"Техника-молодежи" 1946 г, №8/9, с.5-7, №10/11, с.23-24

Более 70 лет назад в домике одного из переулков на Остоженке (теперь Метростроевская улица) жил глухой юноша в комнате с окном во двор.

Угол крыши сарая отрезал большой кусок неба и земного ландшафта, открывавшегося из окна. За исключением редких утренних часов, когда солнечные лучи прорывались через постройки, в комнате было сумрачно. Два стола, этажерка, кровать и табурет составляли ее меблировку. На всех этих предметах лежали книги и тетради. Один стол был похож одновременно и на лабораторный — химика — и на верстак слесаря.

При беглом осмотре комнаты бросалось в глаза еще одно обстоятельство — нигде не было видно посуды. Лишь на подоконнике стояла старинная оловянная тарелка с черным хлебом...

Этот хлеб служил основной пищей хозяину комнаты. Он редко покупал чай, сахар или картошку. Несколько рублей в месяц, которые он получал от отца, лесничего, уходили на покупку книг, материалов для странных приборов, реактивов и химической посуды.

И обычно раз в три дня он брал в булочной на углу Зубовской площади на 9 копеек черного хлеба и жевал его, запивая водой, когда чувствовал приступы голода...

Однажды весной 1874 года юноша вернулся домой раньше обыкновенного и в очень возбужденном состоянии. Обычно он засиживался в библиотеке Черткова, а затем до ночи ходил по городу, обдумывая прочитанное.

«Я могу сказать, наконец... я нашел, — бормотал он. — Нашел способ! Нашел!.. Та цепь, которая приковывает человека к земле, будет разорвана. Ньютоновское тяготение можно преодолеть, и человек полетит в небесные пространства...

Все очень, очень просто. Я сделаю так...»

И, продолжая бормотать, он дрожащими руками разостлал на столе лист бумаги и стал чертить схему машины.

Закрытая камера — ящик. В ней должны вибрировать «вверх ногами» два твердых эластических маятника с шарами на верхних вибрирующих концах. Маятники будут описывать: дуги, и рождающаяся при этом центробежная сила шаров поднимет камеру. Поднимет и унесет в заатмосферные дали!

При свете восковой свечи, — пришлось ее одолжить у соседки, — юноша закончил чертеж.

Его идея теперь воплощена в линиях на белом листе. Но он не видит его, он видит машину. Живую машину! И даже слышит стук маятников! Или это стучит кровь в его висках?!

Расчеты потом. Чем и как раскачивать маятники, придумается после.

Юноша запевает бессловесную песню и выбегает из комнаты в ночь и долго-долго, пока ноги отказываются нести тело и начинаются голодные рези, бродит по пустым улицам и пугает сторожей своим вдохновенным видом.

И ему кажется, что далекие звездные миры, все бесконечное пространство вселенной покорено человеком. Что скоро... скоро... Может, быть, через год-два, — лишь бы построить машину! — он поднимется над Москвой и устремится ввысь.

Свеча уже догорает, когда юноша возвращается домой. В комнате с темноты очень светло для глаз, и чертежи на столе, казалось, сверкают.

Автор склоняется над ними, и вдруг сердце его на мгновение замирает. Как-то по-новому он видит схему машины. Да полетит ли она?

Несколько минут в напряжении работал мозг изобретателя и сделал горький вывод: «Не полетит»... От работы маятников будет сотрясение — и только. Ни на один грамм вес ее не уменьшится.

И тогда юноша выпрямляется, берет карандаш и наискось пишет на чертеже:

«Это еще детская работа. Я еще мало знаю. К. Циолковский».

Ищет хлеба, не находит, ложится в кровать и засыпает.

И во сне видит летящую в космических просторах свою маятниковую машину и еще много чудесного, и горы хлеба, который доступен каждому... Кто хочет, тот берет и ест...

В 90-х годах прошлого столетия в Калуге, на тихой, густо поросшей гусятником и подорожником Георгиевской улице стоял дом, который знали все местные жители.

Для одних это был дом учителя, для других — чудака, у которого «не все хорошо в голове», для третьих — человека замечательного.

