«Техника-молодежи» 1981 №8, с.14-15, 18

Через космические барьеры Василий ЛАЗАРЕВ, Герой Советского Союза, летчик-космонавт СССР, полковник

Ответы космонавта на анкету журнала записал В. Егоров.

1

Совсем недавно мы отмечали большой юбилей — 20-летие полета Юрия Гагарина. Освоение космоса в 60-е годы было действительно штурмом, каждый полет становился новым шагом в неведомое. Юрий Гагарин по праву считается первопроходцем. Вопросы, которые стояли перед учеными в те времена, кажутся сегодня не только простыми, но и, пожалуй, наивными. Вопрос первый: сможет ли человек жить в космосе? Утвердительного ответа со стопроцентной гарантией не мог дать никто, хотя на орбите уже побывали животные.

Сможет ли человек мыслить в космосе, сохранит ли способность производить операции по управлению космическими аппаратами? Вот какие вопросы волновали тогда ученых. И Гагарин своим 108-минутным полетом ответил на все. А сегодня мы несем в космосе трудовую вахту, работаем в интересах астрономии, астрофизики и многих других наук. Космонавтика прочно вошла в наше народное хозяйство, и будущее развитие человеческой цивилизации просто немыслимо без нее.

Собственно, уже сейчас на орбитальной станции «Салют-6» проводилась широкая программа изучения природных ресурсов. Выполненный за три с половиной года комплекс взаимосвязанных теоретических и практических исследований не имеет аналогов в мировой практике. За время работы основных экипажей и экспедиций посещения съемкой покрыто около 50 млн. км² суши и Мирового океана, получено свыше 50 тыс. высококачественных снимков. Эти исследования весьма актуальны. Ведь стремительно возрастающие потребности в минеральном сырье, бурное освоение обширных районов, постоянно увеличивающееся влияние человеческой деятельности на природу требуют точных данных о ресурсном потенциале страны. Получать их с борта орбитальных станций несравненно проще, чем традиционными методами. Данными, полученными со станции «Салют-6», широко пользуются сегодня картографы, геологи, океанологи, специалисты сельского и лесного хозяйства, а также многих других отраслей в Советском Союзе и зарубежных странах.

2

Путь в космос для меня лично был непростым. Правда, техникой я всегда увлекался. Ходил в Дом пионеров, занимался в различных кружках. Кстати, там и паек давали, а время-то было голодное, военное. А потом мы с моим школьным другом — сейчас он профессор, заведует медицинской лабораторией в Рязани — собрались в летную спецшколу. Но друг мой не прошел по состоянию здоровья, а из солидарности я тоже не стал туда поступать. В результате мы оба стали студентами Свердловского мединститута, а потом нас перевели на военно-медицинский факультет в Саратов. Тогда бурно развивалась реактивная авиация, и Родине требовались специалисты-медики, которые понимали бы суть того, с чем человек начал сталкиваться, пересев на новые самолеты. Нужны были люди, которые на своем опыте знали бы, что такое большие скорости, высота, перегрузки, вибрации, шумы и другие непривычные факторы. Окончив военно-медицинский факультет, я оказался в группе врачей, окончивших впоследствии Высшее Харьковское авиационное училище. Первый год после его окончания все мы работали летчиками-инструкторами. Затем я стал летчиком-испытателем (а до этого отработал некоторое время врачом-хирургом). Когда в 1959 году организовывался отряд космонавтов, мне предложили пройти комиссию. Безусловно, я сразу согласился, но требования тогда были очень строгими. Забраковали меня из-за ошибки медиков: они неправильно сделали рентгенограмму грудной клетки, а повторять не рискнули, во избежание переоблучения — ведь облучали нас полностью, «с головы до пят». В 1962 году мою кандидатуру отвергли вторично, уже по другой причине, так что в отряд я попал только с третьего захода. Получилось так, что медики как бы отомстили мне за измену их профессии. Уже в 1964 году я был включен в состав дублирующего экипажа корабля «Восход-1», в котором на орбиту впервые поднялись трое: В. Комаров, К. Феоктистов и Б. Егоров. Это был первый экипаж, в который, кроме командира — профессионального летчика, — вошли один из создателей корабля и врач.

