НОВЫЙ, 1960 год Гагарины встречали дома у заболевшей дочки, нарушив артельный закон Заполярья. И все же в полночь в их скромную обитель пришли верные друзья — бывшие соседи Вдовины, Злобин, Репин и Шонин. Вот тогда добрым словом проводили старый год, а в наступающем пожелали друг другу счастья и успехов в службе. А оно, счастье, пришло уже через две недели. Распоряжение начальника штаба Северного флота от 14 января гласило: «Командировать старшего лейтенанта Гагарина Юрия Алексеевича в Москву…» Адрес — войсковая часть… О сроках командировки ничего не говорилось. И началось. Медики, психологи, баллистики и авиаторы терпеливо, по крупицам вырабатывали формулу «человек в космосе». Помимо состояния здоровья, врачи выискивали в кандидатах скрытую недостаточность или пониженную устойчивость организма к факторам, характерным для космического полета, оценивали полученные реакции при действии этих факторов. Обследования велись при помощи биохимических, физиологических, электрофизиологических и психологических методов, а также специальных функциональных проб. Кандидатов выдерживали в барокамере при различных степенях разреженности воздуха, крутили на центрифуге, похожей на карусель. Врачи изучали, какая у них память, сообразительность, насколько легко переключается внимание, какова способность к быстрым и точным действиям. В конце первой недели обследования медико-биологические процедуры прервались, и врачи уступили место психологам и будущим руководителям Центра подготовки космонавтов — Каманину, Карпову, Бабийчуку, Никерясову. Беседовали индивидуально, коллективно, группа с группой. Их установки звучали жестко — не запугивая предстоящими тяготами, легкой жизни никто не обещал. Только поздно вечером, когда члены придирчивой комиссии покидали госпиталь, кандидаты в космонавты собирались в большой комнате, общались, делились впечатлениями и мечтательно говорили о планах на будущее, о котором толком никто ничего не знал. Нередко разряжал обстановку Герман Титов. Его влюбленность в литературу поражала. Титов как бы для себя в наступившей тишине вдохновенно наизусть читал Пушкина, Лермонтова, Байрона, Есенина и Блока. Читал по-девичьи, очень лирично. Процедуры, одна сложнее другой, продолжались и в феврале. Результаты своих выводов врачи хранили в строжайшем секрете. Но через полмесяца начались отчисления. Группы кандидатов быстро редели, летчики возвращались в свои части. Вечером 6 февраля полковник Е.А.Карпов объяснил по группам принцип отбора кандидатов в космонавты. В полете они вынуждены будут находиться в условиях длительной гиподинамии и невесомости, а экипажи космических кораблей подвергнутся испытанию в замкнутом пространстве на психологическую совместимость. Чтобы выработать методы борьбы с опасными явлениями, необходимо выявить их негативное воздействие на человеческий организм, его психику. Евгений Анатольевич дал понять, что предстоят новые нелегкие испытания. Реакция последовала незамедлительно. Из госпиталя стали уезжать летчики, не пожелавшие впредь подвергать себя «непонятным экспериментам». Комиссия никого не удерживала. Принцип добровольности соблюдался неукоснительно. У тех, кто твердо решил остаться, родилась идея выпускать стенную сатирическую газету «Шприц». Редактором ее первого номера стал Гагарин. Только через месяц, 19 февраля, свободным от экспериментов кандидатам было разрешено увольнение в город. Карпов посоветовал своим подопечным обязательно посетить кинотеатр или сходить на хоккейный матч. Юрий же тотчас уехал в Гжатск. Родителям он сказал, что находится в Москве в командировке. В субботу и воскресенье командование ему разрешило побыть на родине. Дома все без изменений. Ему приходится много летать. Валюша активно участвует в работе женсовета. Леночка выздоровела и снова ходит в детские ясли. Так что все идет своим чередом. Поездка в Гжатск оказалась для Юрия очень кстати. Общение с матерью и отцом вдохнуло в него новые силы, придало уверенности. Анна Тимофеевна и Алексей Иванович сразу заметили в сыне сильное переутомление, и оба дня, вплоть до самого отъезда, заботливо хлопотали возле своего Юраши.

Когда Гагарин вечером в воскресенье вернулся в Москву, пол­ковник Карпов тут же пригласил его на «индивидуальную беседу». Первый вопрос опекуна кандидатов был вроде бы естественен:

— Что удалось сделать за субботу и воскресенье, Юрий Алексеевич? Что нового увидели в Москве?

— Навестил родителей в Гжатске, товарищ полковник, — четко доложил Гагарин. — Я ведь ничего не писал им о своей поездке в Москву.

— Родители остались довольны встречей?

— Очень… После окончания летного училища и отъезда для службы на Север я не виделся с ними почти два года. Соскучился по матери.

— Но у вас в минувшем году был очередной отпуск? Что же в пятьдесят девятом не удалось хоть недельку побыть дома?

— Не удалось, товарищ пол­ковник. Валюша подарила мне дочку Леночку, и с поездкой на родину мы коллективно решили повременить… Провели отпуск на Севере, по месту службы.

— Чем сейчас занимаются ваши родители в Гжатске, Юрий Алексеевич? — опекун будущих космонавтов был само внимание.

— Мать, Анна Тимофеевна, домохозяйка. Отец, Алексей Иванович, мастер на все руки по плотницкому делу. Сейчас во главе колхозной бригады в Клушино, моей родной деревне, он строит клуб. Собирается на пенсию. Но без дела, конечно, сидеть не будет, не такой у него характер.

— Наверняка знаете, чем сестра и братья занимаются? — тут Юрий понял, что, готовясь к этой встрече, полковник Карпов основательно проштудировал его личное дело. Теперь, видимо, захотел услышать о происшедших в жизни близких родственников переменах.

— А как же? Знаю, — с вызовом заявил Гагарин. — Сестра, Зоя, трудится медсестрой в городской поликлинике. Старший брат, Валентин, работает шофером в местном автохозяйстве. Младший брат, Борис, после службы в армии работает на радиозаводе слесарем-ремонтником. Этот в отца пошел. Все мастерит по дому и на работе им очень довольны.

— У вас пока одна дочка? — снова спросил Евгений Анатольевич. — А какие семейные планы есть вообще, на перспективу?

— Пока одна, Леночка, товарищ полковник, но мы решили с Валюшей не останавливаться на этом, — загадочно улыбнулся Юрий и добавил: — В семье родителей четверо детей, у жены тоже есть сестра и брат.

На этой приятной ноте и закончилась «индивидуальная беседа» Гагарина с полковником Карповым. В комнату вошел следующий кандидат в космонавты, представился: «Старший лейтенант Леонов». После встречи с Леоновым опекун кандидатов в космонавты долго беседовал с Нелюбовым. Для Евгения Анатольевича Григорий больше других претендентов представлял бесконечную загадку. Его темперамент, быстрота ума, умение держать слово подкупали любого человека, которому доводилось соприкасаться с этой незаурядной личностью. Классный летчик, одаренный спортсмен, он и в компании избранных выделялся начитанностью, широтой общего кругозора, природным обаянием, мгновенной реакцией на смену конкретной обстановки. Эти исключительные качества помогали Нелюбову в короткое время находить благоприятные подходы к совершенно разным людям. После 23 февраля процедуры носили уже демонстративный характер. Все указывало на то, что испытания приближаются к своему логическому завершению. В госпитале осталось всего двадцать летчиков, самых стойких, наиболее упорных. Они трудились с огромной отдачей, самозабвенно преодолевая труднейшие барьеры. Ведь от них требовалось не дерзкое лихачество, а зрелое мастерство и настоящее мужество. Каждый из кандидатов был одержим страстным желанием стать первопроходцем космоса, совершить то, что нужно советскому народу и родной стране. И Гагарин пока не был среди космических претендентов первым. На этом этапе подготовки к полету Юрий оставался равным среди равных.

