Н. С. ХРУЩЕВ: — Все мы гордимся вами, гордимся учеными, инженерами, техниками, рабочими, которые создали этот замечательный корабль. Из разговора по телефону Н. С. Хрущева и Л. И. Брежнева с космонавтами А. Г. Николаевым и П. Р. Поповичем.

Фото Г. ТРОФИМОВА (ТАСС).

Слушай, человечество! Советские космонавты Андриян Николаев и Павел Попович рапортуют:

— Программа многодневного группового полета космических кораблей «Восток-3» и «Восток-4» выполнена!

Новая графа в послужном списке звездолетов: А. Николаев — более 2 600 000 километров; П. Попович — около 2 000 000 километров.

НОВЫМ МАГЕЛЛАНАМ ВСЕЛЕННОЙ — СЛАВА, СЛАВА, СЛАВА!

Космонавты А. Г. Николаев и П. Р. Попович во время телефонного разговора с Н. С Хрущевым и Л. И. Брежневым.

Фото Г. ОСТРОУМОВА (ТАСС).

Здравствуй, родная Земля!

Космонавты А. Г. Николаев и П. Р. Попович после приземления. Фото П. Федорова (ТАСС).

Рисунок М. Абрамова. ПОКОРИТЕЛЮ ВЫСОТ Д. ПЕТРОВ В кабине космокорабля, Войдя, как в утро, в невесомость, Ты осознал: одна Земля, Как дом, как долг, как мать и совесть, - И средоточие начал, В котором жизнь, любовь и сила, Ты в космосе обозначал Огромным именем — Россия! Севастополь (по телеграфу).

Дни одиночества, проведенные в сурдокамере, позади... А какое кровяное давление теперь у космонавта?
Космонавт должен быть сильным и ловким. Андриян Николаев выполняет гимнастические упражнения.	На тренировке.

— После полетов Ю. Гагарина и Г. Титова проводились различные исследования влияния состояния невесомости на человеческий организм, изыскивались средства для уменьшения его вредного воздействия. Почему я начинаю рассказ именно с этого? Сейчас большинство специалистов считают, что длительное состояние невесомости, которое будет испытывать человек в дальнейших космических рейсах, является необычным, сложным и сильным раздражителем. Он воздействует на все физиологические системы человека.

Наиболее радикальное средство предупреждения вредного влияния невесомости — создание на космическом корабле искусственной силы тяжести. Это предлагал еще Циолковский. В том случае, если окажется, что люди не смогут жить без силы тяжести, надо ракете сообщить вращательное движение, и центробежная сила создаст искусственную тяжесть желаемой величины. Вот перед вами подобный аппарат для подопытных животных.

...Врач подводит нас к небольшой центрифуге. Ее плечо не больше метра, а на конце — вместительная стеклянная колба. Нам объясняют, что эта центрифуга устанавливается на специальном самолете. В колбу помещаются белые крысы и мыши. Когда летчик пилотированием создает состояние кратковременной невесомости, центрифуга вращается и образует силу тяжести.

— Как вели себя при этом подопытные животные?

— Цель этого исследования состояла в определении минимальной величины искусственной силы тяжести, необходимой для координации движений, сохранения правильного положения тела. В невесомости животные беспорядочно вращались. Иногда вращение прекращалось, и животные как бы парили в воздухе, широко расставив лапы. При создании искусственной силы тяжести характер движений менялся. Когда ее величина достигла 0,3 единицы земной, поведение животных во время опыта стало таким же, как в лабораторных условиях. Это, конечно, не значит, что такая же сила будет достаточна для выполнения человеком нормальных движений в состоянии невесомости. Стараясь повысить устойчивость вестибулярного аппарата А. Николаева и П. Поповича, их тренировали на новых аппаратах. Вот один из них — «вращение на неустойчивой опоре».

Перед нами небольшая площадка, похожая на круглый стол. В центре стоит кресло, знакомое всем, кто поступал в летные школы или готовился стать парашютистом.

Космонавт садится на кресло, закрывает глаза, и платформа вращается вместе с ним. Когда она останавливается, врач нажимает рычаг, и платформа оказывается на одной шарнирной опоре, установленной в ее центре. Космонавт должен возможно быстрее принять правильное положение, и тогда платформа установится в горизонтальном положении.

— А можно нам попробовать?

— Пожалуйста... По очереди...

«Вращение на неустойчивой опоре» кажется упражнением несложным. Уверенно садишься в кресло, кладешь руки на подлокотники и закрываешь глаза.

— Тренирую вас, как Николаева, — улыбается врач.

Твердо знаешь, что тебя вращает в правую сторону. Но уже после первых оборотов чувствуешь, что крутишься влево. Вот она, иллюзия противовращения! Кресло останавливается. Открываешь глаза, выпрямляешься, но помимо воли отклоняешься влево... Опора-то действительно неустойчивая. Кресло и платформа тоже наклоняются. Только выпрямился — и крен в другую сторону. Делаешь поправку — «заваливаешься» назад, потом вперед, опять влево...

Врач следит за стрелкой секундомера и, когда наконец это чертово кресло устанавливается нормально, засекает время.

— Для начала неплохо. Но в три раза медленнее, чем Николаев. Догоняйте его, — шутит врач.

С помощью этого аппарата уже проводились исследовательские работы. В условиях невесомости изучалось воздействие гальванического тока на возбудимость вестибулярного аппарата.

Эти эксперименты, в частности, показали, что в состоянии невесомости иллюзия противовращения становится более кратковременной. Понижается возбудимость вестибулярного аппарата к угловым ускорениям. Установлено также, что невесомость не приводит к функциональному выключению отолитового аппарата, а является для него лишь чрезвычайным раздражителем. Все это дало врачам очень ценный материал и позволяет сделать тренировку космонавтов более действенной.

...Нам показывают фотографию: комната, стены которой затянуты светлой материей. На потолке толстые маты. А по полу, в середину которого вделан электрический плафон, шагает Андриян Николаев в космическом скафандре.

— Вы же держите фотографию вверх ногами, — улыбается врач.

— То есть как? Значит, по-вашему, Николаев шагает по потолку?

— Вот именно. Это он тренируется в отсеке невесомости на специальном самолете. Невесомость возникает при пилотировании, а космонавты в это время выполняют различные упражнения. Как известно, в вестибулярном аппарате, кроме отолитов, есть три полукружных канала: горизонтальный, сагиттальный и фронтальный. Для тренировки горизонтального канала Николаев и Попович выполняли вращение вправо и влево, для сагиттального — крутили колесо, для фронтального — переднее и заднее сальто. Выполняли они и фигуры высшего пилотажа — восходящий штопор, бочку; как видите, Николаев ходил по потолку.

Все упражнения выполнялись с открытыми и закрытыми глазами. У космонавтов координация движений не нарушалась, самочувствие было хорошее. Так, у Николаева пульс на земле до и после «полета» колебался от 72 до 88 ударов в минуту.

Врач достает журнал и читает сделанную там запись: «В процессе всего полета у Николаева самочувствие было хорошее. Координация движений не изменялась... Полет дал хорошую тренировку для преодоления вредного влияния невесомости...»

Удачного «полета», Андриян!.. Врачи помогают космонавту занять место в макете кабины космического корабля. «Полет» будет длительный. Фото Веры ЖИХАРЕНКО и АПН.

Узин и Шоршелы Сразу же после того, как советское радио передало о приземлении космических братьев, корреспондент «Огонька» в Киеве Дм. Прикордонный связался с Узином — родиной Павла Поповича. Мать героя Феодосья Касьяновна, принимая горячие поздравления редакции, выразила благодарность Коммунистической партии, Советскому правительству за высокое доверие, оказанное ее сыну, и пожелала поделиться своей радостью с семьей Андрияна Николаева. ФЕОДОСЬЯ КАСЬЯНОВНА: — Сердечно поздравляю нашу дорогую Анну Алексеевну в далекой и близкой нам Чувашии с благополучным приземлением наших сыночков, желаю ей бодрости и здоровья, радостной встречи за праздничным столом. Пусть наши соколы — небесные братья — и дальше прославляют нашу Родину. В Шоршелах к телефону подошел брат Андрияна Николаева, Иван. ИВАН ГРИГОРЬЕВИЧ: — Горячо благодарю от имени матери, от себя, от брата Петра, сестры Зинаиды и всех односельчан родную нам семью Поповичей и их земляков. Нам всем радостно сознавать, что у нашего Андрияна такие чудесные друзья, мы гордимся его дружбой с Павлом Поповичем, с которым он вместе был в космосе столько, сколько еще никто не был. Наша дружба вечна и нерушима. Наша сила — тоже! Вручение верительных грамот космосу. Рисунок Л. Самойлова.

Попович так рассказывает об одном из первых полетов в состоянии невесомости: «...Правой рукой стал попадать карандашом в гнезда координографа. Особых затруднений при этом не испытывал. Стало понятно одно: движение необходимо делать плавно. При резком движении тело перемещается в ту или другую сторону...»

...При полетах в невесомости производились и другие исследования: расширялся, например, ассортимент космических блюд, разнообразилось меню. Врач-экспериментатор открывает большой холодильный шкаф и показывает нам:

— Вот объекты исследования, опробованные на самолете.

На блюде лежат маленькие, завернутые в целлофан булочки величиной с абрикос. Их целиком можно брать в рот.

А вот еще одна житейская проблема длительного космического полета. Звездолетчики пробовали бриться, умываться, чистить зубы. И тут выяснились некоторые сложности: пополоскав рот, выплевывать воду надо в особую посуду и аккуратно, а то она разбежится по кабине.

— Бриться я и сам пробовал, — говорит врач. — За два состояния невесомости намылил бороду, а на третий раз побрился безопасной бритвой. В общем, сносно, но нужно практиковаться. Лучше бриться механической...

Для Николаева и Поповича подбирались специальные физические упражнения, которые они должны были выполнять в полете. При продолжительном космическом рейсе физзарядка совершенно необходима, иначе атрофируются мышцы. Упражнения подбирались такие, чтобы прорабатывались все группы мышц и получали при этом нужную нагрузку.

В макете кабины корабля «Восток» был прорепетирован весь полет от старта до посадки.

— Кабина точно такая, в какой тренировался Герман Титов?

