«Техника-молодежи» 1974 г №11, с.14-17

ЗАЧЕМ ИЛИ ЗА ЧЕМ ЛЕТЕТЬ В КОСМОС?

ПРЕДСКАЗЫВАЕТ ЛИ ФАНТАСТИКА БУДУЩЕЕ?

СМОЖЕТ ЛИ ЗЕМНАЯ ЖИЗНЬ ПРОСТЕРЕТЬ СВОИ ГРАНИЦЫ ДО ЗВЕЗД?

СУЩЕСТВУЮТ ЛИ ПРЕДЕЛЫ ВЛАСТИ ЧЕЛОВЕКА НАД МАТЕРИЕЙ?

Ф. Пол. Прежде всего я хочу сделать одно признание. За свою теперь уже довольно длинную жизнь я написал несколько фантастических романов, десятки рассказов, выдумал сотни самых невероятных ситуаций. И все же нынешняя наша беседа мне представляется в высшей мере фантастической. Вы удивлены? Но если бы мне даже в конце 50-х годов сказали (или предсказали), что я когда-нибудь буду разговаривать с русским космонавтом, — я бы тоже удивился.

Мое поколение, мужавшее между двумя мировыми войнами, не очень-то рассчитывало на невероятные технические диковинки. Нам казалось, что все уже изобретено до нас. Чего еще было ждать после появления радио, электричества, кинематографа, автомобиля, трамвая?.. Космические путешествия, полеты к другим планетам — все это маячило где-то там, в третьем тысячелетии.

Но вот ясным днем 12 апреля 1961 года над Землей воспарил ваш собрат и соотечественник Юрий Гагарин — и словно раскрыл небесные врата всему человечеству.

Сознаюсь, потрясен я тогда был несказанно. Россия, которая в моем сознании была страной дремучих лесов, медвежьих углов, Россия, потерявшая в борьбе с фашизмом двадцать миллионов лучших своих сыновей, — эта Россия нашла в себе силы первой ступить на звездный путь. Тут было над чем поразмыслить...

В. Севастьянов. Ваше удивление вполне понятно. Вспомните, что даже Герберт Уэллс, написавший книгу «Россия во мгле», ошибся в своих представлениях о судьбах нашего Отечества после революции. А ведь в чем, в чем, но в провидении великому английскому фантасту трудно было отказать: у Уэллса, несомненно, был дар ощущать будущее. Но недаром еще в прошлом веке наш замечательный поэт Тютчев сказал свое бессмертное: «Умом России не понять». То, что мы положили начало космической эре, — закономерный итог развития не только нашей науки, но и нашего национального самосознания, социалистической демократии.

Об этих и многих других проблемах беседовали в редакции журнала «Техника — молодежи» Виталий СЕВАСТЬЯНОВ - прославленный советский космонавт. Герой Советского Союза, и Фредерик ПОЛ — известный писатель-фантаст, президент Ассоциации американских писателей-фантастов ЗВЕЗДНЫЕ МОСТЫ ЧЕРЕЗ РЕКУ ВРЕМЕНИ

Ф. Пол. Все это так, однако меня как писателя волнуют не только общие закономерности, но и личные мотивы, психологические подоплеки тех или иных поступков. Мне доводилось встречаться с американскими космонавтами. И всякий раз я не мог удержаться от вопроса «зачем?». «Зачем вы полетели на Луну?», «Зачем или за чем вы стремитесь в небо?» Не как исполнитель коллективной воли. Не как профессионал. Как личность — зачем?

В. Севастьянов. И какие вы получали ответы?

Ф. Пол. Естественно, отвечали по-разному. Возможность испытать себя в критической ситуации. Послужить благородному делу науки. Посмотреть на Землю «со стороны». Конечно, такого рода признания меня не могут удовлетворить вполне. Да, есть извечное стремление в небо, жажда полета. Но не менее сильна и привязанность к матушке-Земле.