Впрочем, таких было немного — В. И. Ассонов, податной инспектор, и его сыновья Александр и Владимир, Николай Гончаров, племянник известного писателя, и аптекарь Каннинг...

Не простым провинциальным учителем и тем более чудаком считали хозяина дома на Георгиевской улице Константина Эдуардовича Циолковского и еще несколько человек — не калужан.

Это были люди знаменитые и. признанно замечательные: профессор Столетов — талантливый ученый-физик, профессор Жуковский, впоследствии основоположник аэродинамики, создатель ЦАГИ, воспитатель плеяды авиационных конструкторов, изобретателей и ученых, академик Рыкачев...

Они знали работы Циолковского; и он, хотя был самоучкой и не имел университетского диплома, для них был выдающимся исследователем и изобретателем.

Двадцать лет назад юноша Циолковский приехал в Москву, чтобы учиться. Он не мог проходить курс в школе, как другие дети. Глухота делала для него невозможным нормальную учебу. И вот тогда отец его, лесничий, внял настойчивым просьбам сына и разрешил поехать учиться в Москву.

Тяжело пришлось жить в огромном городе. Приятелей не было, — кто будет дружить с глухим бедняком? Да и где найдешь приятелей?! На улице? Ведь вокруг Циолковского не было коллектива студентов или сослуживцев. И Циолковский весь отдался книгам, а потом и несложным опытам, постройке придуманных приборов и машин. И его воля, его упорство в достижении цели победили.

Он вернулся через два года в семью отца обладателем немалых знаний, в особенности по математике, физике, химии и астрономии. Эти знания можно было приложить практически, чтобы зарабатывать кусок хлеба. Циолковский стал давать частные уроки, а затем сдал экзамены на народного учителя и получил место преподавателя училища в городке Боровске Калужской губернии.

Из Боровска молодого учителя перевели в «губернию», в Калугу. Здесь он продолжал свою педагогическую деятельность, хотя и тяготился ею. Нет, не то чтобы он не любил преподавать в школе! Он очень любил ребят, любил вызывать в них интерес к познанию мира и будить веру во всемогущество человеческого ума. Причина была в другом. У Циолковского сложились неприязненные, отношения с начальством. Начальство считало скромного учителя если не активным революционером, то во всяком случае очень близким к крамоле человеком.

Впрочем, оно не ошибалось. Ум Циолковского, всегда зовущий вперед, его сердце, очень остро чувствовавшее страдания и гнет трудящихся, были с теми, кто боролся за свободу и счастье человечества.

«По природе или по характеру я революционер и коммунист, написал в своем жизнеописании Циолковский тогда, когда об этом можно было открыто написать.

Была еще одна важная причина, почему преподаватель Калужского епархиального училища год от году все больше тяготился службой. Ему нехватало времени для исследований. Еще в Боровске он стал изучать давление жидкости на движущееся в ней тело. Потом занялся изучением давления воздушного потока на пластинку, на куб, на обтекаемые предметы. Эти исследования потребовали множества опытов и устройства специального прибора «воздуходувки».

«Воздуходувка» Циолковского была первой в мире аэродинамической трубой — аппаратом, который поставил на ноги современную авиацию и воздухоплавание.

Первая аэродинамическая труба была заключена в ящик из теса высотой в полтора метра. Воздушный поток создавал четырехлопастный вентилятор. На вал этого вентилятора наматывалась веревка с грузом — кирпичами. Когда Циолковский хотел пустить «воздуходувку», он отсоединяя зацепку, державшую вал. Кирпичи опускались, и вентилятор начинал вращаться, создавая на несколько секунд довольно устойчивый поток в трубе.

Исследования над сопротивлением воды и воздуха интересовали Циолковского необычайно. И вот почему...

Им владела юношеская мечта — мечта о полете, мечта о создании таких машин, которые бы легко и свободно уносили человека к облакам, были надежны, хорошо управлялись, — одним словом, были бы транспортным средством.

Циолковский знал о сотнях попыток построить управляемые испытательные аппараты легче воздуха — дирижабли — и тяжелее воздуха — орнитоптеры с махающими крыльями — и геликоптеры с винтом, вращающимся в вертикальной плоскости.

