«Наука и жизнь» 1999 г, №1, с.48-55

24 октября 1995 года в программе новостей первого канала российского телевидения был показан короткий репортаж о годовщине гибели маршала М. И. Неделина. Из комментария к этому сюжету страна узнала, что в действительности произошло 24 октября 1960 года: маршал М. И. Неделин погиб на стартовой площадке космодрома Байконур при подготовке к пуску первой боевой межконтинентальной баллистической ракеты Р-16.

Произошедшая катастрофа тщательно скрывалась. Информационные агентства Советского Союза хранили молчание, а все центральные газеты 26 октября 1960 года опубликовали сообщение о том, что кандидат в члены ЦК КПСС, депутат Верховного Совета Союза ССР, Герой Советского Союза, заместитель министра обороны, Главный маршал артиллерии и главнокомандующий ракетными войсками стратегического назначения, один из виднейших военных деятелей, прославленный герой Великой Отечественной войны Митрофан Иванович Неделин погиб при исполнении служебных обязанностей, в результате авиационной катастрофы.

Версия об авиационной катастрофе и истинная информация о происшедшем существовали в СССР независимо друг от друга десятки лет: одна — для народа, другая — для узкого круга посвященных. Это, очевидно, делалось для того, чтобы ни советские люди, ни весь мир не сомневались в ракетно-ядерной мощи Советского Союза.

На самом деле имевшиеся у нас на вооружении в конце пятидесятых годов ракеты Р-5, Р-12 и Р-7А не могли обеспечить надежную безопасность: территория США была для них недосягаемой. А дислоцированные в Европе на территории Великобритании, Италии и Турции американские ракеты держали под прицелом всю европейскую часть СССР.

Р-5 и Р-12 — это ракеты средней дальности, а межконтинентальная Р-7А конструкции С. П. Королева создавалась для космических целей и как боевая была далека от совершенства. В то время она имела на Байконуре и в Плесецке всего четыре стартовых комплекса. Один из главных недостатков Р-7А — использование в качестве окислителя жидкого кислорода. Заправленную ракету нужно было постоянно подпитывать, поэтому недалеко от пусковой площадки строился завод по производству кислорода, его подвозили к месту старта в цистернах. Это резко снижало боеготовность и скрытность ракеты. Кроме того, из-за ряда конструктивных особенностей форма ее была такова, что постройка защищенных стартов подземного базирования представлялась трудновыполнимой. Тем не менее ракета Р-7А сыграла выдающуюся роль в развитии космических исследований и до сих пор остается единственным носителем для доставки космонавтов на орбиту.

К концу 1950-х годов США поставили на боевое дежурство сорок межконтинентальных баллистических ракет. В противовес американцам нам нужно было в кратчайшие сроки создать и развернуть старты с боевыми межконтинентальными ракетами, которые могли бы с территории СССР поражать стратегические объекты противника. Роль надежного ракетно-ядерного щита Советского Союза отводилась ракете Р-16.

Первый главком Ракетных войск стратегического назначения, Главный маршал артиллерии Митрофан Иванович Неделин (1902—1960).

Главный конструктор ракетно-космических систем, академик АН России и Украины Михаил Кузьмич Янгель (1911—1971).

Разработка такого ракетного комплекса в 1957 году была поручена Днепропетровскому ОКБ-586 (позже, в 1966 году, его переименовали в КБ «Южное»), которым руководил Михаил Кузьмич Янгель. К тому времени здесь уже были разработаны две боевые одноступенчатые баллистические ракеты средней дальности Р-12 и Р-14 на высококипящих компонентах топлива. Первую межконтинентальную баллистическую ракету Р-16 (в открытой документации ей присвоили индекс 8К-64, а на Западе она известна как СС-7) коллектив ОКБ спроектировал в рекордно сжатые сроки. Уже в ноябре того же года Главный конструктор подписал эскизный проект.

Идеи, переложенные на язык чертежей, нужно было материализовать в реальные конструкции. Начался трудный этап создания ракеты, в узлы и агрегаты которой было заложено много новых конструкторских решений. В этой работе участвовали конструкторы и производственники многих коллективов. С затратами не считались. Были преодолены все преграды, организовано производство, обеспечены поставки комплектующих, собраны первые изделия.

В сентябре 1960 года из ворот Южного машиностроительного завода вышел железнодорожный состав с секретным грузом. Он отправился из Днепропетровска на полигон в районе железнодорожной станции Тюра-Там в Казахстане, к тому времени уже известный всему миру как космодром Байконур. В специальных вагонах — первая межконтинентальная двухступенчатая баллистическая ракета — изделие 8К-64 № ЛД1-3Т. 26 сентября состав прибыл на сорок вторую площадку полигона, где размещались Второе испытательное управление и техническая позиция.

Председателем Государственной комиссии по испытаниям был назначен Главный маршал артиллерии Митрофан Иванович Неделин, техническим руководителем испытаний стал Главный конструктор комплекса Михаил Кузьмич Янгель. Испытания ракеты в монтажно-испытательном комплексе (МИКе) начались в конце сентября и продолжались до 20 октября 1960 года. Они шли трудно, с длительными задержками. Приходилось выяснять причины отклонений параметров приборов и систем от требований технической документации, дорабатывать и заменять отказавшие приборы. После этих операций по инструкции полагалось вновь повторять комплексные испытания, поэтому их проводили многократно, и столько же раз приходилось просматривать и анализировать километры бумажных лент с результатами телеметрических измерений. Испытатели работали днем и ночью, как говорится, в режиме ненормированного рабочего времени. С утра до позднего вечера военные и специалисты из НИИ и ОКБ проводили испытания, а ночью под контролем военпредов выполняли необходимые доработки заводчане. Руководил испытаниями инженер-подполковник А. С. Матренин.

Перед началом электроиспытаний от главных распределителей системы управления были отстыкованы все штепсельные разъемы, через которые проходили цепи на пиропатроны. Чтобы не вырабатывать ресурс высокоточных гироприборов, испытания проводили с технологической гироплатформой. Ее установили рядом с ракетой на специальный стол, который мог вращаться в трех плоскостях. Платформу подключали к бортовой кабельной сети с помощью кабелей-удлинителей. После окончания испытаний штепсельные разъемы вновь подключали к главным распределителям и с помощью специального пульта проверяли целостность цепей всех пиропатронов ракеты.

В лаборатории гироприборов в это же время испытывали гиростабилизированную платформу. После завершения испытаний платформу устанавливали на борт ракеты и подключали к бортовой сети. Вслед за этим шли заключительные операции: перегрузка первой и второй ступеней на грунтовую тележку, их стыковка и подготовка ракеты к транспортировке.

К концу дня 20 октября все испытания первой летной ракеты Р-16 были завершены. За их ходом с пристальным вниманием следило высшее руководство страны. (Аппарат правительственной связи постоянно давал о себе знать — на полигон звонили Н. С. Хрущев и Л. И. Брежнев.) Москва проявляла нетерпение. Для поддержания ракетно-ядерного паритета боевая межконтинентальная баллистическая ракета была нужна Советскому Союзу как воздух. Кроме всего прочего приближался праздник Октябрьской революции, а к традиционным датам в те времена стремились приурочивать важные достижения. Запуск межконтинентальной баллистической ракеты мог стать большим политическим событием на международной арене.

Рано утром 21 октября ракету с состыкованными ступенями вывезли из МИКа и доставили на стартовую позицию — 41-ю площадку, расположенную в нескольких километрах от МИКа.