Помню, как меня изумила одна мысль Ивана Ефремова (сила таланта которого, на мой взгляд, под стать Уэллсу). Ефремов считал, что скоростной транспорт не только сократил расстояния, но и видоизменил наши представления о планете. Она стала меньше, она сжалась, как спущенный футбольный мяч, все наши глобальные радости и беды предстали как на ладони. Зачем же улетать от этой маленькой Земли, не решив множества насущных ее проблем: социальных, экономических, экологических? Тут полезно вспомнить изречение, принадлежащее, если не ошибаюсь, Плутарху: «Я житель маленького городка и не покину его, чтобы он не стал еще меньше».

В. Севастьянов. Но Одиссей-то покинул родную Итаку и поплыл за тридевять земель! Рискну задать вам ваш же вопрос: за чем он пустился в этот свой путь, исполненный испытаний и тягот?

Ф. Пол. Известно за чем: за волшебным золотым руном...

В. Севастьянов. За пространством и временем!

Ф. Пол. За пространством — это я понимаю. Но что значит «за временем»?

В. Севастьянов. Уже в глубочайшей древности философы столкнулись с неразрешимым, казалось бы, парадоксом: прошедшего уже нет; будущее еще не существует; стало быть, граница между ними фактически отсутствует. Где же место настоящему?

Ф. Пол. Вспоминаю: противоречие может быть разрешено, если включить в настоящее отрезки прошлого и грядущего.

В. Севастьянов. Именно так. Но вот вопрос: каковы эти отрезки, какова их протяженность во времени?

Единоборствуя с циклопами, одолевая сцилл и харибд неизвестности, Одиссей раздвинул границы его, Одиссеева, настоящего, его, Одиссеева, бытия. Гомер был одним из первых титанов, посягнувших на одну из важнейших характеристик вселенной — на время. Теперь самый раз ответить: зачем люди устремились в космос? Чтобы утвердить свою власть над временем.

Помнится, эта мысль пришла мне в голову где-то в конце второй недели нашего совместного полета с космонавтом Андрияном Николаевым. Созерцая величественную картину всеземного ландшафта: все эти материки, океаны, пустыни, увенчанные снежными шапками горы, — я с волнением думал: вот ты за считанные минуты пронесся, как астероид, над Сибирью. Твоим предкам понадобилось несколько столетий, чтобы запечатлеть на картах извивы рек, пятна озер, очерки скалистых кряжей. А ты увидел все это разом, вмиг, охватив все единым взором. Стало быть, эти несколько минут высшего, совершеннейшего познания качественно отличны от того же отрезка времени в любое мгновение твоей, к примеру, юности. Ведь отличаются, правда?

Ф. Пол. Прекрасная мысль! Я всегда придерживался мнения, что время в фантастическом романе должно быть стремительней, вместительней, чем наяву. Теперь я вижу, что занятия космонавтикой сродни моей работе за письменным столом: и писатель-фантаст, и космонавт — мы оба посягаем на время, стараемся выявить его смысл, облагородить.

В. Севастьянов. И так будет всегда, вековечно. «Человек — это стрела, устремленная в будущее», — сказал основатель кибернетики Норберт Винер. Человек не может остановиться, замедлить ход истории, «переиграть» те или иные события. Время неудержимо, как река. Однако ход его управляем, должен быть управляем. Не скоро, разумеется, но наши далекие потомки еще наведут звездные мосты через Реку Времени, соорудят на ней величественные плотины.

Ф. Пол. Что и говорить — задача грандиозного размаха. Но меня опять-таки тянет оттуда, от звездных мостов, сюда, на грешную землю... Одиссей на время посягать-то посягал, однако его парусное суденышко ни изумрудное море мазутом не оскверняло, ни заполняло целительный воздух Эллады выхлопными газами. А мы расплачиваемся за скорость, да еще как. Шумом, катастрофами, сердечно-сосудистыми заболеваниями, боязнью истощить энергетический паек планеты...

Теперь задумаемся: если ради регулярных прогулок на Луну или на Марс придется расстаться со всею нефтью, углем, лесом, распрощаться с чистым воздухом и тишиной, стоит ли тогда космический огород городить? Я, как видите, умышленно сгущаю краски, чтобы вам были понятны заботы многих моих соотечественников.