ВЕЧЕРОМ 4 марта полковник Карпов собрал у себя всех кандидатов в космонавты и объявил: «Программа вашего медицинского обследования завершена. Специалистами Государственного научно-исследовательского испытательного института авиационной и космической медицины Министерства обороны из трех тысяч двухсот тридцати военных летчиков отобрано двадцать человек. После оформления документов вы возвращаетесь в свои части для полного расчета. Перед отъездом в воскресенье, 7 марта, вам назначил прием главком ВВС Главный маршал авиации Вершинин Константин Андреевич. Начало специальных занятий, после вашего возвращения в Москву, 14 марта». Сделав это объявление, Евгений Анатольевич огласил список зачисленных в отряд кандидатов в космонавты с указанием воинского звания и летной должности:

Аникеев Иван Николаевич,

Беляев Павел Иванович,

Бондаренко Валентин Васильевич,

Быковский Валерий Федорович,

Варламов Валентин Степанович,

Волынов Борис Валентинович,

Гагарин Юрий Алексеевич,

Горбатко Виктор Васильевич,

Заикин Дмитрий Алексеевич,

Карташов Анатолий Яковлевич,

Комаров Владимир Михайлович,

Леонов Алексей Архипович,

Нелюбов Григорий Григорьевич,

Николаев Андриян Григорьевич,

Попович Павел Романович,

Рафиков Марс Закирович,

Титов Герман Степанович,

Филатьев Валентин Игнатьевич,

Хрунов Евгений Васильевич,

Шонин Георгий Степанович.

Сообщение начальника Центра подготовки космонавтов о встрече с главкомом ВВС, Главным маршалом авиации Вершининым, озадачило молодых летчиков. Многие из них, проходя службу на Севере или на Украине, и не видели до того руководителя выше командира дивизии, генерал-майора или полковника, а тут сразу Главный маршал авиации! Вершинин предстал перед будущими покорителями космических высот исключительно внимательным и сердечным человеком.

— Наша встреча, дорогие товарищи, знаменует собой наступление того важного периода в истории авиации, когда пришло время готовить людей с совершенно особыми качествами. У большинства из вас уже есть семьи, свои дети. Значит, вы сознательно посвящаете себя изучению новой и неизвестной еще отрасли человеческого знания. Много интересного ждет вас на этом пути, но и много трудного. Дело это, очевидно, необычное. Так что вам придется впредь идти по целине, непроторенными путями, как говорили древние, «через тернии к звездам». Партия и правительство придают космическим исследованиям первостепенное значение. Родина, советский народ надеются на вас. И у меня нет сомнения, что вы, коммунисты и комсомольцы, с честью оправдаете их высокое доверие… Гагарин и Шонин прилетели в Мурманск 8 марта в полдень, а до Печенги добрались только на следующее утро. 9 марта — день рождения Юрия. Валюша знала о его возвращении, так как 7 марта вечером он сумел дозвониться до штаба своего полка и попросил дежурного, а им оказался Николай Злобин, сообщить жене о его приезде. Валюша испекла именной пирог, украсила верхнюю корочку инициалами мужа и цифрой «26».Времени на сборы оставалось в обрез, всего двое суток. Вечером на пирог собрались подруги Валюши, две четы — Росляковых и Вдовиных, однокашники именинника по оренбургскому училищу — Злобин и Репин. Рядом с Юрием уселся Георгий Шонин. За столом — сплошные разговоры о скором отъезде Гагариных, так как Юрия назначают… «летчиком-испытателем». Разговоры то и дело прерывались веселой патефонной мелодией. Заместитель комэски Борис Вдовин прочитал несколько своих новых стихотворений о Заполярье. Потом хором пели песни, любимые Юрием еще из военного детства, — «Шумел сурово брянский лес», «Вечер на рейде» и почитаемую Валюшей «Песню о тревожной молодости». Утром 11 марта Гагарины и Шонин улетали к новому месту службы, в Москву. Хотя Валя плохо переносила воздушные путешествия, но на этот раз и она согласилась на полет, понимая, что всякие опоздания для Юрия исключены. Столица встретила будущих покорителей космоса сдержанно, даже буднично, в спешке. Временно их разместили в небольшом двухэтажном особняке армейской спортивной базы на территории Центрального аэродрома имени Фрунзе. Первой, 10 марта, в нем поселилась семья Поповичей, Павел и Марина с дочкой Наташей. Вечером 12 марта свое присутствие на «базе» обозначил и тут же удалился москвич Быковский. В течение двух дней, 12 и 13 марта, подтянулись почти все остальные. Конечно, все налегке. Только Николаев, прикативший к общежитию с вокзала на такси, извлек из багажника два увесистых чемодана. Шонин, неожиданно появившийся у входа, выразительно покачал головой: «Ничего себе приданое у старшего летчика!». Заметив недоуменный скепсис коллеги, Андриян безобидно бросил в его сторону: «Поживи с мое, сынок, и ты вот так же обогатишься». Гагарины получили маленькую комнатку на первом этаже, почти без мебели. Две кровати, стол, два стула, солдатская тумбочка, бывалый шкаф для одежды. Женатые, но без детей, и холостяки разместились на втором этаже. Размещение получилось, как у новобранцев. Но все же женщины и тут сказали свое веское слово. Вскоре на коммунальной кухне уже что-то варилось и жарилось для вечернего коллективного обеда… Так начала складываться «космическая команда» на Ленинградском проспекте в столице. Утром 14 марта, в воскресенье, на небольшом автобусе приехал полковник Карпов и разом увез всю мужскую половину. Для космических новобранцев в это воскресенье началась новая жизнь. По Ярославскому шоссе автобус доставил их на территорию будущего Центра подготовки, где в двухэтажном особняке обосновалось его управление, учебные аудитории и столовая. Пол­ковник Карпов объявил о порядке занятий на первую неделю и предоставил слово генерал-лейтенанту Каманину. Заместитель начальника Главного штаба ВВС, один из семерки Героев Советского Союза, спасателей челюскинцев, рассказал молодым летчикам о главной задаче, которую им предстоит решить. Николай Петрович не скрывал, что эта задача не из легких. Первый полет в космос может совершить человек, олицетворяющий высшие достижения советского народа, знающий свою научную и патриотическую миссию. Он должен в совершенстве владеть сложнейшей техникой, быть вооруженным большим объемом специальных знаний в области точных наук и околоземного космического пространства. Вводную лекцию по космической медицине прочитал профессор Яздовский. Он рассказал о факторах, с которыми встречается живой организм при полетах в космос. Известный специалист условно разделил их на три класса. К первому Владимир Иванович относил те из них, которые непосредственно зависят от физического состояния самого космического пространства: низкое барометрическое давление — фактически глубокий вакуум; отличный от земного, газовый состав среды; резкое колебание температур; различные виды ионизирующей радиации: метеоритная опасность. Во второй класс факторов Яздовский включил все зависящее от полета ракеты-носителя — шум, вибрации, большие перегрузки, невесомость. К третьему классу относились: искусственная атмосфера внутри космического корабля, ограниченные размеры кабины пилота, сужение двигательной активности человека, его эмоциональное напряжение, психические и нервные нагрузки, а также существенные неудобства, связанные с пребыванием в специальной одежде. Лекции медиков были интересны в первый и во второй дни. Но когда в деталях они повторились на третий и четвертый, будущие космонавты заскучали: «Звали летать на новой технике, а устроили «настоящий медпросвет». Узнав о том, что в Центре ограничиваются только медико-биологической тематикой, Королёв вмешался немедленно и отрядил для чтения специальных курсов целую группу ведущих сотрудников своего Особого конструкторского бюро. Часть субботы и воскресенье начальство предоставило «учебному контингенту» посвятить устройству быта. Холостяки получили места в офицерской гостинице, а семейные — благоустроенные квартиры на Ленинском проспекте в столице. Тут же полковник Карпов предупредил подопечных, что со следующей недели вводится новое расписание: три дня будут посвящены теоретическим занятиям, а три — спорту. Это врезалось в память всем. В понедельник, 22 марта, курс «Механика космического полета» открыл ведущий конструктор королёвского ОКБ профессор Михаил Клавдиевич Тихонравов. Его сменил молодой доктор технических наук Борис Викторович Раушенбах. Он приступил к чтению курса по системам управления и ориентации корабля в околоземном пространстве. Занятия по системе катапультирования и особенностям устройства космического скафандра проводил начальник специализированного КБ Семен Михайлович Алексеев. Об устройстве парашютной системы рассказал ведущий инженер специализированного НИИ Федор Дмитриевич Ткачёв. Курс динамики полета читал заместитель Главного конструктора Константин Давыдович Бушуев. Общую компоновку космического корабля излагал ведущий конструктор Олег Генрихович Ивановский. Активно включились в учебный процесс подготовки космонавтов инженеры-разработчики отдельных систем ОКБ Королёва, ведущие инженеры Феоктистов, Елисеев, Макаров, Севастьянов. Алексей Елисеев выступил специалистом по автономному регулированию. Константин Феоктистов рассказывал будущим космонавтам о новейших радионавигационных системах. Виталий Севастьянов читал курс по командным приборам, Олег Макаров — по системам жизнеобеспечения и регенерации. С первых дней, когда расписание еще не сложилось, полковник Карпов заполнял все паузы физкультурными занятиями. Известный армейский спортсмен Борис Владимирович Легоньков каждый учебный день начинал часовой зарядкой на открытом воздухе при любой погоде. Игровые занятия по волейболу и баскетболу он умело чередовал с гимнастикой, беговыми номерами и плаванием. Всякую критику в свой адрес со стороны подопечных о бесполезности кроссов на длинные дистанции или нырянии с вышки Легоньков вообще не воспринимал и непреклонно продолжал суровые тренировки в том же духе. В конце марта состоялось еще одно важное знакомство с заслуженным мастером спорта, рекордсменом мира по парашютным прыжкам Николаем Константиновичем Никитиным, человеком, творившим в воздухе чудеса. Никитин выслушал будущих космонавтов, установил степень их парашютной подготовки. Она оказалась всего лишь начальной. У Волынова числилось девять прыжков, у Поповича и Гагарина — по пять, у Нелюбова — всего три. Аникеев и Титов еще никак не проявили себя в этом деле. Николай Константинович настойчиво доказывал подопечным, что только парашютные прыжки цементируют коллектив, учат мужеству и отваге. Он сделал исчерпывающий вывод, что мужчина без парашютной подготовки — это неполноценный мужчина.