— Не совсем. Внесены различные усовершенствования. Например, установлен ручной регулятор температуры воздуха в корабле. Теперь космонавт во время полета сам поддерживает заданную температуру. Это удобнее, хотя и раньше на наших кораблях тепловой режим был нормальным. А вспомните, какую жару приходилось переносить в полете американскому космонавту! Усовершенствованы и расширены также средства связи с землей.

Во время репетиции полета снимался физиологический фон организма космонавта: дыхание, пульс, электроэнцефалограмма и т. д. С этими данными позже сравнивались те, которые были зафиксированы у А. Николаева и П. Поповича на орбите. Велись наблюдения и нервно-психической сферы звездолетчиков. После «полета» изучались записи на магнитофонной пленке речи А. Николаева, его отчетные сообщения, сделанные им записи в бортовом журнале. Врач-экспериментатор показывает нам скафандр, точно такой, в каком летали А. Николаев и П. Попович.

— Мы испытывали также новый набор продуктов питания. Добавили лимон, кусочки весом по 50 граммов, завернутые в целлофан. Вода помещалась вот в этом полиэтиленовом резервуаре. Она предварительно консервировалась.

— Как космонавты выполнили заключительный «полет» на земле?

— В течение всего опыта общее самочувствие у них было хорошее. Сон крепкий. На аппетит не жаловались. Точно следовали распорядку дня, отлично выполняли задание, проявив ярко выраженную способность к концентрации внимания. А это свидетельствовало о полной их работоспособности. Оба космонавта были тщательно исследованы и после «полета». Общее состояние у них было хорошее. Изменений со стороны внутренних органов и нервно-психической сферы не обнаружено.

Заключение комиссии было единодушным: «небесные братья» полностью готовы к беспримерным космическим рейсам.

Москва, Красная площадь. Космическая суббота...

Фоторепортаж Н. БЫКОВА, О. КУПРИНА, И. ТУНКЕЛЯ «Говорит Москва!..» Сколько раз эти два слова заставляли дрогнуть людские сердца в предчувствии новой победы рук и разума Человека! «Через несколько минут будет передано важное сообщение...» И на этот раз, утром 11 августа 1962 года, человечество не обманулось. Время летело с космической быстротой. Космические вести закружили и нашу братию — журналистов. Кто? Откуда? Обычно наши коллеги в таких случаях стремятся заполучить автографы виновников торжества — автографы «небесных братьев». Мы решили иначе: пусть на фотографии Третьего оставят свои автографы его

Кирилл Лосев и его друзья вышли на свою орбиту... Балкон 5-го этажа — «апогей» семьи В. Вартанова.

Капитан А. А. Пятлин не скрывает: «Завидую!» Исаму Акамацу (слева): «Николаев! Хорошо!..» В кабине «ТУ-114» в момент, когда на орбиту вышел Четвертый.

И вот наша машина мчится по Москве. Начинается Земля, как известно, от Кремля...

У репродукторов, у автомашин люди, люди, люди... Все слушают. Все улыбаются. А где-то в надпла-нетных далях работает еще один радиоприемник. И человек, слушающий передачи Москвы, наверное, смотрит в иллюминатор на Землю. И тоже улыбается.

Мы знаем эту улыбку. Мы везем ее с собой в людскую круговерть 11 августа.

Готова к звездному полету! Найма Саар.

Вано Мурадели — космонавтам.

Академик Л. Ландау: «Великолепно!» Александр Жарков и Николай Комаров.

Темнокожий юноша долго рассматривает портрет Николаева. Это Доминго Гарсиа, студент-медик с Кубы. На полях фотографии он пишет: «Это великолепная весть, вызвавшая удивление и восторг. Да здравствует мир!» Есть первый автограф.

Трое иностранцев посреди площади. Растерянны. Их переводчица спрашивает у нас: «Что случилось? Почему лозунги? Чей портрет у вас?» Перед нами американские туристы. Они еще ничего не знают. Мы с гордостью рассказываем гостям последние космические новости.

— О! Это — большое достижение! — восклицает миссис Грин, наша собеседница.

После шумного водоворота Красной площади тишина Института нейрохирургии имени академика Н. Н. Бурденко. Нас вводят в небольшую палату. У столика в глубоком кресле сидит человек. Перед ним ваза с крупными кистями винограда... Разные чудеса бывают на земле. «Восток-3» — это чудо. А тут, в небольшой палате института, сидит и отрывает крупные ягоды от мокрой кисти человек с удивительными глазами. Это— тоже чудо! Его совершили медики. Интервью с лауреатом Ленинской премии академиком Львом Давыдовичем Ландау, только что вырванным врачами из рук смерти, было очень коротким. Но как дороги эти несколько слов от самого Дау!

Он рассматривает фотографию космонавта и говорит:

— Николаев? Великолепно!..

И опять мы колесим по столице. Новые и новые автографы появляются на полях фотографии Космонавта-Три. Вот люди чуть ли не в шлемах космонавтов. Это участники мотопробега по ударным комсомольским стройкам семилетки. Их маршрут: Москва — Целиноград — Алма-Ата — Фрунзе — Ош — Душанбе. Инженер Кирилл Лосев пишет: «Гордимся!..»

Мчимся на Юго-Запад. Новостройки. Техник телефонной станции 1-го Московского часового завода Вартанов занят хлопотливым, но приятным делом. Новосел! Он и его новые соседи заселяют дом № 9 по улице Удальцова. Владимир Андреевич Вартанов пожелал Андрияну Николаеву удачного возвращения.

А на другом конце Москвы только что к причалу Северного порта подошел трехпалубный красавец «Валерий Чкалов». Из Астрахани. Капитан Андрей Афанасьевич Пятлин — капитан потомственный, его прадеды рубили первый флот в устье Северной Двины. А нынче русские корабли в космосе...

Утро 12 августа. «Полет проходит успешно... Самочувствие отлич ное...» Еще одна встреча. Японская делегация на Всемирном конгрессе за всеобщее разоружение и мир после поездки по Европе возвращается на родину. Руководитель группы член парламента Исаму Акамацу рисует иероглифы: «Это блистательная победа советской науки. Да здравствует борец за мир Николаев!»

В эту минуту земляне лучше понимают, как тесна наша планета.

...Готовится к прыжку Москва — Хабаровск гигант «ТУ-114». Вместо билета протягиваем фотографию, испещренную автографами. Девушка улыбается. Поднимаемся по трапу. Командир корабля Евгений Александрович Миндельбаум уже занял свое место. Штурман подает ему карту маршрута, а мы — фотографию. Командир корабля пишет: «Вот это высота и скорость, коллега!» И вдруг снова: «Говорит Москва!..»

Евгений Александрович поворачивает ручку приемника на полную громкость. Дописывает: «Привет и четвертому!»

А мы едем дальше. Теперь мы везем с собой еще одну улыбку — фотографию Космонавта-Четыре.

На Ленинградском проспекте строится новый дом. Стоп! Башенный кран медленно опускает очередную плиту перекрытия. Николай Комаров и Александр Жарков водружают ее на место.

— А Павел-то Попович мой годùк, — говорит Комаров. — Я ведь тоже с тридцатого...

И такелажник Комаров пишет на фотографии: «Я очень рад за вас, дорогие мои сверстники. И мы будем тоже на высоте!»

...Выставка достижений народного хозяйства. На свиноферме сегодня новая хозяйка — Найма Юхановна Саар. Она только вчера приехала из эстонского совхоза «Тори». Для нее двойной праздник. По-русски Найма Саар говорит плохо. Она пишет по-эстонски. Сама переводит первые слова: «Очень хорошо, что человек может облететь вокруг Земли...» Больше русских слов у нее нет. Но мы видим, как свинарка смотрит на фотографии космонавтов, видим ее глаза.

...Павильон, посвященный достижениям в освоении космоса, никогда не пустует. Но сейчас здесь просто тесно. Две девушки примеряют шлем космонавта. Это сестры Эмма и Оля Аряшевы. Они из Братска — путешествуют... Небесные братья уже есть, неплохо бы стать небесными сестрами! И девушки пишут коротко и ясно: «Хотим к звездам!»

Еще одна встреча — и еще один автограф. На этот раз необычный — ноты. Композитор Вано Мурадели и поэт Евгений Долматовский написали новую песню — «Космонавты». — Первая музыкальная фраза песни: «Мы любим мечтать о чуде...»

Да, мы умеем мечтать о чуде. И мы умеем творить чудеса. Большие и маленькие. Поднимать в небо космические корабли и выращивать пшеницу. Вырывать человеческую жизнь из рук смерти и строить красивые дома. И все это чудесные автографы, которые каждодневно оставляют братья-земляне на просторах своей планеты.

МИР ГОВОРИТ: «ОГО!»

Этот обзор был передан американским агентством Юнайтед Пресс Интернейшнл специально для «Огонька».

СКОТТ КАРПЕНТЕР, ВТОРОЙ АМЕРИКАНСКИЙ КОСМОНАВТ: «Ого! Это настоящее достижение. У нас ничего подобного сейчас не рассматривается!»

ФЛОРЕНС КАРПЕНТЕР, МАТЬ КОСМОНАВТА: «Если матери советских космонавтов чувствуют что-нибудь похожее на то, что чувствовала я, тогда у них прекрасное настроение!» Флоренс Карпентер обратилась с посланием к матерям двух космонавтов: «Я надеюсь, что вы радуетесь подвигам ваших сыновей, как я радовалась подвигу моего сына. И я надеюсь, что результат будет замечательным».

ДЖОН КЕННЕДИ, ПРЕЗИДЕНТ США, отправил специальное послание советским космонавтам. Отмечая их отвагу, он назвал запуск двух космических кораблей выдающимся техническим подвигом.

БЕРНАРД ЛОВЕЛЛ, ДИРЕКТОР ОБСЕРВАТОРИИ (АНГЛИЯ): «Это самый замечательный шаг, который когда-либо совершал человек... Полеты совершенно фантастичны!»

ДЖЕЙМС А. ЧЕМБЕРЛЕН (США), РУКОВОДИТЕЛЬ ПРОЕКТА «БЛИЗНЕЦЫ», ПРЕДУСМАТРИВАЮЩЕГО ВСТРЕЧУ В КОСМОСЕ ДВУХ АМЕРИКАНСКИХ КОСМИЧЕСКИХ КОРАБЛЕЙ, заявил, что только в 1964 году Соединенные Штаты смогут повторить то, что достигнуто Николаевым и Поповичем.

