«Техника-молодежи» 1989 г №10, с.40-43

Знакомые строки... Так начинается один из самых знаменитых фантастических романов XX века — «Аэлита» Алексея Толстого.

Марс — планета, которую давно полюбили фантасты. И этому не в малой степени способствовали научные достижения, а точнее, ошибки ученых. Долгое время думали, что Марс очень похож на Землю. Вторая Земля, только более далекая и, значит, получающая меньше солнечного тепла и света, более легкая, окруженная слабой разреженной атмосферой, увенчанная полярными шапками, заметно уменьшающимися в размерах в теплые времена года, — все это подтверждалось многочисленными наблюдениями. Считалось, что на Марсе все, как на Земле. Только холоднее. На его поверхности обнаружили обширные темные пятна — «моря», вероятно, уже высохшие, и светлые — «материки».

Марсианский бум разразился в 1877 году, когда итальянский астроном Дж. Скиапарелли увидел, что поверхность Марса пересечена тонкими, довольно четкими линиями, названными им проливами (по-итальянски— canali). Слово это, переведенное на другие языки как «каналы», явилось, заметил известный английский астроном Р. Уоттерфильд, «выстрелом из пистолета, на курок которого неосмотрительно нажал Скиапарелли... стартовым сигналом для стремительного движения по пути открытий».

В земном понимании каналы прежде всего могли означать искусственно сооруженные водные пути. Следовательно — этот вывод, порожденный ошибкой перевода, ошеломил не только любителей сенсаций, но и ученых — на поверхности Марса обитают живые существа! Проблема жизни на Марсе превратилась, по словам известного астронома О. Струве, в одну из грандиозных астрономических дискуссий XX века.

Среди ученых, поверивших в марсианские каналы, был американский астроном Персиваль Ловелл, который в 1894 году (в год великого противостояния Земли и Марса) основал в штате Аризона специальную обсерваторию для проведения планетных исследований, и в первую очередь для изучения Марса. Двенадцатилетние наблюдения за красной планетой позволили Ловеллу утверждать, что в «хороших атмосферных условиях каналы временами выделяются с поразительной отчетливостью».

Но главный вывод П. Ловелла заключался в том, что на Марсе должна быть жизнь и ее формы принимают земной характер.

«Мы видим, — писал П. Ловелл в 1895 году в своей книге «Марс», — во-первых, что большой диапазон физических условий не противоречит возможности жизни на планете в тех или иных формах; во-вторых, что имеется явный недостаток воды на поверхности планеты, и, следовательно, если планету населяют разумные существа, то для поддержания их жизни они вынуждены прибегнуть к оросительной системе; в-третьих, там имеется сеть линий... в точности похожая на ирригационную систему, и наконец, там имеется ряд пятен, расположенных в местах, которые искусственно сделаны плодородными, т. е. своего рода оазисы. Все это, конечно, может быть лишь ничего не значащей совокупностью совпадений, но это мало вероятно».

Исследователи творчества А. Толстого уже давно пытались проникнуть в писательскую лабораторию автора «Аэлиты».

Что явилось непосредственным толчком к написанию научно-фантастического романа «Аэлита»? Идея жизни на Марсе, как известно, пришлась по душе писателям-фантастам. О нашествии марсиан писал еще Герберт Уэллс, загипнотизированный открытиями Скиапарелли и Ловелла.

Биографы утверждают, что о трудах Ловелла и Скиапарелли Алексей Толстой знал. Утверждают, что во время работы над романом писатель нередко выходил в сад и искал на ночном небе Марс. «Я пользуюсь всяким материалом, — писал А. Н. Толстой в 1929 году, — от специальных книг (физика, астрономия, геохимия) до анекдотов». В одном из своих писем А. Н. Толстой называет роман «Аэлита» фантастическим, «правда, в нем совершенно отсутствует элемент невероятности: все, что описано там, все можно осуществить, и я уверен, что осуществится когда-нибудь... Надо Вам сказать, что по образованию я инженер-технолог, поэтому за эту сторону более или менее отвечаю».

