«Правда» 6.01.1989


Интервью — четверть века


С.П.Королев:
«РАСХОДЫ НА КОСМОС ОКУПЯТСЯ ВО СТО КРАТ»

Достоянием читателей в последнее время становится все больше документов, научных и литературных трудов, которые долго лежали в архивах или в рабочих столах их авторов. Но, кажется, среди этих публикаций еще не было журналистских интервью. Понятно — этот жанр призван отвечать на сиюминутные вопросы того или иного времени, иначе материал безнадежно стареет. Оказывается, не всегда. Это зависит от личности интервьюируемого.

Долгие годы я знаю обозревателя ТАСС Александра Романова, вместе с ним работал на ряде космических точек, но до последнего времени не подозревал, что в его личном архиве хранится один из таких документов. Думаю, что, познакомившись с ним, читатели согласятся — хотя на тексте беседы сказывается налет того времени; в целом она сохранила интерес и для текущего дня. И это обстоятельство еще больше подчеркивает масштабность личности С. П. Королева. Обратите внимание, в частности, на то, как всесторонне и заинтересованно он рассматривал проблему практической отдачи космонавтики, о чем в последнее время все чаще спрашивают наши читатели. И не упрек ли это некоторым руководителям современных космических подразделений, которые, увлекаясь решением все более сложных технических вопросов, склонны забывать о народнохозяйственном и социальном значении новой отрасли науки и техники!

В заключение несколько поясняющих обстоятельств. Состоялась беседа в рабочем кабинете С. П. Королева в Особом конструкторском бюро 30 ноября 1963 года. Текст был возвращен А. Романову 30 марта 1964 года со следующей надписью Сергея Павловича:

«Александр Петрович! Прочел Ваши записки и прямо скажу Вам, что Вы собеседник «опасный» — у Вас отличная память!

Все же не удержался, чтобы кое-что не поправить скорее по-журналистски, т. е, редакционное, а не по существу,

Я не думаю. чтобы опубликование такой беседы представляло сейчас интерес и вообще было бы сейчас возможно и полезно.

Решайте сами и с теми, кому это положено, но мое мнение изложено выше.

Пусть эта рукопись будет Вам доброй памятью о нашей неожиданной беседе; я прочел эти записи не без некоторого волнения, т. к. многое былое мне вспомнилось».

Жму руку, С. Королев».

Остается добавить, что это было нелегкое для С. П. Королева время. Отсюда и слова: «Я не думаю, чтобы опубликование такой беседы представляло сейчас интерес n вообще было бы сейчас возможно и полезно». Сегодня мы представляем вниманию читателей с незначительными сокращениями это интервью С. Р. Королева впервые в том виде, в каком оно было им отредактировано и завизировано.

А. ПОКРОВСКИЙ.


К

АБИНЕТ НЕБОЛЬШОЙ. По стенам — панели. Скупой солнечный луч проходит через окно и застывает на столе, на котором ни одного предмета. Нет даже календаря. Позади, на стене, маленькая доска. Тряпка, мел. На черном поле доски — следы написанных цифр. Сбоку, в углу, — столик с телефонным пультом. Бронзовый бюстик В. И. Ленина. Справа от меня, на специальной подставке, — глобус Луны, слева на шкафу — модель первого искусственного спутника Земли.

— Изучили? — прервав мой осмотр, посмеиваясь, спрашивает ученый. — Ну что хорошего в вашем журналистском мире?

Естественно, что речь заходит о космических проблемах и неожиданно... о космическом дневнике, который я веду несколько лет.

— Наш разговор — очередная страница дневника?

— Не скрою. Если бы вы рассказали хотя бы кратко свою биографию!

...Как мне показалось, первое желание моего собеседника было сказать решительное «нет».

— А почему мою биографию? — недовольно бросил ученый.

— Вы Главный конструктор.

— Вот что я попрошу, — карие глаза его сузились, стали строгими, — не слишком ли вы часто употребляете термин «Главный конструктор»? Да, я один из руководителей. Не забывайте: все, что сделано, делается и будет сделано по созданию ракетоносителей, космических кораблей, подготовке космонавтов, это — результат усилий значительной группы ученых, конструкторов, людей подлинного таланта. Надо рассказывать о многих десятках ученых, воспитанных нашим народом, нашей партией.

— А может, разрешите начать с вас? — не теряя надежды, прошу я.

