«Огонек» 1975 г. №4, с.2-3

Бортинженер Г. М. Гречко (на переднем плане) и командир корабля подполковник А.А.Губарев перед посадкой в космический корабль. Телефото А.Пушкарева (ТАСС)

Подполковник Алексей Губарев и инженер Георгий Гречко — одногодки. Им по сорок три года.

— Что вам рассказать о себе? — отвечая на мой вопрос, задумался Алексей Губарев. — По технике корабля говорить куда проще. Тем более, что экзамен сдан. Оценка отличная. Тренируемся вместе с Георгием Михайловичем давно, как говорят, попритерлись. Довольны друг другом. Готовились в полную силу. Каждую тренировку рассматривали как реальный полет независимо от времени, когда он фактически состоится — в этом году или через три года. Девиз суворовский: тяжело в учении, легко в бою.

— И все-таки, Алексей Александрович, о себе, о пути в космос?

— Ничего такого яркого, броского не было. Сказать, что мечтал о полете в космос? Нет, не мечтал. Хотел с юности стать летчиком — это вот правда. Став летчиком, делал все, чтобы не отставать от других, и осваивал новые, современные типы самолетов.

Беседу с подполковником Алексеем Александровичем Губаревым дополняют строки из его характеристик во время службы в одной из эскадрилий Черноморского флота: «...Капитан Губарев в воздухе спокоен и инициативен. Решения принимает быстро и правильно. В продолжительном полете вынослив».

Возможно, поводом для этой характеристики послужил трудный случай в его летной жизни. Перед авиационным полком, где служил Губарев, была поставлена задача в минимальное время подняться в воздух, нанести удар по «противнику» и быстро вернуться на аэродром.

— Мы звеном производим посадку, — вспоминает Алексей Губарев. — Надо идти как можно ближе друг к другу. Погода тихая, безоблачная. Жара достигала 30 градусов, если не более. Захожу на посадку и вижу, что струя отработанных газов от впереди идущего самолета как бы висит на месте, и на малой высоте порядка ста пятидесяти метров попадаю в эту струю. Как сейчас помню этот момент. Машина неуправляема. Ее бросает с левого на правое крыло. Прибавляю оборотов двигателю. И когда самолет бросило влево, он выскочил из струи. Я ушел на второй круг. Когда произвел посадку, к самолету подбежал взволнованный командир: «Поздравляю тебя с вторым рождением».

Наступил 1962 год. 20 марта судьба круто повернула жизнь летчика Губарева. Вызвавший его в этот день генерал начал разговор издалека:

— Как вам летается, товарищ Губарев?

— Отлично, товарищ генерал. Машины замечательные. Люди в эскадрилье один к одному.

— Ну, а если бы вас спросили: хотите в космонавты?

Летчик опешил от неожиданности, а потом ответил:

— Разве найдется такой человек в авиации, который не хотел бы стать космонавтом. Только, наверное, я опоздал. И возрастом я постарше Гагарина, да и здоровьем ему не ровня. У меня — среднее.

Потом летчик написал рапорт. Прошел медкомиссию. В январе 1963 года вместе с «новобранцами» — Владимиром Шаталовым, Анатолием Филипченко, Георгием Добровольским, Юрием Артюхиным, Львом Деминым и другими — стал космонавтом-слушателем. Пришлось взяться за учебу, начать неведомые ранее тренировки, изучать новейшую космическую технику. Экзамен, чтобы стать летчиком-космонавтом без приставки «слушатель», был на редкость строжайшим...

Георгий Гречко — ленинградец. В 1955 году он с отличием окончил механический институт. Судьба привела его после окончания вуза в конструкторское бюро, которым руководил С. П. Королев. С первых дней работы молодой инженер проявил себя как способный и инициативный специалист.

— Может, расскажете подробнее хотя бы об одном дне из этих лет своей жизни?

