«Техника-молодежи» 1972 г №6, с.10-14

Живые паруса. На станции межгалактической связи будущего.

Фантастическая живопись началась с трансформации внешнего облика предметов. Помню, в детстве меня необычайно поразил роман Пьера Жиффара «Адская война». Там на иллюстрациях висели в небесах чудовищные дирижабли размером чуть ли не с целый город, там ползли колоссальные броненосцы, извергавшие дым и огонь, ныряли исполинские подводные лодки. Художник механически конструировал будущее, увеличивая до немыслимых размеров технику начала нынешнего века.

Этот нехитрый прием, являвшийся, по сути, печальным свидетельством ограниченности человеческой фантазии, долгое время был неким каноном: так иллюстрировали Жюля Верна, такими рисунками пестрит довоенный «Мир приключений». В те времена было бы бессмысленно говорить о фантастической живописи как о жанре. Ибо жанр рождается тогда, когда форма становится обязательной. Рисунки наших пращуров черным углем на серых скалах еще не гравюра (я, разумеется, не имею в виду высокое искусство пещер Франции); каменные идолы на скифских курганах еще не скульптура; тихоходный цеппелин, облаченный в чехол ракеты, еще не звездный корабль.

На мой взгляд, некоторые теперешние рисунки к научно-фантастическим произведениям или картины, изображающие цивилизации неведомых планет, далеко ушедших от нас по пути в будущее, попытки изобразить пейзажи Земли, преобразованной грядущими веками, зачастую несут в себе порочную тенденцию бесформенности.

Вспоминается давний спор о правомочности скульптора искажать человеческое тело сообразно своим целям. Нередко, замыслив показать могучую связь героя с землей, художник делал ему бревноподобные ноги, как у слона; пытаясь изобразить гнев, боль, ненависть, вылепливал то великаний кулак, то разорванный криком рот невероятных размеров, деформированный нос, бесформенный глаз. Такое направление скульптуры, как бы оно ни именовалось (будь то экспрессионизм, примитивизм и прочие «из-мы»), происходит от неумения, отсутствия мастерства. Великие мастера прошлого могли выразить все оттенки наших страстей — страх, радость, ярость, грусть, отчаяние, решимость — в рамках прекрасного человеческого тела, нисколько не искажая его пропорций. Потому что их понятия формы были связаны с утверждением гармонии, с торжеством красоты.

Теперь задумаемся: как представляет каждый из нас коммунистическое Завтра? Обителью красоты, торжеством социальной гармонии и справедливости. Красота — вот светозарный мост в будущее, по которому художник-фантаст должен совершать свои странствия в грядущие времена. Его призвание: по крупице, по зернышку собирать все то прекрасное, что рассеяно ныне в нашей жизни, по лику нашей планеты; собирать, обобщать, концентрировать, памятуя о гармонической симфонии завтрашнего дня. Изображение будущего — это колоссальный труд собирания красоты. Из окружающего нас космоса. Из души человеческой. Из отражений солнца на воде. Из звезд, из облаков.

Не хочу быть категоричным, но я убежден: в искусстве ничего нельзя создать прекраснее того, что уже создано природой. Вся эволюция земли и жизни — это накапливание гармоничной красоты зерно за зерном. Природа рождала, формовала совершенство как целесообразность на протяжении сотен миллионов лет, тогда как в распоряжении художника — миг, мгновение. Он — перелетная бабочка, порхающая с цветка на цветок. Весь вопрос в том, сумеет ли мастер стать сопричастным потаенному ритму природы, создать истинно прекрасное, яркое, незабываемое творение. Это тяжелая, смертельно тяжелая работа; случается, и гению она не под силу; нечего и говорить, что здесь места нет для эпигонов, халтурщиков, недоучек, всех, кто готов подменить закон красоты прихотью, самоличным произволом. Посягательство на прекрасное, нарушение гармонии природы неотвратимо приводит к тому, что исчезает критерий для оценки такого произведения.