ИОАНН XXIII, ПАПА РИМСКИЙ, в специальном воскресном обращении призвал космических путешественников посвятить свои полеты богу: «Такие полеты могут стать выражением заметного прогресса прочной основы человеческого братства».

У ТАН, И. О. ГЕНЕРАЛЬНОГО СЕКРЕТАРЯ ООН: «Это еще один краеугольный камень, заложенный человеческим гением во имя покорения космоса, которое, как я надеюсь, будет использовано на благо всего человечества».

ЭЛВИН РОУЗМЕН, И. О. ГЕНЕРАЛЬНОГО ДИРЕКТОРА ЮНЕСКО:«Замечательный подвиг... Эти последние успехи советской науки являются свидетельством важного прогресса в научном исследовании космического пространства».

ГАЗЕТА «ТЕМПО» (РИМ) Значение полетов будет огромно, они помогут собрать научные данные огромной важности, особенно о возможности продолжительного пребывания человека в состоянии невесомости».

ГАЗЕТА «КОРЬЕРРЕ ДЕЛЛА СЕРА» (МИЛАН) писала перед стартом «Востока-4»: «Запуск на орбиту Николаева доказал превосходящую психологическую и политическую силу Советского Союза».

ГАЗЕТА «МОНД» (ПАРИЖ): «Советские ученые и космонавты оставили американцев далеко позади... Таким образом, Советский Союз продолжает набирать очки в этом невиданном рыцарском турнире, арена которого — безграничное космическое пространство, а зрители — народы всего мира... Николаев и Попович стали богами той религии, которая называется наукой».

ГАЗЕТА «НЬЮ-ЙОРК ДЖОРНЭЛ АМЕРИКЕН» (США): «Дуплетный космический триумф в России снова совершенно ясно показывает, что наша страна отстает в гонке, целью которой является Луна».

ГАЗЕТА «НЬЮ-ЙОРК ПОСТ» (США): «Советский Союз имеет все основания поздравить себя с историческими достижениями своих ученых и техников».

ГАЗЕТА «НЬЮ-ЙОРК ГЕРАЛЬД ТРИБЮН» (США): «Никакое чувство соперничества не могло бы оправдать уклонение от того, чтобы направить самые сердечные поздравления отважным космонавтам, а также ученым и инженерам, которые сделали возможным их подвиг».

ГАЗЕТА «НЬЮ-ЙОРК ТАЙМС» (США) пишет, что Соединенные Штаты отстали от Советского Союза в космических исследованиях не безнадежно, «но больше, чем мы думали».

ГАЗЕТА «СИДНЕЙ САН» (АВСТРАЛИЯ): «Ясно и неопровержимо, что именно Россия запустит первого человека на Луну».

ДОКТОР ЛЕСТЕР Р. УЭЙЛ (АМЕРИКАНСКИЙ УЧЕНЫЙ, СПЕЦИАЛИСТ В ОБЛАСТИ КОСМОСА) заявил, что Советский Союз, сохраняя нынешние темпы, высадит человека на Луну на три года раньше, чем Соединенные Штаты, если американская программа не будет резко ускорена.

ДОКТОР ЭБЕРХАРД РИС (США), ГЛАВА ДЕПАРТАМЕНТА ИССЛЕДОВАНИЙ И РАЗВИТИЯ В НАЦИОНАЛЬНОМ УПРАВЛЕНИИ ПО АЭРОНАВТИКЕ И ИССЛЕДОВАНИЮ КОСМИЧЕСКОГО ПРОСТРАНСТВА, признал, что советские запуски последовали на шесть месяцев или даже на год раньше, чем он и его коллеги их ожидали. Комментируя советские успехи в космосе, агентство ЮПИ пишет: «Для американцев наиболее важным аспектом советских космических полетов является, как видно, ушедшая далеко вперед советская техника, которая может быть использована для посылки на Луну человека. Одновременный запуск на космическую орбиту двух советских космических кораблей был сюрпризом, который привел в замешательство американских ученых. Ученые США отказались от идеи «прямого» полета на Луну, во время которого одна ракета понесет от Земли до Луны и обратно команду, космический корабль и двигатели для возвращения назад. Вместо этого они сосредоточились на разработке запуска двух космических кораблей, которые будут использованы для полета на Луну. В этой области, как они считали, они были впереди. Но двойной советский запуск показал всем научным учреждениям, занимающимся космосом в Америке, что Советский Союз обладает большими знаниями в важном вопросе — встрече двух кораблей в космосе».

ЧАРЛЬЗ КОРДУРИ, ОБОЗРЕВАТЕЛЬ АГЕНТСТВА ЮНАЙТЕД ПРЕСС ИНТЕРНЕЙШНЛ, так выразил чувство, господствующее в Америке: «Последние советские подвиги в космосе поднимают вопрос: не будут ли первые американцы, прибывшие на Луну, встречены там русскими?»

Космонавт-Три Андриян Григорьевич Николаев. Фото А. Денисова.

Хозяйка топит печь. Пламя отбрасывает алые блики, и лицо женщины кажется суровым. Анна Алексеевна налила в котел воды, поправила на голове сбившийся платок, повернулась к сыну:

— Хочешь стать человеком, Андриян, — учись! Не бойся труда и о нас не тужи: проживем!

— Хорошо, мама.

Андрияну пятнадцать лет. Он окончил семилетку в Шоршелах и поступил в лесотехнический техникум, в районном центре — Мариинском посаде. И вот, проучившись всего один день, пришел домой. Решил бросить учение, не посоветовавшись ни со старшим братом, Иваном, который занимается на 3-м курсе в том же техникуме, ни с матерью.

Андриян сидит на своем обычном месте возле окна. В хате все так знакомо: и щели в полу и металлическое кольцо, ввернутое в потолок. К кольцу когда-то подвешивали люльку. В ней качали Ивана, потом его самого, потом сестренку Зину и самого младшего брата, Петю.

Андриян думает: ну, конечно же, он прав, что ушел из техникума. Война ведь идет, жизнь тяжелая. Ивану надо дать доучиться — уж немного ему осталось, — а самому на работу поступить. Карточка рабочая будет, и денег в семье прибавится. Отец недавно умер. Последние годы он тяжело болел. Большую семью одна мать тянула — совсем извелась, все лицо в морщинах. Но мать не жаловалась, об одном мечтала: чтоб дети образование получили. Сама-то она только при Советской власти грамоте выучилась.

Андриян выходит на улицу. Еще по-летнему тепло, но зелень берез уже пестрит кое-где желтыми косицами.

Возле правления колхоза Андриян встретил своего дядю Петра Афанасьевича Громова. Он уже отвоевал: под Москвой разрывная пуля раздробила бедро. Теперь Громов ходит с палочкой, заметно хромает, а дела ему приходится вершить немалые: председатель колхоза. Мужчин ведь в деревне не осталось, все на фронте.

— Что, студент, вернулся? — спрашивает он племянника.

— Да так, дело есть, — уклончиво отвечает Андриян. Он очень привязан к дяде. С детства ходил с ним на охоту, рыбу ловил, но сейчас хочется побыть одному, собраться как следует с мыслями. Андриян выходит на крутой косогор, к школе. С этого косогора учитель физики Иван Михайлович Романов запускал с ребятами авиамодели. Андриян начал заниматься у него в шестом классе и на первых порах не понравился учителю. Мальчик не шалил, не шумел, сидел спокойно, слишком уж спокойно. И казалось, что все происходящее на уроке вовсе его не трогает и он то ли думает о чем-то своем, то ли дремлет с открытыми глазами.

— Николаев Андриян, — вызвал учитель. — Повтори-ка, что я рассказывал.

Мальчик без запинки слово в слово повторил все.

Учитель задумчиво потер подбородок: следовало, конечно, поставить «отлично», но, может быть, это случайно? И ставит четверку.

Андриян один только раз получил по физике четверку. А потом в табеле у него были лишь отличные оценки. Учитель вскоре убедился, что мальчишка с черными, словно тушью наведенными бровями обладает удивительной способностью: он может одновременно слушать урок и наблюдать за классом, а иногда и шалить.

Андриян был сильным пареньком. Однако учитель не помнил случая, чтобы он первым начал драку. Как-то Иван Михайлович из окна увидел, как Николаев заступился за девочку, которую обидел взрослый парень. Андриян ловкой подножкой сбросил парня в глубокую канаву и уж не дал выбраться оттуда, встречая сильными тумаками.

Всегда спокойный, даже медлительный с виду, Андриян обретал в действии какую-то взрывчатую силу и быстроту.

Однажды весной весь класс вместе с учителем отправился на реку Цивиль, протекающую возле деревни. Река едва очистилась ото льда и, желто-мутная, с пенистыми воронками, широко разлилась в весеннем паводке.

Андриян неосторожно стал на край обрывистого берега. Внезапно земля под его ногами обвалилась, и мальчик полетел в ледяную воду. Место было глубокое, а течение с силой увлекало парня к середине реки. Вынырнув, он оказался уже далеко от берега.

— Плыви сюда! — кричали ему товарищи.

Но Андриян не послушался. Один сумел сохранить присутствие духа, трезво оценить обстановку. Плыть к берегу почти против течения не хватило бы сил, и потому был выбран дальний, казалось, более опасный, путь: наискосок к желтой песчаной косе. Расчет оказался верным. Выйдя на берег, Андриян отжал одежку и побежал домой переодеваться.

...От школы по утоптанной тропинке он идет к своему любимому месту на реке, к Большому омуту. Берега тут густо заросли ивняком, а над холодной, словно отлитой из вороненой стали, водой толчется мошкара. Андриян садится на бережку, срывает травинку, закусывает ее. И все думает: «А ведь мать права была. Учиться надо. Ведь можно и по-другому семье помогать — подрабатывать в свободное время».

— Николаев, вставай, светает! — будит его сторож студенческого общежития.

Андриян просыпается сразу, сбрасывает одеяло и тихо, чтоб не разбудить товарищей, идет в душ.

Для Николаева наступила третья студенческая весна. Он возмужал, стал плечистым, гибким, мускулистым юношей. И усы уже заметны «без оптических приборов», шутит брат Иван. Худощав только очень. Что ж поделать, живется туговато. Досыта ест редко. Всю неделю, как и Иван, экономит паек, получаемый по карточке, а в субботу несет продукты матери.