И Циолковский понимал причины неудач Тиссандье, Д'Амекура и многих других не в том, что они избрали неверный путь. Нет. Можно построить аэростат удлиненной формы с гребными винтами, к он будет летать, подчиняясь рулевому, а не ветру. Можно создать летательный аппарат тяжелее воздуха, который поднимается вверх, влекомый тягой винта. Винт, ввинчиваясь в воздух, будет как бы опираться на него. Но для того, чтобы эти машины стали реальностью, надо много знать о природе среды, служащей для них опорой, — о воздухе. А те, кто пытался летать, знали о воздухе недостаточно.

И Циолковский ставил опыты со своей «воздуходувкой», изучая сопротивление воздуха, делал расчеты подъемной силы, стремись сделать реальными свои идеи летательных аппаратов.

Идей у него было две. Цельнометаллический дирижабль и аэроплан.

Идея создать дирижабль с металлической оболочкой вместо проклеенной или прорезиненной ткани родилась у Циолковского при обдумывании вопроса, как добиться надежности, прочности конструкции в большом воздушном корабле. Для Циолковского было ясно, что при самостоятельном движении дирижабля на него должны действовать могучие силы лобового сопротивления и порывов ветра сбоку. И эти силы могут не только помешать полету, но и разрушить конструкцию.

Ответ на вопрос был найден после долгих размышлений и расчетов . Изобретатель решил: «Оболочка из тонких листов металла будет в сотни раз прочнее матерчатой»

И кроме того, такая оболочка позволит осуществить еще одно усовершенствование в дирижабле — позволит в полете изменять его объем. На старте можно будет тогда давать в оболочку лишь столько несущего газа, сколько необходимо для подъема. На высоте же, когда газ расширится, не выпускать его, как это делается в обычных воздушных шарах, а дать ему помещение, увеличив объем дирижабля. «Он будет плоским, как рыба у земли, — говорил изобретатель, — и нормальной, веретенообразной формы в облаках... Этого добиться можно, сжимая и расширяя металлическую оболочку специальными троссами».

Идея аэроплана созрела в уме Циолковского почти одновременно с идеей дирижабля.

Аппарат с машущими крыльями казался ему неосуществимым. Он понимал, у человека слишком мало сил, чтобы справиться с крыльями, а механического легкого двигателя тогда не было.

Не увлекала изобретателя также конструкция с винтом, вращающимся в вертикальной плоскости, — геликоптера, которую пропагандировал Жюль Верн в романе «Робур-завоеватель».

Циолковский решил, что аэроплан должен быть птицеподобен по форме, но поступательное движение ему надо создать не за счет гребли по воздуху крыльями, а за счет тянущей силы винта.

Это замечательное решение Циолковский изложил в проекте своего аэроплана. За десять лет до полетов братьев Райт, поднявшихся на воздух на машине типа коробчатого змея, и в тот период, когда все другие искатели реальных конструкций летательных аппаратов — Ланглей и Хирам Максим, Адер и многие другие — сочиняли невероятно неуклюжие формы для своих машин, калужский учитель дал схему почти современного аэроплана: каплеобразной обтекаемой формы корпус, трапециодальные крылья утолщенного профиля, шасси на колесах, двигатель внутреннего сгорания для вращения тянущего винта.

Исследования и опыты помогли Циолковскому на десятилетия опередить изобретателей своего времени.

Трудно было жить и работать Циолковскому. А тем временем его манила еще одна мечта...

Дом в Калуге, где жил много лет Циолковский, находился недалеко от тенистого Загородного сада, расположенного на берегу Оки и ее притока Ячейки. Сюда Константин Эдуардович часто приходил днем помечтать, если не было времени или настроения совершать прогулку на велосипеде в луга и сосновый бор за Ячейку.

Сюда он пришел в один из июньских дней 1894 года в своем обычном пальто-разлетайке, несмотря на жару, и неизменной мягкой темной шляпе. Пришел не один. С ним был сын его друга Ассонова — Александр, добровольный помощник во многих опытах и тоже энтузиаст техники.

