"Техника-молодежи" 1967 г №7, с.14-15
Андрей довернул ручку реостата. В камине затрепетало пламя, затрещали сосновые поленья. Чен покосился на голубую шкалу главного прибора. Желтый лучик мерцал уже возле красной черты. Но Чен промолчал.
Три года одиночества на планете, где атмосфере радиоактивна, каменистые равнины голы, а речушки, светящиеся фосфором и йодом, — безжизненны. Тысяча дней вынужденного сидения взаперти. И только по ночам, когда нет убийственного излучения звезды, можно встряхнуться, протащившись несколько километров по берегу океана.
Камин — чудовищно расточительное устройство. Пламя, поленья, жар, даже запах дыма — всего лишь искусная имитация, пожиравшая более половины всей энергии станции. Камин придумал и собрал Дэн Леджитт, пока межпланетники целую вечность собирали батискаф и все приспособления к нему.
Вон он, Дэн, стоит на Скафе вместе с экипажем. Они еще не ухнули в глубину океана, они еще улыбаются с фото. Они еще не знают, что фото провисит на станции целых пять лет. И станционный журнал распухнет от однообразных записей: «Скаф молчит».
Они исчезли, растворились в океане...
— Андрей, пора выходить. — сказал Чен.
О, эти еженощные прогулки, однообразные, как лиловатые хвосты звездных сияний. Андрей выключил камин. Пламя погасло, обнажив безобразное сплетение проводов и деталей.
Они вышли из шлюза, огляделись. Вдали, на самом берегу, сияла красноватая точка. Слишком низкая для звезды, слишком яркая для случайного блика.
Потрясенные, они молча шли к мерцающей воде, не спуская глаз со странного светила. Вскоре оно стало походить на продолговатый огненный цветок с тонким стеблем.
— Это они! — закричал Чен. — Я всегда знал...
Они подбежали к цветку, еще не веря в чудо, наклонились над скафандром. Перевернули его, и пока Чен вырывал из стиснутых пальцев лежащего гибкий стержень с излучателем, Андрей разглядел сквозь шлем лицо Дэна Леджитта...
— Иx нет. Но я не мог бы поклясться, что они умерли. Впрочем, я и сам не знаю: жив я или мертв... Вы скажете, что наш разговор реален. Но ведь и этот огонь, — Леджитт кивнул курчавой головой, показывая на камин, — тоже реален! А ведь его нет. Есть лишь волны в разных сочетаниях. Что мы такое? Кто мы такие? Что такое вселенная?..
ИТОГИ КОНКУРСА НА РАССКАЗ ПО РИСУНКУ ХУДОЖНИКА АНДРЕЯ СОКОЛОВА Более 600 работ из разных концов нашей страны и из-за рубежа поступило на конкурс. Редакция благодарит всех, принявших участие в литературном конкурсе журнала. Жюри, куда вошли известные писатели-фантасты И. Ефремов, А. Днепров, С. Гансовский, В. Григорьев, а также члены редколлегии нашего журнала, решило: ПЕРВАЯ ПРЕМИЯ — транзисторный радиоприемник — присудить Н. Никоновой за рассказ «Адам н Ева» (№ 4, 1967 г.). ВТОРАЯ ПРЕМИЯ — транзисторный радиоприемник — присуждена поэту Петру Орешкину за стихотворение «Дважды два...» (№ 10, 1966 г.). ТРЕТЬЕЙ ПРЕМИЕЙ — набор авторучек — награждена В. Куценко за рассказ «Океан» (№ 7, 1967 г.). ШЕСТЬ ПООЩРИТЕЛЬНЫХ ПРЕМИЙ (годовая подписка на «Технику — молодежи») получили: Г. Бондарев (Москва) — рассказ «Загадка на Ахероне»; Н. Громов (Москва) — рассказ «Серебристая пыль»; Н. Дмитриев (Душанбе) — рассказ «Одни грамм ТЭННА»; О. Пояркова и С. Рубаник (г. Конотоп Сумской области) — рассказ «Последняя фантазия о Марсе»; В. Суворов (Ленинград) — рассказ «Игон и планета»; В. Шаповалов (Краснодар) — рассказ «Счастливая смерть Эдди Картона». Победители конкурса будут награждены почетными дипломами «Техники — молодежи». |
В общем тек. Мы и раньше знали, что верхний слой воды, вот этой ослепительной, мертвой радиоактивной воды, кончается на глубине ста двадцати метров с небольшим. Но когда опустились на два-три километра, удивились. Воде прозрачная, как в горных ручьях, все кругом четко видно, а радиоактивность ноль.