Родным Николаева сейчас тяжко, как никогда. Мать заболела, и деньги нужны до зарезу. Ивану через неделю диплом защищать, а у Андрияна — зачетная сессия. Но все же он сумел выкроить несколько дней, чтоб хоть немного подработать. Вчера баржа пришла, и Андриян договорился с грузчиками: обещали на подмогу взять.

Правда, грузчики — все мужики дюжие, в линялых гимнастерках и сапогах, видать, бывшие фронтовики — встретили Андрияна не очень-то приветливо. А бригадир, которого по солдатской привычке называли Спиридонычем или старшиной, спросил:

— Постоянной-то работы почему не имеешь? Птаха перелетная, что ли?

— Студент я. Вон, видите, на горе техникум, в нем учусь.

— Ну, коли студент, — добреет старшина, — приходи завтра с рассветом. У нас дела на три дня. Только, — он критически разглядывает Андрияна, — с пупа не сдернешь? Тюки-то у нас по осьми пудов.

— И не такие носили! — солидно отвечает Николаев.

Положим, он тогда прихвастнул, но работа его действительно не страшит. «Другие могут, и я смогу», — думает он, быстро шагая по улице еще спящего города.

Два дюжих молодца кладут грузчикам на спину тюки, и те с шутками, словно играючи, несут их по скрипящим сходням на берег. Подошла очередь Андрияна, и он смело подставил спину.

— Клади без рывка, с бережением, — командует Спиридоныч и беззлобно шутит: — Смотри там, не придави науку.

Хотя кипу и кладут «с бережением», но Андрияну кажется, что спина у него сейчас треснет. Ан нет, выдержал! А вот шагнуть боится: страшно перенести на одну ногу такую тяжесть.

— Шагай, шагай, — подбадривает Спиридоныч. — Ноги, они сильные: выдержат.

И, к своему удивлению, Андриян действительно переставляет ноги, действительно идет, но ступает осторожно, словно босиком по битому стеклу. А когда сбрасывает ношу, кажется, что вот-вот поднимется в воздух: так легко становится. Вторую кипу он несет уже увереннее, даже отвечает на шутки грузчиков. Однако скоро пот заливает глаза, ноги деревенеют. Наконец Спиридоныч зычно командует: «Шабаш!»,— и Андриян со всхлипом переводит дух.

После перерыва работа становится еще тяжелей. Студент с трудом поспевает за грузчиками. Его начинает покачивать, и когда он думает, что может упасть, слышится голос бригадира:

— А ну, студент, пойди пересчитай кипы на берегу. Я обычно сам это делаю, а уж сегодня ты займись, чтоб знания зря не пропадали.

Андриян с благодарностью берет у Спиридоныча тетрадь.

А на другой день он едва встает: болит все тело от пяток до затылка. Одеваясь, он невольно стонет.

— Плохо себя чувствуешь? — спрашивает проснувшийся однокурсник.

— Это неважно. «Так тяжкий млат, дробя стекло, кует булат», — отвечает Андриян стихами любимого поэта.

Но стихи стихами, а вот как он сегодня будет таскать восьмипудовые кипы? От одной этой мысли мурашки бегут по спине. «Должен выдержать!» — убеждает себя Андриян и спешит на баржу.

— Молодец, а ведь я думал — сбежишь! — встречает его бригадир. — Перетерпи еще немного, а там легче будет.

Однако «перетерпеть» оказалось трудно. Андриян вымеривает расстояние и считает: пять шагов, еще пять, еще, теперь уже недалеко... Так и работает до перерыва.

А после обеда, странное дело, ему словно полегче стало, правда, он по-прежнему считает шаги, но теперь уже знает, что выдержит.

Когда баржу разгрузили, бригадир отдал Андрияну заработанные деньги и дружески хлопнул по плечу:

— А ты, студент, из крепкого материала сработан. И характер имеешь.

...Незаметно подошла пора расставаться с техникумом. Молодой специалист Андриян Николаев получил назначение в Карелию. Здесь нет волжских просторов и светлых дубрав, зато леса великолепные.

Андрияну нравятся новые места, да и работа увлекает. Он решил поступить на заочное отделение лесотехнической академии. И, чтоб не откладывать решения в долгий ящик, начал заниматься в свободное время.

Однако жизнь распорядилась по-своему. Николаева призвали на военную службу, и военком, посмотрев его документы, спросил:

— Летать хочешь? Может, поедешь на курсы воздушных стрелков-радистов?

Хочет ли он летать? Пожалуй, лучше работать в лесу. Об авиации он просто и не думал. Правда, перед войной в Шоршелы приезжал летчик, брат Петра Афанасьевича, дяди Андрияна. Носил красивую форму с серебряными крылышками на рукаве и небрежно называл их «курицей». Андриян любил слушать его рассказы, вместе со всеми мальчишками ходил следом за ним по улице и мечтал стать авиатором. Но летчик уехал, и это увлечение скоро прошло...

— Что ж, буду летать, раз надо, — ответил Андриян.

Авиационный гарнизон расположен на окраине старинного русского города. Здесь уже четвертый год служит летчик-истребитель Андриян Николаев.

Мать космонавта Анна Алексеевна.

1947 год. Андриян (слева) старший брат Иван. Андриян Николаев — курсант авиационного училища.

Андриян Николаев со старшим братом Иваном в Москве.

Дни, заполненные полетами, словно и сами летят. Их стремительное движение Андриян замечает по явлениям природы, которая близка летчику, как и крестьянину. Грозы, дожди, туманы всегда затрудняют полеты. И сейчас все чаще приходится подниматься в воздух в ненастье. Клены в роще, над которой Андриян при посадке делает четвертый разворот, стоят красные, словно пылающие факелы, — пришла осень.

...Жухлая трава аэродрома поседела от инея, хотя утро ясное, солнечное. Андриян выруливает на старт и ждет команды.

— Двадцать первый, разрешаю взлет! — слышит он в наушниках голос подполковника Николая Ивановича Федотова — руководителя полетов.

Андриян поднимается в воздух и идет в зону для высшего пилотажа. Разогнав машину, выполняет «петлю Нестерова». Потом делает крутую «горку». Вдруг он почувствовал: что-то произошло. Что именно, он еще не может определить, но всем существом ощущает: надвинулась опасность. Меняется ровный мощный гул двигателя, а через мгновение стрелка прибора, показывающая обороты турбины, быстро движется назад. Истребитель теряет скорость, «сыплется» на хвост и переходит в штопор.

Действуя пока чисто интуитивно, Андриян отдает ручку управления от себя, машина делает полвитка и выходит в горизонтальный полет. Теперь-то уж летчику ясно, что произошло. Он пытается запустить двигатель, но ничего не выходит. Сообщает о случившемся на командный пункт и сразу слышит голос подполковника Федотова:

— Двадцать первый, спокойно иди на свой аэродром! Высота достаточная. Слушай команды, все будет нормально.

Федотов, бывший фронтовик, отличный летчик-истребитель, хорошо понимает состояние Андрияна. В скупо отсчитанные секунды он должен спасти и себя и машину, а ведь что с самолетом, неизвестно. В эти секунды для летчика так важна помощь «земли»...

Судьбой Андрияна озабочены и его товарищи: летчики, находящиеся в воздухе, слышат тревожный разговор. Они прекращают упражнение и на максимальной скорости идут к аэродрому. Этого, конечно, нельзя делать, но ведь их товарищ попал в беду. Помочь они ему не могут, а все-таки...

Истребитель для парящего полета не приспособлен, и Андриян пилотирует очень четко, стараясь экономно расходовать высоту. Он уже ясно видит посадочную полосу и по команде с земли выпускает шасси. Теперь остается сделать разворот — и посадка обеспечена.

Летчик пытается развернуть самолет, но рули поворота словно заклинило. Андриян нажимает изо всех сил. От напряжения у него плывут перед глазами красные пятна, а ручка управления все не трогается с места. Положение становится крайне опасным. Садиться вне аэродрома, да к тому же с выпущенными шасси, на этих самолетах нельзя. А что же делать?! Воспользоваться парашютом? Мала высота.

Андриян слышит вопросы Федотова: что произошло? Но на ответ уже нет времени. Да и выбора ему не дано — нужно садиться прямо здесь.

Из-за приборной доски выползает кудрявая струйка дыма. Неужели пожар? Этого еще недоставало! Под самым крылом мелькают огненные клены знакомой рощи. За ними какие-то сараи, крутой косогор. А затем — вот счастье! — узкая, но ровная полоса луга. Эх, — черт побери! — поперек нее желтый овраг.

...Самолет ударился о землю перед самым оврагом, перепрыгнул через него и быстро покатился по ровному полю. «Отлично, — думает Андриян,— а как же пожар? Только б не взорваться до остановки». Наконец машина останавливается, летчик сбрасывает фонарь, выскакивает из кабины и бежит от самолета.

Остановился, снял шлем, вытер влажное лицо. И услышал прямо над собой гул самолетов. Ба! Да над местом посадки весь полк. Андриян машет товарищам рукой. «А как теперь сообщить на командный пункт?» Но подполковник Федотов и так все знает. Летчики с воздуха наблюдали за Николаевым. Старший лейтенант Зайцев, товарищ Андрияна по летной школе, передавал по радио:

— Двадцать первый приземляется... перескакивает овраг... бежит по лугу. Остановился. Летчик выскакивает из самолета. Стоит... не падает.

И тогда Федотов, облегченно вздохнув, тоже отирает ладонью вспотевшее лицо. Потом сурово командует:

— Продолжайте полеты по заданию.

Космонавт-Три с младшим братом Петром. Фото из семейного альбома.	Школьный учитель Николаева Иван Михайлович Романов
1956 год. В гостях у Андрияна мать и сестра Зинаида.	«Андриян не мог сдвинуть с места ручку управления...» — рассказывает о вынужденной посадке Николаева его командир звена В. Ковалев.

Однажды после полетов Андриян Николаев получил приказание явиться в штаб. Здесь его встретили незнакомый полковник со значком летчика и два военных врача.

— Вам нравится служба в истребительной авиации? — спросил полковник.

— Нравится.

— А летать на больших скоростях и высотах хотели бы?

— Конечно! На опытных самолетах?

— Не совсем так.

Полковник вынул портсигар, предложил папиросу Андрияну и закурил сам.