Знаменательно, что чувство гармонии, миллионолетний опыт целесообразности в каждом из нас неизменно восстает против бесформенности. Ведь все мы — созерцатели художественных творений — несем в себе тот же самый микрокосм, что и создатели их. Все мы неизбежно приобщены к накопленной в природе красоте. И если художник фальшивит, подтасовывает невероятные, неоправданные, негармонические формы и краски — плоды его усилий пугают, отвращают. В этом искривленном зеркале психики удобно создавать апокалипсические видения не-

которых западных художников провозвестников вселенских катастроф. На их мрачных полотнах озверелые толпы землян уничтожают друг друга; дикари, уцелевшие после атомной войны, копаются на свалках в поисках куска хлеба; трупы животных и птиц гниют на берегах грязных озер и залитых нефтью морей.

Да, в мире много еще мрачного, страшного, безотрадного. Да, на Земле повсеместно еще льется человеческая кровь. Но на то и должны быть направлены усилия художника, как, впрочем, и любого здравомыслящего человека, чтобы мир становился справедливей, светлей, добрей, чтобы нашей цивилизации сопутствовала удача. Противопоставить идее фатальной гибели идею гармоничного кругооборота земного бытия, идею нравственного восхождения по ступенькам познания — неотложная задача современного прогрессивного искусства. Естественно, что столь всеобъемную проблему можно решить лишь посредством обращения к естественной красоте.

В романе «Лезвие бритвы» мне уже приходилось ополчаться против словечка «красивость», до сих пор бытующего в художественной критике как синоним аляповатости, безвкусицы. Это ложный, дезориентирующий термин: никакой красивости не было и нет. Существует только красота во всех своих безграничных проявлениях.

Вот красота на анимальном, животном уровне: сильно развитая мускулатура, выразительные глаза, гибкие плавные движения, будь то движение зверя или человека. Красив полет птиц, красивы стаи рыб, и даже зубы тигра, белоснежные, странно блестящие в темноте южной ночи, первобытно красивы.

Другой уровень красоты — просвечивающее сквозь телесную оболочку духовное величие, разум и достоинство человека.

Красивость — пустое слово, которым люди, отстаивающие формалистические выверты разного рода, пытаются обескуражить художников, занятых поисками настоящей красоты...

Вернемся к началу нашего разговора. Итак, трансформация внешнего облика предметов или механические ухищрения не помогут живописцу представить будущее. Нужен иной подход. Технику будущего нельзя сложить из тех же элементов, что и окружающая нас техника. В этом случае Завтра было бы неким подобием Сегодня, бесстрастно отодвинутым на несколько столетий или тысячелетий вперед. В этом случае мы — как человечество, как художники, как ученые, как философы, как творцы — не продвинулись бы ни на йоту в своем развитии.

Нет, путь к живописанию будущего принципиально иной. Это высокий полет фантазии в рамках квинтэссенции опыта всех поколений человечества, опирающийся на высшие достижения гармоничной целесообразности природы, называемой нами красотой, разбросанной в толще времени и по просторам жизни.

Преобразовывать настоящее в будущее — значит стремиться к концентрации прекрасного, значит оберегать прекрасное от растворения в бесформенности. Сохранить для потомков бесценные зерна земной Красоты.

●

На эти размышления меня натолкнули две фантастические картины Николая Недбайло, публикуемые в этом номере журнала.

Вот уже несколько лет я слежу за развитием дарования молодого живописца. Этот художник нравится мне именно тем, что он ищет красоту. Первые его произведения были несколько эклектичны, подражательны, однако подражал он тем подлинным мастерам, которые создавали прекрасное во все века. Мне нравятся его радостные краски, его открытое восприятие жизни, его юмор, его доброе отношение к человеку, его поклонение красоте.

Я не мог не заинтересоваться, когда узнал, что Николай Недбайло начал работать в научно-фантастическом жанре. И, посмотрев первые его полотна, я остался ими доволен: то же собирание прекрасного, радостные краски и ясные небеса. И ко всему — достаточно сильная фантазия, в которой художник не уступает, а кое в чем превосходит своих именитых собратьев по жанру. Его «Живые паруса» — весть из того чудесного, красочного будущего, которое всегда будет манить звездных первопроходцев. Его «Москва третьего тысячелетия» внешне разительно отличается от той Москвы золотоглавой, которая долгие века была символом красоты для каждого русского человека. Но это та прекрасная Москва, которая через сто или тысячу лет будет светиться в сердцах наших потомков.

Записал Ю. МЕДВЕДЕВ