«Техника-молодежи» 1965 №1, с.1-3




Рис. P. Авотина

ПЕРВАЯ НАУЧНАЯ ЛАБОРАТОРИЯ В КОСМОСЕ

СО ШТАТОМ В ТРИ ЧЕЛОВЕКА -

ЭТО НАШ СОВЕТСКИЙ КОРАБЛЬ „ВОСХОД"

ВОТ ЧТО РАССКАЗЫВАЮТ ЧИТАТЕЛЯМ
ЖУРНАЛА СОТРУДНИКИ ЭТОГО
БЕСПРИМЕРНОГО В ИСТОРИИ
НАУЧНОГО УЧРЕЖДЕНИЯ:


В. М КОМАРОВ —
командир космического корабля!


РОДИЛОСЬ ЖЕЛАНИЕ БЫТЬ В СОСТАВЕ ЭКИПАЖА, КОТОРЫЙ КОГДА-НИБУДЬ ОТПРАВИТСЯ К ЛУНЕ

Я

в группе летчиков-космонавтов с того времени, как в ней находятся Гагарин, Титов и другие товарищи.

Главный Конструктор как-то сказал: «Вот, Владимир Михайлович (кстати, он всех по имени и отчеству называет), придется тебе быть когда-нибудь командиром многоместного корабля».

Я подумал: «Если это говорит Главный Конструктор, — а слова его твердые, что обещает, то делает, — значит полечу в многоместном».

Так и получилось.

С Константином Петровичем и Борисом Борисовичем мы давние друзья. Борис работал у нас в лаборатории, готовил космонавтов к полету и сам проходил у нас практику.

Константин Петрович знакомился со специальными предметами теории полета, расспрашивал о корабле. Все мы знаем друг друга давно, а совместную подготовку проходили только в минувшем году.

Как в любом нелегком деле, были у нас и большие трудности и большие радости.

На космодром прибыли мы в конце октября. Все проверили, договорились, кто что будет делать.

Быть командиром в космосе, руководить экипажем — сложно и необычно. Я человек военный. Привык: как распоряжусь, так команда и делает. А здесь члены экипажа люди штатские — ученый, врач, с ними надо обращаться помягче.

День старта запомнится на всю жизнь. Мы не ожидали полета так скоро. И вдруг нам сообщили: летим! Так мало свободного времени — спешу поговорить с товарищами, с Главным Конструктором.

Подан традиционный голубой автобус.

Обычная, я бы сказал, даже домашняя обстановка. Потом лифт, посадка. Врач, ученый, я... Для трех надо порядочно места. Но корабль большой, и никаких затруднений с жилплощадью не было. Вся система корабля была подготовлена безупречно!

Когда смотришь на старт со стороны, очень волнуешься. Удивительно чувствуется мощь работающих двигателей. Тебя переполняет чувство гордости за людей, которые принимали участие в подготовке корабля.

Ну, а если ты сам в корабле, все кажется спокойнее, волнуешься меньше. Однако без восторгов нельзя обойтись, особенно когда видишь с необычно большой высоты родную землю, леса и поля, над которыми пролетаешь.

У нас в корабле три иллюминатора — каждый космонавт смотрел в свой и, если замечал что-то интересное, подзывал товарища, который тут же поднимался с кресла и, пролетев по воздуху, оказывался рядом. Мы обменивались впечатлениями, искали объективности в наблюдениях, старались отбросить все субъективное — ведь это так важно для науки!

Спуск — наиболее тяжелый этап. Действуют перегрузки, их переносить трудно, хотя они возникают довольно плавно. Это естественно —— после суточной невесомости перегрузки кажутся несколько больше.

Тормозная установка сработала с точностью до секунды.

При входе в плотные слои атмосферы не только плавно возрастают перегрузки, но и ярче поблескивает сгорающая защитная оболочка корабля.

Наконец вновь устойчивое положение. Срабатывает система посадки — на парашютах. Недалеко от земли включается система мягкой посадки.

Из корабля вышли сначала я, потом Константин Петрович, Борис Борисович. Тут же прилетел самолет, затем вертолет. Мы доложили, что все в порядке.

Потом люди искали на поле место, где мы приземлились, и с трудом нашли следы мягко приземлившегося корабля.

Затем снова космодром. Врачи — пусть не обижаются! К нам они были бессердечны: обследовали, обследовали... Искали отклонений. А все было прекрасно. Казалось бы, вот и конец полета. Но... Наше задание еще не выполнено. Надо оформлять материалы, обрабатывать кинопленки и т. д.

И вот у нас родилось новое желание: когда-нибудь быть в составе экипажа, который отправится к Луне.