Литературные следопыты нашли дом № 11 на Ждановской набережной — таковой действительно существовал (он и сейчас стоит, заслоненный постройками более позднего времени, и имеет номер 11/1). Во времена же, когда писалась «Аэлита», это место выглядело так: «Дом на Ждановке, 11 — четырехэтажный, с лепными украшениями над окнами, стоял в глубине пустыря, простиравшегося до реки Ждановки. На первом этаже размещался моторный класс авиационно-технической школы, находившейся неподалеку, а во дворе на учебном стенде будущие мотористы учились работать с авиационными двигателями» («Смена», 1984, 9 сентября).

Немного фантазии — и крошечный полигон по испытанию авиамоторов превращается в стартовую площадку для запуска марсианского корабля. А вот и портрет его командира. Обратимся к роману. «Инженер Мстислав Сергеевич Лось — среднего роста, крепко сложенный человек. Густые, шапкой волосы его были белые. Лицо — молодое, бритое, с красивым большим ртом, с пристальными, казалось, летящими впереди лица немигающими глазами». И далее: «Две морщины у рта — горькие складки, широкий вырез ноздрей, длинные темные ресницы».

Но, пожалуй, самое интересное, что и авиатор Лось — не плод писательской фантазии. В Ленинграде в 20-30-е годы жили два брата по фамилии Лось, Юзеф и Леон, два авиатора. Правда, строили они не марсианский корабль, а более соответствующие духу и возможностям времени летательные аппараты. Оба брата были отважными планеристами, о которых говорили, что они выпестовали и буквально пронесли на руках ленинградский планеризм.

Биографии братьев Лось удалось восстановить после длительных путешествий по страницам старых журналов.

Братья Лось родились в семье железнодорожных рабочих, Юзеф Доменикович — в 1897 году, Леон Доменикович — в 1906. И жили они — еще одна неожиданность — совсем неподалеку от места, описываемого в романе. Тоже на набережной реки Ждановки. А точнее — в соседнем доме.

«В небольшом доме на Ждановке, 13 по вечерам собиралась группа людей: люди много курили, спорили, делали какие-то чертежи, читали лекции, а затем что-то строили. Главарями и вдохновителями этой «банды», как в шутку их называло начальство, неодобрительно относившееся к их затеям, были Юзеф Лось, Смирнов и Осокин». Так описывается в журнале «Самолет» за 1934 год зарождение ленинградского планеризма.

Может быть, не случайно А. Н. Толстой поселяет инженера Лося именно на набережной реки Ждановки?

Юзеф Лось «заболел» авиацией в девять лет, когда ему попалась на глаза статья братьев Райт. Он начал с авиамоделирования. На чердаке в «домашней лаборатории» были собраны модели едва ли не всех известных мальчику летательных аппаратов того времени — самолетов, геликоптеров. Первое воздушное «крещение» Юзеф получил, испытывая «большой летательный аппарат» собственной конструкции — нечто вроде современного дельтаплана. Прыгая с железнодорожной насыпи, юный испытатель некоторое время летел в воздухе, а после приземления должен был двигаться на лыжах. Воздушное путешествие окончилось больницей.

Встреча с известным авиаконструктором того времени Порховщиковым изменила судьбу Юзефа Лося. Юноша попал в авиационную среду, он помогал Порховщикову в строительстве настоящих летательных аппаратов. В домашних условиях, в частности, им удалось создать авиетку.

Когда пришло время идти в армию, Юзеф мечтал об авиации. Увы, в условиях царской России этой мечте едва ли суждено было осуществиться (поляк, внук человека, сосланного в Сибирь), если бы не помощь старших друзей-авиаторов, в частности того же Порховщикова.