Им была поставлена фантастическая задача:

— За двадцать летных дней в течение шести учебных недель вы должны сделать не менее сорока прыжков, стать инструкторами парашютной подготовки!

Выслушав захватывающий монолог Никитина, Шонин поделился с Быковским соображением:

— Валера, тебе не кажется, что многие из нас, если вообще не все, сели не в тот служебный вагон?

— Да, Жора, ты прав, — мотнул головой Быковский, — пора сматываться по своим частям, пока нас здесь еще как следует не запомнили.

К счастью, это первое впечатление вскоре подтвердилось на все сто процентов «до наоборот». Бесстрашный экспериментатор Никитин строго следовал разработанному заранее плану. И совсем скоро его слушатели, очарованные этим волевым педантичным человеком, неоднократным рекордсменом мира, боялись пропустить даже одно инструкторское слово. Но 6 апреля вступила в строй законченная монтажом сурдокамера, опробовать которую добровольно вызвался Быковский. После обстоятельного инструктажа Валерия засадили в «безмолвное пространство» на целых пятнадцать суток, не сообщив ему заранее о таком суровом испытании. Никитин оказался прав со всех точек зрения. Его ученики превзошли и его смелые ожидания. Отстранение от прыжков за опоздание стало для них не каким-то желанным отдыхом, а подлинным наказанием. Космонавты научились прыгать на сушу и на воду, с больших и малых высот, без затяжки времени и с затяжкой, днем и ночью. Они вполне освоились в небе, научились подчинять себе парашют, если попадали в критические ситуации. У Титова при оставлении самолета перехлестнулись стропы основного парашюта. Купол обвис, не наполнившись воздухом. Герман умело воспользовался запасным парашютом. Заикин проявил свойственную мастеру выдержку в случае длительного затенения купола. Попович, как ни в чем не бывало, прыгал с поврежденным плечевым суставом. Аникеев мастерски вышел из состояния глубокого штопора. Не повезло Беляеву. Он при приземлении сломал ногу… Парашютная подготовка действительно объединила разных по характеру людей в монолитный, сплоченный коллектив. Она научила их сопереживать, помогать друг другу в трудных ситуациях. Учебное время стремительно уплотнялось. Королёв торопил всех — своих специалистов и будущих космонавтов. Во многом обстановка прояснилась через месяц. В полдень 15 мая полковник Карпов сообщил подопечным о запуске на орбиту Земли корабля-спутника с биологическими объектами весом более четырех с половиной тонн! Без всяких комментариев Евгения Анатольевича была очевидна цель этого принципиального запуска — дальнейшая отработка всех систем жизнеобеспечения для безопасного орбитального полета человека. В последний день мая решился один важный вопрос. Занятия на корабле-тренажере, которые проводил летчик-испытатель Марк Лазаревич Галлай, показали, что тренировать параллельно всю «двадцатку» трудно, да и дело двигалось слишком медленно. Королёв встретился с Каманиным и Карповым, и они решили выделить передовую «шестерку» для ускоренной подготовки к первым полетам. Пришлось учитывать многие личностные критерии, которые доложил начальник Центра подготовки: габариты претендента, результаты нагрузочных проб и психологических тестов, успехи в теоретических занятиях, физическое состояние. Каманин дополнил Карпова своими наблюдениями о характере, отношении к товарищам, поведении в быту каждого из летчиков. Они и утвердили такую «шестерку»: Титов, Варламов, Гагарин, Попович, Карташов, Николаев. Теоретические занятия по-прежнему проводились со всем отрядом, но тренажерная аппаратура предпочтительно предоставлялась лидирующей «шестерке». Во вторник, 3 июня, полковник Карпов беседовал с отобранным авангардом, профессионально разбирал успехи и просчеты каждого летчика.

— Я хорошо понимаю, что вам приходится осваивать очень трудную программу, — каждому говорил Евгений Анатольевич в заключение. — Но ведь вы лучшие из кандидатов на первый полет!

В понедельник, 16 июня, Попович созвал партийное собрание отряда, которое рассмотрело заявление Гагарина о приеме его в члены партии. Рекомендации сослуживцев-северян, парторга части Рослякова, комэска Решетова и летчика-инструктора Ильяшенко пришли быстро. Все рекомендующие коммунисты отметили лучшие человеческие и профессиональные черты Юрия. Но Росляков и Решетов как бы поменялись местами. Парторг полка написал, что Гагарин летает грамотно и уверенно, а комэска отметил его политическое развитие и активное участие в общественных делах. Лучший летчик-инструктор части, неоднократно проверявший готовность Юрия к полетам в сложных метеоусловиях, также выделил его личную порядочность, добросовестное отношение к выполнению партийных поручений и занятиям в вечернем университете марксизма-ленинизма. Выступившие на собрании Беляев, Комаров, Попович и Карпов отметили, что Гагарин предан партии и Советскому правительству. Быть в рядах партии Ленина достоин!.. За это предложение коммунисты проголосовали единогласно. Тут же, в «Боевом листке», который после звучных названий — «Луна», «Марс», «Венера» — получил стабильное название «Нептун», появилась чья-то короткая заметка о том, что Гагарин является отличником в изучении теоретических дисциплин. Об истинном авторе этой заметки, полковнике Карпове, знал только редактор «Боевого листка» Алексей Леонов. Утром в среду, 18 июня, сразу после физической зарядки начальник Центра подготовки полковник Карпов предложил всему составу отряда привести себя в образцовый порядок, переодеться и через час быть готовыми к отъезду в ОКБ Королёва… В этот день Главный конструктор впервые принимал будущих космонавтов на своей могучей научно-производственной базе.