В. Севастьянов. Мне не раз приходилось слышать подобного рода опасения. Отчасти они небезосновательны. Но только отчасти. Космонавтика, направленная на созидание, может стать величайшим благом. Уже теперь ее вклад в земную экономику весьма заметен. Вот вы говорите об энергетическом пайке. Но ведь именно с помощью космонавтики уже открыты новые месторождения нефти, газа, множества других полезных ископаемых. А составление долгосрочных прогнозов погоды. А информация (мгновенная!) о возникновении и «характере» тайфунов, лесных пожаров. А множество других не менее важных задач, решаемых ныне оттуда, со спутников, — все это экономит силы, энергию, материальные ресурсы. Недалеки времена, когда грузовые корабли повезут на Землю сырье с Луны, Марса, Венеры. Думаю, никто не против таких «регулярных прогулок».

Ф. Пол. Заманчиво. Если учесть, что космические корабли там, наверху, почти не поглощают топлива, что они — опять-таки там, наверху, — бесшумны...

В. Севастьянов. Вот именно! Космос — это неистощимый вечный движитель. Можно путешествовать от планеты к планете, от звезды к звезде, используя только гравитационные силы. Можно безо всяких опор смонтировать над Землей пояс солнечных батарей — и получай даровую энергию. Мы слишком молодая и слабосильная цивилизация, чтобы заявить о себе во вселенной другим путем, нежели создав орбитальную энергосистему. Конечно, это проект достаточно отдаленного будущего, но первые черновые эскизы уже рождаются здесь, в настоящем.

Ф. Пол. Да, зародыш любой проблемы завтрашнего дня сокрыт здесь, в нашем времени.

Мы не случайно заговорили об энергии, энергетике. На мой взгляд, это одна из самых тревожных нот из увертюры к будущему. Когда недавно у нас в Америке начались нехватки горючего, разразилась паника. Все как-то очень близко и остро ощутили, что аппетиты у нашей промышленной цивилизации растут, между тем как поток энергии оскудевает.

А что же нас ждет завтра? Допустим, мы будем в состоянии обогревать Землю, используя реакции ядерного распада, извлекая дейтерий из океана. Но ведь настанет день — и этим запасам в кладовой природы наступит конец. Во всяком случае, уже нельзя будет доить мирную «атомную» или «водородную» корову, не нанося непоправимого ущерба всему живому. Встанет вопрос о поисках новых энергетических ресурсов. Будет ли это упомянутый вами «вокругземной» пояс солнечных батарей, или некое небесное тело объемом в миллиард планет (идея, предложенная недавно писателем-фантастом Ларри Нивеном в романе «Круглый мир»), или нечто еще более грандиозное — во всех случаях потомкам придется замаливать наши грехи перед природой. Вернее, замаливать наш главный грех — чрезмерное пристрастие к машинам.

В. Севастьянов. Я не сторонник подобных упреков в адрес машин. От простой телеги до лунохода — дистанция огромного размера, долгий путь эволюции. Зачем же грешить механицизмом? Да, мы еще в школьные годы затвердили назубок: «Машина есть соединение способных к сопротивлению тел, устроенное таким образом, чтобы действующие на них природные силы производили определенные движения». Но определение это устарело уже при жизни нашего поколения.

Грешим ли мы чрезмерным пристрастием к машинам? Подобный грех я признаю только за мещанами, существами с ничем не насытимой жаждою мирских, бытовых благ. Такому обывателю мало, что наша цивилизация уже подчинила себе природу, ибо обыватель жаждет индивидуального владычества. Сотни людей сидят воскресным утром на берегах таежного озера, созерцая красоту, наслаждаясь тишиной. Обыватель проносится мимо них на ревущей моторной лодке. Дай ему волю, и он осквернит машинами вершины Памира. Дайте ему в руки реактивный самолет — и обыватель не даст уснуть целому городу.

Ф. Пол. Мне доводилось видеть (и слышать!) моторизованные банды подростков. Зрелище, скажу вам, отвратительное...