В первой мировой войне Юзеф Лось участвовал как авиамеханик — он занимался сборкой самолетов. Гражданскую провел на передовой. Возвратившись после гражданской войны в Петроград, Юзеф Лось поступил преподавателем в 1-ю школу авиатехников имени Ворошилова и одновременно занялся планеризмом.

Младший брат Юзефа тоже заболел воздухоплаванием с детства. Свои первые парашютные прыжки маленький Леон совершал на кладбище. Он забирался на самый высокий склеп и прыгал со своим «аппаратом». Он повторил судьбу брата — результатом его первых полетов была травма, надолго уложившая мальчика в постель.

Леон Лось, как и его старший брат, прошел через серьезное увлечение авиамоделизмом. Чулан-«ангар» был буквально завален самыми различными конструкциями. В праздничные дни с крыши своего дома Леон запускал модели аэропланов.

Любовь к авиации привела Леона Лося в Общество друзей воздушного флота. Дальнейшая его биография во многом совпадает с жизненными путями его современников. Вечерняя школа. Работа на заводе. И в свободное время — планеризм.

При консультации старшего брата, с помощью комсомольцев-активистов Леон Лось строил по собственному проекту планер. Взлететь этому первенцу было не суждено — не хватило средств. Не поднялся в воздух и второй планер Леона Лося — мешковина, которой были обтянуты его крылья, оказалась малопригодным в авиации материалом. Строил Леон и воздушную мотоциклетку.

Постепенно Леон Лось пришел к решению продолжить образование. После окончания вечерних общеобразовательных курсов и военно-теоретической школы он был направлен в летную школу в Севастополь. Но, даже будучи курсантом летной школы, он не может расстаться с планеризмом: Леон Лось организует планерный кружок и строит планер «Пегас», на котором удалось не только совершать учебные полеты, но даже позднее участвовать в VII Всесоюзных соревнованиях по планерному спорту, где «Пегас» был отмечен. Кстати, на VII Всесоюзных соревнованиях по планерному спорту (Крым, 1930 год) ленинградские планеристы завоевали первенство. Леон Лось и еще несколько лучших спортсменов получили звание пилота-парителя. Среди участников соревнований был и молодой инженер Сергей Королев.

После успеха на соревнованиях Леон Лось получил приглашение на работу в Ленинградский областной совет Осоавиахима. При Ленинградском Осоавиахиме была создана планерная школа, ее начальником был назначен Юзеф Лось. В работе школы активно участвовали оба брата. В планерной школе была введена строгая летная дисциплина. Братья Лось отработали методику запуска планера, которая обеспечивала плавность взлета. Тогда же начали строительство рекордных по тем временам планеров «Город Ленина» и «Стандарт». Стоит ли говорить о том, что вся эта работа велась практически на общественных началах. Преподаватели и инструкторы школы перечисляли в фонд постройки часть своей зарплаты. Стены квартиры летчика Лося (на Ждановке, 13) были испещрены формулами, чертежами, рисунками. Модели планеров, их детали, чертежи подвешивали даже к потолку.

Увы, увлеченность братьев Лось не пришлась по нраву бюрократам Осоавиахима. Юзеф Доменикович за излишнюю приверженность к планеризму даже получил выговор. Леон Доменикович вынужден был расстаться с Осоавиахимом и перейти работать на завод «Красный путиловец». И там, в рабочем коллективе, ему вновь удалось найти единомышленников. Ученики этой новой, созданной Леоном Лосем школы планеристов совершили около тысячи полетов. И даже фотография сохранилась — Леон Лось со своими воспитанниками на Октябрьском параде. Актив школы построил своими силами планер «Октябренок», на котором в мае 1934 года Леон Лось совершил показательные полеты над Невой.

Выговор и недоброжелательство начальства не могли заставить Юзефа Лося расстаться с планеризмом навсегда. Неутомимый летчик, он снова организовал планерную школу (при 1-й авиатехнической школе имени Ворошилова, где он преподавал), и спустя два года в День авиации шесть планеров Юзефа Лося взлетели в небо.