Надо заметить, что ракетный комплекс Р-16 разрабатывался как универсальный: со стационарным наземным незащищенным стартом, с подвижным стартом (мобильный комплекс) и защищенный комплекс с шахтными пусковыми установками.

Для пуска первой летной ракеты был создан экспериментальный стационарный наземный старт. Мобильный комплекс сняли с разработки как неперспективный, а стартовые комплексы в первом и третьем вариантах позже были развернуты в нескольких регионах Советского Союза.

Стартовая позиция представляла собой бетонированную площадку с пусковым столом в центре. Вокруг стола была закрытая сверху металлическими решетками канава-приямок для сбора компонентов топлива, которые могли пролиться в процессе заправки ракеты. Из канавы топливо отводилось по трубопроводу в специальный приемный бак в подземном помещении. Рядом со стартовым столом в специальном автобусе размещался передвижной командный пункт для руководителя работ по подготовке ракеты к пуску. Испытатели назвали его «банкобусом».

В восьми—десяти метрах от площадки находился наклонный спуск в подземное помещение под стартовым столом, где были установлены дизель-генераторы на случай отключения сети электропитания, весы для взвешивания ракеты, различные коммуникации и аппаратура. Метрах в ста от старта стоял одноэтажный служебный корпус, в нем размещались стартовые подразделения воинской части, кабинеты главных конструкторов и конференц-зал. Между служебным корпусом и стартовой площадкой располагался подземный бункер. Это был командный пункт, откуда шли все команды по управлению пуском ракеты. Территорию старта окружал широкий ров, а за ним шло ограждение из колючей проволоки.

Пусковой стол, воспринимавший огромный вес заправленной ракеты, представлял собой массивное кольцо с четырьмя регулируемыми опорами, на которые устанавливались кронштейны ракеты. Кольцо опиралось на четыре колонны, заделанные в мощную плиту, лежащую на бетонном фундаменте. В центре стола располагался конусообразный отражатель для отвода выхлопных газов из камер сгорания двигателя. Стол с ракетой мог поворачиваться вокруг вертикальной оси, эту операцию выполняли при наведении Р-16 в плоскость стрельбы.

Тележку с ракетой подкатывали к пусковому столу и прикрепляли к специальным упорам, вмонтированным в бетонированную площадку. С противоположной стороны к столу подводили установщик и с помощью механизма подъема и тросов ракету устанавливали в вертикальное положение.

Подъем ракеты представлял собой впечатляющее зрелище: тридцатиметровая громадина вместе с пристыкованной к ней на стартовой площадке головной частью и транспортировочной тележкой медленно разворачивалась и поднималась в вертикальное положение, затем зависала в воздухе над пусковым столом и опускалась на его опоры, а выполнившую свою роль тележку убирали со старта. Чтобы ракета не могла опрокинуться при сильных порывах ветра, ее крепили к столу специальными стяжками.

Стартовый комплекс лучше всего смотрелся в лучах заходящего солнца. Среди безжизненного, унылого песка с низкорослым карагачем, ползучими кустами верблюжьей колючки и «воздушными шарами» перекати-поле на пусковом столе, как на постаменте, возвышалась устремленная в темнеющее небо белоснежная ракета. Заметная разница в диаметрах отсеков первой и второй ступеней, соединенных коническим переходником, придавала ей особую красоту. Слегка притупленная головная часть и обтекатели на хвостовом отсеке с рулевыми камерами под ними гармонично вписывались в общий контур и делали конструкцию еще более совершенной.

Вблизи особенно чувствовалась затаенная сила стосорокатонной ракеты. Глядя на нее, маршал М. И. Неделин, не скрывая своего восхищения, не раз восклицал: «Красавица! Хороша и совершенна!»

С момента установки ракеты на стартовый стол начался отсчет времени предстартовой подготовки. С 21 по 23 октября проводились предусмотренные технической документацией проверки и предполетные операции. 23 октября ракету заправили компонентами топлива и сжатыми газами. Начался заключительный этап подготовки к пуску, который был назначен на 19 часов местного времени того же дня.

Киностудия Министерства обороны вела киносъемки всех запусков. 24 октября 1960 года дистанционно включенная киноаппаратура документально зафиксировала многие фрагменты трагедии. (Сфотографировано с экрана телевизора.)

Весь день прошел без существенных замечаний. К вечеру подготовка ракеты к старту вступила в решающую стадию. Первый тревожный сигнал поступил в 18 часов 30 минут. Непредвиденная ситуация возникла во время очередной операции, связанной с прорывом пиромембран в магистралях окислителя и горючего первой ступени.

В то время система подрыва пиромембран была еще не до конца отработана и находилась на стадии внедрения. Она имела один существенный недостаток: срабатывание пиромембран не удавалось объективно проконтролировать. Связано это было с конструкцией пиропатрона. Встроенный в него воспламенитель в момент прохождения электрического тока сгорал, инициируя взрыв, а сама электрическая цепь при этом разрывалась. Разрыв цепи фиксировался на пульте управления как факт срабатывания. Но в действительности довольно часто сгоревшие продукты пиропатрона замыкали подводящие цепи электрической схемы, тогда проверка давала ложную информацию о несрабатывании пиромембраны.

У испытателей не было аппаратуры, которая могла бы однозначно свидетельствовать о срабатывании пиромембран. Поэтому техническое руководство приняло простое решение: контролировать факт открытия топливных магистралей на слух, по характеру звука гидравлического удара в момент прорыва мембран. Выполнить эту операцию было поручено ведущим инженерам по двигательным установкам К. А. Луарсабову и В. А. Кошкину (на следующий день В. А. Кошкин погиб). Они доложили, что отчетливо слышали срабатывание пиромембран сначала по тракту окислителя, а затем и горючего, но, кроме того, через несколько минут после прорыва мембран они услышали срабатывание еще каких-то пиропатронов.

Это сообщение в «банкобусе» восприняли как гром среди ясного неба. Было принято решение об объявлении часовой задержки пуска. Срочно образовали группу из нескольких двигателистов и военпреда, которой было поручено определить нештатно сработавшие пиропатроны на маршевом двигателе первой ступени. С помощью переносных ламп специалисты стали шаг за шагом осматривать все пироэлементы на двигательной установке и вскоре по закопченной поверхности корпуса определили, что кроме пиромембран сработали еще и пиропатроны отсечных клапанов газогенератора одного из трех блоков двигателя.

Вечером 23 октября прошло экстренное заседание Государственной комиссии, на нем решалась дальнейшая судьба первой ракеты Р-16. В заправленном состоянии она могла стоять всего 24 часа (в дальнейшем этот срок был доведен до 30 суток). Такую гарантию давали разработчики резинотехнических изделий (уплотнений, манжет и прокладок). Дальше под воздействием агрессивных компонентов топлива они могли превратиться в труху, а ракета «потечь по всем швам».

С другой стороны, если отменить пуск, ракета будет загублена: придется сливать компоненты топлива, перебирать двигатели, проводить нейтрализацию баков и магистралей, заменять все уплотнения. Сливать компоненты топлива было рискованно, поскольку у испытателей на этот счет не было ни опыта, ни отработанной технической документации. А все остальные операции можно было выполнить только в заводских условиях.

Техническое руководство предложило заменить сработавшие пиропатроны отсечных клапанов прямо на стартовой позиции без слива компонентов топлива. Военные согласились, и Государственная комиссия приняла решение продолжить работу по подготовке ракеты и произвести пуск на следующий день, в понедельник, 24 октября, в 19 часов.