— Речь идет о полетах на кораблях-спутниках. Скорость — пятнадцать-двадцать тысяч километров в час, ну и высота что-нибудь порядка трехсот километров,

Андриян глотнул дыму, закашлялся.

Летчики, конечно, поговаривали о полете человека в космическое пространство, но никто из них всерьез не думал, что все это может произойти так скоро.

— Кандидатов для такого полета, — продолжал полковник, — мы отбираем из летчиков-истребителей; конечно, из тех, кто этого пожелает. Отбор будет очень строгий.

— Возьмите меня, — поспешно говорит Николаев.

Вечером Андриян долго не ложился. Ходил по комнате, вспоминал сегодняшний разговор. Полет к другим мирам...

Среди мачтовых сосен, в бору, стоят дома и учебные корпуса. Здесь же теннисные корты, баскетбольная площадка, гимнастический городок. Это учебная база будущих космонавтов.

Ранним утром Андриян идет по песчаной дорожке, на которую деревья отбрасывают косые, длинные утренние тени. До начала занятий время еще есть, и он не торопится. Хочется побыть наедине с самим собой: наконец-то стало известно — он будет Космонавтом Три.

Позади остались долгие дни учения, кропотливой тренировки. Предстоит последнее занятие.

...Николаев, одетый в скафандр, легко поднимается по металлической лестнице в кабину специального аппарата, представляющую собой макет кабины космического корабля. В соседней комнате — руководитель тренировки. Сложное оборудование позволяет видеть каждое движение космонавта в кабине и по желанию ставить его в различные условия, которые могут возникнуть в настоящем полете.

— Земля... Я Восток. Все системы работают нормально. Самочувствие отличное, к старту готов, — докладывает он.

— Я Земля, — отвечает руководитель тренировки. — Вас понял, приготовиться к старту. Внимание! Старт!

Аппарат дает возможность почти полностью имитировать условия космического полета. Мощный гул ракетных двигателей заполняет помещение. Корабль «отрывается» от стартовой площадки. И вот шум двигателей стихает. В кабине тишина. Ясно слышны ставшие привычными звуки: сухое щелканье реле, ровное гудение трансформаторов и счетно-решающей машины, которая дает программу «космического полета».

Руководитель требует от Николаева определить местонахождение.

— Пролетаю над Атлантическим океаном, — докладывает космонавт.

Новая команда: произвести ручную ориентацию корабля. Андриян уже выполнял это десятки раз и теперь действует так же уверенно, как, бывало, в кабине своего истребителя. Послушный его воле «корабль» медленно разворачивается иллюминатором в сторону Земли. Сначала Николаев видит, как в иллюминаторе показывается краешек родной «планеты». Он растет, увеличивается и закрывает весь иллюминатор. Маневр выполнен, но тренировка продолжается. Руководитель создает для космонавта различные аварийные ситуации. Преодолевая их, Николаев действует очень быстро и четко.

...Вот уже последний виток вокруг «Земли». Начинается подготовка к «спуску». Как и в настоящем полете, космонавт закрепляет на свои места все съемные инструменты. Снова раздается мощный рокот — включились тормозные двигатели. Корабль «спустился» с орбиты и вошел в плотные слои атмосферы. Андриян вспоминает, как рассказывал ему об этом Герман Титов: пламя бушевало вокруг корабля, а стекла иллюминаторов, раскаляясь, меняли свой цвет. Все это ему, Андрияну Николаеву, еще предстоит увидеть. А сейчас последний тренировочный полет окончен: Космонавт-Три к настоящему полету в космос готов!

Слово «робко» сегодня уже устарело в этом высказывании Константина Эдуардовича. На штурм космоса дружно, широким шагом двинулись советские ученые и инженеры, рабочие и техники. Достаточно напомнить, что только в 1961 году в Советском Союзе было запущено 113 высотных ракет с телеметрическими приборами для изучения режима стратосферы над территорией СССР и Тихого океана.

Развитие ракетной техники позволило ученым получить средства, которые обеспечили непосредственный выход в «околосолнечное пространство» не только измерительной аппаратуры, но и самого человека. Подтверждение этому — невиданный в истории групповой полет советских космонавтов Андрияна Николаева и Павла Поповича.

Конечно, быстрый прогресс наших знаний об окружающем земной шар пространстве отнюдь не означает, что пути, по которым идет развитие науки о космосе, — легкие пути. Этот прогресс достигается за счет гигантского труда, за счет преодоления больших трудностей.

Поэтому современное развитие науки может быть обеспечено лишь путем широкого коллективного творчества, то есть оно требует организации сотрудничества не только в рамках определенного коллектива, но и сотрудничества все более и более крупных и разнородных коллективов, выходя в силу необходимости за пределы одной страны.

Поскольку освоение космоса требует значительных расходов, самых больших успехов в этой области достигли ученые наиболее экономически развитых стран — Советского Союза и США. За последние годы в исследование космоса вступают все новые и новые страны. Например, недавно организовано Европейское сообщество. В нем участвуют Англия, Франция, ФРГ и другие государства. Общество поставило целью построить совместно ракету для запуска искусственных спутников Земли. Спутники будет строить Италия, систему управления разработает Бельгия, наблюдение за системой связи обеспечит Голландия, полигон предоставит Австралия. Первое испытание ракеты назначено на 1966 год. Стоимость ее предполагается в семьдесят миллионов фунтов стерлингов. Значительную часть этих расходов берет на себя Англия. С помощью такой ракеты можно доставить на Луну научно-исследовательскую станцию небольших размеров.

В своем послании президенту США Дж. Кеннеди по вопросу об изучении и использовании космического пространства глава Советского правительства Никита Сергеевич Хрущев подчеркивал, что освоение космоса в интересах всего человечества пойдет гораздо успешнее, если в нем будет активно участвовать все большее число стран, внося в это весьма сложное дело свой вклад. Никита Сергеевич отметил, что «значительно более широкие перспективы сотрудничества, объединения наших научно-технических достижений вплоть до совместного создания космических кораблей для проникновения на другие планеты — Луну, Венеру, Марс, возникнут тогда, когда будет достигнуто соглашение о разоружении». Всеобщее и полное разоружение откроет неограниченные просторы международному объединению ученых в целях быстрого освоения космического пространства на благо человечества. И все же мы не отрицаем, что и сегодня, несмотря на указанные препятствия, возможна и необходима частичная организация совместной работы многих стран, хотя бы в интересах экономии материальных средств, расходуемых на исследование космоса.

Каковы же перспективы международного практического сотрудничества для освоения космического пространства в ближайшие годы?

Прежде всего следует иметь в виду, что исследования космического пространства будут в первую очередь распространяться на изучение физических условий, существующих на планетах солнечной системы. Эти условия в известной мере могут быть изучены путем запуска автоматически действующих станций в окрестности или на поверхности планет. Но наиболее полное изучение этих условий будет достигнуто тогда, когда человек сам непосредственно сможет их проверить.

Трудно переоценить в этой связи новый групповой полет советских космонавтов. Полетом доказана возможность длительного пребывания и творческой деятельности человека в космосе. Это факт исторического значения: наша великая Родина, строящая коммунистическое общество, снова продемонстрировала перед всем человечеством гигантские преимущества своего общественного строя. Наши славные космонавты приблизили тот час, когда на другую планету ступит нога сына Земли.

Исходя из общечеловеческих задач освоения космоса, необходимо в ближайшие годы широко поставить обмен результатами научных исследований межпланетного пространства, чтобы тем самым значительно ускорить развитие науки о космосе. Широкая взаимная информация в международном масштабе обо всем новом, что дают исследования космоса, — это необходимая ступень в организации международного сотрудничества ученых. Большую помощь в этом уже оказывает Международный комитет по изучению космического пространства (КОСПАР).

Каковы же ближайшие перспективы международного сотрудничества ученых в освоении космоса? Это исследования в области метеорологии и усовершенствования мировой связи с помощью искусственных спутников Земли. Именно эти направления не случайно были выбраны уже сегодня для обсуждения двустороннего сотрудничества между Советским Союзом и США.

Использование метеорологических спутников преследует две важные цели: оперативную службу прогнозов погоды и специально исследовательскую работу для выявления законов движения атмосферы, чтобы в конечном счете построить научно обоснованную теорию климата, разработать методы надежных длительных прогнозов. Следовательно, развитие метеорологии в этом направлении должно привести к изысканию методов управления погодой.

Большой интерес, несомненно, представляет организация надежной глобальной системы связи посредством искусственных спутников Земли. Советский Союз дал согласие сотрудничать с США на ближайшем этапе в опытах по связи с помощью американского спутника «Эхо-А-12», принимая на своей станции американские передачи, причем в этих опытах будет участвовать и английская станция «Джодрелл-бэнк».

Ученые Советского Союза придают большое значение организации Международного года спокойного Солнца и будут выполнять исследования по физике Солнца, по космическим лучам. Программа этих исследований согласована в Международном комитете года спокойного Солнца. В тот же самый период СССР и США предполагают организовать магнитную съемку, составление геомагнитных карт, исследование вариаций магнитного поля нашей планеты. Это международное сотрудничество предполагается в форме запуска двух спутников — американского и советского — на заранее согласованные орбиты, расположенные на разных высотах, чтобы возможно шире и одновременно охватить измерениями магнитное поле Земли.

Сама собой напрашивается также необходимость укрепить общение между представителями космической медицины и космической биологии различных стран, чтобы таким образом обеспечить в ближайшем будущем еще более смелые полеты человека в космос.

Наконец, пришло время решить многие юридические вопросы, и в первую очередь такие, как беспрепятственное возвращение космических объектов, приземлившихся на чужой территории, и согласование в международном масштабе мер по спасению и возвращению на родину аварийно спустившихся космонавтов.

Но главной и самой серьезной задачей по-прежнему остается проблема всеобщего и полного разоружения. Благополучное и быстрое разрешение этой основной проблемы, волнующей все человечество, немедленно откроет невиданные возможности международного научного сотрудничества в мирном освоении космического пространства.

— Павел, ты меня слышишь? — Я тебя вижу. Рисунок В. Каневского. Марс: — Караул! Не по правилам — двое на одного! Рисунок В. Воеводина.

Л. СТАРКОВ
Фото А. ГОСТЕВА

¹ Сейчас этой улице присвоено имя космонавта Поповича.

Тут он для всех Павлик, Павлуша, Павлù.