Наступила пауза. Мне было как-то не по себе. Я отнимал у ученого столь дорогое для него время. На пульте то и дело вспыхивали огоньки, но конструктор не брал трубки. «Это не для себя, — внутренне оправдывался я. — Это для дела».

— Одно из памятных воспоминаний в моей жизни — это встреча с Константином Эдуардовичем Циолковским.

Лицо моего собеседника посветлела. Так всегда бывает, с людьми, когда они вспоминают события, которые оказали значительное влияние на всю их жизнь.

— Шел 1929 год. Мне исполнилось тогда что-то около 23. Вместе с друзьями мы уже тогда увлекались самолетостроением, разрабатывали небольшие собственные конструкции. Эти предшествующие годы полны увлекательных фактов. Они навсегда остались в моей памяти. Заглянем в не столь далекое прошлое. В 1924 году группа слушателей Академии воздушного флота имени Н. Е. Жуковского, той самой академии, где учатся сейчас Юрий Гагарин, Герман Титов, Андриян Николаев, Павел Попович, Валерий Быковский и Валентина Терешкова, основала секцию межпланетных сообщений. Тем самым была сделана первая попытка объединить сторонников идеи Циолковского об использовании ракеты в качестве тела, способного проникнуть в космос. Позднее секцию преобразовали в Общество межпланетных путешествий. С первого дня общество встретило горячую поддержку самого К. Э. Циолковского, крупных ученых В. П. Ветчинкина, Ф. А. Цандера, впоследствии сыгравшего важную роль в разработке теоретических и практических вопросов космоплавания. В 1931 году Фридрих Артурович Цандер стал руководителем Технического совета центральной группы по изучению реактивного движения и ракетного метода летания (ЦГИРД). Совет был создан на общественных началах при Центральном совете Осоавиахима (ДОСААФ) за год до 75-летия со дня рождения К. Э. Циолковского.

Ученый на минуту умолк, видимо, вспоминая те далекие годы, своих товарищей, многие из которых стали ныне видными учеными.

— Вы были в числе создателей Технического совета?

— Да, и я был в том числе. Но мы с вами отвлеклись от темы. Собственно говоря, после взволновавшей нас встречи с Циолковским мы с друзьями и начали активные действия и даже кое-какие практические опыты.

— Если можно, расскажите о них.

— На лист железа мы выливали бензин и жидкий кислород и силой удара пытались их соединить. Как правило, ничего не происходило. Конечно, сейчас это звучит примитивно. Но путь все же в целом был правильный. Первые опыты были, пожалуй, подобны мотыге, которой первобытный человек обрабатывал землю. Но именно от мотыги он пришел к трактору. Примечательно, пожалуй, что и сейчас в какой-то мере самый современный плуг сохранил в себе идею мотыги, созданной на заре человечества. Замечу, что идея рождения реактивного двигателя, работающего на жидком топливе, полностью принадлежит нашему великому соотечественнику К. Э Циолковскому.

— В какой мере проблемы ракетной энергетики в то время решались зарубежными учеными?

— Мысль о создании реактивных двигателей волновала многие умы и за пределами нашей Родины. Но все же первый, основной толчок дал наш соотечественник Константин Эдуардович Циолковский. В 20-х годах вели опыты немецкий ученый Г. Оберт, американский профессор Р. Годдард и другие. Мы, тогда еще молодые, тоже стремились к своей цели. Экспериментировали мы в подвале на Садовой-Спасской улице. Фридрих Артурович Цандер, о котором я уже говорил, был душой всего дела. В нем великолепно сочетались дар теоретика и практика. 17 августа 1933 года весьма знаменательная дата. В небо в тот день умчалась первая советская ракета на жидком топливе. Эта удача заставила всех нас окончательно, твердо поверить в свои силы. К нашему огорчению, Ф. А. Цандер так и не увидел старта. Незадолго до этого — 28 марта — он умер.

— Ваши практические работы основывались на теории и практике Циолковского?

— Да, именно. Теорию мы осваивали, однако творчески, привнося в нее немало нового, что, впрочем, естественно для такого нового дела. Практика расширяла наш кругозор и наши планы, рождала новые идеи. Так совершенствовалась теория. 1934 год стал для меня памятным: в свет вышла моя первая печатная книга. В ней я изложил некоторые мысли о роли полетов в стратосфере.