Это решение, на первый взгляд несколько рискованное, на самом деле было технически правильным и в той ситуации наиболее приемлемым: в случае слива топлива на подготовку к пуску второй ракеты, находившейся в МИКе, потребовалось бы в лучшем случае не меньше месяца. А Москва ждала, Москва торопила.

Чтобы продолжить подготовку ракеты к пуску, необходимо было прежде всего выяснить и устранить причину подрыва пиропатронов отсечных клапанов. Анализ электрической схемы показывал, что это могло произойти, если перепутаны провода в главном распределителе системы управления первой ступени — приборе А-120. Его сняли с ракеты, вскрыли и обнаружили, что изоляция проводов одного из жгутов, через которые проходил ток на подрыв пиромембран, была полностью расплавлена и голые провода касались друг друга.

По электрической схеме двигательной установки напряжение поступало на пиропатроны мембран через соответствующие цепи прибора А-120. И пока двигателисты «на слух и запах» устанавливали факт срабатывания пиромембран, сгоревшие продукты пиропатронов замкнули подводящие цепи, произошло короткое замыкание, изоляция проводов расплавилась, и ток пошел по лежащим рядом проводам. В этом и была причина несанкционированного срабатывания пиропатронов.

В этот напряженный и очень ответственный момент роль лидеров и вдохновителей взяли на себя два талантливых конструктора — заместители М. К. Янгеля Лев Абрамович Берлин и Василий Антонович Концевой. К ним стекалась вся информация, они были в центре событий и принимали решения по всем возникавшим по ходу дела вопросам. Наиболее сложные и принципиальные проблемы выносились на обсуждение Государственной комиссии по испытаниям.

С утра 24 октября специалисты занялись устранением дефектов, обнаруженных накануне. Самой сложной и сравнительно опасной была операция замены сработавших пиропатронов на двигательной установке первой ступени. Ее виртуозно провел молодой слесарь-сборщик с помощью обычного паяльника. После этого обстановка на старте заметно разрядилась.

Примерно по часовой готовности к пуску были прорваны разделительные пиромембраны топливных баков второй ступени. Для надежности решили провести операцию не с пульта прорыва пиромембран, а вручную. Поручили ее автору этих заметок.

Перед самым подъемом на площадку обслуживания установщика произошел эпизод, который фактически сохранил мне жизнь. Михаил Кузьмич Янгель остановил меня, подозвал своего заместителя по двигателям И. И. Иванова и сказал: «Послушай его совета». Иван Иванович рассказал мне, что буквально накануне его вылета на полигон на заводе шла подготовка к огневым стендовым испытаниям двигательной установки второй ступени и на пиростартер каким-то образом случайно подали напряжение. Он, естественно, сработал, турбина пошла вразнос и разворотила чуть ли не весь стенд. Слава Богу, компонентов топлива не было, и обошлось без жертв. В конце разговора Иван Иванович предостерег меня: «Я очень Вам советую при подаче напряжения на подрыв пиромембран отключить штепсельный разъем от пиростартера».

Мы так и сделали. Вместе с инженером Е. А. Ерофеевым, которому поручили на слух контролировать заполнение пусковых бачков, и начальником бортового расчета старшим лейтенантом В. А. Мануйленко поднялись по лестнице установщика на верхнюю площадку обслуживания, открыли лючок в отсеке между первой и второй ступенями и приступили к выполнению задания. Пришлось изрядно повозиться, поскольку пиростартер располагался в труднодоступном месте, и, чтобы его отстыковать, Мануйленко, извиваясь как уж, влез в лючок, подсвечивая себе фонариком. Наконец разъем был отстыкован, мембраны прорваны и пусковые бачки заполнены — отчетливо прослушивалось «булькание» жидкости, вытеснявшей воздух. Ерофеев крикнул сверху, что по прорыву мембран замечаний нет, и спустился вниз, а Мануйленко вновь пролез в лючок и пристыковал разъем. Нам оставалось только убедиться в надежности его стыковки, установить на борт задействованную ампульную батарею и подключить ее к бортовой кабельной сети.

С помощью специального прибора мы стали прозванивать цепи и обнаружили, что цепь одного взрывателя цела, а другого — в обрыве. Чтобы проверить надежность стыковки разъема, Мануйленко в третий раз пролез к нему и убедился, что разъем состыкован нормально. По шлемофонной связи я доложил В. А. Концевому, что цепь одного из двух взрывателей пиропатрона пиростартера в обрыве.

Мануйленко остался на верхней площадке обслуживания (меньше чем через час он погиб), а мне поступила команда спускаться вниз. Я подошел к М. К. Янгелю. Он стоял в двух-трех метрах от ракеты, с ним были Л. А. Гришин, Л. А. Берлин, В. А. Концевой, Р. М. Григорьянц, В. В. Орлинский, Е. И. Аля-Брудзинский и еще кто-то.

Янгель спросил: «В чем причина обрыва цепи, как ты думаешь?» Я ответил, что цепь оборвана в разъеме и что это могло произойти в процессе его отстыковки и повторной пристыковки, так как доступ к пиростартеру очень неудобен.

— Можно восстановить цепь? — спросил Берлин.

— Можно, — ответил я. — Для этого нужны торцовый ключ, чтобы вскрыть разъем, и паяльник.

— А в каком состоянии сейчас этот разъем?

— Он подключен к пиропатрону пиростартера, который сработает и от одного взрывателя, если, конечно, его цепь под воздействием вибраций в полете не нарушится.

Подумав немного, Михаил Кузьмич сказал:

— Восстанавливать цепь не будем. Задача первого пуска будет выполнена при успешной работе и одной первой ступени.

После этих слов Янгель обернулся ко мне и сказал в несколько несвойственной для него манере:

— А тебе здесь больше делать нечего. Иди в бункер и помоги Матренину.

Я вошел в «банкобус» и по шлемофонной связи сообщил А. С. Матренину о принятом Главным конструктором решении, сказал, что можно начинать набор схемы на пуск и что я иду к нему. Помню, прошел мимо сидевшего в одиночестве маршала М. И. Неделина. В трех—пяти метрах от него стояли начальник полигона К. В. Герчик и другие офицеры. На полпути к бункеру я встретил Г. Ф. Фирсова, рассказал ему о последних событиях на старте, и мы разошлись, он — к пусковому столу, я — в бункер. Там я застал всегда спокойного Матренина возбужденным. Он сказал, что на него сильно «давит» Григорьянц и все торопит. Мы пошли в курилку, и я стал его успокаивать.

И вдруг до нас донесся какой-то сильный беспорядочный грохот, похожий на взрывы. Мы вбежали в пультовую и увидели офицеров Ф. Ларичева, В. Тарана и наших инженеров В. Пустовова и В. Бабийчука (они контролировали ход предстартового набора схемы), совершенно бледных, с обезумевшими глазами. Я бросился к перископу и увидел, как на пусковом столе вся в огне пылает наша ракета. Картина была страшная.

Через какое-то время в бункер вбежали несколько военных в обгоревшей одежде. Мы стали стаскивать с них обугленные лохмотья. Вслед за ними появился заместитель председателя Государственной комиссии по испытаниям генерал А. Г. Мрыкин и тут же приказал стоящему у входа солдату закрыть и задраить входную дверь. Тот стал выполнять приказание генерала, но Матренин велел солдату открыть дверь и впускать в бункер всех, а генералу очень спокойно сказал: «Я являюсь ответственным за бункер, и здесь будут выполняться только мои команды».