— Пожалуй. Я работал в группе специалистов по заправке баков ракет топливом. Это сложный процесс, занимающий довольно много времени и требующий высокой точности. Как известно, технология заправки регламентирована инструкцией. Наша задача состояла в том, чтобы безукоснительно руководствоваться ею. Однажды на космодром незадолго до пуска одной из ракет пришла новая инструкция. Когда начал сравнивать ее с прежней, то один из пунктов новой инструкции вызвал сомнение. Кое-что пересчитал и пришел к выводу, что в этом документе налицо явная неточность. Непосредственного моего начальства рядом не оказалось, обратиться было не к кому, а время между тем, как всегда, поджимало. Набравшись смелости, пошел докладывать академику Королеву. Документ подписан крупными специалистами, знатоками своего дела. А тут явился я — неоперившийся специалист.

Сергей Павлович дослушал мои доводы до конца, как любил делать это всегда, а потом сказал:

— Надо подумать, надо подумать. Я вас соединю сейчас с Москвой, с теми, кто подписал эту инструкцию.

С того конца провода мне ответили примерно так: «Ждите, пересчитаем, чтобы рассеять ваши сомнения, подсказать, вам, как надо читать документы».

Сижу полчаса, час. Где-то к концу второго Москва позвонила. Слышу голос одного из известных специалистов. Он признает, что в инструкцию действительно вкралась неточность,

— А как же реагировал на все это академик Королев?

— Он сказал свое, любимое: «Молодец!» А что он говорил потом авторам инструкции, не знаю. Могу только предполагать. Взыскивать он умел, невзирая на ранги и ученые степени.

— А какова судьба инструкции?

— Группа специалистов еще раз тщательнейшим образом пересмотрела ее. В результате появился более совершенный метод заправки ракет топливом. Я рассказал вам об этом эпизоде с единственной целью — показать, как внимательно относился Сергей Павлович к любым замечаниям. Он очень радовался, когда мы, молодые инженеры, как говорится, лезли во все дыры и имели обо всем свое собственное суждение. Академик Королев нередко приглашал нас к себе в маленький деревянный коттедж, где он жил в дни подготовки и проведения пусков ракет. Его беседы о планах изучения и освоения космоса, его задушевные рассказы о пути, которым он шел в ракетную и космическую технику, остались в нашей памяти на всю жизнь.

— Какова была тема вашей кандидатской диссертации?

— Она тоже детище идей Королева. Известно, что мысль Главного конструктора, его ближайших сотрудников — видных ученых, была занята Луной. Первая задача — достижение Луны ракетой — была успешно решена еще в 1959 году. Труднее оказалась вторая: мягко высадить на лунную поверхность автоматическую станцию. Многие крупные специалисты, а с ними мы, молодые, бились над осуществлением этой задачи. Мне кое-что удалось привнести в разработку системы посадки и, в частности, «Луны-9» и «Луны-13». После этого моя кандидатская диссертация легко получила право на жизнь.

Наше знакомство с макетом «Салюта-4» состоялось незадолго до старта орбитальной станции. Первое впечатление — передо мной фантастическая многоглазая птица с двумя крыльями и гребешком. Тело «птицы» — три цилиндра разных диаметров, объединенных в один комплекс. «Крылья» и «гребешок» — панели солнечных батарей, а «глаза» — иллюминаторы. На одном из цилиндров четко написано: «Салют».

— Прошу, — приглашает нас инженер-инструктор, один из тех, кто готовил к полету Алексея Губарева и Георгия Гречко.

По металлической лесенке, предварительно сняв обувь, поднимаемся на площадку к входному люку «Салюта», а затем попадаем в небольшой отсек.

— Это переходный отсек, — объясняет инженер. — После стыковки корабля «Союз» со станцией, сняв скафандры, экипаж переходит сюда, где мы сейчас находимся.