3

Говоря о полете Гагарина, я уже упоминал, что никто из ученых не мог тогда предсказать, как будут воздействовать на человека так называемые неблагоприятные факторы космического полета. Однако в первом полете это воздействие никак не проявилось, человек обычно начинает его ощущать не раньше, чем через два-три витка. Уже первый суточный полет Германа Титова наглядно продемонстрировал, что человек все-таки — истинный сын Земли. Мы и наши предки всегда жили в условиях земного тяготения, невесомость для нас неестественна. Несколько часов непрерывного нахождения в космосе приводят к изменениям в человеческом организме. Перераспределяется, например, кровь: отливает от нижней части тела и приливает к верхней, причем особенно переполняются сосуды головного мозга. Все органы, включая вестибулярный аппарат, в условиях невесомости находятся во взвешенном состоянии. Приплюсуйте сюда и эмоциональные нагрузки. Чтобы привыкнуть ко всему этому, необходимо определенное время — так называемый период адаптации. Теперь мы уже знаем, как помочь человеку пройти через многочисленные физиологические и психологические барьеры — для этого есть специальное оборудование: стенды и тренажеры. Период адаптации к невесомости определяется индивидуальными особенностями космонавта и может длиться от нескольких часов до двух суток, как было, например, со вторым экипажем американской станции «Скайлэб». Первые двое суток все трое работать просто-напросто не могли. А вот во время первого нашего длительного полета, когда А. Николаев и В. Севастьянов пробыли на орбите 18 суток, процесс адаптации прошел у них довольно легко, особенно у Андрияна. С каждым часом они чувствовали себя все лучше и лучше. Мы — а я входил тогда в дублирующий экипаж — видели и по телевидению, и по телеметрическим данным, и по докладам космонавтов, что состояние у них действительно превосходное. Конечно, многие вздохнули с облегчением: значит, космос не страшен, барьер невесомости можно преодолеть. Но после их возвращения мы впервые столкнулись с проблемой реадаптации. Ведь в космосе организм привыкает к «легкой жизни»: земного притяжения нет, физические нагрузки малы, сердечно-сосудистая система работает в облегченном режиме. А потом человеку приходится заново привыкать к земной тяжести. Период реадаптации проходил у Николаева и Севастьянова сложно, даже болезненно, и затянулся на многие дни. Мы впервые столкнулись с нарушениями так называемой астатической устойчивости, связанной с сердечно-сосудистой системой, а также с рядом изменений обменного характера: в частности, с вымыванием кальция, хлоридов и других элементов, необходимых для костного строительства. Именно благодаря этому полету появились средства, позволяющие космонавту возвращаться на Землю в хорошем физическом состоянии. Бортовые велоэргометры, бегущая дорожка, вакуумные емкости, электростимуляторы, эспандеры. Даже одежда, которую носят теперь космонавты, это не просто одежда, а тренировочно-нагрузочные костюмы с вмонтированными амортизаторами, регулируя которые можно создавать нагрузки буквально на все группы мышц. Все это позволило человеку подолгу жить и работать в космосе. Вспомним хотя бы годовой — с небольшим перерывом — полет Валерия Рюмина. Я не хочу, конечно, сказать, что проблем больше нет. Но все они рано или поздно будут решены.

Что же касается инопланетян, то я не верю в скорую встречу с ними. Мы ожидали от космоса многого, но не все наши ожидания превратились в реальность. И это не всегда плохо. Когда запускали на Луну первую станцию, то многие боялись, что она утонет в лунной пыли. Но оказалось, что пылевых «морей» на Луне нет, и селенитов никаких нет, и что даже на Марсе отсутствуют не только марсиане, но и какие бы то ни было проявления органической жизни. А вероятность встречи с пришельцами из других планетных систем, по-моему, слишком мала, чтобы рассуждать о ней всерьез.

А новых, непривычных явлений в космосе сколько угодно. Хотя космонавта заранее учат, как вести себя в невесомости, правильно наблюдать небо и Землю, воспринимаешь многое не так, как тебе рассказывают. Видимо, восприятие зависит от индивидуальных особенностей организма. А главное — в космосе нет стабильности красок, цветовая гамма постоянно меняется. Вероятно, это происходит из-за большой скорости движения: она приводит к быстрому изменению условий освещения. А в результате получается такая красота, описать которую попросту невозможно.

4

К сожалению, определенные круги на Западе вынашивают идею превратить ближний космос в арену военных приготовлений. Например, сейчас много говорят о космическом лазерном оружии. В частности, в одной американской лаборатории разрабатывают новую систему такого оружия, в которой для накачки мощного лазера используется небольшой ядерный взрыв. В результате получается интенсивный световой луч огромной разрушительной силы. На создание этого оружия, предназначенного для размещения на космических кораблях многоразового использования «Шаттл», лаборатория получила из кармана налогоплательщика 50 млн. долларов. И это только один проект. Как признал заместитель директора этой лаборатории Майкл Мэй, США расходуют на создание космического оружия сотни миллионов долларов. Естественно, все человечество только выиграло бы, если бы эти огромные деньги тратились на мирные цели.

5

В прежние времена заселение новых земель было связано с необычайными трудностями. Наши первопроходцы, осваивавшие Сибирь и Дальний Восток, сталкивались там с совершенно новыми природными явлениями. Например, с камчатскими гейзерами и вулканами. А они, если вдуматься, не менее удивительны, чем лунные кратеры. Но на орбиту мы выходим сегодня за 10 мин, полет на Луну занимает считанные дни. Экспедиции же первопроходцев требовали неизмеримо большего времени. А второе главное отличие в том, что они исследовали Землю примитивными средствами ради ее огромных богатств, а мы осваиваем космос тоже в основном ради богатств той же самой Земли, но делаем это с помощью новейших методов и в неизмеримо более крупных масштабах. Так что и сравнивать просто-напросто невозможно.

6

Космонавты — такие же люди, как и все. Они любят посмеяться, ценят хорошую шутку. Когда едешь на старт, все смеются, кто-нибудь обязательно рассказывает анекдоты. Это психологически отвлекает, настраивает на нужный лад. Ведь работа у нас все-таки очень серьезная.

А в процессе подготовки смеяться особенно не приходится. Правда, потом некоторые вещи воспринимаются юмористически. В 1964 году я был дублером Бориса Егорова. А кресла тогда были поменьше, чем сейчас, и я примерно на полсантиметра «не вписывался» в кресло, Обидно, конечно, — из-за роста не попасть в экипаж. Но я сдаваться не собирался. Подстригся «под нулевку», спал сидя с грузом на голове, а по утрам таскал своего приятеля на плечах, чтобы скомпрессировать позвоночник. И только после такой подготовки входил в кресло, что называется, впритирку.