В. Севастьянов. Но та же машина вынесла нас в космос. Машина играет в шахматы, ставит диагноз больному, переводит иностранные тексты. Не исключено, что со временем машина во многом заменит своего творца, предоставив ему больше времени для творчества, занятий искусством, активного отдыха. И кто поручится, может, именно машина унесет весть о нашей цивилизации к далеким звездам. Правда, фантасты любят изображать и машинный бунт, но я, к сожалению, не фантаст.

Ф. Пол. Что и говорить, в научной фантастике тема бунта машин против человека весьма распространена. Но это литературный прием, не более. Я думаю, что в действительности подобное вряд ли может произойти. Трудно представить себе сколь-нибудь реальные направления, в которых интересы человечества и интересы машин могут войти в конфликт. Даже если машина сумеет развить свой собственный разум, вряд ли могут создаться условия для противоборства. Разумеется, теоретически угроза существует, но она не очень вероятна. Что же касается влияния машин на человеческую жизнь, то тут мы столкнулись с достаточно серьезной проблемой. Точнее: самой грандиозной проблемой человеческого сознания.

Вот, например, в Соединенных Штатах у многих молодых людей студенческого возраста появляется ощущение, что их личность разрушается до таких пределов, что они становятся придатками к машинам. Им кажется: когда они поступают в университет, вся их жизнь как бы наносится на перфокарты и засовывается в компьютер. Подобное обезличивание пробуждает чувство отчужденности между людьми, отстраненности от активной деятельности на благо общества, а порою приводит к психическим расстройствам.

Я думаю, причина такого обезличивания достаточно ясна: мы еще не научились правильно использовать машины. В загрязнении окружающей среды виноваты не моторные лодки и реактивные самолеты — люди, управляющие ими. Так что будем рассчитывать на ум, волю, чувство меры наших потомков. Я надеюсь, что наши дети научатся обращаться с машинами гораздо разумнее, чем мы. Доброе согласие между ними, возможно, послужит основой их взаимного бессмертия.

В. Севастьянов. Мы подошли к интереснейшей теме — к бессмертию. Для нас, космонавтов, тут особый, «профессиональный» интерес. Если можно продлить жизнь неограниченно долго, значит, земной человек (а не только машина) может отправиться к другим звездным мирам. Конечно, я говорю о наших далеких потомках...

Ф. Пол. О неограниченном долголетии мечтали уже в древнем Вавилоне, Шумере, Египте. Но ее величество природа строга и беспощадна, она повсеместно действует по принципу необходимости. Все живые существа смертны — значит, так надо природе. Чем была бы жизнь без смены поколений? Тем же, чем Земля без смены времен года. И потом, что значит продлевать жизнь до бесконечности? Вместе с болезнями? Со старческими недугами? Мне вспоминается любимая притча великого ученого средневековья Роджера Бэкона о некоем сицилийском пахаре, который нашел на своем поле зарытый в землю золотой сосуд, содержащий превосходный напиток, бессмертный дар неба, как подумал пахарь. И он пил его, и омыл им лицо, и его рассудок и тело изменились чрезмерно, и из деревенского пахаря он стал мальчиком на побегушках у короля. Такого ли «бессмертия» жаждем все мы?

В. Севастьянов. Мне тоже припомнилась древняя притча о некоем пленнике сарацинов, получившем чудодейственный эликсир. Снадобье продлило жизнь пленника на пятьсот лет, однако, увы, не избавило ни от старости, ни от тягот плена... Вы правы: природа строга и неумолима. Но и она, природа, нашла возможность воплотить тему бессмертия. Практически бессмертны океан, горы, земля, звезды, вселенная.

Ф. Пол. Но это, так сказать, неживая природа.

В. Севастьянов. А амебы? А другие простейшие микроорганизмы?..

Ф. Пол. Несколько лет назад один американский ученый высказал предположение, что все мы могли бы жить бесконечно, если бы того захотели. Достаточно незадолго до смерти заморозить человека при достаточно низкой температуре. Потом его можно оживить — хоть через 200 лет, хоть через 5000. Можно не сомневаться, что к моменту оживления земная медицина достигнет таких высот, что «оттаявший» человек будет практически бессмертен. Признаться, я как фантаст восхищен подобными намерениями, хотя слабо верю в успех столь «строгих» научных экспериментов. Тем же восьми подопытным, которые уже рискнули в глыбах льда отправиться в путешествие к вечности, я по-человечески желаю счастливого пути.