В самом начале улицы, в доме № 2, райком партии. Я заглянул сюда в удачный для себя час. Секретарь райкома Яков Данилович Мышелов, сам учитель биологии, собрал учителей Павлика Поповича. Пришли Ольга Гавриловна Романенко — украинский язык и литература, Сергей Федорович Гайков, историк, Николай Моисеевич Бондаренко, бывший директор школы... Нет Варвары Михайловны Воскобойник, учительницы начальных классов. Она в отпуске, в Сочи, со дня на день должна вернуться. Но я уже не смогу ее дождаться. Жаль. Говорят, это замечательная учительница. 28 лет пестует узинских малят с первого по четвертый класс, передавая их затем на руки учителям-предметникам.

Но Павлика и его сверстников не передала, то есть передала с большим опозданием. Они кончили четвертый класс за месяц до начала войны, а в пятый пошли через три года, осенью 1944-го, после изгнания оккупантов с Киевщины.

— Хлопцы были уже переростки. Кому четырнадцать-пятнадцать, а кому все шестнадцать. Взрослые! И не так по возрасту, как по жизненному своему опыту, по количеству горя, которого они повидали и хлебнули вдосталь. Это были ребята, отличные от нынешних. Нет, я нынешних не хаю. Слава богу, что сытые, холеные. Но ведь и с ленцой и не очень-то порой ценят то, что имеют. А у тех было так: из света в тьму, в рабство, а из тьмы снова к свету... Скажу тривиальными, но в данном случае очень точными словами: они жаждали знаний. Дорожили каждым уроком, чтобы наверстать потерянное. Школьного здания не было. Занимались в полуразрушенном жилом помещении. Столы, табуретки ребята натаскали из дому. Сначала ни учебников, ни тетрадей. Писали на бумажной мешковине с сахарного завода. Чернила? Какие там чернила! Нашли немецкие аэродромные ракеты, в них светящаяся смесь, разводили ее, вот вам и красные чернила... Каждая вещь приобретала особое значение. Вот пионерский галстук. Не обыкновенный пионерский галстук, а захованный при немцах так, чтобы его не нашли полицаи, потом вытащенный из подполья, отстиранный матерью, поблекший немножко, но все равно червонный, убереженный от врага. Такой галстук был и у Павлика...

Это говорит Сергей Федорович Гайков. В шестом классе он преподавал историю древнего мира. А жизнь самого Гайкова — современная история. История комсомольца с 1918 года (у него сохранился билет того времени), комиссара учительской семинарии, председателя волостной ячейки РКП(б), красноармейца, командира продотряда, чоновца. И, наверно, это было нарушением учебной программы, но в историю пунических войн вторгался вдруг эпизод из боев с Деникиным под Тулой, а в изложение земельной реформы братьев Гракхов — рассказ о борьбе с кулачеством на Украине. На уроке — восстание Спартака, а после уроков — Трипольская трагедия. Хлопцы переживали, конечно, гибель Спартака, как он, раненный, продолжал сражаться, стоя на одном колене. Но село Триполье рядышком, в 50 километрах от Узина, и там сохранились колодцы, в которых топили героев-комсомольцев... Ребята знали про беду своего учителя в эту войну: окружение под Киевом, плен, побег из Дарницкого лагеря, снова плен. Знали, что у него нет сейчас партбилета, но считали коммунистом, верили, что такому человеку должны вернуть партийный билет...

— Дуже гарный був хлопець...

Это про Павлушу Поповича — Ольга Гавриловна Романенко, учительница украиньской мовы и литературы.

— Дуже гарный! Спокийный такий, розсудливый, прынцыповый. А який почерк! Ривный, крупный шрифт. Кожния буковка як надрукована. А колы почерк ясный, то и людына така... Чистота у тетрадке дивоча!

Из школы секретарю райкома принесли классный журнал за 1945/46 учебный год. «6-а» класс. Под номером 18 — Попович Павлù. Ольга Гавриловна сразу нашла его и повела по графе отметок.

— Ой! Двийка...

— Чья же это беспощадная рука вывела будущему космонавту двойку? — спрашивает Мышелов. — Чья? — показывает он на подпись внизу странички.

— Моя, — в некоторой растерянности говорит Ольга Гавриловна. — Моя, Яков Даниловым... Яко ж було завданне? А, «Суфиксы глаголив». Це ж важка тема!

Она быстро пролистывает страницы и восклицает:

— Подывытися, Яков Данилович, подывыти-ся сюды, будь ласка! О тут богато п'ятирок. Бачите? Вот пысьмова справа «Льотчик Молодчий», п'ять. Пысьмовый переказ «Як партизаны спалыли 18 немецьких литакив», п'ять! Другий переклад, «Бойовый шлях героя», теж п'ять. Ни, вин гарный, добрий був ученик у мени. А та двийка — случайная видмитка. Це може злучитися з кожним...

В кабинете секретаря райкома набилось народу. Идут и идут люди, знавшие Павло. Вот сразу пятеро. Яков Данилович знакомит меня с ними: приятели, дружки Павла из одного класса. Александр Ищенко, хирург районной больницы; Григорий Мищенко, юрист, приехал в отпуск из Харькова; Владимир Кривша, слушатель военной академии, тоже в отпуске; третий отпускник — Виктор Ткаченко, инженер, и Степан Шевченко, инструктор райкома партии. Увидели на столе старый классный журнал, начали листать. Первый — Мищенко, увидел единицу против своей фамилии, всплеснул руками.

— Вот беда на мою голову. Полное разоблачение. Де це, — показал на журнал, — раскопали?

Они все были очень дружные в классе. Но самые неразлучные — тройка: Павлик Попович, Грицько Мищенко, Володя Кривша. Один учебник на троих, одна сумка с тетрадями, которую они таскали по очереди. На троих одна мечта: в артисты. Они были премьерами в школьном драмкружке, на главных ролях. А премьерша — Оля Березовская, нынешняя учительница английского языка... Ставили как-то пьесу из партизанской жизни. Всего три роли, и все главные: партизан, партизанка и гестаповец, которого первые двое ловят и вешают. Партизан — Володя, гестаповец — Грицько. Павлик на этот раз без роли. Но вдруг заболела Оля — партизанка. Кто заменит? Вызвался Павло, заговорил на репетиции девичьим голосом, вполне заменит. Только как быть с косой, где раздобыть косу для партизанки-красавицы? И тут на великую жертву во имя искусства пошла тетя Фрося, мать Грицька. Она отрезала свою великолепную толстую косу и отдала Павлуше. Теперь он был девушкой-партизанкой с переливчатым звонким голосом, с чудесной русой косой. Все шло хорошо по ходу спектакля. Гестаповец выслежен, схвачен, приближается казнь. Зал замер. Руки фашисту — за спину, связали, в рот — кляп, на шею-веревку. «Партизан» и «партизанка» здорово действуют. А бедный Грицько-«гестаповец» уже задыхается и даже крикнуть не может — во рту тряпка, только хрипит. Зрители довольны: замечательно играет Грицько! А притащили за сцену, чуть живой, глаза на выкате. После этого спектакля Гриша Мищенко передумал что-то идти в артисты, стал юристом. Впрочем, Павлик и Володя тоже не стали актерами.

Павел Попович, студент 1-го курса индустриального техникума. Из семейного альбома.

Почти вся семья в сборе: нет только двух сыновей — Петра и Павла.

Учителя Павла: Ольга Гавриловна Романенко. Сергей Федорович Гайков, Николай Моисеевич Бондаренко.

Бабушкины яблоки.

...Иду из дома в дом улицей Первомайской. В каждом узнаю что-нибудь новое о космонавте. Здесь все его знают. В доме шофера Семяновского хозяин рассказывает, как они вместе поступали в ремесленное, Павло и он, Анатолий. Перешли в седьмой класс, но только с месяц проучились, обстоятельства заставили бросить школу. Год-то был тяжкий, послевоенный: семье Семяновских жилось трудно, а Поповичам еще трудней. На семерых один работник — отец. Павло — старший из трех братьев: Петр моложе его на семь лет, а Микола только народился. И еще две сестры. Старшая, Мария, с полгода как вернулась из Германии. Угнана была с эшелоном «гражданских пленных», «цивилыефангенэ», как говорили фашисты. Попала в город Нейхауз, в Тюрингии, в лагерь при военном заводе. Дважды убегала, дважды была поймана, бита и брошена в бункер. Лагерный номер у нее был 641. И синяя бирка с тремя буквами «ost». Она привезла эту бирку домой. Она только на три года старше Павла, но там, в Тюрингии, постарела на десять. Работает, но больше болеет. Тяжко больна и маленькая сестричка Надя: полиомиелит, парализованы ноги. Врачи говорят, требуется усиленное питание. А кормилец на семерых один. Надо помогать отцу. И Павло оставил школу, седьмой класс. Вместе с Толей Семяновским поехал в Белую Церковь, в ремесленное училище. А там уже закончился набор. Можно лишь в группу второго года обучения. С условием, чтобы сдать к январю за первый. «Не вытянем», — сказал Толя. «Вытянем, что ты!» — сказал Павло.

— Учились на столяров-краснодеревщиков. Вытянули. А Павлик еще и за седьмой класс сдал. Ну, на это меня уже не хватило. Жилка слабже оказалась. Меня из ремесленного на завод в Белой Церкви. А Павла, как отличника, в Магнитогорск, в индустриальный техникум трудовых резервов. Все точно как у Гагарина, помните? Только тот техник-литейщик. А Павлù — строитель. И тоже, как Гагарин, пока учился в техникуме, аэроклуб посещал. По одной дорожке шли. После техникума — в военное авиационное училище. На истребителя. Как Гагарин, как Титов.

По улице Першотравневой — из дома в дом. Вот я уже в конце ее, в доме № 22-а — у Поповичей. Собственно, это два дома: старенькая, но в добром еще состоянии хата-мазанка и небольшой ладный кирпичный домок. Вокруг сад: яблони, груши, вишни, сморода.