Крепло, набирало сил Советское государство, народному энтузиазму не было предела. Создавалась прочная научно-техническая база для наших работ. Все шло хорошо. Но в эти годы стал складаваться культ личности Сталина, сковывающий народную инициативу. В мире чувствовалось и грозовое дыхание приближающейся войны. Внимание многих ученых все более сосредоточивалось на вопросах обороны. Пришлось отложить в сторону многие чисто научные замыслы. Однако нам казалось, что некоторые наши исследования станут полезны обороне страны. Нашлись влиятельные люди, которые отмахнулись от наших предложений. Кое-кто обвинил нас в том, что мы мешаем оборонным мероприятиям. Вы поймете смысл подобного обвинения в те годы и как все это дли нас обернулось на практике. Мы потеряли значительное время и несколько замечательных творческих людей — наших товарищей по совместной работе. Это были страшные, тяжелые годы. И все-таки, несмотря на трудности, в феврале 1940 года в нашей стране прошли летные испытания первого ракетного планера с жидкостным ракетным двигателем. Правда, он был ведом самолетом-буксировщиком. Но это был очень важный шаг в развитии реактивной авиации. Он оказал определенное положительное влияние на дальнейшее развитие и вообще на полеты с реактивными двигателями. В годы Великой Отечественной войны, в 1942 году, удалось поднять в небо первый самолет с. реактивным двигателем.

Сейчас во всех направлениях земного шара летают широко известные самолеты конструкции Андрея Николаевича Туполева, Сергея Владимировича Ильюшина, Олега Константиновича Антонова. Сбылись вещие слова прозорливого Циолковского: «За эрой аэропланов винтовых должна следовать эра аэропланов реактивных, или аэропланов стратосферы».

— Я правильно вас понял: задолго до начала минувшей войны имелись возможности сделать значительно больше для развития реактивной техники?

— Да. Среди крупных военных специалистов в то время имелись люди, на мой взгляд, не понимавшие великого будущего реактивного двигателя. Конечно, ему следовало тогда же уделить максимум внимания. В нашем деле порой дорог каждый месяц. Легко представить себе, как изменился бы ход войны, если бы реактивные самолеты, артиллерийские реактивные установки мы запустили в производство за 2 — 3 года до начала фашистского нашествия на нашу Родину. Однако имелись высшие государственные деятели, которые не видели пользы в замене винтового двигателя реактивным.

— Сталин?

— Возможно, что он знал о проводимых нами опытах. Однако все внимание руководителей оборонных организаций, советников Сталина по военным делам сосредоточивалось на разработке конструкций новых типов самолетов с поршневым двигателем, артиллерийских орудий обычного типа.

— Вы встречались со Сталиным?

— Да, но много позже, после войны. Мне было поручено доложить о разработке ракеты. Он слушал молча, почти не вынимая изо рта трубки. Иногда прерывал меня, задавая короткие вопросы, Не могу не рассказать о таких деталях. Перед тем, как войти в его кабинет, меня предупредили, чтобы я ему не задавал никаких вопросов, был предельно краток. Имевшуюся у меня небольшую папку с тремя листками конспекта доклада взять с собой не разрешили. Сталин ответил на мое приветствие, но руки не подал. Внешне он был сдержан. Я не знал, одобряет ли он то, что я говорю, или нет. Достаточно Сталину было сказать «нет», как это «нет» в мгновение становилось законом. Такая была обстановка. Эта встреча все же сыграла свою положительную роль. Видимо, Сталину, его военным советникам стало наконец ясно, что первые опыты по созданию реактивных самолетов, артиллерийских установок и других разработок могут дать впоследствии положительные, далеко идущие результаты. Возможно, что именно тогда ему и напомнили о группе советских ученых, которые шаг за шагом пробивали дорогу этим идеям. Только после 1953 года нам создали необходимые условия для настоящей интенсивной работы. Как вам известно, они дали определенный эффект. В 1957 году вышел на орбиту Земли первый искусственный спутник Земли. Несомненно, все, что мы делали долгие годы, привело к такому положению, когда количество выявилось наконец в желаемом нами качестве. Но несомненно, этот момент мог наступить и раньше, если бы было внимание к этим работам.

Мне хочется отметить роль ЦК нашей партии и правительства и Никиты Сергеевича Хрущева в развитии науки и техники и, в частности, космонавтики.