По-моему, и так достаточно ясно, что человеческая жизнь уже продлена весьма значительно: за последние 500 лет она возросла почти вдвое. Я не знаю, есть ли пределы этому росту, но кто поручится, что уже наши дети или внуки не будут жить по 150— 200 лет? Конечно, могут быть значительные последствия — психологические, этические, демографические, наконец. Но и без того людской род размножается очень быстро. Я думаю, что проблема долголетия, долгожительства разрешится сама собой, если мы решим другие главные проблемы человеческого общежития.

Во всяком случае, я пытаюсь их решить в своих фантастических произведениях. При всем разнообразии методов, пристрастий, творческих индивидуальностей многочисленный экипаж корабля, именуемого «мировая фантастика», старается заведомо оповестить человечество о могущих возникнуть (или уже возникших) препятствиях на пути прогресса. Так появляются романы-предостережения, романы-антиутопии. Родоначальник этой отрасли фантастики — Герберт Уэллс.

В. Севастьянов. Насколько можно верить предсказаниям фантастов?

Ф. Пол. Я рискую быть неправильно понятым и потому спешу уточнить: фантастика отнюдь не занимается предсказанием будущего. Она описывает только возможное будущее так, чтобы мы могли выбирать между возможностями.

У меня есть внучка, она родилась несколько месяцев назад, и пока еще я с ней разговаривать не могу. Но, если бы я мог написать ей письмо, которое она прочтет, когда станет взрослой, я сказал бы тогда, что все проблемы, которые встанут в будущем, — это всё проблемы человеческие. Общечеловеческие. Я сказал бы, что не следует возвеличивать или проклинать компьютеры, космические корабли, атомные установки. Это только инструменты, и они плохи или хороши ровно настолько, насколько плохи или хороши их создатели. Я сказал бы своей внучке, что источник знания — знания о том, что надо делать и как — лежит в ней самой.

В. Севастьянов. Если вернуться к Уэллсу, то он мне нравится прежде всего совершенством, универсальностью своего метода. Сделав одно-единственное допущение («допустим, на Землю прилетели марсиане», «допустим, существует машина времени»), он развивал действие по строгим, строжайшим законам реального мира. Отсюда необычайная достоверность всех без исключения творений великого писателя, будь то «Человек-невидимка», «Остров доктора Моро» или «Война миров». Свой замечательный метод он применял к самым немыслимым и мыслимым предпосылкам: явлению пришельцев, создателям искусственных бриллиантов, творцам технических чудес.

Не раз и не два вглядывался Уэллс в смутные контуры завтрашнего дня, проектируя тот или иной вариант будущего. Какую цель он преследовал? Проверить внутренние границы человеческой природы и внешние границы, воплощающие сущность космоса.

Ф. Пол. Добавлю: исследование границ, воздвигаемых естеством самого прогресса.

В. Севастьянов. К сожалению, не многие из современных фантастов столь строги в методе. Сплошь и рядом скачут по страницам профессионального чтива мыслящие драконы, возникают пришельцы, ввязывающиеся в финансовые авантюры, погони с эффектными перестрелками: всевозможные «машины для исполнения желаний» могут поставить в тупик даже самого прихотливого иллюзиониста. Когда читаешь подобное, невольно вспоминаешь известное ваше высказывание о том, что девять десятых из всего написанного фантастами — макулатура.

Ф. Пол. Да, это так называемый «закон Старджона». Не стоит горевать о макулатуре. Будем судить мир по его высочайшим образцам. В чем могущество того же Уэллса? В том, что он, как это ни кажется странно, следовал традициям великих. Его метод, столь точно сформулированный вами, ничем не отличается от метода Лукиана в «Правдивой истории» или Апулея в «Золотом осле».

В. Севастьянов. Не говоря уже о Джонатане Свифте, чьим учеником (и справедливо!) считал себя Уэллс и кого так почитал Иван Ефремов.