В хате живет дочь Мария с мужем, с двумя девочками — Таней и Олей. Третья внучка, Наташа, дочь Павла, тоже недавно была здесь, гостила с матерью у стариков. Жаль, уехала, не дождавшись фруктов, нынче они поздние... Зять Поповичей, муж Марии, Владимир Кондратьевич Ткаченко — инструктор парашютного дела, мастер спорта, мировой рекордсмен. Рекорды — коллективные, на точность группового приземления. Прыгали девять человек: днем — с высоты тысяча метров, ночью — с 2 тысяч. Днем среднее отклонение от заданной точки — 8 метров 16 сантиметров, ночью — 24.97. А у Володи — соответственно 3 метра и 4. Молодец, зятек! С золотыми медалями. Вон ом, коренастенький, у колодца, приехал, брызжется, фыркает, обтирается мохнатым рушником.

В кирпичном домике — старики с дочкой Наденькой, которая так и не поднялась с постели, и с поскребышем своим Миколой, окончившим 9-й класс. Братья его — в армии, офицеры. Павло давненько не был в Узине. Лейтенант Петро, хотя и служит поближе, — тоже редкий гость. Но сегодня старики ждут его к вечеру.

Романа Порфирьевича я зря называю стариком. Крепкий, как говорят украинцы, вгодованый, с пышными, холеными запорожскими усами, с розовым, как у молодицы, лицом. Левая щека заметно темней правой. Это от огня. Сорок лет стоит Порфирьич у котельных топок левой стороной к пламени, с ломиком в руках. Впрочем, сейчас уже без ломика и не у топки — у газовых горелок, но тоже в кочегарке. Кочегар он знаменитый, первостатейный, дипломированный. Я видел его диплом, выданный 40 лет чазад:

«Москва. Всероссийский Совет Народного Хозяйства.

Тройка по обучению кочегаров.

Свидетельство № 53146.

Настоящее выдано тройкой по обучению кочегаров гр. Поповичу Роману Порфирьевичу в том, что, согласно постановлению Совета Труда и Обороны от 13.IХ.20, обучался инструктором и экзаменационной комиссией допущен к исполнению обязанностей кочегара...»

Не только огнем топок опалено лицо у Порфирьича. Было и другое пламя — летом 1941 года. Враг вошел в Узин, вокруг городка на полях полегло много воинов наших. Порфкрьич и еще несколько смельчаков выходили ночью в поля и тайком от немцев хоронили убитых. Документы их прятали у себя дома, после войны все они были переданы властям, и родные павших получили похоронные... В августе над Узином был сбит наш штурмовик. Падая, он врезался в здание больницы, разворотил стену и повис. Немцы оцепили дом, оттесняя сбежавшихся жителей. Но Порфирьич и его товарищи прорвались все-таки к самолету, который мог вот-вот взорваться. Тело летчика вытащили быстро, а стрелка-радиста вытащить не удавалось. Для этого надо было подобраться к самолету изнутри разрушенного здания. Полезли Порфирьич и еще четверо. Тело стрелка было зажато, стали тянуть. И в эту минуту взорвался бак. Порфирьича выбросило через окно, обожгло лицо, руки. Двое из пятерки были убиты. Их похоронили в лесу вместе с летчиком сгоревшего самолета. Летчик был родом из воронежской области. После войны приезжали его отец и брат. Зашли к Порфирьичу, благодарили...

— Что же ты, Алеша Попович, не сказал, что у тебя пра-праправнук космонавт? Рисунок В. Воеводина.

И еще раз его опалило. Это когда горела хата Насти Софийчук, солдатской вдовы. Он первый залез на крышу и, подхватывая ведра, которые подавали снизу, гасил лламя.

Это отец.

Мать, Феодосья Касьяновна, чуть старше мужа. Годы отложились на ее лице явственней. Заботы, горе оставили свою печать из морщин. Горя было немало: Марусю угоняли в чужеземелье, меньшая так и не может встать на ноженьки. Да и сама Касьяновна болеет, что-то не ладится с глазами. Но живая она, общительная.

Старики догадывались, можно даже сказать, знали, что старший сын — Космонавт.

Феодосья Касьяновна:

— Павло напысав Миколе. Каже, колы буде идти фильм, бери тата з мамою и подывытися. Пишлы до клубу, дывымось. Пока якись центрифуги, воны вси у скафандрах, так я никого не пизнаю. А потем воны все пишлы у форми. И я дыблюсь: прямо на меня иде Павлуша. Я на вись зал: «Павлик», — а чоловик мий под бик мене тыче и каже: «Цыть!»

Роман Порфирьевич:

— Оно звистно, жинка!

Феодосья Касьяновна:

— Мисяць спаты не могла. Под ногтями штрикае. Зворошусь, зворошусь, похожу по кимнате, лягаю. До дида гукаю. Спыть!

Потом пришла «Красная звезда». Старики выписывают эту газету: старшие-то сынки — военные. Первой прочитывает газеты Надя, а потом самое интересное — вслух отцу с матерью. Тут она крикнула:

— Тату, мамо! Слухайте!..

На первой странице статья под названием «Бейся, сердце!» — про космонавтов. Корреспондент побывал у них на тренировках и описывает свои впечатления.

«Первым, кого мы тут встретили, — читала Надя, — был космонавт — секретарь парторганизации Романыч, как попросту называют его друзья. Широкой кости, светловолосый...»

— Слышишь, мать, Романыч... — сказал Роман Порфирьевич, оглаживая свои запорожские усы. — Так це ж наш Павло, ясно дило...

А Надя продолжала читать:

— «Романыч занимает место. Закрывает глаза. Опытные руки врачей тотчас же облачают его в датчики. Всеслышащие уши приборов теперь приставлены к сердцу, к виску, к предплечью... Стихли голоса. Выключен свет... И вдруг рождается негромкий стрекот, потом слабый звон, который переходит в тугой натужный гул...»

Мать прижала к подбородку кулак с платком и чуть склонила набок голову, будто и в самом деле слышит эти звуки.

— «Электромотор начал вращать центрифугу... Она все ускоряет свой лет... Свистит рассекаемый балкой воздух. Скорость все нарастает... Кресло почти исчезает из виду. Человека на нем уже различить невозможно. Врезываясь в воздух, он словно растворяется в его звенящем потоке...»

Мать сидит, не шевелясь, только платок в ее кулаке подползает все ближе к глазам.

— «Центрифуге сообщается дополнительное ускорение... Трудно человеку. Сердце, кровь, мозг отяжелели... На грудь будто навалилась чугунная глыба. Дышать тяжело... Металл сатанеет. А человек держится. А сердце бьется!»

— Ох! — вырывается у матери, и платок уже совсем закрыл глаза.

— «Время отсчитывает последние секунды, — торжественно читает Надя. — Облегченно зарокотал мотор. Уже различается замедлившая бег балка... Вспыхивает свет. Подходим к Космонавту. Он пока лежит недвижно. Ему нужен покой. Он устало улыбается, по-свойски подмигивает: мол, все хорошо».

— Слышишь, мать, — говорит Порфирьич. — Усе гарно!

Они были как-то в гостях у сына. Приехали в неурочный час. Звонили-звонили, стучали, никто не открывал. Присели на вещички тут же, на лестнице, дожидаются. Вдруг открылась дверь в квартиру напротив. Вышел человек в белой рубашке, спрашивает:

— Вы не Пашины ли будете родичи?

— Мы батькы его, — сказал Роман Порфирьевич.

— О, так проходите, проходите, пожалуйста. Я вам открою. Марина ключ для вас оставила. Она побежала в садик за Наташей, сейчас придут. А Павел, понимаете, в срочной командировке, должен вот-вот вернуться. Так вы проходите, проходите...

Внимательный такой, обходительный. Провел стариков в комнаты, показал, где что в квартире находится, включил телевизор. И ушел.

— Чуешь, мать, хто це був? Не чуешь. Це був Гагарин...

Микола тоже побывал у брата. Ему повезло: Павло был свободен целую неделю, ездил с Миколой в Москву, познакомил с Гагариным. Космонавт-Один, подарил братишке Космонавта-Четыре свою книгу «Дорога в космос» с надписью: «Поповичу Николаю. В память о первом космическом полете с наилучшими пожеланиями. Гагарин».

...Утром мы уезжали из Узина, из этого зеленого украинского городка. Сидим уже в автобусе на Киев, шофер собирает деньги. И вдруг вижу в окно соседку Поповичей. Бежит с кошелкой к автобусу. Я подумал, что вот расспрошу ее кое о чем в пути. Но она не собиралась ехать.

— Ой, застала я вас, застала. А то Феодосья Касьяновна так волнуется. Приезжал к Наденьке врач из Пашиной части. Касьяновна передала ему мешочек с яблоками для Павлуши, для Наташи, для Марины... Взял. А ночью, собираясь в дорогу, забыл в гостинице. Принесли их оттуда. И Феодосья Касьяновна так заволновалась, так заволновалась. «Неужели, — говорит, — мои яблоки не дойдут к сыну, к внучке...» И мы вспомнили про вас. Вы же, наверно, увидите Павла, когда он приземлится... Пожалуйста, передайте ему эту посылку.

Автобус тронулся, и я увидел на повороте Касьяновну. Она махала нам рукой. Ей хотелось самой увидеть, как ее яблоки едут к сыну...

И вот мы стучимся в дверь, за которой слышен женский голос.

— Наташенька, открой!

Мы в квартире Космонавта-Четыре. Ремонт. Вся мебель, вещи стащены в одну комнату. В другой, где ремонт уже закончен, хозяйка моет пол. Я видел ее раньше. Верней, не ее, а ее самолет. Да и вы, должно быть, видели эту машину в кино. Помните воздушный парад в Тушине? В воздухе женская девятка высшего пилотажа. Голос диктора: «Больше всех, наверно, волнуется из девятки летчица Марина Попович. За ней придирчиво наблюдает с земли муж летчик Павел Попович».

Дома, в фартуке, она не похожа на летчицу. Тут она мать, у которой немножко прихворнула девчурка: кашляет. Дома она жена, которая ждет мужа из дальней командировки, из космоса...

А яблоки хороши! Надо их разделить поровну.

— Это папе. Это тебе, мама. Это мне... Подумала и прибавила к папиным еще одно яблоко.

Теперь мы должны выслушать стихи. Собственного сочинения. Сначала резкая, критическая струя в мамин адрес:

Пошла мама в магазин Покупать мне апельсин. Апельсина не купила: У ней денег не хватило.

Потом, как это бывает и у других поэтов, некоторая лакировка действительности:

А купила эскимо, Очень вкусное оно.

А яблоки лежат на столе.

