«Техника-молодежи» 1981 №4, с.8-9, 17

Двадцать лет спустя Герман ТИТОВ, Герой Советского Союза, летчик-космонавт СССР, генерал-лейтенант

Ответы космонавта-2 на вопросы журнала записал В. Егоров.

1

Если двадцать лет назад космонавтика находилась на экспериментальной стадии своего развития, то сейчас она перешла, так сказать, на практические рельсы. Я не буду говорить о важных результатах, которые получены при исследованиях недр и поверхности Земли, — об этом написано достаточно — и не хочу рассказывать о пользе спутников связи. Мне кажется, главное — это та существенная помощь, которую оказывает космонавтика делу научно-технического прогресса. Я имею в виду получение сверхчистых материалов и новых сплавов на орбите. Ведь там и вакуум и невесомость, причем бесплатно (не считая, конечно, расходов на создание космической станции). Роль практической космонавтики в ускорении научно-технического прогресса будет постоянно расти. Ее успехи, ее стремительное развитие определяются напряженным созидательным трудом всего советского народа под руководством Коммунистической партии. Я глубоко убежден, что разработанные XXVI съездом планы развития нашей промышленности на 1981 — 1985 годы, несомненно, послужат могучим стимулом и для дальнейшего прогресса в области космонавтики.

Хочется остановиться и на перспективах международного сотрудничества в космосе. Они представляются самыми благоприятными. Совместная программа социалистических стран «Интеркосмос» — это не только пилотируемые полеты, но и большая совместная работа по запуску автоматических спутников Земли, научная аппаратура которых разрабатывается, кстати, не только в социалистических, но и в капиталистических странах, в частности во Франции. Однако роль пилотируемых полетов невозможно переоценить. Полеты космонавтов социалистических стран очень способствуют развитию космонавтики. Ведь каждый «свой» космонавт — это национальный герой в любом государстве (как для нас Юрий Гагарин). Его полет побуждает людей работать в нужном направлении и рождает новых энтузиастов.

2

Этот вопрос задают постоянно, начиная с первых пресс-конференций, на протяжении вот уже двадцати лет. Полезно представить себе то время, когда космонавтика начиналась. В 1957 году я только-только закончил военное училище и был направлен «для дальнейшего прохождения службы», как у нас говорят, в одну из частей Ленинградского военного округа. Но сначала поехал домой в отпуск и именно там услышал 4 октября сообщение о запуске первого искусственного спутника Земли. Миллионы людей во всех странах мира следили в те дни за небом, чтобы полюбоваться полетом рукотворной звезды. Так и мы всей семьей выходили на деревенскую улицу и смотрели вверх. Однако я впервые увидел спутник только в Ленинграде. Поразила скорость, с которой он прочертил вечернее небо; взошел на западе и буквально через несколько минут исчез на востоке.

Сказать, что именно тогда у меня зародилась мечта стать космонавтом, я не могу, потому что, во-первых, никто бы в 1957 году не поверил, что до первого пилотируемого полета осталось всего три с половиной года; во-вторых, я был настолько увлечен своей только что приобретенной профессией летчика-истребителя, что, как и всякий молодой пилот, хотел в первую очередь стать первоклассным мастером своего дела. Но вскоре, когда стартовала знаменитая Лайка, стали больше писать о перспективах пилотируемых полетов, и я, естественно, заинтересовался трудами К. Э. Циолковского. Его научно-популярные книги, которые удалось раскопать в гарнизонной библиотеке, пробудили дальнейший интерес к космонавтике; однако опять-таки нельзя сказать, что они определили мою судьбу.

Произошло это совершенно неожиданно: пригласили меня на беседу врачи — не наши, гарнизонные, а приезжие, — и начали они издалека. Спрашивали о самочувствии, здоровье, о желании летать на новой технике. Я, конечно, сказал, что хотел бы — ведь всякий летчик-истребитель стремится летать на более современных машинах. Вдруг они мне говорят: «Не о самолетах речь, о ракетах». Я даже растерялся. «Подумать, — спрашиваю, — можно?» — «Думай, — говорят. — Время есть. Потом вызовем». Так оно и случилось.

В госпитале, где я и другие ребята, совсем еще молодые летчики-истребители, проходили комиссию, мы, естественно, очень много фантазировали. Ведь о космонавтике мы почти ничего не знали, да и в ракетной технике не были сильны. В первый отряд отобрали двадцать человек, но всего через госпиталь прошли, вероятно, сотни — требования к космонавту предъявлялись тогда очень строгие. Никто еще не знал точно, чем грозит космический полет, поэтому медики, конструкторы, ученые как бы соревновались в придумывании самых разнообразных критериев.

