На днях прочел книгу «Битва за космос» Тома Вулфа. Первое, что бросилось в глаза, — это чисто американский стиль, когда трудно выделить содержательную сторону из многословных отступлений. Я даже вначале хотел бросить ее читать. Но когда дело дошло до конкретики, меня это увлекло. Книга рассказывает о первых семи астронавтах, как их отбирали, готовили, как принимались решения о назначении на первые полеты в космос. Заканчивается переходом от программы «Меркурий» к программам «Джемини» и «Аполлон», под которые были сформированы вторая группа кандидатов в астронавты из 9 человек и третья — из одиннадцати. И я захотел рассказать о том, что меня поразило.

Оказывается, мы подошли к отбору космонавтов диаметрально противоположно. Перед тем как принять решение о наборе астронавтов, обратились к президенту США Эйзенхауэру, — как его проводить, в режиме секретности или открыто. Президент рассудил так: нам надо, чтобы это были самые достойные сыны Америки. Если будем проводить набор закрыто, то не сможем проконтролировать, кто и в силу какого влияния там окажется. Это было первое основополагающее требование, отличное от нашего. Второе — отбор и подготовка должны проходить под контролем общества, средств массовой информации — телевидения, прессы, которые не позволят отклониться от объективных оценок — ни профессиональных, ни человеческих, потому что только общество может наиболее объективно оценить их сильные и слабые стороны. И третий момент, который меня удивил, отбирали не просто здоровых ребят по каким-то физическим, психологическим параметрам и определенного возраста, а главным был критерий, что они должны быть летчиками высшей квалификации — испытателями. Никто другой не сможет оценить их, как они сами себя, зная, кто чего стоит по достижениям в работе. В первую группу вошли Гленн, Шепард, Гриссом, Купер, Карпентер, Ширра и Слейтон. У каждого из них были свои ступени профессионального роста, кто на каких машинах летал, какой сложности выполнял полеты, участвовал ли в боевых действиях. Так Джон Гленн был участником Второй мировой войны, воевал в Корее, сбил 3 «МиГа», летал на сверхзвуке, и его статус среди них был самым высоким. Приятно было узнать, что их корабль «Меркурий» и ракетоноситель «Атлас» в то время значительно уступали нашей технике. Задача первых астронавтов в полетах сводилась в основном к заполнению контрольных карт по самочувствию и впечатлениям, и никакого управления кораблем. К тому же перед их полетами запускали обезьян, и они были шокированы, что им, профессиональным летчикам, отводится роль подопытных, то есть работы для приложения летного опыта на борту практически не было никакой, от них требовалась только психологическая устойчивость, выносливость и умение оценивать различные ситуации, которые складывались вплоть до приводнения. В этой группе признанным лидером, как летчик, был Джон Гленн. Он выделялся и по моральным качествам, во всем был правильным, придерживался строгих правил в отношении семьи, регулярно посещал церковь, по утрам бегал на зарядку. Другие при высочайшей их ответственности к делу в остальном были нормальные живые люди, могли выпить, погулять, любили погонять на машинах, то есть в свободное время могли разрядиться, тем более на подготовке находились вдали от дома. Они верили в искренность поведения Гленна, но их раздражала его правильность во всем, а больше всего напоминания, что надо быть достойными представителями нации, тем самым он как бы задавал правила, которых следует придерживаться. И когда встал вопрос, кого выбрать на первый полет, руководство НАСА, общество, да и сам Джон Гленн были уверены, что им станет именно он. Но вот что такое, когда страна стоит не на декларациях демократии, а ее позициях, которые сложились в обществе как условия жизни, чего бы это ни касалось — космоса, производства, прав, отношений, на которые никто не смеет посягать. Поэтому решение о выборе первого астронавта было отдано им самим. И семерка тайным голосованием неожиданно для всех выбрала не Джона Гленна, явного лидера, а Алана Шепарда. Астронавты представляли срез общества, а оно симпатизирует обычным людям с их слабостями. Такое решение для Гленна было трагедией. Суборбитальный полет в мае 1961 г. совершил Шепард, хотя Гагарин уже слетал, но все же это был первый человек Америки, поднявшийся в космос. Казалось бы, следующим будет Гленн, но снова выбрали не его, а Гриссома. И только на третий, уже орбитальный полет, группа проголосовала за Гленна, когда накопившееся раздражение сошло на нет. Несмотря на это, ему повезло, орбитальный полет стал для Америки эпохальным. Если первым астронавтом, совершившим суборбитальный полет, бросок в космос и спуск, остается Алан Шепард, то Джон Гленн признан в Америке первым астронавтом, облетевшим Землю.