Из Тюра-Тама в Москву была отправлена шифровка:

«В 18.45 по местному времени, за 30 минут до пуска изделия 8К-64, на заключительной операции при подготовке к пуску произошел пожар, вызвавший разрушение баков с компонентами топлива. В результате случившегося имеются жертвы в количестве до ста или более человек, в том числе со смертельным исходом несколько десятков человек. Главный маршал артиллерии М. И. Неделин находился на площадке для испытаний. Сейчас его разыскивают. Прошу срочной медицинской помощи пострадавшим от ожогов огнем и азотной кислотой. М. К. Янгель».

Реакция из Москвы последовала незамедлительно. В ночь того же дня на Байконур вылетели члены Государственной комиссии по расследованию причин катастрофы. Решение о ее создании было оформлено лишь на следующий день, когда комиссия уже приступила к работе.

В составе партийно-правительственной комиссии были: председатель Верховного Совета СССР Л. И. Брежнев, первый заместитель министра обороны А. А. Гречко, заместитель председателя Совета Министров СССР, председатель военно-промышленной комиссии Д. Ф. Устинов, председатель Государственного комитета Совета Министров СССР по оборонной технике К. Н. Руднев, председатель Государственного комитета Совета Министров СССР по радиоэлектронике В. Д. Калмыков, заведующий отделом оборонной промышленности ЦК КПСС И. Д. Сербин, начальник Третьего главного управления Комитета государственной безопасности А. М. Гуськов, директор НИИ огневых стендовых испытаний ракет Г. М. Табаков, директор ЦНИИ ракетостроения Г. А. Тюлин.

Позже было установлено, что причиной катастрофы был преждевременный запуск маршевого двигателя второй ступени. Своим факелом он прожег днище и разрушил бак окислителя, а затем и бак горючего первой ступени, что и привело к разрушению всей конструкции ракеты. В результате при работающем двигателе второй ступени произошло соединение и интенсивное взрывообразное возгорание в общей сложности более ста двадцати тонн компонентов топлива. При этом один за другим запускались пороховые двигатели разделения ступеней и взрывались воздушные баллоны системы наддува баков.

Пожар со взрывами превратил стартовую позицию в огнедышащий ад. От центра старта с огромной скоростью разбегались концентрические волны огненного смерча, уничтожая все на своем пути. Взрывное возгорание шло лавинообразно, оно продолжалось не больше минуты и успело распространиться на десятки метров.

Компоненты топлива выплескивались из баков на стоявших вблизи испытателей. Огонь мгновенно пожирал людей. Ядовитые пары вызывали смертельные отравления. Спасаясь, люди пытались убежать подальше от горящей ракеты, но из-за очень высокой температуры одежда на них вспыхивала как огненный факел, и они сгорали, не успев сделать и нескольких шагов. Одни, очутившись уже в безопасной зоне, пытались перелезть через колючую проволоку и запутывались в ней, другие попадали в приямок (с него перед пуском сняли решетки), куда стекало разлившееся топливо, и обжигались скопившейся там кислотой.

После выгорания компонентов топлива пожар продолжался еще несколько часов. Горело все, что могло гореть: агрегаты и сооружения, оборудование и кабельные коммуникации. Расплавились и горели баки ракеты, уцелели лишь рассчитанные на высокие температуры двигатели первой и второй ступеней, изготовленные из специальных жаропрочных сталей.

Только когда масштабы пожара уменьшились, смогли начать работу пожарные и аварийно-спасательная команда. Были эвакуированы погибшие, раненые получили первую помощь.

Наконец и нам поступила команда покинуть бункер. Первыми вынесли пострадавших. Санитарная машина увезла их в госпиталь, а уцелевшие на автобусе поехали на 43-ю площадку. Там перед гостиницей собрались все участники испытаний, к этому времени уже вернувшиеся с наблюдательного пункта. Они смотрели на нас, как на пришельцев «с того света». А главный конструктор по гироприборам Виктор Иванович Кузнецов сгреб меня в охапку, поднял на вытянутых руках и с возгласом «Живой! Живой!» стал кружить. Оказывается, он, его заместители З. М. Цециор и О. Ю. Райхман, а также первый заместитель М. К. Янгеля В. С. Будник и главный конструктор электросилового оборудования А. М. Гольцман во время аварии находились в помещении под стартовым столом. По шлемофонной связи они слышали последним мой голос с верхней площадки обслуживания и были уверены, что я там остался. Все были до предела возбуждены, у кого была хоть какая-то информация, пытались обменяться ею с остальными. Чтобы подсчитать погибших и пострадавших, ходили со списками по номерам гостиниц и палатам медпункта.

По горячим следам директор Днепропетровского ракетного завода Л. В. Смирнов и В. С. Будник решили восстановить картину случившегося и собрать материал для предстоящего расследования. Они беседовали с каждым из нас, выясняли, кто и какие давал команды, какие и под чьим руководством проводились операции. Все ответы фиксировались на бумаге, и мы их подписывали. Обстановка в гостинице была гнетущая, казалось, что вот-вот приедет «черный ворон», заберет всех и поминай как звали. Помню такую сцену. По старту мечутся сотрудники спецчасти (одного из звеньев КГБ), пытаясь что-то выяснить по горячим следам. А их руководитель — полковник, угрожая пистолетом, требует от дежурного офицера ответа, где маршал Неделин.

После своеобразной дачи показаний Л. В. Смирнову и В. С. Буднику я с дрожью во всем теле вошел в нашу комнату, где находились уже прошедшие ту же «комиссию» Б. Александров, А. Бондаренко, В. Кукушкин, А. Полысаев и еще несколько уцелевших испытателей. Они вспоминали, где и когда видели в последний раз наших товарищей. Приняв предложенный мне стакан «успокоительного», я сбил дрожь и присоединился к ним.

Через некоторое время к нам пришел Михаил Кузьмич Янгель, весь какой-то сгорбленный, в цигейковой душегрейке без рукавов. Такого Кузьмича мы никогда не видели.

— Ребята, — сказал он, — только-что звонил Н. С. Хрущев и сказал, что к нам летит комиссия во главе с Л. И. Брежневым. Когда я ему доложил, что Неделина не нашли, а в числе погибших главный конструктор системы управления и его заместитель, заместитель Глушко и два моих заместителя, Хрущев строго спросил: «А где в это время находился технический руководитель испытаний?» По тону и характеру вопроса я понял, что мне оказано недоверие. Очень прошу, пусть один из вас придет ко мне и выразит мнение всех здесь присутствующих. Это для меня очень важно, — и тут же вышел.

Ведущий конструктор ракеты А.Полысаев предложил:

— Товарищи, надо написать.

— Кому и о чем? — спросил кто-то из нас.

— Кому и о чем, я не знаю. Но что надо написать, я знаю точно, — ответил он.

Мы единодушно делегировали Полысаева выразить Михаилу Кузьмичу нашу полную поддержку и дали клятву — приложить все силы, чтобы в память о погибших товарищах довести начатое дело до конца. Клятву эту мы сдержали.

Заместитель М. К. Янгеля Лев Абрамович Берлин — в списке погибших. За четыре дня до катастрофы ему исполнилось 40 лет.

В ту же ночь на полигон прибыли госпитали из Москвы, Ленинграда и Ростова-на-Дону. Четырнадцать человек, которым требовалась пересадка кожи, были эвакуированы в Москву в Центральный военный госпиталь им. Бурденко. Трое из них не выжили.