— Много раз вы беседовали с Никитой Сергеевичем Хрущевым?

— Да, Никита Сергеевич проявляет много подлинной государственной заботы о создании космической техники, знает по именам конструкторов, ученых.

— Можете ли вы рассказать о своем жизненном пути? — попросил я, возвращаясь к первому вопросу, заданному в начале беседы.

— Мне думалось, что я уже и так рассказал, пожалуй, больше, чем следовало, — улыбнулся в ответ ученый, — Но от вашего вопроса, видимо, не уйти. Ну что же, — неохотно проговорил ученый, — очень кратко. Родился на Украине в 1907 году в семье учителя. Отец умер, его не помню. Воспитывали меня мать-учительница и отчим — инженер. Среднего общего образования получить сразу не удалось — не было условий. Окончил двухгодичную профессиональную строительную школу. Работал плотником, позднее перешел на станок, на производство. Мой трудовой стаж начался с 16 лет. Я мечтал получить высшее образование. Мне это удалось. В первый день приезда на учебу в столицу ночевал на Красной улице, в пустынном монастыре. Его потом переоборудовали под общежитие. В ту ночь я был первым и единственным жителем будущего студенческого городка. Учебу приходилось, однако, совмещать с работой на производстве.

— Где же вы работали?

— В основном на предприятиях тогда еще молодой авиационной промышленности. Теория и практика, практика и теория — очень полезные вещи.

— Если можно, назовите тему вашей дипломной работы.

— Секрета тут никакого нет. Когда я защищал ее, она уже летала.

— Как летала?

— Да, летала. Мною был сконструировав и построен двухместный легкомоторный самолет. Вам будет, наверное, интересно знать, что руководил дипломной работой Андрей Николаевич Туполев. Он мой первый и самый любимый учитель. Все мои работы, связанные с самолетостроением, носят на себе печать его оригинального конструк­торского мышления, его умения смотреть вперед, находить все новые и новые решения. Академик по праву гордость советского народа. Он счастливо сочетает в себе выдающегося конструктора-ученого и воспитателя. То, что Со­ветская страна имеет такие могучие крылья, во многом заслуга и А. Н. Туполева.

— В начале нашей беседы вы вспоминали о встрече с К. Э. Циолковским. Это было после окончания учебного заведения?

— Да. Нас привело в Калугу, где жил ученый не любопытство. Нам хотелось попробовать свои силы в практическом разрешении идей, предло­женных великим соотечественником. Нам необхо­дим был его совет. Встреча с Константином Эдуардовичем, я уже говорил вам, сыграла решающую роль в направлении нашей деятельно­сти. Огромно влияние в этом отношении и энту­зиаста ракетного дела конструктора Фридриха Артуровича Цандера. В 1932 году был создан ГИРД. Мне доверили руководить этим небольшим коллективом. Научную часть возглавил Ф. А. Цандер, развернувший кипучую деятель­ность. Вскоре наши исследования увенчались известными успехами. В небо поднялась первая отечественная ракета на жидком топливе. Это заметила и одобрила научная обще­ственность. В 1933 году наконец создается первый в стране Реактивный научно-исследовательский институт. Меня назначили замести­телем директора по научной части, а затем я работал руководителем одного из его KB, разрабатывал конструкции новых ракет. Это была увлекательная пора разнообразной науч­ной, конструкторской и экспериментальной ра­боты. Воспользоваться непосредственной консуль­тацией Константина Эдуардовича, к сожале­нию, мы уже не могли в 1935 году его не стало. Мир потерял величайшего ученого, имя которого никогда не умрет в сердцах благодар­ного человечества. Этот человек примечателен и тем, что с первых дней революции понял великую миссию ленинской партии и ее роль в прогрессе человечества. Идеи, оставленные ученым, по-прежнему были нашим компасом. Мы продолжа­ли искать и искать. Проводилось бесчисленное количество опытов. Далеко нe все удавалось. Но мы не теряли надежд. Но, повторяю, несмотря на то, что был создан институт, желаемого внимания к нашему делу все-таки не было. Нередко над нами посмеивались, называя «лунатиками», «мар­сианами», иногда зло острили, порой просто отма­хивались, рекомендуя заниматься земными дела­ми. Сейчас, оглядываясь назад, я с полной ответ­ственностью могу сказать, что, будь в те годы необходимое государственное понимание наших проблем, мы успели бы сделать многое и значительно раньше из того, что создали сейчас.