ЮРИЙ вернулся домой каким-то особенным, окрыленным. Громко чмокнув, поцеловал жену и дочку. Раньше возьмет Леночку на руки, станет листать с нею книжку, а сам вскоре начинает «клевать носом», засыпает. А тут — никакой усталости, глаза светятся радостью, с губ улыбка не сходит. Но продолжает загадочно молчать.

Валюша сразу заметила это необычное состояние мужа и, не проявляя излишнего любопытства, ровненько так спросила:

— У вас что-то интересное произошло сегодня на занятиях, Юра, или все было обычно?

Юрий пристально посмотрел в глаза Валюше и все еще, то ли сохраняя интрижку, то ли колеблясь: «сказать — не сказать», ответил вначале односложно:

— Как ты не понимаешь, что я каждый день встречаюсь с чем-то новым и необычным!

— Но сегодня было все же что-то особенно новое? — проявила настойчивость Валюша.

Внутренняя борьба закончилась. Юрий решил поделиться с женой своим «важным секретом»:

— Понимаешь, Валюша, сегодня нас впервые пригласил к себе Главный конструктор, Сергей Павлович Королёв, показал и рассказал нам о своем корабле!

— Какой, какой корабль? — переспросила Валентина.

— Какой?.. Космический! Тот самый, на котором скоро полетит кто-то из нашего отряда.

Валентина не сразу поверила своим ушам:

— Когда полетит кто-то из вашего отряда?

Лицо Гагарина сразу стало серьезным:

— Я точно не знаю. Сергей Павлович не сказал нам о сроках. Но, видимо, это произойдет скоро…

— Первым полетишь, наверное, ты? — машинально выдавила из себя Валентина.

— Не знаю, кто именно, — в задумчивости проговорил он. — Главный конструктор сказал, что в первый полет отправится только один человек на трехсоткилометровую орбиту, с первой космической скоростью. Он обвел всех нас пристальным взглядом и заключил, что первым может стать любой из нас… Но почему-то задержал взгляд на мне.

Разговор происходил за ужином, и у Валюши выпала из рук ложка. Она взволнованно попросила:

— Не скрывай, Юра. Ты напросился быть первым?

— Нет, сегодня ведь еще не решалось, кто полетит первым, — спокойно возразил Гагарин и продолжил свой рассказ: — Ответив на все вопросы, Сергей Павлович пригласил нас в цех, где на специальных подставках стоит несколько одинаковых шаров-кораблей. Об их устройстве нам рассказали заместители Главного конструктора. После этого Королёв предложил нам опробовать кресло пилота в кабине. Тут я действительно оказался первым. Понимаешь, просто так получилось!..

И в конце июня никто из руководителей Центра подготовки не говорил в отряде о сроках полета человека в космос. Учебные нагрузки между тем постепенно нарастали. В зените лета начались суровые испытания на вибростенде и в термокамере, снова на центрифуге и в сурдокамере. Их дополняли интенсивные тренировки на бегущей дорожке, качелях «Хилова», в кресле «Барани». Очень интересными стали занятия на материальной части. Больше всех вопросов по ходу их инженеры и конструкторы получали от капитана Комарова и старшего лейтенанта Гагарина. Вроде им хотелось больше других знать, как работают важнейшие системы жизнеобеспечения космического корабля. Очень сложными выдались тренировки на центрифуге. Каждому испытанию предшествовал тщательный медицинский осмотр летчика: температура, пульс, дыхание, кардиограмма. В случае допуска лаборанты устанавливали датчики и помещали пациента в кабину. Давался старт. Центрифуга быстро набирала обороты до контрольных отметок со строгой временной задержкой. После первой же тренировки на центрифуге с восьмикратной перегрузкой врачи обнаружили на спине Карташова покраснения. Сначала их приняли за случайность, но две следующие тренировки подтвердили предварительный диагноз: это — точечные кровоизлияния. Приговор медиков был неумолим. Карташова немедленно отчислили из отряда. Место Анатолия в «ударной шестерке» занял Нелюбов. Заменить Карташова мог и инженер-капитан Комаров. Но и его организм слишком избирательно реагировал на требования той же центрифуги. А тут еще врачи обнаружили у Владимира в июле экстрасистолу — нарушение сердечного ритма. И предпочтение было отдано человеку с «безупречным здоровьем». Труднейшее испытание поджидало будущих космонавтов при «многосуточной отсидке» в сурдокамере. Дольше всех, пятнадцать суток, отпахал в полном безмолвии первый доброволец Быковский. Потом он активничал, всячески подбадривал коллег: «Ничего особенного. Я не сломался, выдержите и вы». Жить в ограниченном пространстве и абсолютной тишине неуютно, но к этому надо привыкнуть, потому что это повторится в космическом полете. В отсутствие общения важно загрузить себя работой. Это единственный выход — все время ведь спать не удастся! В самом конце июля подошла очередь Гагарина на эксперимент в сурдокамере. Почти две недели находился он в абсолютной изоляции. Для Валюши это была его очередная «служебная командировка». Юрий составил для себя четкий распорядок, в котором главным была работа. Он читал Ефремова, рисовал звездное небо, записывал свои размышления о характере предстоящего полета. Порой, возвращаясь к реальности, становилось невмоготу от беспомощности и одиночества. Но волевым усилием Гагарин побеждал минутные слабости и в сотый раз отстукивал на ключе ставшее привычным радиосообщение: «Настроение бодрое. Ничего особенного не происходит. Живу отлично. Продолжаю трудиться». Врачи придавали эксперименту в сурдокамере особое значение. В специальном журнале по каждому испытанию делалась итоговая запись. Юрий удостоился похвальных эпитетов: «В опыте по длительному пребыванию в замкнутом пространстве Гагарин показал высокий уровень функциональных возможностей нервно-психологической сферы, высокую устойчивость к воздействию экстрараздражителей — умение владеть собой, способность расслабляться даже в короткие паузы, быстро засыпать и самостоятельно пробуждаться в заданный срок. Одиночество он перенес легко. Отклонений от нормы не обнаружил». Почти каждый раз, когда летчики появлялись на опытной базе ОКБ, Сергей Павлович непременно выкраивал полчаса или час, чтобы встретиться с подопечными, поговорить с ними «по душам». В середине августа, предваряя занятия инженера Севастьянова по системе регенерации, Главный конструктор сказал космонавтам: «У нас все готово к полету, но надо еще все как следует проверить, опробовать, убедиться в надежности, безопасности для жизни. Если кто-то из вас скажет мне, что ради полета в космос он готов пожертвовать жизнью, то я перестану уважать этого человека. Жизнь — это самое дорогое благо, и за нее надо бороться, идти на все, кроме предательства и подлости». За испытанием в сурдокамере последовала нелегкая «парилка». Сутки в скафандре при температуре свыше пятидесяти градусов и влажности сорок процентов первым провел Шонин. Его сменил Волынов. Отличился Рафиков. Через восемь часов после облачения в космический костюм его одолел сон. Почти сразу пошли сновидения с видами на море, горными водопадами, фонтанами. Пот сочился из всех пор испытуемого, а тут — бесподобная идиллия… Так Марс и проспал почти до конца эксперимента. Барокамеру и невесомость все космонавты прошли без особых замечаний. Лишь Николаев, неожиданно для самого себя, очень трудно перенес «подъем» всего на шесть тысяч метров. Тогда как невесомость, в сравнении с другими упражнениями, здорово повеселила их. Попович так и сказал после полета с летчиком-испытателем Хаповым: «Я поначалу попробовал петь в сурдокамере. Не получилось. А тут, пожалуйста: чем сильнее орешь, тем четче слова выговариваются». Успешный запуск Белки и Стрелки 19 августа очень оживленно обсуждался в отряде. Особенно горячился Нелюбов. Вернувшись с Байконура, Королёв на следующий день появился в Звездном. Тут он выступал в роли «главного приемщика» всего того, что создавалось в Центре подготовки людей особенной профессии. Придирчиво, не в первый раз, осмотрев тренажный комплекс, как-то оценив весь ход занятий в отряде, Сергей Павлович не упустил случая поздравить Леонова с пополнением в семействе, подвел некий промежуточный итог в подготовке.