Теперь, когда космонавтика стала новой захватывающей областью человеческой деятельности, многие молодые люди мечтают о профессии космонавта и считают, что ничего интереснее нет на свете. В этом мнении есть доля правды, но не более. Я могу со всей ответственностью заявить, что заниматься созданием и конструированием космической техники, вопросами обеспечения полетов — все это не менее интересно и увлекательно. И не менее трудно.

3

Я докладывал сразу после полета, что никаких ощущений, принципиально отличных от тех, которые описаны у Циолковского, я не испытывал. Например, невесомость. Кинокамеру из рук выпустишь — она поплывет, ударится о стенку, вернется. А перегрузки мне были знакомы и до полета. Вот только система ручного управления космическим кораблем совершенно отличалась от самолетной...

Впоследствии много говорили о так называемом «эффекте Гленна» — светящихся частицах, которые он наблюдал в космосе. Но я эти частицы наблюдал за полгода до него и в своем докладе Государственной комиссии специально отмечал, что их становится больше при работе движков. Они походили на блестящие шарики, которые как бы мутнели при приближении. Как позже выяснилось, это были мельчайшие фрагменты обшивки корабля, а также частицы, которые выбрасываются вместе с рабочим телом из двигателей.

Впрочем, в наших первых полетах все было совершенно новым и удивительным. Например, вид Земли из космоса. Это такая красота, описать которую я никак не берусь. Но если кто видел кинофильм «Снова к звездам», то там были использованы материалы моей киносъемки с орбиты. Ленты, по-моему, получились вполне приличные.

Г. С. Титов на открытии памятника Ю. А. Гагарину в Москве. Фото В. Егорова

Ну а говоря об инопланетянах, надо иметь в виду, что когда-нибудь кто-нибудь к нам наверняка прилетит. Причем прилетят на Землю, несомненно, существа, еще более разумные, чем мы (раз уж они нанесут нам визит первые). И вот здесь-то мы не должны ударить в грязь лицом. А то увидят они наши ядерные арсеналы, да и запишут в свои инопланетные каталоги: «Планета хорошая и красивая. Жизнь имеется. Разумных существ не обнаружено».

4

На вооружение, особенно в США, тратятся ныне совершенно невообразимые средства. Что случится, если их вложить в космические исследования, я просто не представляю. Ведь расходуются не только средства — из них-то космический корабль не слепишь, — но и огромный технический и научный потенциал. И если бы все это было уже 20 лет назад направлено на космонавтику, то, мне кажется, гигантский скачок, который мы за это время сделали, показался бы нам сегодня всего лишь мизерным шажком.

5

Все мы читали про открытие новых земель, про кругосветные путешествия, про подвиги великих мореплавателей. Им тоже было совсем нелегко. Но космонавтика сейчас, я думаю, находится на более высоком уровне, чем мореплавание в эпоху Колумба и Магеллана. Ведь автоматические станции летают уже к самым далеким планетам — этим островам солнечной системы. А дальнейшее освоение космоса пойдет, на мой взгляд, исторически теми же путями, какими идет вообще освоение мира человечеством. Я убежден, что первой планетой, на каменистую почву которой ступит нога человека, будет Марс. Давление на его поверхности примерно такое же, как у нас на высоте 15 километров, так что можно промоделировать марсианскую экспедицию и на Земле. И не так уж долго ждать дня, когда первый пилотируемый корабль «приземлится» на красной планете.

6

У меня в полете особых юмористических случаев не произошло, да и не до смеха нам тогда было. А вот после посадки меня едва не приняли за шпиона. Под Саратовом дело было. С парашютом, в скафандре — чем не разведчик? Чуть в плен не взяли...

А вторая смешная вещь случилась тоже после полета. Я до сих пор не могу рассказывать о ней без улыбки. Суточный полет казался тогда сверхпродолжительным, и кто-то пустил слух, что на орбите я здорово облучился, что я уже лысый и слепой, что от меня ушла жена и так далее. Правда, когда у нас родилась дочь, а потом и вторая, разговоров о моей «болезни» поубавилось. Но слух, как ни удивительно, живет до сих пор — он веселит меня, мою семью, моих друзей и знакомых. Доза, которую я тогда получил, была существенно меньше той, что достается товароведам магазина «Изотопы». А сам я после 1961 года стал летчиком-испытателем, летал на самолетах всех типов и сейчас, как говорят у нас в авиации, «годен к полетам без ограничений».