— Вы окончили аэромеханический факультет МВТУ. Значит, вы дипломированный конструктор самолетов?

— Да, забыл вам сказать. В 1930 году я окончил еще школу летчиков. Таким образом, имею еще одну профессию — летчика.

— И много вы летали?

— Мне удалось сделать довольно много поле­тов, в том числе испытательных. Как конструкто­ру это дало исключительно много. Одно дело, когда ты слушаешь доклад летчика о твоей ма­шине, которую он испытывает, другое дело — когда сам сидишь за штурвалом и как инженер оцениваешь все «за» и «против».

— Расскажите о ваших научных трудах и кон­струкциях.

— На это уйдет слишком много времени, — за­метил мой собеседник. — Написан ряд различных работ. Все они посвящены проблемам реактивной техники. Но основная моя работа заключалась всегда в разработке, оcуществлении и отработке в полетных условиях различных ракетных конструкций. Начиная от малых ракет до кос­мических кораблей.

— Какое у вас ученое звание?

— В 1953 году меня избрали членом-корреспондентом Академии наук СССР, а через несколько лет действительным членом Академии наук.

— Это было после запуска первого искусственного спутника Земли?

— Да, в 1958 году.

— Запуск искусственного спутника Земли в 1957 году, — продолжает рассказывать Главный, — стал как бы венцом наших почти 30-летних экспериментов, опытов и исследований. Мир дал оценку достижениям советских ученых, конструкторов. Не буду об этом напоминать. Она всем известна. Советская страна первой прорубила окно в космос.

Я стараюсь запомнить рассказ ученого с возможной точностью, ничего не упустить.

— До войны мы, ученые, конструкторы, считали, что не хватит одной жизни, чтобы пробиться к звездам. Мы, правда, твердо верили, что проникнем в космос, но когда? Начиная с 50-х годов стало ясно: путь к звездам будет открыт в ближайшее десятилетие. В 1957 году над Землей промчались первые межконтинентальные ракеты. Их скорость была близка к первой космической. Наконец, мы разработали системы ракетоносителей, сумевших разорвать путы земного притяжения и вынести космическое тело на орбиту вокруг Земли. Последующие шаги вам известны. Полеты космонавтов и их старты и приземления происходили на ваших глазах. Стоит ли повторяться? Может, лучше сказать хотя бы в общих чертах к чему мы стремимся?

— Это очень интересно.

— Космические корабли будут летать все дальше и дальше в глубь Вселенной. Мы стремимся достичь планет нашей Солнечной системы — Марса и Венеры. Вам известно, что автоматические межпланетные станции уже летали к ним. Несомненно, помчатся во Вселенную все новые и новые летающие лаборатории. Все, конечно, сводится к одной цели — к тому, чтобы ступить ногой на поверхность этих загадочных планет, познать их сущность, а в итоге лучше познать окружающую нас Вселенную и саму Землю, на которой мы живем. Одной из задач также остается высадка человека на Луну и возвращение его обратно. Каким образом будет осуществляться этот замысел — окончательно сказать еще трудно. Возможно, вначале вокруг Земли начнет плавать гигантская орбитальная станция — причал для космических кораблей по маршруту: «Земля — орбитальная станция — Луна», «Луна — орбитальная станция — Земля». В корабле «Восток» совершали путешествия космонавты, каждый из которых был одновременно и пассажиром, и командиром корабля, и ученым-исследователем. Мы приближаемся к осуществлению мечты о плавании в космосе кораблей более вместительных. В них смогут жить и работать одновременно несколько человек. Сейчас к таким полетам готовятся экипажи, состоящие из командира корабля и ученых. Наличие в корабле физика или астронома позволит найти ответ на многие тайны Вселенной. Пожалуй, и все.

— Еще один вопрос. В какой мере освоение космоса поможет людям в борьбе со стихией?

— В огромной степени. Недолго ждать, когда человек из пассивного созерцателя климата перейдет к активному формированию его. Да, не улыбайтесь. Мы научимся делать погоду такой, какая нам понадобится, и там, где надо. Наши космические аппараты смогут в засушливой зоне «вызывать» дожди, а в районе скопления грозовых туч разгонять их, чтобы не вызывать вредных для посевов ливней, града. Человек станет полновластным хозяином своей планеты. Все расходы на создание космических кораблей, на полеты в космос окупятся во сто крат. Когда создатели проектов первых реактивных самолетов отстаивали их целесообразность, находились скептики, считавшие их ненужной дорогостоящей затеей. Теперь скептики посрамлены. Затраты, произведенные на эксперименты и конструирование реактивных самолетов, полностью окупились.