Б. Б. ЕГОРОВ —
врач-космонавт:


НАШИ ПРЕДКИ
УДАЧНО РАСКРАСИЛИ ГЛОБУС

Н

евесомость не неожиданность, это уже классическое представление. Но отдыхать в невесомости довольно непривычно — хочется к чему-то прикоснуться, лучше всего отдыхать, привязавшись в кресле.

Вначале невесомость не ощущаешь, а замечаешь ее лишь по летающим предметам. Потом к ней привыкаешь и даже используешь ее. Надо было брать кровь: я «повесил» аппарат в воздухе, но, торопясь, чтобы аппарат не улетел от движения воздуха, уколол палец. Очень удобно «вешать» рядом бортжурнал.

Работы врачу в космосе много, но Земля все же тянула к себе.

Мы видели очень красивые горные массивы, плато Тибета, Антарктиду, джунгли...

Наши предки удачно раскрасили глобус, угадали его оттенки по цвету. Мы смотрели на Землю: все так, как на глобусе, только нет сетки из меридианов и параллелей. И, пожалуй, многовато облаков. Они закрывают порой полконтинента.


«Мне сверху видно все», — поют пилоты в популярной песне. И это так. Но если пилот к тому же еще и космонавт, ему открыты и «хоры стройные светил» и стаи облаков, рождающиеся над горными склонами нашей планеты. Вот какой видят люди Землю из космоса.


К. П. ФЕОКТИСТОВ —
ученый-космонавт:

МОЖНО МЕЧТАТЬ О СОЗДАНИИ
КОСМИЧЕСКОЙ ЛАБОРАТОРИИ
СО ШТАТОМ В ДЕСЯТКИ ЧЕЛОВЕК


Ч

асто говорят о подвиге космонавтов. Это несправедливо. Создать корабли, ракету-носитель это не просто, и это не принадлежит ни одному человеку, ни небольшой группе людей. Считать так было бы тоже несправедливо.

Космический корабль — это самая сложная из существующих автоматических машин. Сделать такую машину очень трудно. Это подлинный подвиг рабочих, инженеров, ученых.

Впечатления о полете? Прежде всего об изучении горизонта. Граница его — ореол с белесоватой полосой. Но иногда над ней на высоте 15—20 км появляется второй, даже третий слой яркости. Сначала черное небо, потом подсвеченный слой, под которым видны звезды. Верхняя граница светового слоя 100 км, нижняя 60—40 км. Спрашивается: зачем нужно его изучение? Рано или поздно космические корабли будут летать, как самолеты. И такому кораблю надо как бы дать опору, чтобы иметь возможность производить измерения, отсчеты от чего-то. Тут, я думаю, во многом поможет изучение горизонта. На Земле горизонт виден на несколько десятков километров, а с космической высоты глаз охватывает гигантские районы.

О полярном сиянии в районе Антарктиды: мы впервые из всех космонавтов видели полярное сияние — верхний слой яркости горизонтальный, а поперек него вертикальные столбы света высотой в добрую сотню километров.

Видели мы и светящиеся частицы, которые наблюдал американец Гленн. Мы сравнивали впечатления трех человек, советовались, какова яркость. Определить можно так: на расстоянии нескольких метров их яркость равна свету обычных звезд. Частицы видны, когда лучи солнца не попадают в иллюминатор.

Мы проверяли также возможность ориентировки корабля по звездному небу. Выбирали опорную звезду, от которой производили измерения. Наш вывод: по звездам можно достаточно точно ориентироваться в будущих полетах. Кстати, есть и другие, новые методы ориентации корабля. При его движении создается так называемый ионный ветер из отдельных, крайне разреженных частиц атмосферы. Его измерение может также помогать в ориентации корабля.

Интересны вопросы поведения газового пузыря в невесомости.

Техника корабля чрезвычайно сложная. Наиболее важные агрегаты дублируются — это еще более усложняет схему. Но у нас все работало отлично. При приземлении скорость была равна нулю — мы даже лунку посадки обнаружили далеко не сразу. Поле посадки — свежая стерня. Лунка оказалась глубиной всего в 6 см.

Иногда мне задают вопрос о возможности создания космических орбитальных лабораторий. Корабль «Восход» — это уже летающая лаборатория. Там были приборы для медико-биологических исследований, технических исследований и многих других научных работ.

Теперь можно мечтать о создании космической лаборатории со штатом в десятки научных работников. Время это не за горами — такие лаборатории обязательно будут. Недалек час, когда мы увидим и еще более грандиозные вещи в космосе.

Литературная вались В. Дмитриева