«Техника-молодежи» 1984 №11, с.52-56

ПЕТР КУРКОВ КОРОТКИЙ СВЕТ ЛУЧА ЗЕМНОГО... Не привез тебе звездных цветов, - извини... Просто нет во Вселенной цветов. Нет цветов во Вселенной, куда ни плыви, Нет цветов среди сотен холодных миров, Так как нет там тепла и любви...

Петр КУРКОВ родился в 1964 году. В настоящее время служит в рядах Советской Армии. В «ТМ» № 4 за этот год напечатана его статья, посвященная изобретенным фантастами способам достижения Луны. Но он и сам пишет фантастику. Публикуемые рассказы - его литературный дебют.

Мокрая листва монотонно шуршала над головой, полностью закрывая небо причудливым желто-зеленым узором. С недовольным шорохом раздвигались перед лицом и сдвигались за спиной кусты, не забыв меня обильно обрызгать. Жидкая ржавая грязь хлюпала под ногами. Но мне было все равно. Я и без того был мокрым насквозь. Мокрая штормовка, мокрые штаны, прилипшая к спине рубашка, вода в ботинках... И на душе не лучше - пусто, холодно, темно...

«Уходи, - сказала она, - уходи, не звони, не ищи меня. Уходи».

Кто никогда не слыхал этих слов, тот может считать себя счастливцем. Они падают на сердце, как топор, отсекающий что-то важное, что-то самое главное. Тем более если понимаешь, что сам во всем виноват.

Я ушел. Неделю честно не звонил, не искал. Но потом заметил, что в разговорах с ее подругами на языке постоянно вертится: «Ну как там она?» По дороге из института делаю изрядный крюк, чтобы больше была вероятность случайной встречи. Длинными, тоскливыми вечерами пальцы словно сами тянутся к телефонному диску...

И я проявил малодушие, сбежал сюда. Сбежал от себя, от ежечасных искушений, побороть которые оказался бессилен.

Шальная ветка царапнула по веку и разочарованно откачнулась в сторону. Расфилософствовавшись, отвлекся от пути и вполне мог остаться без глаза. А впереди еще четыре километра, то есть еще полтора часа продираться мне через дремучий подлесок, коварный скользкий от дождя бурелом, форсировать топкие прогалины. Еще полтора часа... Сократил, называется, путь. По этим дебрям, наверное, век никто не ходил. Романтика романтикой, но ко всем прочим радостям мне только провалиться в берлогу недоставало...

Отодвигаю энтысячную по счету ветку и вижу прогал. Маленькую полянку, зеленый пятачок, зажатый сизыми елями, покрытый лужами, среди которых видны багряные островки перезрелой брусники.

И в центре этой поляны стоит Он...

Призрак из мира детских полузабытых снов.

Вросшая в землю огромная, вровень с елями, автоматная пуля.

Космический корабль.

Как он попал сюда? Как переместился из моих снов, из несбыточных, бредовых мечтаний - корабль, забытый кем-то на Земле и с готовностью открывающий мне люки, чтобы я летел на нем, сражался со злом, помогал добру, открывал чудесные планеты и называл их любимыми именами... Он всегда приходил в мечтах, когда мне было плохо; когда я считал, что никому не нужен; когда был уверен, что меня не ценят. Теперь он пришел наяву.

Я сошел с ума? Но если мой бред реален, как жизнь, - значит, он и есть жизнь? И я принимаю ее как есть.

Ты называла меня рохлей и нытиком - увидишь, что я смогу сейчас. Ты говорила, что я неспособен принимать решения - я буду решать судьбы Галактики...

В капитанской рубке все так, как я видел уже десятки раз. Стоит нажать на этот рычаг - и черный снаряд поднимется с полянки, растворится в низком, свинцовом небе. Движение этого штурвала - и струи послушного огня ударят из дюз, разгоняя корабль в пустом пространстве. Нажатие этих гашеток - и скользнут защитные люки, обнажая жерла смертоносных аннигиляционных орудий

Я сажусь в мягкое кресло командира. Бесшумно бегают огоньки по матовым стенам.

- Ожидаю ваших указаний, - почтительным баритоном говорит кибермозг корабля.

Указания будут, непременно будут. У моих ног лежат миры. Вы не принимали меня, не понимали, когда я был среди вас, что же! Просто Земля слишком тесна для меня. Ничтожная планета, ничтожные проблемы, ничтожные чувства! Там, во Вселенной, мириады миров, там гибнут в огне могучче цивилизации, взрываются звезды, создаются галактики...