Сведения о последних годах жизни авиаторов братьев Лось довольно скудны.

В 30-е годы Юзеф Доменикович был сотрудником первого в нашей стране конструкторского бюро по разработке ракетных двигателей, преподавал авиационные дисциплины. Погиб в 1943 году.

Летчик-планерист Леон Доменикович Лось работал перед войной на одном из авиационных заводов. Вместе с летчиками он испытывал самолеты. Много раз разбивался. Когда в результате полученных травм он уже не мог летать, Леон Доменикович стал преподавать планерное дело в Доме пионеров. Он погиб во время блокады.

А теперь вернемся снова к роману А. Н. Толстого.

Кто же из братьев Лось мог стать прототипом инженера Мстислава Сергеевича Лося? Видимо, Юзеф Доменикович. Леону Лосю ко времени написания романа (в 1922 году) было всего шестнадцать лет.

Но тут появляется малообъяснимое обстоятельство. Роман «Аэлита» был написан А. Н. Толстым во время эмиграции. В 1922 году Алексей Николаевич жил на Балтийском побережье Германии. А. Н. Толстой покинул Россию весной 1919 года. А окончательное возвращение на Родину состоялось 1 августа 1923 года. Тогда же он и поселился на Ждановской набережной в доме 3(1), где сейчас имеется мемориальная доска. Квартиру в этом доме подыскал для семьи писателя его друг. Роман «Аэлита» (в первой редакции он назывался «Закат Марса») был к тому времени уже опубликован в журнале «Красная новь».

Говорят, что писатели любят «поселять» своих героев там, где они живут сами. Действительно, Петроградская сторона, Крестовский и Каменный острова, очень любимые А. Н. Толстым, остались запечатленными во многих его произведениях. Здесь мы можем встретить Дашу и Катю из трилогии «Хождение по мукам», на Крестовском острове развивались события, описанные в «Гиперболоиде инженера Гарина». Но это было позднее.

Мог ли А. Н. Толстой быть знакомым с летчиком Юзефом Лосем? Детальное знакомство с биографией писателя склоняет нас к отрицательному ответу. Начало первой мировой войны Юзеф Доменикович встретил семнадцатилетним юношей, он был еще слишком молод, не состоялся еще как авиатор, хотя, безусловно, проявил себя талантливым изобретателем. Недаром на него обратили внимание именитые авиаконструкторы и сочли возможным вмешаться в его судьбу.

Ко времени, когда роман был завершен, Юзеф Доменикович гораздо больше напоминал инженера Лося из романа «Аэлита», но едва ли писатель, живший за границей, мог встречаться с авиатором, невольно послужившим прототипом его героя.

Инженер Лось у А. Н. Толстого весьма скуп на рассказы о себе. Он считает, что в его биографии нет «ничего замечательного»: «Учился на медные гроши, с двенадцати лет на своих ногах. Молодость, годы учения, работа, служба — ни одной .черты, любопытной для ваших читателей, ничего замечательного...»

А вот выдержки из анкеты, заполненной Юзефом Лосем 26 января 1920 года: «Профессия — авиамоторист, летчик-механик, автомобилист; член ВКП(б)». Юзеф Лось считал себя пролетарием по происхождению, коммунистом по убеждению.

В романе «Аэлита» есть еще один герой. Это попутчик инженера Лося по полету на Марс, красноармеец Алексей Гусев, прошедший по дорогам гражданской войны, опаленный ее ветром, никак не могущий найти применение своим силам в мирное время. Вот что говорит о себе красноармеец Гусев: «Я грамотный, автомобиль ничего себе знаю. Летал на аэроплане наблюдателем. С восемнадцати лет войной занимаюсь — вот и все мое занятие. Имею ранения. Теперь нахожусь в запасе... По совести говоря, я бы сейчас полком должен командовать...»