Через люк, ведущий в следующее помещение, хорошо видна панорама орбитальной станции. Довольно большое помещение, напоминающее продолговатую прямоугольную комнату. Вдоль стен ее слева и справа размещены аппаратура и оборудование. В торцевой части отсека под люком, через который мы смотрим, виден Центральный пост управления.

— Как велик объем всей лаборатории?

— Вместе с кораблем — около ста кубических метров. Общий вес — свыше 25 тонн. Но вернемся к отсеку. Хотя он и назван «переходным», его назначение этим не исчерпывается. В нем размещена часть научной аппаратуры. Таким образом, это рабочее место для проведения запланированных экспериментов и опытов.

Вслед за гидом спускаюсь в рабочий отсек. Инженер садится в кресло командира корабля, а я — бортинженера.

Гид возможно популярнее рассказывает о назначении Центрального поста. Отсюда осуществляется управление полетом, работой всех систем и, в частности, системой ориентации станции в пространстве, а частично и научной аппаратурой.

— Расскажите, как освещается, отапливается космическая лаборатория?

— Обязанности электростанции «Салют» выполняют солнечные батареи. Общая площадь их панелей — шестьдесят квадратных метров. Они перерабатывают солнечную энергию непосредственно в электрическую. Имеются также буферные аккумуляторные батареи.

— Вы не сказали о климате.

— Температура в жилых объемах обычная, земная — до 25 градусов Цельсия. Тепло дает солнце. Барометрическое давление в отсеках в пределах 760 — 800 миллиметров ртутного столба. Системы терморегулирования и жизнеобеспечения предоставляют космонавтам фактически земной комфорт.

Инженер просит меня развернуться в кресле в сторону, противоположную Центральному посту управления. Передо мной небольшая: тумба, покрытая белым пластиком. Рабочий стол. Внизу ее — бортовая документация. Но на этом столе можно и поесть. Благо кухня рядом. Несколько минут, и пища подогрета... Тут можно и напиться «посеребренной» водой, которая не портится.

Для пищи есть специальные контейнеры-холодильники. Продукты могут храниться в них длительное время, не теряя своей калорийности и вкусовых качеств.

Обращаю внимание, что на стенах рабочего отсека множество различных поручней, петель, карманов. Поручни в известной мере служат «дорогами». Они помогают космонавт там переходить с одного места в другое, фиксироваться у того или иного научного прибора; бортовой системы.

В завершающей части рабочего отсека — своеобразная спортплощадка, оборудованная комплексом средств для физических упражнений и медицинских исследований. Чуть позади спортплощадки — небольшие спальные места для отдыха космонавтов. Над ними тонкая сетка вроде как от комаров. Она предохраняет спящего космонавта от попадания в дыхательные пути различных частиц, плавающих в невесомости.

— Как известно, в нашей программе немало научных экспериментов, связанных с фундаментальными и прикладными науками, — говорил перед полетом Алексей Губарев. — Поэтому мы во всех деталях изучили все, что сделали в этом плане экипажи «Салюта-1» и «Салюта-3». Взять из опыта все лучшее, закрепить и развить его — вот что хочется сделать нам; с Георгием Михайловичем во время работы в космосе.

Как вся наша партия, весь наш народ, мы, космонавты, горячо поддерживаем Обращение ЦК КПСС. Сделаем все, чтобы и наша«космическая» пятилетка была успешно выполнена, а наша Родина стала еще богаче и сильнее.

— В программу, кроме медицинских экспериментов, включены опыты, имеющие практическое значение для удовлетворения хозяйственных потребностей нашей страны, — говорил бортинженер Георгий Гречко. — Это наблюдения и съемки геолого-морфологических объектов земной поверхности, атмосферных образований и явлений. Кроме того, нам запрограммировано исследовать физические процессы и явления, происходящие в космосе. Изучение из космоса ресурсов нашей планеты с тем, чтобы обеспечить их разумное использование, — задача не одного дня и не одного народа. И мы рады содействовать решению этой глобальной задачи.

Звездный городок — Москва.