Я напряжен до предела, но в то же время каким-то спокойным внутренним взором иронически поглядываю и на себя старого, сделавшего глобальную проблему из тривиальной несчастной любви, и на себя нынешнего Смешно будет, если не сумею управлять кораблем.

Мои руки ложатся на пульт, и россыпи экранных огоньков с готовностью замедляют бег, словно они миллионы лет ждали именно моего прикосновения.

Я задраиваю люк, включаю антирадарную защиту и медленно, осторожно поднимаю корабль. Земля отпускает его со стоном, от бортов отпадают комки грязи. Корабль встряхивается, как выходящая из воды собака, и легко устремляется ввысь. Меня слегка вдавливает и кресло. На экране заднего обзора уходят вниз, растворяются в туманной дымке ели.

Я не знаю, что будет дальше Я не знаю, что буду делать и куда направлю свой путь, но в одном я уверен твердо: она скоро будет забыта. Совсем, совсем скоро. Ведь теперь со мною будет такое, чего не испытывал никогда...

Эта уверенность держалась ровно неделю. Ровно неделю мне не хотелось ее увидеть. Я был счастлив - учился водить корабль, распознавать метеорные потоки и магнитные поля, сквозь светофильтры смотрел на Солнце, раскинувшее по пространству жемчужные крылья короны, ходил по плотным рыжим пескам Марса и любовался его крошечными лунами.

Впервые нехорошо мне стало на Ио. Под ногами подрагивала бурая, потрескавшаяся почва - казалось, что агонизирует какое-то исполинское животное. Зловеще мерцало алое вулканическое зарево на горизонте, а над головой нависал мрачный, косматый, в четверть неба, грязно-кофейный диск Юпитера...

Я погнал корабль дальше, дальше, сквозь световой барьер, сквозь пространство и время. Я видел, как бесшумно взрывалась голубая звезда, при жизни сиявшая ярче тысячи солнц. Она расширялась жутко, неотвратимо и бесконечно и выбрасывала во все стороны хищные щупальца протуберанцев. Один целился в мой корабль. Мне едва удалось уйти.

В системе потухающего красного карлика, древней холодной звезды, я обнаружил нечто искусственное - чудовищного металлического «ежа», сплетение каких-то конструкций величиною в сотню земель. Но когда я, охваченный любопытством, приблизил корабль к этой исполинской машине, оттуда ударили струи испепеляющего излучения. Затем из ее недр вышел звездолет - зеркальный конус размером с Эверест.

Я от него отбился. Однако, удаляясь от искореженного, покрытого ожогами корабля, я пытался и не мог понять - зачем? Зачем мне навязали бой? Зачем я его принял? Все было... нечеловечески.

Были странные планеты. Громадные шары ядовитых газов, в глубинах которых таилась какая-то непонятная жизнь. Покрытые вечным льдом. Покрытые кипящей лавой и светящиеся тусклым кровавым светом. Затянутые отвратительными черными джунглями и болотами. На них не хотелось даже смотреть.

Я бродил меж звезд целый год. Целый год, пока не понял то, что должен был понять сразу: как можно найти что-нибудь там, где не растут цветы? Там, где нет улыбок, детского смеха, человеческого тепла?

Как можно найти хоть что-нибудь там, где нет любви?

И теперь я возвращаюсь. Я возвращаюсь домой.

Я посажу обгорелый корабль возле твоего дома. Я выйду из него и поднимусь на твой этаж. И если ты захочешь меня увидеть, я посмотрю тебе в глаза и тихонько скажу:

- Не привез тебе звездных цветов. Извини...

ОТДАЧА

1. НЕБЕСНЫЙ МЕХАНИК

«Перенестись к любой звезде можно было в одно мгновение, но для этого требовалось поместить около нее приемник... Преграда казалась непреодолимой, однако минуло всего полгода - и возник проект «Колумб».

Принципиальная идея его проста, как колумбово яйцо. На обычную ракету идет постоянная подкачка топлива через «прокол континуума», и ракете уже не нужно нести это топливо, теперь она может достичь околосветовых скоростей... А когда она доберется до Веги, заработают континуум-приемники в жилых отсеках, и первые люди выйдут из них под свет чужой звезды, за минуту перед тем простившись с провожающими на Земле».