— По приборам? — быстро спросил Чен.
— Приборы работали как часы, приятель, — усмехнулся Леджитт. — Они и сейчас работают... Короче, появилась живность. Какие-то быстрые твари. Движутся скачками. Очень скоро исчезли... Мы опустились. Дно похоже на гигантскую губку. Оно все изрыто пещерами.
— И вы спустились в пещеру?
— Конечно. И тут. И сразу же появились пузыри. Круглые, прозрачные, как мыльные пузыри. Сначала я подумал, что это вызвано движением воды... Но пузыри не поднимались, как им полагалось по всем законам природы, а погружались вместе со Скафом. Они кружились вокруг него, иногда обгоняли. Маленькие, веселые, разноцветно переливающиеся пузырики... Мы смеялись, глядя на них. Но их становилось больше, больше, и мы не заметили, как они превратились в пену, а мы погружаемся в эту пену, вязкую, засасывающую. Мы уже не могли всплыть. Потом не стало пены, и мы провалились. Не очень глубоко, но... Там не было воды!
— А что?
— Воздух. Правда не для нашего брата. Гелий, хлор, йод. Температура — около трехсот по Кельвину. Давление — пять атмосфер. Темно. Мы включили свет и увидели, что находимся в месте разветвления шести коридоров или пещер, если вам угодно. Стены как бы поросшие мхом. Или мехом. Мягкие, серые... Мы поняли, что нам крышка! Мы упали, метров с тридцати, не больше. Но по воздуху Скаф летать не умеет,..
Мы решили выйти в тяжелых скафандрах, хотя там тоже нулевая радиация. Зато всегда можно было включить жесткое излучение и отпугнуть любую тварь. Как капитан, я не имел права выйти в первый раз. Вышел Арно. Он и обратил внимание на странную поверхность стен. Он заявил, что никакой опасности нет. Тогда я разрешил выйти Кнюту и Наде. И в этот момент снова появились пузыри. Маленькие, большие, прозрачные, мутные, Они плавали, как во сне. Я попросил поймать хотя бы одного... Но они очень быстро мелькали. Их стало опять больше, больше... Я приказал ребятам вернуться, но связь прервалась. Слышен был только звон, как тысячи колоколов, звонящих одновременно. И снова мы оказались как будто в пене. Я ничего не видел, кроме этой пены, и не слышал ничего, кроме звона. Черт знает, что это был за звон! Мелодичный, протяжный, без всякого намека на мелодию или смысл... и вместе с тем... Я не знаю, как это объяснить!.. У меня вдруг возникло чувство, что я сейчас что-то пойму... Но я ничего не понял. Меня вдруг охватил страх. Даже не страх — ужас!.. Кажется, я кричал... И тогда я, опомнясь, включил жесткое излучение. Их сдуло, как ветром сдувает пену. Но ребят не было. Где они, что с ними — я не знаю. Я облазил все вокруг, насколько позволяли границы действия излучателя, — никаких следов. Я обнаружил, что стены пещер — мягкие и упругие, но однородные... В сумке есть образцы.
— А вы не пытались установить контакт? — тихо спросил Чен. Может быть, это разумный мир?
— Мало сказать пытался! — воскликнул Леджитт. — Чего я только не делал! О некоторых своих попытках я не расскажу даже на смертном одре! До таких глупостей я доходил! Я писал письма ребятам. Относил их запечатанными в бутылки на границу излучения и уходил. Потом выключил излучатель. Письма исчезали, ответа не было... А я писал и ждал, ждал, ждал! Чего только не приходило в голову!
— Но как же вы сумели?..
— Как я выбрался? Я собрал переносный генератор и излучатель. Кроме того, мне пришлось пробить ход наверх в этой рыхлой и вязкой породе. Я полз, как червяк, в грязи и тянул за собой генератор. А внизу ход заплывал. Его затягивало... И я полз в этой мягкой обволакивающей тьме, разгребая породу, не зная, куда я лезу — вверх или вниз...
Где я был? В каком странном мире? Что это было? Дорогу по дну я запомнил прекрасно... Там очень характерный рельеф... И ваш пеленг... — это счастье, что вы не прекратили его посылать!
Чен сказал строго:
— Мы и теперь не прекратим его посылать.
— Да... Правильно. Ничего не известно!.. У каждой планеты свои странности,
— Да. Свои странности, — как эхо повторил Чен и спросил; — Можно я отключу камин? Нам ведь надо накопить энергию для экстренной передачи на Землю...