При пожаре на старте ракеты Р-16 погибли 57 военнослужащих и 17 представителей промышленности. Среди погибших — председатель комиссии по испытаниям Главный маршал артиллерии М. И. Неделин, начальник Второго управления полигона, руководитель работ инженер-подполковник Р. М. Григорьянц, заместитель начальника полигона полковник А. И. Носов, начальник Первого управления полигона инженер-подполковник Е. И. Осташев, главный конструктор системы управления Б. М. Коноплев, его заместитель И. А. Рубанов, заместители главного конструктора ракеты Л. А. Берлин и В. А. Концевой, заместитель главного конструктора маршевого двигателя Г. Ф. Фирсов.

В списке раненых — 49 человек. Из них четверо не выжили, в том числе заместитель председателя Государственного комитета Совета Министров по оборонной технике Л. А. Гришин и старший адъютант главкома Ракетных войск полковник Н. М. Салло.

Эти данные взяты из официальных документов, направленных председателю Президиума Верховного Совета СССР Л. И. Брежневу начальником штаба полигона генерал-майором Г. Е. Ефименко 28 октября 1960 года. Их рассекретели только в октябре 1995 года, спустя 35 лет после катастрофы. В ноябре—декабре 1960 года в госпиталях от ожогов и отравлений скончались еще 11 пострадавших. Таким образом, общее число жертв катастрофы достигло 92 человек.

Подробности для любознательных КОНСТРУКТИВНЫЕ ОСОБЕННОСТИ РАКЕТЫ Р-16 Чтобы понять, что происходило на старте первой межконтинентальной баллистической ракеты Р-16 с 18 часов 30 минут 23 октября до 18 часов 45 минут 24 октября 1960 года, нужно знать ее конструктивные особенности, в частности, как функционируют система управления и пневмогидравлическая система. Именно с ними были связаны события, приведшие к роковой развязке. Автономная система управления ракетой Р-16 была для своего времени прогрессивной. В дальнейшем, с применением бортовой цифровой вычислительной машины, возможности анализа параметров бортовых систем необычайно расширились. Сегодня стоящая на боевом дежурстве межконтинентальная баллистическая ракета может в автоматическом режиме стартовать из шахты через считанные секунды после поступления шифрованной команды. А в 1960 году на все операции, предшествовавшие отрыву ракеты от стартового стола, уходили десятки минут. Предстартовые операции выполнялись по командам руководителя боевого расчета из бункера. Среди них — подача наземного электропитания на все бортовые системы и приборы, прорыв пиромембран в магистралях окислителя и горючего первой и второй ступеней, задействование бортовых ампульных батарей, переключение потребителей электроэнергии с наземного на бортовое питание. Последней из этих операций была команда «Пуск». После нажатия кнопки «Пуск» ракета полностью переходила «во власть» циклограммы. На языке специалистов — это последовательность выдаваемых системой управления функциональных команд, по которым в автоматическом режиме приборы наземного оборудования и борта ракеты при старте и в полете выполняют технологические операции. По пусковой циклограмме от наземных агрегатов идет наддув топливных баков и их контроль, запускается и выходит на режим рулевой двигатель, а затем и маршевый двигатель первой ступени. В момент отрыва ракеты от стартового стола происходит разрыв штепсельных разъемов, которые соединяют ее с наземным электрооборудованием. О том, что старт состоялся, «оповещает» контакт подъема (он замыкается в момент отрыва ракеты от стартового стола), и с этого момента все, что происходит с ракетой в полете, подчинено полетной циклограмме. Система управления стабилизирует ракету относительно ее центра масс, выводит на заданный угол по тангажу (отклонение продольной оси ракеты от горизонта), регулирует скорость и дальность полета, выдает на исполнительные органы (пиропатроны и электропневмоклапаны) двигательных установок последовательные команды на их включение или выключение. Каждая из этих команд жестко привязана по времени к началу отсчета — моменту замыкания контакта подъема. Сигналы на выполнение команд выдаются программными токораспределителями первой и второй ступеней. Пневмогидравлическая система (ПГС) связывает топливные баки с двигательными установками. Она отвечает за запуск рулевых и маршевых двигателей, их работу и выключение в полете по командам системы управления. Маршевый двигатель первой ступени ракеты Р-16 состоял из трех автономных блоков (по две камеры в каждом), связанных единой системой запуска. В нее входили пиростартер, пусковые бачки окислителя и горючего и система узлов автоматики. На второй ступени маршевый двигатель включал один блок из двух камер и систему запуска. Из топливных баков к двигателям шли раздельные магистрали горючего и окислителя. В них были установлены турбонасосные агрегаты, они подавали компоненты топлива в двигатели под определенным давлением. Ракетное топливо представляло собой два токсичных компонента: горючее — несимметричный диметилгидразин, окислитель — азотный тетраксид (при соединении они самовоспламенялись). Чтобы надежно герметизировать топливные баки и трубопроводы и предотвратить попадание агрессивных компонентов в полости насосов двигателей, при входе в насосные агрегаты в трубопроводах устанавливались специальные разделительные устройства — пиромембраны. После команды на прорыв пиромембран они раскрывались и складывались, открывая путь компонентам топлива. Горючее и окислитель, каждое по своей магистрали, устремлялись вниз, заполняя полости насосов. Но на выходе из насосных агрегатов перед компонентами топлива стояла еще одна преграда — главные разделительные клапаны, они перекрывали вход в камеры сгорания. Клапаны открывались только тогда, когда давление на входе в них достигало определенной величины. Сам же процесс запуска маршевого двигателя (при прорванных пиромембранах) происходил следующим образом. От программного токораспределителя поступала команда на запуск пиростартера, образовавшиеся в нем выхлопные газы попадали на лопатки турбины, и она начинала вращаться. Одновременно включался электропневмоклапан, открывавший доступ газа из системы высокого давления в пусковые бачки. В результате компоненты топлива вытеснялись в газогенератор, там они самовоспламенялись, и образовавшийся при сгорании газ поступал на лопатки турбины. На одном валу с ней были установлены насосы магистралей окислителя и горючего. Турбина начинала раскручиваться, и давление в полостях за насосами постепенно повышалось. Когда оно достигало определенной величины, открывались главные клапаны, компоненты топлива устремлялись в камеры сгорания и воспламенялись. Происходил запуск двигателя и выход на режим. И еще один момент, важный для понимания возникшей ситуации. Для выключения двигателя перед входом в газогенератор устанавливались отсечные пироклапаны. При поступлении команды на выключение они срабатывали и перекрывали подачу топлива в газогенератор. Обесточенный турбонасосный агрегат останавливался, и двигатель выключался.

«Наука и жизнь» 1999 г, №3, с.52-57

Анализируя все, что произошло на космодроме Байконур вечером 24 октября 1960 года, невольно начинаешь верить в фатальность рока, в то, что каждому предначертана своя судьба. Из страшного пожара, который охватил стартовую площадку за несколько минут до старта первой межконтинентальной баллистической ракеты Р-16, некоторым посчастливилось выйти живыми. Рассказы очевидцев легли в основу этой главы.

Перед стартом предстояло проверить точность настройки редуктора высокого давления, который подает сжатый газ на борт ракеты. Только инженер К. Луарсабов закончил работу, как заметил вверху, на второй ступени, вспышку и услышал хлопок: «Как мне показалось, огонь вырывался из обтекателя, где расположены камеры рулевых двигателей. Я решил, что запустился один из них, и мгновенно сообразил, что спасение в ногах, и мы «чухнули» вместе с Н. Мягковым со скоростью метеоров». Они успели преодолеть не больше десяти метров, прежде чем огонь из двигателя второй ступени прожег бак окислителя первой ступени и раздался мощный взрыв. Воздушная волна огромной силы повалила бегущих, придавила их к земле, и оба потеряли сознание.