— На первых порах все идет неплохо, даже очень неплохо, — сказал он будущим космонавтам. — Только что мне сообщили об успешном возвращении на Землю Белки и Стрелки. Но надо уже сейчас думать, что делать дальше. Без прочного задела, нужного хода вперед не получится. Нам с вами предстоит большая работа, дорогие товарищи. И чем дальше мы продвинемся в своем особенном деле, тем неотложной работы будет все прибывать. Покидая «объект», Главный конструктор договорился с генералом Каманиным, взявшим с лета подготовку космонавтов под свое непосредственное командование, о составлении «профессиональных характеристик» на всех членов отряда. Разумеется, Николай Петрович поручил подготовить такие бумаги их непосредственному начальнику, полковнику Карпову. Характеризуя Юрия, Евгений Анатольевич написал: «Любит зрелище с активным действием, когда превалирует героика, воля к победе, дух совершенствования. На собраниях вносит дельные предложения, зная жизнь лучше, чем некоторые его товарищи. Постоянно уверен в себе, в своих силах. Уверенность всегда устойчива. Его очень трудно, по существу невозможно вывести из состояния равновесия. Настроение обычно немного приподнятое. Вместе с тем трезво рассудителен. Наделен беспредельным самообладанием. Тренировки переносит легко. Работает результативно. Развит весьма гармонично. Чистосердечен. Вежлив, тактичен, аккуратен до пунктуальности. Скромен. Интеллектуальное развитие Гагарина высокое. Прекрасная память. Выделяется среди коллег широким объемом активного внимания, сообразительностью, быстрой реакцией. Усидчив. Тщательно готовится к занятиям и тренировкам. Уверенно манипулирует формулами небесной механики и высшей математики. Не стесняется отстаивать точку зрения, которую считает правильной. В спортивных играх занимает место инициатора, вожака, капитана команды. Как правило, здесь играет роль его воля к победе, выносливость, целеустремленность, ощущение коллектива. Любимое слово — «работать». Он заботливый семьянин. Отношения с женой нежные, товарищеские». Внимательно прочитав все «профессиональные характеристики», Королёв отметил для памяти четверых — Титова, Нелюбова, Гагарина и Комарова. Сделал короткую запись об этом в своей записной книжке. Когда в следующий раз он приехал в Звездный, после осмотра строящихся объектов появился в учебном корпусе. Будущие космонавты уже чувствовали себя в отношениях с Главным конструктором естественно и задавали ему «любые вопросы». Комаров начал с вопроса о космодроме: «Программа обучения в Центре подготовки предусматривает тренировки на космодроме?» Титов спросил: «Почему космодром построен так далеко от Москвы?» Николаев уточнил: «Это правда, что существовал и «Марийский вариант» его размещения в Поволжье?» Выявились неясности и на материальной части, но Королёв ответил только на вопрос Гагарина: «Какие именно усовершенствования внесены конструкторским бюро Северина в космическое кресло пилота?» Вопросы Шонина, Аникеева и Рафикова Сергей Павлович записал, но ответить на них пообещал в другой раз, если специалисты его ОКБ не смогут заменить Главного конструктора на ближайших занятиях. Начало сентября выдалось радостным для семейных космонавтов — они получили в Звездном новые квартиры. Теперь отменялись часовые поездки на занятия и обратно. Все сразу оказалось рядом — учеба и работа. Валентина написала письмо в Оренбург и пригласила мать на новоселье. Такое же приглашение получили и родители Юрия, но в этот раз ни Анна Тимофеевна, ни Алексей Иванович приехать к Юраше не смогли — вовсю шла уборка урожая, а в такое время каждый час дорог, как говорят в народе. И все же новоселье Гагарины отметили достойно. Они пригласили к себе на вечер Леоновых, «земляка» Николаева, который до вступления в отряд космонавтов служил в Смоленске, и «северянина» Шонина. В окружении молодежи и мать Валюши, Варвара Семеновна, почувствовала себя лучше после недавней потери мужа. А дочке-то какая выпала радость лично поговорить с мамой, сказать добрые слова признательности и…пообещать весной внука.

В ОТРЯДЕ сложились исключительно дружеские отношения, но все космонавты получили безобидные клички, кроме Беляева и Комарова. Им «Гагара» приклеил уважительное — «академики». Так и пошло. Но в середине сентября Беляев еще залечивал травмированную на парашютных прыжках ногу. Варламов же выписался из госпиталя, приступил к тренировкам. А они не стали легче. Наряду с сурдокамерой суровым испытанием для будущих космонавтов стала центрифуга. Врач Ада Котовская с каждым новым экспериментом все увеличивала нагрузки. Первым на двенадцать «жэ» пошел Гагарин. Когда его вращали, Титов, следующий, лежал на диване и штудировал карманный атлас. Он несколько раз прошелся по карте и наизусть, закрывая пальцем названия, перечислил все звезды, которые могут пригодиться ему в полете для ориентировки при спуске. Эксперимент на вращение продолжался в пределах до пяти минут. Когда «колесо» остановилось, Юрий внешне выглядел, как всегда, но Котовская поняла, что чувствует он себя на этот раз неважно. На вопрос доктора о самочувствии, Гагарин пожаловался на неплотное прилегание очков. Под них сильно задувало, и он не мог точно реагировать на огни. Кроме того, ему показалось, что крест по достижении цифры «12» почему-то серел. Титов таких перемен не отметил, но сказал Котовской, что после цифры «10» особой разницы в самочувствии не происходит, давит, однако, очень сильно. В конце ноября для Гагарина доктор довела нагрузку до запредельной цифры «13»! Но и в этом случае Юрий, на вопрос Котовской: «Как самочувствие?», ответил: «Хорошее». А вот Варламов, при увеличении нагрузки только в десять раз почувствовал себя плохо. Через день результат эксперимента оказался тем же, отрицательным. Последовал неумолимый приговор — Варламов был отчислен из отряда. Его место в «ударной шестерке» окончательно утвердилось за Быковским. Щупленькому Валерию стало привычным замыкать рослую шеренгу. Будущие космонавты продолжали упорно осваивать все еще загадочный для них макет корабля. Казалось, все в его кабине было продумано до мелочей, и все же Главный конструктор, бывая в Звездном, всегда спрашивал своих подшефных: что, по их мнению, надо бы сделать по-другому? Оборудование кабины было насыщенным, начиная с приборной доски. Установленные на ней приборы показывали давление воздуха, его температуру, содержание кислорода и углекислого газа в кабине. В левой части доски разместился небольшой глобус, созданный специалистами Московского авиационного института. Об устройстве уникального прибора и принципах его работы рассказал на занятиях в отряде ведущий конструктор ОКБ Феоктистов. Это была необычная и приятная новинка для летчиков. Такого прибора не было в кабине истребителя. Как только корабль выйдет на орбиту, глобус начнет вращаться, и перекрестье на плексигласовой пластинке в каждый момент времени станет показывать пилоту именно ту точку земного шара, над которой он пролетает. Если же возникнет критическая ситуация и пилоту придется перейти на ручное управление, то от выбора места посадки можно будет точно определить время включения тормозной двигательной установки. И это тоже увидит космонавт на глобусе, который сразу повернется на четверть оборота вперед. Ведь тормозной путь корабля составляет почти одиннадцать тысяч километров! Определенную загадку в корабле представлял для летчиков так называемый «логический замок». Чтобы включить тормозную двигательную установку и начать спуск с орбиты к Земле, пилот должен был нажать на пульте особую красную кнопку, закрытую специальной крышкой. Чуть выше этой кнопки в два ряда располагались маленькие кнопочки с цифрами от нуля до десяти. Чтобы нажать красную кнопку и включить тормозную двигательную установку, космонавт должен был вскрыть запечатанный конверт, на внутренней стороне которого были напечатаны три «секретные цифры». Но нажать их требовалось в определенном порядке. Конструкторы рассудили здраво: перед активным вмешательством в управление кораблем космонавт должен доказать руководителям полета, что он находится в трезвом рассудке. Со второй половины октября к тренировкам на аппаратуре добавились необычные полеты на самолетах. Адаптацию организма к невесомости с использованием сначала двухместного истребителя, а затем пассажирского Ту-104 обеспечивали ведущие инженеры Северин и Березкин. «Звездных пассажиров» с этой целью поднимали в воздух опытнейшие асы — Анохин и Хапов. Эти полеты именовались в отряде «легкой прогулкой». После второй такой пробы Гагарин записал в бортовом журнале: «В полете не покидает ощущение приятной легкости. Попробовал двигать руками, головой. Все получается легко и свободно. Поймал плавающий перед лицом карандаш. На третьей горке при невесомости попробовал поворачиваться на сиденье, двигать ногами, поднимать их вверх, опускать вниз. Ощущение приятное. Где ногу поставишь, там она и зависает. Забавно. Состояние невесомости побуждает больше и непрерывно двигаться». О запуске третьего корабля-спутника с Пчелкой и Мушкой на борту первым услышал по радио в кабинете начальника Центра подготовки Волынов. Он неожиданно появился возле тренажера, бросил в сторону Титова, который готовился занять кресло в пилотской кабине:

— Поздравляю тебя, Герман.

Титов знал, что в спортивном зале продолжалась волейбольная схватка «морячков» и «пехоты», переспросил:

— С чем, Борис? Побили, все-таки, «морячков»?

— Я не о волейболе, Герман, — возразил Волынов. — Третий спутник с собачками запустили!

— Вот это здорово, братцы, — хлопнул в ладоши Титов. — Надо торопиться. Скоро Сергей Павлович нас отправит в корабле на околоземную орбиту… Обязательно отправит!

О причинах гибели третьего спутника с собачками рассказал на занятиях 5 декабря преподаватель по системам управления Раушенбах. В этот же день, сразу после теоретических занятий, на общем собрании отряда, по предложению Комарова, было решено направить в ОКБ делегатов, Беляева и Гагарина, для приглашения Главного конструктора в Звездный. Эту идею одобрили Каманин и Карпов. Но начальник Центра подготовки предупредил Беляева, что 6 декабря их встреча едва ли состоится, поскольку Сергей Павлович участвует в совещании командного состава Ракетных войск во Власихе. Евгений Анатольевич и предложил «делегатам» отправиться к Королёву 7 декабря. Встреча с Главным конструктором состоялась, и «делегаты» привезли из ОКБ важную новость о том, что руководством страны принято решение о новом наборе такого же отряда будущих космонавтов. Когда в понедельник, 9 января, профессор Яздовский приехал в Звездный и встретился с летчиками, то на вопрос Нелюбова: «Насколько верна информация о наборе второго отряда?», прямо заявил: «Верна. В январе специалисты института вновь отправятся в летные части и начнут отбор новых кандидатов». Профессор сделал небольшую паузу и вдруг заявил:

— Я не знаю точных планов Сергея Павловича, но уверен, что после полетов в космос большинства из вас руководство Центра подготовки обязательно воспользуется вашими услугами в подготовке следующих поколений исследователей Солнечной системы. Никто другой так не поймет, какие нужны в этом деле люди. Но чтобы учить других, вам самим надо быть высокообразованными людьми, постоянно расширять свой специальный и научный кругозор. Для вас это задача первостепенной важности. Приближался новый, 1961 год. Юрий направил поздравления и приглашения родным в Гжатск и Оренбург прибыть к 1 января в Звездный. Валюша, дескать, будет очень рада встрече, да и нуждается уже в помощи — ведь она ждет второго ребенка. Это особенное известие Юраши очень взволновало Анну Тимофеевну, но на чье попечение могла мать оставить приболевшего Алексея Ивановича? И кто в ее отсутствие присмотрит за домашним хозяйством? Написала трогательное письмецо любимому сыночку, пообещала, что при первой возможности обязательно навестит его семью, тем более что невестка обещает разрешиться первым внуком…

Пятничный день, 27 декабря, ни с того ни с сего стал особенным в жизни отряда. Большинство его членов отмечало годовщину своего зачисления кандидатом в космонавты. И все же. В тот день сразу после занятий на стихийно возникшем собрании вдруг встал вопрос: «Кто полетит на орбиту первым?» Как ни странно, особую активность на этот раз проявили «заказные молчуны» — Аникеев и Хрунов. Взял слово Евгений и сразу заявил, что, по его мнению и наблюдениям, Сергей Павлович отдает предпочтение Герману. Пусть Титов и летит первым. Он — наиболее достойный претендент. Иван не согласился. Он заявил, что самым первым на армейской спортивной базе появился Павел. Поповичу и лететь первым. Тут же заговорили другие. Беляев назвал первым Юрия. Этого же мнения оказались Филатьев, Волынов и Шонин. Некий итог подвел за остальных Леонов:

— Как видишь, Гагара, большинство отряда убеждено, что первым на орбиту должен полететь ты. А потому вот тебе наше отрядное напутствие. Трудно быть первым, но мы крепко в тебя верим и крепко на тебя надеемся. И еще одно. Какая бы слава на тебя ни обрушилась, мы надеемся, что ты останешься самим собой, таким же, каким мы знаем тебя сейчас. Вот и скажи нам, пожалуйста, насколько выполнимы наши коллективные пожелания? Было видно, что Гагарин застигнут врасплох этим всеобщим вниманием товарищей. Глаза всех семнадцати мечтателей, таких же терпеливых и настойчивых, как и он, словно рентгеновские лучи были устремлены сейчас на него. Сидящие рядом Андриян и Герман тоже повернули к нему головы. И они ждали его прямого ответа. Но что он мог сказать им сегодня, если сам просто еще не думал, что да как случится потом, после первого полета? Правда, он не раз отвечал на сходный вопрос жены. Но ее волновал только сам этот факт — первый полет. Видимо, она даже страшилась того, что в кабине первого космического корабля окажется именно ее Юра, самый близкий, родной ей человек. Ребята упреждали эти Валюшины страхи и требовали от него ответа на вроде бы очевидный вопрос. Но на самом деле он никому и ему тоже был еще неизвестен. Гагарин, этот внешне никогда не унывающий весельчак, а в спортивных играх даже заводила и бесстрашный боец, медленно поднялся со своего места, признался:

— Никто из нас пока что не знает, когда состоится этот первый полет. Мы только догадываемся, что он произойдет скоро. Если вы считаете, что оказаться первым в корабле предстоит мне, то вот вам мое искреннее сердце. Оно всегда останется таким же, каким было весь этот год наших совместных испытаний.