И опять-таки черты сходства — не характера, но биографии — с тем, что мы знаем о Юзефе Лосе, прослеживаются. Может быть, и не было однозначного прототипа инженера Лося. Этот образ синтезирован, придуман писателем. И все совпадения достаточно случайны. И в то же время типичны. Разве мало совпадений на счету у научной фантастики? Мы не будем здесь вспоминать о них — это особая тема.

Несомненно, Юзеф Доменикович Лось мог послужить прототипом инженера Лося. Но если этот инженер все-таки придуман писателем, то странным и необъяснимым кажется то, что во время, когда А. Н. Толстой, находясь вдали от Родины, писал свой роман, в Петрограде на той же улице в доме, соседнем с тем, куда автор поселил своего героя, жил и работал талантливый конструктор летательных аппаратов, человек сходной судьбы и носивший ту же фамилию, что и герой романа.

Поистине фантастика.

Внести какую-либо ясность в ту историю могла лишь встреча с человеком, хорошо знакомым с биографией и творчеством А. Н. Толстого.

Сын писателя Никита Алексеевич Толстой, любезно согласившийся помочь автору данного очерка, сообщил, что никаких сведений о знакомстве или переписке А. Н. Толстого с авиатором Ю. Д. Лосем в домашнем архиве нет. Скорее всего замеченные совпадения не более чем чистая случайность.

Но не исключена и другая версия. Алексею Николаевичу могли быть — опять-таки случайно — известны какие-то сведения, намеки, может быть, рассказы или разговоры о летчике и конструкторе летательных аппаратов с несколько необычной фамилией Лось. Фамилия эта попала в орбиту писательского внимания и нашла выход в романе «Аэлита». Психологической уликой в пользу второй версии служит Ждановская набережная.

Квартиру на набережной реки Ждановки, где поселился писатель после возвращения из эмиграции, для него подыскал Вениамин Павлович Белкин, известный художник, друг Толстого, с которым писатель находился в переписке. Квартира эта находилась в том же доме, где жил Белкин, и даже, к великой радости друзей, на той же лестнице двумя этажами выше.

В. П. Белкин, профессор Академии художеств (им были созданы образцы букв для государственных шрифтов Советской России), остался в памяти тех, кто его знал, необычайно общительным человеком, с широким кругом самых разных знакомых. В. П. Белкин очень любил гулять по набережной, и маршрут его неизбежно проходил мимо дома № 13 по Ждановской набережной, где жил Юзеф Лось.

Общительность Вениамина Павловича позволяет предполагать, что он не мог не знать о таком необычном соседе. Слишком яркими и непривычными своей одержимостью планеризмом выглядели в глазах окружающих Юзеф Лось и его младший брат Леон (помните, как он запускал в праздничные дни модели аэропланов с крыши своего дома?). Зная о таких людях, Вениамин Павлович уже не мог не написать об этом или рассказать во время встречи в Париже своему другу-писателю. Алексей Николаевич весьма чутко, живо и с интересом всегда реагировал на подобную информацию, и фамилия Лось скорее всего могла запечатлеться в его памяти.

Но это только гипотеза, потому что переписка А. Н. Толстого и В. П. Белкина не сохранилась.

Беседа с Никитой Алексеевичем Толстым позволила убрать некий ореол мистики, который невольно мог возникнуть вокруг образа инженера Лося.

И хотя тайна эта или загадка до конца не раскрыта, можно только порадоваться, что глубокое знакомство с романом «Аэлита» и историей его создания позволило восстановить и обнародовать биографии братьев Лось, славных ленинградских авиаторов, о которых еще в 30-е годы писали: «Их желанием было создать простой и общедоступный самолет и научить людей им управлять».

Путь же на Марс еще очень и очень долог и несравненно более труден, чем он представляется уже не одному поколению писателей-фантастов. Но тут уместно вспомнить слова, начертанные братьями Монгольфье на их первом воздушном шаре: «Так идут к звездам».