Папа вернется домой и сразу, на пороге, услышит их запах. Запах бабушкиных яблок.

ПОДРУГА КОСМОНАВТА Легко коснувшись колесами земли, маленький «ЯК» останавливается, вздрагивая своим тонким зеленым телом. По летному полю, покрытому цветами, от машины идет невысокая стройная женщина в васильковом комбинезоне. Это Марина Попович. Ее имя широко известно в спортивном мире. За успехи, достигнутые в овладении летным мастерством, Марина Попович награждена орденом «Знак Почета». На снимке: жена летчика-космонавта Павла Поповича Марина Попович после очередного полета. Фото Г. Макарова.

Эти первые встречи относятся к тем дням, когда Герман Титов готовился к полету в космос.

В дороге на пути к космодрому я атаковал вопросами знакомого инженера Петра Ермолаевича.

— А что, если за несколько часов или даже минут до старта у Космонавта-Два сдадут нервы?

— Этого не может быть. В Германе Титове, его душевных силах, физической подготовленности, выдержке и воле все абсолютно уверены.

— Но ведь мало ли что может случиться. Известно, что в свое время у Юрия Гагарина дублером был Космонавт-Два.

— Одним словом,— спросил Петр Ермолаевич, вскинув на меня серые утомленные глаза, — вы хотите знать, кто будет Космонавтом-Три?

— Вы не ошиблись.

— Красавец, здоровяк. Человек необычайного хладнокровия.

— Можно на эту тему еще несколько вопросов?

— Не сейчас. Не отвлекайтесь от главного героя дня, — сказал Петр Ермолаевич.

Я понял, что мой интерес к Космонавту-Три преждевремен.

В конце дня мы приехали в коттедж, где отдыхал Герман Степанович Титов. В дверях нам уступил дорогу молодой летчик. Мельком взглянул на него: выше среднего роста, лицо широкое, тронутое сильным загаром. Видно, что он здесь не новичок. Густые, широкие дугообразные черные брови чуть сходились на переносице. Яркое солнце било ему в лицо, и он, пропуская нас, слегка прикрыл глаза рукой.

Петр Ермолаевич доверительно шепнул мне:

— Обратите внимание на этого летчика.

— Космонавт-Три?

Инженер молча кивнул головой, и мы вошли в комнату к Герману Степановичу.

Наша беседа с будущим героем космоса продолжалась около получаса. В конце ее появился Космонавт-Три. Он извинился перед нами и обратился к Титову:

— Приехали товарищи по срочному делу. Очень просят тебя, Герман.

Говорил он негромко, чуть протяжно, слегка окая. Голос удивительно мягкий, полный сердечных интонаций.

Герман Титов быстро встал из-за стола и пошел за своим другом. Сразу бросился в глаза контраст: Герман Титов быстрый, энергичный. Этот несколько медлительный, спокойный и более монументальный.

Теперь мы знаем, кто таков Космонавт-Три — это Андриян Николаев.

...Передо мной — несколько фотографий: с одной из них смотрят смеющиеся глаза молодого летчика. Чуть набок надетая фуражка, скрывающая высокий лоб, прямой нос придают всему облику вид человека энергичного. Мне показалось лицо его очень знакомым. Где я его видел?

...Это было 6 августа минувшего года за несколько минут перед тем, как Герман Титов вошел в кабину корабля, чтобы совершить свое 25-часовое путешествие вокруг Земли. Космонавт-Два вышел из автобуса, доставившего его к подножию многоступенчатой ракеты, и направился к группе товарищей, пришедших проводить «небесного брата». Был он в скафандре и потому, неуклюже расставив руки, обнял летчика, стоявшего впереди других.

— Кого он обнял? — спросил я у Петра Ермолаевича.

— Космонавта. Фамилия вряд ли что-либо вам скажет.

— Я, кажется, забегаю вперед?

— Пожалуй, да. Это один из руководителей парторганизации космонавтов...

Через некоторое время машина примчала меня на наблюдательный пункт. Здесь я застал всех будущих покорителей космоса, с нетерпением ожидавших старта «Востока-2». В кругу молодых летчиков заметил уже знакомого мне космонавта. Говорил он негромко. И потому, как внимательно его слушали, было очевидно, что товарищи относятся к нему с большим уважением.

И вот сейчас, внимательно рассматривая фотографию, вспомнил: да это же и был он, секретарь парторганизации космонавтов, Павел Попович.

ВСЕ ХОТИМ ПОБЫВАТЬ НА ЛУНЕ! НАШИ ДЕТИ — КОСМОНАВТАМ Санобар Ходжаева, тренер узбекских авиамоделистов Ренат Атакулов и Гайрат Каланов. Фото Дм. Бальтерманца.

Летит наш папа на орбите, От нас он очень далеко. Я знаю: он веселый, улыбается, Но ему не так уж просто и легко. Наташа ПОПОВИЧ, 6 лет. ГОРДИМСЯ, ЗАВИДУЕМ, МЕЧТАЕМ! Гордимся нашими космонавтами, завидуем им: вот это скорость, вот это высота! Нам до такого далеко: наши модели держатся в воздухе всего несколько минут и делают 240 километров в час. Но мы не отчаиваемся. Николаеву тридцать три — года, нам — по восемнадцать. Значит, в запасе еще целых пятнадцать лет! А в космосе работы непочатый край! Чемпионы СССР по авиамоделям с ракетными двигателями — ученик 50-й школы города Ташкента Гайрат КАЛАНОВ, инструктор станции юных техников Санобар ХОДЖАЕВА.

НА ЛУНЕ. Рисунок Сережи Макарова. 9 лет. Пинск. Рисунок Ф. Алекперова. 14 лет. Баку. Рисунок А. Каденко. 6 класс. Рожище. АДРЕС: А. Г. НИКОЛАЕВУ и П. Р. ПОПОВИЧУ «СЕМЬСОТ ПИОНЕРОВ ЛАГЕРЯ «ЗОЛОТОЙ БЕРЕГ» ГОРДЯТСЯ ВАШИМ БЕСПРИМЕРНЫМ ПОДВИГОМ. ВСЕ ХОТИМ БЫТЬ ТАКИМИ, КАК ВЫ. БУДУЩИЕ КОСМОНАВТЫ». «РАДУЕТ, ЧТО НАШУ ДОРОГУЮ РОДИНУ ПРОСЛАВЛЯЮТ ПРОСТЫЕ СОВЕТСКИЕ ЛЮДИ, В ПРОШЛОМ ШКОЛЬНИКИ И ПИОНЕРЫ. ЛЕНА ЛЕСНЫХ. 13 ЛЕТ». «МЫ ВСЕ ХОТИМ ПОБЫВАТЬ НА ЛУНЕ. ВАШ ПОЛЕТ ПРИБЛИЖАЕТ НАШУ МЕЧТУ». «ПРИНИМАЕМ ВАС В ПОЧЕТНЫЕ ПИОНЕРЫ ЛАГЕРЯ «ЗВЕЗДОЧКА». ПОСВЯЩАЕМ ВСЕ ЛАГЕРНЫЕ РЕКОРДЫ ЭТОМУ ВЕЛИЧАЙШЕМУ В МИРЕ СОБЫТИЮ. ПРИГЛАШАЕМ ВАС В ГОСТИ. ПИОНЕРЫ ЛАГЕРЯ «ЧАЙКА». В КОСМОС! Рисунок Владимира Майстрюка. 12 лет. Баку. НА МАРСЕ. Рисунок Славы Иконина. 13 лет. Актюбинск.

...Цветы, простые земные цветы. Иногда совсем неплохо сменить шлем космонавта на спиннинг рыболова.

Вот она, родная чувашская земля, по которой сделаны были первые твои шаги в жизнь. И рядом с тобой мать, давшая тебе эту жизнь.

Из космоса Андриян Григорьевич поздравил команду «Шахтер» с победой. А на этом снимке вы видите его самого на трибуне стадиона имени В. И. Ленина. Можно отдыхать и так!

...А можно и так. Парк культуры и отдыха, качели «Самолет». ...Если бы эта работница парка знала, что перед ней сидел командир космического корабля «Восток-4»! Невиданные скорости в просторах Вселенной, и эта неторопливая прогулка в лесу!

Земные братья Павел Попович и Андриян Николаев. Фото В. Базанова, Веры Жихаренко, Г. Омельчука, Б. Смирнова и АПН. Домик космонавта. Рисунок И. Массины. Н ебесными братьями назвал советский народ наших славных космонавтов Юрия Гагарина и Германа Титова. И это прозвище, конечно, по наследству перешло к Андрияну Николаеву и Павлу Поповичу. На космических высотах небесные братья показали, на что способны советские люди. Но силу свою, свое мастерство небесные братья обрели на земле. На родной своей земле они учились дерзать, готовились к небывалому прыжку в небо, на родной земле и отдыхали они от своих трудов. Вот почему небесных братьев можно назвать и братьями земными. На этих страницах вы видите героев не в кабинах космических кораблей, не в полете, а на земле, на отдыхе.

Земля! Какое счастье ощущать ее, трудиться на ней!И вдали от Земли Павел Романович вспоминал свою дочурку....И в космосе делал зарядку Павел Попович. В этом «полёте» участвовала вся семья...

Рисунок Гр. Оганова. Верный спутник. Рисунок Г. Оганесова. — Где же бог, святой отец, если коммунисты в космосе проводят партийные собрания? Рисунок И. Массины.

РИСУНКИ ПО ПОЧТЕ Окруженная бездонным черным небом со сверкающими звездами, открылась незнакомая планета. Среди скал стоит ракета. Высокие, стройные люди в скафандрах — наши космонавты. Так представляет себе будущих покорителей космоса 12-летний школьник Борис Прокуров из Татарии. Рисунок «покорители космоса» напечатан на почтовой открытке. В один прекрасный день вы, может быть, получите ее по почте. В прошлом году редакция газеты «Пионерская правда» и Министерство свази СССР предложили ребятам сделать рисунки для почтовых открыток. Это увлекло юных художников; за несколько месяцев пришло свыше 15 тысяч детских работ. Жюри — художники и педагоги — отобрало пять лучших рисунков. Впервые в нашей стране появились почтовые открытки, нарисованные детьми. Е. Каменева Космический болельщик. Рисунок В. Каневского. К вопросу о первенстве. — Все ясно, как дважды два четыре. Рисунок В. Воеводина.