Вечером 27 декабря генерал-лейтенанту Каманину позвонил Главный конструктор. Королёв спросил Николая Петровича, как прошли последние тренировки его подопечных на тренажере, а затем предложил собрать дневники и документы на членов «ударной шестерки» и в понедельник, 30 декабря, вместе с Карповым приехать к нему в ОКБ. В течение всего времени своей работы с отрядом, от момента его зарождения и до последних дней становления этого особого организма при Главном штабе ВВС, Николай Петрович поддерживал с Королёвым доверительные отношения. Многое из задуманного Главным конструктором ему доводилось узнавать одним из первых. Но в этом случае и Каманин не знал, что конкретно стоит за последним пожеланием Сергея Павловича вплотную изучить документы избранников Звездного. В одном Николай Петрович был абсолютно уверен, что следующий полет корабля-спутника еще не унесет человека на орбиту Земли. По существующей в авиации железной традиции он знал, что после серьезных аварий и катастроф никогда не предпринимаются слишком ответственные действия. К ним опять подступали постепенно, с оглядкой на негативный результат, чтобы не усугубить прошлые ошибки. Все окончательно прояснилось при встрече. Сергей Павлович внешне выглядел бодро и начал предметный разговор без долгих завуалированных вступлений:

— Подготовка испытателей нашей специальной продукции подходит к концу, товарищи руководители Центра подготовки. Как вы смотрите на то, если после ознакомительного посещения космодрома, в следующий прилет, скажем, через неделю, мы без предварительного предупреждения кого-то из них сразу отправим на орбиту? По-моему, психологически это будет даже лучше?

Как и положено по должности, первым вступил в разговор Каманин. Он возразил:

— Все наши кандидаты в космонавты — летчики, Сергей Павлович. А в авиации каждый полет включает массу неожиданных решений. Следующий не похож ни на один из предыдущих. Все, что может случиться в полете, предусмотреть заранее вообще нельзя. Вот отсюда и вывод.

Главный конструктор перевел взгляд на Карпова:

— А что скажет начальник Центра подготовки?

— Я полностью согласен с генералом Каманиным, Сергей Павлович, — твердо заявил Карпов. — Из того, что мы знаем о каждом из летчиков, такой ход не сыграет никакой роли. Все будет выглядеть штатно. Тогда зачем эта «ловушка»?

— Значит, Евгений Анатольевич считает, что психологически все его подопечные уже вполне готовы к полету? — уточнил Королёв.

— Психологически — да, готовы, — подтвердил начальник Центра подготовки. — А как они готовы в специальном смысле, так это должна установить комиссия на предстоящих экзаменах.

— Ты, Николай Петрович, согласен с этим мнением? — обратился к Каманину Главный конструктор.

— Безусловно, согласен, Сергей Павлович, — сказал куратор Центра подготовки от Главного штаба ВВС и добавил: — Больше того, лично я считаю, что и технически все они подготовлены очень хорошо.

— Тем не менее, Николай Петрович, я прошу принять предстоящие экзамены как можно строже, — сказал Королёв. — Первый экзамен в Центре подготовки исключительно важен. Он войдет в историю космонавтики. И в следующих наборах должны будут знать, что готовиться к космическим полетам надо серьезнейшим образом с первого занятия. Тут нет мелочей.

— А кого из ОКБ, Сергей Павлович, ты делегируешь в состав нашей комиссии? — поставил следующий вопрос Каманин.

— Двоих специалистов по системам жизнеобеспечения вам для участия в экзаменационной комиссии хватит? — поинтересовался Главный конструктор.

— Вполне, — согласился Каманин. — Желательно выделить, конечно, тех, которые вели занятия в отряде.

— Тогда можешь записать. Это будут Феоктистов и Алексеев. От медиков пригласи Яздовского и Сисакяна. А с военными чинами ты вполне сам договоришься.

При расставании Сергей Павлович сообщил руководству Центра подготовки, что им уже отдано распоряжение в производство о подготовке трех космических кораблей. Два из них уйдут в полет с манекеном, а вот третий с…человеком. Готовьтесь. Он попросил Карпова пока не сообщать об этом будущим космонавтам — всякому овощу, дескать, свое время. Так бывает всегда, в начале каждого года. Январь шестьдесят первого подходил к концу. Но для отряда в Звездном это был совершенно особый месяц. На исходе третьей недели будущим космонавтам предстояло сдать государственный экзамен. Комиссию возглавил генерал-лейтенант Каманин. В нее вошли генералы Бабийчук, Волынкин и Клоков, медики Яздовский, Карпов и Сисакян, инженеры Феоктистов и Алексеев, летчик-испытатель Галлай. В субботу, 18 января, перед ней предстала «ударная шестерка».

Получилось особенное испытание. Волновались все — члены строгой комиссии и сдающие государственный экзамен. Ни в одном вузе будущего гуманитария или дипломника-инженера не оценивало сразу десять придирчивых экзаменаторов. Молодые офицеры впервые в мире защищали свою «космическую диссертацию». Она включала теоретическую часть и практические навыки.

Первым вызвался отвечать Титов. Вошел в аудиторию, как положено, представился:

— Старший лейтенант Титов к ответу готов!

«Потомственный учитель» почти полчаса излагал экзаменаторам теоретический материал по системам управления и астрономии, изученный в течение удлиненного девятимесячного семестра. Затем более часа Герман работал в кабине действующего макета космического корабля. Только крупные розовые пятна на щеках после продолжительного экзамена выдавали его волнительное состояние, пережитое за столь короткое жизненное испытание.

Задание председателя комиссии понятно:

— Нормальный одновитковый полет.

И в Звездном (как в ОКБ Королёва в настоящий космический корабль первым вошел Гагарин) Герман Титов первым занял место в кабине макета-тренажера.

Вслед за Титовым сдавал экзамен Николаев. На два или три вопроса Андриян невозмутимо и односложно отвечал:

— А это при полете просто не может случиться!

— А если все-таки случится? — не отступал профессор Яздовский. — Я, например, не исключаю такое.

— Тогда буду действовать по рекомендациям Центра управления полетом с Земли, — повышенным тоном ответил Николаев.

Блеснул специальной терминологией Нелюбов. Докладывал он, как всегда, напористо, но сплоховал при ответах на ситуационные вопросы, связанные с аварийной посадкой корабля. В его вычислениях тормозного пути Феоктистов обнаружил две ошибки. Григорий смутился, но сделал вид, что это всего лишь досадная случайность. Четвертым сдавал экзамен Быковский. Этот «несговорчивый в обращении с коллегами человек» перед экзаменационной комиссией стушевался, стал вдруг тихим и застенчивым. На дополнительные вопросы отвечал неуверенно, скороговоркой. На простейший вопрос Галлая: «Как вы чувствовали себя в полете на невесомость?», Валерий ответил:

— Но там ведь некогда было чувствовать. За сорок секунд надо было сделать очень много — поесть, попить, заполнить графы полетного журнала. Попович и тут оставался самим собой. Когда ему стали задавать дополнительные вопросы, он, со свойственным ему юмором, отвечал на них так, что все члены комиссии улыбались, а Павел даже не замечал своих шуток. На вопрос генерал-майора Бабийчука: «С кем, товарищ Попович, намерен полететь к Марсу в двухместном космическом корабле?», Павел, без раздумий, ответил: «С женой, товарищ генерал… Марина уже сейчас готова заменить меня в одноместном корабле». Старшина «ударной шестерки» сдавал экзамен последним. Гагарин выдал членам комиссии несколько запоминающихся формул и четких определений из курса астрофизики и специальных предметов. Фундаментальные знания экзаменационных вопросов приятно удивили и поразили даже инженеров.

