коллектив создавал стартовые комплексы.

— Что включает в себя такой комплекс?

— Многое. Прежде всего сама стартовая система. По газетным фотографиям и телевизионным репортажам с космодрома всем хорошо знакомы его основные элементы: массивное бетонное основание с огромным лотком — каналом для отвода газов от работающих на старте ракетных двигателей; на бетонном основании — кольцевой рельсовый путь, поворотная платформа и несколько групп ажурных металлических конструкций: четыре опорные фермы, на которых фактически висит ракета до самого ее старта; кабель-заправочная мачта; кабельные мачты — верхние и нижние; многоэтажные фермы обслуживания. Все это массивные, многотонные конструкции, и в то же время они должны легко и быстро перемещаться, опорные фермы, например, за какие-то секунды нужно отвести от ракеты, когда она только начинает двигаться. В стартовый комплекс входят и средства для перевозки носителя, его установки в вертикальное положение, огромное топливное и газовое хозяйство, сложные системы заправки, транспортировки и хранения компонентов горючего, о них, мне помнится, подробно писал ваш журнал (см. "Наука и жизнь" № 2, 1974.— Прим, ред.), а также много другого оборудования — от бункера командного пункта до мачт грозозащиты, от многоступенчатой противопожарной автоматики до выдвижной кабины с многоярусными площадками обслуживания нижней части ракеты и лифтов, ведущих к ее вершине.

— Сильно ли отличается стартовая система, с которой был запущен первый спутник, от предшествовавших систем?

— Отличается принципиально, и связано это прежде всего с конструкцией самой ракеты-носителя. Напомню, что первый спутник выводился двухступенчатым носителем, которому позднее дали название "Спутник". Его первая ступень состояла из четырех одинаковых боковых блоков с четырехкамерным жидкостным реактивным двигателем РД-107 в каждом, а вторая ступень — с примерно таким же по тяге четырехкамерным двигателем РД-108. Все двигатели начинали работать одновременно, на Земле. Позже к "Спутнику" была добавлена еще одна, третья ступень, и он выводил на орбиту пилотируемые корабли "Восток". Затем носитель стал четырехступенчатым, он выводил космические аппараты на трассы полета к Луне. Еще раз замечу: основой для всего этого был носитель "Спутник", и более того — многие последующие известные запуски осуществлялись с того же стартового комплекса, с которого стартовал наш первый спутник.

— Позвольте несколько отвлечься от нашей основной темы: как вы, Владимир Павлович, стали специалистом по стартовым системам?

— В отличие от некоторых своих коллег, в частности С. П. Королева, В. П. Глушко, М. К. Тихонравова, Ю. А. Победоносцева, приобщившихся к ракетной технике в тридцатые и даже в двадцатые годы, в гирдовские времена, я пришел в эту область через войну. В 1930 году окончил МВТУ имени Н. Э. Баумана, работал на московском заводе "Компрессор" и занимался холодильными машинами. В самом начале войны заводу пришлось включиться в разработку "катюш", пусковых устройств для пороховых ракетных снарядов. Ими пришлось очень серьезно заниматься в течение всей войны, а затем чуть ли не автоматически я перешел к созданию стартовых комплексов для больших жидкостных ракет.

— Разве пусковое устройство "катюши" настолько сложная машина, что им нужно "очень серьезно заниматься"? На первый взгляд это просто рельсы, направляющие для реактивных снарядов...

— Это лишь на первый взгляд. Пусковые установки "катюш" в значительной мере определяли эффективность этого оружия, прежде всего прицельность и кучность стрельбы. Не говоря уже о том, что было создано несколько разных стартовых систем, например, со спиральными направляющими, с сотовыми ячейками для, так сказать, двухъярусного залпа, специальные установки для торпедных катеров, позволяющие удерживать снаряды в условиях сильной качки, установки для тяжелых, почти стокилограммовых снарядов, сама укупорка которых содержит направляющие полозья. И, конечно, для всех установок пришлось решать задачи наводки и монтажа пусковых установок на транспортных средствах, создавать системы электрического зажигания зарядов и управления огнем.

— В шестерке главных конструкторов, о которых вы говорили в самом начале, каждый, видимо, был надежно состыкован со всеми "смежниками", знал не только свой участок. Не остались ли в памяти у вас данные нашего самого первого спутника?

— Кое-что, конечно, сохранилось, хотя тридцать лет — немалый срок, и космических аппаратов после этого было запущена немало. Одних только пилотируемых кораблей несколько десятков. Но все же первый — это первый. Корпус первого спутника представлял собой шар диаметром около 60 сантиметров, собирался он из двух половинок, их герметичное соединение обеспечивала резиновая прокладка. Материал корпуса — алюминиевые сплавы. Внутри него находились два радиопередатчика, один работал на частоте примерно 20 мегагерц, второй — примерно 40. Рабочие частоты были выбраны в диапазонах, отведенных для любительской связи,— так легче было привлечь радиолюбителей к наблюдению за сигналами спутника. Масса первого спутника составляла примерно 84 килограмма, из них 50 килограммов приходилось на аккумуляторы для питания передатчиков и вентилятора системы терморегулирования — он включался, когда температура внутри превышала 36 градусов. Внутренний объем был заполнен азотом. Спутник летал по эллиптической орбите с максимальным удалением от Земли около тысячи километров и минимальным— чуть больше двухсот. Передатчики первого спутника три недели посылали в эфир простейшие радиосигналы — бесконечную серию телеграфных точек, во всем мире их уверенно принимали профессиональные станции и многие тысячи любителей.

— Какие личные воспоминания остались у вас о самом запуске первого спутника! О предшествовавших событиях? О реакции на уже свершившееся?

— Запуск состоялся в ночь с пятницы на субботу, по московскому времени примерно в половине одиннадцатого, по местному — в половине первого. Конечно же, все волновались, хотя до этого аналогичные ракеты уже успешно прошли испытания в режиме баллистического полета, они впервые в мире перекрыли межконтинентальные расстояния. Волнение было связано еще и с тем, что из сугубо ракетной сферы мы входили в совершенно новую для себя, космическую. Несмотря на прозу текущей работы, чувствовалось приближение каких-то фантастических событий, таких, как полеты на Луну или, может быть, даже на Марс. Да и сам спутник, до того как он стал реальностью, вышел на орбиту, моментами казался какой-то невозможной фантастикой. Но это, конечно, только моментами, в целом же каждый из нас делал свое дело и видел весь запуск как сумму отлаженных операций, которые непременно должны сработать. Куда же он денется, этот спутник? Конечно же, полетит.

— Вам пришлось много лет работать с Сергеем Павловичем Королевым. Какую черту его стиля вы назвали бы главной?

— Он умел сплотить людей, каждому квалифицированному специалисту давал возможность проявить себя, внести в дело максимальный вклад. На совещаниях он, например, свое мнение высказывал последним, каждый без опасений мог предложить свой вариант решения, почувствовать себя активной действующей силой творческого коллектива. А еще Королев умел каким-то особым шестым чувством находить самый лучший вариант решения среди многих удачных и привлекательных. Думаю, что в значительной мере благодаря всему этому первые шаги нашей космической истории так богаты крупными научными достижениями. Правда, в то время, делая большую науку, мы мало думали о ней — все мы были тогда просто инженерами, и нам нужно было своими силами решать инженерные задачи, которые до этого никто не решал.