«Техника-молодежи» 1961 №2, с.25-27, обл.4





Научно-фантастический рассказ
И. РОСОХОВАТСКИЙ
(г. К и е в)

Рис. К. АРЦЕУЛОВА

З

УБЧАТАЯ линия горизонта была залита кровью. Солнце умирало, испуская последние длинные лучи и прощаясь с землей.

А ои стоял у ног гигантских статуй и оглядывался вокруг. Ои смутно чувствовал: тут что-то изменилось. Но что именно? Определить невозможно. Тревожное беспокойство не оставляло его...

Он был археологом. Его худощавая, слегка напряженная фигура казалась моложе, чем лицо, коричневое, обветренное, с усталыми, слишком спокойными глазами. Но иногда они вглядывались в знакомый предмет, оживлялись, вспыхивали, и тогда становилось ясно, что зтот человек сделен из того же огненного материала, что и солнце, под которым он ходит по земле.

Теперь его звали Михаилом Григорьевичем Бутягиным, а когда он был здесь впервые, она называла его «Мишá», стевя ударение на последнем слоге.

Это было пять лет тому назад, когда он готовился к защите диссертации, а Света занималась на последнем курсе. Она сказала: «Это нужно для дипломной работы», — и он добился, чтобы ее включили в состав экспедиции. Вообще она вертела им, как только хотела...

Михаил Григорьевич всматривался в гигантские фигуры, пытаясь вспомнить, около какой из них, на каком месте она сказала: «Мишá, трудно любить такого, как ты...» И спросила, задорно тряхнув волосами: «А может быть, мне только кажется, что люблю?»

Губы Михаила Григорьевича дрогнули в улыбке, потом изогнулись и застыли двумя напряженными линиями.

«Что здесь изменилось? Что могло измениться?» — спрашивал он себя, оглядывая барханы. Он снова вспомнил с мельчайшими подробностями все, что тогда произошло.

...Направляясь в третье путешествие к останкам древнего города, четыре участника археологической экспедиции отбились от каравана и заблудились в пустыне. И тогда-то среди барханов они случайно обнаружили зги статуи. Фигура мужчины была немного выше, чем фигура женщины. Запоминалось его лицо, грубо вырезанное, — почти без носа, без ушей, с широким провалом рта. Тем более необычными, даже неестественными на этом лице казались четко очерченные глаза, в них можно было рассмотреть ромбические зрачки, синеватые прожилки на радужной оболочке, негнущиеся гребешки ресниц.

Фигуры статуй поражали своей асимметрией. Туловище и руки были очень длинными, ноги короткими, тонкими.

Сколько участники зкспедиции ни спорили между собой, не удалось определить, к какой культуре и эпохе отнести эти статуи.

Ни за что Михаил Григорьевич не забудет минуты, когда впервые увидел глаза скульптур. У него перехватило дыхание. Он остолбенел, не в силах отвести от них взгляда. А потом, раскинув руки, подчиняясь чьей-то чужой непонятной силе, пошел к ним, как лунатик. Только ударившись грудью о ноги статуи, он остановился и тут же почувствовал, как что-то обожгло ему бедро. Он сунул руку в карман и охнул. Латунный портсигар был разогрет, как будто его держали на огне.

Михаил пришел в себя, оглянулся. Профессор-историк стоял абсолютно неподвижно, с выпученными глазами, тесно прижав руки к бокам. Он был больше похож на статую, чем эти фигуры.

Даже скептик Федоров признался, что ему здесь «как-то не по себе».

Когда Светлана увидела фигуры, она слабо вскрикнула и тесно прижалась к Михаилу, инстинктивно ища защиты. И ее слабость породила его силу. Он почувствовал себя защитником — сильным, стойким, — и он преодолел страх перед глазами статуй.

Очевидно, правду говорили, что в археологе Алеше Федорове живет физик. Он тайком совершил археологическое кощунство — отбил маленький кусочек от ноги женской статуи, чтобы исследовать его в лаборатории и определить, из какого вещества сделаны скульптуры. Вещество было необычным — в нем проходили какие-то завитки, и оно покрывалось бледно-голубоватыми каплями.

Через несколько дней заблудившихся участников зкспедиции обнаружили с самолета. Они улетели в Ленииебад, мечтая вскоре опять вернутьсв в пустыню к статуям.

Но началась Великая Отечественная война. Светлана ушла вместе с Михаилом не фронт. Профессор-историк погиб при блокаде Ленинграда. Погиб и Алеша Федоров при взрыве в лаборатории. Взрыв произошел как раз в то время, когда Алеша исследовал вещество статуи. Одни из лаборантов утверждал, что всему виной тот кусочек вещества, что он действует как очень сильный фермент — ускоряет одни реакции и замедляет другие. Из-за этого и вспыхнула огнеопасная жидкость...