«Курьер ЮНЕСКО». Из статьи, посвященной первой годовщине старта «Христофора Колумба»

Шеф созерцал меня соболезнующим взором около минуты. Он имеет обыкновение делать так перед тем, как дать особенно нудное задание, так что я приготовился к худшему.

Но, как выяснилось, не к самому худшему. Минут пять я доказывал, что я ученый, что у меня две плановые темы и, кроме того, три внеплановые, что я не дрессированная собачка и что такие вещи пусть считают специалисты-рекламисты.

Шеф, разумеется, все это время на меня жалостливо поглядывал и ждал, пока я выговорюсь. Изложив свои соображения, я испросил разрешения приступать, поклонился и вышел.

Шеф ни при чем. Ему хуже, чем мне, но что поделать - указание свыше. Похоже, Международный космосоюз решил устроить шум. Еще бы - первый межзвездный корабль прошел дистанцию в один световой год!

Будут речи, праздничные тосты, цветы. Значок выпустят... И это, конечно, замечательно, только вот одному скромному небесному механику придется бросить все и выяснять, в какой конкретно момент эта звездная колымага будет находиться от Земли точно на таком расстоянии.

Причем с точностью до секунды. Это меня немного интригует: для праздничных целей хватило бы часовой точности, тогда и объем моей работы был бы на три порядка меньше.

Схожу, в самом деле, поговорю с шефом. Может быть, эта секунда - обычная перестраховка. Как всегда бывает: чем семь раз отмерять, мы отмерим раз семьсот, а рабочего и машинного времени не жалко, это же не наше время...

...Черта с два - перестраховка!

Выяснилось, что лорду Паркеру позарез надо дернуть за позолоченный рычаг и отправить на «Колумб» очередную порцию топлива как раз в ту знаменательную секунду. По его мысли, это должно символизировать и наглядно выражать...

Не знаю, что эта там символизирует у лорда Паркера, но у меня тут символика простая: сегодня я домой не попаду. И завтра тоже...

Проверил дисплей. Заказал кипу катушек по межзвездной и межпланетной среде, по навигации «Колумба», по космической ориентации. Абонировал прямую связь с Центрмозгом. Сходил к привратнику и выпросил у него полбанки кофе, благо кофеварка в лаборатории своя. Позвонил домой и объяснил ситуацию - ситуация неновая, дома отнеслись философически.

Все готово. Можно приступать.

2. ГАММА-АСТРОНОМ

«Первый сигнал был получен 8 августа, через пять дней после старта «Колумба». Гамма-телескоп французской станции «Генерал де Голль» принял мощнейший, столообразной формы сигнал как раз из окрестностей Веги. Разумеется, это вызвало ажиотаж... В последующие годы подобные гамма-воплески, то очень сильные, то слабее, принимались еще несколько раз. Однако не удалось ни найти какую-либо периодичность, ни точно определить координаты источника, хотя никто не сомневался, что это либо Вега, либо одна из ее планет...»

Пол Дж. Роттер. «История проекта «Колумб»

Рис. Роберта Авотина

Я плохо представляю людей, способных притерпеться к пониженной тяжести. По-моему, существовать на Луне нормально могут только балерины, которые и на Земле-то все время порхают. Движения старожилов станции очень напоминают замедленно воспроизведенные па, а если двигаться по-земному, обязательно куда-нибудь врежешься, как это со мной неоднократно и случалось.

Тот день начался как обычно. Вкрадчиво завыл будильник. Спросонок я, откинув одеяло, стал выбираться из гамака по-земному и ушиб голову о потолочные плафоны. Пережив еще несколько мелких приключений, я оделся, умылся и добрался до столовой, никого в пути не задев, - очевидно, потому, что никого не встретил.

Столовая - сказано громко. На самом деле это кают-компания: круглое помещение средних размеров, где стоят холодильник, два стола и игральные автоматы. По идее, последние предназначены для веселого проведения досуга. Но если на лунной базе и бывает досуг, то он проводится наедине с книгами и видеомагнитофонами. Отдельные энтузиасты ухитряются играть в теннис, что в местных условиях выглядит экзотично. Автоматы бездействуют, но само их присутствие приближает нас к Земле.

В этой самой столовой собрался почти весь персонал - восемь человек из шести стран. Один из бортинженеров нес вахту, и еще не было моего помощника, флегматичного немца Карла. Опять всю ночь проторчал в обсерватории, подумал я. Сейчас приду, а он там за пультом сладко похрапывает, благо будильников в обсерватории нет. Сердиться на такую преданность делу невозможно, но режим есть режим...