Но был еще момент в истории их первого орбитального полета, который поразил меня. Когда Джон Гленн был уже на мысе Канаверал и готовился к старту в космос, вице-президент Линдон Джонсон приехал в маленький городок штата Вирджиния, откуда Гленн родом. Вице-президент, думая о своем имидже, как будущий кандидат в президенты, хотел перед мировой общественностью показать себя в таком величайшем для Америки событии, как первый полет астронавта на круговую орбиту. Он приехал туда, чтобы встретиться с семьей Гленна, и пригласил с собой ведущих журналистов, комментаторов телекомпаний. Помощники заранее приехали предупредить Энни, жену Гленна, о приезде Джонсона в их городок и его желании их навестить. К тому моменту дом был окружен журналистами, телевизионщиками, кинооператорами. У Энни был недостаток, она заикалась и боялась общаться с журналистами. На их вопросы она обычно отвечала кратко «да», «хорошо», а тут надо было вести беседу. И она решила никого не принимать. Трудно представить подобное в нашей стране, чтобы жена космонавта могла себе позволить не принять дома второго человека в государстве в связи с полетом ее мужа. Казалось бы, это немыслимо ни по каким меркам, ни с позиции важности встречи, престижа и чисто по-человечески, по духу гостеприимства. Помощники были в шоке, Джонсон в нескольких переулках от ее дома, сидя в машине, ждал приглашения. Когда ему доложили, что жена Глена не хочет его принять, он в ярости сказал: «Что она себе позволяет? Приведите ее в чувство». Так получилось, что полет в это время по замечаниям к технике отложили. Тогда помощники Джонсона позвонили директору НАСА, рассказали об инциденте и попросили передать Гленну, чтобы он позвонил домой. Тот в связи с переносом времени старта снимал снаряжение. Директор НАСА сказал ему: «Джон, поговори с женой, там возникла неприятная ситуация». Он звонит жене и спрашивает: «В чем дело?» Она объяснила и сказала, что не хочет никого у себя принимать. Тогда он ее спросил: «Это твое решение?» — «Да, мое». — «В таком случае я на 100% на твоей стороне». При всей абсурдности ситуации, это говорит о праве человека иметь свое мнение и решать, кого принимать у себя дома. Энни и в голову не могло прийти, что этим она может навредить мужу. Это ее право, как поступать у себя дома, и заставить ее никто не в силах, даже ради второго лица государства. Эти два момента, когда космонавты сами выбирали, кому первому идти в полет, и когда жена вправе решать, кого принимать в доме, а кого нет, наглядно характеризуют другое устройство общества — взгляды, которые для них естественны, нам непонятны, так как здесь проходит граница между демократией и тем, как мы ее представляем. Но люди остаются людьми, и Линдон Джонсон порекомендовал директору НАСА не оставлять этот случай без внимания, тем более что полет был перенесен на две недели из-за каких-то неполадок. Директор НАСА решил заменить Гленна, но помощники ему сказали: «Как вы это объясните обществу? Вся подготовка была на виду, всем известно, что Гленн профессионал высокого класса, достойный человек и на полет избран самими астронавтами. Как посягнуть на их решение, кто должен лететь? Что можно этому противопоставить? То, что жена не приняла вице-президента, так это ее право, народ Америки этого не поймет. Достанется всем — Джонсону и Вам, ведь это посягательство на каждого из нас, а заменить волевым решением, тогда летчики встанут на защиту своего достоинства, чести и будут с Гленном солидарны». Директор НАСА ответил: «Да, это действительно прекрасные парни». После чего позвонил Джонсону и сказал: «Я сделать ничего не могу, Америка нас не поймет». Так полетел Джон Гленн, вот это и есть демократия, где все подчинено жесткому контролю общества, соблюдению ее канонов, которыми