Окончилась война. Михаил Григорьевич и Света вернулись к прежней жизни, к старым, неоконченным делам. И, конечно, в первую очередь к тайне статуй. Оказалось, что в 1943 году в пустыню, к месту нахождения статуй, вышла небольшая зкспедиция. Но разыскать статуи не удалось. Возможно, их засыпали движущиеся пески.

Михаил Григорьевич начал организовывать новую зкспедицию. На этот раз Света не могла сопровождать его — два месяца тому назад она родила сына.

Михаил Григорьевич сам вылетел в Ленииабад, а оттуда направился дальше, к пустыне. И вот здесь, договариваясь с проводниками, он услышал интересную легенду, которая заставила его задуматься.

«Давным-давно, много веков назад, через пустыню двигались кочевники народа газруф. Они бежали от вражеских племен. Кочевники погибали от жары и жажды, и животы их присохли к спинам.

И тогда старейшина племени принес в жертву своим проклятым идолам самую красивую и юную девушку. Ои молился: «Не отворачивайтесь от нас, боги! Помогите нам боги ветра, палящих лучей, песка, воздуха!»

Может быть, еще долго выкрикивал бы неверный свои молитвы идолам.

Но вдруг кочевники увидели, как от солнца оторвался кусок и начал падать ив землю. Ои увеличивался на глазах, превращаясь в кривую огненную саблю.

Кочевники упали ниц, закрывая уши, чтобы не слышать ужасного рева и свиста. И тут чудовищный ураган налетел на них и через несколько мгновений от многих мужчин и женщин в живых осталось лишь трое.

Еще десять и четыре дня шли они по пустыне и увидели вдали сверкающие горы. Они были совершенно гладкими, в виде двух гигантских колец, связанных между собой. Испугались неверные и в страхе убежали. Еще много дней блуждали они по пустыне, и лишь одному из них было суждено выйти к людям, чтобы рассказать им обо всем... И тогда муллы наложили строгий запрет: все караваны должны обходить «священное место», где лежат страшные кольца.

И если какие-нибудь путники, заблудившись, приближались к кольцам на расстояние пять полетов стрелы из лука, они погибали от неизвестной болезни...»

«Что бы это могло быть?» — думал Михаил Григорьевич. Ему удалось в рукописях одного древнего историка найти подтверждение легенды. Историк упоминал о звезде, упавшей на Землю, об урагане и гибели кочевого племени.

И тогда у археолога появилась смутная догадиа: возможно, в пустыне когда-то приземлился космический корабль. Возможно, разумные существа с него в знак своего пребывания на Земле и оставили эти статуи.

Такая гипотеза объясняла странный вид статуй, загадочное вещество, из которого они сделаны, и многое другое. Но были в ней и уязвимые места.

И самым непонятным было то, что никто никогда не рассказывал о таинственных существах, пришедших из пустыни. А ведь космонавты, наверное, поинтересовались бы жителями вновь открытой планеты и постарались бы вступить с ними в переговоры.

Михаилу Григорьевичу не терпелось поскорей проверить свою гипотезу. И вот, наконец, с одного самолета экспедиции, пролетающего над пустыней, заметили долгожданные статуи. Тотчас же в путь выступила экспедиция во главе с Михаилом Григорьевичем.

...Он стоит перед статуями — возмужавший и огрубевший на войне, строгий, научившийся сдерживать свои чувства и порывы, — и думает: «Сколько я пережил за это время! Поиски, волнения, защита диссертации, рождение сына. Фронт, огонь, смерть, разные люди... Одни становились из чужих родными, другие уходили из жизни. Там, на фронте, кадровикам эасчитывался год за четыре года армейской службы, но на самом деле год стоил десяти, двадцати лет, целой жизни, Мы узнали нестоящую цену многим вещам, мы яснее поняли, что такое счастье, жизнь, верность, глоток воды».

Потом он подумал о сыне и ласково улыбнулся.

Он вспомнил останки древнего города, обнаруженные в этой же пустыне. В развалинах одного дома он нашел гипсовую женскую голову. Теперь она выставлена в Эрмитаже, м каждый, кто посмотрит на нее, удивляется, каким прекрасным может быть лицо простой женщины, когда она любит. И каждый хочет быть достоин такой любви.

«Это все, что осталось от жизни и труда неизвестного скульптора, — думает Михаил Григорьевич. — Но раэзе этого мало, если люди становятся выше и чище, посмотрев на его творение?»