«С земли поднялся как ни в чем не бывало, - продолжает свой рассказ Луарсабов, - стал озираться вокруг: темно, во всполохах пламени видны искореженные части горящих топливных баков, пожарные из брандспойтов тушат огонь, слышны какие-то команды, подъезжают и отъезжают машины. Впереди, из рва, что окаймляет стартовую площадку, раздаются крики о помощи. Я пошел в направлении голосов, прыгнул в ров и неожиданно наткнулся на Мягкова. Оказалось, что он быстрее меня пришел в сознание и тоже попал в ров. Тут какой-то солдат спрашивает: «Скажите, что с моим лицом?» А на лице живого места нет, все обожжено. Мы помогли ему вылезти из рва и повели в гостиницу. По дороге нас подхватила какая-то машина и подвезла. В вестибюле «люксовской» гостиницы уже был врач, он предлагал всем выпить концентрированное молоко. Я взглянул на свои руки - они были в желто-красных волдырях, схватился за голову, и с нее посыпалось то, что еще недавно называлось шевелюрой... В медпункте, сплошь набитом обгоревшими, стонущими людьми, нам с Мягковым показалось, что мы пострадали меньше других, и хотели уходить. Но нас усадили в машину и отвезли в госпиталь». Луарсабов пролежал в госпитале месяц, а Мягков полгода. У него была обожжена треть тела, и ему делали пересадку кожи.

В момент аварии рядом с ракетой находились два специалиста по системе прицеливания. Один из них, инженер Е. И. Павленко с завода «Арсенал», сидел, склонившись над прибором, лицом к ракете. После взрыва он так и остался на месте. Другой, инженер А. С. Хоменя из ОКБ, стоял рядом с ним спиной к ракете. Когда загрохотало, среагировал мгновенно и, не оглядываясь, рванул с места. Если бы он поднял голову и посмотрел назад, то без сомнения разделил бы участь своего товарища. Что было дальше, как преодолел ограждение из колючей проволоки, как оказался в гостинице - ничего не помнит. Ясно одно: инстинкт самосохранения, автоматические, единственно правильные действия помогли ему вырваться из огня с минимальными потерями. Обнаружили Хоменю в шоковом состоянии в гостиничном номере. Оказывается, он совершенно автоматически вбежал в свою комнату, разделся, лег в постель и с головой накрылся одеялом.

Невероятную историю рассказал Б. Александров. Он видел, как один офицер спрыгнул с верхней площадки обслуживания на стоявшую внизу машину с брезентовым тентом. В это время произошел взрыв, воздушная волна подхватила его, отбросила в сторону и положила на землю.

Другой случай. За несколько секунд до взрыва дежурный по стартовой площадке подошел к стоявшему рядом с Главкомом М. И. Неделиным командиру войсковой части полковнику А. А. Кабанову и доложил, что его вызывают на аппарат дальней связи. Тот спустился вниз и едва успел закрыть за собой дверь, как запустился двигатель второй ступени и начался пожар.

Чудом остался жив и сам М. К. Янгель, который в этот день почти неотлучно находился на стартовой площадке. «Мне захотелось покурить, - вспоминал он впоследствии, - но, подумав о том, какой пример я подам подчиненным, не стал это делать на площадке, как позволяли себе некоторые начальники, а направился в курилку. Проходя мимо Главкома, подумал пригласить и его, но не решился и пошел в курилку один. Когда зажег спичку, то удивился, как от нее все вокруг озарилось. Но тут донесся грохот, я обернулся и увидел всю эту жуткую картину...».

Едва придя в себя, Михаил Кузьмич бросился навстречу взрыву. Он срывал с выбегавших из огня людей горящую одежду, тушил ее, как мог, обжег себе руки, но не ушел до тех пор, пока генерал А. Г. Мрыкин и еще кто-то из военных насильно не отвезли его в гостиницу. Как только врач перебинтовал ему руки, Янгель снова вернулся к горящей ракете.

Группа создателей ракетно-космической техники. В первом ряду (слева направо): Г. А. Тюлин, Н. И. Крылов, С. П. Королев, Б. А. Строганов; во втором ряду сидят: В. П. Бармин, М. С. Рязанский, Н. А. Пилюгин, А. Г. Мрыкин, В. И. Кузнецов; стоят: И. А. Лавренев, А. Г. Захаров, А. Г. Иосифьян. Байконур, 1964 год.

27 октября 1960 года в Солдатском парке города Ленинска хоронили погибших военнослужащих, а цинковые гробы с телами гражданских специалистов самолетами отправили на их родину: в Днепропетровск, Харьков, Киев, Москву, Химки и Загорск. В конце октября разъехались по домам и оставшиеся в живых участники трагедии.

День пуска первой боевой межконтинентальной ракеты Р-16 стал черным днем в истории Байконура. С тех пор 24 октября на полигоне не планируются и не проводятся не только пуски ракет, но и любые значительные работы на стартовых позициях. И все же ровно через три года, в тот же день, здесь произошла еще одна трагедия. При подготовке к пуску из шахты учебной ракеты Р-9А по неосторожности во время заправки пролилось горючее, и шахта оказалась сильно загазованной. Чуть позже, при замене перегоревшей лампочки, от искры в электропатроне произошла вспышка, и начался пожар, приведший к гибели восьми ракетчиков -испытателей.

Комиссия по расследованию причин катастрофы образовала три рабочие группы: по двигательным установкам - во главе с их главным конструктором В. П. Глушко, по конструкции ракеты в целом - во главе с первым заместителем М. К. Янгеля В. С. Будником и «легендарную» - для описания хода испытаний Р-16 на технической и стартовой позициях, всех выявленных замечаний и принятых по ним решений - во главе с руководителем испытаний А. С. Матрениным и ведущим конструктором по электроиспытаниям К. Е. Хачатуряном. Однако всем трем группам поработать практически не пришлось и вот почему.

Утром 25 октября мы сидели в служебной комнате первого отдела и анализировали комплексную электрическую схему системы управления. Детально прослеживая каждый ее элемент, я вдруг обнаружил, что при подготовке системы управления к пуску образовалась незапланированная команда на запуск двигательной установки второй ступени.

Схема показывала, что при выполнении операции «переустановка шаговых двигателей в исходное состояние» в момент замыкания контактов программного токораспределителя напряжение с шины, появившееся при подключении к бортовой кабельной сети автономно задействованной ампульной батареи второй ступени, беспрепятственно поступает на запуск пиростартера двигателя второй ступени и на электропневмоклапан наддува пусковых бачков.

Весть о выдаче преждевременной команды мигом распространилась по всему МИКу. Группа двигателистов тут же выехала на стартовую позицию и, осмотрев уцелевшие части ракеты, подтвердила факт запуска и выхода на режим двигательной установки второй ступени. Основная причина пожара была очевидна.

В этот же день состоялось техническое совещание с участием академиков А. Ю. Ишлинского и А. Г. Иосифьяна, некоторых членов правительственной комиссии и представителей Министерства обороны. Инженер В. Кукушкин дал объяснения по заложенной в ракете схеме запуска двигателей первой и второй ступеней, а мне пришлось на самодельной схеме, начерченной на листе ватмана, показать, как при проведении предпусковых операций от системы управления поступила преждевременная команда на запуск маршевого двигателя второй ступени.

Как же появилась эта злосчастная операция в технологическом графике подготовки и пуска ракеты?