Уверенные ответы Юрия все расставили по своим местам. Государственная комиссия по собственному усмотрению внесла предложение об очередности претендентов на полет. Был намечен такой порядок: Гагарин, Титов, Нелюбов, Николаев, Быковский, Попович… Так за двенадцать недель до фактического старта Юрий стал первым претендентом. Но теория теорией, а вот практически в кабине макета корабля все слушатели отработали исключительно четко и сноровисто. Это обстоятельство и сыграло решающую роль в назначении итоговых оценок. Все экзаменуемые получили высшие баллы. В воскресенье утром Главный конструктор позвонил председателю комиссии на квартиру и, узнав результаты экзаменов в Звездном, остался очень доволен. Тут же Сергей Павлович объявил Каманину, что в следующую субботу, 25 января, он отмечает дома свой день рождения и приглашает к себе на торжество всю «ударную шестерку» слушателей, его и Карпова. Королёв попросил Николая Петровича обязательно подготовить к этой дате «Удостоверения космонавтов», чтобы он сам, Герой Советского Союза Каманин, и вручил их будущим героям. Вечер у Королёвых удался на славу. А какое счастье доставил он Нине Ивановне! Она ведь впервые увидела рядом этих молодцов, о которых Сережа так много рассказывал ей во время поздних вечерних прогулок в саду. Она весь день готовила гостевой стол. Муж активно ей помогал, нарезал и раскладывал по тарелкам лучшие закуски. Потом Нина Ивановна готовила еще горячее второе. Когда дорогие гости расселись за столом, Сергей Павлович чуть глуховатым голосом сказал:

— В эти дни много говорят и пишут о будущих полетах людей в космос, фантазируют, мечтают. Мы, как никогда, близки к тому, чтобы превратить эти мечты в явь. Со вчерашнего дня шесть лучших слушателей Звездного стали космонавтами. В день своего рождения я пригласил юбиляров к себе, чтобы лично поздравить их с этим важным событием в жизни. Через неделю я улетаю на космодром, и другого времени у меня уже не будет. Я очень завидую вам, молодежь! Сколько интереснейших дел предстоит выполнить непосредственно вам в самое ближайшее время!

СРАЗУ после обеда 26 января Гагарин и Титов отправились в ОКБ Главного конструктора для «примерки» к креслу пилота после доработок. Конструктор Северин, тщательно подгоняя привязные ремни сначала Юрию, а потом Герману, сообщил космонавтам пикантную новость — американцы готовят к космическому полету женщину, налетавшую на самолетах свыше семи тысяч часов. Но делает это на свой страх и риск частная компания. Государство же на свои средства готовит семерку мужчин-астронавтов.

Центр подготовки продолжал жить напряженной творческой жизнью. На смену теоретическим занятиям в шестидесятом году пришло практическое овладение космическим кораблем. В кабине его макета-тренажера космонавты привыкали к тумблерам и кнопкам, до автоматизма отрабатывали все необходимые в полете движения. Особое внимание инженеры ОКБ Елисеев и Севастьянов обращали на умение обращаться с ручным управлением корабля и системами жизнеобеспечения в полете. Так закладывались основы будущего орбитального успеха. К тренировкам по связи космонавта с Землей в аудитории добавились «натурные занятия» с рацией в лесу. Никитин возобновил тренировки по парашютным прыжкам. С середины февраля начались занятия с секстантом в Монино. До полуночи космонавты наблюдали звездное небо, фиксируя в блокнотах время, градусы, минуты и секунды нескончаемых перемещений яркой Венеры, созвездия Орион, Полярной звезды. Институт профессора Яздовского тем временем проводил с космонавтами систематические консультации на предмет их будущего питания в «шарике». Оно являлось совершенно новым, неземным и было разработано по специальному заказу медицинской службы Главного штаба ВВС. Эта работа проводилась с учетом дальней перспективы, поскольку ни в одновитковом, ни в суточном полетах питание не играло определяющей роли. Специальная лаборатория института разрабатывала проект возможного распорядка дня для космонавта в корабле, меры обеспечения его спокойствия в канун старта и при взлете. С первых проб к работам космического направления приобщался врач Егоров. С его участием решалась испытательная задача обеспечения сносного режима внутри корабля, функционирования регенерационной установки и занятости пилота на протяжении длительного полета. Середина февраля сложилась для Гагариных исключительно напряженной. Юрий рано уходил на занятия и нередко появлялся дома ближе к полуночи. А Валюша была на сносях. Неизбежное пополнение семьи вызывало разные ожидания. Валюше хотелось заиметь дочку, а Юрию — сына. Жена в это время нуждалась в помощи и присмотре. Вдруг она плохо себя почувствует в его отсутствие? Юрий написал письмо в Гжатск, сообщил о самочувствии жены, попросил родителей выручить его ввиду предстоящей длительной командировки. Перед самым армейским праздником в Звездный приехали мать и отец Юрия. Сразу стало легче. Последняя февральская неделя началась по-особенному. После часовой зарядки в четверг, 24 февраля, в учебной аудитории полковник Карпов появился не один, как всегда, а вместе с генералом Каманиным. Начальник Центра подготовки объявил «персональные расписания» для каждого слушателя на следующую неделю. Неразлучными и здесь были Титов и Гагарин. 3 марта оба они до обеда изучали и примеряли скафандры, а затем отправились в ОКБ Королёва для повторной «обсидки» космического кресла. После полудня 4 марта Юрий и Герман провели несколько часов в лесу, продолжив тренировки по связи с рацией. 5марта вся «ударная шестерка» выезжала для парашютных прыжков в Монино. Затем Евгений Анатольевич предоставил слово «куратору Центра подготовки» от командования ВВС. Каманин сказал:

— За десять с лишним месяцев вы прошли в Центре подготовки суровую школу на прочность характера и подтвердили готовность выполнить поставленную перед вами задачу. Но есть задачи близкие и задачи далекие. Ближайшая задача — это одновитковый полет кого-то из вас. Более отдаленные задачи — это ваше участие в полетах многоместных кораблей и планомерное освоение околоземного пространства. Дело это чрезвычайно трудное и никто не знает, чем землянам придется заплатить за свою дерзость. Ваши тренировки подходят к концу, и настало время сообщить своим женам и близким родственникам о том, что один из членов отряда в марте отправится на орбиту Земли. Сергей Павлович сказал мне на прошлой неделе, что будет проведен еще один или два тренировочных пуска кораблей. А следующим будет ваш полет. Март выдался для Гагариных несколькими важными событиями. 5 марта Юрий отвез жену в роддом, а 7 утром Валюша подарила ему девочку. 9 марта — день рождения самого Юрия. Коллеги в Центре искренне поздравили «Гагару» с двадцатисемилетием. Он действительно был бесконечно счастлив… Но слова генерал-лейтенанта Каманина о мартовском старте на орбиту не выходили у него из головы ни на минуту. А Волынов даже признал символичным очередной космический старт 9 марта:

— Неспроста, Юрий, в день твоего рождения Сергей Павлович взял да и запустил на орбиту четвертый корабль-спутник. И, как видишь, старт прошел исключительно успешно. Вечером 9 марта Гагарины отмечали день рождения Юрия. Валюша еще находилась в роддоме. За Леночкой присматривала Анна Тимофеевна. Откровенно скучал от безделья отец. Он выдержал только неделю. Когда сын привез домой невестку с малышкой, Алексей Иванович уехал на другой день в Гжатск. Юрий проводил отца до Белорусского вокзала. В ожидании отхода электропоезда отец сказал:

— Чувствую, сын, что ты тут, возле Москвы, при очень серьезном деле находишься, а при каком именно — никак в толк не возьму. Ты уж мне, старому солдату, откройся, чем занимаешься? Даю крепчайшее слово, что никому и намеком не обмолвлюсь.

— Я тебе, папа, уже не раз объяснял, что испытываю новейшую технику, — улыбнувшись, сказал Юрий и добавил: — Авиационную.

— А летать ты на этой технике будешь?

— Скоро полетим… Может, я, а может, кто-то другой.

Алексей Иванович сокрушенно махнул рукой:

— Ладно, вижу, военную тайну сохраняешь. Больше вопросов у меня нет, а просьба имеется. Если полетишь над Гжатском, то сделай, пожалуйста, лишний кружок. Мы с матерью догадаемся, что это ты кружишь над родным домом…

До старта оставался фактически один месяц.

Юрий Гагарин с рабочими завода «Прогресс» в Самаре (апрель, 1961 год)

Анатолий АЛЕКСАНДРОВ