Он представляет, что останется от него самого: исследования, очерки, находки. В них запечатлен кусочек истории, иногда кровавой и жестокой, иногда неразумной и подлой, иногда величественной и светлой, но всегда указывающей путь в будущее. И еще останется сын, и сын его сына, и правнуки, дела...

А от Светланы? Она всегда была скромным помощником. Но разве смог бы он так провести экспедицию на Памире, если бы она не была с ним рядом? И разве на первой странице его книги о древнем городе не неписано посвящение «Любимой Светлане»? И разве те, кто прочтет посвящение, не поймут, кем она была для него?

Край солнца еще виднелся над горизонтом. Казалось, что там плавится песок и течет огненной массой. Подул ветер, и песок зашелестел. Только статуи стояли неподвижно, еще более безжизненные, чем пустыня.

Михаил Григорьевич опять подумал, что так же неподвижны они были все эти пять лет, и ветер оглаживал их со всех сторон, злясь на искусственную преграду. Время текло мимо них, как песок, унося человеческие радости и страдания...

И все же... Михаилу Григорьевичу казалось, что здесь произошли какие-то изменения. Он не мог увидеть их, и поэтому злился и тревожился. Он вынул из кармана бумажник, раскрыл его. Достал фотокарточку... Вот он, вот Света, напротив — статуи... Но что же это такое? Не может быть! Не может...

Михаил Григорьевич переводил взгляд с фотокарточки на статуи и опять на фотокарточку. Аппарат не мог ошибиться. Может быть, ошибаются сейчас его глаза? Он подошел ближе, отступил. Нет, и глаза не ошибаются.

На фотокарточке женская статуя стоит прямо, опустив руки, а сейчас сна изменила положение: слегка согнуты ноги в коленях, рука протянута к ноге — к тому месту, где отбит кусок. А статуя мужчины, стоящая вполоборота к ней, сделала шаг вперед, как бы защищая женщину. Правая рука вытянута и сжимает какой-то предмет.

«Что все это означает?»

Михаил Григорьевич ничего больше не чувствовал, не мог думать ни о чем, кроме статуй. Его глаза сверкали, сквозь коричневый загар лица проступил слабый румянец. Теперь он казался намного моложе своих лет. Он вспомнил слова Светланы: «Никак не могу отделаться от впечатления, что они живые»...

Ритм его мыслей нарушился, в памяти вспыхивали отрывки сведений: слон живет десятки лет, а некоторые виды насекомых — несколько часов. Но если подсчитать движения, которые сделает за свою жизнь какой-то слон и какое-то насекомое, то может оказаться, что их количество приблизительно равно.

Обмен веществ и жизнь не имеют определенного отрезка времени. У различных видов они различны, причем это различие колеблется в очень широких пределах. Так, все развитие крупки заканчивается в 5—6 недель, а секвойя развивается несколько тысяч лет.

Все ясней и ясней, ближе и ближе вырисовывалась главная мысль. Даже у земных существ отрезки времени, за которые протекают основные процессы жизни, настолько различны, что один отрезок относится к другому, как день к десятилетию или столетию.

Мышь полностью переваривает пищу за час-полтора, а змея — за несколько недель.

Деление клеток некоторых бактерий происходит каждый час-два, а клеток многих высших организмов — раз в несколько дней.

У каждого вида свое времв, свое пространство. Свои отрезки жизни... Быстрому муравью моллюск показался бы окаменевшей глыбой... А если вспомнить еще и явления анабиоза...

Статуи стояли перед ним совершенно неподвижно. Но он уже догадывался, что их неподвижность кажущаяся. И еще он догадывался, что это вовсе и не статуи, а... Ну, конечно, это живые существа с другой планеты, из другого мира, из другого материала, из другого времени. Наши столетия для них — мгновения. Очевидно, и процессы неживой природы там протекают в ином, более медленном ритме.

Пять лет понадобилось этой непонятной женщине для того, чтобы почувствовать боль в ноге и начать реагировать на нее. Пять лет понадобилось мужчине, чтобы сделать один шаг.

Пять лет... Он, Михаил Григорьевич, за это время прожил большую жизнь, нашел и потерял товарищей, узнал самого себя, испытал в огне свою любовь и ненависть. Он изведал тысячу мук, боль, отчаяние, радость, горе, счастье.

А нервные импульсы этих существ медленно ползли по их нервам, сигнализируя женщине о боли, мужчине — об опасности.

Он шел через фронты, израненный, измученный, но неукротимый, к победе. И хрупкая золотоволосая женщина, его жена, шла рядом, деля все трудности и радости.

А женщина, которую все считали статуей, все эти годы опускала руку к больному месту, а мужчина заносил ногу, чтобы сделать очередной шаг навстречу опасности.