- Привет, Пол! - узрев меня в дверях, Джо Ласкер приветственно вскинул руку. - Ты что же это не при параде?

Тут я углядел, что на колумбистах - а их на базе большинство, шесть человек, и все шестеро налицо, - на них на всех галстуки и более-менее парадные костюмы... Самые парадные, какие только можно достать в четырехстах тысячах километров от ближайшего ателье. Кое на ком даже ботинки. Значит, они ботинки сюда завезли!

- А что празднуем? - озадаченно спросил я. - Кто у нас именинник?

- Бери выше, Пол! - Джо ткнул пальцем в потолок, показывая, куда брать. - Сегодня знаменательный день. Сегодня наш «Кристо» уйдет от Земли на световой год.

- А, - сказал я и присел за стол, - я то уж подумал, что-нибудь важное случилось.

- Что ты понимаешь в торжествах! - обиделся Георгий. Фамилию этого восточного красавца я запомнил весьма смутно, а выговорить никогда и не пытался. - Сам Энтони скажет речь. Вся Земля гулять будет! Даже дозаправку перенесли ради этого.

- Ну конечно, - сказал я, осторожно наливая в бокал соку. - Как же иначе. Глава Международного космосоюза, сэр Энтони Паркер, стоит в окружении увешанных орденами ветеранов космоса и бодро шпарит торжественную речь. Потом сэр Энтони Паркер отвечает на нарочито идиотские вопросы журналистов - на них ответил бы первоклассник, но считается, что публике все это в новинку! Потом сэр Энтони с важным видом дергает за рычаг континуум-камеры. И... на год нам обеспечен небывалый спрос на мыло «Колумб», стиральный порошок «Вега», пиво «Континуум»...

- Зачем такой сарказм, слушай? - удивился Георгий. - Свой день рождения любишь праздновать, наверное, а?

- Надо ведь меру знать. - Меня уже понесло. - Первый год полета отпраздновали. Теперь световой год, потом первый парсек... А кто-то сидел, мучился, считал, когда же это будет - ровно светогод. Чтобы сэра Паркера потешить.

- Завидно? - Джо понимающе усмехнулся. - Одним почет и слава, другие в тени сидят. Так?

На сей раз я промолчал. Все было именно так, но спорить о смысле программы «Колумб» с колумбийцами было бы просто глупо. Им легко говорить о выгоде прямых исследований - на них работает половина земных заводов ракетного горючего. Через континуум-камеры это горючее дважды в сутки перекачивается на звездолет... И одна такая перекачка дороже орбитального интерферометра, смету на который мы не можем выбить уже полтора года. Выгода! Дали б мне хоть десятую долю того, что сыплется в бездонную колумбову пасть, я бы эту Вегу знал, как свои пять пальцев, и уже сейчас, а не через полвека. С сигналами наверняка бы уже разобрался...

Я поднес ко рту бокал с соком, но отхлебнуть не успел. В кают-компанию пушечным снарядом влетел Карл, огляделся, увидел меня и закричал с надрывом, словно я был в парсеке от него:

- Пол! Сигнал!

Я поставил бокал на стол, расплескав половину, вскочил и, разумеется, опять ударился головой о потолок. Пока я плавно спускался, Карл уже унесся обратно. Я поспешил за ним, пробормотав на прощание: «Вот теперь день и в самом деле знаменательный».

Когда я добрался до обсерватории, Карл, потный и взволнованный, а потому на себя непохожий, лихорадочно щелкал тумблерами, отдавая приказы гамма-телескопам, ультра-телескопам, электронной памяти и калькуляторам, на экране осциллографа под самым верхним обрезом плыла толстая зеленая черта, а счетчик отчаянно визжал, указывая на недопустимую перегрузку приборов. Я потянулся включить фильтры, чтобы уменьшить напряжение на входе, и обнаружил, что все фильтры, даже аварийный, уже поставлены.

Надо признаться, что в первый момент я сильно растерялся:

— Что творится, Карл?

— Сигнал! — закричал Карл в ответ. — Сильнейший! Проверь «гейгеры»!

Я кинул взгляд на счетчики, но тут со щелчком включился селектор, раздался голос дежурного бортинженера:

— Лучевая атака! Персоналу в укрытие! Лучевая атака!

Я бросился было к двери, однако сообразил, что атака эта, видимо, и есть наш небывалый сигнал. Но спросил на всякий случай:

— Сигнал, Карл?