— Слушайте, — сказал Циолковский, усевшись на любимую скамейку под вязами у округлой полянки в центре сада. — Вот что я придумал, и предварительные расчеты показали возможность этого. Аэростат — это что! А вот...

Он улыбнулся счастливой улыбкой, и глаза его сияли, и голос вздрагивал...

Александр Ассонов крикнул ему в левое ухо, что сгорает от нетерпения услышать о придуманном.

И тогда Циолковский рассказал вот о чем,

Дирижабль и аэроплан могут летать только в воздушной среде. За атмосферу на этих воздушных машинах не подняться. Что же, человек должен оставаться всегда прикованным силой тяготения к Земле? Нет, есть реальный способ вырваться к звездам, завоевать иные миры...

— Несколько лет назад, — говорил Циолковский, снова к снова возвращаясь к своей давнишней мечте придумать машину для полета вне Земли, — перебирая в памяти все мне известные способы создания движения, я вспомнил о ракетах.

Как летит ракета — эта трубка, наполненная порохом? Порох, горит, раскаленные газы выбрасываются из заднего конца, открытого конца трубки и отталкивают ее от воздуха все вперед и вперед.

Ничего подобного!

Движение ракеты создается иным путем. Сила, толкающая трубку вперед, действует внутри ее. Это ньютоновская сила противодействия. Называют ее в просторечье силой отдачи.

Пушка ведь отталкивается назад при выстреле. Пистолет толкает держащую его руку. И в безвоздушном пространстве мы наблюдаем то же самое.

Следовательно...

Тогда, несколько лет назад, я начертил схему машины для путешествие в свободном пространстве и по желаемому направлению. Тогда она мне представлялась такой. Шар. Внутри шара помещение для людей, механизм движения и другие приборы. А механизм движения — это пушка. Она стреляет раз за разом, и отдача толкает шар вверх, если нужно лететь вверх, или наискось, или как хотите. Тогда, подумав, я решил, что построить мою машину нельзя...

А вот несколько дней назад опять замечтал о полете вне Земли, вспомнил схему и стал заново все обсуждать сам с собой. И вот пришел к заключению: такую машину с пушкой, конечно, построить нельзя, но сущность изобретения верна. Сделал расчет силы тяги ракеты. Получается так интересно и хорошо, что вас вот, молодой человек, привел сюда, чтобы поделиться радостью...

Теперь буду думать, какую сделать ракету для космического полета. Космического! Какой заряд в нее положить. И как людей уберечь от действия скорости (влияние ускорения)... Скорость-то нужна, чтоб вырваться за пределы земной атмосферы, в свободный полет, помрачительная — 11 километров в секунду...

Уже свечерело, пришли оркестранты, и в сад стали собираться гуляющее, когда Циолковский и его спутник отправились домой.

У ворот в сад рядком сидело несколько нищих. Циолковский выгреб из кармана разлетайки мелочь и роздал им.

С этого памятного июньского дня наряду с разработкой проекта цельнометаллического дирижабля, или аэростата, как он его называл, наряду с различными опытами Циолковский занялся техническим воплощением идеи космического ракетного корабля.

Он выбирал для него выгодную форму, решал вопрос о горючем, делал расчеты силы тяги и т. д.

На все это ушло почти десять лет.

Наконец Циолковский в большой статье описал сбои работы над ракетным летающим аппаратом. Статья была названа: «Исследование мировых пространств реактивными приборами».

В первой своей научной работе о реактивном летательном аппарате Циолковский дал математический анализ, показывающий возможность полета ракеты-корабля в атмосфере и за атмосферой, определял скорости, необходимые для того, чтобы он мог преодолеть земное притяжение, а также начертал реальную схему такого корабля.

Циолковский видел его таким. Металлический, очень прочный корпус, формой напоминающий артиллерийский снаряд, но снаряд с утончающейся задней частью. В корпусе размещены кабина для людей в передней, примерно, трети его и затем баки для горючего и «камера взрыва» в виде расширяющейся трубы.

Кабина для людей, по мысли изобретателя, должна была быть герметически изолированной и снабжена теплоизоляционными стенками.