Это казалось невероятным, но Михаил Григорьеяич слишком хорошо знал, что в природе может случиться все. Многообразие ее неисчерпаемо.

«Пройдут еще десятки лет, — думал он. — Умру я, умрет мой сын, а для них ничего не изменится, и ни обо мне, ни о моем сыне они даже не узнают. Наше время омывает их ступни и несется дальше, бессильное перед ними. И все наши страдании, наши радости и муки для них не имеют никакого значения. Они оценят лишь дела целым поколений».

И тут же ой спросил себя: «Оценят ли? Все может быть иначе. За боль, нанесенную женщине без злого умысла десятки лет тому назад, мужчина поднял оружие. А когда оно выстрелит? Сколько лет пройдет еще до того? Сотни, тысячи?.. Люди далекого будущего поплатятся за ошибки своих давних предков. И что это за оружие? Каково его действие? И как не допустить чтобы оно начало действовать?»

Михаил Григорьевич остановил поток своих вопросов. Справиться людям Земли с этими пришельцами совсем просто. Можно выбить оружие из руки мужчины. Можно связать стальными тросами этих существ. В конце концов побеждает тот, чье время течет быстрее.

Но как общаться с пришельцами? Как узнать об их родине и рассказать им о Земле? Ведь вопрос, заданный им сегодня, дойдет до их сознании через десятки лет, и пройдут еще сотни лет, прежде чем они ответят на него.

Но придется задавать много вопросов, прежде чем установится хотя бы малейшее взаимопонимание между

землянами и пришельцами. Пройдут тысячи лет... И для потомков вопросы прадедов потеряют всякое значение, и они зададут свои вопросы... И опять пройдут тысячи лет...

Для пришельцея это будут мгновения, для землян эпохи.

Михаилу Григорьевичу теперь было страшно подумать об отрезке своей жизни. Какой ои крохотный, неразличимый, словно капля в океане! Какая незаметная его жизнь, а ведь ему самому она кажется целой эпохой! И что он такое? Для чего жил? Что от него останется?

Михаил Григорьевич поднял голову. Не всякий может отяетить на последний вопрос. А он может. Останутся его дела — прочитанные страницы истории... Его время не текло напрасно. И вот тому доказательство. За пять лет он стал настолько умней и опытней, что догадался о том, о чем раньше и не мог подумать. Он разгадал тайну статуй!

Поток мыслей захлестнул археолога. Теперь ученый понимал: он волнуется напрасно. Земляне найдут способ общаться с пришельцами. То, что невозможно сегодня, станет возможным завтра. И потомки сумеют ускорить процессы, протекающие в теле пришельцев.

А его жизнь, как жизнь всякого человека, не укладывается ни в какой отрезок времени. Вернее говоря, этот отрезок эависит от самого человека. Один делает свою жизнь ничтожной и незаметной, другой великой и многогранной. Понятие «мгнояение» очень относительно. И секунда человеческой жизни это не то, что натикают часы, а то, что человек успеет сделать за нее. Она может быть ничем и может оказаться эпохой.

Разве не стоит столетий мгновение Ньютона, когда он сформулировал свой знаменитый закон? Разве секунды Леонардо да Винчи или Ломоносова — это только то, что отсчитали часы?

За секунду Земля проходит определенный путь, ветер пролетает определенное расстояние, муравей пробежит определенную тропу. Человек может вообще не заметить секунды, а может нажатием кнопки в одну секунду запустить ракету в космос, может зевнуть от скуки, а может открыть новый закон природы.

Время хозяин многих вещей в природе, но человек сам хозяин своего времени.

Михаил Григорьевич задумался о том, какую жизнь прожили эти пришельцы. Что успели сделать за нее? Больше, чем он, или меньше?

Пламенеющий горизонт пустыни медленно угасал. Огненная стена уже давно опустилась за барханы, и лишь золотисто-красная грива еще умазывала место, где солнце скрылось, подчиняясь непреложному времени.

Длинные тени легли от пришельцев и смешались с тенью Михаила Григорьевича. Они стояли друг против друга — высшие существа, такие разные и все же сходные в основном. Ведь это они, существа, обладающие разумом, могли вне зависимости от времени сделать свои жизни ничтожными или бесконечными.


Идея рассказа И. Росоховатского не противоречит основным положениям материалистической биологии. Его можно было бы даже дополнить еще некоторыми примерами резких различий в скоростях течения биологических процессов.

Рассказ заставляет читателя задуматься о чрезвычайном разнообразии форм живой материи, о наличии в живом мире процессов, протекающих с различными скоростями.

И. КОСИНЮК, диктор биологических наук,
руководитель Лаборатории общей физиологии ин-та физиологии
АН УССР