Он только успел открыть рот, как взвыла сирена, и ему пришлось ограничиться энергичными кивками.

...Наконец, запел бодрый горн отбоя тревоги.

— Такая мощность? — с сомнением сказал я Карлу. — Может, просто совпадение?

— Это его нормальная мощность. — Карл был очень доволен. — Я думаю, это его нормальная мощность, а раньше засекались боковые лепестки. Сейчас вот попали в главный луч, повезло.

Я прикинул энергию излучателя — получалось, что около Веги установлен этакий сверхмощный гамма-лазер со сверхточной фокусировкой. Вдруг показались очень правдоподобными досужие вымыслы газетчиков об искусственном происхождении сигналов. По спине пополз холодок: мне вдруг представились коварные вегяне (или вегийцы?), ведущие пристрелочный огонь по Земле.

И словно в ответ на мои мысли Карл заявил:

— Шеф, они пытаются вступить с нами в контакт!

Тут я совершенно некстати фыркнул, придумав наконец название для аборигенов Веги. Вегатерианцы. Карл воззрился на меня с изумлением: конечно, я вел себя недостойно такой великой минуты...

— Ты начитался популярных статей, — упрекнул я его. — По-твоему, это способ — лупить в партнера жестким излучением?

Карл пожал плечами: мол, что мы знаем о повадках инопланетян? — а потом зевнул.

— Знаешь, — сказал я, — иди-ка опать.

Он посопротивлялся, но я доказал: в ближайшие часы ничего не произойдет. Разве что знаменательное колумбово мгновение...

Карл сделал презрительную мину, еще раз зевнул, вздохнул и поплелся спать. А я ввел в машину новые сведения и поуютнее устроился в кресле возле дисплея.

Четвертый год мы мучились с этими сигналами. Пытались определить закономерности в их мощности, в промежутках между ними, но все втуне. Кое-кто кое-где, разумеется, написал громоздкие формулы, описывающие эти закономерности. Интерпретаций было слишком много, чтобы дело сдвинулось с мертвой точки. Даже координаты «излучателя» до сих пор известны весьма приблизительно.

Я очень надеялся на сегодняшние данные. Через четверть часа машина, мирно погудев, выбросила карточку. Признаться, я взял ее не без некоего трепета/ Координаты на карточке не были координатами Веги. Они принадлежали точке, отстоящей от современного положения Веги на двадцать секунд. Я даже полез от удивления в каталог, хотя графу о Веге и так знал наизусть. Да, это не она и ни одна из близлежащих звезд... Это не она, и в то же время мне смутно припомнилось, что где-то я эти числа видел.

В конце концов, в наш век повсеместной электроники долго думать не надо. Я снова ввел координаты в машину, присовокупив просьбу: дать все имеющиеся сведения.

Машина ответила без промедления. На дисплее загорелись зеленые строчки: «Координаты космического корабля «Христофор Колумб» по состоянию на 12 марта с. г.».

Я громко, от души расхохотался. Иногда сбой в машине или ошибка в программе дарят человеку вот такие секунды чистой радости... Потом решил позвонить Джо. Он у нас главный спец по «Колумбу», пусть скажет, не поставил ли кто на корму звездолета сверхмощное гамма-орудие.

3. ИНЖЕНЕР-КОСМОЛОГ

«Тело, покоившееся в передатчике континуум-камеры, после «прокола континуума» будет покоиться в приемнике, хоть бы приемник и передатчик двигались друг относительно друга с огромными скоростями. Тем самым нарушался один из краеугольных законов нашего мира — закон сохранения импульса. Импульс, пропорциональный разности скоростей приемника и передатчика, тело получало неизвестно откуда.

Но, как часто водится, теоретические трудности были заслонены практическими успехами континуум-физики. Бергер и Сидоров разработали формальную математическую теорию, переносящую импульс в параллельное пространство. На парадокс не обратили внимания».

Джозеф К. Ласкер. «Записки континуум-физика»

Эта лучевая атака совершенно выбила меня из колеи. Я только вознамерился немного поработать после завтрака, а тут — трубный, охрипший от волнения голос Инджриха, сирена... На внеземной станции к таким вещам относишься серьезно. Я преодолел уже полпути до укрытия, когда сообразил, что слышу уже не сирену, а горн отбоя.

Но рабочее настроение пропало. По популярным книжкам можно составить представление, что стоит ученому приблизиться к открытию, как он бросает есть, спать, дышать и начинает работать в режиме бульдозера. Я так не могу. Значит, либо я не ученый, либо я не приблизился к открытию?