Проблемы начались еще во время автономных испытаний штатной гироплатформы. Тогда было обнаружено, что на шаговый двигатель потенциометра по каналу тангажа (этим термином называется угол наклона продольной оси ракеты к горизонту) от блока усиления программируемых импульсов (БУПИ) хаотически поступали импульсы напряжения. Они проворачивали потенциометр, и на выходе гироплатформы появлялась ложная команда. Причину появления этих импульсов искали долго. Совершенно случайно обнаружили, что они возникают на выходе БУПИ в момент включения или выключения обычного бытового вентилятора. Так выяснилось, что помехозащищенность прибора недостаточна. Для того, чтобы избавиться от электромагнитных помех, решили приостановить работу всех сильноточных потребителей (портальных кранов, сварочного оборудования, других приборов) и запретить движение автотранспорта в радиусе одного километра от МИКа. Такие чрезвычайные меры позволили закончить автономные испытания гироплатформы. Прибор установили на борт ракеты и провели заключительные операции перед ее транспортировкой на стартовую позицию.

Чтобы исключить всякую возможность появления ложной команды по каналу тангажа при пуске ракеты, представитель главного конструктора гироприборов А. И. Минаев предложил ввести в технологический график операцию по переустановке в исходное состояние шаговых двигателей со штатного наземного пульта системы управления. Здесь следует уточнить один важный момент: схема подключения БУПИ при автономных испытаниях гироплатформы существенно отличалась от схемы подключения прибора на борту ракеты. При автономных испытаниях выход БУПИ напрямую подключался к шаговому двигателю, а в схеме изделия выход БУПИ подключался к шаговому двигателю только при замыкании контакта подъема ракеты. Из этого следует, что до замыкания контакта подъема никакой команды по каналу тангажа быть не могло. Это подтверждали и результаты многократных комплексных испытаний ракеты в МИКе, при которых ложных команд зафиксировано не было.

Техническое руководство испытаний все же одобрило предложение А. И. Минаева, и это было роковой ошибкой! Дело в том, что еще раньше те же руководители приняли решение задействовать ампульную батарею второй ступени вне ракеты (ее нужно было держать в теплом помещении) и ставить на борт по часовой готовности к пуску. Так приходилось поступать из-за того, что разработчик ампульных батарей - Всесоюзный научно-исследовательский институт источников тока к началу испытаний не успел освоить выпуск корпусов батарей с обогревательными секциями, как требовалось по техническому заданию. Поэтому на стартовую позицию поставили специальную машину с обогреваемым кунгом, в котором держали задействованную батарею. За час до старта ее извлекали, поднимали на верхнюю площадку обслуживания и устанавливали на борт.

Таким образом, преждевременный запуск маршевого двигателя второй ступени спровоцировали три фактора: во-первых, заблаговременно автономно были подорваны разделительные пиромембраны второй ступени, и пусковые бачки заполнились компонентами топлива; во-вторых, тоже заблаговременно была задействована бортовая ампульная батарея второй ступени, в результате чего на бортовой шине второй ступени появилось напряжение; в-третьих, была проведена незапланированная операция по переустановке шаговых двигателей системы управления в исходное состояние.

Каждый из этих факторов в отдельности не мог повлиять на нормальный процесс подготовки ракеты к пуску, но их сочетание привело к катастрофе. Пожар произошел бы и при наличии только двух последних факторов. В этом случае неизбежно запустился бы пиростартер маршевого двигателя второй ступени, турбина пошла бы вразнос, разрушила баки ракеты, и последствия были бы не менее трагичными.

И все-таки влияние всех трех факторов на исход первого пуска Р-16 можно было обнаружить. Для этого нужно было глубоко проанализировать электрическую схему (ведь нигде и никогда раньше операция по переустановке шаговых двигателей системы управления в исходное состояние не была опробована) либо проверить набор схемы к пуску с учетом всех принятых изменений на стенде системы управления в ОКБ-692. Но, к сожалению, ни того, ни другого сделано не было.

Заключительное заседание Правительственной комиссии по расследованию причин катастрофы состоялось 26 октября. Его открыл тогда еще молодой и энергичный Л. И. Брежнев. От имени Правительства, ЦК КПСС и лично Н. С. Хрущева он выразил соболезнование в связи с гибелью специалистов промышленности и испытателей полигона и заверил, что будут приняты все меры по оказанию помощи пострадавшим и членам семей погибших. Брежнев сообщил, что, поскольку за допущенные ошибки и просчеты спросить не с кого, так как все руководители, ответственные за техническую сторону и за безопасность работ, за исключением М. К. Янгеля и А. М. Мрыкина, погибли, руководство страны приняло решение специального расследования по этому факту не проводить.

Вторым выступил М. К. Янгель. Дословно доклад его я не помню, но суть, продуманность каждого слова, точность и убедительность аргументов остались в памяти на всю жизнь. Янгель заявил, что, как Главный конструктор комплекса и технический руководитель испытаний, он несет полную ответственность за все случившееся. По его мнению, количество жертв и пострадавших оказалось таким большим потому, что с ракетой мы все были «на ты», тогда как с такой сложной техникой необходимо всегда обращаться только «на Вы». Проанализировав ход событий, Янгель утверждал, что если бы этого не случилось здесь, на полигоне, то все равно произошло бы в другом месте и в другой обстановке, но уже с ядерной боевой головной частью. Масштабы разрушений и жертвы были бы тогда немыслимыми.

В этот же день, после совещания, были составлены два важнейших совершенно секретных документа, которые хранятся в архиве Президента России: доклад Правительственной комиссии Центральному Комитету КПСС и Техническое заключение по выяснению причин катастрофы. Оба эти документа были рассекречены только в 1995 году.

Из доклада Центральному Комитету КПСС: «В соответствии с поручением ЦК КПСС комиссией рассмотрены на месте обстоятельства катастрофы при испытаниях ракеты Р-16, имевшей место 24 октября 1960 года в НИИП Министерства обороны СССР.

Выяснением причин катастрофы с участием ведущих специалистов установлено следующее.

Ракета Р-16 с 26 сентября с.г. находилась на полигоне в монтажно-испытательном корпусе. В процессе технической подготовки ракеты выявлялись отдельные недостатки в аппаратуре системы управления и кабельной сети, которые устранялись силами специалистов промышленности и военнослужащих полигона...

При подготовке ракеты к пуску было допущено отступление от утвержденной технологии... В результате этого произошел преждевременный запуск маршевого двигателя второй ступени..., что и привело к мощному пожару и полному разрушению ракеты на старте.

Руководители испытаний проявили излишнюю уверенность в безопасности работы всего комплекса изделия, вследствие чего отдельные решения были приняты ими поспешно, без должного анализа возможных последствий.

При подготовке ракеты к пуску также имели место серьезные недостатки в организации работы и режиме. На стартовой площадке при часовой готовности ракеты, кроме необходимых для работы 100 специалистов, присутствовало еще до 150 человек...»

Некоторые выводы Технического заключения: «1. В процессе подготовки пуска изделия имел место ряд случаев, указывающих на наличие ненормальностей и дефектов в кабельной сети, бортовых батареях, пульте подрыва пиромембран и распределителе системы управления.

Основатель школы военных испытателей Второго управления космодрома Байконур, начальник отдела комплексных испытаний и пуска А. С. Матренин. 1961 год.

Руководство испытаниями не придало этому должного значения и ... без достаточной проработки и анализа последствий допустило ряд отклонений от установленного порядка подготовки к пуску...

2. Непосредственной причиной катастрофы явился недостаток комплексной схемы системы управления, допускающий несвоевременный запуск маршевого двигателя второй ступени при проведении предстартовой подготовки. Этот недостаток не был выявлен при проведении всех предшествующих испытаний...»

