«Техника-молодежи» 1980 №2, с.34-35


П

редставления о связи земных явлений с космическими пронизывают всю историю человечества. Звездные культы глубокой древности, лунно-солярные мифы более поздних времен, эллинское учение о «космосе», идеи буддийского Востока о бесконечности живого мира во времени и пространстве постепенно подводили человеческую мысль к знаменитым открытиям XVI—XVIII веков. На протяжении столетий усилия астрономов и математиков, философов и поэтов сливались воедино, выявляя все более стройную и величественную картину мироздания. Перед человеком Нового времени, знакомым с теориями Коперника и Кеплера, утопиями Свифта и Сирано де Бержерака, социальными трактатами Фурье и поэмами Мильтона, открылся мир множества миров — вселенная. Но что же их объединяло? И какова была связь самого человека с земной материей и с космосом? Книга Фонтенеля «Рассуждения о множестве миров», вышедшая в конце XVII века, стала настольной для мыслителей нескольких поколений. Не только Кант или Лаплас, Аррениус или Фламмарион, но и Уэллс, Николай Федоров, Брюсов, каждый по-своему пытались установить космическую взаимосвязь явлений жизни.

Натурфилософские концепции не могли быть надежной и долговечной опорой, они нуждались в теоретическом переосмыслении и практическом подтверждении.

В трудах Ньютона вселенная впервые предстала как цельный космический механизм, все части которого связаны законом всемирного тяготения. К началу XIX века Шеллинг, опираясь на последние достижения тогдашней научно-философской мысли, сформулировал положение о всеединстве природы. Затем Гегель привел в движение это гигантское царство «абсолютной идеи», рассматривая все явления жизни диалектически, то есть с точки зрения их собственной связи. Но сделать следующий шаг и признать единство мира в его материальности смогли лишь единицы.



Эстетическое единство вселенной

Ныне же этот классический марксистский афоризм мы могли бы поставить эпиграфом к ряду выдающихся научных открытий XX века.

От древности до средневековья схему всего мироздания можно было легко изобразить в графическом рисунке пером на полях рукописи. В XVI—XIX веках картина вселенной усложнилась, она приобрела, выражаясь образно, цвет, объемность и строгую композицию барочно-классической живописи. В двадцатом столетии Эйнштейн, Шредингер, Гейзенберг и целая плеяда других выдающихся ученых ввели в эту картину совершенно новые элементы: динамическую живописность, основанную на эффектах Хаббла, вселенскую масштабность и сложную, разворачивающуюся во времени гармонию трехмерных фридмановских миров, летящих в четырехмерных просторах со скоростью света...

Но все-таки науку нельзя назвать всемогущей: и прежде и сейчас ученый нередко отправляется в неведомые области знания вслед за философом, писателем, художником. Вот утверждение современного советского биохимика К. П. Флоренского: «Одна и та же реальность, приближаясь к научной истине, может в сознании поколений принимать форму поэтической картины, религиозного мифа или натурфилософской абстракции в зависимости от степени развития общества».

Молодая московская художница Н. Якимова по образованию ученый-астроном. Для нее обращение к языку искусства является продолжением того «мысленного эксперимента», который является обычным в теоретической работе. Ее рисунки лишены привычного научно-фантастического сюжета. Не всегда они являются и «живописными гипотезами». Их суть в размышлении о мире с помощью линии и цвета. Это особый род творчества, научно-художественного раздумья не над «чистым листом» бумаги или холстом, а над куском «живого вещества», в данном случае — дерева. Художник дает нам почувствовать, что мертвенная застылость материала лишь кажущаяся и она в состоянии «пробудить» спящую, притаившуюся жизнь вещества, разглядеть ее ускользающие от прямого взора очертания. Рисунок оказывается полем схождения и взаимного отражения исчезающе огромного и незримо малого миров. Глаз человека — этот созерцающий мозг — видит словно под гигантским увеличением и телескопа и микроскопа одновременно, как внутри «оживленной материи» мерцают звезды — цефеиды, вспыхивают пульсары, сияет свет и зияет тьма.

«Жизнь — это явление вселенское, она является результатом взаимодействия макро— и микрокосмоса» — так можно было бы перевести с языка искусства предложенное художницей обобщение теорий выдающегося советского ученого, основателя биогеохимии В. И. Вернадского. «Живое вещество», которое является носителем высших форм разумной жизни, — это сгущенная космическая энергия, она наполняет собою всю вселенную. Разъединено лишь мертвое, все живое соединено, поэтому художница осторожно накладывает найденное ею «лекало» микромира на контуры галактических миров, уточняя их очертания. И тут происходит наконец обнаружение скрытого смысла избранной ею «вещи». Этот смысл становится явленным, становится явлением искусства. Изображение выносится из конкретных рамок времени и пространства и оказывается приложимо к мирам всех измерений.

Жизнь не может существовать вне эстетической гармонии всех своих форм. И мы начинаем понимать, что искомое единство вселенной не может не проявиться в единстве живой красоты мироздания, в единстве всего одухотворенного «живого вещества» мира Человека и Разума.

ВАЛЕРИЙ КЛЕНОВ