Ф. Пол. Именно на фундаменте традиционности покоится бессмертный дворец воображения Уэллса — одного из величайших новаторов литературы вообще, фантастики в частности. Я потому столь категоричен, что, по моему глубокому убеждению, фантастика вовсе не падчерица в изящной словесности, но ее прекрасное кровное дитя. Все разглагольствования о «кризисе» научной фантастики, о «спаде жанра» так или иначе связаны с нежеланием признать ее законные дочерние права.

В. Севастьянов. Согласен: следует говорить не о кризисе, а о внутренней перестройке, перебалансировке.

Ф. Пол. А перестройка, как известно, не дается без труда. Нынешние трудности жанра связаны с попыткой писателей-фантастов решить общечеловеческие, вечные проблемы: добра и зла, долга и права, любви, чести, ненависти. Естественно, за несколько лет создать что-либо значительное на этом пути не так-то просто...

Другое затруднение заключается в том, что каждый день приносит все новые и новые ошеломляющие открытия, предоставляя воображению массу возможностей. Однако и у воображения существует инерция. Так и случается: писатель вынашивает замысел и генерирует идею, затем садится за роман, а тем временем наука не оставляет камня на камне от возводимого с таким трудом сочинения.

В. Севастьянов. Советский читатель хорошо знаком с творчеством американских фантастов — Рэем Брэдбери, Айзеком Азимовым, Робертом Шекли, Джоном Уиндемом, Куртом Воннегутом-младшим. Не раз упоминались в печати представители «новой волны» — Ларри Нивен, Джоанна Росс, Сэмюэль Дилейни. Нет нужды говорить, что собственные ваши сочинения читают в нашей стране миллионы людей. Не поделитесь ли вашими личными планами на будущее?

Ф. Пол. В последние два года я не мог особенно посвятить себя творчеству, поскольку был занят редакторской работой. У меня подписаны контракты на два романа (которые я до сих пор, как это ни прискорбно, еще не завершил), а также на некоторое количество более коротких произведений. И я с нетерпением жду, когда наконец смогу отрешиться от мирских забот и погрузиться в океан вымысла. В своих будущих романах мне хотелось бы воплотить идею слияния фантастики с «чистой» литературой, не знаю только, насколько смогу. Трудно со временем: представьте себе рабочий день президента Ассоциации американских научных фантастов (куда, между прочим, входит 456 писателей). Однако через год мой срок президентства кончится, затем истечет и мой контракт редактора, вот тогда-то я засучу рукава и... В общем, как говорят, посмотрим, что покажет будущее...

В. Севастьянов. Будущее. Для нас оно воплощает все самые светлые стороны человеческого бытия — мир, счастье, радость, любовь, социальное равенство, всеобщее благо, творчество, труд. И конечно, расширение границ нашей звездной колыбели — Земли — космические путешествия.

Ф. Пол. Да, мы живем на очень маленькой планете, и мы эту планету эксплуатируем, расходуем. Я также полагаю, что одна из самых больших надежд на будущее лежит именно в космических путешествиях. Не сомневаюсь, мы отыщем другие обетованные земли, мы сможем их заселить. Мы создадим искусственные планеты. Это даст человеческой расе больше чувства уверенности в будущем. Я думаю, сколь бы ни были трудны нынешние проблемы, мы найдем пути их решения. А самый лучший путь поиска оптимального решения — это работать вместе. Сообща, заодно. Мы это делаем в научной фантастике, мы это делаем в космосе, мы это делаем во многих областях науки. И все это только начало. Но я абсолютно уверен в том, что мы разгадаем секрет Всеобщего Взаимопонимания. И тогда воплотится в явь мечта вашего великого соотечественника Константина Циолковского о вечно рождающейся, молодой, динамичной Жизни, опирающейся на Землю как на пьедестал, чтобы простереть свои границы до самых дальних звезд.

В. Севастьянов. И мечта вашего великого соотечественника Бенджамина Франклина о тех неизмеримых, непредставимых высотах, которых достигнет со временем власть человека над материей...

Беседу записал Г. МЕЧКОВ