Совершенно очевидно, что в выводах Технического заключения второй пункт противоречит первому. На самом деле непосредственной причиной катастрофы стало включение в «Технологический график подготовки и пуска ракеты Р-16» технически необоснованной операции по переустановке шаговых двигателей системы управления в исходное состояние.

В первых числах ноября 1960 года в Харькове прошло расширенное техническое совещание специалистов по системе управления ракеты Р-16. В нем участвовали председатель Государственного комитета по радиоэлектронике В. Д. Калмыков, разработчики систем управления других ракет во главе с Н. А. Пилюгиным, заместитель председателя Военно-промышленной комиссии Совета Министров СССР Г. Г. Пашков, председатель Госкомитета по оборонной технике К. Н. Руднев и главные конструкторы М. К. Янгель, В. И. Кузнецов, А. Г. Иосифьян, Н. С. Лидоренко. Они определили сроки доработки бортовых приборов и наземного испытательного комплекса системы управления, план подготовки второго летного изделия, сроки корректировки документации и возобновления летно-конструкторских испытаний.

В середине ноября на завод отправили вторую летную ракету, через месяц пришли новые бортовые приборы. После полного цикла заводских испытаний с доработанным наземным комплексом системы управления изделие погрузили в специальные вагоны, и железнодорожный состав вновь отправился на полигон. Этим же поездом в Тюра-Там выехала бригада испытателей во главе с Главным конструктором М. К. Янгелем. Это было в последних числах декабря 1960 года.

Вечером 31 декабря Михаил Кузьмич пригласил нас в свой вагон-салон на встречу Нового, 1961 года. Ровно в полночь машинист на пару минут остановил состав - то ли об этом позаботился Кузьмич, то ли на железной дороге такая добрая традиция, - и мы подняли бокалы с шампанским. Утром 1 января поезд прибыл на Байконур, и началась подготовка к испытаниям второй летной ракеты Р-16.

Председателем Государственной комиссии по испытаниям был назначен начальник Научно-исследовательского института ракетных войск Министерства обороны генерал-лейтенант А. И. Соколов. Техническое руководство по-прежнему осуществлял М. К. Янгель. По его предложению начальником Второго управления был назначен инженер-полковник А. А. Курушин, бывший в то время начальником отдела на полигоне Капустин Яр. Заместителем главного конструктора по испытаниям стал ведущий конструктор ракеты Р-12 В. В. Грачев. Среди тех, кто готовил к старту вторую ракету, были и участники первого пуска 24 октября 1960 года, но никаких признаков психологического груза катастрофы, боязни или неуверенности в их действиях не было. Главный конструктор бортовых электромеханических приборов А. Г. Иосифьян возглавил рабочую группу, которая должна была заниматься тщательной проверкой и анализом надежности системы управления в случае отклонения от технической документации.

В честь первого пуска боевой межконтинентальной баллистической ракеты на полигоне Байконур воздвигнут обелиск - устремленная ввысь ракета Р-16.

Работы на стартовой позиции на сей раз проводились особенно тщательно, при строгом соблюдении всех требований инструкции по безопасности. Во время заправки и после нее около ракеты находилось не больше двадцати человек.

Пуск состоялся 2 февраля 1961 года. На этот раз по часовой готовности все были эвакуированы от старта на безопасное расстояние. В бункере наблюдательного пункта кроме боевого расчета оставались только М. К. Янгель и главные конструкторы некоторых систем на случай принятия экстренных решений.

Старт второй ракеты Р-16 прошел гладко, без каких-либо ЧП. Но и после удачного первого запуска предстояло преодолеть еще много трудностей. Были и аварийные пуски, причины которых могли выявить только натурные испытания. Но главное - ракету научили летать.

Результаты каждого пуска докладывались первым делом лично Н. С. Хрущеву, причем, если пуск был успешным, ему звонил председатель Госкомиссии А. И. Соколов, а если нет, то со словами: «Это по твоей части» - он передавал эту обязанность М. К. Янгелю.

Успешные старты ракеты Р-16 позволили приступить к серийному изготовлению всего комплекса, включая наземное оборудование пусковых установок, еще до завершения программы летно-конструкторских испытаний. Ответственность за такое решение безоговорочно взял на себя Михаил Кузьмич Янгель. В этом проявились его высочайшая мера ответственности за судьбу Отечества и безграничная вера в создаваемые образцы ракетной техники. Уже в октябре 1961 года межконтинентальная баллистическая ракета Р-16 была принята на вооружение Советской Армии.

Через десять лет после катастрофы участники подготовки первого пуска ракеты Р-16 собрались у мемориала в Солдатском парке города Ленинска. Байконур, 24 октября 1970 года.

Пуск ракеты с наземного старта навсегда остался в памяти как необыкновенно красивое зрелище. В полной боевой готовности заправленная компонентами топлива белоснежная ракета стоит на пусковом столе, все коммуникации, кроме кабелей, отсоединены, вспомогательные агрегаты убраны. Через три секунды после нажатия кнопки «Пуск» из раструбов камер вначале рулевого двигателя, а затем и маршевой двигательной установки первой ступени вырываются мощные струи-факелы огня. Они поднимают над пусковым столом и бетонной площадкой буровато-желтое облако пыли, дыма и огня, которое охватывает половину ракеты. На несколько мгновений возникает опасение: пожар! Но вот еще секунда, и ракета, словно нехотя, отделяется от вихревого облака и, подгоняемая реактивной силой мощного огненного факела, стремительно набирает высоту. Через несколько секунд вертикального полета она медленно наклоняется, ложится на курс, а грохот постепенно слабеет и переходит в негромкий рокот.

В ясную погоду светящийся факел ракеты хорошо виден. Через некоторое время он разрывается, и образуется белое облачко - это выключается двигатель первой ступени. Через 2-3 секунды факел возникает вновь, но он уже менее яркий - это запустился двигатель второй ступени. Еще через несколько секунд доносится хлопок - срабатывают тормозные двигатели первой ступени. Иногда бывает видно, как первая ступень, отделившись от ракеты, еще некоторое время продолжает полет, а затем, медленно переворачиваясь, начинает снижаться.

Выключение двигательной установки второй ступени и отделение от нее головной части можно увидеть только с помощью специальных оптических приборов, потому что к этому моменту ракета успевает удалиться от старта по дальности и высоте на сотни километров. В момент выключения двигателя второй ступени заканчивается активный участок траектории полета, дальше головная часть ракеты летит по законам баллистики.

Вслед за наземными стартами в июле 1962 года состоялся первый пуск Р-16 из шахты, а уже через год шахтная пусковая установка с ракетой Р-16У также была принята на вооружение. Так был создан ракетно-ядерный щит Советского Союза. США и их союзники стали «считаться» с нами, как с равным по военной мощи государством.

Вспоминая те далекие дни, один из руководителей испытаний ракет Р-16 и Р-16У генерал-лейтенант А. А. Курушин, ставший впоследствии начальником космодрома Байконур, написал: «Это был триумф Михаила Кузьмича Янгеля, триумф талантливого ученого, конструктора, инженера, испытателя и руководителя».

За свою полувековую историю ракетная техника не только стала одним из мощных сдерживающих факторов, предотвративших развязывание третьей мировой войны, но и создала фундамент для развития космических носителей. Они вывели человека в космос. Но на пути познания тайн Вселенной были жертвы. Вероятно, это неизбежная плата за покорение космического пространства и стремление использовать его на пользу людям. А посему имена всех погибших при испытаниях боевых ракетных комплексов достойны такой же памяти, как и имена тех, кто отдал свои жизни при освоении космоса.