оно пропитано и пронизано. Прочитав об этом, я ощутил не на словах, а на деле, что такое право человека. Мы принимаем конституцию, законы, но отстраненно, для вывески, и по ним не живем. Демократия — это когда в обществе созданы такие незыблемые условия и люди в них воспитаны, что посягать на свободу слова и право жить по конституции и законам недопустимо, никто не может выйти из этих рамок, от рядового человека до президента, вот тогда человек растет свободным в общении и поступках. И все его прекрасно поймут, когда он будет отстаивать свое право, потому что каждый из них имеет точно такие же права по защите своих интересов и достоинства. И еще один момент, о котором я хочу рассказать. Во вторую группу астронавтов из 9 человек вошли Армстронг, Конрад, Ловелл и другие, которые впоследствии летали на Луну. В третий набор вошли 11 человек, и президент Кеннеди, который выступал против расизма, посчитал, что среди них должен быть чернокожий. Решить вопрос поручили Чаку Йегеру, легенде авиации, человеку, который первым в мире преодолел сверхзвуковой барьер. Когда он получил такое указание, уже были отобраны все 11, и перед ним возникла дилемма, как поступить, потому что у чернокожего кандидата показатели как летчика-испытателя были хуже, чем у этих одиннадцати. Как бы поступили у нас? Есть указание сверху, и чтобы его выполнить, взяли бы да заменили одного из них и не обязательно самого последнего, а того, кто меньше устраивал начальство. В обществе, пропитанном духом демократии, немыслимо одного заменить другим без объективных причин. Йегер попытался его подтянуть, но сделать ничего не смог и был вынужден доложить начальству, что кандидат уступает всем 11 по уровню подготовки. Его спросили: «На каком он месте по результатам?» Ответил: «На 14-м». И тогда зачислили в отряд всех 14. Я был поражен этим. В таких условиях, когда у людей существуют равные возможности занять свое место по заслугам, это и есть основа человеческих отношений, которые строятся на уверенности в объективности оценок. Ну а все, что касается жизни, семьи и т.д., по сути, то же самое, что и у нас: льготы, подарки, привилегии, слава, они также испытывали звездную болезнь, ими восхищались, им завидовали. В этом они ничем от нас не отличались. У нас при отборе первых космонавтов был другой подход: наличие диплома о летном образовании, заключение медкомиссии о годности, положительная характеристика, членство в партии, политическая активность, предпочтение отдавалось тем, кто из крестьянской или рабочей семьи. Наши ребята были обычными летчиками, ничем себя еще не проявив, и не имели преимуществ по отношению друг к другу. Поэтому были зависимы от мнения начальства. Интересно, как бы они поступили, если бы им самим доверили выбирать, кто пойдет в первый полет? Помню, когда готовился по программе «Буран», то в группе летчиков-испытателей, как гражданских, так и военных, такая спайка была. У каждого был свой авторитет в промышленности и авиации, основанный на конкретных делах в испытаниях новой техники. Поэтому статус каждого был им известен. А у первых космонавтов этого не было, кроме летного образования, налета и характеристики, из которой получить представление о человеке как о личности было невозможно, так как всех подавали в одинаковой идеологической упаковке. В такой среде любое желание выйти за ее рамки, чтобы расширить свои профессиональные возможности, раздражало и обостряло отношения. Их судьба определялась мнением начальства и умением показать себя. На этом наша пилотируемая космонавтика обесцветила надежды общества на все то лучшее, что связано с космосом, и в технике, и в науке, и в людях.

В.В. ЛЕБЕДЕВ,

дважды Герой Советского Союза

летчик-космонавт, директор Научного геоинформационного центра РАН.