Горючим для ракеты Циолковский предложил водород и кислород. Расчеты его показывали, что для достижения кораблем сверхскорости надо получить очень быстрое истечение раскаленных газов из камеры сгорания их в ракете наружу через «выхлопную трубу», или, как принято теперь называть, дюзу-сопло.

Скорость же истечения газов зависит от температуры горения (взрыва), скорости реакции компонентов топлива. Циолковский подсчитал примерно теплотворную способность различного типа горючего, в том числе пороха, и пришел к выводу, что обычный порох не годится в качестве топлива для космической ракеты. Скорость движения газовых частиц, порожденная при горений пороха, меньше, чем нужно. И тогда изобретатель пришел к мысли применить топливо, одним из компонентов которого является жидкий кислород.

Подсчеты показали, что если взять кислород и водород, то при сожжении их развивается температура, в несколько раз большая, чем при сжигании пороха, а следовательно, будет получаться большая скорость газовых частиц.

Циолковский ясно представил себе технические трудности при постройке ракетных аппаратов, мотор которых должен работать на жидком кислороде и водороде. Но он верил в силу человеческого ума, в прогресс техники и надеялся, что его идея, реальная идея реактивного летательного аппарата, подхвачена, что ему помогут дальше работать над ее воплощением в живую машину, помогут поставить необходимые опыты, произвести нужные исследования.

Циолковский отлично понимал, что его реактивный мотор — это самое большое из всего сделанного им в жизни. Шутка ли сказать — доказана возможность полета вне Земли, в безбрежность мирового пространства!

Но только немного людей, близкие друзья изобретателя, радовались вместе с ним завершению первой части великой работы...

Никто из тех, кто мог бы помогать калужскому учителю развернуть крылья широкой научно-исследовательской работы, не откликнулся на его статью в «Научном обозрении».

Никто... Ни официальная царская наука, ни, тем более, само царское правительство.

Глухая стена молчания окружила человека — борца за реальную мечту...

Циолковский пережил много ударов судьбы. Его воля и вера в человека, вера в то, что придет время, и строй, подавляющий на земле его родины все живое, заменит новый строй, помогали ему не падать духом и работать.

Но на этот раз удар был слишком силен для человека, стоящего уже на пороге старости.

Шел год за годом. Циолковский почти бросил заниматься новыми исследованиями. Теперь свои силы, а они гасли, — непризнание всегда накладывает невидимые путы, — изобретатель-ученый направил на пропаганду своих открытий, своих проектов. От писал статьи в журналы. Он за свой счет печатал маленькие книжечки, в которых рассказывал о дирижабле, о ракете, о сопутствующих этим изобретениям своих мыслях. Он еще несколько раз попытался привлечь внимание правительства к своим работам, чтобы получить хотя-бы какую-нибудь поддержку и помощь.

И... ничего не добился.

Лишь несколько человек поддерживали его в этой борьбе: старые друзья — Ассоновы, инженеры-воздухоплаватели Воробьев и Рынин, популяризатор науки Перельман... Но их помощь была недостаточна. И Циолковский все больше замыкался в себе, все мрачнее смотрел кругом. Волосы его поседели, руки, забывшие инструменты, потеряли силу.

Часами он просиживал теперь в Загородном саду, нахохлившись, и почти не пел свои бессловесные песни, которые прошли через всю его жизнь...

Константам Эдуардович. Циолковский в своей мастерской с моделями цельнометаллических дирижаблей. (Снимок сделан Ассоновым в 1919 г.)

Лишь в день Февральской революций он немного оживился. Сказал что-то радостное в училище, где вынужден был преподавать ради куска хлеба. Начальство после этого стало называть его большевиком и коситься еще больше. Но затем все, казалось, потекло по-старому.

И вдруг над страной прошумела очистительная гроза Октябрьской революции.

Циолковский понял, что на этот раз случилось что-то совсем другое, чем в феврале. Он боялся радоваться, но радовался реформам в школе, оживлению трудовых людей. Он боялся надеяться, но надеялся, что новая власть, народная власть, ему поможет и во всяком случае поймет его.