— Какие еще конкретные выгоды несет человечеству освоение космоса?

— Многие. Скажу очень кратко. Время нашей. беседы затянулось. А у меня неотложные дела. Прежде всего космические корабли станут великолепным средством транспорта. Скорость космических кораблей в десять раз больше самых быстрокрылых самолетов. Путь от Москвы до Нью-Йорка вместе со стартом и посадкой займет всего 1,5 — 2 часа вместо 11. Можно будет перевозить почту — письма, посылки и даже грузы.

— А человека?

— Конечно, и человека.

— А перегрузки на старте и приземлении?

— Конструкторская мысль не стоит на месте. Обеспечим пассажирам полный комфорт.

— А что, пассажиры космических кораблей так же, как и космонавты, будут катапультироваться и опускаться на космодром при помощи парашютных устройств? Мне это как пассажиру не очень нравится.

Главный конструктор громко засмеялся:

— Мне это, пожалуй, тоже не понравилось бы. Все будет устроено так, что приземление ничем не станет отличаться от посадки самолетов.

— Даже не верится.

— Поверьте мне, что это так и будет, и причем скоро.

Много говорят о значении искусственных спутников Земли для установления глобальной связи.

— Не только говорят. Уже сейчас при помощи искусственных спутников, запущенных американскими коллегами, мы в печальные для Америки дни видели, например, телевизионные передачи из Вашингтона. Эта проблема успешно решается и у нас. Наступит день, когда отечественные искусственные спутники Земли обеспечат нам прием телепередач в любое время дня, с любого континента. Велико значение спутников как навигационного средства. Воздушный лайнер или океанский корабль в самых сложных погодных условиях может смело идти по заданному курсу, опираясь на данные, получаемые с летящего вокруг Земли искусственного спутника Земли.

— Как-то в одной из бесед на космодроме вы обмолвились о том, что околоземное пространство может стать мировой здравницей. Что вы имели в виду?

— Я, конечно, не биолог, как вам известно. Но тем не менее, анализируя проведенные, опыты, результаты научных исследований, можно с уверенностью сказать, что, в частности, невесомость (в определенных дозах, конечно) может стать средством лечения сердечно-сосудистой системы, различных легочных заболеваний, дифтерии и других болезней. Это очень перспективная задача, она требует изучения и изучения. Ученые, посвятившие себя вопросам космической медицины, скажут свое окончательное слово. Настанет день, когда в околоземном пространстве профсоюзы откроют санатории «Космос», «Электрон».

— Последний вопрос. Как бы вы сформулировали ваши научные цели?

— 40 лет назад я мечтал летать на самолетах собственной конструкции. А всего через 7 лет после этого и, конечно, после встречи с К. Э. Циолковским, беседа с которым, как я уже говорил, произвела на меня огромное воздействие, решил строить только ракеты. Константин Эдуардович потряс тогда нас своей верой в возможность космоплавания. Я ушел от него с одной мыслью — строить ракеты и летать на них. Всем смыслом моей жизни с этих лет стало одно — пробиться к звездам. С глубоким уважением вспоминаю второго своего учителя, оказавшего на меня также большое влияние, — Фридриха Артуровича Цандера. Мы, его ученики, никогда не забудем его слов: «Да здравствует работа по межпланетным путешествиям на пользу всему человечеству! Все выше и выше, к звездам!»

— Вы не можете показать вашу первую книгу?

— Отчего же, — конструктор достал из шкафа в соседней комнате небольшую книжечку, которой почти 30 лет.

— А вы не посылали ее Константину Эдуардовичу?

— Посылал. Правда, не указал обратного адреса.

Да. Именно об этой первой книге Главного конструктора писал Циолковский: «Книжка разумная, содержательная, полезная...»

— Будем заканчивать нашу беседу, — предложил Главный конструктор. — В заключение мне хочется сказать: то, чего мы добились в освоении космоса, — это заслуга не отдельных людей, это заслуга всего народа.

А. РОМАНОВ.