Последнее скорее. Какое там открытие! Классическая теория Бергера — Сидорова уверяет, что импульс переносится в параллельное пространство. Красиво, изящно — и принципиально непроверяемо. А вот некий инженер-космолог с лунной станции «Нинья» сочинил, что импульс компенсируется рождением из вакуума потока частиц с общим импульсом, противонаправленным данному. Тоже изящно, тоже остроумно — и тоже непроверяемо, пока наш остроумный космолог не посчитает точки образования частиц, их энергии, их массы и тип.

А на это не хватает ни моих талантов, ни сил станционной ЭВМ. Надо лететь на Землю, где теорий на этот счет, пожалуй, столько же, сколько доказательств у теоремы Ферма. И все изящные. И для проверки каждой нужен минимум Центрмозг.

Так я сидел и вместо работы предавался самоуничижению, когда позвонил Пол Роттер. По голосу понял, что он очень хочет рассказать нечто смешное.

— Джо, — сказал Роттер серьезным тоном, — как же быть с договором о демилитаризации космоса?

— Что стряслось? Кто-нибудь из моих подчиненных протащил на станцию рогатку?

— Он еще может шутить! Рогатка! Дело куда хуже. Кто поставил на корму «Колумба» мощнейшее гамма-лазерное орудие?

Тут Пол не выдержал, прыснул и начал рассказывать сагу о сигнале, который мы все приняли за лучевую атаку, и о машине, которая выдала ему координаты «Колумба». Потом принялся ругать программистов и бортинженеров, из-за происков которых, несомненно, все и произошло. А я внезапно уловил в его словах нечто очень важное.

— Стой, Пол, — прервал я его. — Значит, машина выдала, что излучение приходит от «Колумба»?

— Ну да! В том-то и дело! Я сперва..

У меня точно пелена упала с глаз. Я увидел, как в момент получения приемниками звездолета очередной порции топлива за его кормой возникает из вакуума поток жесткого излучения, как этот поток устремляется со скоростью света к точке, в которой была Земля в момент передачи. Еще я увидел вереницу уравнений, которые говорили, что все будет именно так...

— ...Подумал, что это вегатерианцы ведут по нас огонь, — продолжал между тем расписывать свои переживания Роттер.

— Пол!! — завопил я в трубку. — Бросай все дела и немедленно беги ко мне!

...Потом мы сидели — я за столом. Пол у дисплея — и до хрипоты спорили друг с другом и с машиной, перебрасываясь, как мячиками, уравнениями теории, которую создавали на ходу. Это была уже не изящная, но голословная гипотеза, а настоящая теория — все так называемые «сигналы» оказались последствиями передач на «Колумб». А еще тысячи пучков излучения пересекли Солнечную систему незамеченными.

Когда мы вывели уравнение общей энергии пучка, Пол оторвался от экрана и внимательно на меня посмотрел. Энергия была огромной. Даже атака, которой утром подверглась станция, была лишь ударом бокового лепестка. Главный луч превратил бы нас в пар.

— Джо, — сказал Пол, — с «Колумбом» придется расстаться.

Я понимал это не хуже него, но сердце отказывалось верить, что придется бросить прекрасный корабль, в который вложено столько труда. Что звезды останутся закрытыми...

— Может быть, удастся рассчитать моменты, когда излучение будет проходить безопасно, - нерешительно пробормотал я. — Составим спецграфик. перенесем перекачки...

В глазах Пола мелькнул ужас.

Он вскочил и, конечно, подлетел к потолку.

— График! — закричал он с отчаянием. — Вы изменили график, перенесли перекачку - в самый момент светогода! Год, понимаешь? Год, ровно оборот Земли...

Он говорил еще что-то, но я не слышал. Каюта поплыла у меня перед глазами. Я кинулся к двери скорее в радиорубку!

...На расстоянии светового года от Земли возникнет пучок излучения мощностью в тысячи атомных бомб, направленный прямо к Земле. И через год... они встретятся! — планета и чудовище, порожденное нашей беспечностью!

Мы рванулись из каюты. Я обогнал неуклюжего Роттера и плавными лунными скачками понесся по коридору. Из какой-то каюты раздавался голос популярного телекомментатора по космическим проблемам. Сэр Энтони Паркер уже стоял в окружении ветеранов возле позолоченного рычага и готовился начать торжественную речь.

А я должен был успеть, я непременно должен был успеть!