И вдруг Циолковский получил приглашение написать о своих работах в только что созданную в Москве Социалистическую академию. Он написал, и вскоре получил ответ. Академия избрала его своим членом! Затем пришла директива дать ученому академический паек, пенсию. И впервые за всю свою жизнь он увидел, что ничто больше не тяготит его, что можно больше не думать о хлебе для семьи.

И тогда случилось замечательное. Больной, придавленный горем, — но не раздавленный, нет! — старец почувствовал, как к нему возвращаются молодость и страстное желание работать и жить. Работать и жить не только для далеких потомков, а и для тех, кто уже начал гигантскую перестройку мира на разумных началах, для Ленина, для коммунистов, для блага всех трудящихся Родины.

И с молодой силой вспыхнул огонь ума Циолковского. Была сметена пыль с приборов и моделей в мастерской. Снова на листы бумаги стали ложиться крупные строчки.

Теперь все представлялось Циолковскому по-иному. Широкий размах долины Оки казался еще шире, воздух прозрачнее, полет длиннокрылых стрижей стремительней, трава на лугах и листва вязов загородного сада сочнее и гуще...

Наступил светлый день, — говорил Константин Эдуардович родным и друзьям. — Да, да... светлый день для меня, старика, и для всех, всех. О! теперь человечество шагнет...

Вокруг него теперь, были иные люди — советские люди.

И они помогли воле Циолковского преодолеть личное горе.

Из папок были извлечены старые работы о дирижабле и ракете. Прежде всего ученый хотел передать новой общественности то, что было погребено старой.

Академии, Калужское общество изучения природы. Ассоциация натуралистов, журналы, газеты живо заинтересовались этими работами. В Калугу стали приезжать воздухоплаватели и инженеры. Почтальон с каждым днем приносил все больше писем. Известные ученые и простые рабочие обращались к Циолковскому с просьбами рассказать о его изобретениях.

К Циолковскому быстрыми шагами шли слава и всенародное признание. Но не только это радовало бывшего калужского учителя.

Однажды к нему в дом постучался сухощавый человек в полувоенной гимнастерке.

— Инженер Цандер, — назвал он себя.

— Здравствуйте! И не рекомендуйтесь. Не надо... Все равно не слышу, — ответил ему открывавший дверь Циолковский. Вот пройдемте ко мне наверх... Там все расскажете...

Наверху, в светелке, служившей ему кабинетом, ученый усадил гостя, сел в кресло рядом и, приставив к уху трубу-рупор, спросил, не голоден ли он.

И только после категорического отказа Цандера откушать «что есть в доме» Циолковский поинтересовался, кто он и зачем пожаловал,

— Ваши идеи реактивного движения волнуют меня, — сказал Цандер. — И не только меня. Еще несколько инженеров и студентов старших курсов также хотят заняться изучением нового типа двигателя — ракеты. И мы организуем в Москве ГИРД — Группу изучения реактивного движения при Авиахиме — группу ваших учеников.

— ГИРД, — улыбнулся Константин Эдуардович. — Такое придумали! ГИРД...

И вдруг заволновался, зажмурился и некоторое время сидел неподвижно и молча.

Цандер также смущенно молчал.

— Хорошо, — наконец, снова заговорил ученый, — хорошо... Спасибо вам, батенька мой. Вот сейчас я первый раз в жизни начинаю видеть, что в недалеком будущем люди полетят за пределы атмосферы... люди двадцатого века... люди светлого дня... Разве один я или несколько друзей смогли б сделать то, что надо?

Группа изучения реактивного движения при Авиахиме начала жить. Вскоре у Циолковского появились ученики и последователи в Москве и Ленинграде, Харькове и Ростове, которые разрабатывали «богатую жилу», выражаясь словами рудокопов, его теоретических изысканий в области реактивного движения.

Развернулась работа и по реализации другой идеи ученого — проекта цельнометаллического дирижабля.

В светелке-кабинете Циолковского также закипела творческая деятельность.

Ученый почти не позволял себе отдыхать. Лишь изредка он совершал прогулки на велосипеде за город по любимым местам — за речку Яченку, в луга, в бор.

Циолковский писал статьи, пропагандируя свои прежние изобретения — дирижабль и ракетные летательные аппараты, консультировал инженеров, которые начинали создавать советские дирижабли, работал с товарищами Цандера и другими энтузиастами реактивной техники.

Одновременно он создавал новые проекты и писал новые научные исследования.

Например, Циолковский разработал проект так называемой «сложной ракеты».

Сущность его заключается в следующем.

Для того чтобы реактивный летательный аппарат смог преодолеть силу притяжения Земли и вырваться в космическое пространство, он должен совершить огромную работу, — ракету надо зарядить очень большим количеством горючего. Даже в том случае, если горючее будет исключительно высокой теплотворной способности, оно должно составлять в такой ракете более 95 процентов ее массы. А это создает огромные трудности для практического осуществления межпланетного корабля.

И вот Циолковский, чтобы облегчить эти трудности, предложил проект сложной, или составной, ракеты. Такая ракета, по мысли изобретателя, должна состоять из многих отдельных, но связанных в единый аппарат частей — сегментов. В полете, после того как первая пущенная в действие ракета-сегмент израсходует все горючее она автоматически отцепляется, а облегченную систему начинает толкать вперед вторая ракета, и т. д. Таким образом, по расчетам ученого можно добиться нужного наращения скорости.

Циолковский предложил стратоплан, у которого воздушный винт и мотор помещаются в сигарообразном сквозном корпусе. Как известно, в современных реактивных стратопланах широко используется этот принцип.

Ряд интересных изобретательских предложений внес Циолковский и для того, чтобы облегчить создание своего дирижабля,

Но этими работами не ограничивается творчество Циолковского в последние годы его жизни.

Циолковский не раз говорил, что полет вне Земли — дело будущего и что, прежде чем человек освоит межпланетное пространство, ему надо завоевать верхние слои атмосферы.

— Полеты в стратосфере — первый шаг к звездам, — шутил ученый.

Именно поэтому он очень интересовался работой иностранных ученых, занимающихся изучением стратосферы, например полетами бельгийского профессора Пикара и особенно работой советских исследователей и воздухоплавателей.

Он пришел в восторг, когда 30 октября 1933 года наш стратостат «СССР-1» поднялся на высоту в 19 километров.

«Ура СССР», телеграфировал Циолковский в Москву героическому экипажу стратостата, а на первую Всесоюзную конференцию по изучению стратосферы прислал свой доклад «О высоте, достижимом стратостатами».

В 1932 году был опубликован труд ученого «Стратоплан полуреактивный»,

В этом труде Циолковский выдвигал идею использования в самолете не только тянущей силы воздушного винта, но и силы отдачи (реакции) выхлопных газов, рождающихся при работе авиамотора.

Исключительно интересно конструктивное решение стратоплана Циолковского. Воздушный винт и мотор он предлагает поместить в фюзеляже — сигарообразном корпусе, а для экипажа строить отдельные герметические гондолы. Эта идея Циолковского была широко использована конструкторами впоследствии.

Посмотрите на схему современного стратоплана с реактивными моторами: она очень напоминает ту, которая была предложена замечательным ученым.

Первого мая 1933 года над колоннами праздничных демонстраций в Москве и Ленинграде прозвучало приветствие семидесятипятилетнего старца из Калуги по радио:

«Привет вам, — говорил Константин Эдуардович. — Представляю себе Красную площадь столицы. Сотни стальных стрекоз вьются над головами идущих колонн. Низко-низко проплывают дирижабли — мечта моей юности, исполнение заветных моих фантазий, пожалуй, некий результат моих ранних работ...

Теперь, товарищи, я точно уверен в том, что и моя другая мечта — межпланетные путешествия, — мною теоретически обоснованная, превратится в действительность...

Да, да, все выше и выше забираются большевики на пользу человечества, для того чтобы каждый пролетарий, будь то немец, японец, китаец, негр, так же радостно, смело, весело, как вы, мог справлять первомайский пролетарский праздник. Сердечный привет вам!»

Только два первомайских праздника пришлось встретить еще Константину Эдуардовичу Циолковскому.

Весной 1935 года он почувствовал резкое ухудшение здоровья. Ученому не сказали, что дни его сочтены. Но он сам понимал это. И, несмотря на жестокие страдания, продолжал интенсивно работать, желая сделать как можно больше на последнем этапе жизни, высказать все еще не высказанное.

Гигантская воля и всегдашнее стремление отдавать свое творчество делу прогресса, делу трудящихся толкали его на самоотверженный труд даже на смертном одре.

В августе 1935 года Циолковский писал автору этих строк, что он «очень слаб и болен». Но к письму прилагал «статью, еще не напечатанную», статью, озаглавленную: «Авиация, воздухоплавание и ракетоплавание в XX веке».

В этой замечательной работе ученый делает вдохновенный прогноз развития тех отраслей техники, которые многим обязаны его гению.

В начале сентября Циолковский почувствовал себя совсем плохо. Московские профессора, прилетевшие в Калугу, предложили операцию, хотя она и не могла обеспечить выздоровление. Врачи надеялись лишь облегчить страдания ученого и несколько продлить его дни.

На 7 сентября было назначено перевезти Циолковского в больницу. Этот день и был последним, когда он работал.

Все утро, лежа в постели, он с помощью дочери разбирал рукописи и раскладывал их по папкам, по разделам...

Операция была сделана на следующий день. Но отсрочить конец врачи не могли. 13 сентября Циолковский выразил желание сделать завещание на все свои научные труды и изобретения. И он продиктовал письмо, которое каждым своим словом волнует до глубины души:

Товарищ Сталин ответил Циолковскому телеграммой:

Жму Ваша руку,
И. СТАЛИН».

Циолковский был в полном сознании и очень обрадовался, когда ему прочитали ответ товарища Сталина.

— Я хочу еще раз обратиться к нему, — сказал он, — запишите... И он продиктовал:

«Москва. Товарищу СТАЛИНУ. Прочитал Вашу теплую телеграмму. Чувствую, что сегодня не умру. Уверен, знаю — советские дирижабли будут лучшими в мире. Благодарю, товарищ Сталин».

Затем, прочитав записанное под диктовку, ученый попросил карандаш и дописал слова:

«Нет меры благодарности. К. Циолковский»

Это были последние записанные им слова.

19 сентября радио разнесло по миру, что в городе Калуге умер Константин Эдуардович Циолковский, человек дерзновенной, но реальной мечты, знаменитый деятель науки, ученый и изобретатель, которым вечно будет гордиться наш народ.

...Прошло одиннадцать лет,

За эти годы ученики и последователи Циолковского сделали немало. Советская авиация доказала свое могущество и рекордами в мирное время и победами в годы Великой отечественной войны.

Враг изведал силу советской науки и техники, пионером которых во многом был Циолковский.

Вспомним стаи огненных птиц — мин «катюш», ракетных снарядов, созданных на основе работ ученого.

А теперь, когда советские люди с воодушевлением творят дело великого нового сталинского пятилетнего плана, снова и снова мы вспоминаем Циолковского, его идеи, его исследования.

Товарищ Вознесенский на Первой сессий Верховного Совета СССР сказал:

«История нашей Родины знает много новаторов, и революционеров науки и техники, сделавших открытия мирового значения. Достаточно упомянуть Попова..., Менделеева..., Жуковского..., Циолковского — выдающегося ученого и изобретателя, разработавшего теорию реактивного движения, лежащую в основе современной реактивной техники, и опередившего появление подобных исследований за границей».

Над могилой Константина Эдуардовича Циолковского в Загородном саду, в Калуге, на той самой любимой им полянке, где он впервые заговорил о реальности полета в космическом пространстве, воздвигнут памятник.

К зениту устремляется стройный обелиск. На постаменте его высечены слова ученого:

«Человечество не останется вечно на Земле, но в погоне за светом и пространством сначала робко проникнет за пределы атмосферы, а затем завоюет себе все околосолнечное пространство...»

Не может быть сомнения — рано или поздно это пророчество ученого осуществится. А до этого реактивная техника будет освоена для того, чтобы использовать ее на облегчение условий труда, на развитие транспорта, на достижении больших скоростей полета в стратосфере. Сделаем первый шаг к звездам.

У нас для этого есть все: любовь народа к тем, кто творит и дерзает, внимание к ним партии большевиков, советского правительства и товарища Сталина.